Текст книги "Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны"

По мере прибытия эвакуированных украинских заводов танкопрома и соединения их с мощностями УВЗ в ноябре 1941 г. было создано новое предприятие – Уральский танковый завод (УТЗ) № 183 во главе с бывшим директором ХПЗ Ю. В. Максаревым[326]326
  История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183. Рукопись. 1946. Т. 2. Кн. 1. Л. 43 //Архив выставочного комплекса ОАО «НПК Уралвагонзавод».


[Закрыть].

Осенью 1941 г. на базе завода № 78 Народного комиссариата боеприпасов СССР и эвакуированных в Челябинск мощностей Ижорского завода решением ГКО № 892сс от 13 ноября 1941 г. образовался броневой завод № 200 по производству корпусов и башен тяжелого танка КВ и выплавке мартеновской стали. Его возглавил бывший директор Ижорского завода М.Н. Попов[327]327
  ОГАЧО. Ф. П-288. Он. 6. Д. 292. Л. 65; Ф. Р-792. Он. 1. Д. 82. Л. 181, 182.


[Закрыть].

Основную часть танкового производства Кировского завода и харьковского моторного завода № 75 принял Челябинский тракторный завод. Возникшее объединенное предприятие, получившее название «Кировский завод», возглавил И.М. Зальцман, бывший директор одноименного ленинградского завода[328]328
  ОГАЧО. Ф. П-288. Он. 6. Д. 292. Л. 63.


[Закрыть]. С этого момента челябинский Кировский завод стал единственным предприятием в стране, выпускавшим тяжелые танки КВ-1. Кроме того, он стал крупнейшим предприятием по производству дизельных двигателей: помимо выпуска В-2, он должен был организовать изготовление дизеля В-4 для танков Т-50 чкаловского завода № 174 НКТП.

После размещения в Свердловске основных мощностей московского танкостроительного центра на площадках заводов «Металлист» и им. Воеводина формируется новый танковый завод. На объединенном предприятии, получившем название «Свердловский завод № 37 НКТП» (директор – Г. Р. Фрезеров, бывший директор московского завода № 37), было решено продолжить выпускать легкие танки Т-60[329]329
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 287. Л. 145; Ф. 161. Оп. 6. Д. 1520. Л. 19.


[Закрыть].

13 декабря 1941 г. большая часть мощностей Уралтурбозавода, занятых в изготовлении дизельных двигателей, была выделена в самостоятельный завод № 76 НКТП[330]330
  История турбомоторного завода Свердловского Совнархоза за годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Рукопись. 1959. Л. 13 // Материалы музея Уральского турбинного завода.


[Закрыть]. 16 февраля 1942 г. в системе Наркомата танковой промышленности СССР в Челябинске начинает действовать Центральное танко-моторное конструкторское бюро, и при нем опытный завод под руководством Ж. Я. Котина. Новое предприятие создавалось на освободившихся площадях завода «Красный Пролетарий» на основе опытного завода ЧТЗ, цеха МХ-2 и эвакуированного из Харькова станкостроительного завода им. Молотова. В конце марта 1942 г. опытный завод переименовывается в Опытный танко-моторный завод № 100 НКТП[331]331
  РГАЭ. Ф. 8752. On. 1. Д. 4. Л. 192; ОГАЧО. Ф. P-1396. On. 1. Д. 1. Л. 1,2; Желтов И., Сергеев А., Павлов И., Павлов М. Танки ИС. М., 2001. С. 6.


[Закрыть].

Коллектив завода формировался на основе работников челябинского Кировского завода и квалифицированных рабочих и инженерно-технических работников, переведенных с заводов № 37, 76, 174, 183 и УЗТМ. В момент создания коллектив завода насчитывал 1059 человек, в течение года он был увеличен до 1310 человек за счет рабочих и инженерно-технических работников Кировского завода и перевода работников с других танковых предприятий страны[332]332
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 6. Д. 292. Л. 67–68; P-1939. On. 1. Д. 1. Л. 1.


[Закрыть].

В 1941 г. в Свердловск эвакуировался научно-исследовательский институт № 48 (с июля 1942 г. – Государственный Центральный научно-исследовательский броневой институт – ЦНИИ-48). НИИ до войны входил в состав Народного комиссариата судостроительной промышленности СССР, где основным направлением его деятельности была разработка новых марок броневой стали и технологий, применявшихся при изготовлении различных броневых конструкций. После эвакуации НИИ-48, войдя в состав Народного комиссариата танковой промышленности, в целом сохранил это направление и на протяжении всей войны являлся главным центром по изучению и организации производства броневой защиты танков, самолетов и другой военной техники.

