Текст книги "Голубые огни Йокогамы"

Глава 4
Ирисы

В половине четвертого Ивата припарковался у старого Олимпийского стадиона и направился к главному корпусу Университета Комадзава. У входа стояла датированная 1590 годом старинная каменная плита с высеченными на ней названием университета и девизом:

ИСИТНА. ЧЕСТНОСТЬ. УВАЖЕНИЕ. ЛЮБОВЬ

На спортивной площадке тренировалась команда регбистов; на груди у игроков красовалась эмблема университета – сорока.

Один – горе.

У стойки регистрации Ивата объяснил, что он расследует убийство госпожи Такако Канесиро. Девушка немедленно вызвала начальника хозяйственной службы. Не прошло и минуты, как явился пожилой толстячок в униформе. Когда Ивата предъявил свой значок, тот низко поклонился:

– Я завхоз, чем могу вам помочь?

– Госпожа Канесиро работала под вашим началом?

– Так точно, она была уборщицей. В основном на факультетах радиологии и делового администрирования.

– У нее было рабочее место?

– Нет, не было. Только шкафчик.

– Покажите, пожалуйста.

Толстяк повел Ивату по длинному, сверкающему чистотой коридору, затем вниз по лестнице к раздевалкам для персонала. Зайдя в тускло освещенную комнату, он указал на шкафчик у дальней стены, на полу перед которым лежал ворох увядших цветов.

Два – балаган.

На дверце висел увесистый замок, раза в два больше прочих.

– У нее были неприятности на работе?

– Нет, что вы. Она была идеальной сотрудницей. Не опаздывала, не болела. Прекрасный работник и чудесный человек… Это просто кошмар какой-то.

– Простите, но, если у нее не было проблем, почему на шкафчике такой большой замок?

– Видите ли… Был один случай в начале года. Такако пожаловалась, что кто-то влез в ее шкафчик.

У них над головой вздрогнул и загудел насос.

– Что было украдено?

– Это самое странное: только ее униформа. Но это бессмысленно, форму выдает университет. Обычная дешевая форма. Ее регулярно меняют.

– Как по-вашему, у нее были враги?

– Всегда такая тихая… Не представляю, чтобы у нее были враги. Кто мог желать ей зла?

– У вас есть ключ от замка?

– Да, конечно.

Он поискал в связке ключей нужный и отдал Ива-те. Раздался скрип, и замок открылся. Шкафчик был пуст.

Три – девчонка.

Четыре – пацан.

– Значит, госпожу Канесиро обворовали в начале года?

– Именно так.

– Не подскажете точную дату?

– Все записи у меня в кабинете.

Он повел Ивату по неосвещенному и пропахшему моющими средствами коридору, в темных закоулках которого, казалось, кто-то прячется. Кабинет завхоза кое-как вмещал стол, стул и стеллажи со скоросшивателями. Толстяк с кряхтением дотянулся до нужной папки.

– Вот он.

Он открепил файл, датированный январем 2011 года.

ЖАЛОБА ТАКАКО КАНЕСИРО

О ВЗЛОМЕ ШКАФЧИКА

Ивата записал дату.

– Полицию вызывали?

– Нет. Решили уладить все на месте.

– Вора нашли?

– Уволили молодую иранку, которая проработала здесь недолго.

– Она созналась в краже?

Завхоз нервно хохотнул:

– Видите ли, процедура была скорее… неформальной.

– А работу она потеряла тоже неформально?

– Несколько ее сослуживиц дали показания о ее ненадежности. Сама женщина не стала возражать.

Ивата кивнул:

– Иранская иммигрантка вряд ли отважилась бы. Менеджер побледнел как полотно:

– Инспектор, я вас уверяю…

Ивата только отмахнулся:

– Как ее зовут?

– Саман Гилани. Правда, я не уверен в произношении.

Ивата провел пальцем по странице, стараясь запомнить иероглифы.

– У вас работают люди с криминальным прошлым?

Толстяк задумался:

– Вполне возможно. Но я имею дело только с неквалифицированным персоналом, как видите. Теперь такие проверки не проводятся. К тому же все они работают у нас внештатно.

– Что ж, ясно. Благодарю за помощь.

Завхоз поклонился и проводил его до двери. Ива-та шел по коридору один. Никакого шуршания он не слышал, зато завывание насосов и свист пара усилились. Дойдя до лестницы, Ивата набрал номер Сакаи.

– Что еще? – рявкнула она.

