Текст книги "Избранное"

 
Прогуляться пойду по Крещатику,
Посмотреть красоту этих мест!
Говорят, что запрятаны тщательно
Корни предков моих где-то здесь.
 
 
Купола золочёные, дивные,
Купола в облака и в века…
Гайдуки, гайдамаки, родимые
Выходите встречать земляка!
 
 
Ох, какая горилка угарная!
Ох, какая узорная песнь!
И хохлушки-то здесь очень гарные,
И галушки-то гарные здесь.
 
 
Целый день я гуляю по городу,
Вдоль великих, несметных красот!
Высоко задирать буду бороду,
Широко раскрывать буду рот.
 
 
По садам будут яблоки сыпаться,
Будут груши висеть во дворе.
Выйду к берегу я, где язычество
Окрестили однажды в Днепре.
 
 
Я крещёный, да только, наверное,
Корни предков сидят глубоко!
Ощущаю язычество древнее –
Мощный дух миновавших веков.
 
 
Неспроста я любуюсь Крещатиком,
И другой красотой этих мест…
Это просто-таки замечательно,
Если корни мои где-то здесь!
 

Киев, 1988

 
Весёлое утро! Гора винограда!
Дубовые бочки стоят у крыльца…
Молдавия любит, Молдавия рада
Гостям улыбнуться из райского сада,
Душистым вином обжигая сердца!
 
 
Мне всё тут на диво – холмы и хоромы,
Наряды и песни молдавских девчат!
Земные заботы мне мало знакомы,
Но в этих садах я тружусь до истомы,
Покуда не вспыхнет звезда, как свеча!
 
 
Синеют, стихают сады и лучатся
Зелёной зарёй, ароматом лозы…
Опять другари в мои двери стучатся!
И в шумной машине так радостно мчатся
В тот город, где чисто как после грозы!
 
 
Там светлая дойна слышна за холмами,
Там зреет ещё один сказочный день!
И в долгих раздумьях слоняясь ночами –
В левадах густых или между холмами –
Вот-вот повстречается Пушкина тень!..
 

Кишинёв, 1985

 
Все огни в полях как будто вымерли.
Я уходил дорогою ночной…
В тяжёлый час меня удача вынесла
На край земли, на свет береговой!
 
 
Была заря, был первый день похода –
Гремящий порт исчез как под водой.
Нет ничего прекрасней парохода!
И пыль и суета – всё за кормой.
 
 
Живу
в штормящих далях океанских,
Покой и радость в новом ремесле.
Я не устал от моря и от странствий,
Но я вернусь, конечно же, к земле!
 
 
Я никогда с землею не был в ссоре,
И здесь, вдали, любовь ещё сильней!
Я в тихий вечер сравниваю море
С просторами и красками полей.
 
 
И по ночам среди созвездий нежных –
Опять в воде блестит ковыль родной…
Я мог бы жить и петь в морях безбрежных,
Когда б не знал безбрежности иной!
 

Мурманск, 1980

 
Идём к земле, аж под винтом кипит –
И отстают
от парохода чайки…
Сияет рында! Палуба блестит!
У моряков такой весёлый вид,
Как будто бы им выдали по чарке
Хорошего заморского вина…
Уже земля российская видна!..
Как я люблю желанный этот час!
Враскачку
сходят парни с парохода.
И ничего, что хмурая погода,
Зато на сердце солнечно у нас!
Хрустят червонцы новые в руке.
И где-нибудь в мурманском кабачке
Удачный рейс отметят моряки.
Забегают по глоткам кадыки!
И душные рванув воротники,
Матросы грянут песню о штормах,
Аж загудит посуда на столах!..
Они, как детвора, сейчас нежны.
Они, как бритвы, в кровь обнажены!
И всякое здесь может приключиться.
Но полюбил я сумрачные лица
Моих друзей – со всех концов России!
В них столько непокорной дерзкой силы!
Мне с ними так свободно, так легко –
И до печальных мыслей далеко!..
 

