Текст книги "Притчи-11"

Притчи-11
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2024

ISBN 978-5-0056-2357-7 (т. 11)

ISBN 978-5-0055-4916-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чем меньше я имею,

Тем больше за потерю

Я думаю—потею.

И не кидаю хлебом,

Хоть свежим, хоть несвежим.

А видом своим внешним

Не очень-то уж брежен.

Чем больше вы имеете,

Тем меньше людям верите,

Ведь думаете все они

У вас хотят украсть рубли, —

Обманным способом и лестью.

Поэтому, чем быть всем вместе,

Вы ото всех замок повесите.

****************

Плохой человек—он под стать пауку.

Ему отвечать нужно «да» и «угу».

Он издали смотрит красивой букашкой,

Но стать таким мелким не думайте даже.

Как дружбу найдёте с ним – сразу поймёте,

Что вы в паутине – в его переплёте.

Коварный злодей заманил, вам польстивши,

И высосет соки с вас, мухи бесстыжей.

****************

Есть два типа детей.

Одни родилИся от умных людей, —

Таких людей дети стремятся скорей

На хлеб заработать наукой своей.

Таких людей дети на нашей планете

Творят произвол: создают для рыб сети,

Создают экскаватор, создают драм-театр,

Создают космодромы, кроют утвари хромом.

Есть другие ребята – им не многого надо:

Они пьют, они курят, они нравятся бабам.

Они знают, что жизнь эта просто комедья,

Они сильные телом, как-будто медведи.

Они ищут ужалиться ядом лечебным,

Они жизнь проживают и всю её терпят.

А есть третий тип, что-то между двух этих:

Такие ребята и взрослые—дети.

Они сладострастны, подобно животным,

Но Умны подобно ботаникам модным.

Они проклинают жизнь за бесполезность,

Но строятся зданья на их деньги честны.

Они уважают и тех и других,

Они их не делят на добрых и злых.

***************

Есть лица будто птицы,

Жаждут свободой насладиться.

Но для того чтоб измениться,

Придётся им почить в темницу.

Они кричат: «Зачем закон!

Его нарушить всяк рождён.

А глупый мучает себя,

Боится сделать шаг за-зря.»

Мечтой о небе он прельщён,

Но знает есть давно закон:

Рождённый ползать – обречён,

А ввысь взлетевший – бросил дом.

****************

«Критик кино» – это вроде того,

Как когда человек, что болтает давно,

Не заметил что сел, где болтать прещено.

Как и все он пришёл в местный кинотеатр,

Но трезвонит, как будто кому это надо.

ПОМЕХА СЛЕВА

Есть такие люди – и их не мало, – которые родились благородными, но пытаются быть плохими. Они никак не понимают в чём собственно штука, ведь сквернословят как злодеи, плюются бесстыже, при виде непонравившегося им прохожего, презирают противоположный пол и так далее. Таким парнем был и наш персонаж этого рассказа. Был он замечательно умный, не то что бы очень, но если б захотел, то получал бы одни пятёрки и четвёрки в техникуме котором отучился. Он бы может быть даже не курил, но уж тут это кажется было его личное пристрастие, ни от какой не от плохой компании позаимствовано. Может и позаимствовано, но в последствии ему самому понравилось это вредное для здоровья пристрастие. Поэтому в этом отношении хотя бы он чувствовал себя «мужчиной». Выпивать тоже выпивал, но уж был взрослым, под тридцать лет, а никак не понимал, чем спиртное нравится многим его знакомым и не мог выпить более одного стакана вина или бутылки пива, так как не находил в этом удовольствия. Но всё равно делал зачем-то вид, что это ему нравится… У него и жена была не потому что он её любил или был таким уж сладострастником, а потому что у всех его сверстников были и он посчитал необходимым и в этом быть не хуже. В редкие минуты откровения с самим собой он пару раз признавался себе, что ему самому вся эта семейная жизнь, вся эта по-сути ненужная суета по наживанию средств, по улучшению всего и вся материального, как по спирале, – то что несколько лет назад было улучшено, снова нуждается в улучшение, – всё это, чувствовал он, совсем ему ни с родни. Ему блаженно вспоминались порой те дни, когда он жил в родительском гнезде и почти ни о чём не заботился. Но даже не сами заботы тяготили его, а именно ненужность этих забот. «Но как жить по-другому?» – продолжал он обычно эти воспоминания. На этот вопрос ответа он не находил.

