Текст книги "Легендарные разведчики-2"

До чего скромный был человек. Чемоданчик легонький. Костюм еще ничего, а ворот отглаженной рубашки давал представление о ее возрасте. Мы гостю: «Рудольф Иванович, давайте сходим в наш магазин. Закупитесь, приоденетесь». А он не понимает: «Зачем? Я из Москвы еще одну рубашку захватил». Но мы настояли, привели, и уезжал наш гость домой из Восточного Берлина уже с чемоданом потяжелее.

А разведчик М.К. припомнил еще одну берлинскую историю. Начальник разведки ГДР генерал Маркус Вольф, в СССР взращенный и отлично говоривший по-русски, чувствуя, что Абель не из тех, кто гоняется за подарками, обратился к его российским сопровождающим с предложением. Хотел, чтобы уважаемый визитер привез в Москву не какие-то ненужные подарки, а вещи ему полезные, которые и в хозяйстве пригодятся. Об этом сообщили Абелю. Он сначала отнекивался, а потом вытащил из чемодана четыре пакетика с луковичками садовых цветов со своей дачи. Домашние попросили привезти семена, и он хотел предложить в обмен вот эти домашние пакетики. И еще потребовалась ему какая-то вещица для домашней мастерской. Вольф, в 1962 году тоже занимавшийся обменом Абеля на Пауэрса, «цветочный обмен» сразу же отверг. Его подчиненные подарили семян и какую-то штуковину для мастерской советского умельца.

А еще, признается полковник М.К., ему запомнилось абсолютное безразличие Рудольфа Ивановича к магазинам и прочей шелухе. Не волновало его это, не трогало. Немцы быстро разобрались в том, что приехал к ним высочайшего класса профессионал, и встречали Абеля совсем не по исключительно скромной одежке. Его выступления слушали внимательнейше. И делали соответствующие выводы. Было чему поучиться у этого немолодого, выглядевшего несколько усталым нелегала.

Третий собеседник меня расстроил. Неплохо знал Абеля – Фишера, бывал у него в гостях на даче и потому осведомился, провели ли к ней газ. Сейчас на даче зимой и летом живет внучатый племянник Вильяма Генриховича Андрей. И пусть его мама Лидия Борисовна – Лидушка ушла, с Андреем мы время от времени общаемся. Он, как и дедушка, – человек неприхотливый, но признался, что на даче холодно. Зимы они с супругой переживают тяжело, в комнатах – градусов 14–15, старенькая печка не греет. Осталось, по мнению Андрея, домику недолго.

А мой знакомец – коллега Фишера вздохнул: «Надо же, когда проводили газ, до домишки оставалось метров 15, ну, 20. И вдруг строители остановились, ушли. А Вильям Генрихович, как всегда, просить стеснялся. Обидно».

Раздосадованный собеседник в сердцах выдал мне еще одну неприятную историю. Еще лет двадцать назад дочь Фишера Эвелина рассказывала, что отец нелегко воспринял отставку. Вызвали его в отдел кадров и сообщили, что обязательного в ПГУ медицинского обследования проходить не нужно. Фишер не понял, и тогда безвестный кадровик огорошил: «А вы увольняетесь по возрасту». И хотя и лет Вильяму Генриховичу было немало, и здоровье после американской тюрьмы было подорвано, расставание со Службой он переживал тяжело. Могли бы вызвать, поблагодарить. Но вышло все сухо, а если по-честному, безжалостно. Фишер с непривычной для дочери откровенностью даже сравнил: прямо как 31 декабря 1938 года, когда выкинули из органов.

Но к расставанию, видимо, шло. Все тот же собеседник поведал еще один эпизод. Приблизительно так же холодно проводили с оперативной работы и другого нелегала – Конона Молодого. И Фишер, и Молодый чувствовали: назревает. Незаметно получилось, что и Конон, и Вильям Генрихович остались без постоянных рабочих мест. Переживавшие за них товарищи по Службе пытались это как-то сгладить, замаскировать. Зная, что Абель – Фишер придет на работу, скажем, завтра, освобождали чей-то стол, усаживали за него легенду разведки, и знаменитый нелегал занимал вроде бы и свое место. Догадывался ли полковник Абель об этой маскировке? Мой откровенный собеседник, несмотря на годы сохранивший живейший ум и феноменальную память, выдохнул: «Догадываться не хотел».

