Текст книги "Тайна объекта «С-22»"

– А як же! Каже вони с паном Гжельским в карти гралы, и пан Гжельский все у ту тетрадку записував… А теперь той пан побоюеться, що ту тетрадку знайдуть и его обвинят, бо вин грошей програв дуже багато… И ще той пан торочив, будто пан Гжельскій з Яновською в нього за долг усадьбу вимагали…

– Что? – оторопел было пан Казимир, но тут же взял себя в руки. – Ну нашел бы ты ту тетрадку, а дальше?

– А пан мени телефон дав…Каже, знайдеш, позвони и пана Каминского спытай…

– Даже так… И какой номер?

– Номер? Счас… 2—12…Точно, 2—12!

Пан Казимир растерянно переглянулся с Мышлаевским и после паузы повернулся к Вуксу:

– Закончили, поручик. Этого в подвал пока…

Мышлаевский и пан Казимир молча стояли возле крыльца «лесничувки». Мышлаевский курил, а пан Казимир пребывал в некоторой растерянности и, скрывая свое состояние, отмахивался от дыма. Наконец Мышлаевский не выдержал:

– Выходит, тайная страстишка?

– Да, узелочек… – пан Казимир вздохнул.

Из дома вышел довольный Вукс и, видя, что майор не возражает, тоже с удовольствием закурил.

– Ну что, вроде порядок?

– Вроде… – вяло согласился пан Казимир.

– А почему нет? – Вукс уловил недоговоренность. – Проиграл панок весь маеток и за карабин. А нам дружка малахольного подставил и тоже, на всякий случай, кокнул. Так что сдаем дело в полицию и вся недолга… Что? Не так?

– Конечно, так, – скептически согласился Мышлаевский. – Остается только пану Каминскому позвонить…

– А что? – весело отозвался Вукс. – Можно и позвонить.

– А то, – неожиданно жестко ответил ему пан Казимир, – что номер «2—12» – это личный телефон шефа полиции пана Зарембо…

* * *

Пан Казимир задумчиво стучал пальцами по стеклу. Как ни крути, но засада в квартире Яновской не принесла нужного результата, и все, что мог сделать майор, это передать Когтя заботам следователя Вальчака. От этих невеселых размышлений пана Казимира отвлек Вукс, явившийся с очередным докладом.

– Ну что? – майор еще раз взглянул на городскую панораму и отошел от окна.

– Есть! – радостно доложил Вукс. – Многие видели, как Гжельский что-то писал в серой тетради.

– А голубки?

– Тоже… Один жолнеж[19]19
  Жолнеж – солдат.


[Закрыть] подтверждает. Сейчас явится.

– Ясно… – Пан Казимир зашагал по комнате, пересекая ее из угла в угол. – А я, признаться, сомневался…

– Выходит, прав был этот самый Коготь, – уточнил Вукс.

– Да версия беспроигрышная, – пан Казимир приостановился. – Ну что, поручик, порассуждаем?

Вукс удивленно воззрился на пана Казимира, и майор понял, что до него поручику никто ничего такого не предлагал.

– Ладно, – пан Казимир усмехнулся. – Я буду рассуждать вслух, а вы – оценивать. Если что, возражайте. Понятно?

– Так точно!

– Тогда начнем. – Пан Казимир снова прошел по комнате, собираясь с мыслями. – Версия у нашего Когтя, как я мыслю, беспроигрышная. Точный выстрел – случайность. Тетрадь есть. Очная ставка с паном Зарембо – глупость. Про Яновскую я и говорить не буду.

– А если, – неожиданно перебил пана Казимира Вукс. – Если позвонить этому пану Каминскому? Вроде как есть тетрадь!

– Мысль! – Пан Казимир поднял палец и, одобрительно посмотрев на поручика, улыбнулся: – Только это не наше дело. Пусть этим пан Вальчак занимается. Наше дело – тетрадь. Найдем, вопросов не будет. Да, вот еще что, поручик… Как по-вашему, почему Гжельский мог говорить о переводе?

– Я так думаю… – польщенный Вукс сразу почувствовал себя увереннее. – Во-первых, это – дыра. У Брониславского тут дело, а нам с вами, простите, в свободное время только лягушек изучать.

– Так… А во-вторых?

– А если деньги большие улыбаются, чего тут сидеть?