Как-то раз наш персонаж ехал по каким-то делам своим на своём автомобиле. Дело происходило летом. Небо интенсивно темнело и предупреждало громом о скором ливне. В это самое время к дороге, по которой ехал наш персонаж, приближался полу бегом молодой человек лет семнадцати. Тут нужно заметить, что есть у людей, по крайней мере русских, такое всеобщее понимание во время каких-нибудь нестандартных обстоятельств, что нужно вести себя по обстоятельствам, а не как обычно, когда всё спокойно. Например побегИ этот парнишка в солнечную ясную погоду, то на него бы некоторые прохожие оглянулись, подозревая его может быть в чём-нибудь. Но сейчас же те немногочисленные прохожие, которые остались на улице, все как один знали причину его спешки, ибо сами были в той же ситуации, но кто-то из них был с зонтом, кто-то близок к убежищу от дождя, а парень же очевидно не хотел стоять возле какого-нибудь подъезда и пережидать неизвестное количество времени, а хотел поспеть до дома. Он выбегал на нерегулируемый перекрёсток, на котором не было ни светофора, ни зебры, но машин тоже не было, кроме машины нашего персонажа. Но на этот счёт парнишка был успокоен, увидев, что тот мигает жёлтым фонарём поворота, который означал, что водитель собирается заехать как раз в ту сторону, из которой он выбегал. Таким образом, он не сбавляя шага, уже видел противоположную обочину перебегаемой дороги, как вдруг почувствовал сильный удар в свой бок, в бок своего тела. Молниеносно в полёте он понял, что его сбила машина. Благо скорость её была не высока, – то есть невысока для машины, а не для пешехода, – и парень это ясно видел, когда начинал перебегать. Упав на землю, то есть на асфальт, он первым делом попытался успеть запомнить номер машины, чтобы в случае чего найти недоброжелателя. И как он не пытался рассмотреть на ещё недалеко отъехавшем авто номер, у него ничего не получалось и он этому даже успел подивиться; как-будто зрение его в миг стало в два раза хуже, как-будто вещи, которые он без труда в жизнь свою мог видеть, стали как бы в два раза удалённее от глаз. Так он и потерял сознание у обочины незаконченной им дороги.

Водитель же так же молниеносно принял решение не останавливаться, взяв в расчёт, что на улице почти никого не было и что с большой вероятностью он сможет скрыться незамеченным, к тому же и дорога по обеим сторонам была облагорожена линиями кустов. Молниеносность его решения проявилась только сейчас, при трусливом бегстве, но если бы она явилась чуть ранее, то конечно ничего бы не произошло. Ехав по делам своим, он действительно собирался свернуть в один магазинчик, но тоже смекнув о надвигающейся буре, решил скорее добраться до своей конторы, в сторону которой и ехал. «И не придётся машину мыть, если успею. Хе-хе.» – подумал он. Таким образом пропустил свой поворот и ясно притом видел человека, выбегающего перед ним, но и не подумал нажать на тормоз, ведь он же прав, беря в расчёт «правила дорожного движения»? «Ведь я же прав.» – думал он, – при этом его лицо приняло какое-то каменно-тупое выражение. Можно сказать и более: тут было нечто мужское, дескать когда человек прав, то он должен двигаться не сворачивая, что бы там ни было. К тому же юноша тот семнадцатилетний был ростом выше него двадцати семи летнего и на глупого подростка мало походил, которому нужно прощать неосмотрительность. Получилось что-то вроде, как если бы он задел его плечом, идя пешком. Только задел он его плечом своего ста сильного коня. Да и в действительности плечом он не осмелился бы задеть такого где-нибудь в тесноте и толкучке, – а то мало ли что, то есть зачем ему это нужно???