Это не сплетни, не слухи. Увы, настоящая жизнь. Порой должно пройти время, прежде чем до нас начинает доходить, кто был рядом.

Но чтобы не завершать этот отрывочек о встрече со знавшими Фишера на грустной ноте, приведу свидетельство еще одного очевидца. После вынужденной разлуки с разведкой 31 декабря 1938 года Вильям Генрихович был возвращен на Службу в сентябре 1941 года. Шла война, немцы рвались к Москве, и лучший радист разведки был очень нужен. О том, что он готовил к заброске в немецкий тыл наших диверсантов, хорошо известно. Но что принимал участие в знаменитом военном параде 7 ноября 1941 года на Красной площади, один из ветеранов СВР рассказал мне впервые. Прямо из Кремля поступил приказ: обеспечить безопасность мероприятия, которое будет проведено около мавзолея. Фишер, конечно, не вышагивал по кремлевской брусчатке. Отвечал за связь. Можно представить себе, как доверяли разведчику, еще несколько лет назад уволенному из органов с волчьим билетом. И получи Вильям Генрихович тревожные радиосведения о прорыве немцев или нечто подобном, он знал, кому подать сигнал, возможно, даже о быстром свертывании парада. К счастью, обошлось. В чем свою, пусть и незаметную роль, о которой мы узнаем три четверти века спустя, сыграл и Вильям Фишер.

Правда, в своих письменных воспоминаниях дочь Эвелина Вильямовна этот эпизод опровергает. Не сходится по числам. Но как хотелось, чтобы он был. Пусть все-таки будет.

Кеннеди вошел в историю разведки

Президент США Джон Фицджералд Кеннеди сделал доброе дело. Его предшественник генерал Дуайт Эйзенхауэр послал Пауэрса в шпионский полет, а Кеннеди вытянул его из Владимирского централа, согласившись обменять на русского полковника Абеля. Видится мне, что молодой американский президент спасал не только Пауэрса. Отношение к сбитому летчику, публично признавшему на открытом судебном процессе в Москве свои прегрешения и рассказавшему о планах ЦРУ, было в США исключительно прохладным. Но Кеннеди смотрел дальше. Ему хотелось попытаться несколько ослабить напряженность в отношениях между его страной и Советским Союзом. Распоряжение об обмене подписано президентом Джоном Кеннеди и его братом Робертом.

Вот текст с сокращениями:

«Рудольф Иванович Абель был осужден в США районным судом Восточного района Нью-Йорка по обвинению № 45094 в передаче информации иностранной державе и действиях в качестве иностранного агента, не ставя об этом в известность Государственный департамент, за что был приговорен 11 ноября 1957 года к тридцати (30) годам тюремного заключения и штрафу в три тысячи (3.000,00) долларов.

Сейчас, как Президент США, ставлю в известность, что данный тюремный приговор истечет в день, когда Фрэнсис Гари Пауэрс, гражданин США, находящийся в заключении по решению правительства Советского Союза, будет освобожден решением упомянутого правительства и доставлен из заключения агентом или представителем правительства Соединенных Штатов, назначенным для этой цели Президентом. При выполнении этих условий вышеупомянутый Рудольф Иванович Абель будет депортирован из США и должен оставаться вне пределов Соединенных Штатов, их территорий и владений. Если упомянутый Рудольф Иванович Абель будет обнаружен на названных территориях до истечения тридцатилетнего тюремного срока, определенного ему приговором, Рудольф Иванович Абель должен будет отбыть вынесенный ему тридцатилетний приговор».

Витиевато, однако понятно. Только вряд ли даже предусмотрительно-пугливые американцы ждали возвращения Абеля в Штаты. Так, бюрократическая формальность.

