Электронная библиотека » Николас Шэксон » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 29 ноября 2013, 02:56


Автор книги: Николас Шэксон


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

После высадки союзников в Нормандии в 1944 году агенты союзных разведок отмечали резкое увеличение ввоза в Швейцарию трофейного имущества, сопровождавшееся стремительным увеличением золотых резервов других стран, официально соблюдавших нейтралитет, – Испании, Турции и Швеции. Разведчики также наблюдали оживление грузопотока из Испании в Латинскую Америку, предположительно, вызванное транспортировкой нацистских сокровищ. Союзники подготовили операцию под кодовым названием «Надежное убежище» с целью отследить немецкую собственность и принудить нейтральные страны к отказу от укрывательства нацистских трофеев. От этих стран требовали «незамедлительно принять меры» и не принимать, не хранить, не передавать и не скрывать преступные сокровища32.

В сентябре 1944 года, по мере продвижения союзных войск к границам Швейцарии, ассоциация швейцарских банков пообещала прекратить сотрудничество с немцами, но только на основе саморегулирования – без контроля извне. Казалось, англичане удовлетворены, чего нельзя было сказать об американцах. Швейцарские банкиры держались твердо. США усиливали давление, тогда как Великобритания не проявляла никакого рвения. Разумеется, отслеживать нацистские трофеи было нелегко: после месяцев расследования английский торговый атташе в Берне Уильям Салливан сообщал, что все усилия наталкивались на «непроницаемость, характерную для рэкета»33. Впрочем, позицию Великобритании нельзя было даже назвать вялой. «В Швейцарии, – писал Э. Г. Блисс, чиновник британского министерства экономической войны, – маскировка деятельности немцев не является ни преступной, ни предосудительной». Нейтральные страны, утверждал Блисс, не обязаны выдавать немецкие активы, если не доказано, что они похищены. «Мы полагаем, что нейтральные государства могут использовать немецкие деньги для погашения собственных претензий к Германии»34. Подобная позиция ошеломляла американцев.

Министр финансов США Генри Моргентау обнаружил, что его попытки отследить спрятанные в Швейцарии нацистские трофеи встречают сопротивление со стороны сотрудников Государственного департамента его родной страны. Том Бауэр писал в своей книге: «Моргентау подозревал, что не следует недооценивать влияние Лондона» 35. Агенты американской и британской разведок препирались по поводу банка Johann Wehrli, который, как было известно союзникам, служил каналом перевода нацистских активов в Латинскую Америку. Великобритания противилась попыткам США внести этот банк в черный список, американцы подозревали, что банк находился под защитой капитана Макса Бинни, зятя Верли и почетного британского консула в Лугано36, однако Великобритания противилась попыткам США внести этот банк в черный список. Премьер-министр Уинстон Черчилль в речи, произнесенной в декабре 1944 года, с похвалой отозвался о Швейцарии, которая «имела величайшее право на награду» как «демократическое государство, отстаивающее свободу и в своих горах, и в своих помыслах, несмотря на давление, оказываемое в основном с нашей стороны»37. Возможно, эти слова и были справедливы по отношению к большинству швейцарцев, но совершенно неоправданны в отношении швейцарских правителей и банкиров.

К февралю 1945 года победа союзников уже стала неизбежной, и Швейцария пошла на новые уступки, пообещав заморозить немецкую собственность и вернуть нацистские трофеи их настоящим владельцам. Однако юристы союзников вскоре выяснили, что в процессе очень неспешного выполнения своих обязательств швейцарские власти возводят все новые преграды, придумывая многочисленные уловки и лазейки. Один из юристов описал ситуацию, происходившую тогда в Швейцарии, как «сигнал, подаваемый немцам, прятать богатства, чтобы избежать наказания». Давление союзников усиливалось, и тогда Швейцария поставила Великобританию перед сложным вопросом: изменение швейцарских законов и открытие банков для поиска не имеющих наследников активов могло означать разрешение на проверку британских счетов в швейцарских банках. Даже намек на такую возможность, отмечает Бауэр, «в министерстве финансов Великобритании назвали “мощной взрывчаткой”, обращение с которой требует “величайшей осторожности”». Высокопоставленный британский чиновник предупредил, что вмешательство в швейцарские банковские тайны «возымеет следующий эффект: британские банки будут вынуждены в некоторых случаях раскрыть имена собственников номерных счетов». Эдди Плейфер, занимавший высокую должность в министерстве финансов Великобритании, заявил, что Британии «не следует с этим торопиться. мы не хотим, чтобы нас вынуждали раскрывать наши банковские секреты». Британскому юристу Динглу Футу срочной телеграммой из Лондона сообщили: «Вы не должны (повторяем, не должны) предпринимать ничего такого, что привело бы к запросам о раскрытии информации британскими банками»38.

