Текст книги "Краткое изложение книги «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса». Автор оригинала – Нассим Николас Талеб"

Что мы называем новым временем?

В среде нового времени – идет доминация деятельности человека, направленная на подавление стрессоров и переменчивости. Это дух эпохи, где все пронизано рациональностью. Люди считают, что способны понять, как устроено общество, и перестроить его. В это время появились и статистика, и линейная наука, а также такое понятие, как оптимизация или эффективность. Новое время – прокрустово ложе. Оно пытается сделать человека эффективным и полезным, но получает обратный эффект. До этого мы были свободными людьми. Теперь мы живем в мире, где правят лоббисты и корпорации, у которых нет никакой ответственности перед нами. Насилие по большей части теперь не удел индивидов, а удел государства. В центре всего – отрицание антихрупкости.

Чиновники и работники крупных предприятий делают только то, что укладывается в некое вербальное описание, «нарратив». Бизнес гонится за прибылью, и неважно, откуда она возьмется.

Новое время увеличило разрыв между ощущаемым и значимым. Сегодня мы зависим не от собственных ощущений – а от прессы и других технологий манипуляций.

Раньше мы ничего не знали об антихрупкости. Мы полагали, что улучшение ситуации – это воля Бога. Мы могли полагать, что улучшения происходят без нашего вмешательства. Но теперь в наши дела вмешиваются не Боги, а корпорации и чиновники.

Появление национальных государств четко ложится в ту же схему. Простые смертные получили функцию богов. История любого национального государства – история накопления людских ошибок. Только в новом времени – появились монополии государства как на налоговую безответственность, так и на насилие.

Сейчас у нас новая религия – вера в то, что все что угодно можно предсказать при помощи науки. Соответственно, будущее – набор вычислений. К чему это приведет, будет рассмотрено позже.

Что лучше для ребенка? Выпустить его из клетки родительского внимания в мир? Или закармливать новомодными таблетками? У фармкомпаний свои интересы – и они не совпадают с Вашими. Медики дают Вам советы, исходя не из того, что выгодно Вам, а из того, что выгодно им. В политике – то же самое.

Прежде всего не навреди

Это первый принцип медицины. Невмешательство не несет за собой явления ятрогении (то есть намеренного ухудшения эмоционального или физического состояния. Еще его называют «отрицательная психотерапия»). Источник вреда – отрицание антихрупкости. Люди считают, что мир не сможет вертеться без нас.

Ятрогения – медицинское понятие, но его можно внедрить в политологию, экономику или градостроительство, или любую другую область. Это явление на самом деле универсально. Оно прослеживается даже в Коране: «тех, что неправедны, но при этом считают себя праведниками». Везде, где есть наивное вмешательство, присутствует ятрогения.

Противоположность ятрогении

Как же назвать обратную ситуацию? Когда мы пытаемся причинить вред, но получаем благо? Не стоит забывать: если Вы атакуете антихрупкость – рискуете получить ответный огонь. Например, хакеры помогают сделать компьютерные системы более защищенными. Есть прекрасный фильм «Продюсеры», где двое мошенников хотят поставить провальный мюзикл, чтобы прикарманить деньги инвесторов. В итоге получают суперуспешную постановку. Почему? Потому что отказались от штампов и предрассудков.

Подобное автор наблюдал в трейдерстве. Его коллега начал вести рискованные игры, в итоге заработал огромные деньги, которые бы он не получил, если бы четко следовал инструкции. «Эффект капитализма» – вот противоположность ятрогении. Тогда системе удается преобразовать эгоистические цели индивида в положительные для коллектива.

Ятрогения на самом верху

Непонимание сути ятрогении остро в социально-экономической сфере и в медицине. Мы помним, что между биологическими и небиологическими организмами большая разница. К инженерной проблеме механизма нужно подходить с точки зрения инженера, но такой подход не подойдет, если, к примеру, заболеет кошка.

Например, в экологии контроль за небольшими лесными пожарами увеличивает риск пожара глобального, в медицине излишнее лечение делает человека более хрупким, риск более серьезной болезни возрастает, в политике центральное планирование приводит к экономической непрозрачности и хаосу после революции, в экономике государственное вмешательство и оптимизация приводят к тому, что экономические кризисы случаются все чаще, в бизнесе позитивное консультирование приводит к увеличению числа шарлатанов, в литературе попытка редактора вмешаться в текст приводит к стандартизации книг, которые выхолощены, но совершенно не интересны, и так далее.