– Это верно… Но тогда о переводе как-то надо просить. А вот если там не картежные записи, то… – Майор опять вспомнил о тетради. – Вот тогда нам надо прятать Меланюка и Когтя подальше от пана Зарембо…

Пан Казимир хотел еще что-то сказать, но в дверь постучали и возникший на пороге бравый солдат лихо щелкнул каблуками.

– Жолнеж Стус Збигнев по приказанию пана майора прибыл!

– Вольно, вольно, разговор не по службе… – Майор внимательно посмотрел на солдата: – Что, варшавский?

– Было. – Лицо солдата расплылось в улыбке. – И газетами торговал, и папиросами… А как пан майор догадался?

– Служба. – Пан Казимир подошел к Стусу и доверительно положил ему руку на плечо. – А теперь, серьезно. Расскажи-ка мне про тетрадку…

– Я попробую, пан майор. – Стус наморщил лоб от усердия. – Значит, так… Видел два раза, нет, три… Как по вечерам докладывал. Пан поручник что-то там записывали, а как я входил, закрывали… Это все.

– А голубки? – напомнил пан Казимир.

– Так были и голубки… Похоже, их пан поручник сами нарисовали. Он как закрывал тетрадку, их каждый раз видно было.

– Это хорошо… – Майор прошелся по комнате. – А скажи, ты домой часто пишешь?

– Конечно, пан майор. И отправляю, как положено. Как вы приехали, с этим строго стало.

– При Гжельском полегче было?

– Да… – Стус немного замялся.

– Ну-ну, смелее! – подбодрил его пан Казимир.

– Тут рядом Заяц-почтарь живет. Ну вот… Раньше прямо к нему можно было.

Пан Казимир многозначительно посмотрел на Вукса и вдруг подмигнул Стусу.

– Ну-ка скочь на конюшню, пусть нам лошадей оседлают. Съездим втроем к твоему Зайцу…

К хутору Зайца-почтаря пан Казимир, почувствовавший удачу, гнал карьером. Поскакав к ограде, все трое враз осадили лошадей и спешились. Баба, возившаяся во дворе, с испугом уставилась на направившихся прямо к хате военных.

– Эй!.. Заяц-почтарь дома? – весело окликнул ее Стус.

– Дома, пан, дома… – баба деревянно поклонилась.

Оставив солдата с лошадьми, майор первым взошел на крыльцо и, пнув ногой дверь, вошел в низкую, засиженную мухами горницу. Навстречу ему с лежанки оторопело вскочил нечесаный мужик в домотканых портках. Майор по-хозяйски сел на лавку и строго спросил:

– Ты, Заяц-почтарь?

– Я, пан офицер…

– Тебе поручик Гжельский почту давал? – в лоб рубанул майор.

К вящему удивлению пана Казимира результат превзошел все его ожидания. Баба, тихонько зашедшая в хату, вдруг заголосила, а мужик повалился на колени и начал бессвязно выкрикивать:

– Не губите, пан офицер! Не виноват я!..

Мгновенно оценив ситуацию, пан Казимир рявкнул:

– Молчать!!! – Вопли немедленно прекратились. – Встань!

Мужик мгновенно вскочил и собачьими глазами уставился на майора.

– Значит, поручик Гжельский давал тебе письмо… – внушительно сказал пан Казимир. – А ты его куда дел?

– К куму заезжал по дороге, к куму… – сбивчиво начал пояснять Заяц. – Выпили мы добряче, а до гмины[20]20
  Гми́на – наименьшая административная единица Польши.


[Закрыть] приехал, нема письма…

– А может, то пакет был? – пан Казимир пальцами показал тетрадный размер.

– Письмо, пан офицер, письмо! У конверти… Да я… Виноват, пан офицер, винова-а-а-т!..

– Цыц! – Вопли мужика начали раздражать майора. – К куму часто заезжал?

– Та почитай кожного разу… У кума ж бимбер[21]21
  Бимбер – самогонка.


[Закрыть] добрый…

– Ах ты, бимбер, так твою! Где кум живет?

– А нема его, пан офицер, нема! На заробитки поихав, на заробитки…

– Что?!. – Пан Казимир вскочил с лавки. – Какие еще, пся крев, заробитки!

– Виноват, пан офицер!.. Винова-а-ат!..

– Поручик! – Пан Казимир безнадежно махнул рукой. – Уйми его.

Вукс шагнул на середину и вытащил из кобуры «вис».

– Прикажете застрелить?