Швейцарцы все-таки подписали всеобъемлющее соглашение с союзниками о прекращении бизнеса с нацистами и замораживании их активов. Это произошло 8 марта 1945 года. Но Швейцария продолжала играть на два фронта. Через три недели швейцарские высокопоставленные официальные лица подписали с немецкими чиновниками секретное соглашение, по которому их страна обязалась принять еще три тонны трофейного золота – какую-то часть его составляли переплавленные зубные коронки и обручальные кольца, снятые с евреев и цыган в концентрационных лагерях39.

После капитуляции Германии в мае 1945-го начала разворачиваться длинная и запутанная история, вызванная гневом американцев, стремлением британцев спустить дело на тормозах, двурушничеством и запирательством швейцарцев.

Многие в Великобритании настаивали на более снисходительном отношении к швейцарским банкирам, оправдывая их поведение тем, что именно такая политика позволила Швейцарии сохранить нейтралитет во время войны. Поэтому и после войны позиция Великобритании оставалась неизменной. Британские дипломаты – эти «женоподобные слабаки», как их охарактеризовал Джеймс Манн, высокий чиновник из министерства финансов США, – продолжали противодействовать введению санкций против швейцарских банков. Манн полагал, что Великобритания нуждается в швейцарских займах, – и оказался прав. За неделю до того как в Вашингтоне должны были начаться переговоры между Швейцарией и западными союзниками, Швейцария предоставила Великобритании первый кредит. Посол Швейцарии в Лондоне заявил, что заем предоставили в целях «…обеспечить снисходительность британского правительства… если иметь в виду будущие переговоры с союзниками». Франция получила еще больший кредит; по признанию другого швейцарского чиновника, это было сделано, чтобы на тех же переговорах «не выводить французов из душевного равновесия».

Швейцарские банки не передали никаких сведений о личностях своих иностранных клиентов, не являвшихся немцами. А процедурой выявления немецких активов занялась полугосударственная швейцарская контора, которая переложила большую часть своей работы на плечи самих банков40. Первый же аудит, проведенный ассоциацией швейцарских банков по ею собственной инициативе, выявил активы жертв нацизма, не имеющих наследников, на сумму всего лишь 482 тысячи франков. При другом аудите, проведенном под давлением еврейских организаций в 1956 году, банки сообщили о 86 счетах на общую сумму 862 тысячи франков. Американские евреи продолжали давить на Швейцарию вплоть до 1990-х годов, и очередной аудит, выполненный швейцарцами в 1995 году, выявил еще 775 счетов, принадлежавших иностранцам. Общая сумма, хранившаяся на этих счетах, составляла 38,7 миллиона франков. В мае 1996 года Швейцария согласилась на проведение независимого расследования с правом изучения банковских документов. Комиссию возглавил Пол Волкер, бывший председатель Федеральной резервной системы США [далее везде ФРС]. Кроме того, парламент Швейцарии согласился провести собственное расследование. К этому времени в судах США уже рассматривались несколько коллективных исков. Комиссия Волкера обнаружила еще 53 886 счетов, возможно, связанных с жертвами Холокоста41, и в августе 1998 года швейцарские банки согласились выплатить 1,25 миллиарда долларов в качестве урегулирования этих коллективных исков. Британские банковские тайны так никогда и не были раскрыты. Банк Credit Suisse, наконец, обнаружил счет отца Эстель Сапир и урегулировал дело, выплатив ей полмиллиона долларов.