Может ли кит летать, как орел?

Социологи и экономисты не знают о ятрогении. Не надо задавать вопросы о теории этого явления. Не нужно вообще использовать теорию без учета влияния ошибок теоретиков.

Науку можно двигать и без теории.

С точки зрения триады теория – это хрупкое. Неуязвимое – это феноменология. Теории появляются и исчезают, феноменология остается. Теории нужны разве что в физике. Но физика – исключение. Не надо пытаться физический подход использовать там, где он не нужен. Не может кит летать, как орел. В физике наоборот, от теории к теории ошибок все меньше. Можно сделать дешевую популярность на фразе «Ньютон неправ», но это относится к желтой журналистике, а не к науке.

Конечно, и социальные науки меняются от теории к теории. Например, в середине XX века Чикагский университет продвигал теорию свободного рынка, а Московский университет продвигал прямо противоположные идеи. Но это касается экономических факультетов. На физических факультетах тех же университетов мнения были едиными по большинству вопросов.

Поэтому социальные теории – это суперхрупкая часть триады. Это непригодные решения для анализа риска. Это скорее не теории, а химеры. В медицине теория размазана по всему населению, если какой-то метод лечения неверен, умрут сотни, может быть, тысячи, но в социальной науке неверность теории может обернуться катастрофой. Медицина в данном случае – Среднестан, политика – Крайнестан.

Ничегонеделание наоборот

Ятрогения – причина экономического кризиса 2007 года. Потому что мегахрупкодел Алан Гринспен сглаживал «цикл бумов и спадов». Риск загнали под ковер, он копился там и в итоге подорвал экономику.

То же самое сделало и британское правительство. Гордон Браун – любитель идей просвещения – пытался уничтожить экономический цикл. Теперь он читает лекции про сбалансированные финансы. Надо было проводить политику децентрализации, он провел политику централизации инфотехнологий. В итоге – перерасход средств, задержки во внедрении. Увы, такой политике дать обратный ход трудно.

«Если в далекой больнице игла упала на пол, шум должен быть слышен на Уайтхолл» – вот как действовала при нем система медицины. К чему привели эти попытки уничтожить экономический цикл? Правильно – к мегахрупкости.

Небольшие локальные проблемы отправляют слабые компании на покой, ущерб системе минимизируется.

Гринспен нанес экономике колоссальный вред. Но возникает другая проблема – в условиях демократии народ требует действий. А что, если делать, напротив, ничего не надо? На такое способен только смельчак. Несмельчак будет обещать светлое будущее, хотя реальное будущее будет, скорее всего, далеко от обещаний.

И подобная деятельность встречается везде. Например, редактору требуется оправдать свою работу. Пришлите ему текст, и он сделает пять (или какое-то другое количество) правок на страницу. Перешлите тот же правленый текст другому редактору – получите те же правки, включая те места, которые поправил предыдущий редактор. И третий редактор сделает то же самое. Наверное, вы заметили: если человек посвящен одному занятию, то в других он чаще всего профан. Например, редакторы постоянно пропускают опечатки.

У автора был случай, когда в его тексте редактор заменил практически все слова на синонимы. Почему? А спросите у него.

Не стоит забывать, что вмешательство истощает экономические или внутренние ресурсы. Но когда вмешательство как раз необходимо, его как раз нет.

Ненаивное вмешательство

Эту главу автор начинает с напоминания, что он не против вмешательства. В некоторых случаях оно необходимо.

А наивное вмешательство – опасно. Ведь мы не понимаем его вредных последствий. Основная его мысль заключается в том, что есть естественная антихрупкость системы. На нее нельзя закрывать глаза. Многие системы имеют способность к самовосстановлению, и наше вмешательство им может только навредить.

Недостаточное вмешательство идет рука об руку с чрезмерным. Если чрезмерно вмешиваться в ситуации, почти всегда выгоды будут небольшими, а риск – громадным.

