Текст книги "Сладкий грех"

Никола Корник
Сладкий грех

Посвящается Эндрю, которого я так люблю и буду любить всегда

Когда прелестная женщина готова поступить неосмотрительно И слишком поздно понимает, что мужчины предают, Какое волшебство развеет ее печаль, Какое снадобье поможет позабыть вину?

Оливер Голдсмит

Пролог

Июль 1786 года

Ее разбудил негромкий звук, похожий на стук тяжелых капель дождя в оконное стекло. Но дождя не было. Кто-то пытался разбудить ее, бросив в окно горсть мелких камешков. А так хотелось еще тихонько полежать, давая возможность сну сомкнуть свои мягкие объятия. Но звук повторился, на этот раз резкий и короткий, как выстрел. Пришлось открыть глаза. Неясные предрассветные тени прочертили потолок. Это самые первые лучи восходящего солнца прокрались в ее комнату, заставив померкнуть свет ночника. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, где спала, сладко посапывая, гувернантка миссис Снук, была приоткрыта.

Стоило стуку повториться в третий раз, как она соскочила с кровати и стремглав кинулась к окну, раздвинула тяжелые портьеры и открыла раму. Чудесное раннее утро, прозрачная синева неба и яркие солнечные лучи, золотой тесьмой украсившие лужайку перед домом.

– Папа!

Отец стоял на дорожке из гравия как раз под ее окном. Он позволил оставшимся в пригоршне мелким камешкам медленно просочиться между сухими, длинными пальцами и поднял руку в приветственном жесте.

– Лотта! Спустись! – Легкий ветерок донес сказанные шепотом слова отца.

Она быстро тревожно оглянулась на дверь соседней комнаты, но сонное похрапывание стало доноситься еще отчетливее. Босиком промчавшись по коридору, по ступеням, казавшимся смутно серыми в неверном свете занимавшегося утра, и холодящему необутые ноги каменному полу, она оказалась у входной двери. А дом продолжал спать, наполненный тем особым покоем и тишиной, которые бывают лишь в самые ранние рассветные часы.

Отец обнял ее, обхватив большими крепкими руками, став коленями на каменный пол. Лотта тотчас же поняла, что дома сегодня он не ночевал. Крепкий запах табака и эля свидетельствовали об этом. Его волосы, одежда и даже небритые щеки, покрытые мягкой щетиной, – все было пропитано им. Сквозь него чуть слышно пробивался такой любимый и знакомый тонкий аромат сандалового одеколона. Крепко прижав ее к себе, он тихонько прошептал на ухо:

– Лотта! Я ухожу. Я хочу с тобой попрощаться.

Его слова и неотвратимость потери пронзили ознобом от самых кончиков пальцев, быстро захватив все тело и заставив затрепетать. Лотта немного отстранилась, чтобы взглянуть на него, затем спросила:

– Уходишь? А мама знает?

Темная тень промелькнула в глазах отца, таких же карих, как у нее. Он заставил себя улыбнуться. Снова в душе у Лотты проглянуло солнце, но страх затаился где-то в глубине.

– Нет. Пусть это будет нашим секретом, дорогая. Не надо никому говорить, что мы виделись. Скоро я вернусь за тобой, Лотта. Обещаю тебе. Будь умницей.

Он выпрямился, погладив девочку по щеке.

Часы на церкви пробили половину пятого, и она запомнила, как их бой смешался с хрустом гравия под ногами уходящего в сторону дороги отца. Потом его высокая фигура исчезла за поворотом, растворившись в легком утреннем тумане. Хотелось побежать за ним, схватить за куртку, умолять вернуться. Даже сердце забилось так, будто она и правда бежала, только слезы закололи глаза где-то там, в глубине, под веками. Солнце уже высоко стояло над верхушками холмов, разгоняя золотыми потоками лучей остатки утреннего тумана. Только теперь Лотта вдруг почувствовала, как ей холодно.

Так в шесть лет жизнь оборвалась в первый раз.

Глава 1

– Это уже пятый посетитель за неделю, потребовавший назад свои деньги.

С этими словами миссис Тронг, постоянная обитательница и жрица храма Венеры, а попросту – профессиональная сводня, решительным шагом ступила в богато убранный будуар. Даже шелковые юбки на ней сердито шуршали и поскрипывали.

– Сотня гиней – вот во что мне это обошлось!