– Слушай, в гонке новые лошадки. Ты в конторе?

– Да. Давай имена.

– Во-первых, Саман Гилани. Но надежды мало. – Он продиктовал имя по буквам. Сакаи молчала.

Пять – серебро.

– Итак, она иранка. Депортирована около двух недель назад. Сюда приехала в девяностых по соглашению о трудовых мигрантах, обратно не возвращалась. Ребенок от гражданина Японии. Похоже, малыш на попечении государства. Но как она связана с делом?

– Никак. А теперь проверь в общей базе, есть ли среди сотрудников Университета Комадзава люди с судимостью.

Ивата услышал перестук клавиш. Сакаи прищелкнула языком:

– Два попадания. Один был судим за неуплату налогов. С тех пор за ним значатся только штрафы за парковку. И некий Масахару Идзава. Тут целый букет: сексуальные домогательства, подглядывания в женских туалетах, кража нижнего белья. Адрес за последние три года не значится.

Шесть – золото.

Ивата уже был на полпути к кабинету хозяйственника. Он распахнул дверь настежь, так что толстяк вздрогнул от неожиданности.

– Масахару Идзава работает у вас?

– Д-да.

– Адрес!

– Хорошо, но…

– Я сказал, адрес.

Тот вытащил из папки единственный листок и протянул Ивате. На нем значился адрес Идзавы, номер его страховки и график работы. Ивата поднял глаза на завхоза.

– Сейчас его смена?

Мужчина кивнул, встревоженно моргая.

– Проводите меня к нему.

Давно толстяку не приходилось так быстро двигаться. Сзади спешил Ивата, чертыхаясь себе под нос. Они неслись по каким-то помещениям, по газонам, пока завхоз не указал пальцем на молодого человека, который склонился над чем-то в тени деревьев. Масахару Идзава в уединении окучивал куст ирисов.

Заметив их, он поднялся на ноги. Это был невысокий парень с какой-то девчачьей челкой, падавшей на один глаз. Униформа висела на нем, словно мальчишка нарядился в большую по размеру отцовскую одежду. С пухлыми губами, мелкими зубами и курносый, он выглядел подростком, которого заставляют трудиться. Ивата взмахом руки отпустил завхоза.

– Господин Идзава!

– Вы кто? – спросил тот тихим, но напряженным голосом.

Вместо ответа Ивата показал ему полицейский значок, и парень быстро опустил взгляд:

– А…

Ивата стоял в трех шагах. На миг он отвел от парня взгляд, чтобы убрать значок, но успел заметить, как тот резко сунул руку в карман.

– Эй, ты чего…

В ответ ему в лицо полетел ком грязи. Ивата пошатнулся, отряхивая землю с глаз. И тут Идзава с кряхтением обрушил ему на голову мотыгу.

– А, черт!!!

Парень удирал изо всех сил, но было ясно, что далеко ему не уйти. Он волочил ногу и отчаянно хромал. Ивата уже вскочил на ноги и – ругаясь, с кровавой раной на голове – бросился догонять беглеца-неудачника.

– А ну, стой!

Идзава обернулся, в его глазах отразилось отчаяние. Семь – секрет.

Ивата навалился на него всем телом.

Восемь – ничего нет.

*

Ивата сидел напротив кабинета для допросов на седьмом этаже полицейского управления Сэтагаи и прижимал к ране марлевый тампон. Через зеркальную стену он наблюдал за Идзавой, сидевшим за металлическим столом.

– Пора бы сменить повязку. – Сакаи подсела к Ивате, протягивая ему стаканчик кофе из автомата.

– Я в порядке. Горячий кофе представляет сейчас гораздо большую опасность, чем рана.

– Арест и травма, нанесенная мотыгой, да за один день – это рекорд.

– Шла бы ты домой, Сакаи.

Она тихо рассмеялась и отпила кофе.

– А у меня для тебя прекрасные новости.

– Да ладно.

– Похоже, ты мне не веришь.

Ивата откинул голову назад и, опершись на стену, прикрыл глаза.

– Это профессиональное. Ты нашла Кийоту?

– Нет. Зато занялась календарем. Похоже, мы нашли загадочного И. Есть один кадр по имени Идзири – местный ростовщик.

– Он ссужал деньги Канесиро?

– Он не стал с нами разговаривать. Так что я арестовала его за отказ от сотрудничества.