 
Великой волною вдруг сердце подкинет –
И вот уж не видно земли за кормой…
Дай бог нам, ребята, семь футов под килем,
И чтобы с добычей вернулись домой!
 
 
И чтобы красивые наши подруги
Надёжно хранили причал с маяком.
Всё дальше бегут наши смелые струги
И светлую стружку фугуют винтом.
 
 
Вздымаются львиные гривы над бездной,
Ломая железо в косматых когтях!
А вечером тихим – сырые созвездья
Сетями повиснут у нас в головах.
 
 
Высокие ночи, глубокие ночи
Под флагами разных наречий и стран!
Сегодня ты даже не Тихий, а очень –
И что это нынче с тобой, океан?
 
 
Ты в небо глядишь далеко и печально,
Как будто прошенья прося и прося.
Великая эта вода не случайно
Горька, солона, как людская слеза!
 
 
С душою кипящей, душою безбрежной
Ты весело в жизни своей погудел!
Летучий Голландец на небе забрезжил
И в чёрную бездну звездой полетел…
 
 
Как светлые души былых мореходов,
Туманы встают из холодных пучин.
Почудится песня, послышится хохот,
И снова покой, и таинственный сплин.
 
 
Потом отрывается темень от палуб
И ловкие парни стоят по местам…
И солнце в лазурные сети попалось,
И красными рыбами плещется там!..
 

Владивосток, 1989

Л. З. Кукушкиной

 
Поглядев на звезду сквозь туман,
Подвязав полушалок у горла,
Вновь старуха берёт чемодан.
«Ты куда?» – «На Кудыкины горы!»
 
 
Через месяц придёт, через два,
А порою не жди и полгода…
Как луной облилась голова,
Ни о чём говорить не охота.
 
 
С грустной пылью в усталых глазах
У окна ты недолго вздыхала.
На Кудыкиных этих горах
Ты до смерти звезду проискала!..
 
 
Вот и я устремился туда –
И увидел печальные камни.
Всё туман, всё туман и мечта!
Видеть видишь – не тронешь руками.
 
 
Но пройдя сквозь огонь и мороз,
Сделав крепкими губы и взоры,
Что-то понял – и душу принёс
На Кудыкины горькие горы!
 
 
Чтобы кто-то, забравшись сюда,
На равнину вернулся с удачей!
Чтоб сверкнула в ладони звезда,
О которой так долго судачат!
 

 
Судьбою нам загаданы загадки Зодиака.
Лукавенькой цыганкою звезда глядит из мрака.
Предсказаны, предписаны дороги и таланты –
Кто в пахари, кто в писари, кто в грязь, кто в бриллианты.
А я, Фома, не верящий в такие предсказания, –
Дорогой не обещанной пошёл в свои скитания!
В потёмках месяц хмурился широкой бровью грозною,
И я в дорогах мучился тревогой и морозами.
По снегу да по дождичку душа моя стремилась…
И глядь-поглядь, а звёздочки ко мне переменились!
Заулыбались, милые, рассеяли тревогу,
Да и взялись подмигивать, подсказывать дорогу…
А было мне завещано – на самый лучший случай –
За печкой да за вешалкой сверчка родного слушать.
И я, Фома не верящий, скажу вам речь такую:
Все эти знаки вещие сам чёрт не растолкует!
За горы, долы, за реку – пути свои проверьте.
Не верьте в предсказания – в себя спокойно верьте!
 