Но закрепленная и подписью генерального прокурора США Роберта Кеннеди.

«Я пишу свое имя и ставлю печать Департамента юстиции.

Совершено в городе Вашингтоне 31 дня января года одна тысяча девятьсот шестьдесят второго и сто восемьдесят второго года со Дня Независимости США».

Подписи:

Президент Джон Кеннеди.

Генеральный прокурор Роберт Кеннеди.

Шпионский мост

Нет, как мне кажется, смысла еще раз рассказывать об обмене. Но о другом событии, которое вновь пробудило интерес к Фишеру – Абелю, вспомнить можно. Знаменитый американский режиссер Стивен Спилберг снял фильм «Шпионский мост» о деле Абеля.

Я торопился поскорее увидеть картину. Сначала пиратская копия, потом – оригинал.

Говорят, биографы великих помимо собственной воли перевоплощаются в своих героев. Смотрят на события из жизни «личных подопечных» чуть ли не их глазами, порой берут на себя смелость давать оценку аналогичным произведениям других авторов, может, и не так в суть посвященных. Стараюсь этого во что бы то ни стало избегать. Но все равно каждый раз подмечаю множество неточных деталей, приукрашиваний, порой явных подтасовок. Во втором десятилетии XXI века появилась тенденция чуть не полностью пересматривать точно зафиксированные исторические факты, что порой находит отклик у жаждущей сенсаций публики. Это, конечно, раздражает.

В свое время делился этими личными наблюдениями с полковником Борисом Лабусовым, долгие годы возглавлявшим Пресс-бюро Службы внешней разведки. Борис Николаевич поначалу слушал меня внимательно. Кивал головой. Вроде соглашался. Но однажды решился:

– Знаешь, насчет полного пересмотра – согласен. Если о деталях, то почти наверняка твои замечания и верны. Если об Абеле, то кроме тебя эти неточности мог заметить лишь один человек – его дочь Эвелина (ко времени нашего разговора уже ушедшая. – Н. Д.). Да, люди хотят не только смотреть и читать про Абеля, но и писать о нем. У некоторых есть собственное представление, какие-то материалы, найденные документы. Не надо зацикливаться на личном, пусть и подтвержденном десятилетиями исследований. Абель превратился в легенду. А легенду нельзя удержать в рамке, в клетке. Смотри на это спокойно.

Вот с этим спокойствием я не смотрел, а изучал фильм Спилберга. В нем много правды, однако есть и абсолютная неправда. Не именую ее ложью, ибо это художественное и идеологическое видение событий холодной войны второй половины прошлого века талантливым мастером из нового столетия.

«Шпионский мост» Стивена Спилберга был номинирован на премию «Оскар». Америке фильм нравится. Сюжет понятен даже для привычно не обремененного знаниями американского зрителя. Советского «шпиона» полковника Абеля ловят, судят, меняют на своего пилота Пауэрса, а в придачу выторговывают и легкомысленного студента, вздумавшего влюбиться в девушку из ГДР и засаженного коварными восточными немцами в каталажку.

Главных героев трое: полковник Абель, которого сыграл британец Марк Райлэнс, адвокат Донован (в его роли американец Том Хэнкс, признанный в США любимым актером) и ставший легендарным мост Глинике, где происходил обмен.

Мне, скромному биографу полковника Абеля – Фишера, детали этой истории известны до мельчайших подробностей. Но прежде чем оценивать творчество знаменитого Спилберга, предоставлю слово двум самым близким людям двух героев. Мост же пусть пока помолчит.

Что сказали дочки

Лидия Борисовна Боярская посмотрела картину мгновенно:

– У меня двоякое впечатление. Сами понимаете, больше всего меня интересовал полковник Абель. Понравился актер, игравший дядю Вилли. Искренен и даже похож. Дядя Вилли в его исполнении мужественный, немногословный, достойный. Это для меня главное. И Донован тоже настоящий.