Сакаи протянула руку в сторону второй комнаты для допросов. Крупный бородатый мужчина в красном костюме, нервно куря, мерил шагами комнату.

– Какой красавец.

– Люблю стильных мужиков. Ну, погнали?

Ивата застонал. Сакаи бросила свой стаканчик в корзину для мусора. Она встала, кивнула охраннику, и дверь открылась. Ивата глядел, как она входит в комнату. Ее белая блузка смотрелась неуместно в замызганном помещении. Он увидел лицо Идзири, которое при виде женщины исказила ухмылка.

– Тебя ждет большой сюрприз, – тихо произнес Ивата.

Он снова закрыл глаза, ожидая, пока уймется пульсирующая боль в голове. Потом посмотрел в стаканчик с кофе и увидел свое лицо в черном круге.

– Тьфу ты.

Он швырнул стаканчик вместе с желто-алым тампоном в корзину и кивнул охраннику. Когда он входил в допросную, ему в лицо ударил жар. Идзава даже не поднял головы. Он сидел, обхватив себя за плечи, слегка раскачиваясь на стуле, – грустный мим за решеткой.

Ивата включил диктофон, произнес свое имя, дату и имя допрашиваемого. Сел напротив Идзавы и положил руки на стол. Оба молчали. Идзава жевал губу – это был единственный звук, нарушавший тишину.

– Кофе?

Парень помотал головой.

– Сигарету?

Тот снова помотал головой.

– Что ж, господин Идзава, я задам вам несколько вопросов и прошу вас, говорите правду. Это очень важно, вы понимаете?

Идзава не поднимал глаз.

– Понимаю.

Ивата кивнул:

– Вот и хорошо. Итак, во-первых, потрудитесь объяснить, почему вы от меня убегали. Вы запаниковали?

Идзава посмотрел на него:

– Не знаю.

– Вы же видели значок.

– Я не видел. Я испугался.

– Почему?

– Не знаю.

Ивата откинулся на стуле и потер переносицу.

– У вас в прошлом были неприятности с законом, верно?

Идзава моргнул и шумно задышал носом с видом обиженного подростка:

– Д-да. Но я…

– Идзава, вы убегали, потому что решили, что я пришел вас арестовать.

– Я ничего не сделал.

В голове у Иваты пульсировала боль.

– Вы ведь знали Такако Канесиро?

Идзава отвернулся, словно ему под нос сунули гнилой фрукт.

– Все ее знали.

– И вы знаете, что с ней случилось.

Кивок.

– И несмотря на это, увидев полицейского, вы решили, что пришли за вами.

Молчание.

– Идзава, вы должны понимать, что все это неважно выглядит.

Тот пожал плечами.

– Скажите, завхоз знает о вашем прошлом?

Парень закусил губу и яростно замотал головой.

– Ладно, давайте о другом. Вы знали иранку, Саман Гилани?

– Да нет.

– А ведь у нее был ребенок.

Взгляд в сторону.

– Она потеряла работу. И как безработную ее депортировали. А ее ребенок остался здесь, под опекой. Представьте, каково ребенку расти без матери. Хорошо это, по-вашему?

Идзава раскачивался на стуле все сильнее.

Ивата резко ударил ладонью по столу.

– Отвечайте, Идзава. Вы понимаете, что вы причинили вред этому ребенку? За что иранка лишилась работы?

– Не знаю.

– Не лгите мне! Не лгите. Говорите за что.

– За кражу.

– Так, значит… – Ивата снова откинулся на спинку стула и стал смотреть на лопасти вентилятора, словно карусель разгонявшего жаркий воздух. Он подавил в себе гнев. – Значит, за кражу.

– Отпустите меня!

– Идзава, вы сбежали потому, что это вы взломали шкафчик Такако. Признавайтесь! Вы украли ее трусы, так? Вот почему вы убегали. Говорите правду!

Идзава закрыл глаза, его губы были влажные, он трясся всем телом.

– Говорите, Масахару, и с вас снимут все подозрения. Признайте свою вину за судьбу несчастной иранки и ее ребенка. Признайте, что вы украли одежду Такако. Ну же, это были вы?

Робкий, детский кивок.

– Теперь скажите, почему вы это сделали. Зачем вам ее трусы? Чтобы дрочить на них?

Идзава поднял голову, его лицо пылало.

– Нет! – хрипло вскрикнул он.

– Тогда зачем?

– Я… просто хотел иметь что-то от нее. Но она такая аккуратная, никогда ничего не забывает, она не такая, как другие.