Она остановилась, упершись руками в бока. Ее гневные слова были обращены к женщине, сидящей у туалетного столика.

– Предполагалось, что вы будете приносить доход, мадам! Я наняла вас как диковинку, приманку, одну из самых скандально известных женщин Лондона. Я не ожидала, что вместо этого получу робкую девственницу.

От избытка чувств хорошие манеры изменили ей. Миссис Тронг простерла руки к небу и продолжила:

– Он сказал, вы были настолько холодны, что лишили его всякой возможности проявить свою мужскую силу. Если от вас ожидают развращенности – извольте быть развратны! Приди лорду Боделу в голову мысль провести ночь в обнимку с бесчувственной ледышкой, он бы остался дома в обществе собственной жены.

Лотта Каминз молча слушала обрушившуюся на нее тираду, лишь крепко сжатые кисти рук выдавали ее чувства. Прошла уже неделя с того дня, как она оказалась в заведении миссис Тронг. Подобные вспышки гнева всегда возникали, стоило кому-либо из девушек вызвать неудовольствие хозяйки. Ничто не могло затронуть слабые струны ее души сильнее, чем требование неудовлетворенного джентльмена вернуть ему деньги. Деньги составляли плоть и кровь миссис Тронг, а потому и ярость сводни была безгранична.

Лотта ненавидела и этот дом, и то, чем она здесь занималась. Чувство глубокого отвращения поднималось в ней с пробуждением, сопровождало и не отпускало весь день, и, наконец, стоило только уснуть – вновь возникало в ночных кошмарах. Разве можно было предположить, что куртизанки живут так! Она считала себя такой изощренной и опытной, дерзко полагая, что завоюет себе место в полусвете как профессионалка. Боже, какая самонадеянность! И все же, возможно, у нее были шансы выжить в этом новом для нее мире? Лотта знала себе цену и без иллюзий смотрела на жизнь. У нее была возможность убедиться в силе своих женских чар и любовной пылкости. Она будет получать деньги за любовь и, возможно, удовольствие… Только став куртизанкой, она поняла, насколько реальность далека от ее представлений.

Пора отбросить браваду и честно взглянуть в глаза действительности. Уверенность в себе рассеялась как утренний туман, уступив место панической мысли о том, сколь глубоко она заблуждалась. Разве можно было предположить, насколько унизительно присутствовать, когда о тебе говорят, обсуждают и, наконец, продают, как какой-нибудь кусок мяса в лавке? Что она могла знать о пренебрежении, с каким будут относиться к ее чувствам, – купленная и использованная вещь не имеет на них права. И если уж быть честной до конца, Лотта даже не представляла, насколько омерзительными могут быть иные мужчины. Прежде она сама выбирала с кем спать, и ее любовники были ей приятны. Это вполне укладывалось в рамки ее представлений. Но сейчас выбирала не она – выбирали ее. А это совсем другое дело!

Именно это больнее всего ранило Лотту! Она чувствовала, что начнет сходить с ума, если не изменит своего положения.

Но как? И куда ей идти?

Идти некуда и не к кому. Она стала изгоем в родной семье, друзья отказались от нее. Лотта не знала, где сможет работать, да и ее печальная репутация отпугивала людей. К тому же она должна миссис Тронг порядочную сумму. Все деньги ушли на услуги врачей и туалеты, соответствующие статусу не дешевой шлюхи, а дорогой куртизанки. Так она попала в долговые сети, из которых нелегко вырваться.

Лотта обвела взглядом будуар с большой кроватью, скрытой за кисейными драпировками, и позолоченными стульями, напоминающими по форме морские раковины. Эти золотые и пурпурные тона были вызывающими и безвкусными. Она презирала и ненавидела дешевый шик, казавшийся наглядной иллюстрацией того, к чему она пришла.

– Я не могу вас понять! Ходят слухи о том, что вы вели себя довольно свободно и неразборчиво, будучи замужем.

Лотта продолжала молчать, и утомленная долгой гневной речью сводня тяжело плюхнулась на пурпурное покрывало роскошного ложа. Пружины жалобно звякнули под ее тяжестью.

– Вам придется заплатить за ваше желание разыгрывать невинность! – тоном не терпящим возражений закончила она.

Лотта плотно сжала губы, чтобы не дать сорваться необдуманным словам. Возражать миссис Тронг – непозволительная роскошь в ее положении. В противном случае ее ждет улица. Быть ходовым товаром или голодать – таково ее реальное положение. И не ей выбирать покупателя.