 
Ни огонька на сотню миль в округе!
И в небесах ночных ни огонька!
Со свистом свои бритвы точат вьюги,
В них слышен голос гибельной разлуки,
И волны
пароходу мнут бока!
И рында подаёт печальный голос,
Качаясь на грохочущих волнах,
И океан,
девятым валом горбясь,
И путаясь в канатах и снастях,
Опять идёт на жуткий абордаж –
Во тьме скрипит и стонет такелаж…
 
 
В такую ночь свершаются крушенья!
У вахтенного хмурое лицо.
Он вертит рулевое колесо
Без остановки и без промедленья…
А волны валят, воют и грозятся,
И по эфиру – то звончей, то глуше –
Всё чудится морозная морзянка:
«Идём ко дну! Спасите наши души!»
 
 
Всю ночь тревожно в рубке, неуютно.
Гудок хрипит и стонет поминутно –
Летят из тьмы ответные гудки,
И столько в них надрыва и тоски,
Что кажется, без гробовой доски
Не обойдётся нынче наше судно!..
И всё-таки расплывчато и мутно,
Когда поверить в это очень трудно –
Во мраке вызревают маяки!..
 

Шпицберген, 1981

 
Какое утро выдалось на море!
Сияет солнце, множась на волнах.
Пропал вчерашний грохот, сумрак, страх.
Всю ночь корабль со штормом сильным спорил –
И победил!..
Вдали видна земля,
Укрытая лазурной пеленой…
Все помыслы родного корабля
Теперь лишь об одном – домой, домой!..
 
 
Какое утро!..
Окоём какой!
Неотделимо небо от воды.
Пронзительное чувство красоты
Владеет сердцем!..
Море всё вокруг
Сверкает, зеленеет, словно луг!
Дельфины, как телята в зеленях –
Да, море таково в моих глазах.
С вечерней и до утренней зари
Мы упирались тут, как плугари,
И вот наш пенный след за пароходом –
Будто в ромашках пенная тропа!
Могучие машины торопя,
Идём к земле мы самым полным ходом!..
 
 
Такое утро выдалось на море!
 

 
Я простой искатель жемчуга – жизнь проходит в глубине,
Свет высокий, свет божественный в голубой моей стране.
Целый день народ шатается возле моря без забот,
А искатель задыхается – глубина мне сердце рвёт!
А потом за это рвение мне нальют стакан вина.
Дорогое вдохновение – только грош ему цена!
Вечера над морем ясные тихо вянут, как цветы.
Эта женщина прекрасная – как русалка у воды.
Жемчуга на ней качаются драгоценной чешуёй.
Ей навстречу улыбается незнакомец молодой.
Молодой искатель жемчуга, утопивший грусть в вине.
Дорогая моя женщина, улыбнулась бы ты мне!
Дорогая, да надменная, ничего не скажешь тут.
Моё слово сокровенное – как жемчужина во рту.
Ждёшь ты принца, парня модного, он уже недалеко.
С корабля сойдёт заморского твой заморский гость Садко.
Будет он хвалиться жемчугом – скатным жемчугом моим.
Дорогая моя женщина, дай, бог, счастья вам двоим!
Я опять исчезну с берега – в глубину свою уйду.
Вдохновенно, дерзко, бережно добываю красоту…
В этой жизни, жизни жертвенной – только воздух нужен мне!
Я простой искатель жемчуга в голубой моей стране.
 

 
Сколько лет нарядных в этом доме!
Кто-то ест лениво, кто-то пьёт.
Вот сидит красавица в истоме
И протяжно курит, словно стонет,
И колечки дымные плетёт.
 
 
Ах, какое пышное застолье!
Жалко только скукой зацвело.
А душе так хочется раздолья,
Русского простого хлебосолья.
Что ж меня сюда-то занесло?
 
 
Перепутал что-то я, наверно.
Что это за город, что за век?
Слышится мотив какой-то скверный,
И какой-то пьяный или нервный
Из угла косится человек.
 
 
Что грустим, друзья? Кого хороним,
Или ведьму замуж выдаём? –
Как сказал один поэт хороший,
Незнакомый вам, наверно, всё же:
Вы живёте в думах о другом.
 