Швейцария остается крупнейшим в мире хранилищем грязных денег. На офшорных счетах, принадлежащих нерезидентам Швейцарии, в 2009 году лежало около 2,1 триллиона долларов. Примерно половина этих денег принадлежала европейцам. До мирового финансового кризиса сумма составляла 3,1 триллиона долларов42. По оценкам, сделанным в 2009 году аналитиками швейцарской брокерской фирмы Helvea, эта сумма соответствует примерно 80 % тех денег, которые не были задекларированы европейскими владельцами в своих странах 43. Если говорить об итальянцах, данный показатель достигает 99 % 44.

Швейцария остается крупнейшим в мире хранилищем грязных денег

Швейцарский парламентарий и яростный противник банковской тайны Рудольф Штрам обращает внимание правительств тех стран, которые пытаются пресечь уклонение от налогов через Швейцарию, на один важный момент. Поскольку офшорная система имеет в стране крепкие традиции и за многие столетия пустила мощные корни в ее общественную и политическую жизнь, внутреннее сопротивление банковской тайне бесполезно. Однако давление извне, направленное непосредственно на правительство Швейцарии, обычно также не приносит результатов. Успешными оказываются только те внешние вмешательства, которые нацелены непосредственно на швейцарские банки. Только это вынуждает банкиров идти на перемены. Последний пример: когда правительство США пригрозило UBS самыми страшным последствиями, Швейцария подписала в 2010 году соглашение об обмене информацией, касающейся более четырех тысяч американцев, имеющих счета в этом банке. «Оказывать давление на швейцарское правительство бесполезно, – говорит Штрам. – Чтобы добиться перемен, нужно давить на банки» 45.

В последнее время раздаются голоса, что эти изменения «распечатали банковскую тайну» (воспользуюсь формулировкой автора статьи, появившейся в 2010 году в журнале Time)46. Однако подобные заявления уводят от действительности: на самом деле Швейцария уступила совсем немного. Соглашение, которого добились США, – действительно прорыв, но оно предусматривает обмен информацией с другими странами, применяемый только при стандартах прозрачности, становящихся все более неадекватными. О них речь пойдет ниже. Последние изменения, внесенные в банковскую тайну, слишком скромны – и приносят пользу только гражданам кучки богатых стран. Как обычно, развивающиеся страны остаются за рамками соглашений[13]13
  С сентября 2011 года российская налоговая служба получила доступ к информации о банковских вкладах физических лиц в Щвейцарии. – Примеч. ред.


[Закрыть]
.

Глава 4
Антитеза офшорам

Джон Мейнард Кейнс, или борьба с финансовым капиталом

Третий том жизнеописания Джона Мейнарда Кейнса – великого английского экономиста – увидел свет в 2002 году. Удивляет слишком оборонительная интонация, прозвучавшая в предисловии к этому американскому изданию. Предисловие написал Роберт Скидельски – английский экономист и известный биограф Кейнса. Скидельски возражал против обвинений, выдвинутых в его адрес другим известным экономистом Брэдфордом Делонгом, будто он, Скидельски, подпал под «влияние странной и даже зловещей секты британских консерваторов-империалистов»1. Версия, которую отстаивает Скидельски, вкратце такова: во время Второй мировой войны Великобритания на самом деле вела две войны. На фронтах первой – страна, возглавляемая Уинстоном Черчиллем, сражалась с нацистской Германией, на фронтах второй – с Америкой. «Вторую войну», проходившую между союзниками, возглавил Джон Мейнард Кейнс. Скидельски считает, что для США второй целью после основной – разгрома держав гитлеровской коалиции – являлось уничтожение Британской империи. «Черчилль сражался с нацистской Германией за сохранение Британии и ее имперских территорий; Кейнс бился с США за сохранение Британии как Великой державы. Войну с Германией Британия выиграла, но при этом истощила свои ресурсы до такой степени, что обрекла себя и на отказ от имперских амбиций, и на утрату великодержавного статуса»2.

