Текст книги "Сальто-мортале (сборник)"

Николай Александров
Сальто-мортале (сборник)

© Александров Н., тексты, 2017

© Издательский Дом «Историческое наследие Сибири», 2017

* * *

Преподавателям, учителям, воспитателям – всем специалистам по будущему – тем, кто проектирует, строит и наполняет завтрашний день здравым смыслом, а человека – достоинством.

Руководитель проекта Федорчук С.В.

Главный редактор Долгушин С.Ю.

Научно-экспертный Совет: д-р психол. наук Большунова Н.Я., канд. соц. наук Киселёв Н.Н., д-р экон. наук Кисельников А.А., канд. филос. наук Кузин В.И., член-корр. СО РАН, д-р ист. наук Ламин В.А., канд. пед. наук Шаблов О.Н., д-р пед. наук Шульга И.И.

Координатор проекта Перкова В.Г.

Автор текстов Александров Н.А.

Авторы методического раздела: Кривушева О.М. (руководитель), Колб С.Н., Резникова О.С., Рогозина Л.П.

Консультанты: Толстова А.А. (руководитель), Вержанская В.И., Волкова Т.В., Хрущева В.В., Чернейкин А.А.

Проект осуществляется при содействии министерства образования, науки и инновационной политики Новосибирской области.

Без любви жить легче, но нет смысла.

Л.Н. Толстой

Книга для молодежи

К чтению книг, стоящих в стороне от школьной программы, я обратился довольно поздно, только в четвёртом классе впервые посетил школьную библиотеку. Каким-то чудом в моих руках оказалась удивительная сказка Петра Ершова «Конёк-Горбунок». Читал я её беспощадно, неторопливо и с наслаждением до пятого класса. Потом библиотекари выловили меня и принудили сдать полюбившуюся книгу. Я с большим волнением отдал своего «Горбунка» и взамен получил повесть Михаила Михеева «Тайна Белого пятна». Эту книгу я тоже читал долго и основательно, но когда я всё-таки добрался до библиотеки, чтобы вернуть замусоленный томик, меня любезно спросили, понравилась ли мне приключенческая фантастика. Сам вопрос содержал в себе ядро разрушительной силы, я вдруг понял, что все полюбившиеся герои и удивительные события – плод фантазии автора! Я решительно и едва ли не в слезах покинул пределы библиотеки, – растерянный и ошеломлённый, – но в полном и окончательном убеждении более никогда не переступать порога лжи и предательства.

Но читать всё-таки хотелось, и я побрёл в библиотеку Медицинского института, которая находилась в неторопливой близости от моего дома, полагая, что именно в этих стенах я обрету истину, беспощадную, как диагноз, и учение, белоснежное, как врачебный халат. Преодолевая неловкость и смущение, я смело и даже уверенно положил на высокомерную библиотечную стойку свидетельство о рождении и заявил, что хочу записаться в ряды добровольных читателей.

– Но, милейший юноша, – улыбнулась доброжелательная библиотекарь, – может, вам удобней будет пользоваться школьной библиотекой?

– Ни за что! – горячо и уверенно ответил я.

– Что-то случилось? – удивилась женщина.

– Да, там меня обманули.

– Надо же, – пожала плечами она. – Ладно, а что, собственно, вы любите читать?

– Не знаю, наверное, всё, – честно ответил я, – но не фантастику, фантастику я просто ненавижу!

Библиотекарь задумалась, но в этом молчании я уловил заботу, осмелел и перестал стесняться.

– Хорошо, молодой человек, – отступила она, – тогда пройдитесь самостоятельно. Но по левую руку находится специальная медицинская литература, она едва ли будет вам интересна, а по правую – художественная. Пожалуйста, будьте любезны, выбирайте, а я пока оформлю для вас билет читателя.

Я торжественно прошествовал по узкому проходу пустующей библиотеки, между высоченных стеллажей, плотно забитых книгами. Слева я действительно обнаружил книги по медицине, со зловещими названиями и такими же картинками. А вот разглядев корешки книг, стоящих на правом стеллаже, я почувствовал себя если не своим, так хотя бы приближённым, особенно когда обнаружил полное собрание сочинений Горького. А Горького мы уже проходили в школе, мне очень понравился его рассказ про Данко, который вырвал своё сердце, чтобы осветить людям путь к спасению.

