Текст книги "Голубые огни Йокогамы"

Игараси отвернулся к окну; казалось, ему вдруг стало нехорошо. Глаза потемнели. Он оскалился.

– Профессор, все в порядке? Игараси оправился и кивнул:

– Да, все в порядке, простите. У меня небольшие проблемы с пищеварением. Значит, копал? В мексиканских и доколумбовых культурах его в основном употребляли как эффективный очиститель. А также в медицинских целях и чтобы подготовить дар для жертвоприношения.

– Для жертвоприношения?

– Ну, то, что вы описали, выглядит как ритуальное убийство. Индюшачья кровь, сердца, смола – все это элементы человеческих жертвоприношений в культурах Южной Америки.

– Зачем их совершают?

– В наше время? Не представляю. В историческом контексте такие жертвоприношения были широко распространены. Если говорить в целом, древние люди считали, что отдают кровью долг богам, дабы избежать чумы и природных бедствий. В жертву приносили в основном животных, но лилась и человеческая кровь.

– Что-то вроде искупления?

– Можно и так сказать. Ацтекская легенда о Пяти Солнцах гласит, что ради выживания человечества боги принесли себя в жертву. В каком-то смысле жизнь могла продолжаться, лишь подпитываясь от мертвых. Среди мезоамериканских племен бытовало верование, что существование Вселенной поддерживается благодаря непрерывному жертвоприношению. Все сущее на Земле есть тонакайотль – нечто вроде ее «духовно-плотской оболочки». Почва, урожай, луна, звезды и все люди – все это произошло благодаря жертвенности богов. Само человечество есть мачехуалли – те, кто заслужил право вернуться к жизни путем искупления.

– И живут, чтобы отдать этот долг?

– Если упрощенно – да. Этот ритуал служил метафорой общечеловеческой жертвы. А сам приносимый в жертву считался «выполнившим долг».

– А если долг не будет отдан?

– Тогда солнце почернеет, и вселенная прекратит существование. Но я не уверен, что все это напрямую связано с вашим расследованием, инспектор.

– Что интересно… – Ивата достал из сумки фотографии с изображением символа черного солнца. – Возможно, все-таки связано.

Игараси прищурился.

– Хм, черное солнце. Или это затмение?

– Автор рисунков – сам убийца.

– Очень странно. – Игараси взглянул на часы. – Что ж, инспектор, боюсь, я должен поспешить, чтобы успеть на рейс.

– Разумеется. Экзотическое путешествие?

– Я лечу в Пекин, на переговоры. Всего на несколько дней. Предлагаю встретиться снова и обсудить все подробнее.

– Благодарю. Вас подвезти в аэропорт?

– Я уже вызвал такси.

– Я провожу вас.

Игараси закончил сборы, и они оба вышли из кабинета. Пока они шли по коридорам музея, им то и дело попадались экскурсанты и группы школьников.

– Профессор, вы можете сказать мне, какое оружие применялось в подобных ритуалах?

– Как правило, обсидиановое.

– Обсидиановое?

– Оно режет с поразительной точностью. Сейчас хирурги все чаще используют скальпели из этого материала. Их острота совершенна, другого слова не подберешь.

Ивата усмехнулся:

– Слишком изощренно для столь примитивной культуры, а?

Игараси нахмурился, его глаза гневно сверкнули.

– Мезоамериканские культуры не были примитивны, отнюдь. – Он прокашлялся и продолжил в прежней доброжелательной манере: – На самом деле они были весьма продвинутыми во многих областях. Впрочем, к металлургии это не относится, что связано с избытком вулканического камня в Мексике и Гватемале. Он использовался для изготовления самых разных предметов обихода: инструментов, оружия, украшений…

– И для того, чтобы вырезать человеческие сердца.

Игараси ухмыльнулся:

– И это тоже.

Они остановились возле мраморной лестницы, ведущей к главному входу.

– Как вы полагаете, профессор, убийца мог бы сам сделать обсидиановый нож? Это в принципе возможно?

