Текст книги "Теория катастрофы"

– Мне это не нравится. Дьявольский список.

– Никому из нормальных людей это не может нравиться.

На занятии по интелкультуре профессор Эксмин рассказывал об искусстве полемики:

– Это обширная и увлекательная тема, но я ограничусь рассмотрением спора между интеллектуальными соперниками, ценящими юмор.

Профессор походил по залу и со вздохом сказал:

– Полемика – это фехтовальный диалог по определённым правилам. Нельзя дискутировать с людьми, не разделяющими дуэльный кодекс. Бросить вызов: «Милостивые государи! Кто тут против концепции лингвистического релятивизма?!» – в гуще овощного деревенского рынка – чревато последствиями. Дискуссии не получится: вас просто забросают невнятными кочерыжками народного гнева.

– А что – в полемике есть какие-то правила? – удивился кто-то.

Профессор утвердительно кивнул.

– Главное правило словесной дуэли – максимум яда и максимум вежливости. В полемике много подводных нюансов: ролевые маски, умение блестяще проигрывать, «удар вилкой». В моей книге «Искусство полемики» приведена полная классификация острых двусмысленностей…

– А можно какой-нибудь простенький пример? – спросила Самар.

Профессор перевёл взгляд на заднюю парту, где сидел толстенький Дракон, хозяин памятной кибервороны.

– Рассмотрим самый классический выпад: «Ты – дурак!»

Все рассмеялись, а Дракон побагровел.

– Классический же ответ: «Сам дурак!» показывает, что оба беседующих – одного дурацкого поля ягоды. Лучше, например, ответ: «Среди таких гениев, как вы, сударь, я предпочитаю оставаться дураком». Вы формально поддержали тезис грубияна, но перевернули ситуацию так ядовито-вежливо, что для других не останется сомнений в том, кто из вас настоящий дурак.

– Значит, прочитав вашу книгу, можно выиграть любой спор? – радостно воскликнул кто-то.

– Нет, конечно! – удивился Эксмин. – Есть категории споров, где победить нельзя в принципе. Полемику вокруг жизненно важных вещей – как, например, широко обсуждаемый сейчас закон о свободе геномодификаций – ни одна сторона выиграть не может, потому что поражение непереносимо для проигравшего. Значит, время цивилизованной полемики будет быстро исчерпано и чистые доводы логики и остроумия заменятся на грязные аргументы шантажа и войны.

– Что такое «блестяще проигрывать?» – заинтригованно спросили из зала.

– Все полемические раунды выиграть невозможно, – пояснил профессор. – Если проигрываете, то не упорствуйте, вызывая жалость и усмешки, а добродушно и вовремя признайтесь в проигрыше. После чего снисходительно или покровительственно, а ещё лучше – удивлённо – похвалите соперника за его успех. Этим вы отравите ему всю радость победы.

Профессор смеялся и язвил беспрерывно и над всеми: от него трудно было услышать фразу без сарказма.

– Почему вы всё время шутите? – не выдержал серьёзный Митр-Олень.

– Вылетевшее слово без жала – просто муха. Разве мне, старой змее, – трудно?

Профессор Эксмин любил приговаривать, ставя низкий балл:

– Сами потом благодарить будете! – чем вызывал дополнительный эмоциональный всплеск у студента, и без того раздражённого плохой оценкой. Чего, собственно, профессор и добивался, гадюка ядовитая.

Эксмин обожал всякие испытания и провокации – вот и сейчас он обратился к аудитории.

– Делаю вызов, – профессор сделал паузу, – и предлагаю достойно ответить! Юмор важен, но убедительность ценнее.

Все заёрзали и напряглись лицами – для большей умственной сосредоточенности.

– Если вы такой умный, то почему такой бедный? – надменно бросил в зал профессор.

Молчаливая пауза. Все лихорадочно ищут в пустых головах: чем срезать сэра Эксмина?

– Умный слишком мудр, чтобы попасться в капкан богатства, – неожиданно сказала Никки.

– О чём вы говорите? – весьма натурально удивился Эксмин. – Зависть к богатым живёт в большинстве сердец.

– Глупым быть ещё хуже, чем богатым, – кивнула Никки. – Но сердце умного полно жалости к богачам.