 
Золотые дивные созданья,
Распушив причёски до колен,
Видите вы это мирозданье –
Лунное и звёздное мерцанье –
Словно драгоценное колье.
 
 
Ладно, мир вам всем – и вашим твистам,
И тряпью с заморского плеча.
И поскольку пьёте вы тут виски,
Я уйду, конечно, по-английски,
Только дверью грохну сгоряча!..
 

 
Нас горячие кони горами уносят на север!
Это, может быть, лучшие в жизни моей времена.
Звёзды гаснут, и сумрак уходит суровый и серый –
И дорога избитая, как никогда, мне видна.
 
 
Отзвенели последние летние дни над лугами,
Тихо травы на землю роняют скупую росу.
И прожжённые парни цветы обжигают кнутами,
И тревожные судьбы к долинам далёким несут!
 
 
– Что вы ищите, други? – Я с ними курю вечерами.
– Журавля! – усмехнутся они мне в ответ. – Ну, а ты?..
Наступает пора неминуемых встреч с холодами.
Как хотел я сберечь от снегов журавлей и цветы!
 
 
Но уже голубые хребты перевалов белеют.
И берёзу, как душу мою, просквозили ветра!
И мечты моей юности неумолимо трезвеют –
Я не ангелов вижу, а смертных людей у костра.
 
 
С ними рядом идти до конца, до спокойной равнины.
Даже там, где о камни разбиты копыта коней –
Эти крепкие руки и лица не очень ранимы!
Так зачем же других я пытался придумать людей?
 
 
Принимаю снега! Принимаю как новую веру –
И дорогу свою, и синицу в озябшей руке!
И охрипшая песня струится по вольному ветру.
И рассветного неба так много в студёной реке!..
 

Горный Алтай, 1978

 
Здравствуй, милая сердцу равнина,
Золотое жнивьё на полях!
Ты была мною нежно хранима
В затуманенных зябких краях.
 
 
Словно сказка, ты снова открылась,
Распахнулась с последней горы!
Как простую великую милость
Я твои принимаю дары.
 
 
Большаки, перелески и пашни,
И дымок деревеньки твоей.
Ветер кружит над жёлтою чащей,
Осыпая с небес журавлей.
 
 
Вот и родина, вот и отчизна!
Сколько ветра и воли в степях!
На душе моей тихо и чисто.
Ясный вечер цветёт в небесах.
 
 
Под луной серебрится осина.
То ль цыгане, то ль братья мои –
Жгут костры. Тишина и равнина.
И телега у стога стоит.
 

 
Приютил тебя осенний стог,
Как гнездо большое у ручья.
На земле отмерен краткий срок
Человеку с сердцем соловья!
 
 
Отдохни. Зачем ты крылья рвал,
Ненавидя землю и любя?
Многих ты случайно обижал,
Не случайно многие тебя…
 
 
Ты в мечтах, как в перьях золотых
Птица, что зарю сейчас поёт.
Слушаешь и плачешь. Вот таких –
Слишком нежных – жизнь стреляет влёт!
 

 
Степная даль – тугая тишина.
Скачет всадник в дымке.
Промелькнут былые времена
Над степной седынью.
 
 
Под копыта алый щит упал,
Меч багровый хрустнул…
В ковылях навек заночевал
Крепкий воин русский!
 
 
Лишь орёл над ним стоит крестом,
Осеняя осень.
Лишь полынный заовражный стон
Дуновей доносит.
 
 
Солнце в ковылях блестит, и всё ж –
Как обрывок ночи –
Притаился ворон. Невтерпёж
Выклевать мне очи!
 
 
Если жил ты, ворон, триста лет,
Расскажи, поведай –
Тут плясало счастье или нет?
Или только беды?
 
 
Чингисхан, Батый – нет им числа!
Вся в пожарах память!
И душа недаром обмерла –
Мой черёд здесь падать!
 
 
Кровью даль степную оросит
Да неужто снова?
Что тебе ни поле на Руси –
Поле Куликово!..
 