Когда я вернулся к стойке с выбранной книгой, библиотекарь уже привычно удивилась.

– Молодой человек, но эта книга для взрослых, посмотрите, она так и называется: «Книга для родителей».

– Но она же о детях и может быть мне полезной. Мы с мамой любим читать вместе, – уверенно обманул я.

– Прекрасная мысль! Книга для родителей, конечно, о детях! А вы читаете вместе с мамой?

Я обречённо кивнул и подумал, что теперь, на всякий случай, мне придётся читать вслух для мамы.

– Хорошо, очень хорошо, что вы самостоятельно беспокоитесь в отношении своего образования. Если бы все дети занялись самовоспитанием, у нас была бы сказочная страна, – решительно загрустила женщина, видимо, подумав о чём-то своём.

Я не понимаю, почему добрая женщина доверила мне читать «Книгу для родителей» Антона Семёновича Макаренко, поскольку в книге есть очень острые и даже жестокие сюжеты, которые могут ранить детскую психику, однако я как-то справился и понял, что Добра на земле значительно больше, чем Зла, но Зло катится с горки по пути наименьшего сопротивления, а Добро карабкается вверх, Добро – это всегда усилие, и потому совершать добрые дела – это удел сильных людей. Реальные случаи из жизни и их анализ – именно так построена «Книга для родителей». Она стала моим первым серьёзным, откровенным и вдумчивым собеседником и наставником.

Чтения вслух очень понравились моей маме, особенно в те моменты, когда она трудилась на кухне. Наш обоюдный труд и досуг непроизвольно завершался обсуждением прочитанного: мама вдруг рассказывала интересные истории из жизни или вспомнившихся книг, мы обсуждали и даже спорили – это были удивительные уроки познания жизни, размышления и поиска ответов на очень сложные вопросы. А теперь я понимаю и большее – то были минуты нашего семейного мира, которые я провёл рядом с мамой и которые теперь вспоминаю с особой теплотой и благодарностью.

После я познакомился со множеством произведений удивительных и непревзойдённых авторов русской и зарубежной литературы, – они будто путеводные звёзды зажигались над моей головой, служили заботливыми и неравнодушными учителями, чтобы вести по лабиринту вечного и мучительного нравственного выбора, но всё-таки памятной книгой в моей жизни осталась сложная и не во всём понятная «Книга для родителей». Может быть, эта память и благодарность и побудили меня сесть за стол, чтобы написать книгу специально для молодёжи, книгу серьёзную и предельно честную. А возможно, подвиг Данко заставил меня открыть сердце и поделиться своим личным опытом, но я знаю по себе, что главный инструмент воспитания – это всегда добрая воля человека, это всегда результат самостоятельного и вольного труда, а мы – родители, учителя, писатели – всего лишь попутчики, и наше дело освещать путаные тропы жизни своим неравнодушным и полным любви и заботы сердцем.

Н. Александров

От редакции

В период отсутствия чёткого и ясного понимания, что есть Добро, а что есть Зло, при разноречивом толковании основных нравственных критериев и оценок крайне осложняется процесс воспитания личности. Библиотека «Мудрые дети» предназначена для совместного чтения, и совместного обсуждения сложнейших нравственных вопросов, на которые можно найти ответ только в диалоге поколений, не претендуя на истину в последней инстанции. А также – для самостоятельного чтения юношами и девушками.

В основной части каждой главы помещены короткие рассказы, поднимающие проблемы нравственного выбора. После рассказа в разделе «думаем вместе» – размышления на тему рассказа, а в разделе «в помощь учителям и родителям» – вопросы, рекомендуемые к обсуждению. Но мы надеемся, что родители и учителя поделятся и своим личным жизненным опытом, а молодые люди выскажут свои убеждения или сомнения и, вполне вероятно, зададут вопросы, на которые ответить сделается возможным только после тщательного поиска и совместных размышлений.