Аргументация всех участников спора была довольно запутанной, и в этом нет ничего удивительного, ведь на переговорах в Бреттон-Вуде (1944) главный партнер Кейнса со стороны Соединенных Штатов почти наверняка передавал информацию Советскому Союзу – им был Гарри Декстер Уайт [14]14
  Гарри Декстер Уайт (1892–1948) – сын русских иммигрантов; американский экономист, глава американской делегации на Бреттон-Вудской конференции, вдохновитель Международного валютного фонда и Международного банка; был обвинен в шпионаже в пользу СССР на основании показаний советских агентов-перебежчиков. При жизни Уайта эти обвинения доказаны не были. – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Однако версия, предложенная Скидельски, не оставляет сомнений: США и Великобритания тихо сцепились в титанической борьбе за финансовое господство. В конце концов два экономических конкурента достигли договоренности, правда, случилось это лишь спустя много лет после окончания войны. Такое станет возможным, как я покажу в следующей главе, благодаря созданию современной системы офшоров. В настоящей главе речь пойдет о мире, сложившемся сразу после войны, – о международной финансовой системе, спроектировать которую помог Кейнс. Она предусматривала, с одной стороны, тесное сотрудничество между национальными государствами, с другой – строгий контроль над их взаимными потоками капитала. В известном смысле, финансовая модель Кейнса – полная противоположность нынешней либеральной офшорной системы – при всех своих ошибках принесла огромный, поразительный результат.


Кейнс имел довольно сложный характер – впрочем, это явление вполне обыкновенное для человека, сумевшего добраться до вершин мировой политики. Его жизни с лихвой хватило бы на двадцать человеческих судеб. Стареющий Альфред Маршалл, который был ведущим экономистом своего поколения, прочитав работу молодого Кейнса, сказал: «Истинно говорю вам, что нам, старикам, пора повеситься, если молодые люди способны излагать свои мысли так откровенно и преодолевать столь большие трудности с такой завидной легкостью». Кейнс впервые заставил громко заговорить о себе в 1920-м, когда появилась его книга «Экономические последствия Версальского мира» («The Economic Consequences of the Peace», 1920). С провидческим даром он предлагал ряд мер, которые могли бы радикально изменить послевоенный политический ландшафт. Кейнс возражал против наложения на Германию, проигравшую Первую мировую войну, огромных контрибуций, поскольку они могут окончательно развалить ее экономику, а заодно – разрушить всю Европу. Последствия подписанного мирного договора, предупреждал он, будут ужасны: «Этот мир возмутителен, невозможен и не в состоянии принести ничего, кроме новых несчастий»[15]15
  Из письма 1919 г. к матери; цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего. Великие экономические мыслители. М., 2008, с. 329–330. – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Кейнс оказался прав: именно новый передел и политический кавардак в послевоенной Европе и привели к власти Адольфа Гитлера, заложив фундамент Второй мировой войны.

Его жизни с лихвой хватило бы на двадцать человеческих судеб

Вскоре Кейнс занялся спекуляциями на международных валютных и товарных рынках. Его очень заинтересовал вопрос крайней нестабильности рыночных цен. Он отказался от использования растлевающей инсайдерской информации, хотя именно она стала двигателем финансового бума 1920-х годов. Кейнс действовал иначе: вооруженный поистине энциклопедическими знаниями о финансовых системах, прекрасно разбиравшийся в закоулках международной политики, проанализировавший все финансовые неврозы и предрассудки, с которыми ему приходилось иметь дело, он с головой нырнул в исследование балансовых отчетов разных фирм и их статистических показателей. На финансовые документы он мог тратить не более получаса в день и занимался ими по утрам, лежа в постели3. Об изучении статистических данных Кейнс писал, что «ничего, кроме секса, не может быть столь же захватывающим»4. Сначала благодаря своим исследованиям он нажил целое состояние; потом он, правда, почти все потерял. Но банкротство не прошли даром – Кейнс извлек хороший урок, испытав на себе, что такое иррациональное поведение рынка.

