Текст книги "Последний игрок"

Глава 8

Презентация «Золотых холмов» застряла где-то в метро вместе с человеком, который ее делал последние семьдесят два часа. Я нервно ерзаю на стуле и ненавижу всех своих коллег, бегающих взад-вперед, делающих бесконечные копии документов и что-то кричащих в мобильные телефоны в попытке продать кому-то двести квадратов с котельной и гаражом на две машины.

Это утро в офисе было как в рекламе – когда вся жизнь вокруг тебя абсолютно серая, коллеги не здороваются, стол забит бумагами, которые нужно обработать, да еще продажи на нуле. Дико хочется кофе, чтобы хоть немного поднять жизненный тонус, но ты знаешь, что в отличие от рекламы продолжения не будет. Не появится стройная секретарша твоего босса в строгих очках и с бесконечно длинными, как у Нади Ауэрман, ногами, и не угостит тебя стаканчиком горячего капучино с нежной кремовой пенкой. И в тот же миг стены офиса не раскрасятся яркими цветами, а твои коллеги не вскочат на столы и не начнут, пританцовывая, петь песенку, прославляющую кофе от транснациональной корпорации. В такое утро, когда смотришь из пыльного окна тридцать восьмого этажа на серые, скучные силуэты домов, возникает острое понимание неправильности всей твоей жизни. Сколько можно втюхивать бесконечное число квадратных метров людям, у которых давно уже улучшение своего жилья стало болезнью. Сколько вам нужно для счастья сегодня? Триста, пятьсот метров? Или ваш мозг уже не воспринимает ничего, кроме пентхауса на весь последний этаж с собственным лифтом и четырехметровыми потолками? Сколько у вас должно быть ванных комнат, отделанных мрамором, и гардеробных, чтобы вы перестали быть конченой скотиной и наконец заметили, что ваша семья давно уже стала для вас чем-то номинальным? Вам всем нужен серьезный специалист по психологии, который сможет спасти ваш брак, а не новая квартира, которая больше на шестьдесят метров, так необходимых вам для создания домашнего кинотеатра. Так сколько вам требуется жилого пространства, утыканного дизайнерской мебелью, чтобы наконец успокоиться и перестать безостановочно потреблять, срать, трахаться и снова потреблять, забыв о том, что человек – это далеко не логотип на джинсах? И вот уже возникает дикое желание послать в задницу свою работу и отмороженных друзей с азартными играми. И чтобы больше не чувствовать себя машиной, толкающей этот дышащий на ладан мир в пропасть, свалить на какой-нибудь остров, на котором можно будет, наслаждаясь солнцем и бездельем, жить за два-три доллара в день. В такое утро хочется позвонить Ольге, безуспешно пытающейся перевоспитать меня и отбить желание ставить деньги на все, на что их возможно поставить. Правда, в этом случае мне предстоит десять-пятнадцать посещений группы поддержки – два раза в неделю ерзать от скуки на фанерных расшатанных стульях, давиться безвкусным дешевым чаем и сверлить взглядом толстого парня, сидящего напротив меня, который задолжал букмекерской конторе столько, что ему пришлось продать с трудом заработанную квартиру, и теперь он был вынужден ютиться в коммуналке с мамой. И конечно, придется пройти через пару откровенных признаний из прошлого и фраз типа «Я не играл в азартные игры уже сорок два дня», но это я переживу. Обязательно сменю номер, чтобы ни Лавэ, ни Разменный не смогли дозвониться. Наконец-то начну высыпаться по ночам, исчезнут мешки под глазами, цвет лица станет похож на цвет лица здорового человека. Три месяца – и жизнь начнется с чистого листа. К тому же Ольге я нравился, и она этого не скрывала, возможно, она и есть мое будущее. Да, у меня есть сын, но с ней может появиться и прекрасная дочь. Так и сделаю. Я потянулся к мобильнику. Стоп, еще рано, и в заброшенном здании ЖЭКа ее нет, так что на городской звонить бессмысленно, а ее мобильный записан только в записную книжку. Я открываю ящики в поисках книжки, – вот она, нашел. Теперь самое сложное – отыскать номер, по которому я никогда не звонил. Пытаюсь вспомнить, на какую букву я ее записывал: на «О» – «Ольга», или «Г» – «группа поддержки», или как-то иначе, а также думаю, как начать разговор, чтобы это не выглядело с моей стороны мольбой о помощи, но в последний момент возле моего стола возникает Даниил, дизайнер. Он должен был помочь мне справиться с презентацией «Золотых холмов», а вместо этого сделал бо́льшую часть работы. Он стоит перед моим столом, зевает во весь рот и протягивает флешку.