НЕ ТОГО СПУГНУЛ

Часов около семи вечера я гулял со своим ребёнком недалеко от нашего дома. День был будний и поэтому на горке, которая и составляла цель всего мероприятия, детей почти не было. Всё было как обычно, ребёнок мой навеселился вдоволь, накатавшись, – впрочем детям кажется невозможно накататься вдоволь в принципе, – но я решил, что пора домой и стал предупреждать о скором уходе, соображая, что пройдёт ещё минут пятнадцать, за которые будет ещё несколько «последних» скатываний… Горка эта была импровизированная, какая-то куча земли, которую то ли привезли, то ли выкопали и не засыпали обратно в яму, но зимой её засыпает снегом и получается весьма приличный детский аттракцион. На ней катались ещё два ребёнка, наверно ровесники моего, то есть годов по восемь; и более никого, кроме ещё двух девочек лет четырнадцати. Девочки эти не катались, а только по девичьему обычаю шушукались и хихикали. Лица их были накрашены, не смотря на очевидную зелёность, не смотря на доходяжность их сложения. И вот в то время, когда я стал подготавливать своё чадо к отправке до дома, к ним подошёл огромный человек, метра два ростом, в капюшоне, так что совершенно невозможно было разглядеть его лица в сумерках зимнего вечера хотя бы сколько-то из-за тени от капюшона; в руке у него была банка какого-то напитка, может быть пива или «джина».

Мне это показалось странным и подозрительным: на родителя одной из них он был не похож судя по всему, а для друга он был слишком стар, так как, начав с ними разговор, я услышал грубый, какой-то гнойный голос из его уст. Замечу откровенно, – до чего смелые девочки, – я не слышал что он им говорил, но от совокупности выше описанного мне, взрослому человеку, стало не по-себе, а они только оживились и как и до него хихикали и улыбались, нимало его не страшась. Так постояв минут пять поодаль, я решил хитрым манёвром, якобы занимаясь детём своим, подслушать о чём он им толкует. Мне пришла мысль: а что если этот пожилой подросток познакомился с ними на сайте знакомств (на который, каюсь, и сам иногда захожу). Может быть я судил по себе, что не допустимо при беспристрастном взгляде на вещи, а может наоборот, мой-то опыт более прозорлив, чем другого, верного своей жене, папаши. Так это или не так – мне выяснить не удалось. Судя по интонации, которую я всё-таки улавливал ушами, метров в пяти от них стоя, старик (впрочем лет сорока) жаловался им на что-то, на что девочки с пониманием переглядывались и внимательно слушали.

Гнев мой закипал, я был полон решимости подойти к этому господчику, взять его за плечо, а там или позвать «отойти», или тут же сразу задать вопрос, мол найди себе компанию постарше, а там по ходу обстоятельств, может быть и прибить изувера. Но дьявольский случай помешал исполнить мне мой благородный долг. Дело в том, что в ту же минуту к горке подходил один наш сосед. У соседа этого в квартире живёт большая овчарка и он её раз по пять за день, каждый день выгуливает, или его жена, или его дети. И однажды мы с женой подходили к нашему дому, а его собака при этом уселась гадить прямо возле нашего подъезда. Жена, видимо чувствуя подмогу в моём лице, с ходу наехала на него, дескать какого лешего и так далее. На что хозяин этой овчарки, жилец того же дома что и мы, только из другого подъезда, ни грамма не думая и не стесняясь, послал её на три буквы и дальше стал созерцать испражняющуюся свою зверюгу. Я-то в детстве сам проживал с псом в одном помещении и какое-то время иногда сам выгуливал и знаю, что собака не предупреждает перед тем как сделать своё зловонное преступление и поэтому очутился между двух огней: с одной стороны хам, нанесший оскорбление, за которое я должен мстить по закону чести, с другой стороны здравомыслие, которое обезоружило меня. Так мы и прошли в свой подъезд, я ничего не сказал. Я считаю я сделал правильно, пусть может быть не блестяще и в глазах собаковода даже (что уж говорить о жене, которая до самой смерти верно не забудет тот случай), но сам перед собой я почти не каюсь. Тем не менее как-то неприятно мне стало с тех пор встречать этого хладнокровного соседа своего. Я с тех пор позорно стал избегать его, а он в этот раз кажется тоже направился к нашей горке, – могу судить об этом потому, что здесь тоже был небольшой пустырь, где можно выгуливать собак. Так я и передал эстафету своему соседу и поспешил скорее удалиться, забрав с собой отпрыска.