– Как можно жалеть людей, у которых так много денег и возможностей их потратить? – возразил Эксмин.

– Тратить деньги – труд, занимающий всё время, – улыбнулась девушка. – Богатство пожирает жизнь человека.

– Все мечтают разбогатеть и жить в вечном празднике, – заявил профессор.

– Праздные люди мертвы в течение всей своей долгой жизни, – парировала Никки.

В диалог вмешался Вольдемар:

– Это мысль Томаса Фуллера, историка и биографа.

Профессор удивлённо спросил, выходя из полемического образа:

– Зачем же вы сами так разбогатели? Не жалко себя?

Студенты заинтересованно обернулись на юную королеву.

– Жалко, – тихо и серьёзно сказала Никки. – Я жертвую собой.

Неожиданно её голос дрогнул.

Аудитория зашушукалась. Смешно никому не было.

Профессор Эксмин внимательно посмотрел на девушку и сказал:

– Мисс Гринвич, вы меня убедили. Вы достойны «серебряной мудрой змеи»!

Все зашумели. До этого аудитории доставались лишь поощрительные титулы «медного ужа», «чугунной пиявки» и совсем уж никчёмного «резинового головастика».

Профессор сходил к кафедре и вернулся с редчайшим призом – витой змейкой.

– Присваиваю вам почетное звание «Серебряной змеи»… с сапфировыми глазами! – не сдержавшись, добавил Эксмин. Всё-таки был, был профессор интеллектологии тонким ценителем женской красоты!

На следующий день директор Милич объявил студентам: в Колледже появился штатный психоаналитик и психолог.

– Чтобы познакомиться, доктор Фростман индивидуально побеседует с каждым, – сказал директор Милич и кивнул крупному седовласому мужчине в очках и мешковатом костюме с хорошо пережёванным ярким галстуком. Доктор имел глубокоморщинистое лицо и подбородок, неровно изрытый возрастом.

Никки лишь мельком глянула на нового сотрудника Колледжа – и снова углубилась в свои мысли и завтрак. Но ей пришлось познакомиться с доктором Фростманом поближе в тот же день.

За ней заявился директорский кентавр и лично проводил девушку в кабинет штатного психоаналитика.

– Рад вас видеть, мисс Гринвич! – Эту приветливую фразу доктор Фростман сказал таким равнодушным голосом, что Никки сразу насторожилась.

Доктор закурил сигарету и окутался клубами волокнистого дыма. Вентиляторы работали исправно, но едкий запах горелых растений всё равно заставил Никки поморщиться.

Какая-то машинка на столе доктора мерно и раздражающе постукивала.

– Когда вы проходите мимо открытой двери чужой комнаты, – неожиданно спросил Фростман, – повернёте ли вы голову, чтобы посмотреть внутрь?

– Не знаю, – пожала плечами Никки. – Наверное, нет. Зачем вы спрашиваете?

– Я вскрываю ваш паттерн стимульных элементов, – хладнокровно сказал доктор, – из-за которого вы представляете собой проблему.

– Почему вы видите во мне проблему?

Но с доктором было трудно разговаривать. Он отвечал только на те вопросы, на какие считал нужным.

– Не важно, что я в вас вижу. Важно – чем вы являетесь.

– И чем же я являюсь?

– Предметом исследования.

– Значит, вы здесь из-за меня.

– Люблю умных людей, – сказал довольно доктор. – Глупых надо ещё поднять и расшевелить; с умными всё проще – они сами бегут, их нужно только направлять.

– Боюсь, что со мной у вас действительно будут проблемы, – просто и без нажима сказала Никки.

– Я и появляюсь только там, где возникает серьёзная проблема. Я её анализирую и решаю – или даю рекомендации по решению. За это мне и платят.

– Кто вам платит за пребывание здесь?

– Вы же не надеетесь, что я отвечу на этот вопрос? – усмехнулся доктор, не сводя внимательных глаз с Никки. – Но я отвечу. Меня нанял Попечительский совет для улучшения психологической атмосферы в Колледже.

– Почему она вдруг испортилась?

– Исследованием этого вопроса я как раз и занимаюсь.