Тот прикусил нижнюю губу и, поскрипывая своими мокасинами, двинулся вниз по ступеням.

– Думаю, мог. Правда, разновидность обсидиана, подходящая для изготовления лезвий, хранится на спецскладах в Мексике, Гватемале и Армении…

Они вышли под моросящий дождь. На оживленной дороге автобусы выплевывали свое содержимое на тротуар: потоки рубашек поло, фотоаппаратов и толстых животов. Игараси подозвал такси. Подъехав, водитель распахнул заднюю дверь. Профессор немного помедлил.

– Должен сказать, инспектор, что история о психопате, разгуливающем по улицам Токио и вырезающем у людей сердца обсидиановым ножом, звучит нелепо.

Ивата криво улыбнулся:

– Счастливого пути, профессор.

Игараси протянул ему для пожатия крупную руку, и они тепло попрощались. Проводив взглядом рассеянный свет красных фар, Ивата задумчиво посмотрел в хмурое небо. И тут он что-то почувствовал на своей ладони. Посмотрев, обомлел: в центре красовалось огромное черное пятно.

Глава 14
Бумажный человек

Одно из лучших в городе просторное кафе «Ля Флёр» находилось в районе Ниси-Адзабу и было популярно среди домохозяек и гайдзинов¹⁶16
  Японское прозвище иностранцев, как правило европейцев.


[Закрыть]. Обычно к пяти вечера народу здесь собиралось предостаточно, но сегодня сильный дождь заставил многих изменить свои планы. Фоном негромко звучали старые французские шлягеры. Ивата и Сакаи сидели за угловым столиком у запотевшего окна. Он потягивал свой первый капучино, она курила вторую сигарету.

– Не понимаю его логику, – сказала она и затянулась. – Зачем ему помогать тебе, если он убийца? Чтобы отвести подозрение?

– Он знает, что у нас на него ничего нет. Может, это его даже забавляет. – Ивата вздохнул. – Не думаю, что я чем-то выдал себя, но мне показалось, что он тоже меня изучает.

– Интересно. – Сакаи посмотрела в окно. – Наружка подтвердила, что он вылетел в Пекин. Я еще копаюсь в его прошлом, но пока никаких зацепок.

– И почему я не удивляюсь?

– Ты не из тех, кого легко удивить, Ивата.

– Вот как. Что еще ты обо мне знаешь?

– Тебе вряд ли захочется это услышать.

– Нет, напротив! Продолжай.

– Ну ладно. Ты разведен, так? Точно разведен – это у тебя на лбу написано. Что там было? Другая женщина? Нет – другой мужчина, точно. Это она от тебя ушла, да? Муки ревности, вечно красные глаза, эмоциональная зажатость. А вот детей у тебя нет. Ты еще больше ушел в себя, переехав в Токио. В нашей работе вечеринки с коллегами в караоке не предусмотрены. Напротив, я уверена – ты одиночка. И ни с кем не встречаешься. Тебе нечего предложить, нечего отдать женщине. Я бы сказала, ты из тех, кто предпочтет сам все испортить, чем ждать ударов судьбы. Ты не можешь просто послать все к черту и стать офисным служащим. Нет, ты неординарный человек – хотя и очень ответственный. Ты ненавидишь эту работу, но она нужна тебе как воздух. Тут и гадать нечего: тот Ивата, что был до отдела убийств, ушел навсегда.

Ивата допил кофе и кивнул:

– Ты не раз встречала таких, с красными глазами?

– Ты сам спросил.

– Да, сам. И всегда ты так любезна со своими напарниками?

– О нет, – засмеялась она. – Обычно я не такая общительная. – Закончилась очередная песня, и Сакаи затушила сигарету. – Итак, – сказала она, меняя тему. – Какие у тебя планы насчет профессора?

– Для начала выяснить его местонахождение на момент обоих убийств. Сил у него точно хватило бы, да и с ритуальной стороной он знаком неплохо.

– Ясно.

– Как только я обнаружу хоть тень улики, хоть малейшую связь, я его прижму.

Сакаи вытащила из зеленой кожаной сумки блокнот.