НЕДЕЛИКАТНАЯ МЫСЛЬ

В нашем провинциальном тихом и милом городке всё больше появляется денег, вкладываемых в стремление развиваться, по примеру крупных городов. Если б мой дед (…) года рождения встал сейчас из гроба, то не поверил бы глазам, увидев насколько всё вокруг поменялось. Хотя нам, местным жителям этот контраст абсолютно не виден. Впрочем к самой истории.

Есть у нас на окраине города длинная улица, проезжая улица. Когда закладывался город, ни о каких машинах речи ещё не шло, и ни о каком асфальте соответственно, а была просто мощёная камнем дорога. С тех пор прошло немало лет и разумеется она давно покрыта асфальтом. В этом конечно давно ничего прогрессивного заметить нельзя, а прогресс проявился возле этой дороги, а именно та тропинка, точнее вполне себе пешеходная дорога, которую уже пару веков утаптывали сапоги и туфли жильцов этого района, – эту дорогу взялИсь асфальтировать. Каюсь, что не удивил читателя так же, как были удивлены жившие возле этой дороги люди; им и в голову бы ни одному не пришло асфальтировать эту итак жёсткую как асфальт землю.

Но впрочем кое кому-то всё-таки бы пришло – особенно «прогрессивным», точнее нажившим немало средств и изживших более менее фантазию на что эти средства тратить. Ведь вот парадокс: человек достиг свой потолок, потолок оказался не так уж высок, а перестраивать дом, образно выражаясь, нет ни желания, да и времени уж в обрез. Вот и клюёт на всё что бы то ни было новое и прогрессивное. Например появится какая-нибудь необычная краска, и он купит эту краску и покрасит ей то что и красить-то не было необходимости; и это уж в обход высокотехнологичных изобретений, которые при первом появлении на рынке скупаются такими людьми не задумываясь, за любую цену, и даже чем дороже тем лучше, дескать приобретается особый статус владельца дорогой утвари, опять дескать не зря живёт такой человек, опять хоть чем-то, но выше других.

И вот такой человек проживал и на той самой улице. Проживал он в компании с молодой женой и ребёнком. Жена его была очень довольна ловкостью и дипломатичностью супруга. Он один из немногих договорился с бригадиром асфальтоукладчиков, чтобы ему заасфальтировали заодно и подъезд к дому. Ведь опять же, до этого времени им и в голову бы не пришло асфальтировать подъезд к своему полудеревенскому дому. И дело не в одних деньгах, которых бы чета отдала, вызывая специально асфальтную бригаду, раза в два больше. Может быть дело и не в одной зависти к самому асфальту, внезапно появившемуся в их жизни и ставшему вдруг таким вожделенным. Так или иначе муженёк пошёл на подлость, впрочем не считая её таковой, хотя и чувствуя некоторый запах палёного, и дал взятку бригадиру, чтобы тот выделил асфальтной крошки и прочих материалов из количества, рассчитанного на тротуар. Бригада эта была совсем не местная, даже не областная, поэтому бригадир легко пошёл навстречу, заключая подобное соглашение надо думать не в первый раз.

Всё было выполнено согласно договору и на момент, когда дорожка была проложена от края до края, оплаченной городом, благоустраиваемой улицы, таких домов оказалось немало, с хозяевами, «пользующимися случаем»… А сама дорожка получилась раза в полтора уже, чем должна была быть; раньше по ней спокойно расходились и двое и трое, а теперь по ней мог идти свободно только один человек и если он кого-нибудь встречал на пути, то им обоим приходилось ступать одной ногой на острые камни щебня, торчащего из-под асфальта по краям дорожки.