Доктор закурил новую сигарету и с удовольствием выпустил клуб дыма, достигший Никки. Та демонстративно скорчила гримасу.

– Зачем вы так много курите?

– По ряду причин. Во-первых, мне нравится. Во-вторых, курение – слабость, и все это знают. Вы подсознательно приходите к выводу о моей слабовольности, и это плюс в мою пользу. В-третьих, дым вам не нравится. Вы раздражаетесь, уходите из точки баланса, становитесь уязвимее.

– Не очень надейтесь на мою уязвимость, – холодно улыбнулась Никки. – Многие испытывали меня на прочность, но без особого успеха.

– Вы говорите об этих овечках из Попечительского совета? – пренебрежительно отмахнулся доктор. – Их беспомощность перед лицом такого противника была столь очевидна, что потребовалась помощь профессионала. Лучшего в своей области. Поэтому я здесь.

– Почему вы так откровенны? – удивилась Никки.

– Потому что я ценю простой, но эффективный метод психологического давления, – невозмутимо сказал доктор Фростман. – С этого дня вы часто будете думать обо мне. Очень часто. Вы – дитя природы и никогда не сталкивались с по-настоящему умным человеком. Вы ловко орудуете кулаками, мечами и прочими глупыми материальными предметами. Но здесь они вам не помогут.

– Значит, доктор, вы – враг? – прямо спросила Никки.

– Вовсе нет! – Доктор вдруг расцвёл обаятельной улыбкой. – Я хочу вам помочь! Вы сами не знаете, насколько ваше положение опасно. Неужели вы подумали, что я могу нанести вам вред? Ведь врачи дают клятву Гиппократа! Да, я готов на многое, чтобы выбить вас из самодостаточного равновесия, в котором любые внешние сигналы несущественны. Вы горды и самоуверенны, властны и альтруистичны – такое состояние отрицает эффективный диалог. Доверьтесь мне, давайте не спеша поговорим о вас… Никто не узнает о содержании нашего разговора – это врачебная тайна. Вы увидите – вам станет легче. Вы так долго жили одна… под стрессом смертельной опасности… вам нужен человек, которому вы сможете доверить свои печальные… тяжёлые… тайные мысли…

Машинка на столе доктора стучала всё громче и громче.

Голос доктора гипнотически обволакивал девушку, и ему нельзя было не верить! Он был убедителен. Слишком убедителен, чтобы быть искренним.

Усилием воли Никки стряхнула с себя оцепенение, вскочила, дошла до двери и обернулась.

– Ну и работка у вас, доктор! А вы когда-нибудь терпели неудачу? Как часто ваши рекомендации оказывались неправильными?

– Никогда, – спокойно сказал доктор Фростман. – Вы – сложная проблема, но тоже будете решены. Как всегда.

– Любое «всегда» когда-нибудь заканчивается! – И Никки вышла.

Доктор произвёл впечатление на девушку. В его поведении и словах чувствовался могучий и безжалостный интеллект, цинично поставленный на службу врагам Маугли – всё ещё неизвестным, но всё время дающим о себе знать.

Итак, она получила в Колледже личного надзирателя. Хитрого, как сто чертей! Каких неприятностей ждать от него?

Девушка зашла в свою комнату. На экране дисплея мигало письмо, состоящее из одной строки:

«Поздравляю с титулом, королева! Я тебя люблю. Будь готова к проблемам».

«Кто тут так влюбился?» Никки всмотрелась в сетевой адрес отправителя и озадаченно подняла брови. Писал эйнштейнианец – если судить по стандартной части адреса, но вместо имени был пробел. Никогда Никки не видела такого необычного адреса. Пробел. Space. Пустота. Космос. Пространство.

– Кто это объясняется мне в любви? – спросила она Робби.

– Затрудняюсь идентифицировать, – ответил тот.

Никки написала: «Ты кто?» – и нажала клавишу ответа.

Сразу высветился ответ Сетевого Почтальона:

«Такого адреса не существует. Письмо не может быть доставлено».

– Как же ты мне доставил письмо с несуществующего адреса? – воскликнула Никки. И отвернулась к кофейнику – налить себе чашку. За спиной тренькнул сигнал. Девушка обернулась: загадочный адресат ответил на недоставленное письмо!