В Челябинске начал действовать эвакуированный из Москвы завод № 255, который стал единственным в системе Наркомата танковой промышленности поставщиком электрооборудования[333]333
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 6. Д. 292. Л. 69.


[Закрыть]. Он разместился в плохо приспособленном для производства помещении – складе. Но завод начал выпуск продукции в условиях острой нехватки квалифицированной рабочей силы, при полном отсутствии нужных материалов и основных условий для производства стартеров и реле[334]334
  История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183. Рукопись. 1946. Т. 2. Кн. 2. Л. 53 // Материалы музея Уралвагонзавода.


[Закрыть].

6 октября 1941 г. был организован Уральский комбинат тяжелых танков КВ (УКТТ) во главе с директором Кировского завода И.М. Зальцманом. Комбинат включил в себя челябинский Кировский завод, Ижорский завод (УЗТМ) и Уралтурбозавод[335]335
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 17. Л. 240; Д. 24. Л. 13.


[Закрыть]. Но уже к весне 1942 г. УКТТ фактически прекратил свое существование. Такая концентрация управления в условиях военного времени себя не оправдала. УКТТ создавался в рамках формирования на Урале единого комплекса по производству тяжелого танка КВ. После того как в регион пришлось эвакуировать все ведущие предприятия танкостроения, функции Уральского комбината оказались слишком размыты.

Примечательно, что после начала эвакуации ленинградских предприятий УЗТМ был переименован в Ижорский завод. С октября 1941 г. по начало следующего года Уралмаш в документах обозначается именно как «Ижорский завод». Но уже в январе 1942 г. Уралмаш смог вернуть свое прежнее имя[336]336
  Антуфьев А. А. Указ. соч. С. 163–164.


[Закрыть]. Случай достаточно уникальный для восточных предприятий Наркомтанкопрома, поскольку все остальные местные промышленные площадки были так или иначе переименованы. Они либо получали название одного из эвакуируемых предприятий (челябинский Кировский завод, свердловский завод № 37), либо принимали новое обозначение (УТЗ, завод № 200). Более того, УЗТМ сохранил свое довоенное руководство: Б.Г. Музруков стал единственным «местным» танковым директором в регионе.

О количественном и качественном составе кадров восточных танковых заводов говорят следующие данные. На нижнетагильский Уралвагонзавод с различных предприятий страны были перемещены сотрудники 13 предприятий. Основной костяк танкового производства составили работники бывшего харьковского завода № 183: из 12140 человек, подлежащих эвакуации с ХПЗ, прибыло только 5234. На Урал удалось эвакуировать только 10 % рабочих и 20 % инженерно-технических работников. Из 6344 работников Мариупольского завода в Нижний Тагил приехали только 732 (11,5 %), из них 589 рабочих, занятых на корпусном производстве. В Нижний Тагил прибыл Московский станкостроительный завод № 184 им. С. Орджоникидзе. Первоначально он должен был существовать как самостоятельное предприятие, но впоследствии вошел в состав УТЗ. Всего к концу 1941 г. на УВЗ прибыло около 9 тыс. работников с различных предприятий страны[337]337
  История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183. Рукопись. 1946. Т. 2. Кн. 2. Л. 21, 283 // Материалы музея Уралвагонзавода; Устъянцев С. В., Пислегина А. В., Фахретденова А. X. Элита российской индустрии. Уралвагонзавод. Екатеринбург, 2001. С. 42–43; Максарев Ю.Е. Лавина из 35 тысяч танков // Т-34: путь к победе. Харьков, 1985. С. 99.


[Закрыть].

Уралмашзавод всего с июля 1941 г. по январь 1942 г. принял 3 757 человек: с Ижорского – 1885, ленинградского Кировского – 854, Краматорского – 79, «Красный Профинтерн» – 830 и «Большевик» – 109[338]338
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 286. Л. 225–226.


[Закрыть]. Всего коллектив Уралмаша на 1 января 1942 г. составляли 23547 человек[339]339
  Доклад директора УЗТМ по основной деятельности за 1941 г. Л. 14 // Архив выставочного комплекса ОАО «НПК Уралвагонзавод».


[Закрыть].