Заяц-почтарь потерял дар речи. Не сводя глаз с поручика, он задом начал отползать мимо своей вообще остолбеневшей бабы в самый дальний угол. Насладившись этой картиной, пан Казимир медленно и раздельно произнес:

– Подожди… Но если он что-нибудь вякнет, то на месте…

И уже не слушая благодарного бормотания Зайца, пан Казимир повернулся и в сопровождении Вукса не спеша вышел из хаты…

* * *

Стены камеры незаметно переходили в сводчатый потолок, и линии углов плавным загибом соединялись в центре, образуя выгнутый крест. Камеру недавно белили, и известковые полосы, оставленные квачом, тоже тянулись вверх, постепенно сливаясь в ровный белый фон. Вообще-то, рассмотреть такие детали было трудно – узкое зарешеченное окно до половины закрывал прибитый снаружи деревянный щит.

Впрочем, Петро Меланюк уже так хорошо изучил свой квадратный закуток, что особой нужды приглядываться ему не было. Время тянулось медленно, «гранатовый полициант» с точностью часового механизма, гремя заслонкой, заглядывал в камеру, и все изменения были только в небольшом прямоугольничке видимого в окне неба, сначала зимне-белесого, а теперь, по весеннему времени, все чаще радостно-голубого.

Правда то, что его держат в одиночке и почти не вызывают на допросы, несколько смущало Петра, но он был искренне убежден, что всякий борец за свободу должен сидеть за решеткой, и поэтому воспринимал свое состояние, в общем-то, спокойно. Разволновался он только один раз, когда на Великдень в недальнем соборе зазвонили колокола. Петру стало как-то грустно, представился праздничный стол и даже тарелка свежего студня, где из густо-жирной пленки торчат куски свиной шкуры с плохо выпаленной щетиной. Правда, сегодня Петро о холодце не думал, а вышагивая по камере, старательно вспоминал все уловки следователя, пытаясь разобраться, что тут к чему.

От этих мыслей его оторвало щелканье ключа в двери. Петро решил, что снова потянут на допрос, но, к его удивлению, на пороге камеры стоял сам следователь Вальчак.

– Ну что, парень. Надумал?..

– А что холопу думать? – огрызнулся Петро. – Холопу работать надо, а пан следователь меня здесь держит, а в поле работа стоит, и Пасха уже прошла…

– Домой, значит, захотел… – Вальчак вроде как задумался. – А ты скажи мне, кто тот, второй, и иди себе.

– Ну от и на тоби! Знов за рибу гроши! Да я кабы б знав, совсем бы тою дорогою не йшов!

– Ладно, хватит! – Вальчак махнул рукой. – Пошли, парень…

Меланюк покорно замолчал и, сложив руки за спину, вышел из камеры.

К большому удивлению Меланюка, его вывели прямо во двор, где совсем рядом с выходом стоял «форд»-фургон с кузовом из желтой вагонки. Петро не успел осмотреться, как Вальчак втолкнул его в середину и, закрывая двери, угрожающе бросил:

– При попытке бегства стрельба без предупреждения…

Окон внутри фургона не было, и Петро долго трясся на жесткой скамейке, безуспешно пытаясь понять, куда его везут и где сам пан Вальчак. А следователь трясся в машине вместе с ним, только сидя в кабине, и удовлетворенно мурлыкал, время от времени прикладывая к уху слуховой рожок.

Все дело было в том, что арестованный Коготь весьма охотно согласился доложить пану Зарембо все, что угодно. Но когда лично подошедший к телефону шеф полиции услыхал голос Когтя, он пробормотал нечто невразумительное из чего, однако, следовало, что никакого пана Каминского по этому номеру нет и никогда не было.

Впрочем, эта попытка натолкнула несколько обескураженного Вальчака на интересную мысль. Не откладывая дела в долгий ящик следователь приказал оборудовать акустикфоном подходящий автомобиль, замаскировав приемник звука в вентиляционной решетке. И теперь довольный своей выдумкой, Вальчак то и дело слушал, как чертыхается в кузове Меланюк.

Сколько времени его трясло, Петро не понял, но когда двери наконец раскрылись, внутрь хлынул воздух, густо настоянный на запахе леса и свежей хвои. Петро закрутил головой и вдруг к нему на скамейку грубо вкинули еще кого-то, при этом вооруженный охранник, прежде чем закрыть дверь, издевательски фыркнул:

– Полезай, Коготь, напарник прибыл! Прокатитесь напоследок!