– Сильно опоздал? – спрашивает он.

– Ну, так… Всю ночь работал?

Он молча кивает.

– Вы ведь сможете презентовать материал без меня? – Кажется, еще секунда, и он уснет, стоя прямо передо мной.

– Конечно. Вали домой. Заслужил.

Он исчезает мгновенно, не давая мне шанса передумать. Я запихиваю записную книжку с телефоном Ольги обратно в стол и направляюсь к лифту. Через две минуты я на сороковом этаже.

Здесь, на последнем этаже здания, находится офис Большого Босса, руководившего всеми нами, говорящего, что нам делать и как думать. Здесь ты начинал по-настоящему понимать, насколько могущественна фирма, в которой работаешь. За двенадцать лет своего существования она опутала всю страну своими представительствами. Кроме его кабинета, здесь находились кабинет директора, отвечающего за регионы, у которого распался второй брак из-за того, что он восемьдесят процентов жизни был в разъездах. Кабинет директора по коммерческой недвижимости, директора по аренде, директора по новостройкам, который вынужден был глотать десятками успокоительные таблетки, иначе по ночам ему снились двадцатиэтажные коробки панельных домов, которые обступали его со всех сторон, пытаясь похоронить заживо в своих подвалах. Кабинет директора по рынку вторичного жилья, кабинет Максима – личного помощника Большого Босса. И покрывающийся пылью, пустой кабинет директора по продажам элитной недвижимости. Я был уверен, что, если открыть любую из этих дверей, я увижу огромное колесо для белок, в котором, не останавливаясь и постоянно разговаривая по двум мобильным телефонам одновременно, в костюме, сшитом на заказ, и туфлях из дорогой телячьей кожи, бежит человек, одержимый выполнением плана по продажам. Когда дверь лифта открывается на сороковом этаже, ты из ада тридцать восьмого этажа попадаешь в некое подобие рая, видишь абсолютно пустой коридор, в котором не слышно ни единого звука, не слышно шума принтера и ксерокса, никто не пробегает мимо тебя, задыхаясь от одышки. Ты видишь стены с настоящими картинами на стенах, а не постерами, двери, покрытые дорогой эмалью, а не из белой дешевой пленки, как на тридцать восьмом этаже. Здесь идеальная чистота – на полу, на отполированных дверных ручках, на рамах для картин. Ты вдыхаешь запах больших продаж, исходящих от стен с венецианской штукатуркой, от натурального мрамора, от светильников из муранского стекла. Это Святой Грааль для всех, кто работает на тридцать восьмом. Они готовы продать свою душу и душу своих детей, лишь бы получить кабинет здесь, на сороковом. Ведь только с этого момента, если верить корпоративной брошюре «Жизнь прошла зря, если ты не стал директором к тридцати пяти годам», они смогут по-настоящему наслаждаться жизнью. Я медленно иду по пустому коридору и вскоре оказываюсь в его конце, возле двойной, покрытой черной эмалью двери. Открываю ее и прохожу в приемную. В большом помещении за столом восседает секретарь Большого Босса, аморфная женщина неопределенного возраста в огромных очках. Хоть ее внешность и внушает ужас, я знаю, что в работе ей нет равных: она запоминает все встречи своего шефа и все поручения на целую неделю. Она знает наизусть примерно тысячу телефонных номеров. Не знаю, может, это, конечно, и хорошо, но я бы предпочел иметь в секретарях глупенькую дурочку, со взглядом только что проснувшегося котенка, искренне улыбающуюся мне каждое утро.

– Вам назначено? – Ее высокий, резкий голос словно бритвой режет по оголенному нерву, отчего хочется выскочить из приемной прямо в окно.

– Виктор, я должен быть в списке.