Смущает другое: очень уж благородными показаны американцы. Но какие методы воздействия они на дядю Вилли оказывали. Держали немолодого уже человека в раскаленной камере при температуре 50 градусов. Сутками не давали спать. Все хотели перевербовать, предлагали деньги, звания. Где об этом? Он вернулся домой после их тюрьмы усталым, больным. Столько человек вынес. Но все равно они его не сломали.

А уж как ГДР показали, так это пусть останется на их совести.

Всё же, если подводить итог, то фильм хороший. Две страны договорились, и обмен состоялся. В этом и смысл.

Через американских друзей удалось узнать и мнение Джейн Донован, дочери адвоката Джеймса Донована:

– Папа отдыхал в Лейк-Плэсиде, когда позвонили и предложили защищать русского полковника. Другие адвокаты отказывались, боялись, а он согласился.

Отец никогда не считал Абеля предателем, они уважали друг друга. Но сколько же критики пришлось папе вынести.

Марк Райлэнс сыграл Абеля просто фантастически. Уверена, его номинируют на «Оскар». А Том Хэнкс – прямо мой отец.

Мы ездили на премьеру, познакомились со Спилбергом. Какой правдивый фильм он снял.

А если по правде

Согласен, Спилберг снял хороший фильм, к сожалению, не забыв потоптать уже канувшую в былое Германскую Демократическую Республику. Абель действительно показан патриотом, нечего бояться этого слова. В фильме, отвечая на вопросы Донована, он постоянно произносит фразу, ставшую коронной. Ее можно перевести и как «А что это даст?». На самом деле полковник, вообще отказавшийся давать показания, говорил несколько иное: «А это имеет значение?»

Донован изображен в тех же патриотических тонах. И это тоже святая истина. Профессиональный разведчик, в годы войны старший офицер Управления стратегических служб, а затем помощник американского прокурора на Нюрнбергском процессе, он увидел в полковнике не врага, а достойного защиты соперника, выполнявшего свой долг. Два разведчика поняли друг друга. До дружбы – далеко, зато взаимоприятие – полное.

Адвокат с восхищением следил за Абелем, встретившим суровый приговор с внешним безразличием. Да, Донован спас полковника от электрического стула. Но получить в 54 года «тридцатку» равносильно пожизненному. В тюрьме до 84 лет было никак не дотянуть. Прошение о помиловании Верховный суд США отклонил. И Донован взял Абеля под опеку, ему единственному из всех жителей Америки разрешалось посещать пленника в тюрьме и вести с ним переписку.

И тут о самом главном. Банальщина, но бывших разведчиков не бывает. Спасая, вытягивая русского, Джеймс Донован не оставлял безуспешных попыток его завербовать. Если совсем по-простому, все годы склонял к сотрудничеству – каждый раз безуспешно. Судя по всему, устроил встречу полковника с главой ЦРУ Даллесом, который тоже не добился результата в неблагородном деле вербовки. Человек, назвавшийся Абелем, держался непоколебимо твердо.

Но даже в самый последний момент, когда организованный им же, честным адвокатом Донованом, обмен должен был вот-вот состояться и полковника привезли в Берлин, разведчик-адвокат не преминул предпринять последнюю попытку. Перед тем как вступить на «шпионский мост» Глинике, заядлый курильщик Абель, затянувшись американской сигаретой, чуть расслабился, признался Доновану: «Вот этого мне будет дома не хватать». И тут же получил в ответ от спасителя-переговорщика Донована букет традиционных предложений: к чему возвращаться в Россию, где карьера все равно закончена и все может завершиться Сибирью. Абель, готовившийся через несколько минут превратиться в Вильяма Генриховича Фишера, только ухмыльнулся. Знаю об этом от дочери Эвелины и одного из участников обмена, стоявшего по ту сторону моста.

Собиратель книжных раритетов Донован получил в благодарность от Абеля ценнейший старинный фолиант, а ЦРУ наградило адвоката медалью. Обе награды Джеймс Донован заслужил честно.

Острая на язык дочка Абеля – Фишера Эвелина Вильямовна рассказывала мне, что Донован показался ей «человеком с лицом цвета свеклы»: наверняка беспокоило высокое давление. На переговорах с советскими здорово волновался, ерзал. Явно боялся пересекать границу между Западным и Восточным Берлином: опасался, что в ГДР арестуют.