Замок щелкнул, и кто-то с самыми зловещими интонациями произнес:

– Как приказано. В буерак, и при «попытке к бегству»…

Ничего не подозревающий Петро воспринял эти слова спокойно и, внезапно почувствовав, как жмущийся рядом с ним человек задрожал мелкой дрожью, удивленно спросил:

– Эй… Що з тобою?

– Чего уставился, не понял? – Голос незнакомца тоже вздрагивал – Вот сейчас завезут в овраг и кончат…

– Як то кончять? За що? – изумился Петро. – Я до дядька йшов, влиз у сарай погритись, а там поручь хтось офицера пидстрелив… От мене и мордують. Кажуть що то я….

– Так ты с Загайчиків? – Незнакомец завозился на скамейке. – А Деранюка Степана знаешь?

– А як же… – недоуменно отозвался Петро, и в кузове фургона надолго повисла напряженна тишина.

Тем временем, судя по всему, автомобиль выехал из леса и, все увеличивая скорость, дробно затрясся. Меланюк начал прислушиваться к гудению шин по брусчатке, и тут незнакомец толкнул его коленом.

– Слышь, ты… Скажи кому надо. Я Коготь.

– Ну то й що? Хиба це имя…

– Ясно що ни. – Было похоже, что Коготь усмехнулся. – Ще скажешь, що той варшавській литератор, знайомий Яновської, майор контррозведки…

– Яка ще Яновська? Який ще майор? – мгновенно насторожился. Петро – Не знаю я ниякого майора!

– А декалог[22]22
  Декалог – десять пунктов правил поведения националистов.


[Закрыть] ты знаешь?

– Декалог? – Петро враз ощетинился. – Ось воно що…

Теперь, поняв, с кем имеет дело, Меланюк сжался в комок и замолчал, до самого конца пути так и не сказав ни слова. Когда же «форд» прибыл на место и пленников наконец-то вывели из душной машины, Петро увидел, что они явно находятся во внутреннем дворе какой-то тюрьмы. Какую-то минуту Меланюк разглядывал длинные ряды зарешеченных окон и вдруг решился.

– Меланюк я!!! З Загаачикив!!! За зря саджають!

Отчаянный крик эхом перекатился внутри тюремного двора, но повторить его Петро уже не сумел. Конвоиры с двух сторон навалились на него, заломили руки за спину и, не давая возможности даже раскрыть рот, сноровисто куда-то поволокли…

* * *

Майор был доволен, что поездка выпала на пасмурный день. Молочная дымка, с утра затянувшая горизонт, часам к десяти превратилась в плотную облачную пелену, принеся с собой сыроватый бодрящий холодок. В такую погоду пан Казимир чувствовал себя превосходно. Глубоко утопив затылок в мягких подушках «лянчии», он поглядывал в боковое зеркальце, где отражался раскачивавшийся на ухабах идущий сзади мощный «воксхолл» с Вуксом и Брониславским.

Поездка была результатом совещания, проведенного майором третьего дня. После посещения Зайца-почтаря майор пришел к выводу, что самым радикальным средством обезопасить объект, было перенесение испытаний на какой-нибудь другой водоем, как только будет закончена сборка машины. Конечно, жалко было бросать приспособленный к взлету плес, но соображения безопасности перевесили. К тому же испытания на озере предусматривались. Вдобавок, во время «охотничьих» странствий с Мышлаевским, пан Казимир приглядел подходящее местечко, так что вопрос с перебазированием был решен, и сейчас предстояла окончательная рекогносцировка.

Монотонное покачивание надоело пану Казимиру, и он, стряхивая сонливость, спросил сидевшего за рулем Мышлаевского:

– Скажите, поручик, как вам выдумка Вальчака?

– Остроумно. – Мышлаевский повернулся к майору. – Но вот результат…

– Почему-же… Результат есть.

– А! – махнул рукой Мышлаевский. – Похоже, пан майор, Меланюк и Коготь – тертые калачи….

– Да, ведут они себя достаточно опытно… – пан Казимир умолк, но после паузы снова спросил: – А вы какой версии отдаете предпочтение, бытовой или политической?

– Я? А если предположить, что преднамеренный проигрыш – это попытка вербовки Гжельского? Так сказать, получил денежки – отработай…

– Мысль интересная… – согласился пан Казимир. – Вот только в версиях нет времени разбираться… Вообще-то, я думаю, никаких денег и никаких карт не было вовсе. И пана Зарембо приплели только, чтобы нас запутать. Скорей всего они держали переписку под контролем и что-то пронюхали. Но тетрадь искать будем. А еще я надеюсь, переход на новую базу перекроет все доступы… Кому бы то ни было…

Мощный гудок «воксхолла» прервал рассуждения пана Казимира. «Лянчия» остановилась, второй автомобиль затормозил рядом, и из него вышли Брониславский и Вукс.