Задумчиво передвигая баночки с ароматными лавандовыми и розовыми кремами для кожи, пахнущими, пожалуй, чересчур сильно, и гримом довольно ярких и определенных цветов, призванных подчеркнуть ее естественную красоту, Лотта пыталась подавить поднимающуюся откуда-то изнутри неприятную дрожь. Каждая мелочь, ее окружавшая, словно ярлык на товаре, со всей определенностью указывала на то, чем она зарабатывает на жизнь.

Лотте вдруг нестерпимо захотелось одним движением руки смахнуть всю эту мишуру на пол и увидеть, как все это покатится в разные стороны, расколется и разлетится вдребезги. Может, это принесет какое-то облегчение?

– Я не смогла. Вот и все.

– Интересно, с чего бы это? Сколько было у вас мужчин? – спросила миссис Тронг, всем своим видом выражая полное негодование.

– Не так уж и много.

Немного, если сравнивать с тем, что приписывали ей досужие сплетники.

Миссис Тронг вдруг вздохнула, и, кажется, в ее глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Возможно, эхо, чуть слышный отголосок тех времен, когда торговля живым товаром еще не стала основой ее благополучия.

– Вам необходимо собраться с духом, – с грубоватым сочувствием сказала она. – Или окажетесь среди тех, кто ожидает клиентов стоя перед театром, а это не подходит для леди. Здесь, по крайней мере, вам обеспечен кров!

Лотта перехватила быстрый, цинично оценивающий ее взгляд.

– К тому же вы не молодеете, не так ли? Что остается разведенной и опороченной в глазах общества женщине?

– Ничего, – тихим эхом откликнулась Лотта. – Ничего! – повторила она.

Видит бог, как часто приходили к ней те же мысли. Отчаянно пытаясь найти выход, она вспоминала, что все двери для нее закрыты и найти не столь скандальное средство заработать на жизнь невозможно! Было время, когда сама мысль о том, чтобы зарабатывать самой, казалась смешной и глупой. Это не для нее, а для тех, кому не слишком повезло в жизни. Теперь же Лотта могла надеяться только на себя.

– Я очень постараюсь, – пообещала она, старательно скрывая отчаяние, рвущееся изнутри. Ей совсем не хотелось дать миссис Тронг еще большую власть над собой, чтобы та почувствовала, что она на пределе.

– Хотелось бы верить, – заключила миссис Тронг, резво поднимаясь на ноги. – На завтра намечена вечеринка в узком кругу – всего несколько девушек и самые избранные джентльмены. – Сводня вновь пронзила Лотту быстрым взглядом. – Думаю, вы понимаете, чего я от вас ожидаю!

Лотта почувствовала, как ужас и боль комом поднимаются в горле. Тяжело сглотнув, она постаралась поскорее избавиться от него и только молча кивнула в знак согласия. «Нет, я не поддамся! Я не позволю свести себя с ума!» В дверь постучали, и Бетси, одна из девушек, заглянула, приоткрыв дверь будуара, блеснув любопытными черными глазами.

– Прошу прощения, миссис Тронг, но там уже ждет следующий гость Лотты.

– Прекрасно! – удовлетворенно отозвалась сводня. – Вот мы и увидим, останется ли он доволен вами.

Дверь широко открылась, позволяя увидеть на золотисто-красном фоне ковра в холле очередного посетителя. Бросались в глаза его ярко-зеленый камзол и невероятно похотливое выражение лица. Джон Хаган. Один из персонажей ее прежней жизни. Он и тогда не мог скрыть своего вожделения, а сейчас готов был заплатить любые деньги, чтобы она удовлетворила все его фантазии. В такой ситуации Лотта не могла отказать. Паника поднялась в ее душе, перехватив дыхание.

– Я не могу!

Миссис Тронг, взметнув юбками, мгновенно развернулась к ней, как разъяренная кобра.

– В таком случае вам лучше уйти прямо сейчас.

На Лотту обрушилась вся сила отчаяния, сокрушившая остатки воли. Так часто на протяжении последних месяцев она была на самом краю этой бездны и все же удержалась. Сначала Грегори объявил о желании развестись с ней. Тогда все происходящее показалось ей чем-то неправдоподобным, какой-то чудовищной ошибкой. Затем, когда он отослал ее, отказавшись видеться, не отвечая и даже не вскрывая ее писем с холодящей душу методичной жестокостью, пришло понимание того, что Лотта сама совершила ошибку. Она легкомысленно нарушила существовавшее между ними негласное соглашение. Пресса немедленно предала гласности ее легкомысленный поступок, выставив на посмешище мужа. Лотта нанесла ощутимый удар по репутации Грегори, действуя слишком открыто, а потому вопиюще, и этому не могло быть прощения. Ее следовало наказать.