«Я – наблюдатель. Всё время слежу за тобой. И думаю о тебе».

«Мне не нравятся шутки анонимов! Представься!» — набрала Никки.

«Не могу. У меня нет имени», – ответил экран и на этом прекратил общение. Никки пожала плечами и выбросила из головы собеседника, напускающего на себя излишнюю таинственность.

Пространство снова подало голос через несколько дней. На экране засветилось:

«Победить зло нельзя, просто уничтожив его. Его нужно ещё заменить добром – чтобы не возникало нравственного вакуума».

«Зачем ты мне пишешь?» – спросила Никки.

«Ты – мой шанс. Мне хочется тебе помочь».

«Что ты можешь?»

«Я гораздо умнее и опытнее тебя. Это плохо, потому что ты меня не понимаешь».

Больше Голос ничего не захотел добавить.

– Кто так странно объясняется? – удивилась Никки.

Робби откликнулся:

– Я не могу построить устойчивый психопортрет нашего собеседника. Но полагаю, что он – не человек и не компьютер.

– Ты меня заинтриговал. В меня влюбился зелёный человечек? Может быть, Голос – это шутки доктора Фростмана? Тогда от общения с ним хорошего ждать не приходится.

Робби уверенно ответил:

– Анализ показывает, что пишущий эти письма достаточно доброжелателен. Но, конечно, себе на уме.

– Ну, тогда пусть вещает. Я где-то слышала, что доброжелатели обожают анонимность.

Глава 7
Темный космос

В ноябре Никки позвала Джерри в Шрёдингер. Когда проезжали по тоннелю, юноша косился на чёрные провалы боковых ходов, но Маугли их игнорировала.

Они прошлись по главной улице городка, тщательно имитирующей средневековье, потом наугад свернули в проулок – и наткнулись на большой павильон-замок с полыхающей вывеской «Министерство магии».

– О! – оживился Джерри. – Это гаррипоттеровский магазин волшебных товаров.

– Мне так и не удалось прочитать эту книжку, – сказала Никки.

Друзья прошли сквозь каменную арку, завешенную ветхим занавесом. Их встретил молодой продавец с бритой головой и конопатой улыбкой.

– Входите-заходите! – частил он. – Умрёте от восторга! Наши волшебные товары используют новейшие достижения наноэлектроники, а меня зовут Стэн.

Продавец, приглашающе махая руками, повернулся к ним спиной. Из затылка продавца торчала пренеприятная красноглазая маска то ли человека, то ли змеи.

– Чего уставились, мерзкие маглы? – проскрипел человек-змея, сверкнув щелевидными зрачками, и заворчал: – До чего я докатился! Держал в страхе весь мир, а теперь служу помощником лавочника. Требую немедленной прибавки к зарплате!

– А вас как зовут? – спросила Никки глазастый затылок продавца.

– Меня нельзя называть, – буркнула затылочная маска, – подавись они все змеиным молоком!

Стеллажи магазина были заполнены непонятными для Никки предметами. Здесь продавались пучки прутьев, надетые на полированные шесты, и мумифицированные руки со свечами; таинственные серебряные приборы, выпускающие клубы дыма, и шахматные доски, где фигурки переругивались и махали кинжальчиками.

На полу стояли бочонки с золотыми монетами и большой сундук с мрачно-красными кристаллами. Криво висел ценник: «Философские камни для бессмертия и богатства, 60 центов. Два камня – за доллар!»

На подносе мигала груда значков: «Я – Пожиратель Смерти», «Я люблю Гарри Поттера!», «Я обожаю профессора Снейпа!» На крючке висел парик с крупными завитками и надписью «Скальп Риты Скитер», рядом сутулилась приземистая кукла в розовой кофточке «Профессор Амбридж».

Джерри с удовольствием ворошил кучу маскарадных масок: «Кошка Гермиона»… «Красавчик Грюм»… «Весёлый инфернал»… и вдруг вскрикнул – черномордая Гермиона неожиданно укусила его за палец, а потом кокетливо улыбнулась, зверюга. Рядом уже знакомый человек-змея злобно моргал на мудро улыбающуюся седобородую маску «Душка Дамблдор».