– Вы в списке, Виктор, но вы опоздали. Он будет недоволен.

– Но ведь меня не линчуют?

Секретарша смотрит на меня взглядом жабы, только что проглотившей ядовитого муравья.

– Сядьте. – Она указывает на кожаный диван от Philipp Plein из страусиной кожи.

После десятиминутного ожидания появляется Максим, дружески хлопает меня по плечу, и вместе мы входим в храм, в котором Большой Босс вершит судьбу рынка недвижимости всей страны.

В этом кабинете я бывал не часто, и всякий раз он наводил на меня мысль о полном отсутствии кислорода в помещении. Здесь я инстинктивно начинал дышать ртом, а сердце билось в два раза сильнее. Пол в кабинете – семьдесят квадратных метров черного мрамора с тонкими белыми прожилками, стены из темно-зеленого оникса со встроенной в них подсветкой, пятиметровый стол для совещаний, покрытый черным глянцевым лаком, офисные кресла из черной кожи и две огромные люстры из черного стекла – буквально кричали о том, чтобы я, разбив окно, заставил потоки свежего воздуха наконец-то ворваться в этот похожий на огромный склеп кабинет.

За столом для совещаний сидит Большой Босс – мужчина пятидесяти семи лет с седыми волосами, всегда одетый в черный костюм и черную рубашку. Он встает, пожимает нам руки и знаком показывает на ноутбук, подключенный к проектору.

– У вас пять минут. – Он произносит это ровным, уставшим от жизни голосом.

Максим вставляет флешку в ноутбук, нажимает несколько клавиш, и на белом экране возникает картина идеальной жизни, созданная в графической программе: поле для гольфа с безупречно подстриженной, изумрудного цвета травой, семья, радостно стоящая перед лункой с комплектами клюшек, и освещенные вечерним солнцем особняки в стиле шале, находящиеся позади них. Через эту картинку тянется слоган «Ваш новый образ жизни», ниже идет надпись «Золотые холмы», а еще ниже и более мелким шрифтом – «эксклюзивно First Realty Group».

– Ну, вперед. – Максим поднимается с кресла, уступая мне место.

Я сажусь и запускаю анимацию. В то же мгновение картинка с идеальной жизнью оживает. Мама с идеальной фигурой и, видимо, только что сделанной укладкой бьет по мячу, и он закатывается в лунку. Разнополые дети с одинаковыми лицами прыгают от радости, и все семейство скалится одинаковыми улыбками. Камера движется дальше, вверх, в облака, навстречу летящему вертолету, облетает вокруг него и срывается вниз, к вертолетной площадке. Из приземлившегося вертолета выходит тридцатилетний мужчина с мужественным лицом, в идеально сшитом костюме, и, улыбаясь, идет к ближайшему особняку. Там его с объятиями встречает неимоверно красивая жена и дочь, в идеально сидящих на них платьях. Не переставая улыбаться, они садятся на веранде и пьют что-то из бокалов, глядя, как другая семейная пара играет в гольф.

Дальше перечисляются преимущества «Золотых холмов»: прекрасная экология, всего семь километров от КАДа, респектабельные соседи, специальные условия для членства в гольф-клубе и так далее. После этого идет еще информация о способах продвижения продукта на рынок, мероприятия с различными партнерами для привлечения покупателей, рекламная стратегия и список журналов и сайтов, на которых будет размещена реклама.

Я видел этот ролик только в самом черновом варианте, вместо улыбающихся людей тогда были схематичные, бесцветные 3D-модели. Сейчас, наблюдая вместе с Максимом и Большим Боссом за жизнью, которой никогда не понимал, я ловлю себя на мысли, что мне безумно хочется оказаться там, облить бензином вертолет и, выхватив из рук женщины клюшку, десятком ударов стереть эти тупые улыбки с лиц всего семейства. А затем, попивая что-то из бокала, смотреть, как догорает кабина вертолета, как огонь охватывает особняки в стиле шале, как из домов выбегают люди с идеальными фигурами, в безупречно сидящих на них одеждах, но на их лицах уже нет этих дебильных улыбок.