Инженер, показав на росшие вокруг вкривь и вкось деревья, раздраженно спросил пана Казимира:

– Ну, и куда дальше? Я об этих местах наслышан. Какая там, к чертям, база! До озера не доехать. Дальше наверняка сплошные болота.

– Не беспокойтесь, – ободрил его пан Казимир. – Одно время там вели торфоразработки, тогда и гать проложили. Она, правда, заросла, но проехать можно.

– А груженые «урсусы» пройдут?

– Пройдут. Мы проверяли. Поехали. Только держитесь за нами след в след…

Впереди действительно была гать. Колеса машин запрыгали по разъехавшимся от времени бревнам, но это продолжалось недолго. Дальше дорога пошла по мягкой колее, устланной почерневшим от воды хворостом, резко выделявшимся на изумрудном фоне мшистого болота. Примерно минут через двадцать «лянчия» и следовавший за ней впритык «воксхолл» выехали на слегка возвышенный берег и остановились.

Озеро было большое, километра четыре в поперечнике. Со всех сторон его окружала сплошная стена леса. Все вышли из машин, и Брониславский, осматриваясь, тут же завертел головой.

– Ну как, пан инженер, находит это яичко? – поинтересовался майор.

– Пасхальное, пан майор, – улыбнулся Брониславский. – Где будем размещаться?

– Вон там. – Майор кивнул на линию пригорков, заросших лесом. – Здесь когда-то был охотничий дом князя Чарторыйского. Он давно сгорел и заброшен, но подвалы, погреба и кое-какие службы сохранились. Подходы затруднены болотом и ямами, оставшимися после выемки торфа, так что с охраной проблем не будет.

– Замечательно! Когда начинаем обустройство?

– Завтра тут будет поручик Рыбчинский с командой, и сразу начинаем отправлять оборудование.

– Так, так, так… – Брониславский был так доволен, что позволил себе шутку: – У вас что, пан майор, в каждом кармане по поручику?

– Конечно, – в тон ему ответил пан Казимир, показывая на Вукса и Мышлаевского. – Вы же видите…

* * *

Стадион бесновался. Несмотря на отчаянное сопротивление команда «ПКС»[23]23
  ПКС – Полицейский клуб спортивный.


[Закрыть] проигрывала «Шлёнску». Мяч стремительно перелетал то на одну, то на другую сторону поля, но каждый раз оказывался в опасной близости от штрафной площадки «ПКС»-а. Когда в третий раз за последние десять минут шлензаки рванулись на штурм ворот, сосед Пилюка, толстый пожилой украинец в «вышиванке», от досады хлопнул себя по коленям и обиженно выкрикнул:

– Э-эх, «Украину» бы сюда!

– С «Гасмонеей»! – добавил ему в тон какой-то шутник, сидевший на две скамейки сзади, и кругом грохнули смехом. Всему стадиону было известно, что игра команд «Украина» – «Гасмонея» при любом результате заканчивалась мордобоем.

– А что «Гасмонея», что, что?!

Какой-то пейсатый подмастерье не выдержал и, вскочив на ноги, порывался увидеть оскорбителя, явно нарываясь на скандал.

– Э-э-э, Янкель Козе, махт о глувке, само бучте голе[24]24
  «Янкель Козе, махт о глувке, само бучте голе» – Янкель Козе головой сам себе гол забил.


[Закрыть]! – презрительно пробасил украинец, вызвав одобрительный регот своего окружения.

Подмастерье снова рванулся, но его ухватили сзади за лапсердак и усадили на место. Сейчас болельщикам было не до драки. Центрфорвард «Шлёнска» прорвался к воротам, и вратарь «ПКС»-а едва отбил мяч кулаком.

Деревянные трибуны, до отказа заполненные болельщиками, заревели от восторга. Воодушевленные их поддержкой игроки «ПКС»-а бросились в атаку, возникла опасная потасовка у ворот «Шлёнска», и в самый последний момент правый защитник, сбив с ног увлекшегося форварда, послал мяч в корнер. Болельщики «ПКС»-а взвыли и кто-то из них разразился отчаянным воплем:

– Цо за гранда[25]25
  Гранда – банда.