На Уральский турбинный завод в течение августа-ноября прибыло 3737 человек, из них 3260 с ленинградского Кировского завода[340]340
  Антуфьев А. А. Указ. соч. С. 231.


[Закрыть]. В середине 1941 г. штат работников свердловского завода насчитывал 1349 человек, следовательно, к концу года число работников находилось на уровне 5,5–6 тыс. с учетом мобилизованных местных кадров[341]341
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 182. Л. 194.


[Закрыть].

На площадку свердловского завода № 37 было эвакуировано 3513 ИТР, рабочих и служащих: 1487 человек с московского завода № 37 НКТП, 1011 – с автомобильного завода им. «КИМ» и 1015 – с Подольского машиностроительного завода. Мобилизованные с местных свердловских предприятий в сумме составляли 1101 человек, в течение конца 1941 г. на завод было зачислено еще 1107 человек мобилизованного контингента. В сумме это составило 5 721 человек[342]342
  Ордена Трудового Красного Знамени завод № 50 Министерства трансмаша. Материалы по истории развития танкового производства в период Великой Отечественной войны. Рукопись. 1946. //РГАЭ. Ф. 8798. Оп. 4. Д. 14. Л. 19.


[Закрыть].

На челябинский Кировский завод в течение первого года войны прибывает 13550 человек. В том числе с ленинградского Кировского завода – 7500 человек (5891 – рабочих и 1 185 – ИТР), с харьковского завода № 75 – 3004 (1773 – рабочих и 1033 – ИТР), из Москвы – около 1 тыс. человек[343]343
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 6. Д. 292. Л. 63; Партийная организация Челябинской области в период Великой Отечественной войны. Челябинск, 1967. С. 151.


[Закрыть]. Коллектив завода в декабре 1941 г. состоял примерно из 35 тыс. человек[344]344
  Подсчитано по: Антуфьев А. А. Указ. соч. С. 235; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728. Л. 105.


[Закрыть].

Таким образом, эвакуация кадров серьезным образом сказалась на количественном составе работников танковых предприятий. По данным исследователя А. А. Антуфьева, в 1942 г. доля эвакуированных ИТР, рабочих и служащих среди персонала УТЗ им. Коминтерна составляла как минимум 22 %, Кировского завода – 30,8 %, УЗТМ – 44,8 %; в 1943 г. более 40 % всего персонала завода № 76 составили переброшенные и эвакуированные работники[345]345
  Антуфьев А. А. Указ. соч. С. 231, 232.


[Закрыть]. По нашим подсчетам, доля перемещенных работников на танковые предприятия уральской «большой тройки» выражалась в несколько иных цифрах: на УТЗ в конце 1941 г. их было 29 %, на Кировском заводе – около 39 %. Для УЗТМ цифры, приведенные А. А. Антуфьевым, нам представляются резко завышенными – реальная доля западных работников (вместе с перемещенными летом 1941 г.) на Уралмаше была на уровне 15–16 %. Наибольший процент переброшенные и эвакуированные работники составляли на «малых» уральских танковых заводах: в конце 1941 г. на Уралтурбозаводе и свердловском заводе № 37 НКТП их доля была на уровне 60 %.

Трудность подсчета доли эвакуированных заключается в том, что коллективы танковых предприятий, начиная с конца 1941 г. и вплоть до конца 1942 г., постоянно изменяли свою численность. Некоторые, например, Кировский завод, постоянно росли и за год увеличили свой состав на треть[346]346
  Подсчитано по: Антуфьев А. А. Указ. соч. С. 235.


[Закрыть]. Но рост контингента состоялся уже не за счет эвакуированных, а за счет трудовой мобилизации. Другие заводы, которые тоже массово привлекали местную рабочую силу, либо разделялись на разные предприятия (в начале 1942 г. УЗТМ был разделен на собственно Уралмаш и артиллерийский завод № 9 НКВ, а из состава турбозавода выделилась его основная часть – завод № 76 НКТП), либо, наоборот, входили в состав других (летом 1942 г. завод № 37 НКТП вошел в состав УЗТМ). Поэтому динамика численности работников того же Уралмаша постоянно менялась в течение всего 1942 г. Следовательно, при выявлении доли эвакуированных в составе коллективов новых танковых предприятий нам необходимо четко придерживаться определенного периода. В нашем случае это декабрь 1941 г., когда эвакуационные мероприятия в целом были уже завершены, массовое привлечение мобилизованного местного контингента еще не началось, а заводы еще не стали делиться и объединяться.