Для того чтобы состоялся искренний и полезный разговор, взрослым необходимо создать атмосферу доверия между всеми участниками диалога. Важно помнить и понимать, что человек готов к откровенному разговору лишь при условии вашей деликатности. Всякий из нас имеет право на молчание, но если молодой человек доверился вам, необходимо сознавать, что его открытость и искренность нуждаются в защите от насмешек, высокомерия и тем более назойливого вмешательства посторонних.

Библиотека «Мудрые дети» призвана побудить человека к осмысленному отношению к собственной личности и, конечно же, к тому, чтобы укрепить внутрисемейный мир и сделаться не только ориентиром и практическим уроком для всех членов семьи, но и инструментом сотворчества в познании нравственного и поведенческого эталона гражданина и патриота России. Мы должны помнить, что дети, научившиеся думать и мыслить, могут стать по-настоящему счастливыми людьми.

В разделе «самостоятельная работа» мы предлагаем выяснить значение тех или иных слов, а чтобы добиться объективного результата, советуем пользоваться следующими словарями: Словарь Ушакова, Большой толковый словарь русского языка, Большой энциклопедический словарь и Словарь современного русского языка.

Сальто-мортале!

Когда мамина подруга тётя Неля работала буфетчицей в цирке, к нам в город приехала всемирно известная иллюзионистка, и звали её, кажется, Гертрудой, но не исключено, что Виолеттой, а возможно, даже Сюзанной. Точно я не помню, но имя было загадочным. Из какого мира это небесное тело рухнуло на наш город, я не знаю, но тётя Неля рассказывала, что эта артистка крайне надменна и капризна, и даже сам директор цирка почему-то лебезит перед нею, как дворняжка перед колбаской. Рядовых сотрудников это обстоятельство крайне раздражало и вызывало ироническую скорбь, поскольку с ними директор не церемонился. Может быть, именно поэтому мама и тётя Неля в разговорах между собой звали эту цирковую супер-пупер Звезду просто и незатейливо – Звезданутая.

Звезданутую цирковую знаменитость я видел, и не один раз, потому что она обслуживалась у моей мамы, которая работала в парикмахерской и едва ли не каждый божий день строила на её голове неимоверно пышную причёску. На эту причёску – а вот это я запомнил точно – уходило два шиньона. Сначала мама принимала Приму в парикмахерской, а потом уже и дома, от чего наш семейный достаток немного подрос.

Прима была обыкновенной женщиной, ничем не примечательной, за исключением усиленной и даже необузданной манерности: она вела себя, как капризная принцесса, уставшая от внимания поклонников, придворной челяди и шутов. И теперь у меня перед глазами её неспешные и томные движения, взгляды, обращённые под веки, глубокие ахи и вздохи – действительно абсолютно Звезданутая, причём на всю голову. Глядя на Приму, создавалось впечатление, что иллюзионистка однажды вышла на сцену, а сойти с неё забыла. Но подлинной жизнью она дышала на арене нашего нового цирка, в своём водном аттракционе, расцвеченном причудливыми танцами фонтанов. Её номер занимал всё второе отделение, отчего перерыв полностью приходился на установку и монтаж её громоздкого оборудования. Кстати, я знал, что под ареной цирка есть огромное помещение, в которое во время представления исчезали её помощницы-красавицы. Они тоже бывали на приёме у мамы, и я видел их заспанные и малопривлекательные физиономии. И должен признаться со всею прямотой – они не были красавицами, а уж кто и был настоящим иллюзионистом в нашем городе, так это моя мама. И тогда уже я задумался над неутешительным выводом: ох и дурят же нашего брата-мужика! Ох, как дурят! Прямо в бараний рог скручивают, в самокрутку сворачивают, как младенцев беспомощных пеленают, нежными, в боевой маникюрной окраске пальцами, чтобы только не вырвался из цепких и беспощадных женских рук.

Памятный разговор с Примой произошёл случайно. Я вернулся из школы, сумка с книгами улетела на диван, я – на кухню, где что-то и быстро успел закинуть на дно желудка и готов был уже бежать на тренировку, как услышал из маминой комнаты:

– Юноша, это вы?