Годы спустя, одновременно с возведением здания своей экономической концепции, воплотившейся в знаменитой книге «Общая теория занятости, процента и денег» («General Theory of Employment, Interest and Money», 1936)[16]16
  См. издание на русском языке: Д. М. Кейнс. Общая теория занятости процента и денег. – М.: Прогресс, 1987. – Примеч. пер.


[Закрыть]
– ставшей за прошедшее столетие, пожалуй, самым мощным учебником по экономике – Кейнс построил в Кембридже за собственные деньги театр, а при нем открыл ресторан. Он собирал ресторанные счета и нераспроданные театральные билеты, сопоставлял доходы ресторана с посещаемостью театральных представлений, на основе этих данных вычерчивал кривые успеха и неудач – и благодаря такому невероятному анализу сумел добиться впечатляющего профессионального и коммерческого успеха. Его женой стала русская балерина. Чем только ни занимался Кейнс: он был весьма уважаемым искусствоведом, государственным чиновником, на голову превосходившим коллег, дипломатом, необычайно энергичным редактором экономических журналов. пишущим журналистом, чьи статьи оказывали мощное влияние на курсы валют. О его работе по теории вероятностей («Трактат о вероятности») эрудит и философ Бертран Рассел отозвался так: ее «невозможно хвалить сильнее, чем она того заслуживает», добавив, что интеллект Кейнса «… отличался такой ясностью и остротой, каких я более не встречал…». О своих беседах с Кейнсом Рассел писал, что, вступая с ним в спор, всегда чувствовал себя так, будто его «душа подвергается опасности»[17]17
  He took his life in his hands – прямая отсылка к библейской фразе «.он подвергал опасности душу свою» (Первая книга Царств, 19:5). – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Идеи Кейнса оказались глубоко созвучными нашему времени. Прошло шестьдесят три года после его смерти, и лауреат Нобелевской премии экономист Пол Кругман в статье «Почему экономическая наука бессильна?», разбирая причины, по которым кризис застал экономистов врасплох, приходит к выводу, что «кейнсианство остается лучшей из имеющихся теорий о природе рецессий и депрессий» [18]18
  См.: Paul Krugman. How Did Economists Get It So Wrong? // The New York Times, 2009, September 2; цит по русскому интернет-изданию Slon.ru от 09.09.2009 (http://slon.ru/articles/130856/) – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Кейнс был отличным экономистом и «никогда не переключал фары с дальнего света на ближний». В конце жизни Кейнс заметил, что сожалеет только об одном – о том, что слишком мало выпил шампанского.

Многие биографы, стремясь придать больше блеска личному и профессиональному наследию Кейнса, лакируют те стороны его жизни, которые, по их мнению, общество могло бы счесть неприглядными. В очень откровенном письме близкому другу Литтону Стрейчи он писал: «Я хотел бы управлять железной дорогой, создать трест или, по крайней мере, надувать почтенных инвесторов»[19]19
  Цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего… с. 325. – Примеч. пер.


[Закрыть]
. Сэр Рой Харрод, один из биографов Кейнса, заменил фразу «надувать инвесторов» многоточием. Но никоим образом нельзя считать Кейнса мошенником, просто в нем было много озорства, безошибочного чутья и безусловной одаренности – всего, что так восхищало в нем Литтона Стрейчи и что доводило благочестивую викторианскую публику до шокового состояния. Эта пара – Кейнс и Стрейчи – с удовольствием предавалась пороку, который Скидельски назовет «модной для тех времен склонностью к привлекательным юношам и кощунственному поведению». Кейнс не мог не осознавать, что отчасти сам загнал себя в ловушку собственной, как он писал, «отталкивающей репутации». Но ему повезло. В эпоху, когда гомосексуальность сурово наказывалась (гомосексуалистов приговаривали к химической кастрации даже через много лет после смерти Кейнса), значительная часть его жизни прошла в весьма толерантной обстановке – академической и культурной среде Кембриджа, где, по словам самого Кейнса, «даже бабники прикидывались гомосексуалистами, чтобы не утратить собственной респектабельности»5.