Таким образом, к концу 1941 г. социально-промышленная база танкостроения приобрела окончательные очертания. После вариаций конца июня – начала сентября 1941 г., когда Урал готовился стать второй промышленной базой по производству тяжелых танков КВ, в регион были эвакуированы все западные танковые заводы. Тем самым Урал превратился в основной центр СССР по производству брони и танкостроения: все танковые заводы теперь располагались на линии Нижний Тагил – Свердловск – Челябинск, в Магнитогорске и Нижнем Тагиле находились два из трех основных предприятий по производству брони в стране. Третий центр располагался в Сталинске (Новокузнецке) на Кузнецком металлургическом комбинате, которой по мощности своего производства уступал только ММК и значительно превосходил НТМЗ. В уральском танкостроении четко оформились две группы промышленных объектов: «большая тройка» (УТЗ, УЗТМ и Кировский завод) и «малые» заводы (№№ 37, 76, 100, 200).

Но это и предопределило основные проблемы дальнейшего развития танкостроения в регионе. Когда летом 1941 г. сталинское окружение строило свои планы на Урал, а комиссия Академии наук СССР готовила свой доклад о перспективах развития Урала на 1942–1943 гг., никто еще не предполагал, что сюда будет эвакуировано подавляющее большинство мощностей танковых предприятий страны. Все решения о начале и месте назначения эвакуации, как мы уже видели, принимались в спешке, без учета реальных возможностей местной промышленности. Справедливости ради необходимо сказать, что другого варианта у советского руководства просто не имелось. Альтернативой было или оставление западных предприятий на своих местах (в случае с заводами Восточной Украины это означало передачу этих мощностей врагу), или их уничтожение. Другие свободные площади для размещения танковой промышленности в стране отсутствовали. Поэтому с этой точки зрения размещение основных танковых предприятий страны на Урале абсолютно оправдано.

Но, с другой стороны, Уральский регион был совершенно не готов к приему такого количества грузов, оборудования и кадров. Предстояло в кратчайшие сроки создать всю необходимую транспортную, топливно-энергетическую, социально-бытовую инфраструктуру. В то же время строительная сфера, производство строительных материалов, жилищно-коммунальное хозяйство и многое другое не позволяли решить возникшие проблемы максимально эффективно.

Главной особенностью процесса приема эвакуированного танкового производства на Урале стало его совмещение с продолжающимся восстановлением мощностей, перемещенных летом 1941 г. Параллельное осуществление этих процессов накладывало дополнительную нагрузку на производство стройматериалов, строительство и транспорт. А эти сферы уже работали, катастрофически не справляясь с возложенными заданиями.

После прибытия в Челябинск начал проявлять особенности своего характера директор Кировского завода, замнаркома танковой промышленности И.М. Зальцман. С особенностями этого человека мы не раз еще столкнемся в нашей работе. 13 октября Исаак Моисеевич как замнаркома приехал с инспекцией на Уралмаш для выяснения причин срыва сентябрьского плана. Тут он показал себя «во всей красе».

В ходе инспекции И.М. Зальцман заметил, что цех № 29 для обработки башен тяжелого танка не использует уникальный лобошлифовальный станок фирмы «Тескер». Станок прибыл с Ижорского завода, где играл важнейшую роль в реализации программы КВ. Но уралмашевцы не смогли его использовать и обрабатывали башни на больших продольно-фрезерных и расточных станках. И.М. Зальцмана возмутил тот факт, что уникальный станок не используется, и он потребовал его применения. Начальник цеха № 29 И.С. Миценгендлер отказался, поскольку использование станка «Тескер» грозило нарушением уже сложившейся технологической цепочки и срывом программы. Но замнаркома решил настоять на своем, и в тот же день И.С. Миценгендлер был арестован и уволен с завода. Правда, уже в начале января 1942 г. он был реабилитирован и восстановлен на заводе сначала заведующим технического бюро в отделе главного технолога, а потом постепенно снова стал руководить цехом № 29[347]347
  Агеее С. С., Бриль Ю. Г. Указ. соч. С. 266–267.


[Закрыть].