Когда она обратилась за помощью к семье, ей отказали. Друзья отвернулись от нее, прервав всякое общение. Однако оставалось два человека в ее жизни, которые наверняка согласились бы помочь, но, к несчастью, оба находились за границей, и связаться с ними не было возможности.

Грегори охотно оплатил все судебные издержки, связанные с бракоразводным процессом, желая, чтобы все закончилось как можно быстрее. В день начала суда он известил Лотту о необходимости оставить дом. Все то время, пока шел процесс, мысль о нереальности происходящего не покидала ее, болезненно раня наступающим одиночеством.

Теперь, окончательно обесчещенная, она поверила во все происходящее.

Хаган приближался уверенным шагом, пыхтя и отдуваясь. Миссис Тронг сияла самой приятной из всех своих улыбок, кланяясь и приглашая гостя войти. Лотта судорожно сжала кружева прозрачного пеньюара у самого горла.

– Моя дорогая Лотта, какое счастье увидеться с вами вновь…

Хагана просто распирало от предвкушения триумфа. Лицемерно склонившись к ее руке в попытке создать видимость любезной вежливости, этот ханжа не пытался скрыть своего желания воспользоваться тем, что она попала в западню, из которой нет выхода. При этом его глаза блуждали по прозрачной одежде Лотты, остановившись на выпуклости груди и спускаясь ниже. Во рту у Лотты вдруг пересохло, сердце забилось так, что она вздрогнула. Склонив голову, она сосредоточила все внимание на завернувшемся уголке ковра.

– Сто гиней, – послышался голос миссис Тронг, и Лотта увидела, как та протянула руку за деньгами.

– Моя дорогая миссис Тронг… – с оттенком огорчения произнес Хаган. – Мне довелось услышать кое-что об этой вашей маленькой шлюшке. Говорят, что она может сильно разочаровать. – В голосе Хагана зазвучала злость. – Я согласен платить, но не вперед, а лишь после того и при условии, что она сумеет мне угодить.

Видно было, что миссис Тронг находится в нерешительности. Лотта ощущала жар ладони Хагана, который по-хозяйски положил руку ей на плечо. Тонкая материя ее не защищала. В ней все содрогалось, сопротивляясь близости с этим человеком. Однако, находясь перед выбором между голодной смертью и возможностью продать то единственное, чем владеешь, о каких колебаниях может идти речь! Это был ее собственный выбор, только этим и можно подсластить горькую правду! Она продавала свое тело, чтобы выжить, и сделала бы это снова и снова, пока не постареет и не почернеет и никто больше не захочет ее. А ждать осталось не так уж и долго, судя по замечанию миссис Тронг. Ее юные дни уже прошли. Лотта вновь содрогнулась, представив себе ожидающее ее будущее.

Рука Хагана тем временем соскользнула с ее плеча на грудь, беззастенчиво стиснув ее. Лотта слышала, как участилось и стало тяжелым его дыхание, выдавая усиливающееся возбуждение.

Видимо, будущее начнется прямо сейчас.

– Постойте!

И все чуть не подскочили от неожиданности.

В проеме двери, прислонившись плечом к косяку, стоял мужчина. Белый и черный цвета его вечернего костюма выглядели, пожалуй, слишком контрастно и строго на фоне стен, обитых ярким шелком, и пестрых драпировок. Он был темноволос, коротко подстрижен, с глазами удивительно синего цвета, смотревшими пристально и внимательно, придавая узкому лицу незнакомца сосредоточенное и даже настороженное выражение. Лотта почувствовала, как напрягся Хаган, угадав возможного соперника.

– Сэр. – Хаган убрал руку. Его лицо побагровело. – Мне кажется, вы не вовремя. Вам следует дождаться своей очереди.

Глаза незнакомца встретились со взглядом Лотты. Его взгляд, пронзительный и ясный, настолько поразил Лотту, что у нее даже перехватило дыхание. В этот момент ей почудилось, что в яркой синеве его глаз промелькнуло сочувствие и даже солидарность, но это продолжалось секунду, затем незнакомец выступил вперед. Теперь его лицо выражало заносчивую самоуверенность и угрозу.