Я же обязан заметить, что реалист Спилберг со сценаристами явно сгустили краски, показывая Восточный Берлин. Да, до западноберлинского изобилия было далеко. Но чтобы на улицах стреляли, а в городе свирепствовали скопища типично по нью-йоркской моде подстриженных и одетых молодых бандитов. Или разбитые улицы Берлина, которые в фильме похожи на декорации из мая 1945-го, когда наша армия добивала фашистов в их логове. А все чиновники ГДР показаны такими дураками. Мы тоже сразу после войны выводили в кино немцев сплошными идиотами. Но то – после войны, а Спилберг сейчас – в картине, снятой в 2015-м, когда страсти от разрушения Берлинской стены должны были бы улечься, а тут – никакого осмысления. Или ограбление Донована, бредущего по улице без пальто. Верхнюю одежду отобрали все те же Спилбергом выдуманные и так ему полюбившиеся молодые бандиты. Полный нонсенс. Можно же было не подставлять режиссера, могли бы консультанты, а не сценаристы братья Коэны подсказать ему, что одна из лучших в то время спецслужб мира – гэдээровская «Штази» наверняка «прицепила» к суперважному посланцу США такую мощную наружку, что не то что ограбить, близко подойти к американцу было сложно.

Один Абель стоил трех

Почему-то везде – и у нас, и в Штатах – забывают об одном – на скольких же шпионов поменяли Абеля? Донован знал, но помалкивал. Забыли или не знали об этом и знаменитые сценаристы «Шпионского моста».

ЦРУ отвергло предложенный КГБ вариант обмена «один на один». Сначала предложило добавить к летчику-неудачнику Пауэрсу еще и студента-американца из Йельского университета Фредерика Прайора. Его арестовали за шпионаж в Восточном Берлине в августе 1961-го и приговорили к восьми годам заключения. Немцы из ГДР легко согласились. Спилберг сделал из Донована чуть не героя, сражавшегося за парня со злобным «Штази». А тот гэдээровцам был совсем не нужен.

И вновь обращусь к своим беседам с Эвелиной Фишер. Во время переговоров, когда Абеля уже доставили в Западный Берлин, а поправившегося на несколько кэгэ во время отсидки во Владимирском централе Пауэрса в Берлин Восточный, дочка разведчика поняла: американцы хотят менять ее отца на троих. Наши сначала этого не заметили, как-то пропустили, к предупреждению Эвелины не прислушались. Но Донован настаивал на освобождении какого-то студента, попавшегося на шпионаже в Киеве и там же срок отбывавшего. Начали срочно проверять. Да, действительно, еще один американский студент из университета Пенсильвании Марвин Макинен получил тоже восемь лет за шпионаж. Но ведь раньше о его обмене речи не шло.

– Ну, тут и началась суета. – Эвелина и спустя десятки лет заволновалась. – А перерешать – нужно звонить Хрущеву, а Хрущев отдыхает, и все боятся к нему обращаться, когда он на отдыхе. В конце концов позвонили Хрущеву, он дал добро. И все обошлось.

– Но все-таки кто-то позвонил Хрущеву, решился. Не знаете – кто?

– Кто-то решился. Подробностей не знаю. Думаю, их не узнает сегодня никто.

Ранним утром 10 февраля 1962 года на мосту Глинике Абель еще издали узнал старого товарища, стоявшего на той стороне. Исчезли последние сомнения. А тут прямо на глазах полковника начальник тюрьмы Уилкинсон вынул из портфеля какую-то бумагу, подписал ее в полутьме и отдал в руки Абеля. Тот взял ее, быстро прочитал – это было уже приводившееся мною свидетельство об освобождении, подписанное Джоном и Робертом Кеннеди.

Донован пожал руку Абелю, произнес доброе напутствие. Последним, с кем пообщался Вильям Генрихович на чужой стороне, был Уилкинсон.