[Закрыть]! Цо за гранда!!!

Тут же на другой трибуне добровольный дирижер взмахнул руками, и там дружно проскандировали:

 
То не гранда, то не гранда!!
То пшиезде Хур Юранда!!!
 

Но уже никакие отчаянные усилия не могли помочь «ПКС»-у, безнадежно проигрывавшему матч. Теперь, на последних минутах, игроки «Шлёнска», решив оставить счет неизменным, просто наглухо блокировали пятерку нападающих «ПКС»-а, изо всех сил рвавшихся к воротам.

Предрешенный исход помог захваченному игрой Пилюку прийти в себя и собраться с мыслями. Он вспомнил, что находится здесь не только для удовольствия и начал внимательно приглядываться к левому хавбеку «Шлёнска».

Позже, после завершающего свистка, когда все болельщики тучей рванулись к туннельному выходу, чтобы еще разок поглядеть на своих любимцев, Пилюк пошел к выходу, совершенно уверенный, что узнает игрока «Шлёнска» при любых условиях.

Покинув стадион в общем потоке, Пилюк не спеша перешел улицу, подошел к воротам бывшего напротив католического кладбища и, опершись спиной о каменный столб, стал ждать.

Футболист «Шлёнска» появился почти сразу. Теперь, без броской футболки в светло-зеленую вертикальную полоску, хавбек настолько преобразился, что Пилюк признал его лишь тогда, когда тот, скользнув по сторонам взглядом, осведомился:

– Скажите, а выход с другой стороны кладбища есть?

– А вам калитку или ворота? – уточнил Тарас.

– Ворота, и пошире…

Ни о чем больше не спрашивая, Пилюк оттолкнулся от столба и нырнул в кусты на одну из многочисленных тропинок, пересекавших кладбище. Тропинка вывела их к пролому в стене, а дальше, пройдя еще с полквартала, Пилюк свернул во двор доходного дома и уселся на скамейку рядом с крыльцом. Футболист остановился на ступеньках и, глядя куда-то мимо Пилюка, коротко бросил:

– Куда дальше?

– На второй этаж. Там одна дверь…

Пилюк так и остался внизу, а хавбек поднялся наверх в маленькую убогую квартирку. Здесь его встретил беспорядочно метавшийся по комнате худой человек, с длинными космами волос, то и дело спадающих ему на лоб. Откинув в очередной раз волосы, хозяин резко вздернул голову и протянул футболисту половинку фотографии.

– Лэбидь…

Хавбек достал такую же, сложил и, убедившись, что половинки совпали, кивнул:

– Шлензак.

– Пусть пан извинит за обстановку… – Лэбидь развел руками.

– Да, антураж не ахти… – Шлензак сдул пыль со стула и сел. – Пан надрайонный знает, почему я здесь?

– Да! – Лэбидь прямо взвился. – Мы выполняем все, а вы позволяете себе черт те что!

– Короче. – Шлензак поморщился. – И только факты.

– Можно! – Лэбидь рывком подтянул стул и сел. – Мы несем потери! Наш человек погиб!

– Вас удивляют потери? – перебил Шлензак.

– Нет! Борьба без жертв не бывает. Но недоверие… Этот ревизор.

– Какое недоверие? – удивляется Шлензак. – Какой ревизор?

– А такой. Власти взяли Меланюка. Этот Меланюк с кем-то был там, а с кем молчит, как рыба.

– С кем-то еще? Странно… А этот второй?.. Его тоже взяли?

– Почему «взяли»? Он как раз ушел. Считаю, к вам.

– Вы так считаете? Лично я об этом ничего не знаю… Но, допустим, был… Согласен, это несколько странно, и я обо всем доложу. Хотя скорее всего здесь какое-то недоразумение…

Судя по всему, услышанное было для Шлензака весьма неожиданным, и надменная безапелляционность его речи сразу пропала. Уловив изменение интонации, Лэбидь тоже смягчился.

– Надеюсь…

– А теперь по делу. Дневник Гжельского не найден?

– Нет. Человек, посланный за ним к Яновской, исчез.

– Даже так… Тогда это серьезно. Какое было прикрытие?

– Вор. А для мнимой связи – телефон начальника полиции.