Другой случай произошел через несколько дней. В сентябре Уральский турбинный завод оказался не в состоянии выпустить даже 5 двигателей В-2 из заготовок, поставленных харьковским заводом № 75. Хотя справедливости ради, нужно сказать, что работы по этим моторам все же шли. Во второй половине месяца уже активно производилась отработка механических операций на основе этих деталей. Но реальная сборка состоялась в конце октября. К 24 октября завод смог собрать только 4 двигателя, но ни один из них не прошел стендовых испытаний[348]348
  ГАСО. Ф. Р-1930. Оп. 3. Д. 9. Л. 131; Д. 11. Л. 61.


[Закрыть]. По мнению В.А. Малышева, в этом были виноваты лично директор И.И. Лисин и главный инженер завода А.П. Десфонтейнес[349]349
  РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 2. Л. 67.


[Закрыть]. В то же время само предприятие продолжало представлять из себя большую строительную площадку.

24 октября на завод прибыл И.М. Зальцман, который как заместитель наркома и руководитель УКТТ устроил подлинный разнос директору Уралтурбозавода И.И. Лисину и обвинил его лично в срыве производственной программы завода[350]350
  ГАСО. Ф. Р-1930. Оп. 3. Д. 9. Л. 127–136.


[Закрыть]. В тот же день И.М. Зальцман приказом по НКТП отстранил И.И. Лисина от должности директора с формулировкой: «Снять с работы и отдать под суд по законам военного времени…, с немедленным выселением из заводской квартиры»[351]351
  РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 4. Л. 2-2об.


[Закрыть]. Новым директором турбинного завода был назначен человек, прекрасно владеющий проблемой организации дизельного производства, – бывший глава харьковского завода № 75 Д.Е. Кочетков.

Казалось бы, что такие действия в отношении директора завода со стороны И.М. Зальцмана в октябре 1941 г. должны выглядеть довольно странно. Но странными они будут казаться только без понимания сути и особенностей эпохи. Логика взаимоотношений была такова, что в случае невыполнения плана виновным оставался конкретный «стрелочник» (в нашем случае – директор завода). И никого не интересовало, что объективно в том, что случилось, его вины нет. Справедливости ради скажем, что И.И. Лисин в итоге не потерял свободу, хотя и лишился должности директора Уралтурбозавода, однако уже в 1943 г. он возглавил вновь создаваемый свердловский завод № 50 НКТП.

Выше уже отмечалось, что литые, штампованные и ряд других деталей Уралтурбозавод сам не производил, а должен был получать в порядке кооперации с УЗТМ. Но Уралмаш завершил основные работы по установке необходимого оборудования в сентябре 1941 г., в октябре произвел пробные отливки всех наименований и только в ноябре начал поставлять Уралтурбозаводу необходимые детали[352]352
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 71. Л. 12–13, 15.


[Закрыть]. (Номенклатура поставок Уралмаша заводу в апреле 1943 г. составляла 154 наименования[353]353
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 36. Л. 394–399.


[Закрыть].) Следовательно, производство двигателей В-2, напрямую зависящее от поставок с Уралмашзавода, в сентябре – октябре 1941 г. действительно не могло быть начато по не зависящим от дизельного завода причинам.

Более того, даже в конце ноября – начале декабря силуминовое производство цеха № 34 УЗТМ еще находилось в стадии становления. Продолжал формироваться коллектив этого производственного участка. Цех состоял из 700 бывших работников ленинградского Кировского завода, харьковского завода № 75, брянского «Красный Профинтерн», киевского «Большевик», Ижорского завода, завода № 8 НКВ; со стороны Уралмаша в состав цеха вошли 100 конторских работников, которые были направлены на обучение литейным специальностям непосредственно на производстве[354]354
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 162. Л. 381, 384.


[Закрыть].

Снятие И. И. Лисина объективно не могло кардинально изменить ситуацию с производством двигателей. Турбозавод постоянно срывал план по моторам, в том числе из-за недопоставок Уралмашем основных деталей В-2 (даже в первой половине декабря они составили всего 8—12 % от плана). В свою очередь Златоустовский металлургический завод, согласно заказу от 30 октября, должен был поставить Уралмашу 545 тонн легированной стали для производства двигателя В-2 на УЗТМ. Но до середины ноября 1941 г. не мог выполнить заказ[355]355
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 198. Л. 11, 134.


[Закрыть].

В ноябре 1941 г. брак по заготовкам отливок, выявленный еще на Уралмаше, составил от 13 до 45 % по отдельным заготовкам. Но в дальнейшем брак по этим же деталям продолжал выявляться в процессе обработки заготовок уже на Уралтурбозаводе. Например, из поставленных на 23 ноября 157 чугунных рубашек (одна из ведущих деталей В-2) было забраковано 149[356]356
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 198. Л. 114.