– Неплохо. – Я вдруг слышу голос Большого Босса. – Графику, конечно, нужно доработать, особенно улыбки. Они напомнили мне недоразвитого парня, которого показывали вчера в новостях, он порешил свою мать утюгом, а когда его взяли, продолжал улыбаться вот примерно как эта блондинка с клюшкой.

– Виктор, спасибо за презентацию. Мы сообщим наше решение через неделю, – говорит Максим.

– Спасибо вам. Я получил удовольствие от этой работы. – Я быстро встаю и, пожав руки, с облегчением выхожу из кабинета, с уверенностью, что теперь-то святая инквизиция фирмы, находящаяся в кабинете с табличкой «Отдел персонала», не сможет подкопаться, обвинив меня в попытке всеми силами избежать возможности запрыгнуть в беличье колесо и в нежелании сдохнуть в супермаркете в отделе соусов.

Я возвращаюсь к себе за стол, чувствуя себя навсегда запачканным идеальной чистотой сорокового этажа. Мне кажется, что я весь пропитан ядовитым запахом больших продаж. Как никогда раньше, я чувствую решимость дозвониться до Ольги и сказать, что я хочу изменить свою жизнь кардинально. Хочу избавиться от привычки играть, чтобы мне не нужны были деньги. Тогда мне не пришлось бы работать здесь, с этими биомашинами, просыпающимися, проживающими день и ложащимися спать по «Этическому уставу фирмы», одевающимися по «Положению о корпоративной культуре», потребляющими пищу по «Закону о питании внутри компании», думающими по «Указу о мыслительной деятельности сотрудника отдела продаж».

Я снова ищу номер Ольги в записной книжке, но его нет. Ни на «О» – «Ольга», ни на «Г» – «группа поддержки». В этот момент мне звонит клиент.

– Добрый день, Виктор. – На другом конце линии звучит подавленный голос. – Ну что, я принял решение. Я беру. Готовьте документы.

– Поздравляю. Она того стоит.

– Она того не стоит, но жена вынесла мозг. Она же не думает о том, как достаются деньги.

Перед моими глазами возникает ухоженная брюнетка с лицом породистой домохозяйки, которая устраивает истерику.

– Да, женщины только и способны, что опустошать карманы. – Я говорю это с прискорбием в голосе, но думаю про себя, какая же она молодец.

– И за что нам это? – Он произносит это так, как будто ему оторвали одно место.

– Видно, такая наша мужская доля. – Я стараюсь придать своему голосу максимум сочувствия. Затем выдерживаю паузу. – Я подготовлю документы через два дня.

– Звоните, когда все будет готово.

Он вешает трубку. Истеричные гудки в телефоне говорят о его полной капитуляции.

Я сижу в кресле с улыбкой победителя. Я уже слышу хруст моих комиссионных.

– Я взял вам кофе. Капучино, как вы любите.

Я поворачиваю голову. Передо мной стоит молодой парень. Он устроился в наш отдел две недели назад, и я пару раз дал ему несколько дельных советов. Теперь он протягивает мне бумажный стаканчик с напечатанным огромным логотипом транснациональной корпорации снаружи и горячим напитком внутри.

– Спасибо, Денис. Как раз кстати. – Да, он не стройная секретарша в строгих очках, но мне плевать.

Я забираю стаканчик и вдыхаю божественный аромат качественно обжаренных зерен. Из головы сразу улетучиваются мысли о неправильности жизни и о старых, расшатанных стульях в группе поддержки, и, разумеется, я не собираюсь продолжать искать номер телефона Ольги. Мне хочется снова втюхивать бесконечное число квадратных метров людям, у которых давно уже улучшение своего жилья стало болезнью. Сколько вам нужно для счастья сегодня? Пятьсот метров? Отлично! Я бы порекомендовал вам уникальный пентхаус на весь последний этаж с собственным лифтом и четырехметровыми потолками. И вам просто необходимо иметь множество ванных комнат, отделанных мрамором, благодаря им вы и дальше не будете чувствовать себя конченой скотиной и плевать на то, что ваша семья давно уже стала для вас чем-то номинальным. Вам ни в коем случае не нужен серьезный специалист по психологии, который сможет спасти ваш брак, а требуется новая квартира, которая больше на шестьдесят метров, так нужных вам для создания домашнего кинотеатра. Вам жизненно необходимо безостановочно потреблять, срать, трахаться и снова потреблять, скупая сотни метров жилого пространства, утыканного дизайнерской мебелью! И помните: вы – это не только логотип на ваших джинсах, а еще и размер дома с шикарным видом из гостиной. Вот моя визитка, звоните в любое время суток, я смогу сделать вас по-настоящему счастливым.