– Кстати, об уликах. Полицейское управление Канагава прислало результаты банковской проверки. Оказывается, госпожа Оба была довольно состоятельной женщиной. На те деньги, что у нее имелись, она могла бы заказывать продукты на дом лет до трехсот. Но, в отличие от семьи Канесиро, ее счет не пополнялся. Расходы тоже ничего особенного не показали.

– Возможно, убийца знал, что деньги не заинтересуют ее, в отличие от Канесиро.

– Что ж, еще одна из загадок мироздания. Ивата, отправляйся домой. Выглядишь отвратно.

– Ты всем это говоришь.

– У меня острый глаз, сам же сказал.

Ивата почувствовал, что у Сакаи сегодня новые духи. Цветочный запах, с медовыми нотками. Он впервые видел ее с накрашенными губами, а под глазами были темные круги. Она была в облегающих вытертых джинсах и объемном черном свитере, спадавшем с плеча. Через подлокотник ее кресла была перекинута кожаная куртка.

– Пожалуй, я и правда поеду домой. А ты куда?

– У меня встреча с другом.

– Тогда иди, а я расплачусь.

Сакаи помахала ему на прощание и направилась к выходу. На улице она раскрыла зонтик и быстро исчезла из виду. Ивата отодвинул чашку из-под кофе, достал сигареты и только теперь заметил знак «Не курить». Он убрал сигареты и ощутил бездонную пустоту. Он хотел, чтобы Сакаи осталась с ним, хотя пока не понимал, затруднялся сказать, что им движет: мимолетное желание, любопытство или скука. При мысли о Сакаи у него возникали разные мысли, но он не мог определить, какие превалируют.

Ивату не очень беспокоили его чувства к Сакаи. Но нежелание быть одному его поразило. Он стал вспоминать разных людей, с которыми его сводила жизнь, прикидывая, кому бы сейчас позвонить, кто бы ему обрадовался. Никто не пришел на ум.

Ивата расплатился и вышел из кафе.

*

На улице Васаи-дори, пролегающей прямо за станцией Иидабаси, Сакаи миновала рощицу еще не распустившихся берез и остановилась перед зданием бурого цвета. Над вывеской торгового центра висела видавшая виды табличка:

ЗАЛ БОКСА ОСИНО

Еще поднимаясь по лестнице, Сакаи расслышала приглушенные звуки ударов по боксерским грушам, поскрипывания матов и канатов ринга. В зале было светло, в воздухе стоял легкий запах аммиака. Юные боксеры разминались в углу зала, а на ринге в самом центре уже боксировали. Никто не обратил на Сакаи особого внимания. В рамке на стене возле ринга висело изречение на английском:

«НИКОГДА НЕ СДАВАЙСЯ.

РАБОТАЙ НА ИЗНОС – И БУДЕШЬ

ВСЮ ЖИЗНЬ ЧЕМПИОНОМ»

В дальнем конце зала распахнулась дверь, откуда вышел высокий мускулистый мужчина, стриженный ежиком и с татуировкой в виде бабочек на руках. Он тепло поздоровался со знакомыми. Увидев Сакаи, он замер как вкопанный, но тут же его рот расплылся в улыбке:

– Норико!

Она улыбнулась уголком рта и крикнула:

– Осино! Наш чемпион!

Молодые боксеры зааплодировали, кто-то присвистнул. Осино покраснел и махнул ей, чтобы она следовала за ним. Пока они шли, Сакаи любовалась его мощным торсом и едва сдерживалась, чтобы не шлепнуть его по заднице. Он провел ее в небольшой аккуратненький кабинет, два окна которого выходили на парк Кораку и на реку Канда. Сев к столу, они некоторое время просто улыбались друг другу, вглядываясь в знакомые черты и отмечая произошедшие с каждым перемены, этакие печати времени – свидетельства потерь и новых приобретений.

– Давно же мы не виделись, – сказал он тихим, низким голосом.

– Отлично устроился, Осино.

Он смущенно потупился:

– Спасибо.