Зима, а полковник шел по мосту Глинике в сползающей с головы кепочке и легком тюремном балахоне. Навстречу ему неторопливо двигался, таща тяжелый чемодан, сбитый летчик в русской пыжиковой шапке и теплом пальто. Абелю Пауэрс запомнился упитанным и высоким.

В чемодане Пауэрса были, помимо всего прочего, традиционные русские сувениры, матрешки и даже черная икра. Проходя мимо друг друга, оба – Абель и Пауэрс – даже не подняли глаз. Не до того им было. Хотя долгое киношное заглядывание Баниониса и Норейки в глаза друг другу в фильме «Мертвый сезон» публике понравилось.

На середине моста полковник увидел белую черту. Переступил ее. «Так закончилась четырнадцатилетняя командировка», – вспоминал Вильям Генрихович.

Лидия Борисовна припоминала еще одну деталь обмена. Уже в Берлине дяде Вилли сказали, что оставшиеся в тюрьме Атланты самые необходимые вещи ему все-таки собрали и сложили в сумку. Отдать их американцы обещали прямо в утро обмена. Но в суматохе, в волнениях, а не по злой, думаю, воле отдать сумку просто забыли. И Вильям Генрихович переходил мост Глинике с каким-то замерзшим и превратившимся в ледышку пластиковым пакетом, в котором были лишь бритва, кусок мыла и зубная щетка, предусмотрительно захваченные из тюрьмы. Донован пообещал переслать сумку при первой же возможности в Восточный Берлин. Слово сдержал. Сумка нашла Абеля в Москве где-то в середине марта 1962-го.

Абель – Фишер скончался в 1971 году от рака легких. Он почти на год пережил Джеймса Донована, умершего в 1970-м от сердечного приступа.

Но сегодня «дело Абеля» напоминает не только о его стоическом героизме. Еще и о верности долгу, о возможности сотрудничества с такими, как американский адвокат Джеймс Донован. Обмен, пусть и на «шпионском мосту», доказывает: в любой ситуации договариваться нужно и можно. И тогда обмены – любые, во всех областях, будут продолжаться.

И в некролог воткнули дезу

Даже после кончины Вильям Генрихович Фишер не обрел собственного имени. В некрологе, опубликованном в «Комсомольской правде» 19 ноября 1971 года, содержится сплошная дезинформация. И нет здесь никакой вины газеты. Опубликовали то, что дали из соответствующего ведомства: отрывок из «документального рассказа о себе», появившегося в свое время в сборнике «Чекисты».

«Родился я в Петербурге. Мой отец рабочий. Он и его друзья были связаны с революционно настроенными студентами. Они сгруппировались в кружок, получивший название “Союз борьбы за освобождение рабочего класса”. Этим кружком, как известно, руководил Владимир Ильич Ленин.

Когда царское правительство арестовало членов кружка, отец был сослан в Архангельскую губернию, а после ссылки переведен в Саратовскую губернию под гласный надзор полиции. Там он встретился с моей матерью. Постоянное преследование полиции и жандармерии вынуждало отца часто менять место жительства. Вместе с ним пришлось кочевать и нам».

Какой Петербург, если родился названный в честь великого Шекспира Вильям, по-семейному Вилли, в Великобритании? Да, отца с матерью высылали в Архангельск и под Саратов. Но в итоге «докочевали» до английского Ньюкасла-на-Тайне, где и появился на свет будущий нелегал. Но раскрывать эту страшную тайну в начале 1970-х годов почему-то не решились.

Далее идет пассаж о верности большевистским идеям. «Целиком и полностью я был на стороне отца и его друзей и при каждом удобном случае помогал им распространять большевистскую литературу». Возможно, помогал отцу-большевику. Но никаких документальных подтверждений этому пока не найдено. Что ж, тут, полагаю, Вильям Генрихович не лукавит.