Я удобно откидываюсь в кресле, закрыв глаза и наслаждаясь каждым глотком.

Надо будет сегодня же перевезти свои вещи – четыре картонные коробки, в которые умещалась вся моя жизнь, из квартиры в загородный двухэтажный особняк в стиле минимализма, окруженный соснами. Я безуспешно продаю его с тех пор, как семья распалась и мать двоих подростков, бросив их, укатила в Лондон к новому мужчине своей мечты. Безуспешно потому, что брошенный глава семейства, очередной клонированный миллионер, сказал мне: «Продавай, но не очень рьяно. Я не хочу отдавать этой шлюхе ее часть, так что, если он не будет востребован больше года, еще и премию от меня получишь». Сейчас меня такой расклад устраивает, как никогда. Да, и надо позвонить Сергею, он собирался заказывать билеты во Вьетнам. Сказать, что еду.

Глава 9

Самолет касается земли в аэропорту в окрестности Нячанга. Четырнадцать часов полета дались нелегко, ноги затекли, колени, которые все это время упирались в сиденье напротив меня, дико болят. Бортовое подобие обеда – крошечный кусочек курицы, вареная морковка, картошина, маленькая булочка, порционное масло и такой же плавленый сыр – я съел много часов назад и теперь страшно голоден. Это был обед скорее для шестнадцатилетней девушки, которая сидит на диете, чем для здорового взрослого мужика. Весь полет я то и дело проваливался в короткий беспокойный сон и теперь дико зеваю, причем с каждым зевком спать хочется еще больше. Я мечтаю лишь, скинув с себя одежду, очутиться в душе с теплой водой, смыть с себя всю усталость, а потом перебраться в источающую запах зимней свежести постель, в которой я смогу забыться мертвым сном беззаботного человека.

Лавэ, в отличие от меня, бодр, он уже звонит согласовывать план дальнейших действий. Лавэ учился в Англии, и его дружок Мэтью, с которым они, сбежав с экономики, делали ставки на бегах, теперь делает ставки не на породистых лошадей, а на порядком ободранных петухов. Бои этих птиц во Вьетнаме – распространенное явление, они проходят почти в каждой деревне, несмотря на запрет, но от кровожадных боев прошлого в них почти ничего не осталось. Петухи там не погибают, а лишь слегка ранят друг друга. Мэтью же рассказал о совершенно других, подпольных боях. Их проводят для богатых вьетнамцев по принципу боев восемнадцатого века. Порог ставок начинается от ста американских долларов, и уж там действительно есть на что посмотреть и на кого поставить. Вот так, с помощью дружка Лавэ по колледжу, и возникла идея поехать в Нячанг, и майские праздники были как нельзя кстати. Мы планируем встретиться с Мэтью в аэропорту, он должен стать нашим проводником в мир, который плотно закрыт от сотен тысяч туристов, приехавших погреться на теплом песочке. Мы прилетели втроем – с Лавэ и Сергеем. Разменный, со своими полулегальными делами, не смог присоединиться, майские праздники в его бизнесе – это особо горячий сезон. Сергей же, разумеется, здесь официально находится в командировке, причем за ящик Meukow XO его босс лично подтвердил Наталье, что во Вьетнаме Сергей будет проводить переговоры по строительству фабрики, производящей какую-то хрень. Ящик Meukow XO творит чудеса.

– Мэтью уже серьезно набрался, так что увидимся с ним завтра, – сообщает Лавэ.

Из прохладного самолета мы выходим в душную вьетнамскую ночь.