– С твоим-то опытом ты можешь заламывать за свои услуги любую цену.

– Сейчас особо не заработаешь, но на жизнь мне хватает.

– Ты никогда не был рвачом.

– А ты? Уже закончила академию?

Сакаи протянула ему полицейский значок. Он осторожно взял его, стараясь не дотронуться до ее руки.

– Отдел убийств? – спросил он с уважением.

Она рассмеялась:

– Ты удивлен?

– Нет.

– Признайся.

– Я удивлен не этим. Я знал, что ты далеко пойдешь.

– Тогда чем же?

Он погрустнел.

– Просто… я не думал, что мы когда-нибудь увидимся.

Сакаи резко отвела взгляд, поднялась и стала рассматривать фотографии, висевшие на стене. С них на нее смотрел молодой мужчина с блестящим от пота телом, усталый, но со взглядом победителя. Ее на снимках не было, хотя она присутствовала на всех его поединках. Она помнила эти бои, с их запахами, музыкальными паузами, с брызгами горячего пота, которые долетали до зрителей в первом ряду. Помнила, как ее переполняла гордость.

– Национальный чемпионат, – с придыханием произнесла Сакаи.

– Среди юниоров, – добавил он. – Половина этих ребят куда талантливее, чем я в свое время.

– Что-то ты стал скромнее к старости.

– Просто честнее. В любом случае прошлое есть прошлое.

Сакаи грустно улыбнулась, не поворачиваясь.

– Прошлое просто есть, – пробормотала она.

– Что же привело тебя ко мне?

– Нужна твоя помощь, Осино.

– Я очень рад, что ты обо мне вспомнила. И для тебя готов на все. Ты же знаешь.

– Ты все еще общаешься с теми… парнями?

– Давненько не имел с ними никаких дел… – Он посмотрел на нее со значением. – Но что конкретно тебя интересует? Я сделаю все, что в моих силах.

– Я ищу одну женщину. Мне нужно ее свидетельство о рождении, школьный аттестат, все в таком роде. Сейчас она должна быть моего возраста.

Сакаи четко записала имя в блокноте с зажимом, лежавшем на столе.

– Почему ты не ищешь ее через полицейские каналы?

– Понимаешь, такие поиски оставляют следы. А следы вызовут расспросы. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что за ней числится что-то криминальное.

– Это по работе или для себя?

– Какая разница?

Оба улыбнулись. Затем Сакаи вытащила пачку купюр и визитку.

– Хватит твоим друзьям?

– Более чем. Я позвоню, когда свяжусь с ними.

– А чего хочешь ты, Осино?

Он облизал губы и опустил взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Деньги, конечно.

– Ты сама сказала, я никогда не гнался за деньгами.

Сакаи рассмеялась.

– Ты всегда стремился прыгнуть выше головы, чемпион.

– С тобой всякий бы стремился.

– Держи. Должно хватить. – Она передала ему еще несколько купюр.

– На что?

– А ты как думаешь?

Она встала, а он сказал с улыбкой:

– Таких женщин, как ты, больше нет.

– Сзади все мы одинаковые. – Она открыла дверь и, обернувшись, подмигнула ему. – Главное, добудь, что я попросила.

Он посмотрел на ежедневник:

Мидори Андзаи

Осино стал тереть буквы пальцем, пока по странице не расползлось чернильное пятно.

*

Следующие несколько дней были не богаты на события. Ивата встретился со старыми знакомыми Канесиро и Оба в надежде обнаружить упущенные детали или существенные подробности их жизни, но его ждали только прекрасные отзывы и сочувствие, совершенно для него бесполезное. Тогда Ивата вплотную занялся профессором Игараси, но не нашел в его биографии ничего подозрительного, в том числе и связи с жертвами. Сакаи, со своей стороны, проштудировала все доступные архивы и другие источники информации, но и ее поиски не выявили между жертвами никакого связующего звена.

Сидя за своим «временным» столом, Ивата позвонил Сакаи и тихо заговорил:

– Ну должно же быть что-то общее. Я просто отказываюсь поверить, что Черное Солнце действует наугад. Все, что мы знаем, свидетельствует о его скрупулезности.