[Закрыть]. В ноябре завод вместо запланированных 150 двигателей В-2 смог изготовить только 60 (40 % от плана)[357]357
  ЦДООСО. Ф. 161. Оп. 6. Д. 1261. Л. 75, 86, 89.


[Закрыть], декабрьская программа в 260 дизельных моторов была выполнена на 50 %[358]358
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 24. Л. 97–98; ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 3. Д. 8. Л. 68; ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 198. Л. 62.


[Закрыть].

Сложность периода освоения выпуска В-2 во многом усугублялась тем, что первоначально эта задача была не единственной для Уральского турбинного завода. Кроме производства дизельного двигателя, на завод была возложена программа по авиационным моторам М-40. Т. е. еще то производство, которое осваивалось Кировским заводом в первой половине 1941 г. Осенью освоение производства В-2 стало приоритетным направлением деятельности Уралтурбозавода, с которым он справлялся крайне неудовлетворительно. Это не помешало руководству страны принять решение о выпуске на заводе двигателя М-40. Уже в конце 1941 г. вследствие того, что дизельный завод не мог справиться даже с основной программой, история с авиационными двигателями на заводе была прекращена[359]359
  ГАСО. Ф. Р-1930. Оп. 3. Д. 11. Л. 42; ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 198. Л. 28.


[Закрыть].

На заводе вплоть до начала 1942 г. продолжались промышленное строительство (как, впрочем, и все годы войны) и установка оборудования. По состоянию на 1 января 1942 г. из 1223 металлорежущих станков было смонтировано 926. Все производственные площади, намеченные к пуску еще осенью 1941 г., или находились в стадии завершения строительства, или продолжали возводиться. В основном производстве трехпролетный корпус был готов на 89 %, но уже был введен в эксплуатацию, пристрой к нему – на 61 %, новый механический цех еще активно строился (были закончены только земляные работы и бетонирование колонн). Во вспомогательном производстве новый инструментальный цех находился на стадии завершения строительства, его готовность составила 86 %. Монтировались 3 стенда второй очереди испытательной станции. Тем не менее, даже это незавершенное строительство позволило увеличить общую производственную площадь основных цехов с 7 тыс. кв. м до 26 тыс. кв. м, а вспомогательных – с 3,2 тыс. кв. м до более 7,1 тыс. кв. м[360]360
  История дизелестроения на заводе № 76 б[ывшего]. НКТП. Рукопись. 1946. Л. 15 // Материалы музея истории Уральского турбинного завода.


[Закрыть].

Таким образом, говоря о тяжелом положении с выпуском дизельных двигателей на заводе № 76 (Уральском турбинном заводе) в 1941 г., необходимо учитывать тот факт, что, во-первых, предприятие все еще находилось в состоянии строительства. А во-вторых, значительная часть полуфабрикатов, получаемых от заводов-поставщиков (в первую очередь от УЗТМ – основной заготовительной базы турбозавода, а также Кировского завода – единственного поставщика топливной аппаратуры), приходила с большими задержками, часто ниже заданной численности, и содержала большое количество брака, исправлять который приходилось уже дизельному заводу. На рубеже 1941–1942 гг. это можно считать основной причиной неудовлетворительной работы завода № 76.

До войны УТЗМ специализировался на индивидуальном машиностроительном производстве, а номенклатура и расположение оборудования, установленные в соответствии с профилем предприятия, не соответствовали тем задачам, которые теперь были перед ним поставлены. Была острая нехватка специальных правильных средств, необходимых в корпусном производстве.

Практически положение было такое, что обрабатывать броневые детали было негде, и для начала работ требовалось установить термические печи и правильные агрегаты. На заводе не было специалистов по корпусному производству. Для решения всех вопросов технологического порядка, составления соответствующей документации и подготовки кадров было создано специальное бюро, в состав которого вошли специалисты ЦНИИ-48, Ижорского и Кировского заводов.