Мы с Сергеем предпочитаем в путешествиях основные деньги тратить на игру и поэтому гостиницу бронировать максимально простую, без излишеств, главное – чтобы чисто, но Лавэ, ни в чем не привыкший себе отказывать, поселился в одной из лучших гостиниц на первой линии, в которой практически не слышно русской речи. Он остается ждать персональный трансфер из отеля, а мы с Сергеем, предварительно купив по бургеру, падаем на заднее сиденье такси, водитель которого машет нам руками. Тыкая пальцем в карту, мы пытаемся объяснить, куда хотим попасть. Водитель, кивая, вполне сносно по-русски говорит: «Понятно. Хорошо», после чего катит свою новенькую «тойоту» по извилистой ночной дороге. В его магнитоле надрывно поет Лепс, и под него я моментально отрубаюсь, даже не съев свой бургер. Я просыпаюсь от ругани Сергея, которая доносится с улицы, и понимаю, что все еще не в кровати, а до сих пор в такси. Выбравшись из машины, я вижу наши сумки, которые таксист вынимает и не глядя ставит в какую-то кашу из мусора, покрывающую почти весь асфальт.

– Что он делает? Мы вообще где? – Я оглядываюсь и не вижу ни одного здания, хоть отдаленно похожего на наш трехзвездочный Golden hotel. Только какие-то двухэтажные лачуги и нескончаемые ряды мопедов.

– У него работал счетчик, но, когда мы отъехали пару километров, он заявил, что на счетчик смотреть не нужно, поездка обойдется в сто долларов. Ночной тариф. Когда я его послал и сказал, что больше тридцатки он не увидит, этот подонок завез нас сюда и теперь шантажирует, требуя деньги.

– Вы далеко. Никто здесь не помогать. Вы не суметь найти дорога. Сто долларов, и я везти отель. Он далеко, – верещит таксист.

– Ладно, дадим ему сотню, иначе мы тут застрянем надолго. – Я готов дать и две, лишь бы очутиться в уютной кровати и наконец выспаться.

– Шантаж не пройдет. – Сергей привык к жестким переговорам в офисе и знает несколько десятков тактик успешных переговоров, все они созданы ведущими гуру бизнеса. Он даже в мыслях не допускает, что ему придется сдаться перед каким-то хитрожопым таксистом. – Слушай. Если сейчас уедешь, то ничего не заработаешь. Тебе придется потратить еще кучу времени, чтобы вернуться в аэропорт. А потом прождать там еще минут двадцать, чтобы заполучить следующего клиента. А если довезешь нас до отеля, получишь свои деньги уже через полчаса. Лучше получить свою тридцатку, чем ничего.

Наверное, это сработало бы в Питере, где водители такси умеют ценить свое время. Но не здесь.

– Я не понять, даешь сто долларов или нет?! – Таксист выглядит растерянным. Кажется, он не понял ни слова.

– Нет. Сорок баксов, и все, финиш!

– Сорок?! Езжай автобусом.

Водитель залезает в такси, зло хлопает дверью и заводит мотор.

– Хорошо, – кричу я. – Сто долларов! О’кей! О’кей!

Я лезу в кошелек, пытаясь отыскать нужную купюру.

– Ни хрена он не получит! Да он блефует, вот увидишь. – Сергей бьет ладонью в окно машины. – Сорок – или проваливай!

Водитель что-то кричит ему на вьетнамском и, нажав на педаль газа, исчезает за поворотом. Послушав тишину минуты три, мы берем вещи и идем в сторону исчезнувшего такси, обходя кучки из гниющих объедков и растоптанных кокосов, тут и там попадающиеся на пути.

Через полчаса мы натыкаемся на какого-то местного парня с жутко кривыми зубами, на велосипеде времен войны с американцами. Он ни слова не знает ни по-русски, ни по-английски, долго вертит в руках нашу карту, наконец показывает одной рукой направление, а другой три пальца. До отеля мы идем около трех часов. После этого наш трехзвездочный Golden hotel со старой плиткой на полу, потертой стойкой ресепшена и недовольным заспанным портье кажется мне роскошным дворцом арабского шейха. У нас, словно у нелегальных рабочих на стройке, забирают паспорта и взамен выдают магнитные ключи. Я вхожу в крохотный номер и засыпаю на кровати с продавленным матрасом и каким-то пятном на пододеяльнике, не сняв одежду и не приняв душ.