 
Я могу ещё по кругу так пройти,
Аж земля расколется в подковках!
Только что-то стынет и болит в груди
Мой костёр под шёлковой обновкой.
 
 
Я могу ещё услышать за версту
Вороного ласковую поступь.
Если дашь, романэ, серебрень-узду,
Обротаю весело и просто.
 
 
В чём же дело, братья? В чём же боль моя?
Никакие струны не расскажут.
Догорят кострами вольные края,
Пропадут великою пропажей!
 
 
А чего ухмылку прячешь ты, сынок?
Ты по этой жизни, по реке ли –
Что-то стал бояться вымочить сапог.
Да и вы, романэ, оробели.
 
 
Ваши кони смотрят в стойла-города!
Ай, да нам теперь не по дороге!
Вечер вороной мой, а во лбу звезда,
Что ж ты невесёлый да продроглый?
 
 
Где вино, где струны? Ай, да я спою,
Как бывало, не было когда-то…
Кто боками землю обогрел свою –
Не предаст её за звоны злата!
 
 
Ай, да закатился в сердце уголёк –
Острый нож мой, пламенный приятель!..
Схорони цыгана вдалеке дорог,
Где простор нехожен и приятен.
 

 
Холодеют горы, долы, тянет мятным холодком –
Как таблетка валидола у тебя под языком!
Прихватило, значит, сердце бедной осени твоей!
Никуда теперь не деться – за таблетку поскорей…
Первый снег белеет в поле, но растает он, поверь –
Как таблетка та от боли, как печали от потерь.
Невесёлая примета – этот снег и эта боль…
Но зато какое лето улыбнулось нам с тобой!..
Что искать нам лучшей доли? Всё прекрасно, всё ладом…
Стынут горы, стынут долы – валом валит валидол!
 

 
Задубел на морозе! Как собака устал!
Еле-еле елозил по снегам, по кустам.
Завалился под крышу, раздобыл огонёк.
Задремал и услышал колдовской шепоток:
«Завари, да покрепче травяного чайку,
Говорят, будто лечит, прогоняет тоску!»
Заклубятся туманы, потекут из ковша.
Золотые поляны вдруг припомнит душа!..
Грусть уйдёт без возврата – отдохнул, как в стогу.
Что нам водка, ребята? Заварите чайку!..
 

 
Север! За что он мне дорог и мил?
Бог его знает, за что!
Если бы я миллион отхватил,
Было бы ясно, а то…
 
 
Завтра метель на метле прилетит,
Тошно – хоть вой, хоть в запой…
Грянет мороз! Добела раскалит
Каторжный край золотой!
 
 
Пусть на морозе сгорает дотла
Всё, что нельзя превозмочь!
После метели – как сажа бела
Эта полярная ночь.
 
 
Вспомню в потёмках опять и опять –
Чтобы с ума не сойти! –
Сельские избы и старую мать,
Солнце и рожь на пути…
 
 
Странно, зачем я сто лет уже здесь
Грею ладонями льды?
Сыпется в темень сиянье с небес –
Ангелы сеют цветы!..
 

 
Под северным небом роскошно цветёт
Колючая Роза Пурги!
Сначала позёмка змеёй проползёт,
Сужая тугие круги…
И вот уже сумрак избу окружил,
Пропал перевал за рекой.
Стремительный змей зашипел, заюлил
И сердце ужалил тоской!
 
 
Я лампу зажгу – золотой керосин –
Чтоб змей подколодный затих.
Пугающий сумрак бывает красив,
Когда разгорается стих!
Пускай свирепеют снега до зари,
Сгибая в дугу всю тайгу!
А у меня в чердаке снегири –
Поют, прославляя пургу!
 
 
Я сердцем оттаял, мечтой разомлел,
Я мыслями к звёздам лечу,
И что там сегодня на грешной Земле –
Не знаю и знать не хочу!..
Которые сутки, а может быть, год
По тундре летят лепестки!
Под северным небом цветёт и цветёт
Колючая Роза Пурги!..
 