– Широкий ассортимент волшебных палочек! – восклицал продавец. – От простых «Авада Кедавра» с лампочкой, до самых сложных – со встроенными процессорами и голографическими проекторами. «Пальцем вейлы» вы можете пускать фиолетовые пузыри, разноцветные лучи и даже вызывать Патронуса!

Никки ничего не понимала, но на всякий случай улыбалась. В воздухе плавали горящие свечи, носились крылатые мячики и красно-золотой феникс. Девушка поймала одну из свечей. Судя по лёгкости, она была наполнена гелием и содержала каплю изотопной краски.

– Вредноскоп светится, когда кто-то вам врёт! – разливался Стэн.

Небольшой шарик светился непрерывно, видимо, реагируя на речи продавца.

Никки увидела знакомый потёртый колпак:

– О! – обрадовалась она. – Старая кожаная шляпа!

– Привет! – открыл колпак чёрный косой рот. – Трудности выбора? Поболтаем?

– Не слушайте эту старую рухлядь, – ласково сказало мутное шестифутовое зеркало. – Подойдите, и я покажу вам всё, о чём вы мечтаете!

Огромное яйцо на соседней полке сердито застучало и стало раскачиваться. Наконец, кусок пёстрой скорлупы отвалился, и из отверстия пыхнуло огнём. Вслед показался дракончик с колючей мордой. Он осмотрелся по сторонам, грязно выругался – и вернулся в яйцо, плотно захлопнув скорлупу.

Джерри веселился вовсю, разглядывая волшебные товары, но у Никки «вязаные мочевые пузыри», «мозгошмыги» и «клыкастые фрисби» никаких ассоциаций не вызвали. Девушка заглянула в «набор начинающего негодяя», попыталась разгадать принцип действия «мантии-невидимки», но быстро сдалась.

– Здесь масса сложной электроники, – сказал Джерри. – Технология смогла превратить волшебные вещи из «Гарри Поттера» в реальные игрушки.

– Испытайте наши легендарные аттракционы! – заманивал продавец. Затылочная маска вздохнула и закатила глаза.

– Самый популярный – «Спуск по канализационным трубам». Но «Раздуй тётушку Мардж» тоже пользуется большим успехом. А многих посетителей за уши не оттащишь от игры «Врежь Малфою».

Стэн так замахал руками, что даже слегка взлетел.

– На аттракционе «Извергающийся унитаз» вы просто обхохочетесь! Последняя новинка – «Омолаживающая ванна Вольдеморта» – вошла в моду даже у взрослых.

Продавец указал на отдельный стенд:

– Рекомендую наши бытовые новинки: портативный кондиционер «Поцелуй дементора», оздоравливающий крем «Гной бурбонтюбера» и гиперклей «Сопли тролля».

Стэн помахал какими-то книжками:

– Жидкокристаллическая схема Луна-Сити «Карта мародёров» и говорящий еженедельник «Дневник Реддла»!

В воздухе возникло молочно-туманное привидение с головой, всё время клонящейся набок. Призрак придерживал её одной рукой за ухо.

– Посетите наш буфет! – приветливо сказало привидение в старинном костюме. – Хоть посмотрю, как едят живые.

– Как жизнь, Почти Безголовый Ник? – спросил Джерри.

– Вы бестактны, – с достоинством ответило привидение. – Разве это жизнь?

Никки и Джерри, сопровождаемые продавцом и привидением, отправились в буфет.

В центре павильона раскинулся двухметровый вокзал с железной дорогой. Красный паровоз свистнул и тронулся в путь к живописному замку у озера. Машинист выглядывал из паровозной будки и проницательно щурил оловянные глаза.

На буфетных столиках лежали газеты «Ежедневный пророк» и «Ведьмин досуг».

Зеркальная стойка бара полнилась бутылками со странными напитками: там было «Сливочное пиво», «Кровь единорога» и совсем уж подозрительная «Желчь броненосца». Закуски в витринах показались Никки не менее сомнительными: перечные чёртики и блевальные батончики.

В меню предлагались «Тушеная говядина с когтями» и жаркое «Крыса Нюхалза».

Отдельная витрина называлась «Блюда с бала привидений». Никки увидела, как шевелятся лепешки на подносах, и поспешно сказала:

– Я не голодна!