Но этих тонкостей чета не могла знать, ибо передвигались они не иначе как на семейном автомобиле. Здесь бы и закончить не начавшуюся толком историю, дескать какое «коррумпированное», продажное общество, ай-ай-ай. Но горбатого могила исправит – само же общество выдвинуло такой тезис. А причина, побудившая меня описать этот самый зауряднейший случай, ещё более мелкая и значительно неприличная, поэтому людей, например не любящих Америку за её, с позволения сказать, культуру, попрошу закончить недолгое чтения этого анекдота, так как решилось мне, повествователю, ненадолго сделаться американцем…

Супруга ловкого и сговорчивого взяточника («на свои нажитые!») вдруг поразилась одной мыслью. Мысль эта была из разряда тех, когда человек представляет себя в не самом выгодном для себя положении, таких, как что бы он чувствовал, упадя в котёл с расплавленным металлом, или окажись он без одежды в лютый снежный мороз на улице, или какое-нибудь очень даже возможное неловкое положение в обществе, будучи преданным собственным организмом…

Женщина, как и многие, как стало сейчас модным, без тени стыда ходила к одной даме, чтобы та вырывала с корнями то проявление звериного, чем одарён любой без исключения житель Земли человечьего племени. Удалялась эта поросль воском, очевидно намекающим на связь обладательницы удаляемого с мёдом, по крайней мере так кажется мужьям этих дам. Удаляется это для того, чтобы внушить содержателю, или как бы она возразила – сотруднику, партнёру – внушить понятие о себе, как о чистом существе, незамаратом, и чего уж тут, идеальном. Нехитрый план, но работающий. И вот этому «идеальному существу», – без всякого смеха, ибо женщины сами свято верят в это, – пришла на ум (который ведь всё-таки был у неё) мысль из разряда выше названного. Она представила, так как она видела всю процедуру укладки асфальта и какая липкая и тягучая масса ложилась на щебёнку возле их дома: а что, если использовать этот материал вместо благоуханного воска? Мысль глупейшая и Бог знает откуда появившаяся в её голове, получавшей одни пятёрки в школе и институте. Но пол беды выдумать такой нестандартный способ «борьбы с неидеальностью», а вторую половину составило то, что она представила как асфальтная масса застыла между всех четырёх её членов, и как бы глупо и нелепо она выглядела, «просто полной идиоткой», как человек, изображённый итальянским гением Леонардо Да Винчи на его всемирно известном рисунке. Мысль мыслью, каких только мыслей за жизнь ни приходит людям даже с самой скудной фантазией, но беда в том, что мысль, может быть по причине своей контрастности и нелепости, никак не оставляла её. День прошёл – она нет и нет, да вспомнит этот абсурд, другой прошёл – опять вспомнит. В конце концов ей даже стало страшно за свой рассудок. Но напрасно. Она и сама не заметила, как перестала думать об этом дней через пять. Ведь действительно же, если Бог есть и знает все наши мысли, не может же он допустить, чтобы так несправедливо и – не побоюсь этого слова – глупо, мучились люди; не может же он распоряжаться мыслями нашими подобно тому, как распоряжаются люди какими-нибудь неодушевлёнными земными предметами или материалами? Или может?

РЕКЛАМА R***RO, НО РАССКАЗ НЕ ПРО ЭТО

Я два года назад освободился из лагеря (для заключённых). Я провел там восемь лет и чего-чего только ни видел. Хотя условия нынешние не идут в сравнение с условиями десятилетней давности и ранее, но люди кажется не сильно успевают меняться вместе с своей обстановкой. Я говорю как про зэков так и про администрацию. В конце концов я конечно и сам понимаю, что находятся (хотел сказать по привычке «тут») там люди определённого слоя общества, – то есть как зэки так и администрация.

Но мне до них уже фиолетово. Я начал этот рассказ совсем не ради них. Я жил там восемь лет, у меня появилось там несколько настоящих друзей, чуть больше было приятелей – и всё. Остальные все враги; враги, но враги большею – гораздо большею частью не откровенные и не явные, а даже те которые считались почти друзьями, даже с ними я обоюдно всегда чувствовал неприязнь. Были и в администрации люди. И упаси Господь заикнуться кому-нибудь там об этом вслух. Хотя и есть там люди с понятием и с мозгами, но чёрт ведь их знает – душа человека потёмки: с тобой он как брат может общаться, а кто его знает что он про тебя думает и что он про тебя сплетничает.