– Другие твои зазнобы?

– Нет!

– Она была не просто зазноба, не так ли? Масахару, не лгите мне. Вы любили ее, так? Вы любили Такако.

Идзава снова отвернулся, на лице – маска боли.

– Поэтому ты и убил ее, так? Тебе было мало нюхать ее трусики. Ты хотел воплотить свои фантазии. Но обломался, верно? Она отвергла тебя, мелкого уродца, и отказ распалил тебя. И ты решил отомстить ей и ее семье. Поэтому ты так усердно поработал над ее мужем?

Идзава вскочил на ноги, он рыдал.

– Нет! – взвизгнул он. – Нет!

– Сядь.

Идзава подчинился. Его лицо перекосила гримаса.

– Где ты был с 14 на 15 февраля?

– На работе, потом дома… Я не помню.

– Не помнишь, что было несколько дней назад? Масахару, есть свидетели, которые видели на месте преступления хромого мужчину – вроде тебя. У тебя был мотив, у тебя нет алиби, мы уверены, что если проведем у тебя обыск, то найдем улики, доказывающие твои преступные действия против одной из жертв. Я могу сейчас выйти отсюда и просто умыть руки. Как думаешь, что с тобой тогда будет?

Ивата расслабил галстук и потянул за другой конец вверх, изображая висельника. Идзава смотрел на него, трясясь от страха.

– Я ни за что не тронул бы ее. Я бы никого не тронул.

– И меня не трогал, да? – Он наклонился к Ид-заве, чтобы тот увидел рану. – Нападение на полицейского, парень. Бегство от полицейского. Вещи убитой в твоей квартире.

Идзава тихо плакал, опустив безвольные, словно увядшие стебли, руки.

– Я ее не трогал…

– Если ты не убивал ее, то что ты делал? – Ива-та наклонился ближе и погладил Идзаву по вспотевшим волосам. Тот закрыл глаза, то ли из благодарности, то ли от отвращения.

– Масахару, – прошептал Ивата. – Просто скажи мне, что ты делал?

– Я фотографировал. О боже. Я ее фотографировал.

– Где? Где, Масахару?

– В университете… Иногда в спортзале… И рядом с домом.

Ивата сел прямо и посмотрел на часы.

– Ты не убивал ее? И не трогал ее родных?

Идзава опустился на колени, у него по шее струился пот.

– Нет, нет, что вы! Я бы никогда не обидел Такако. Ивата выключил диктофон.

– Ладно, Масахару. У меня еще есть к тебе вопросы, и ты обязательно ответишь за свои проступки, – сказал он, указывая на свою голову. – Но пока ты свободен.

Все еще стоя на коленях, Идзава без конца шептал имя Такако и не переставая плакал.

– Похоже, тебе сегодня повезло, – сказал Ивата, поднимаясь.

Глава 5
Город тысячи городов

Сакаи стояла снаружи и курила, любуясь темнеющим горизонтом. Ивата вышел из главного подъезда и направился на ее огонек. Она проследила за ним взглядом, потом снова обратила глаза к бледной луне.

– Выглядишь ужасно, босс.

– У тебя острый глаз, Сакаи.

– Ты повторяешься. Пацан запел?

– Заливался соловьем. Но он не убийца. А что с Идзири?

– Он не впервые попал в полицию. Но я прижала его по полной.

– Ну, в этом я не сомневаюсь. Уверен, его впечатлили твои мягкие манеры.

Она улыбнулась, выпустила колечко дыма и протянула пачку Ивате. Тот прикурил от ее сигареты. Дым от их сигарет, смешавшись, исчез в темном небе.

– Он говорит, что знал эту семью и что отец даже пару раз интересовался условиями сделки, но в результате он не ссудил им ни иены.

– И ты поверила?

– Пришлось. Он ведет строгий учет, который готов представить, если мы придем с разрешением. Кстати, доступ к счету Канесиро я получила. Оказалось, 5 января он положил на депозит полтора миллиона иен.

– В день встречи с И. Интересно.

– Целая куча денег. Может, машину продал?

– Возможно.

– Во всяком случае, достаточно, чтобы оплачивать услуги строительной компании еще несколько месяцев.

– Достаточно, чтобы кто-то прикончил всю семью?

Сакаи пожала плечами и затушила сигарету.

– Пошли. Я отвезу тебя домой, – сказал Ивата, бросив сигарету.

– Ты вести-то в состоянии?