Норильск, 2004

 
Мёрзлую ветку в ладонях согрею
И посмотрю на звезду в вышине –
Этим живу я и этим владею!
Много ли, мало ли этого мне?
 
 
Я вспоминаю, как утром однажды
Дом свой покинул весёлой весной,
Бойкий родник утолял мою жажду,
Спал я в стогах, укрываясь луной.
 
 
Шёл по долинам и в горы стремился,
Русская песня щемила до слёз…
В старые избы навек я влюблялся!
Мир вам, деревни! Бог помощь, покос!
 
 
За перевалами гром раздавался,
Только ни капли дождя не давал –
Глухо и жалобно камень там рвался,
Жутко чернел предо мною провал.
 
 
Там, под горой было спрятано злато,
В князи по грязи, коль хочешь, залезь.
Сердце моё, да тебе ль это надо?
Радость и счастье зарыто не здесь!
 
 
И уходил я всё дальше и дальше,
Звёзды считал, как богатство своё…
Зорька звенела! И не было фальши
В тонких и розовых струнах её!
 
 
Шёл я к Печоре и шёл к Енисею,
Думал, любил и грустил в тишине.
Этим живу я и этим владею!
Господи! Что ещё надобно мне?
 

 
Ах, что творится с пароходом
На рейде в ночь перед отходом,
Когда в каютах моряков
Гуляет запах коньяков,
Когда все души нараспашку!
Свою последнюю тельняшку
Тебе готов отдать матрос…
Друзья! Я вас люблю до слёз!
Какие бури вы прошли!
Какие яростные воды
Громили ваши пароходы!
Как долго ждали вы земли!
Казалось, отдых будет вечен,
Но вот прощальная заря…
Окончен бал, тушите свечи,
Сушите, боцман, якоря!
Нас ждёт суровая работа
В просторах северного флота…
И пусть грохочет океан,
Как разъярённый великан!
Упрямо сжаты наши рты.
И на ногах мы здесь – тверды!
 

 
Шумят лебедки, краны, якоря,
Как будто кто-то плачет или стонет!
И дымная холодная заря
Среди камней и грязи тихо тонет.
Стоит корабль огромный под загрузкой.
Сегодня вновь гудок прощальный грянет!
Седой матрос рукою заскорузлой
Бездомную собаку гладит, гладит…
 

 
Изумруд на волнах с бирюзою,
Лазурит за бортом в глубине…
А потом было небо с грозою!
Было грустно и муторно мне!
 
 
В океанском безбрежье тумана
Стали мы без руля, без ветрил!
Но уверенный вид капитана –
И в меня тоже веру вселил.
 
 
Трое суток болтало безбожно.
Связи нет, и терпения нет…
Тяжело становилось, тревожно,
Но вдруг вспыхнул спасительный свет!
 
 
Подошла к нам плавбаза, громада,
А беда отошла в тот же миг…
Пригубивши стакан лимонада,
С капитаном гуторили мы.
 
 
Оторвавшись от рыхлых туманов,
Он святыню свою показал…
Изумруд – талисман капитанов –
До сих пор ты сверкаешь в глазах!
 

 
Плотогоны глушат спирт,
Осетром закусывая!
Бригадир могучий спит,
С ног четвёртой кружкой сбит…
А в избушке речь кипит –
С перцем, безыскусная…
 
 
Как по Лене по реке
Волны выли стаями!
В комарье, в глухой тоске,
Да у смерти на крючке
Были мы на волоске!
Всё прошло, растаяло…
 
 
Мы пробились в океан,
Несмотря на разное…
И в награду нынче дан
Денег цельный чемодан!
Из бутылочки в стакан
Лейся, солнце ясное!
 