Я приоткрыл дверную щёлочку в мамины апартаменты, и предо мной явилась чудовищная картина: на стуле сидела Прима, в заношенном мамином халате, моих тапочках и с целлофановым пакетом на голове, из-под которого вытекала коричневыми струйками то ли краска, то ли какая иная секретная женская приманка. Вся эта прелесть ручейками бежала по её лицу и, точно лава. застывала на шее неопрятной коростой.

– Юноша, – как-то безразлично и даже лениво поинтересовалась Прима, – вы любите цирк?

Более дурацкого вопроса в своей жизни я не слышал. Разве можно не любить цирк мальчишке в четырнадцать лет, который вот уже пять лет бегает в гимнастический зал и мечтает стать великим и знаменитым спортсменом!

– Конечно, люблю!!!

– А доводилось ли вам бывать на наших представлениях?

– Да, конечно, – с меньшим энтузиазмом ответил я, поднял глаза на часы, до тренировки ещё полчаса, то есть в распоряжении Примы не более пяти минут. Она явно скучала, видимо, мама накрасила её, а сама куда-то ушла, и Приме хотелось разделить с кем-нибудь вынужденное безделье.

– А кто вам, молодой человек, более всего симпатичен: фокусники, жонглёры, – она отчего-то манерно ударяла на «о», – или клоуны? Наверное, всё-таки клоуны? Я угадала? – Прима сидела неподвижно, её глаз из-за надвинутого на лоб пакета практически не было видно, и я глядел только на мимику её губ.

– Мне нравятся акробаты!

– Очень странно! Отчего же не клоуны? – закапризничала Прима.

– Клоуны тоже, но акробаты больше.

– Хотя бы, например, фокусники? Акробаты крайне грубы и дурно воспитаны, – попыталась преподать мне урок назидания Прима.

– Но они стоят на руках, как боги! – с восторгом заявил я, и, чтобы окончательно решить спор и убедить Приму, распахнул дверь настежь и тут же, в проёме, встал на руки, развернулся и, шлёпая ладонями по полу, пошёл к выходу.

– Браво! – услышал я уже на лестничной площадке. – Недурственная техника!

И вот эта последняя её фраза о моей технике меня подкупила навсегда, и даже теперь, когда прошла целая жизнь, я испытываю благодарные чувства за её высокую оценку моих гимнастических навыков. Но всё должно было бы на этом закончиться, потому что каждый получил, что хотел: Прима убила несколько минут безделья, я произвёл впечатление и при этом не опоздал на тренировку. Но, видимо, в цирке и с цирковыми артистами всё по-другому. Через пару дней мама передала мне прямоугольную визитку Примы и сказала, что теперь и отныне я могу ходить в цирк на любое представление, но только через служебный вход.

– И меня пропустят? – с недоверием полюбопытствовал я.

– Ещё как! – уверила меня мама. – Это же визитка самой и несравненной… – и далее мама перечислила её международные заслуги и звания. Я очень удивился, потому что значимость перечисленных регалий не совмещалась в моей голове с маминым драным халатом и моими истоптанными тапочками. Однако ни в этот день, ни в последующий в цирк я не пошёл! Почему? Думаете, я не знал, где находится служебный вход? Знал, конечно! Думаете, я волновался и несколько раз подходил к дверям, но не сразу решился открыть их? Да, на этот раз вы не ошиблись, именно так и было! И я вошёл с пятой или седьмой попытки! Господи, как глупы были мои опасения по поводу того, что меня с позором вытолкают прочь! Всё случилось не так. Вахтёр глянул на визитку, нажал на педаль, которая блокировала вертушку, я, удивлённый простотой манипуляции, шагнул вперёд …и вот я в цирке!