Кейнс с юности принадлежал к избранному кругу английских интеллектуалов. Он был признанным авторитетом в элитарной группе Блумсбери, члены которой – по крайней мере до Первой мировой войны, привнесшей тяготы в жизнь многих, – называли себя авангардом британского искусства, философии, культуры и, по определению одного из членов кружка, бунтарями, «восставшими против викторианства». Однако Кейнс – этот нонконформист, выбравший путь атеизма, пацифизма и сексуальной раскрепощенности, – всегда принадлежал к британскому истеблишменту. В разное время он возглавлял Банк Англии, был казначеем Королевского колледжа в Кембридже и членом правления в Итоне.

Довольно забавно (это отмечает и Роберт Хайлбронер), что именно Кейнс – плоть от плоти британской элиты, порой выказывающий все присущие ей предрассудки, и в первую очередь высокомерие и антидемократизм, – предложил рядовому человеку лекарство от нужды и безработицы. Лекарство Кейнс назначил в «Общей теории занятости.» – книге, появившейся уже на исходе Великой депрессии; в рецепте было прописано следующее: в случаях, когда у частного бизнеса исчезают стимулы вкладывать деньги, восполнить недостающее звено временно должно государство. «Казалось предельно логичным, – пишет Хайлбронер, – чтобы взявшийся изучить и нарушить это парадоксальное соседство дефицита производства и тщетно ищущих работу людей человек происходил из левой части политического спектра и активно сочувствовал пролетариату, иными словами, был зол на систему…»[20]20
  Там же, с. 321. – Примеч. пер.


[Закрыть]
Ничто не могло быть дальше от истины, чем эти логичные предположения.


После смерти Кейнса критики неоднократно пытались связать его идеи с социализмом или коммунизмом. Когда в 1947 году увидел свет первый вводный курс по его экономической теории, американские правые развернули кампанию, заставляя многие университеты отменять заказы на этот учебник. Один из идеологов американского консерватизма Уильям Ф. Бакли обрушился на тех, кто приобрел книгу, обвиняя их в пропаганде «порочных идей». Неприятие кейнсианства живо и по сей день, приведу недавний пример: противники Барака Обамы утверждают, что экономическая программа президента очень напоминает кейнсианские попытки с помощью финансируемых за счет дефицита бюджета общественных работ ограничить систему свободного предпринимательства и преобразовать традиционный капитализм по советскому образцу. Однако вопреки домыслам консерваторов Кейнс никогда не разделял социалистических взглядов и никогда не был сторонником Маркса и Энгельса. Он считал государственное вмешательство лишь временной мерой и всегда страстно верил, что свободные рынки и торговля – лучшие пути к процветанию: «Я стою на защите свободы частного суждения, частной инициативы и частного предпринимательства, эти свободы следует сохранять настолько широкими, насколько возможно». Кейнс пытался не губить, а спасать капитализм.

Когда у частного бизнеса исчезают стимулы вкладывать деньги, восполнить недостающее звено временно должно государство

Многие критики Кейнса, постоянно твердящие о его скандальных идеях и эпатирующем образе жизни, даже не осознают, что сами находятся под глубоким влиянием его учения. Действительно, американская экономика с конца 1940-х годов полагается на огромные дотации, которыми налогоплательщики дополняют частные инвестиции. Явно имея в виду фразу, сказанную Ричардом Никсоном в далеком 1965 году: «Мы все сейчас кейнсианцы», – Пол Кругман уже в 2000-е годы не только заявлял, что он «… всегда был кейнсианцем», но и «… похоже, кейнсианские воззрения остались единственными достойными внимания».