– Не все, а всего лишь кое-что, Ивата. Ты буквально заставляешь меня искать иголку в стоге сена.

– Вот и продолжай. – Он бросил трубку и потер глаза. Когда он их поднял, с дальнего конца комнаты ему ухмылялся Морото.

– А, Микки-Маусу грустно, – протянул он. – Купите ему сосиску в тесте!

Из разных уголков первого отдела послышались сдавленные смешки.

*

Утром 2 марта, через две недели после первого убийства, Ивата подъехал к району Дэн-эн-тёфу, что в получасе езды к югу от Сибуи, застроенному в стиле города-сада. Он даже не представлял, где еще можно хоть что-то разузнать, и на эту поездку возлагал последние надежды. В этом немноголюдном токийском районе вдоль улиц были высажены деревья, а в больших домах разноплановой архитектуры проживали, помимо состоятельных японцев, экспаты, известные бейсболисты, звезды поп-музыки, создатели комиксов и политики.

Дом, расположенный по адресу, который он взял у ребят из охраны, находился на тихой улочке у парка Тамагавадаи. Ивата надел бейсболку, темные очки и купил в ларьке кофе с сиропом агавы. От его внимания не ускользнуло, что в серой машине напротив дома Игараси сидят двое полицейских в штатском: один читал спортивную газету, другой дремал. Случайно брошенный на них взгляд тотчас же вызвал бы подозрения, но Ивата надеялся, что Игараси не самый наблюдательный человек.

Он направился к дому, потягивая кофе и посматривая на окна. Дом явно пустовал. Полицейский с газетой бросил на него мимолетный взгляд и, не отметив для себя ничего интересного, вернулся к спортивным новостям. Ивата прошелся перед домом, прежде чем сесть в машину. Хотя его физическое состояние еще нельзя было назвать идеальным, но щиколотка больше не ныла. Он бросил взгляд на серый седан и ощутил что-то вроде симпатии к ребятам из наружки. Они работали в одной команде, где главным был он, Ивата. Ограниченные, но верные псы, которые только и ждут команды: «Фас!»

Ивата снял кепку и очки и наудачу набрал номер Игараси.

– Да. – В голосе профессора он узнал тот же нетерпеливый тон, с каким он встретил Ивату у себя в офисе.

– Профессор, это инспектор Ивата.

– Как вам повезло. Я только что прошел паспортный контроль в Нарите¹⁷17
  Нарита – главный международный аэропорт Токио.


[Закрыть].

Ивата без особого волнения слушал этот низкий спокойный голос.

– Как прошла поездка?

– Не так успешно, как хотелось бы. А у вас наметился прогресс?

– В общем, да. Вы не будете против, если завтра утром я загляну в музей и задам вам несколько вопросов?

– Я буду там к полудню.

– Тогда до завтра, профессор.

– Я приготовлю кофе к вашему приходу.

Ивата нажал на кнопку отключения, словно тронул пальцем горящую спичку. Он уставился на телефон. Кофе!

– До завтра, ублюдок.

Он поднял от телефона глаза и понял, что в серой машине что-то происходит.

Любители спортивной хроники и полуденного сна поспешно снимали с себя наушники и убирали камеры наблюдения. Затем сонливый вылез из машины, держа в руках бумажный пакет. Не успел он дойти до мусорного контейнера, как Ивата уже держал его за шиворот:

– Эй, куда это ты собрался?

Полицейский обернулся и злобно зашипел:

– Ты смотри, с кем разговариваешь…

Ивата сунул ему в лицо полицейский значок.

– Я не давал вам никаких особых распоряжений! Никаких! А ну марш в машину и глядите в оба, ясно?

Взглянув на значок Иваты, полицейский нахмурился. Документы и авторитет, стоящий за ними, никак не вязались с этим нервным дерганым типом.

– Ус покойтесь, пожалуйста.

– Я успокоюсь, когда ты вернешься к работе, мать твою!