К моему удивлению, цирк встретил меня едким запахом навоза и ароматами пряных духов. Пробежал мужик с собачкой на руках, громила в ливрее посмотрел на меня внимательно и свысока и грубо спросил, за-ради какого овоща я здесь болтаюсь. Я предъявил ему визитку. Мандат от Примы действовал на всех, как удав на зайца – завораживающе, и скручивал смотрящих в мелкую и податливую пружину. И меня любезно провели и усадили в директорской ложе. Ха! Вы можете себе представить, что эта самая ложа находится на втором ярусе, как раз напротив выхода на арену, а тут же, над входом – рукой достать можно – весёлый цирковой оркестр. А вокруг празднично одетая публика – теснотища и толчея, и только я один в директорской ложе, как в ладье, покачиваюсь в гордом одиночестве на людской бурлящей волне! Сначала я устроился на носу ложи, потом переместился на корму, но после решил, что солиднее, если я расположусь посередине, там, где предположительно должны быть мачта и капитанский мостик.

Но вот восторжествовали фанфары, и оркестр заиграл цирковой марш! Господи, какой это замечательный и красивый марш! И в тот же миг распахнулись кулисы, и начался парад артистов цирка: сначала шествовали красавицы в каких-то неимоверно пышных и ярких перьях, потом воздушные гимнасты, кувыркающиеся акробаты, жонглёры, играющие в воздухе любыми предметами, собачки, козочки и – о господи! – медведь на цепи! Его вёл старичок – божий одуванчик, а за ним шествовал Геракл, нет, сам Аполлон – гора мускулов! Это был бородатый богатырь, затянутый серебряным поясом, в золочёных сапожках и в манжетах на руках. Но я уже знал, что под манжетами прячется эластичный бинт, защищающий запястья от травм. И в момент, когда все уже выстроились вокруг арены, в центр манежа царственно ступила Прима и её помощницы!

Вот когда я испытал восторг! Да, нет! Не от того, что Прима была в короне и королевском платье, шлейф которого несли два пажа-карлика, и даже не от того светового калейдоскопа, который крутил весь амфитеатр цирка и арену в едином круговороте весёлого и бравурного марша! Я испытал восторг от того, что я знаком с самой… имя, жаль, не помню, с самой знаменитой Примой цирка, которая не просто пригласила меня в директорскую ложу, но и теперь приветствовала меня взмахом руки и улыбалась! И я помахал ей! Я видел, что на меня обратили внимание все зрители и все артисты цирка. Я понимал их замешательство и знал – они сейчас все в недоумении и, может быть, мучимы одним и тем же вопросом: кто этот юноша в директорской ложе? А это был я!

И жизнь моя вдруг изменилась, потому что наступили каникулы, и потому что тренер перевёл нас с пятидневных нагрузок на трёхдневные, и потому я шастал в цирк уже как на работу, беспрепятственно преодолевая вахтёров, которые вскоре перестали спрашивать с меня какие-либо документы. Я проходил в зал, садился на второй ряд и наблюдал за репетициями артистов. Признаюсь, что репетиции значительно интереснее представления. Вот где настоящий цирк – за кулисами! Настоящий цирк – он не лощёный и не праздничный, и я уверен, если бы зрители могли выбирать, поверьте, все ходили бы только на репетиции. Все артисты, подавляющее их большинство, почему-то очень эмоциональны, а некоторые безудержно эмоциональны. Вот эти немногие, у которых в работе уживались и свежий матерок и подзатыльники, были мне крайне интересны. Более всех дурачились клоуны, – они даже дрались между собой. Но вечерами, выпив немного в буфете у тёти Нели, как ни в чём не бывало, они выходили на арену, и зал рыдал от смеха. Закулисная жизнь – удивительная жизнь! Как все ухаживали за больным и капризным слоном, которого оставили в цирке уехавшие артисты. Ему носили яблоки и апельсины, а когда он начинал стонать, гладили по могучей ноге, словно кошку по лапке.

Если не брать в обязательный расчёт танцующих девушек и акробатов, то среди прочих мне особенно нравился силач. Вот его-то я запомнил на всю жизнь. Его звали Валентин Дикуль. Он был подобен русскому богатырю, и виделся мне просто огромным: накачанные мышцы, борода, серебряный пояс стягивал талию. Он выходил на арену на специально подготовленную платформу и жонглировал гирями по восемьдесят пять килограммов каждая. А ещё я запомнил шары, золотые: он катал их по рукам и груди, подбрасывал вверх и ловил на шею. Иногда он ставил гирю на барьер арены и жестом приглашал зрителей попробовать поднять её. И находились смельчаки! Но только один однажды двумя руками поднял эту гирю выше головы. За смелый выход этому зрителю аплодировали, как настоящему артисту.