– Гонку не выиграю, но доставлю в целости.

– Тогда едем в Нисиадзабу.

Ивата сел за руль и уверенно повел машину в восточном направлении, следуя указателям городской трассы № 3.

– Кстати, – сказала Сакаи, откинув спинку сиденья. – У меня был разговор с Синдо. Он потребовал отчет – кто-то из управления наплел ему о нас. Он остался доволен.

– Синдо? Доволен?

– Это значит, что он не лопался от злости. Сказал, завтра ты можешь получить свой постоянный значок и табельное оружие. Похоже, он не спешит от тебя избавиться.

– Да я кровь пролил за эту побрякушку!

Сакаи устало рассмеялась:

– Получил от малыша совочком по башке.

Она закрыла глаза, и Ивата включил радио; с обоих сегодня хватило разговоров.

Прошло уже больше недели со дня смерти молодой актрисы Мины Фонг, но случившееся все еще покрыто тайной. Стали известны лишь некоторые подробности; очевидно, что агентство, занимавшееся ее карьерой, настояло на охране частной жизни ее родных. Желтая пресса, однако, полнится слухами о передозировке наркотиков и о предполагаемом расторжении контракта с продюсерской компанией на исполнение роли в популярном сериале «Поколение Черри». Ее бывший друг, поп-звезда Рики Нода, назвал смерть Мины «шоком и трагедией». Тело актрисы будет кремировано и захоронено на католическом кладбище Футю в пятницу.

Далее в новостях сообщалось о все более вероятной отставке премьер-министра и необычайно холодной погоде.

– Послушай, а кто ведет дело Мины Фонг?

– Морото.

– Он вожак стаи, да?

– Можно и так сказать. Он метит на место Акаси. Начальство его обожает.

Несмотря на позднее время, они постоянно попадали в пробки. Развязки и перекрестки казались щупальцами серого осьминога, освещаемыми белыми и красными огнями. По обе стороны шоссе поблескивали стеклянные бока призрачных бетонных зданий. Бесконечные рекламные щиты, бесконечные окна и пожарные лестницы. Бесконечный Токио.

– Я слышала одно выражение о нашем городе, – произнесла Сакаи. – «Токио – город тысячи городов».

– Ага.

– Как думаешь, может, просто одни из них хорошие, а другие – плохие?

– Возможно, Сакаи. У меня к тебе один вопрос.

– Угу.

– Что случилось с инспектором Акаси?

Сакаи открыла глаза и напряженно посмотрела на него.

– Акаси спрыгнул с Радужного моста⁶6
  Радужный мост – висячий мост через северный Токийский залив, знаменитый радужной ночной подсветкой.


[Закрыть]. Что тут сказать?

– Ты хорошо его знала? Она отвернулась к окну.

– Просто знала, и все.

Он взглянул на нее.

– Что?

– Да ничего.

– А что ты так на меня смотришь?

– Я не смотрю.

– Почему тебя так интересует Акаси?

– Есть у меня чувство, что он увидел там что-то такое, чего мы не заметили.

– Но об этом была бы запись в деле, разве нет?

Ивата молча проехал улицу Гайен-ниси-дори и свернул налево, не въезжая в квартал Нисиадзабу. Они миновали несколько посольств стран, где правят диктаторы и закон джунглей. Улицы пестрели маленькими барами и киосками с лапшой на три столика. Люди уже выстроились в очередь перед ночными клубами, проститутки закурили призывные сигареты, перед рестораном, оформленным в стилистике Тарантино, толпились туристы.

Ивата остановил машину перед многоэтажкой белого цвета. Она больше походила на недорогой курортный отель, чем на место обитания Сакаи. С другой стороны, представить себе, где она живет, было все равно что попытаться вообразить жилище инопланетянки. Она вышла из машины, потом обернулась и посмотрела на него. Шелестел дождь, и в воде отражались разноцветные огни. Они попрощались скупо, словно за день не случилось ничего особенного.

– Поезжай выспись, инспектор, – сказала Сакаи.

И ушла, постукивая измазанными грязью каблуками.

Я счастлива с тобой.

Прошу тебя, скажи мне слова любви.

*

Ивате снова приснился тот кошмар, где он падает. Он оставил на ночь окно открытым, и в комнату ворвался дождевой вихрь. В это утро свинцовое небо нависало еще ниже. Боль в голове больше не трубила сигнал тревоги, но, вставая с постели, он все же стиснул зубы. Подойдя к зеркалу, он раздвинул пальцами волосы, чтобы взглянуть на вчерашнюю рану, – и заметил у себя седину.