Вобщем я задумал книгу, ещё находясь там, на зоне. Я вынашивал её наверно пол срока. И много раз она, эта идея, утешала меня там, и много раз я предавал её, относясь к ней несерьёзно и в сущности смеясь над ней порой, да и над самим собой. Идея моей книги, как не сложно может быть догадаться, заключалась в том, что бы описать все несправедливости с которыми сталкивается человек в этих местах, местах лишения свободы. Да, я понимаю, что она ненова. Я решил нарядиться современным Солженицыным, хотя его книг я не читал, а только знаю, что он прославился именно этим. Да и откуда у меня деньги на его книги? Я с удивлением увидел нескромные ценники над его фамилией в интернете; и как я не искал даже пиратские сайты, всё оказалось тщетно. Вот тут у меня возник вопрос: если он так прославлен и считается почти классиком, то почему он так недоступен? Я понимаю причину высоких цен на модных современных авторов, их время недолго и им нужно взять как можно больше. Я понимаю и настоящих классиков, которые жили и зарабатывали литературой, включая и самого Солженицына (я с большим уважением к нему на самом деле отношусь), но сейчас-то, когда он умер, почему на его счёт живут его родственники? Впрочем я отвлёкся…

Мой рассказ и не о книге, как можно было бы подумать, – хорошая бы получилась аннотация, реклама. Книгу я свою написал и надо сказать она получилась совершенно (!) другой, нежели чем я предполагал. Писал я её почти год и это был год счастья, хотя и описаны там самые злые моменты из моей памяти, но я может тем и был утешен (о, если бы вы понимали, что такое значит слово «утешен») тем что оно уже прошло и тем что я могу, сколько могу, отомстить тем людям, служившим причиной произвола, происходящего на той, закрытой от глаз добропорядочного жителя Земли, территории.

Это будет странно звучать из уст вора и наркомана как я (простите за откровенность), но я не собирался продавать своё «произведение» с самого начала, и писал его только для того, чтобы по-сути высказаться, хотя и нуждался остро в финансах. Ну и чего греха таить, я же знаю, что таких как я, как песка, и что конкуренции моя полуграмотная книжка не вынесет никакой, поэтому я, по написании её, сразу был намерен отдать её бесплатно на всеобщее обозрение. Об этом и рассказ.

Тем, кто написал хоть что-нибудь в своей жизни, нет нужды рассказывать о закономерных вопросах, возникающих по окончании. А тем, кто только читает, скажу, вопрос предельно прост: что с написанным делать? Я не знаю, есть ли такие писатели, кто делит шкуру неубитого медведя и интересуется «на берегу» о том, куда они опубликуют написанную в перспективе книгу. Хотя наверно есть, уж если в зоне кого только не повстречаешь, хотя и надо сказать, что сплошь однотипных, то чего уж говорить про свободный Мир. Итак, когда я написал свою «эпопею» (хотя и всего из двухсот с небольшим страниц, но для меня это видится в разы больше), я стал искать в интернете, где бы её опубликовать. Не думайте пожалуйста, что зэки такие «консервативные», делают чётки из хлеба и не знают ничего о современности и о прогрессе. Хотя это отчасти и так. Я нашёл сайт – самый популярный сайт рунэта и никак не могу запомнить его название: то ли Ликбез, то ли Литмес, – вообщем не русское какое-то название и не понятно откуда взявшееся. Всё было хорошо: я подал им свою писанину, напечатанную на старом бабушкином (моей бабушки) компьютере, поставил в графе «есть ли ненормативная лексика в тексте?» «нет», отправил обложку книги и стал ждать проверки её, – как там было написано: «это может занять до трёх дней». Я человек не молодой, как вы сами могли догадаться, и поэтому компьютерными технологиями не владею не то что в полной мере, а даже далеко не в полной мере как любитель. И поэтому, чтобы не заморачиваться, я скачал из интернэта первое приглянувшееся изображение-картинку, введя название своей книги «Зона как она есть». Ну и напечатал поверх неё свою фамилию и инициалы и название, и предоставил Ликмесу это в качестве обложки.