Но дело было не в гирях и не в силе атлета, а в том, что Валентин, как рассказали мне работники цирка, был воздушным гимнастом и упал во время номера. Говорили, что сильно переломался, лежал парализованный, но начал тренировать себя – и совершилось чудо, о котором говорили даже доктора, не верившие в его выздоровление. Я с восторгом наблюдал за своим кумиром, который на ту пору моего подросткового максимализма затмил всех прочих Героев Советского Союза. Он репетировал сосредоточенно и усердно, не обращая внимания ни на кого, и только один раз подмигнул мне, потому что я в это время был его единственным зрителем. Шёл первый или второй год, как Валентин вышел на арену цирка после продолжительной болезни и изнурительных тренировок. В те ранние юношеские годы я понял, что чудеса бывают только тогда, когда мы сами стараемся их совершить. И я решил, что тоже буду твёрдым и уверенным в достижении своей цели, а если случится беда, то, как Дикуль, буду тренироваться и совершу чудо. И на своих тренировках прыгал бесстрашно и уверенно, потому что не боялся никаких переломов.

В основном, конечно, я посещал репетиции акробатов. Я с интересом и пониманием следил за их работой. Труппой руководил дядя Лёша, по крайней мере, его так все звали. Особенность труппы заключалась в том, что все акробаты были разновозрастными родственниками – сыновьями, зятьями, братьями или племянниками.

В тот день я, как всегда, сидел во втором ряду, а на арене работали акробаты. Собственно, они занимались тем, чем и мы занимались у себя на тренировках – разучивали новые акробатические упражнения. А потом уже, в конце репетиции, проходили всю программу выступления от начала до конца. В тот день дядя Лёша очередной раз бился с племянником Серёжей, мальчишкой лет десяти. Они разучивали с ним арабское сальто. Это достаточно простое упражнение, его ещё можно назвать сальто боком или в сторону. Чуть сложнее сальто назад, потом по сложности идёт сальто вперёд, бланш[1]1
  Бланш – сальто назад прогнувшись.


[Закрыть], пируэт, лунное сальто[2]2
  Лунное сальто – в просторечии, сальто с одновременным вращением в поперечной и продольной осях.


[Закрыть] и прочее акробатическое разнообразие.

Серёжа конкретно буксовал и никак не мог сделать это несчастное арабское сальто. Дядя Лёша уже открыто раздражался на него, а тот упрямо смотрел на ковёр и опять творил чёрт знает что.

– Серёжа! Не надо спешить, вот смотри, два шага, прыжок и группировка! Группируясь, ты себя закручиваешь, вот так! – и дядя Лёша ловко демонстрировал арабское сальто.

Серёжа или специально не хотел и включал дурака, или действительно у него не получалось. Такое бывает: работаешь над сложнейшими прыжками, а какая-нибудь проходная вещь не идёт и всё тут, хоть убейся! Я помню, как забуксовал на перевороте вперёд, а потом так почувствовал его, что следом за переворотом делал сальто вперёд прогнувшись! Представляете: переворот вперёд и сальто вперёд прогнувшись! Хотелось бы увидеть этого смельчака, который рискнул бы повторить эту связку!

– Серёжа! Ты чё, издеваешься?! – уже орал дядя Лёша. – Вон, видишь, пацан сидит, он уже наверняка понял, как надо группироваться! – и вдруг дядя Лёша поворачивается ко мне и спрашивает: – Слушай, друг, скажи, ты понял, как надо группироваться.

– Конечно, – с готовностью откликнулся я.

– Вот, видишь, сидит пацан, простой местный пацан, и тот уже всё понял, а я с тобой уже месяц бьюсь и никакого результата! Давай ещё разок, но только соберись.