Опасно также и недостаточно вмешиваться в те системы, где вмешаться действительно нужно. К примеру, для того, чтобы решить проблемы экологии или приструнить крупные экономические корпорации, которые порождают финансовые кризисы.

Что же контролировать? Прежде всего надо контролировать размер объектов и их концентрацию. Все это уменьшает риск появления Черного лебедя.

Например, в 70-е годы чиновники отрапортовали, что после уменьшения скорости движения машин повысилась безопасность. Звучит ли это правдиво? Конечно. Если кто-то несется на фургоне с бешеной скоростью, он подвергает риску как себя, так и окружающих. Но есть и другая сторона медали. Дорожный знак не уменьшит риск, так как водители становятся беспечнее. Получается, что водитель отдает контроль в чужие руки. А значит, ослабевает его бдительность. Это доказано многочисленными экспериментами. Стрессоры важны для водителей и пешеходов. Например, чаще всего пешеходы гибнут на регулируемых переходах, чем те, кто перебегает улицу в неположенном месте.

Например, в городе Драхтен в Нидерландах провели эксперимент: вообще убрали дорожные знаки – в итоге снижение количества аварий. Водители стали внимательнее, внимательность антихрупка. Если у человека больше ответственности, она заостряется.

Однако эффект Драхтена надо применять не всегда. Глупо отменять вообще все знаки.

Жаль, что такую концепцию хрупкости и антихрупкости нельзя применить, например, к политической системе США. Демократы ратуют за гипервмешательство, республиканцы – за отсутствие регулирования и милитаризм. И это две стороны одной медали. И те и другие ратуют за рост задолженности. Это относится как к долгам граждан, так и фирм и крупных корпораций. Все это убивает антихрупкость. Более древний тип базаров антихрупкий, современный рынок – хрупкий.

Какой выход? Надо внести регламент, который должен определять, когда стоит вмешаться, а когда система должна решать проблемы сама. Когда речь идет о ликвидации вреда окружающей среде – вмешаться надо.

Идеи автора не имеют отношения к политике, это управление риском. Его задача – ввести в лексикон понятия антихрупкости, вреда и хрупкости. Таким образом можно формулировать эффективные решения в политике. Это даст гарантию, что в итоге люди не уничтожат нашу планету.

Похвала прокрастинации по-фабиански

Глупо спорить, что продать выражение «смотрите, что я ради вас сделал» куда легче, чем «смотрите, от чего я ради вас уклонился».

И системы премиальных усугубляют дело. Ведь премии зависят от рабочих показателей.

Нет таких героев, которые прославились благодаря тому, что ничего не делали.

Например, у врача есть варианты – либо делать дорогую операцию, либо позволить организму вылечиться самостоятельно. В первом случае он получит деньги, во втором – ничего. Так же, как не получит премию руководитель, который избежит убытка.

Предотвратить катастрофу в мире Черных лебедей может только герой, но он не получит ни премии, ни признания.

Система премий усиливается за счет сложностей, и поэтому она нечестна.

Автор приводит в пример римского полководца Фабия Максима, которого величали Кунктатором – «Медлительным». Фабий Максим раздражал Ганнибала, у которого было военное превосходство тем, что уклонялся от сражения с ним.

В честь Фабиана названо политическое движение в Британии. Они откладывали идею революции. А люди туда входили умные: Джордж Бернард Шоу, Г. Дж. Уэллс, Леонард и Вирджиния Вулф. Их стратегия – эффективна. Она позволила вещам идти своим чередом, они поменяли свое мнение до того, как принимали решение, с необратимыми последствиями.

«Спеши медленно» – отличная древняя мудрость.

И не только римляне уважали сознательное бездействие. Китаец Лао-цзы был автором концепции «пассивного достигания».

Природная мудрость – мать медлительности, и этим она хороша. Она помогает нам использовать природный фильтр. Например, делать что-то только тогда, когда к этому по-настоящему готов.

Но при этом ряд психологов считают, что прокрастинация – болезнь. Хотя она дает ряд преимуществ, в том числе и в медицине. Вы медлите – а природа делает свою работу и лечит организм.