– Только что звонил шеф отдела. Газеты… Вы что, не в курсе?

Ивата моргнул, а внезапно заработавшая во дворе поливальная машина словно разразилась смехом.

– Нет, а что?

Второй коп, который находился уже на полпути от машины, бросил ему газету. Она приземлилась у ног Иваты, возвращая его мыслями к суровой реальности:

ТОКИО ПОД СТРАХОМ НОВОГО УБИЙСТВА:

УЧАСТЬ СУПЕРЗВЕЗДЫ РАЗДЕЛИЛА ВДОВА

Начало статьи было посвящено безнаказанности жестокого убийцы и некомпетентности полиции. Новый министр юстиции сетовал на сокращение бюджета полицейского ведомства и необходимость реорганизации полицейских кадров. Центральное место в публикации отводилось фотографии улыбающейся Мины Фонг, полной любви и благодарности публике. Ниже располагался размытый снимок Ива-ты, входящего в дом супругов Оба.

– Я лучше пойду, – сказал второй полицейский. Ивата указал на дом Игараси:

– Он снова совершит убийство.

– Мне приказали – я выполняю. Вы же знаете наши правила, – ответил полицейский, возвращаясь к машине, по ходу поправляя пиджак и разглаживая волосы.

– Он не отступит! – крикнул ему Ивата.

Седан зарычал и мягко снялся с места, выпустив на прощание облачко дыма. Голос Иваты дрожал от гнева.

– Даже если отступим мы!

В кроне дерева у него над головой щебетали птицы. Из-за дорогущих штор и стеклопакетов соседних домов за ним шпионили любопытные взгляды. Ивата сел в машину, часто дыша носом. Он крепко зажмурился и закусил губу, страстно желая унять злость. Он хотел тишины, но тут же услышал жужжание телефона.

– Ивата. – Голос Синдо был низким и бесстрастным. – Ты меня слышишь?

– Да.

– Ты знаешь, почему я звоню.

Ивата с силой надавил себе на переносицу, стараясь не разораться.

– Вы обещали дать мне время.

– Этого никто не может обещать. Я жду тебя здесь через тридцать минут. Все отменяется.

Ивата отключился и попытался взять себя в руки. Может, просто одни из них хорошие, а другие – плохие?

Он представил восковое личико малышки Кане-сиро.

Зарычав как дикий зверь, только чтобы не разрыдаться, он яростно колотил кулаком по рулю. Автомобильный гудок пронзил безмятежное безмолвие тихой улочки. Холодное утро как ни в чем не бывало продолжило свое неспешное течение.

*

В кабинете Синдо стоял все тот же кислый запах, несмотря на то что мир за его окнами, с тех пор как Ивата впервые переступил его порог, заметно переменился. В дурном расположении духа и весь покрытый испариной, он вошел в кабинет, потрясая в воздухе рукой:

– Ни слова, Ивата.

Синдо захлопнул дверь и буквально рухнул на свое кресло, которое жалобно заскрипело. Он швырял на стол газеты, одну за одной. Убийство, паника, ужас. Крупным шрифтом.

– Убийство Фонг так и так выплыло бы наружу. Но смерть вдовы необходимо было скрыть! Ума не приложу, как они узнали. Ребята из Каганавы клянутся, что это не их источник. Впрочем, это уже не имеет значения.

Синдо ткнул пальцем на стопку газет, словно это собачьи экскременты, которые лучше обойти.

– Прошло две недели, и вот Сацуки Эда позвонила суперинтенданту Фудзимуре. Сегодня утром. Сацуки, блин, Эда. Министр гребаной юстиции. Ты знаешь, что это значит, Ивата?

– Будет жарко. – Ивата прикрыл ладонью глаза.

– Вот именно, жарко! И куча проблем. Люди под угрозой увольнения. – Он провел языком по зубам, подыскивая нужные слова, но безуспешно. – Слушай, сынок. Это уже неважно, но, наступив на собственное самолюбие, я попросил, чтобы тебе дали шанс и не отбирали дело. Я пытался. Но Фудзимура…

– Оставим благотворительность. Зачем вы меня вызвали?