Видимо, то был не самый удачный день для Сергея, он опять не докрутил и упал на поролоновый мат.

– Я уже устал тебе показывать, – и вдруг дядя Лёша вновь повернулся ко мне, – слушай, если ты всё понял, может, и сальто сделаешь? Может, это его пробьёт?!

– Ладно, – согласился я, разулся, перескочил через барьер и, ускорившись в два шага, сделал арабское сальто.

– Ты видел, что творит, – обратился к Серёге дядя Лёша, – ты видел высоту и скорость вращения? Ты видел, как он руками себе помог закрутиться? Слушай, парень, обернулся он ко мне, – а что ты ещё умеешь делать?

И, не моргнув глазом, я ответил:

– Всё!

Труппа акробатов, которая давно наблюдала за нами, дружно рассмеялась.

– И сальто-мортале можешь? – вдруг ввернул, как ему показалось, горький вопрос Серёжа.

– Это как? – не понял я.

– Это сальто назад, цирковая терминология, типа, смертельный прыжок, ничего особенного, – ответил дядя Лёша, уже догадываясь о моём положительном ответе.

– Назад могу двойное, а вперёд двойное только с трамплина, – не тормозил я.

– Здорово, – оценил дядя Лёша и все закивали, соглашаясь с ним, – а окрошку[3]3
  Окрошка – в просторечии, акробатическая связка: рондат – фляк – сальто темповое – фляк – сальто группированное.


[Закрыть] осилишь?

– Без проблем, – я уже захлёбывался хвастовством и кинул в довесок на свою чашу весов, – и лунное сальто могу!

– Лунное? В двух осях? – не поверил дядя Лёша.

Я восторженно закивал.

– Всё, ребята, мне пора на пенсию, если пацан из Новосибирска может делать то, чему я научился уже под старость лет! Мне пора на пенсию. Всё, допрыгались.

С того дня и началась наша дружба. И я изредка даже прыгал вместе с ними на репетициях. И Серёжку научил делать арабское сальто – я просто понял, что он боялся. И я ему сказал, что если он боится, то никогда не станет настоящим акробатом, потому что настоящий акробат – это тот, кому неведом страх, акробат – это самый свободный человек в мире, акробат – это птица, ему даже земное притяжение ни по чём. И я в подтверждение своих слов, подпрыгнул, взлетел и сделал арабское сальто. Это так удивило Серёжку, что он тут же разбежался и сделал это несчастнее арабское сальто. Сам удивился и засмеялся, да, так задорно, что и я с ним смеялся, как полоумный. А потом я ещё научил его делать твист – это такое сальто назад с поворотом.

И вот однажды, дядя Лёша увидел меня в цирке и сказал:

– У меня работать сегодня некому, приходи, я с директором постараюсь всё уладить. Понимаешь, обстоятельства, у нас дед помер – старейший акробат, основатель труппы, и ребята поехали проститься, вот мы и остались вчетвером, сам понимаешь, ни два, ни полтора.

И я умчался за спортивной формой домой, благо жили мы минутах в семи от цирка. Когда я вернулся и нашёл дядю Лёшу, тот огорчённо развёл руками:

– Извини, зря тебя гонял, директор категорически против, видишь ли, есть такая наука – техника безопасности. Кто, говорит, отвечать будет, если что случится. Он прав, за всё в ответе директор. Вот так, брат-акробат.

– А если Приму попросить, ну, эту, иллюзионистку, она, знаешь какая! Он её сразу же послушается, – горячо предложил я.

– Нет, я не могу, мы поссорились с нею, обиделась она на меня, – глубоко вздохнул дядя Лёша и посмотрел куда-то вдаль печальными глазами незаслуженно побитой собаки.

Вот в чём дело, понял я, дела тут сердечные, запутанные. Любовь! Я уже знал, что это такое, и мне от всего сердца стало жаль дядю Лёшу.

– Щас нарисуем, – уверенно сказал я, – я пойду к ней, она его, этого директора, как лягушонка, наизнанку вывернет и авкать научит.

– Что делать? – не понял дядя Лёша.