У человека есть инстинкт прокрастинации – но он просыпается только тогда, когда организму ничего не угрожает. Вот что важно понять. Если человек видит опасность – его реакция молниеносна. Например, автор откладывал операцию на позвоночнике, в итоге полностью излечился самостоятельно благодаря пешим прогулкам в Альпах.

Те, кто выступает против прокрастинации, хотят убить инстинкт. Ведь это послание от нашей естественной силы воли. Это натуралистический способ принятия решения. В его основе – оценки риска. Благодаря ей мы фильтруем информацию эффективнее, мы можем противостоять последствиям информационных атак.

При этом не стоит забывать, что натуралистические заблуждения не работают при оценке риска. Время – идеальный тест на хрупкость, оно вносит дозы беспорядка.

Не стоит относиться к натуралистическому как к панацее от всего и как к способу решения всех проблем, но и игнорировать его нельзя.

Например, невротик говорит сбивчиво, он слишком энергичен, он ипохондрик и любитель делать из мух слонов. Хотите ли Вы быть рядом с таким человеком? Вряд ли.

Возьмите противоположный пример – человека, который всегда спокоен и в острых ситуациях хладнокровен. Именно это качество нужно лидерам. Автор предлагает послушать интервью Сэмми Быка, он же Сальваторе Гравано, убийцы. Он говорит спокойно, убийства и преступления для него несущественны. Истерика невротика достигает противоположного эффекта. Переизбыток информации, которая обрушивается на нас, превращает спокойных людей в невротиков. А надо реагировать только на значимую информацию, а не на шум.

Шум надо пропускать мимо ушей. Обращать внимание надо на сигналы.

Какое же определение у шума?

Шум – это беспорядочная информация. Хотите услышать сигнал? Очистите поле от шума.

Например, в шифровке используется куча бессмысленных элементов, их задача сбить с толку.

В основе чрезмерного вмешательства лежит как раз неспособность отличить шум от сигнала.

Законный способ убивать

Хотите убить человека? Приставьте к нему личного врача. Не обязательно шарлатана. Дайте человеку деньги и право выбора.

Чем больше информации, тем больше вмешательства. Человек становится невротиком. Человек с лишним врачом – уязвим «наивным вмешательством». Врач хочет оправдать свою зарплату и не будет «ничегонеделать». Живой пример – врач Майкла Джексона. Он слишком вмешивался и подавил антихрупкость.

Почему богачи, у которых есть деньги на лучших врачей, мрут так же, как и обычные люди? Из-за чрезмерного приема лекарств.

Хрупкоделы от экономики имеют массу информации, но не способны отличить шум от сигнала.

Гриспен следит за различными динамиками, типа как продаются пылесосы в том или ином штате, и заводит экономику в хаос. Чем больше вокруг нас информации – тем больше ахинеи. Информация токсична в больших количествах.

Шум и случайность могут извлечь выгоду из Вас, особенно пичкая Вас информацией. Если Вы в инфопотоке, вы получаете очень много шума. Полезных сведений, напротив, мало. Возникает неразбериха.

Если вы изучаете биржевую статистику – то шума будет раз в десять больше, чем полезной информации.

Например, газетчики не способны молчать, если нет важных новостей. Они будут выдумывать легкую, но бесполезную информацию. Это одна из разновидностей ятрогении. Параллели есть и в биологии. Мощный инфопоток – это стресс. Он превосходит порог антихрупкости. Переедание вредно для организма, как и поток информации для нашего сознания.

Что же делать? Принимать в расчет только большие, глобальные изменения информационного потока. Только человек рациональный, который не утонул в информационном потоке, способен отличить сигнал от шума.

Учитесь принимать важные сигналы – и они сами до вас доберутся.

Невроз, подстегиваемый СМИ

Культ из происшествия сделали СМИ. Из-за них мы тонем в виртуальной реальности и не замечаем реальность подлинную. СМИ любят смаковать смерти с налетом сенсации, а на то, что ежедневно в США умирают 6200 человек, им плевать. Им плевать и на то, что многие из этих смертей можно было предотвратить.

Благодаря СМИ мы думаем, что понимаем мир. Но это иллюзия.

Мы зависимы от контекста, а надо сверять с реальностью нашу карту мира.

Итог: мы живем в очень хрупкой среде, но уверены, что все понимаем.