У входа в отдел «Киберволшебник» сидела горгулья и степенно беседовала с огромным пауком. Они оба попробовали улыбнуться посетителям; на второй попытке горгулья вывихнула себе челюсть.

Здесь бродили одетые в полотенца пучеглазые домовые эльфы и гномики с шишковатыми лысинами. Над ними парил летающий человечек с водяной бомбой в руках: человечек во всех целился, но бомбу не бросал, жмот.

Гоблин с острыми ушами, кентавр и трёхголовый пёс, ожидая новых хозяев, резались в булевы кости. Василиск с этикеткой «портативная модификация» внимательно наблюдал за игроками, рассерженно шипя при их неудачах. Его не брали в игру из-за безрукости и безлапости.

– Купите меня! – с мольбой обратилась к друзьям кареглазая эльфа. – Я буду служить вам верой и правдой.

– Лучше меня, я на полгода её новее! – сунулся вперёд зеленоглазый домовой. Эльфа злобно взвизгнула и поставила ему подножку. Домовой хлопнулся ничком, согнув о пол длинный нос, но быстро вскочил и сказал: – Это не считается! У меня прекрасная система стабилизации. Просто мой главный гироскоп сейчас отключен.

Засмеялись и закашляли пустые рыцарские доспехи.

Рыжие саламандры и мелкие ярко-синие черти подметали пол, переругиваясь насчёт оптимальной стратегии уборки мусора.

– Пожалуйста, заходите ещё, мерзкие маглы! – проскрипела вслед друзьям маска змее-человека. Это была версия для самых юных покупателей – с законодательно ограниченным набором ругательств.

Друзья вышли из «Министерства» через дверь в большом камине. Пройдя пару кварталов, они попали на бетонную Мун-Плазу: гулкое пространство с шипящим фонтаном в центре и газонами по краям. На краю площади стояло главное деловое здание Шрёдингера в семь этажей.

Никки спросила Джерри:

– Тебе здесь нравится?

– Неплохо, – кивнул Джерри. – А почему ты спрашиваешь?

Никки загадочно улыбнулась – этакая темнила! – и они зашли в здание, где висело объявление о сдаче в аренду деловых офисов на свежеотремонтированном пятом и четвёртом этажах.

Девушка попросила выскочившего навстречу молодого клерка показать им офисы.

На четвёртом этаже ей понравился угловой кабинет, декорированный золотым тисом, и она с удовольствием развалилась в белом кожаном кресле за широким лакированным столом из узорного дерева.

– Этот офис очень дорогой, – осторожно сказал клерк. – Он сдаётся вместе с двумя смежными комнатами.

– Сколько всего офисов на этом этаже?

– Пятьдесят два. – Клерк не скрывал досады на то, что теряет время на экскурсию для двух подростков.

– А на обоих этажах?

– Сто десять! – Молодой служащий тратил последние монетки своего терпения.

– Кто составляет договор об аренде? Вы? – спросила Никки, не обращая внимания на клерковую нервность.

– Менеджер здания, – ещё больше нахмурился тот.

– Позовите его сюда, пожалуйста, и скажите, пусть захватит побольше нужных бумаг – я снимаю оба этажа на три года, – и Никки развалилась в своём новом кресле.

Служащий остолбенел, потом осторожно двинулся к двери, не сводя глаз со странных посетителей.

– И захватите, если не трудно, минеральной воды, – попросила Никки, – похолоднее.

Клерк не то кивнул, не то споткнулся в проёме дверей и исчез.

Девушка посмотрела в окно, выходящее на единственный парк Шрёдингера. Неплохой вид. Не Колледж, но всё-таки.

Джерри удивлённо сказал:

– Ты выбрала место для Гринвич-Центра? Адвокат Дименс уже вытряс что-то из Страхового фонда?

Никки победно улыбнулась:

– Сто миллионов! И это лишь начало. Поздравляю тебя, Джерри, – больше нам не придётся переживать по поводу платы за Колледж.

– Это я тебя поздравляю, – сказал, улыбнувшись, Джерри. – Надо отпраздновать основание Гринвич-Центра.