– Хорошо. Итак. Против тебя выдвинута официальная жалоба. Вот в чем дело, Ивата. Ты все еще на испытательном сроке, и очень скоро твое назначение будет пересмотрено. В данный момент у тебя оплаченный отпуск. Иными словами, тревогу вызывает твое поведение, а не профессиональная деятельность. Если все утрясется, ты снова вернешься к расследованию.

– Синдо, но как же мое дело?

– Дело Канесиро раскрыто. Послушай, ты не должен сидеть сложа руки. Можно подать встречную…

– Что?!

Синдо выдохнул и отвел взгляд.

– Ивата, так я не смогу защитить тебя. Вопросы стали возникать сразу после твоего появления. Твои отлучки, твое прошлое. Ты должен подумать…

– Что значит «раскрыто»?! – Его сердце колотилось как бешеное.

– Это тот хромой парень. Обвинение в убийстве было предъявлено Масахару Идзаве.

– Я не понимаю. Как можно обвинять его в том, чего он не совершал?

– Ивата, слушай, подумай о себе.

– Какие улики были ему предъявлены?

– В результате обыска в его квартире были обнаружены различные предметы, принадлежавшие жертве, а кроме того, видеозапись с ней.

Ивата всплеснул руками:

– Он сам признался в этом на допросе! Это побочное обстоятельство.

Синдо снова поднял руку:

– Ивата, парень сознался.

– Хрена с два!

– Сознался вчера утром.

Ивата прижал голову к коленям, приняв позу пассажира в падающем самолете. Он зажмурился и с такой силой сжал кулаки, что ссадины на костяшках снова закровоточили.

– Это лажа, Синдо! Он физически не способен.

– Факт есть факт.

Ивата ударил кулаком по столу. Несколько человек за матовым стеклом обернулись.

– Так ты себе не поможешь.

– Хорошо, как вы тогда объясните убийство вдовы Оба, если Идзава все это время находился в камере в Сэтагае?

– Убийство Оба отделено от дела семьи Канесиро. Пока ведется опрос свидетелей.

– Кому передали дело?

– Ивата…

– Кому передали дело?!

– Хорибе.

Ивата прижал кулаки к глазам и надавил до боли. Потом потряс головой. Он чувствовал, что сейчас сорвется. Ему нужно в бар. Согреться. Он конченый алкоголик, и нет смысла себя обманывать.

– Послушай меня, Ивата, ты должен заняться собой.

– Нет. Я поговорю с Идзавой. Он еще может отказаться от своего признания.

– Это невозможно.

– Я не шучу. Вы знаете, что это не Идзава. Вы же знаете!

– Знать – одно дело, а доказать – другое. По мнению Фудзимуры, у тебя был шанс, но ты упустил его.

– И что, парня повесят? Пошел ты, Синдо. Может, он и чокнутый, но не должен признаваться в том, чего не делал. Не должен.

Синдо посмотрел в сторону.

– Парень мертв. Он повесился у себя дома, куда был отпущен под подписку.

Ивата вскочил на ноги. Он словно прозрел. Конечно, теперь Идзава – идеальный преступник, потому что мертв. Система работает безупречно. Преступник не уйдет от правосудия. Ветер дует, трава колышется.

Качая головой, Ивата распахнул дверь. В кабинет ворвался гвалт общей комнаты.

– Кто его допрашивал?

– Сынок, ты и так на грани. Ты должен забыть об этом.

– Кто?!

Синдо вздохнул:

– Морото. По приказу Фудзимуры.

– А вы что предприняли?

– По поводу чего?

– Хоть чего-нибудь!

– Ну что я мог сделать?

– Поработать с документами. – Ивата с презрением покачал головой. – Жалкий бумажный человек. Вот вы кто, Синдо.

Он вышел, не обернувшись. По пути к лифтам он посмотрел на кабинет Фудзимуры. В щелку жалюзи он заметил пристальный взгляд старых водянистых глаз.