– Ловко! – Шлензак усмехнулся. – И все-таки…

– Понимаю… – Лэбидь покачал головой. – Дневник будем искать…

* * *

Архитектор, проектировавший здание городского почтамта, знал свое дело. Трехэтажная коробка с опирающимся на круглую колонну наружным углом и широким входом, утопленным в глубь здания, как нельзя лучше вписывалась в респектабельный ансамбль подчеркнуто строгих домов делового центра.

Треть двухсветного операционного зала отделяла стойка тонированного бетона с низкими прорезными стеклами, позволявшими видеть все, чем заняты служащие. Так что, стоя вполоборота, пан Казимир мог видеть зал и следить за руками чиновника, быстро пересчитывавшего купюры.

Оформив наконец получение перевода, майор небрежно, не пересчитывая, сунул деньги в карман и отошел от стойки. По всему залу тянулся ряд столов, и к выходу удобней было идти не вдоль окошек, где толпились клиенты, а у противоположной стены. И тут, едва миновав проход между столами, пан Казимир неожиданно столкнулся с Яновской.

– О, – майор церемонно поклонился. – Вы кого-то ждете?

– Вас, – задорно улыбнулась Лидия. – Вы разве не знали, что мужчины, не имеющие обыкновения считать деньги, производят на женщин неотразимое впечатление?

– Вот как… – Мимолетная тень пробежала по лицу майора, но он тут же улыбнулся. – Немного прогуляемся? Или дела?

– Да разве это дела? Оформляла заказ…

– Значит… – Пан Казимир взял Лидию под руку. – Через энное количество лет у вас будет своя шикарная клиника.

– Вот как? А если через энное количество лет мне захочется совсем-совсем другого?..

Лидия стояла чуть-чуть впереди и, чтобы посмотреть на майора, ей пришлось положить голову ему на плечо. Пан Казимир улыбнулся и, глядя своей спутнице прямо в глаза, осторожно повел ее к выходу.

Улица встретила их солнцем, теплом нагретого тротуара и легким запахом лошадиного пота в смеси с бензином, висевшим над полосой брусчатки, зажатой между двумя плотными шпалерами домов. Совсем рядом с почтамтом размещалась кондитерская Бляха, и пан Казимир направился было туда, но Лидия решительно запротестовала:

– Не хочу пирожных, пройдемся лучше по дамбе, тут же рядом…

Года два назад магистрат решил за счет речной поймы увеличить городскую площадь и соорудил насыпь, отделившую часть заливного луга. Дамба начиналась у замкового холма и кончалась в городском предместье. Мило болтая, они прошли деловую часть, миновали Подзамче и кручеными закоулками выбрались к лугу.

С широкой, изумрудно-зеленой поймы на них сразу потянуло запахом полевых цветов, луговой травы, и речной свежестью. Тут же с берега, укрепленного толстыми замшелыми плахами, свисала водяная мельница, а чуть дальше от скрытой за деревьями «станции веслярсой[26]26
  Станция веслярса – лодочная станция.


[Закрыть]» долетал весело-задорный гомон. Пан Казимир хорошо видел, как какая-то экспансивная девица в ярко-синих «али-бабах», стоя на берегу, подбадривала соревнующихся на воде парнишек. Ее восторг был так заразителен, что пан Казимир не выдержал и предложил:

– Может, возьмем напрокат лодку?

– Нет, лучше пойдем по дамбе. Зелень, вода и уходящая дорога… А кругом чистота и простор…

Идти было далековато, но пан Казимир согласился без колебаний. Некоторое время они шли молча, но потом Лидия не выдержала:

– Скажите, а почему вы никогда не говорите о работе? Это же интересно…

– Не знаю… Честно говоря, интересного для меня осталось мало.

– А вот у нас часто говорят о народе… Вы как к нему относитесь?

– К народу? Прекрасно! Народ состоит из людей, и вот вы как представитель народа мне очень нравитесь.

– Нет, нет, не отшучивайтесь! – запротестовала Лидия. – Людей надо объединять в группы. Вот, например, крестьяне…

– Хорошо, пусть крестьяне. – Пан Казимир важно наморщился. – Крестьянин есть завершающее звено природного цикла, ибо не волен в свих поступках, каковые диктуются велениями природы…

– Фу какой! – притворно надулась Лидия. – Все говорят, что крестьяне настроены революционно, а вы… Вы… Бундючный[27]27
  Бундючный – напыщенный, надутый.


[Закрыть] пан!

– Пусть я бундючный, – вздохнул пан Казимир. – Но мужик не революционер… Просто он живет от земли и может обойтись без власти, а она без него – нет. А власть мужик терпит только на случай войны и смуты.