В его мысли ворвалась Клео, так что он споткнулся и схватился руками за раковину.

Она запустила пальцы ему в волосы, слегка впиваясь ногтями в кожу.

– Какие у тебя густые волосы…

Ивата хлестнул себя по щеке, сплюнул, задышал ровнее. Затем достал из полупустого шкафа белую сорочку и серый костюм. Одевшись, заварил себе кофе покрепче и проглядел утреннюю газету в поисках новостей об убийстве семьи Канесиро. Первая полоса была полностью посвящена вызывающим высказываниям премьер-министра и смерти Мины Фонг. В криминальной рубрике Ивата все же нашел небольшую статью, где говорилось об интересующем его убийстве в общих чертах. Упоминалось лишь имя отца, возраст детей был указан неверно. И ни слова о жестокости преступления или необходимости безотлагательного расследования; лишь скрупулезное перечисление фактов, словно речь шла не о гибели семьи, а о ценах на тунца. Ивата закрыл газету, и тут зазвонил телефон.

– Инспектор, это доктор Игути.

Ивата взглянул на часы: 8:32.

– Ах да, спасибо, что позвонили, доктор.

– Анализы крови, мочи и содержимого желудков всех четверых в норме, никаких отклонений. Но знаете, чья кровь обнаружена на лице отца? Индюшачья.

– Индюшачья?

– Представьте себе!

– Похоже, вы заинтригованы, доктор.

– Вот ведь странно, да?

– Что-нибудь еще?

– Да. Все жертвы вдыхали какой-то дым, возможно благовония.

– Интересно.

– Да, и черная субстанция на пальцах отца. Это самый обыкновенный древесный уголь. Проверьте, что скажут ваши криминалисты, но я почти уверена, что на потолке на месте преступления также следы сажи.

– Благодарю вас, доктор.

– Инспектор, еще одна деталь. Я прямо не знаю, что думать. На левом предплечье у отца след рассеченной раны, примерно три сантиметра. На момент убийства она уже затянулась.

– На этот вопрос я, пожалуй, могу ответить. Коллега Канесиро рассказал мне, что его преследовала какая-то девушка. Недели три назад между ними произошла стычка – и он вернулся в офис с порезом.

– Ну хоть это объяснилось. Рана нанесена не более трех недель назад и далеко не с такой яростной силой, как остальные. Но это странно. На него напали, но в полицию он не обратился. Разве это не подозрительно, инспектор?

– Нет, если в полиции к вам относятся как к грязи на своем башмаке.

– Хм. Что ж, тогда, пожалуй, у меня все.

– Спасибо, вы нам очень помогли.

– Ага. Ну, удачи! – бодро ответила Игути.

Ивата повесил трубку и выбежал на улицу. «Тойота» стояла в закутке позади его дома. Он завел машину, одновременно набирая номер Сакаи.

– Ивата. Ты еще жив!

– И тебе доброго утра.

– О, каждый день в токийском управлении – истинное счастье.

Ивата рассказал ей о благовониях, индюшачьей крови и саже.

– Ясно, – фыркнула она. – Пикассо полный шизик.

– Это не все, Сакаи. На руке у отца порез трехнедельной давности.

– О, черт. Думаешь, это был он? А?

– Доктор считает иначе. К тому же коллега Кане-сиро рассказал, что его преследовала какая-то девушка, возможно настроенная против корейцев вообще. Недели три назад она напала на него. Надо этим заняться.

Сакаи горько усмехнулась:

– Великан и дюймовочка. Ну и хреновая работка. Кстати, пришли данные обо всех, кто был на парковке возле дома Канесиро. Ничего интересного, все как один приличные люди с алиби. Но я тебя обрадую: сегодня я говорила с более или менее вменяемым банкиром. Он рассказал, что Цунемаса Канесиро интересовался расценками на услуги различных юридических фирм. И один из лучших юристов Токио по вопросам недвижимости даже выставил ему счет.

– Значит, у Канесиро были деньги.

– Утром я позвонила этому юристу, и он не выразил желания с нами общаться. Но все же бросил мне кость.

– Цунемаса не желал продавать дом «Вивусу»?

– Угадал!

– Отлично, Сакаи. Я уже еду.