– Авкать. Лягушка что делает – квакает, а если её вывернуть наизнанку, она авкает! – радостно пояснил я и кинулся в гримёрную Примы, потом повернулся и крикнул: – А ещё я вас сейчас помирю!

– Не вздумай! – услышал я дядю Лёшу, в голосе которого уловил надежду и благодарность.

С Примой к тому времени у меня сложились совершенно дружеские и доверительные отношения. И всякий раз, когда мы встречались у нас дома, она начинала болтать со мной без удержу, но, как всегда, манерно и со вкусом. Или когда я приходил на представление и размещался в директорской ложе, она махала мне рукой и даже посылала воздушные поцелуи. Но что мне эти поцелуи от старухи: ей уже, как и маме, и тёте Неле, было лет под тридцать пять. Лучше бы подтанцовка посылала поцелуи, там тоже девчонки не молоденькие, как говорится, не первой свежести, лет по восемнадцать, но всё равно не так безнадёжно.

Я не знаю, о чём говорила Прима с директором цирка, но то, что он сам пришёл и уведомил дядю Лёшу о своём разрешении на моё выступление в составе акробатической труппы – то факт исторический. Когда я переоделся, дядя Лёша несколько смутился, дело в том, что они выступали в светло-сиреневых одинаковых майках и спортивных трусах, а у меня было ослепительно белое шерстяное обтягивающее тело гимнастическое трико. Он махнул рукой, мол, семь бед – один ответ. И вот мы за кулисами на изготовке. Но сначала девчонки танцуют, они стояли с нами за кулисами и должны были, пока разбирают оборудование предыдущего номера, заполнить паузу своими танцами. Паузы заполняли либо клоуны, либо танцующие девушки. Они стояли совсем рядом, шелестели своими яркими перьями и тихонько переговаривались. Тут же ходил разодетый, как павлин, конферансье в ливрее: он вышагивал важно и иногда по-индюшачьи шипел на болтающих девушек и щипал их за тощие бока.

Как приятно чувствовать себя соучастником праздника. И вот, наконец, запыхавшиеся после танца девчонки забежали за кулисы, потом торжественные фанфары, конферансье объявляет наш номер, и под какую-то немыслимую музыку мы бежим навстречу ослепительным прожекторам и лучами разлетаемся по манежу в разные стороны, каждый исполняя свою акробатическую связку. Я замолотил несколько фляков[4]4
  Фляк – переворот назад.


[Закрыть] подряд, они очень эффектно смотрятся. А потом я летал по арене без удержу, и дядя Лёша пытался меня слегка угомонить, но настроение, с которым я прыгал, понравилось многим, и нам бурно аплодировали. Мои прыжки отличались манерой исполнения, особой эластичностью и чистотой. Теперь-то я понимаю, зачем наш тренер водил нас на занятия в хореографическое училище, где мы часами томились у станка рядом с какими-то сопливыми девчушками и кляли тренера несчётно. Только я среди акробатов московского цирка мог исполнять затяжные прыжки с вытянутыми носочками, идеально прямыми ногами и ровно прижатыми пальцами рук! И в конце выступления, когда мы задействовали трамплин, который подкидывал нас метров на пять в высоту, и исполняли особо сложные прыжки, чистота исполнения, вызывала особое восхищение зрительного зала.

О! Как скоротечны счастья минуты! Я разбежался для заключительного прыжка, взмыл вверх в затяжном, на секунду завис в воздухе, любуясь многоликим амфитеатром, но вдруг в какой-то момент понял, что всё, как говорится, туши свет и поливай веники! – та заветная секунда уже позади и что-либо крутить поздно. Это как у парашютистов: поздно дёргать за кольцо, парашют уже не успеет наполниться воздухом. Я продолжал парить, теряя высоту и пикируя ровно на голову! Зал замер, предчувствуя беду, но в самый последний момент я сложился и упал на страховочный мат спиной, а ноги накрыли меня, гася силу падения, и напуганный зал взорвался аплодисментами. Потом я уже нарочно исполнял этот прыжок, специально щекотал нервы зрителям.