– И вы о том же… – Настроение Лидии мгновенно изменилось. – Все сейчас говорят о войне… А мужиков снова заберут в армию?

– Обязательно. Мы, бундючные, все такие. И мужиков, и лошадей тоже… – Пан Казимир скорчил «военную» физиономию.

– Дразнитесь, да? – Лидия посмотрела на спутника и быстро переменила тему. – Кстати, о лошадях… Когда в прошлом году Рыдзь-Смиглы принимал у нас тут парад войск, наши солдаты ехали не на лошадях, а на автомобилях, вот.

– Значит, да здравствует прогресс, а генерал пусть садится верхом на грузовик! – Пан Казимир не выдержал и взмолился: – Ну я все понимаю, вам хочется услышать нечто оригинальное… А я такой же, как все, и рад, что вы привели меня сюда. Вы только посмотрите, какая красота кругом!

Они незаметно прошли до конца дамбы, и вдруг пан Казимир заметил скромную церквушку в окружении домиков предместья. Увидев ее, пан Казимир удивленно присвистнул:

– Дела… Так я же был здесь! В шестнадцатом. Там, возле церкви штаб стоял, и я на своем «рено» до него еле добрался…

– Значит, вы уже и тогда были офицером? – Веселье Лидии сразу пропало, и она, прикрыв пальцами уголок рта, негромко спросила: – Скажите, если опять начнется, вас тоже возьмут?

– Разумеется… – и майор долгим взглядом посмотрел на Яновскую…

* * *

Через Варшаву проходили войска, а по Вольской, в сторону Познани, они и вовсе шли сплошным потоком. Обособленные рельсы не мешали этому движению, и трамваи ехали вровень с машинами. Прямо перед окном, в которое время от времени выглядывал пан Казимир, долго полз большущий автофургон с аккумуляторной станцией на прицепе. Потом, позванивая, трамвай прибавил скорость, и грузовик остался позади.

Доехав до костела Святого Вавжинца, пан Казимир выскочил из вагона и, вернувшись немного назад, остановился возле костельных ворот, врезанных в заросший кустарником вал бывшего форта Совиньского. Отсюда противоположную сторону было видно плохо, и майор перешел чуть дальше, к каменному столбу, отделявшему ворота костела от ворот православного кладбища.

Наискосок через улицу, по Вольской, 151, на углу длинного здания, в маленькой заплеванной кнайпе[28]28
  Кнайпа – забегаловка, закусочная.


[Закрыть] у пана Казимира была назначена встреча с полковником Янушевским. Улучив момент, через разрыв в военной колонне, майор перебежал мостовую и, пройдя запущенным палисадником, вошел в закусочную.

Посетителей в кнайпе было мало. В одном углу сидела пара пьяниц, тупо глядевших друг на друга, да какая-то заскочившая перекусить проститутка, не обратив внимания на майора, что-то сосредоточенно жевала, в то время как сам хозяин, по привычке перетиравший стаканы, смотрел в окно на бесконечную воинскую колонну.

Янушевского еще не было, и пану Казимиру не осталось ничего другого, как взять себе кусочек подозрительно темной ветчины и заняться едой. Честно говоря, на этот раз вызов в Варшаву сразу вселил тревогу, а теперь, когда майор огляделся и понял, что маленькая «кнайпа» никак не могла служить местом встреч, он всерьез забеспокоился.

Полковник все не приходил, и пан Казимир украдкой поглядывал на часы, в который раз прикидывая, о чем нужно будет сказать прежде всего.

Когда Янушевский наконец появился, опоздав на целых двадцать минут, майор не скрыл удивления и позволил себе взглядом упрекнуть его за неточность.

Полковник понял молчаливый упрек и, поздоровавшись, криво усмехнулся.

– Так вышло, пан майор… Докладывайте, что там у вас?

– У нас тихо. А у вас что?.. Уже началось?

– Для нас с тобой, да. А для них… – полковник не договорил и красноречиво кивнул на окно. – Думаю, вот-вот…

– Ясно… – пан Казимир вздохнул.

Янушевский подозвал хозяина и заказал пиво. Когда две кружки появились на столе, он молча выпил, по-простецки обтер губы тыльной стороной ладони и только тогда в упор посмотрел на пана Казимира.

– По приказу ты занят делом Гжельского. Для посвященных, опекаешь Брониславского, а про главное поручение, знаю только я…