Мельканье дворников вызвало у Иваты мигрень; красный свет светофоров раздражал его. В результате путь до управления занял значительно больше времени, чем обычно.

На подземной парковке охранник отметил его временный пропуск и открыл служебный вход. Ива-та очутился в узком коридоре с ярко-голубыми стенами, увешанными пожелтевшими информационными бюллетенями типа «Внимание! Их разыскивает полиция» с фотографиями и описаниями преступников. Ивата не задержался в этом тоннеле. Мимо лифтов, туалетов и раздевалок, не оборачиваясь на доносившийся оттуда похабный смех, он шел на звуки музыки Бетховена. В конце коридора находился оружейный склад. Седовласый мужчина за пуленепробиваемой перегородкой оторвал глаза от газеты:

– Вы Ивата?

– Так точно. Седьмая симфония?

По лицу старика расплылась улыбка.

– Вот культурный человек. Меня зовут Наката. Один момент.

Старик отправился в хранилище. Вернувшись, открыл пакет и выложил на стол удостоверение в черной коже, наручники, кобуру и небольшой пистолет, «ЗИГ Зауэр P23». Ивата надел кобуру и взвесил в ладони свое оружие.

– Семизарядный, – сказал Наката. – И размер подходящий.

– Теперь я точно готов к нападению садовника.

Ивата сунул пистолет в кобуру и прикрыл свитером. Теперь у него был собственный перст божий, но пока он ощущал лишь приятную тяжесть у бедра.

– Уже стрелял в кого-нибудь?

– Только в тире.

– Кстати, инспектор. Судя по вашему акценту, вы тоже из Киото?

– Из Миямы. Деревушка под Киото.

– Красиво там? Рыбалка есть?

Ивате вспомнились комнаты с двухъярусными кроватями, заброшенные поля, вороны на столбах ЛЭП. И черное озеро, что прячется в лесной чаще.

– Я… я давно там не был.

Наката вежливо улыбнулся и кивнул, глядя на выпуклость под свитером Иваты.

– Если начнет капризничать – обращайся ко мне.

– Спасибо, непременно.

– И вот еще что. Не дай местной кодле тебя сломать.

Ивата улыбнулся и отвесил поклон. Наката вернулся к своей газете и своему Бетховену, а Ивата пошел к лифту и нажал кнопку вызова. Пока ждал, рассматривал свое удостоверение. На правой внутренней стороне значилось его имя, звание и фотография. На другой поблескивал полицейский значок с серебристой эмблемой, окантованной золотом, и двумя золотыми плашками по бокам. Знаменитый символ Центрального токийского полицейского управления. Символ справедливости. Когда приехала кабина, до его слуха донеслись звуки перебранки из раздевалки внизу.

Городские огни, как прекрасны они.

Среди хора голосов отчетливо слышалась партия Сакаи. Не раздумывая, Ивата бросился по коридору и настежь распахнул дверь раздевалки, в которой висел тяжелый запах пота и мочи. Сакаи стояла в окружении Хорибе и остальных прихвостней Морото. Сам Морото высоко над головой держал спортивную сумку девушки, ее лицо было красным от гнева.

Ивата шагнул внутрь:

– Верни сумку.

– А тебе-то что надо, Микки-Маус? – Морото улыбнулся; его натянутый резкий голос словно мячик отскакивал от стен комнаты.

Ивата сделал еще шаг:

– Верни ей сумку.

Морото, изображая детскую обиду, оглянулся на своих дружков.

– Мисс Сакаи развлекается с коллегами, старик. Лучше б ты свинтил кого-нибудь, а?

– Ивата, не надо! – умоляющим голосом сказала Сакаи.

Теперь Ивата стоял вплотную к Морото.

– Верни ей сумку. Последний раз повторяю.

Морото изобразил ужас. Остальные ухмылялись.

– Ой-ой-ой, последний раз! Да еще с интеллигентным киотским акцентом. Знаешь, что мне в тебе нравится, янки?

Ивата ударил его в живот. Морото согнулся пополам – глаза вот-вот выскочат из орбит, рот открыт и хватает воздух. Ивата вырвал у него сумку и тем же движением с силой толкнул его на пол. Теперь Ивату окружало трое: Тацуно, Ёси и Хорибе. Они не знали, что им делать. Первым очнулся и кинулся было на защиту вожака Хорибе. Но Ивата взглянул ему в глаза, и тот стушевался. Ивата передал сумку Сакаи, одновременно присаживаясь на корточки рядом с Морото. Тот часто дышал.