* * *

Сторонники фритрейдерства господствовали на протяжении почти всего XIX столетия. Тогда многие считали самоочевидным, что свобода торговли обеспечивает процветание государств и несет мир их народам, поскольку экономические связи между странами и узы взаимозависимости препятствуют развязыванию войн. Такая уверенность немного напоминает незабвенный довод Томаса Фридмана, приведенный им в 1990-е годы, будто страны, где открыты рестораны «Макдоналдс» – эти истинные символы фритрейдерства и Вашингтонского консенсуса [21]21
  Вашингтонский консенсус (Washington consensus) – так называется идеология всемирного экономического развития, основанная на следующих принципах: свобода торговли, снятие ограничений на движение капиталов, приватизация, либерализация цен, снижение социальных расходов и отсутствие государственного регулирования. Сама модель такой политики появилась в конце 1970-х гг. Сформулировал ее и подвел теоретическую базу экономист Джон Уильямсон. Благодаря своей простоте (перенесение готового опыта передовых стран с их институтами, законами, инструментарием и образованием) и привлекательности (финансирование реформ Всемирным банком и МВФ) эта политика на какое-то время приобрела популярность. Теоретически «Вашингтонский консенсус» был нацелен на страны, которые уже имели рыночную экономику или находились на пути перехода к такой системе, но фактически его принципы применялись для реформирования экономических институтов постсоциалистического пространства. Большинство экспертов и экономистов считает, что попытка была неудачной. Кроме того, идеология Вашингтонского консенсуса чрезвычайно активизировала и усилила противостояние антиглобалистских сил. – Примеч. пер.


[Закрыть]
, – уже никогда не смогут воевать друг с другом. (Правда, подобным разговорам положил конец март 1999-го, когда авиация

НАТО начала бомбардировки Белграда.) В течение очень недолгого времени Кейнс тоже веровал в свободу торговли. «Как и большинство англичан, я воспитывался в уважении к свободной торговле и не только как к экономической доктрине, – писал он в 1933 году. – Ее принципы едва ли не приравнивались к нравственному закону. Любое отклонение от них я считал одновременно и проявлением слабоумия и грубым произволом»6.

Когда две стороны торгуют друг с другом – это встреча более или менее равных партнеров. Но Кейнс понимал, что в финансах дела обстоят несколько иначе. Кредитор и заемщик находятся совсем на разных ступенях финансовой иерархической лестницы. Такое положение вещей замечательно прокомментировал Джеймс Карвилл, советник Билла Клинтона: «Если переселение душ действительно существует, то я хотел бы переродиться в рынок облигаций. Можно будет всех запугивать». Капиталисты-промышленники подчинены финансовым капиталистам, и интересы этих двух групп часто расходятся. Так, финансисты любят высокие процентные ставки, из которых можно извлекать немалые доходы, а промышленникам по душе низкие ставки, снижающие их затраты. Кейнс признавал этот конфликт, но с одной поправкой: финансовые узы, скрепляющие разные государства, вовсе не являются гарантией мира во всем мире – ведь «в свете жизненного опыта и дальновидности легче доказать совершенно обратное». Началась Великая депрессия, и в 1933 году, на который пришелся пик самоубийств биржевых маклеров; во времена, когда царила атмосфера бесплатных столовых и массовой, ставшей уже системной, безработицы, взгляды Кейнса на свободную торговлю претерпели изменения: «. Но позвольте нашим товарам быть местного производства, поскольку это и разумно, и удобно; а главное, позвольте нашим финансам быть прежде всего национальными».

Великая депрессия началась в 1929 году и стала кульминацией длительного периода экономической свободы, ослабления государственного регулирования финансовых рынков и безудержными биржевыми играми на повышение курса – все это вызвало настоящий разгул ссуд, кредитов и долговых обязательств, в свою очередь приведший страну к просто ошеломляющему экономическому неравенству. Например, на излете биржевого бума, скорее напоминавшего агонию, двадцать четыре тысячи самых богатых кланов Америки получали доходы, «втрое превышавшие достаток» шести миллионов самых бедных семей7. То есть американская элита, составлявшая всего один процент общества, имела почти четверть всех доходов. Эта пропорция лишь немного превышает ту, что была зафиксирована в начале глобального кризиса в 2007 году. «Мы вляпались в колоссальный беспорядок, – писал Кейнс, – допустив промах в управлении чувствительной машиной, функционирования которой мы не понимаем». Трудно не заметить сходства с нынешней ситуацией.