Надо нормировать инфопоток. Он должен стать естественным. Но в наше время это сложно. Тяжело объяснить людям, что чем больше информации, тем хуже понимание. Люди уверены, что наука – это приумножение потока информации, но это совсем не так.

Хотите пример того, к чему приводит усердие властей? Вспомните голод 1959–1961 годов в Китае. Тогда умерло 30 миллионов человек.

Притом больше людей умерло в тех регионах, где производилось больше еды. Виновата политика распределения пищи, ее несгибаемость.

И эта проблема острее всего проявлялась в странах плановой экономики. Такие эксперименты проводил и Сталин. Они заканчивались голодом и смертями. Ни у кого не получилось сделать сельское хозяйство эффективным благодаря централизации.

Но при этом в СССР, в отличие от США, не было разрыва социальных связей. Люди жили в маленьких квартирах целыми поколениями. И это помогло им выжить после распада страны.

Да, у СССР была репутация государства, которое управлялось «сверху вниз». Но на деле это было не так.

Франция хаотичнее, чем вы думаете

Считается, что Франция живет хорошо, так как основана на принципах картезианства и управляема «сверху вниз».

На самом деле французам повезло. Попытки построить такое государство терпели неудачу.

Сейчас государство любит вмешиваться повсюду и чинить то, что не сломалось. Но Франция выживает. Неужели бюрократия благоприятна для роста?

Нет! Национальное государство во Франции – номинально. Еще в 1863 году по-французски во Франции говорил каждый пятый. Там было много диалектов и разных языков. А раз не было единого языка – о какой централизации страны может идти речь?

Регионы говорили на разных языках, дороги были плохими. Взыскание налогов – опасное занятие. Париж интересовали в большей степени колонии в Африке, нежели собственные провинции. Зато в стране была развита культура восстания. Бунт во Франции – вид спорта. Даже Париж и тот не управлялся правительством. Не удивительно, что король сидел в Версале, подальше от остальной страны. Только в 1860-х годах благодаря Барону Осману Париж был перестроен и власть получила контроль над городом. С этого момента началась постепенная централизация благодаря долгосрочным реформам, строительству дорог и т. п. Централизация завершилась в конце 1970-х, после чего началась постепенная децентрализация. Франция извлекла из централизации все самое лучшее и проводила ее с миром.

Швеция и государственное доминирование

Есть еще загадка Швеции. Ее часто приводят в пример как образец государственного доминирования, которое работает. Ведь там именно государство распоряжается львиной долей экономики. Но это тоже иллюзия. Швеция и ее соседки по структуре скорее похожи на Швейцарию. Государство собирает налоги, но деньги тратятся в общинах. Именно общины направляют их туда, куда посчитают нужным.

Экономическая элита в Скандинавии обладает бо́льшими свободами, чем в соседних странах. То есть ни о каком засилье государства речи не идет.

Как не перепутать катализатор и причину

Системы, из которых удалили естественный беспорядок, рано или поздно разрушатся. Но никто не скажет, что причина – в хрупкости. Будут говорить о неверных прогнозах и о прочих глупостях.

Например, в 2011 году Барак Обама обвинил американскую разведку в том, что она не смогла предвидеть революцию в Египте.

При финансовом кризисе 2007–2008 годов многие аналитики утверждали, что если бы кто-то предвидел банкротство крупных фирм, то никакого кризиса бы не было.

Ошибка Обамы – в том, что он перепутал катализатор и причину. На предсказания событий уходят миллиарды долларов.

Но в результате аналитики заявляют, что восстания в Тунисе и Египте начались из-за повышения цен на товары. Они же игнорируют простой факт: режимы в этих странах душные, диктаторские, непопулярные.

Надо изучать не события, а систему и ее хрупкость. Например, в физике есть теория перколяции. Она изучает хаотичную среду целиком, а не отдельные ее элементы.

Аналитики дарят ложную уверенность, но она базируется на том, что ситуация понята неправильно.

Выходит, аналитики разведки и бизнес-аналитики мало того что совершают одинаковые ошибки, так еще и отбиваются одинаковыми доводами.

Нельзя политику и экономику превратить в послушную случайность.

Прогнозисты же должны жить в том мире, в котором они никому не навредят. То есть в мире антихрупком.