Исходя из опыта Ижорского завода, для термической обработки брони требовались специально сконструированные печи, однако их устройство требовало больших временных затрат, материальных средств и пересмотра технологических линий. Как раз в этот момент шло строительство 10 термических печей цеха № 37. Поэтому для запуска бронекорпусной программы заводу пришлось использовать обычные заводские вертикальные печи. Проверка образцов дала удовлетворительные результаты. Также, вопреки опыту Ижорского завода, было установлено, что допустимо одновременное помещение в вертикальную печь нескольких бронелистов одновременно. Это позволило на первых порах разрядить обстановку с нехваткой печей[361]361
  ГАСО. Ф. Р-262. Оп. 1 Д. 69. Л. 16–20.


[Закрыть].

На Уралмаше, начиная с 1 октября 1941 г., полностью прекращался выпуск гражданской продукции. Кроме того, УЗТМ должен был передать заводу № 78 НКБ производство снарядов тяжелых калибров и оборудование завода «Красный Профинтерн», на котором они производились[362]362
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 17. Л. 252.


[Закрыть].

Выполнение производственного плана проходило в условиях, когда заводу постоянно чего-то не хватало. Особенно резко сказывалась неритмичность поставок на УЗТМ броневого листа. Бронелист для Уралмаша производили Магнитогорский (в декабре 1941 г. завод должен был получить 50—75-мм лист на 533 комплекта корпусов и 40-мм лист на 110 комплектов) и Кузнецкий металлургические заводы (40-мм лист на 423 комплекта и 12—30-мм лист на 533 комплекта в декабре 1941 г.). На этом этапе лист НТМЗ не использовался (об этом ниже). Плохая организация поставок сказывалась прежде всего на возможности создать нужный задел по броневому листу[363]363
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 198. Л. 87, 89, 90, 92.


[Закрыть]. Броневые листы сразу после прибытия на завод прямо из вагонов направлялись в производство. Любая задержка поставок приводила к тому, что стали возникать перерывы в работе заготовительного цеха брони, которые потом сменялись лихорадочной, авральной работой. Выше мы уже указывали на проблемы уральской железнодорожной сети, выявленные комиссией АН СССР. Возникновение новых потоков грузов неизбежно приводило к напряжению на отдельных участках железнодорожного сообщения. Такие напряжения случались достаточно регулярно – железнодорожная сеть страны в целом и особенно региона в частности находилась в перегруженном состоянии. Это стало дополнительной задачей к запуску новой программы на металлургических заводах (ММК, КМК и НТМЗ). Вместе с невыполнением плановых показателей бронепроката и плохим качеством листов корпусное производство уральских заводов получило еще одну проблему – задержки поставок броневого листа.

Особенность бронекорпусного производства была такова, что завод для нормальной, ритмичной работы должен был получить весь броневой лист на текущий месяц до середины предыдущего. Другими словами, весь заказ брони на ноябрь Уралмаш должен был иметь уже в первой половине октября. Однако даже в первой декаде ноября 1941 г. УЗТМ бронелист на текущий месяц так и не смог получить. Следовательно, простои в работе заготовительных цехов, которые сменялись авралами и штурмовщиной, оказались неизбежными[364]364
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 167. Л. 71.


[Закрыть].

Б.Г. Музруков в середине октября в своем обращении в Свердловский обком ВКП(б) указывал на то, что в последнее время качество броневого листа сильно упало. Значительное количество плавок (партии бронелиста, поступающие на бронекорпусное производство, различались по произведенным мартеновским плавкам, которые неизбежно обладали некоторыми особенностями физического и химического состава) после температурной обработки в термических печах не приобретали необходимый волокнистый излом, и их приходилось отправлять в печи повторно. Следовательно, эти меры значительно удлиняли производственный процесс и перегружали термические печи. Что в условиях задержки поставок листа с металлургических заводов приобретало черты производственной катастрофы. Кроме того, нужную волокнистость не всегда удавалось получить даже после дополнительной термообработки, поэтому только в первой половине октября 1941 г. по этой причине было забраковано 1,5 тыс. тонн металла.

Магнитогорский и кузнецкий броневые листы отличались большим количеством недостатков. Но прокатное производство НТМЗ (осенью 1941 г. листы новотагильского завода еще поставлялись на УЗТМ) было такого низкого качество, что уралмашевцы не могли его применять. В том же обращении директор УЗТМ говорил прямо: «…[нами] не учтен Тагильский лист, в связи с его некондиционностью»[365]365
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 175. Л. 363.


[Закрыть]. Предположить, что в условиях тоталитарной советской системы управления Борис Глебович самовольно, по каким-то личным причинам решил отказаться от использования брони Новотагильского завода, мы не можем. Это могло произойти только в том случае, если этот материал действительно нельзя было применять.