– Слушай внимательно, Морото. Чтобы больше и близко к ней не подходил. Надеюсь, ты усек. – В манере Иваты не было никакой театральности.

Морото с отвращением закашлялся, все еще держась за живот.

– Да ты не знаешь… кого ты решил нагнуть…

Ивата похлопал его по голове; едва отросшие волосы покалывали ему пальцы. Он ответил:

– Прекрасно знаю, Морото. Тебя, урод.

Он постоял, внимательно глядя на молодцов Морото. Потом вышел из раздевалки, Сакаи – прямо за ним. На двенадцатый этаж они спускались в молчании. Когда двери лифта открылись, перед ними возникла знакомая картина: какофония голосов, орущих в телефоны, желтушный свет, сигаретный дым, стелющийся по низкому потолку. Сакаи остановилась перед входом в туалет.

– Ивата!

– Да?

– Не надо было этого делать.

– Ты хотела сказать «спасибо»?

Она вздохнула и вошла внутрь. Ивата пересек всю комнату и вошел в кабинет Синдо. Тот сидел, уставясь в серое зеркало окна с недовольной гримасой на лице.

– Входите, инспектор.

Ивата убрал со стула пачку бумаг и сел.

– Слушай, мальчик мой, я только что разговаривал с шефом управления. Он сказал, что ростовщика отпустили, а этого кадра Идзаву еще держат. Что скажешь-то?

– Не думаю, что Идзири имеет какое-то отношение к делу – да и алиби у него железобетонное. А вот Идзава совершил как минимум несколько нарушений. Алиби как такового нет, зато есть неясный мотив и сомнительная репутация. Но семью Канесиро он не убивал, в этом я уверен.

– Как насчет хромого на месте убийства?

– Хромота по большому счету ничего не доказывает. У парня просто физически нет столько сил, чтобы расправиться подобным образом с целой семьей. А даже если б были, уж точно не хватило бы мозгов, чтобы не оставить после себя ни единой улики.

– Ясно. Мы можем держать его, не предъявляя обвинений, еще двадцать двое суток. На всякий случай предлагаю воспользоваться этим правом.

– Никаких возражений.

Вошла Сакаи и склонилась в поклоне. Она была в ярко-синем брючном костюме и бледно-голубой блузке, а волосы собрала в небрежный хвост.

– Садись, Сакаи. Твой напарник только что поведал мне, что ростовщик и Идзава невинны как младенцы, несмотря на разные интересные подробности. Согласна?

– Да, согласна.

– Есть у нас еще ангелочки?

Ивата кивнул:

– Сослуживец Цунемасы Канесиро рассказал, что его преследовала у офиса какая-то девица – кричала в мегафон непристойности и все в таком роде. Несколько недель назад у них случилась стычка, и бедняга вернулся в контору с порезом. Это объясняет затянувшийся шрам. Но описание девушки у нас туманное. Я бы хотел поручить ее поиски офицеру Хатанаке.

– Этот коротышка из Сэтагаи, который у тебя на посылках?

– Да, он.

Синдо пожал плечами:

– И вы оба считаете, что нужно разыскать Кийоту, так?

Сакаи кивнула.

– Пока поиск не дал результатов. Правда, вчера я позвонила в Бюро гражданской авиации и описала нашего подозреваемого – высокий мужчина, 43-й размер ноги, одиночка, возможно, хромает. Так он ответил, учитывая временной интервал в два-три дня, нам придется отследить примерно семьдесят пять рейсов от Сеула до Бангкока.

Синдо присвистнул:

– Ладно, Ивата, ваши дальнейшие шаги?

– Люди из Сэтагайского управления прочесывают район вокруг дома. Я считаю, пусть продолжают. А вот первый отдел нужно бросить на поиски Кийоты. Он связан с «Ниппон Кумиай», оттуда и начнем. Если кто и знает, где он, это они. Мое мнение – младший инспектор Сакаи идеально подходит для этой задачи.

Сакаи с удивлением уставилась на него:

– Но…

Синдо жестом приказал ей замолчать.

– А ты, Ивата?

– Я поеду в Университет Киото. У меня там старый друг, специалист по символике.

– И зачем? – спросил Синдо, потирая подбородок.

– Это ритуальные убийства. Знак, который оставил в доме Канесиро убийца, подтверждает это.

– Здесь вам не Голливуд, инспектор. Я вам говорил, наши ресурсы ограничены.