– А мне так не кажется. И пропускать вперед я не привык.

Хаган открыл было рот, но миссис Тронг весьма красноречивым жестом заставила его молчать.

– Но, ваше сиятельство…

Лотта уловила новые нотки в голосе сводни. Она говорила более вкрадчиво и осторожно, чем со всеми остальными посетителями. Осторожно? Да, Лотта хорошо изучила повадки мужчин – от утонченных денди до неотесанных лавочников. Однако ей не приходилось до сих пор иметь дело с человеком, чья сущность выражалась одним словом – опасен! Это ощущение повисло в комнате, тревожное и будоражащее. Она почувствовала опасность в неподвижном воздухе комнаты, в покалывании кончиков пальцев. Новая реплика миссис Тронг весьма кстати разрядила атмосферу.

– Уж и не знаю, как тут быть! Но может быть, мистер Хаган согласится подождать. Вы ведь будете так любезны, мистер Хаган? – вкрадчиво заговорила сводня. – Могу я предложить вам бокал вина? За счет заведения.

Она уже провожала Хагана к двери, цепко подхватив его под руку. Незнакомец с явной насмешкой наблюдал за ними, демонстративно отступив, освобождая дорогу. Лотта невольно с облегчением вздохнула. Она вздохнула так тихо и осторожно, но этого оказалось достаточно, чтобы снова привлечь к себе быстрый оценивающий взгляд мужчины.

Наконец, дверь закрылась.

– Вы Шарлотта Каминз? – спросил незнакомец.

– Нет, – ответила ему Лотта. – Я больше не ношу это имя.

Все, что ей было нужно от Грегори, – деньги, а имя пусть оставит себе. Оно ей больше ни к чему.

– Теперь меня все знают как Шарлотту Пализер, – сказала она.

Мужчина то ли поклонился, то ли кивнул.

– Я слышал, что Пализеры не признают вас.

– Никто не может отобрать у меня имя, данное при рождении!

Он ответил не сразу, продолжая по-прежнему оценивающе всматриваться, как и в ту минуту, когда их взгляды впервые встретились. В его пристальном взгляде сквозило безжалостно откровенное желание рассмотреть и оценить и ничего похожего на желание или сочувствие.

– Вы позволите? – спросил незнакомец, указывая жестом на кресло. Странно, что ему пришло в голову спросить у нее разрешения. Такая учтивость не вяжется с манерами человека, который сам берет то, что ему понравилось, не интересуясь ничьим мнением, не вынося никаких возражений.

Он сел, закинув ногу на ногу, откинувшись назад с расслабленной грацией. Лотта не могла не оценить, насколько привлекательно смотрится его высокая сухопарая фигура в минуту покоя и расслабленности. Она поймала себя на мысли, что давать волю такому человеку было бы ошибкой, даже в состоянии покоя этот опасный человек излучал невероятную, едва сдерживаемую энергию.

– Кто же вы такой, что миссис Тронг позволяет вам ею командовать и даже не требует платить вперед?

Кем бы он ни был, но тащить ее в постель явно не спешил.

– Эван Райдер, к вашим услугам, – с легкой усмешкой представился незнакомец. Злые искры мерцали в его глазах. – Между прочим, я заплатил вперед. Ого! Да вы, кажется, покраснели. Редкость среди куртизанок…

Лотта быстро отвернулась. Все правильно, она смущена, сбита с толку. У этого человека достало проницательности понять ее сущность, независимо от общего мнения о том, что куртизанкам незнакомо смущение. Видимо, ей еще слишком далеко до невозмутимой бесчувственности опытной проститутки!

– Миссис Тронг обратилась к вам «ваше сиятельство», – сказала она и тут же поняла, что в ее голосе прозвучало сомнение.

Он скорее походил на грума, чем на графа, несмотря на модную, ладно сидящую на нем одежду. В свое время среди знакомых Лотты было много именитых господ, но его она не припоминала.

– Вы наблюдательны, – все так же усмехаясь, ответил он. – Все верно, я действительно ношу титул барона Сен-Северина и вдобавок шевалье де’Эстрена.

– Так вы француз? – Лотта озадаченно взглянула на удивительного господина. В его речи не было слышно французского акцента. Отсутствие интереса к политике вовсе не означало, что она не знает о ходе военных действий.