Девушка кивнула:

– Непременно. Как только Центр будет официально зарегистрирован, мы устроим шикарный приём – на другом этаже есть хороший зал, он вместит человек двести-триста.

Джерри имел в виду гораздо более скромный вариант праздника, но лишь вздохнул и возражать не стал. Королевы лучше знают, как управлять своим королевством.

– Первым сотрудником нашего Центра будет детектив, – вдруг сказала Никки. – Наконец-то у нас есть деньги, чтобы провести тщательное расследование смерти наших родителей. Нам нужен профессионал – с лицензией и опытом – который сможет вычислить убийц.

– Ему стоит поручить и расследование смерти других людей из списка-88… – нахмурившись, сказал Джерри.

– Конечно, ведь список доказывает, что здесь всё взаимосвязано… и, возможно, за всем этим стоит один противник, – и королева вздохнула. – И мы до сих пор не понимаем – почему он нас преследует…

Всё переплелось и сцепилось в клубок невероятной сложности.

Враг, который напал на «Стрейнджер» и всё время пытается убить её. Или – уничтожить Робби?

Некто, убивший родителей Джерри и охотящийся за теорией его отца.

Тайный список, в который включены и отец Джерри, и марсианский учёный, коллега родителей Никки.

Юная королева внимательно посмотрела на своего друга:

– Когда враг станет известен, для нас обоих начнётся самое трудное время…

До чего беззаботной и счастливой была жизнь Никки на астероиде!

Всего-то проблем – выжить самой.

– Справимся, – слишком уверенно сказал Джерри, давно находившийся под дурным влиянием астровитянки.

На стене астрономической аудитории висело изречение из старого учебника:

«Какой-то принцип, единственно верный и единственно простой, когда он нам станет известен, будет также столь очевидным, что не останется сомнений: Вселенная устроена таким-то и таким-то образом и должна быть так устроена, а иначе и быть не может. Но как открыть этот принцип?…Несомненно, дверь однажды распахнётся, и перед нами откроется сверкающий механизм движения мира во всём великолепии и простоте».

Глаза скользили по привычной цитате, не останавливаясь. Люди редко задумываются над принципами устройства мира, в котором живут.

Занятие началось недавно, а Джерри уже вовсю боролся с дремотой. Голос лектора то усиливался, то снова уплывал за горизонт.

– Астрономы обнаружили поразительный факт…

Голова сонного Джерри упала с плеч, и он поймал её над самой партой.

– …наблюдаемая скорость вращения нашей Галактики оказалась слишком большой, чтобы её можно было бы уравновесить гравитацией видимых звёзд.

«Чем уравновесить мою голову, чтобы она не падала?» – вяло подумал юноша.

– Что удерживает внутри Галактики миллиарды светил и наше Солнце? Почему они не разлетаются во все стороны, как камни из пращи? Равновесие Млечного Пути объяснили дополнительной силой, притягивающей звёзды к центру Галактики вдобавок к обычной гравитации. Но чем вызвана эта таинственная сила? Учёные-«кладоискатели» ищут, но не могут найти недостающую «тёмную материю» из гипотетических частиц.

«Мне бы ваши проблемы…» – Мозг Джерри еле шевелил языком.

– Физики-«модификаторы» считают, что нужно изменить теорию гравитации, увеличив силу притяжения на галактических расстояниях…

Джерри жутко не высыпался из-за работы в Гринвич-Центре, где он продирался сквозь уравнения отцовской теории и пытался построить модель для расчёта исторических линий. Главным помощником юноши – вернее, помощницей – стала Тамми, сестра-близнец Робби. Перенос структуры его интеллекта на новый носитель класса А9 прошёл успешно, и появление новорождённой было отмечено торжественным ужином. Тамми сохранила все интеллектуальные качества Робби, но получила новое имя и девичий голос. Тамми сразу включилась в проект социомоделирования и начала свою, независимую от брата историю. Электронный интеллект приносил немало пользы, но работы всё равно было больше, чем нужно. И биологическому напарнику Тамми от сонливости на лекциях ничего не помогало – ни тонизирующая жвачка, ни частая перемена положения тела. Даже булавка, жестоко втыкаемая в колено, вызывала лишь краткий прилив бодрости.