А вот далее приводится факт, частично объясняющий появление молодого Вилли в разведке: «В первые годы Советской власти мне довелось работать среди молодых политэмигрантов, вернувшихся на родину. Это не только помогло мне в изучении иностранных языков, но и явилось впоследствии важным обстоятельством при определении жизненного пути». Почему-то кажется, что работа среди сверстников-политэмигрантов была первым шагом на пути в ЧК. Наверняка отдел ИНО интересовали настроения среди молодежи, вернувшейся, обычно с родителями-коммунистами, из вынужденной ссылки. Они, как и Вилли Фишер, хорошо знакомые «с зарубежной действительностью», говорили на нескольких языках. Было из кого черпать уже относительно подготовленные для работы вдали от родины кадры. И юный Фишер наверняка помогал подбирать чекистам самых, по его мнению, надежных.

Заодно это и давало пусть и ложный, но ответ на вопрос, откуда парень, сын рабочего из Петербурга, так здорово знал английский. Да и не только английский.

Далее Вильям Генрихович сообщает: «Службу в армии я проходил в радиочастях РККА. В нашей роте было свыше ста москвичей, имевших среднее и высшее образование. Сам я по образованию инженер по радиотехнике». Увы, это не соответствует действительности. В насыщенной событиями жизни уроженца английского Ньюкасла-на-Тайне не хватило времени на учебу. Фишер был талантливым радистом-самоучкой, но без диплома. Признать это в 1971-м, когда молодежь нацеливали на упорную учебу, было бы не в русле партийной линии, и разведчика сделали заодно и инженером.

Но вот, наконец, и чистая правда, вероятно, изложенная и сформулированная самим Фишером – Абелем: «Со 2 мая 1927 года я стал чекистом. Ну, а дальше, как и в любой другой области человеческой деятельности, вначале упорная, настойчивая учеба, за ней робкие, неуверенные самостоятельные шаги, первые успехи… На работу в разведку с большой охотой и с полным сознанием ее важности и значения идут лучшие представители нашей молодежи. Известно, что разведчику приходится действовать во вражеском окружении, постоянно подвергая свою жизнь опасности. Он должен иметь хорошую общеобразовательную подготовку, широкий кругозор, знать иностранные языки».

Последний пассаж звучит совсем по-сегодняшнему: «Разведка – это не приключенчество, не какое-либо трюкачество, не увеселительные поездки за границу, а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства, выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства». Р. И. АБЕЛЬ.

«Абелю» вручили «Оскар»

А фильм «Шпионский мост» был номинирован на «Оскар» в шести категориях, в том числе как лучшая картина года. Но «Оскар» достался лишь один. Обе дочки – адвоката Донована и советского полковника оказались правы в выборе лучшего актера и своих предсказаниях. Марк Райлэнс, сыгравший полковника Абеля, получил «Оскар» за роль второго плана.

Англичанин и внешне напоминает полковника-нелегала Вильяма Фишера. Ранее в своих интервью Марк Райлэнс говорил, что читал книги о полковнике и постарался сыграть его как можно правдивее.

Это блестяще удалось. Вообще-то англичанин у себя в Великобритании больше известен как исполнитель главных ролей в пьесах великого Шекспира. Знал ли типично шекспировский актер Райлэнс, что он по сути своей актерской привязанности близок к герою? Ведь отец и мать Фишера, будущего полковника Абеля, назвали родившегося в английском городе Ньюкасл-на-Тайне сына в честь Вильяма Шекспира.

Вот в таком же академическом, шекспировском, очень достойном стиле Марк Райлэнс, особенно удачно игравший короля Лира, воплотил образ немолодого уже нелегала, хладнокровно встречающего даже явно несправедливый приговор. Впервые в истории американского кино советский разведчик показан не пьяницей и подлецом, а по-настоящему мужественным, преданным родине.

Что ж, приятно, что две дочери главных героев этого фильма не ошиблись. Это делает честь и выборщикам. Отношения наших стран переживали в годы правления президента Обамы худший период в новейшей истории, а они взяли и проголосовали «за русского полковника» и одновременно английского драматического актера.

Обмены во все времена

Разведчиков меняли еще до войны – Второй мировой – и холодной.