– Я – ирландец, – очень обаятельно улыбнулся он. – Но это не простая история.

– Ирландец с французским титулом, – подытожила Лотта.

В этот момент она вдруг припомнила, как прежде в ее гардеробной на Гросвенор-сквер ее близкие приятели и поклонники сплетничали о самых интересных новостях.

Что-то они тогда говорили об Эване Райдере, солдате фортуны? Помнится, его считали заядлым дуэлянтом, лучшим стрелком и наездником в полку. По слухам, ему везло в игре, он шел на риск там, где другие отступали, был расчетлив и холоден, когда вокруг царила паника и неразбериха, а потому никогда не ошибался. Выждать и напасть, стоит лишь врагу зазеваться и сделать неверный шаг, совершив роковую ошибку, – вот секрет всех его побед. Кроме того, ходили неясные слухи о том, что на дуэли он убил кого-то, затем бежал из-под стражи и просочился, как привидение, сквозь линию боевых действий.

Сам Наполеон высоко ценил его преданность и заслуги, осыпая наградами и деньгами, чего, собственно, искал этот истинный солдат фортуны.

Тут Лотта заметила тень усмешки, промелькнувшую в уголках губ и искорками засветившуюся в глазах Эвана. Казалось, он знает наверняка, о чем она думает и что скажет дальше.

– О, я слышала о вас! Вы незаконнорожденный сын герцога Фарна и актрисы бродячего цирка. Вы совсем еще юношей ушли из дома отца и присоединились к Великой армии Бонапарта, – задумчиво сказала она. – Не так давно прошел слух, что вы попали в плен к англичанам и являетесь свободным пленником.

– Да, это все обо мне, – совершенно невозмутимо ответил Эван, будто это совершенно его не задевало, не имея над ним власти. – А вот вы, я знаю, были женой фантастически богатого человека, банкира, скомпрометировавшая себя дама из высшего общества, совершенно разоренная и потому вынужденная продавать себя, чтобы не умереть с голоду.

Слова спокойно звучали в теплом покое небольшой комнаты, но Лотта вздрогнула, как от холода. Похоже, Эван Райдер сумел справиться со своими проблемами, в отличие от нее.

– Вы весьма точно обрисовали мое положение, – с горечью отметила Лотта.

Немного склонив голову, он очень пристально вгляделся в ее лицо пронзительно-синими глазами.

– Вам ведь совсем не нравится слышать о себе подобные вещи? – заметил он тихо, безжалостно и без всякого сострадания. Очевидно, заглянул ей в душу и увидел пустоту, царящую в ней. – Не хочется напоминать о том, что вы сами предпочли стать куртизанкой, чтобы не умереть с голоду. Однако я о вас, так же как и вы обо мне, сказал правду. – Его губы вновь изобразили нечто вроде улыбки. – Мы с вами очень похожи, Лотта, вы не находите? – продолжал Эван бесстрастно. – Нам удалось уцелеть в море страстей, мы оба способны на безрассудства и авантюры и готовы к счастью, несмотря на страдания.

– Мы оба пленники, – сказала Лотта, не сумев скрыть горечь, прозвучавшую в голосе, и сделала легкий жест в сторону Эвана. – Кстати, разве вас не должны держать под стражей, милорд?

Он пожал плечами невероятно элегантно и беззаботно:

– Вероятно, очень многие, включая моего отца, хотели бы этого.

– Тем не менее вы свободны, – заметила Лотта.

Эван невольно сменил свою расслабленную позу, весь как-то напрягся.

– Если это можно назвать свободой. Я дал слово не пытаться бежать – это и есть условие, при котором меня не станут держать под стражей. Взамен же получил возможность жить в одном из небольших городков в центре Англии, ничем не занятый, в ожидании окончания войны.

– Что же привело вас в Лондон? Вы бежали, нарушив данное слово? – спросила Лотта.

Эван покачал головой. Яркое сияние свечей бросало голубоватые отблески на темные пряди его волос, глаза казались глубокими и бездонными.

– Всем офицерам, в виде исключения, предоставляется право отлучаться по самым неотложным делам личного характера.

Широким жестом он обвел будуар и улыбнулся с подкупающей простотой.

– Существует ли что-либо более личное и срочное, чем посетить бордель в Ковент-Гардене? Мне необходима любовница. Поэтому я здесь. Я выбрал вас и прошу принять мое предложение.