Программа четвертого квартала 1941 г. по корпусам КВ для Уралмаша постоянно изменялась. Октябрьская программа в сентябре 1941 г. была повышена со 125 корпусов до 156. Приказом по НКТП от 6 октября 1941 г. октябрьская программа завышалась до 160 корпусов (потом, правда, была снижена до 140 корпусов, которую завод успешно выполнил[366]366
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 162. Л. 367.


[Закрыть]), а ноябрьская, по сравнению с программой лета 1941 г., увеличивалась до 200 корпусов. Но уже менее чем через месяц Уралмашзаводу (Ижорскому заводу) в ноябре 1941 г. предписывалось изготовить 220 корпусов[367]367
  ГАСО. Ф. P-262. On. 1. Д. 17. Л. 235, 252, 285.


[Закрыть]. В конечном итоге программа на IV квартал была установлена в 525 корпусов КВ. Ее завод выполнил на 106,7 %, изготовив 560 корпусов (см. таблицу 5.1 приложения).

Работа Броневого института была особенно важна в начальный период войны, когда происходил процесс становления восточного бронепроизводства. Деятельность института была сконцентрирована на трех основных задачах: наладка броневого производства на заводах, переводимых на производство брони; проведение научно-исследовательских работ, направленных на расшивку узких мест бронетанковой промышленности; систематическое обобщение опыта изготовления брони[368]368
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 287. Л. 34.


[Закрыть].

С первых дней пребывания на новом месте институт организовал квалифицированную поддержку металлургическим, корпусным и танковым заводам. Научные работники института были распределены на наиболее ответственные участки производства, 75 % из них были направлены на заводы для налаживания выпуска брони, обучения заводских кадров и ускорения обмена опытом между предприятиями. В 1942 г. бригады ЦНИИ-48 работали на 12 основных броневых заводах, а сам институт превратился в штаб по руководству деятельностью научных бригад на заводах по обобщению, систематизации и передаче передового опыта предприятий, проведению актуальных научно-исследовательских работ[369]369
  Батыров У. А. Указ. соч. С. 128–129.


[Закрыть]. Научная помощь института позволяла заводам, производящим броню и бронекорпуса, более эффективно осваивать то или иное производство в течение всей войны.

Так, 4 декабря 1941 г. состоялось совместное заседание представителей Ижорского завода (УЗТМ) и ЦНИИ-48 по рассмотрению технологии изготовления корпуса танка КВ. В результате были разработаны множественные изменения, которые дали экономию в 54,5 станко-часа[370]370
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 286. Л. 76–79, 243–246.


[Закрыть]. При помощи НИИ на заводе № 200 была разработана и внедрена ускоренная обработка литых броневых изделий, которая позволила сократить продолжительность нагрева на 55 %. Ликвидированы в октябре 1941 г. массовый брак и значительная переработка на УЗТМ и заводе № 78 НКБ (№ 200 НКТП) из-за невозможности получить излом броневой стали нужной волокнистости, который характеризует важнейшие свойства брони. Метод термической обработки, внедренный институтом, позволил только на УЗТМ исправить около тысячи тонн брони и впоследствии полностью снять вопрос о браке из-за недополучения излома необходимой волокнистости.

Совместно с Кузнецким, Магнитогорским и Новотагильским металлургическими предприятиями сотрудниками НИИ была разработана новая технология проката броневой стали без ограничения времени окончания прокатки, что только на ММК дало возможность увеличить производительность блюминга № 3 на 80 %. Магнитогорский блюминг долгие годы был основным оборудованием для изготовления толстой брони для тяжелых танков. Именно при помощи ЦНИИ-48 на Кузнецком, Магнитогорском и Новотагильском металлургических заводах была освоена выплавка броневой стали в больших мартеновских печах емкостью 120–190 тонн. Перевод производства брони для КВ в основные мартеновские печи позволил увеличить съем броневой стали с тех же печей в 2–2,5 раза.

Совместно со специалистами Уралмашзавода институт разработал марку стали для литых башен танка КВ, которые содержали на 30 % никеля меньше, чем ранее применявшиеся марки. Также совместно с УЗТМ была разработана новая технология отливки башен КВ в кокиль, что способствовало увеличению бронестойкости, сокращению расходного коэффициента металла и значительному увеличению производительности литейных цехов[371]371
  ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 31. Д. 287. Л. 34–38.


[Закрыть].