Бытует мнение, которое сегодня уверенно озвучивают даже многоопытные профессионалы из спецслужб, что «первый обмен произошел в 1962-м на мосту Глинике, когда полковника Абеля, он же полковник Фишер, обменяли на летчика-шпиона Пауэрса».

Позвольте развеять этот разгулявшийся миф, ссылаясь при этом на конкретных людей и беседы с участниками тех необычных событий.

Первые обмены проходили еще в начале 1930-х. Тогда в разные годы выручали советских разведчиков, действовавших в Китае. Наиболее известный случай – обмен Якова Бронина. Резидент военной разведки был арестован в Шанхае. Узнав об этом, в Москве взяли под арест Цзяин Цзин Го. Фамилия вроде бы ничего не говорит, но Цзин Го был сыном самого вождя Чан Кай Ши и, как считалось, собирал секретные сведения о Красной армии.

Прошло немного времени, и Бронин был доставлен на родину. А обмененный на него Цзин Го вскоре встретился с родным отцом.

Меняли и некоторых разведчиков-иностранцев, работавших на СССР по линии Коминтерна. Не все имена до сих пор рассекречены, но в принципе такие случаи были не единичны. Об этом рассказывал мне, показывая свои записи, а иногда и документы старейший чекист России Борис Гудзь.

Об обмене в апреле 1964 года нашего нелегала Конона Молодого, он же Гордон Лонсдейл, он же Бен, на англичанина Гревилла Винна – связника казненного в СССР в 1963 году предателя Олега Пеньковского, любопытнейшие детали припомнил полковник Иван Дедюля. Рассказал мне, что выйти на Пеньковского помог ему в Вене бывший солдат вермахта, попавший раненым в плен и вылеченный в партизанском отряде Дедюли. В знак благодарности он довольно точно описал Пеньковского Дедюле – нашему резиденту в Австрии, а заодно и навел на Винна, подсказав, как осуществляется между ними связь. Пеньковский и Винн были арестованы. Англичанин получил восемь лет, из которых отсидел одиннадцать месяцев. И Лонсдейл – Молодый был обменен 22 апреля 1964-го на Винна на том же мосту Глинике, который прозвали «мостом Свободы».

Интересно, что радистов Бена – супругов Крогер, они же будущие Герои России Моррис и Леонтина Коэн, отбывавших в тюрьмах Ее Величества в Великобритании двадцатилетний срок, тоже обменяли. Тут история еще более тонкая. Обмен проходил с использованием «польского флага».

В 1982 году состоялся один из самых необычных обменов в истории разведок. Два года промучился в камере смертников в ЮАР полковник и будущий Герой России Алексей Козлов. Его меняли с помощью разведки ГДР не на мосту Глинике, а около КПП «Херлесхаузен». Сначала привезли тех, на кого его должны были менять. Одиннадцать человек! Десять немцев и один офицер армии ЮАР, захваченный в плен в Анголе во время рейда туда южноафриканской армии. Все одиннадцать с чемоданами. Подогнали целый автобус.

И добавлю сюда же короткий рассказ одного человека, служившего в военной разведке. И он, и особенно его руководитель, советский советник в Анголе, были крайне удивлены полученным из Центра приказом. Во что бы то ни стало постараться захватить в плен военнослужащего из армии ЮАР, воюющего в Анголе. Приказ был не без труда выполнен: дисциплинированные кубинские добровольцы, воевавшие в ЮАР, повязали здоровенного юаровца. Офицер из ЮАР был абсолютно ошарашен. Никак не мог понять, зачем его доставили на самолете в Западный Берлин. И только когда очутился на мосту Глинике, ему объяснили: отдаем тебя как довесок в придачу к десятку западногерманских шпионов за нашего парня, просидевшего два года в Претории. Офицер был счастлив. От радости взвалил на себя парочку чемоданов, принадлежащих кому-то из немцев. Сам-то он был налегке.

Когда через несколько лет Козлов вернулся на место обмена, то не узнал его. Спрашивал, откуда взялись все эти сооружения. Ему объяснили, что построены они давно. Видно, волнение при обмене было такое, что Козлов их даже не заметил.