День прошёл – тишина. И тут вечером бац – сообщение. Я с участившимся сердцебиением нажимаю чтобы открыть и вижу: «ваша книга нуждается в доработке» и более ничего. Захожу на свою страницу у них и там уточнение: «предоставьте нам права на свою обложку». Я, не долго думая, указываю им ссылку, где я её скачал ту картинку (ну и лох же я) и подумал, что дело в шляпе. На что они присылают мне ответ, дескать это изображение защищено «авторским правом», то есть использовать её я не могу как обложку. Я конечно выбранился, но нашёл другую картинку. Опять напечатал на ней всё что следует и послал им, готовясь подождать денёк ответ. И что же? ответ приходит аналогичный. Я стал на этот раз переписываться с девицей, которая присылала все те ответы мне на «почту». Я стал с ней спорить, мол «какова вообще вероятность, что кто-нибудь вообще заметит мою книгу? Не говоря уже о самих „правообладателях“. Да и вообще, говорю, глупо требовать права на какую-то тупую картинку, – не картину же настоящую я у них украл!» На что она, как робот повторяла заученную фразу: «Правообладатель может подать на вас в суд (очень я испугался судов) и вы будете отвечать по законодательству об авторских правах» и так далее и всё в таком роде, чего я не в силах привести такими же умными словами. Словом, всё это меня так утомило, в законах много идиотизма на практике, хотя в теории они выглядят блестяще. Я так психанул, будучи отроду несдержанным и послал эту бедную девушку, вероятно и саму не радостную своему положению – работать роботом, – послал «на три советских буквы». На что она мне тут же прислала сообщение с ответом: «За использование ненормативной лексики ваша страница вместе с вашей книгой навсегда удаляется из нашего магазина. С уважением, ваш Лимерст.»

Делать было нечего и я, побранившись денёк-другой, стал искать новую «площадку» для своего творчества. И что удивительно, быстро её нашёл. Оказалось, в чём я никогда и не сомневался: самое популярное не есть самое лучшее. Я нашёл магазин подобный первому, но далеко не такой популярный, и тоже почему-то с нерусским названием, хотя сам магазин русский, – под латинским названием R***ro. В нём условия оказались не в два, а в несколько раз лучше, имея ввиду заключаемый с ними контракт и финансовые условия, которые в него включены. Да и отношение почувствовалось с первых шагов, когда я отправил первую свою обложку и её приняли, лишь предупредив, а не запретив, как в Литместь, что «возможно автор её может потребовать свои права, будьте аккуратны и бдительны». И это было не легкомыслие, а добро. Я кстати заметил одну вещь, только не знаю насколько моё замечание имеет право на справедливость… Я как-то случайно (бывают же в жизни такие случайности, что многие неслучайности перед ними меркнут) случайно заглянул не в сам магазин Литбездарь, а на их какой-то сайт и увидел на фото главарей этой компании. Некоторые из них были в очках и все кажется были в рубашках, да пиджаках. Первою мыслью моей было: вот дескать, сразу видно какие образованные люди собрались во главе такого правильного предприятия. Я стал всматриваться в их лица и как я не пытался увидеть в них интеллект, который жаждал увидеть, с тем чтобы подтвердить своё восхищение истинно образованными людьми (имею такую слабость), но как я не всматривался и не пытался, мне по мере моих попыток казались их лица всё более неприятными. Конечно читатель уже обвинил меня в пристрастном отношении, но я описываю случай ещё до своего разочарования этой… «чёрной денежной дырой», высасывающей только деньги из писателей и только. И вот собственно моё замечание: да, эти ребята и действительно должно быть довольно образованные, но жадность исказила их лица, так что все высокие их лбы, все ясные их глаза когда-то что-то поменяло и теперь, – я готов чем хочешь поклясться, – у самого матёрого преступника там, в «местах лишения свободы», можно увидеть лицо куда более благородное и человечное, то есть если в него вглядеться, чем у этих свободных благодетелей, – по крайней мере не такое неприятное, а скорее наоборот, проетое морщинами и где-то в глубине души понимающее твои собственные лишения и терпение.