 
Берега во льду, в грязи,
А барак в подпалинах.
Сердце! Что тебе? Проси!
Эх, давай-ка из Тикси –
В белой шляпе на такси –
К берегам под пальмами!..
 

Якутия, 1980

 
Вспоминая прожитые годы,
Тернии и холод на пути –
Хорошо пожить среди природы,
С миром понимание найти!
 
 
На дворе октябрь, а садовник
Ножницами щёлкает в саду, –
Подрезает розу и шиповник,
Что похож на алую звезду.
Я давно сказал себе, что надо
Выросшему в дикой лебеде
Биться – через тернии к звезде!
А пробился лишь к воротам сада.
 
 
Только разве это не награда –
В тихой, чистой южной широте
Вспоминаю прожитые годы,
Корабли нарядные смотрю,
И пою среди живой природы,
Среди той возвышенной свободы,
Что любил и век не разлюблю!
 

 
Дорогами доброго Старого Крыма,
Где солнце, покой, красота –
С тобою мы бродим как два пилигрима,
По этим библейским местам.
 
 
Всегда твоё сердце чему-нибудь радо,
Так, значит, и я буду рад!
Мы встретим на поле седого араба –
Поможем сажать виноград.
 
 
И дальше пойдём по старинным просторам –
Дорога светла и легка!
Над башнями Старого Крыма, над морем
Седые плывут облака.
 
 
Повсюду здесь вечное, древнее что-то.
Закат золотится, а там –
На море стоят Золотые Ворота,
Открытые настежь векам!
 
 
А если поверишь ты сказкам араба,
Душа, осмелев, запоёт:
Кто в жизни посадит лозу винограда –
Уже до конца не умрёт!
 
 
В душе твоей будто бы вырастут крылья!
Да как же теперь не летать
Дорогами доброго Старого Крыма,
Где вечность, покой, благодать!..
 

1983

 
Ягоды синие с сизым налётом,
Жёсткие листья в росе поутру –
Листья такие не гнутся на лёгком
И на тяжёлом не гнутся ветру.
 
 
Здесь невозможно не думать о Боге,
Чуть погостившем на грешной Земле.
Две голубые прямые дороги –
Будто распятье – скрестились во мгле!
 
 
Кто-то в кустарнике ходит – в тумане,
Как в белоснежной рубахе до пят.
Эта фигура притянет, приманит,
Я погляжу и опять и опять…
 
 
Грубую ветку к себе наклоняя –
Точно терновый венец примеряя! –
Кто-то стоит у большого куста.
Душу священным огнём опаляя
Явится облик
Христа!
 

 
Кипарисы и чинары, пышная волна.
Обнимаясь, ходят пары, музыка слышна.
Южный вечер, словно шапкой, улицу накрыл!
Воздух тёмный, томный, жаркий – всех разбередил.
Будто звёздной пылью веет – кружат светляки.
Говорил двум ярким феям парень из Юрги,
Лесоруб сибирский Федя: жил, дескать, в тайге,
Утром встанешь, чай с медведем хлещешь на пеньке.
Повстречался как-то с тигром – зверь дал стрекоча.
Как дрова колол, шутил он – тяжело, с плеча.
О жене своей, о детях вспомнил он с тоской.
Дух наивных в этих Федях, словно дух святой.
А кругом снуют мужчины, миг – и все дела!
И садятся в лимузины яркие тела.
Едут в Гагры, едут в Сочи – щедро там живут!
Заштормило море к ночи! Волны пирс грызут.
И не спится почему-то парню из Юрги.
На душе, как в море, мутно, хоть в Сибирь беги!
Шашни, хитрости, обманы – чёрте что кругом!..
Утром чистые туманы виснут под окном.
Светят розы, а в чинарах чиркают дрозды.
«Эх, вы, люди, и чо надо? Столько красоты!»
Думал Федя, слушал Федя птичьи голоса.
Возвращавшаяся фея – прятала глаза.