– …в Солнечной системе тоже есть дополнительное притяжение, открытое по аномальному замедлению древних космических аппаратов «Пионер». Этот избыток гелиоцентрического притяжения, названный эффектом «Пионера», мал, но не объясним в ньютоновской или эйнштейновской механике…

Джерри сдался и сладко задремал. Никки периодически толкала его локтем, но до усталого юноши доносились лишь обрывки:

– …можно ли отнести удивительный эффект «Пионера» к проявлению феномена «тёмной материи»?

Когда лекция закончилась, Никки растолкала Джерри и потянула его не в кафе – обедать, а в лес.

– Куда мы идём? – удивлялся Джерри, но Никки не успокоилась, пока не затащила его на теннисный корт, где никого не было, и не усадила на скамейку для болельщиков.

– Джерри! Ты проспал важные вещи! – Глаза Никки блестели, лицо раскраснелось.

– Что я проспал? – с неудовольствием спросил Джерри. Кому приятно узнать, что он пропустил что-то интересное?

– Ты понял суть эффекта «Пионера»?

– Э-э… нет, – честно признался юноша.

– Слушай меня внимательно и не спи! – воскликнула Никки.

– Не буду, – пообещал Джерри. – Слушая тебя, я ещё ни разу не засыпал. Но всё когда-нибудь случается впервые.

– В нашей планетной системе действует неизвестное притяжение, направленное к Солнцу. Самое поразительное, что обычная гравитационная сила зависит от радиуса по закону обратного квадрата, а эта таинственная сила – КОНСТАНТА!

– Странная штука! – согласился юноша. – Может, в лоб «Пионеру» дует какой-нибудь галактический ветер из водорода?

– Замедление одинаково для обоих «Пионеров», летящих в разные стороны от Солнца.

– Всё страньше и страньше! – снова удивился Джерри. – Да, не стоило мне сегодня дрыхнуть на лекции, но я никак не могу справиться с проклятой сонливостью…

– Эффект действует на небольшие твёрдые тела типа «Пионеров», но практически не влияет на Землю или Марс – иначе бы небесные механики давно забили бы тревогу…

– У тебя есть идея, как объяснить этот загадочный феномен? – заподозрил окончательно проснувшийся Джерри.

– Мы с Робби обдумывали модель Вселенной с переменной массой и не трогали тёмную материю в галактиках и околозвёздный феномен «Пионера». Но сегодня я подумала – а не может ли наша космологическая модель объяснить и эти локальные чудеса? И тут меня осенило! Клянусь Андромедой, если проследить за коллапсом Вселенной, то всё станет ясно.

Никки взъерошила прозрачные волосы, и они вздыбились серебряным туманом.

– В сжимающемся мире тесно, и звёздные скопления начинают сталкиваться. Над головой обитателей сливающихся галактик разгорается огненное облако из звёзд, а потом – небо перечёркивается крестом из млечных путей.

Девушка говорила сомнамбулически, глядя в пространство.

– Чем меньше Вселенная, тем ярче ночное небо для её жителей. Звёзды становятся видны даже днём. Небо разгорается люстрами шаровых скоплений и кольцами туманностей от взорвавших звёзд. И три смерти спускаются из космоса: холодная, огненная и невидимая.

Неспешно проговаривая слова, Никки переводила внутренний взор с предмета на предмет и успевала увидеть его судьбу в сжимающейся Вселенной.

– Чужая звезда вторгается в Солнечную систему, срывает планету с орбиты и выбрасывает её в холод межзвёздного пространства. Мир, потерявший солнце, обречён на замерзание. Атмосфера планеты выпадает последним страшным снегом, и огромные метровые хлопья застывшего воздуха засыпают ещё недавно цветущие города…

Девушка направляла мысль, как фонарик в тёмной комнате. В глазах Маугли мерцал отблеск космических катастроф.

– Огненная смерть быстра: чужая звезда врезается в Солнце, и рождается раскалённый распухающий вихрь. Планета корчится от жара излучения, а потом налетает плазменный ураган от слияния солнц. Океаны с гулом испаряются и улетают вместе с атмосферой. Города и горы плавятся. Зелёная планета превращается в шар оранжевой магмы…