А в свою очередь в R***ro я заметил, что у руля там находятся сплошь одни женщины и с такими благородными лицами, что для меня теперь существует вопрос: либо я так очарован женщинами, будучи неженатым (и давно неженатым), либо женщины от природы добрее мужчин, либо собрались «благородные» в женщины R***ro и только. Я склоняюсь к последнему, но не твёрдо…

А теперь вишенка на торте, ради которой я и размазал всю эту ненужную выше информацию. Я теперь уже известный писатель – относительно конечно, то есть мои книги, которых у меня уже три, комментируют и одобряют, чем я, признаюсь, очень польщён. Но бог бы со мной, я, как «важный теперь писатель», стал интересоваться книгами коллег по цеху (а вдруг я стану известным после смерти, как тот же Солженицын) и поэтому я думаю мне к чести оценивать современников. Понятное дело, читать абы кого нет смысла, поэтому я доверился мнению одного беглого полит-осуждённого, который высоко оценивал одного очень известного в литературных кругах писателя. Полит-осуждённый этот живёт в Англии, из которой наши властители достать его не могут из-за особого статуса Английской столицы, как известно. Я нашёл сперва этого писателя в официальных магазинах и надо сказать открыл рот, увидев цену на его книги в четырёхзначных числах. Разумеется, после я проверил этого автора на пиратских сайтах и к своей радости нашёл за бесплатно его «романы». Я не знаю как описать то чувство, которое возникло во мне во время чтения, но скажу сразу и без лишних объяснений: я – зэк и в какой собственной низости сам ни находился и какую низость ни видел в подобных мне людях, но есть или должно быть, если его уже нету в наше время, понятие об этом, понятие об собственно низости. Этот автор оказался просто кудесником-колдуном слова и мысли, и вообще, признаться, я много от него почерпнул для себя. Но меня как по лбу ударило, когда я увидел без тени смущения в его тексте ненормативную брань-мат. Я вспомнил тогда этого, по моему мнению, почти гения, полит-заключённого того, как он выражался об этом, пусть и талантливом, но всё же сквернослове, мол, как можно представить современную литературу без него?

Я нашёл этого героя на как бы дочернем предприятии того самого Литмерзость, с которого меня послали. Это был пиратский сайт с мотивировкой и девизом, мол на нём собирается вся платная библиотека Литмерза. И таким образом я без гроша за душой и ознакомился с этим элитным творцом. «И что?» – скажет читатель – «Ради этой нравственной нотации ты мучил меня до сих пор?» «Нет» -отвечаю я, и наконец заканчиваю вопросом – вопросом риторическим и может быть кому-то он покажется никчёмным и несерьёзным-праздным, и даже глупым. Но этот вопрос ударил меня по лбу, подобно тому, когда решаешь долго математическое уравнение или складываешь карточный пасьянс, и вдруг как бы приходишь к началу его и всё складывается без сомнения и без других вариантов. Вопрос: если Лит-бес настолько раним к бранным словам и настолько культурен, что по единственному моему неаккуратному слову, несдержанному слову, исключил меня из числа своих писателей, то как это укладывается в их политику, где нецензурные слова ставятся в рамку, в пример для подражания, портя – осмелюсь сказать – истинную литературу. Ведь таких писателей гениев-сквернословов, да и просто бесстыжых пошляков, как я узнал потом, весьма немало существует у нас. Неужели сейчас литература с лёгкой руки этих власть имеющих «образованных» господ предпринимателей – деньгозарабатывателей стала такой низкой, благодаря их жадности? Ведь за бесплатно они мат сами не терпят. Признаться, мне и в голову не приходило, когда я сочинял свою первую книгу, что можно писать в ней простым повседневным языком. Впрочем, всё это может быть поднялось во мне благодаря опять же моей консервативности, по причине известной и названной в самом начале.