В те дни не существовало взаимосвязанных офшоров, о которых можно было бы говорить как о целостной системе. Всего насчитывалось несколько зарубежных юрисдикций, которые элиты разных стран использовали, чтобы уводить от налоговых органов свои состояния и доходы. Богатые «континентальные» европейцы в основном обращали внимание на Швейцарию, богатые британцы чаще прибегали к услугам соседних Нормандских островов и острова Мэн. Что же касается пристрастий богатых американцев, то огромный интерес представляет письмо, написанное в 1937 году министром финансов США Генри Моргентау. «Уважаемый господин Президент, – так начинается его послание. – В этом предварительном отчете раскрыты обстоятельства настолько серьезные, что необходимы незамедлительные действия». Уклоняющиеся от налогов американцы создают частные холдинговые корпорации за рубежом, в местах, «где налоги низки, а законы о корпорациях – размыты». Далее министр финансов указывает на Багамские острова, Панаму и старейшую колонию Великобритании Ньюфаундленд. «Акционеры прибегают к всевозможным уловкам, позволяющим предотвратить получение информации об их компаниях, которые зачастую организуют через зарубежных юристов, использующих подставных лиц – на них и регистрируют компании с подставными директорами. Поэтому имена подлинных собственников нигде не появляются»8.

Схемы, описанные Моргентау, хорошо знакомы приверженцам современных офшорных мошенничеств, хотя по нынешним стандартам и крайне примитивны. «Рядовой гражданин, живущий на заработную плату, или мелкий торговец не прибегают к этим или подобным приемам. Узаконенное избежание или уклонение от налогов так называемых лидеров деловых кругов… взваливает дополнительное бремя на других членов сообщества – на тех, кто наименее способен вынести этот груз, кто уже и так послушно несет свою долю законного налогового бремени».

Несмотря на всю разницу, пролегающую между прошлыми временами и сегодняшним днем, дальновидные и проницательные предвидения Кейнса позволяют нам понять офшорную систему. В свете недавнего глобального экономического кризиса его предупреждения представляются зловещими пророчествами.

Капиталы, вложенные в заводы, обучение, исследования, заработные платы и многое другое, благодаря чему общество становится богаче, – это только одна сторона дела. Совершенно иное – финансовые инвестиции и финансовый капитал. Когда одна компания приобретает другую, то часто думают, что совершаются своего рода капитальные инвестиции. Но такие приобретения чаще всего не имеют ничего общего с реальными инвестициями. Когда компании или правительства продают облигации или акции, инвесторы за свои деньги получают клочки бумаги, наделяющие их держателя правом на участие в будущем потоке доходов. Когда облигации или акции эмитируют впервые, происходит мобилизация сбережений и сбор средств, которые направляются в производственные капиталовложения. В общем все перечисленное – вполне здоровое явление. Однако далее возникает вторичный рынок, где торгуют этими акциями и облигациями. Сделки с ценными бумагами непосредственно не увеличивают производственные капиталовложения, а просто перетасовывают права собственности. Сегодня свыше 95 % приобретений, совершаемых на мировых рынках, состоят из таких вторичных сделок, не предполагающих капиталовложений в реальное производство.

И Кейнс объяснил, что происходит, когда начинается отделение реальных предпринимательских операций от их собственников (держателей тех самых клочков бумаги), и особенно когда это происходит в трансграничном масштабе. «Если тот же самый принцип применить в международных масштабах, – пишет Кейнс, – то во времена стресса это становится нестерпимым: я веду себя безответственно по отношению к тому, что является моей собственностью, а люди, оперирующие моей собственностью, проявляют безответственность по отношению ко мне». Возможны определенные теоретические расчеты, демонстрирующие эффективность перераспределения ценных бумаг по миру в соответствии с рыночным предложением и спросом. «Но у нас все больше эмпирических доказательств того, что дистанция между собственностью и ее использованием – это зло в человеческих отношениях, вероятно (а в отдаленной перспективе наверняка), порождающее напряженность и враждебность, делающие финансовые расчеты бессмысленными».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации