Текст книги "Мое самодержавное правление"

САМОДЕРЖАВНОЕ СЛУЖЕНИЕ

События 14 декабря 1825 года

Манифест о событиях 14 декабря 1825 года[128]128
  Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903. С. 666–668.


[Закрыть]

Божиею милостию МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем верным Нашим подданным.

Печальное происшествие, омрачившее 14-й день сего месяца, день обнародования манифеста о восшествии Нашем на престол, известно уже в его подробностях из первого публичного о нем объявления.

Тогда, как все государственные сословия, все чины военные и гражданские, народ и войска единодушно приносили нам присягу верности и в храмах Божиих призывали на царствование Наше благословение небесное, горсть непокорных дерзнула противостать общей присяге, закону, власти и убеждениям.

Надлежало употребить силу, чтоб рассеять и образумить сие скопище. В сем кратко состоит все происшествие, маловажное в самом себе, но весьма важное по его началу и последствиям.

Сколь ни прискорбны сии последствия, но провидение показало в них новый опыт тех сокровенных путей, коими, карая зло, из самого сего зла оно производит добро.

По первому обозрению обстоятельств, следствием уже обнаруженных, два рода людей составляли сие скопище: одни – заблудшие, умыслу не причастные, другие – злоумышленные их руководители.

Чего желали заблудшие? Быть верными данной ими присяге. Всеми средствами обольщения они были уверены, что защищают престол, и в сем уверении не могли они внимать никаким другим убеждениям.

Чего желали злоумышленники? Священные имена преданности, присяги, законности, самое имя Цесаревича и великого князя Константина Павловича было только предлогом их вероломства; они желали и искали, пользуясь мгновением, исполнить злобные замыслы, давно уже составленные, давно уже обдуманные, давно во мраке тайны между ими тлевшиеся и отчасти только известные правительству: ниспровергнуть престол и отечественные законы, превратить порядок государственный, ввести безначалие.

Какие средства? Убийство. Первою жертвою злоумышленников был военный генерал-губернатор граф Милорадович; тот, кого судьба войны на бранном поле в пятидесяти сражениях пощадила, пал от руки гнусного убийцы. Другие жертвы принесены были в то же время: убит командир лейб-гвардии Гренадерского полка Стюрлер; тяжко ранены генерал-майор Шеншин, генерал-майор Фридрихс и другие, кровью своею запечатлевшие честь и верность своему долгу.

Ни делом, ни намерением не участвовали в сих злодеяниях заблудившиеся роты нижних чинов, невольно в сию пропасть завлеченные.

Удостоверяясь в сем самым строгим изысканием, Я считаю первым действием правосудия и первым себе утешением объявить их невинными.

Но то же самое правосудие запрещает щадить преступников. Они, быв обличены следствием и судом, восприимут каждый по делам своим заслуженное наказание.

Сей суд и сие наказание, по принятым мерам обнимая зло, давно уже гнездившееся, во всем его пространстве, во всех его видах, истребить, как Я уповаю, самый его корень, очистить Русь святую от сей заразы, извне к нам нанесенной, смоет постыдное и для душ благородных несносное смешение подозрений и истины, проведет навсегда резкую и неизгладимую черту разделения между любовью к Отечеству и страстью к безначалию, желаниями лучшего и бешенством превращений, покажет наконец всему свету, что российский народ, всегда верный своему Государю и законам, в коренном его составе так же неприступен тайному злу безначалия, как недосягаем усилиям врагов явных; покажет и даст пример, как истреблять сие зло, и доказательство, что оно не везде неисцельно.

Всех сил благотворных последствий Мы имеем право ожидать и надеяться от единодушной приверженности к Нам и престолу Нашему всех состояний. В сем самом горестном происшествии Мы с удовольствием и признательностью зрели от обывателей столицы любовь и усердие, от войск готовность и стремление по первому знаку Государя своего карать непокорных, от начальников их преданность непоколебимую, на высоком чувстве чести и любви к Нам утвержденную.

Посреди их отличался граф Милорадович. Храбрый воин, прозорливый полководец, любимый начальник, страшный в войне, кроткий в мире, градоправитель правдивый, ревностный исполнитель царской воли, верный сын Церкви и Отечества, он пал от руки недостойной, не на поле брани, но пал жертвою того же пламенного усердия, коим всегда горел, пал, исполняя свой долг, и память его в летописях Отечества пребудет всегда незабвенна.

Дан в Санкт-Петербурге в 19-й день декабря месяца в 1825-е лето от Рождества Христова, царствования же Нашего в первое.

На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:

НИКОЛАЙ

Печатан в Санкт-Петербурге при сенате, декабря 20-го дня 1825 года.

Манифест 20 декабря 1825 года[129]129
  Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903. С. 642–644.


[Закрыть]

Божиею милостию МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем верным Нашим подданным.

В сокрушении сердца, смиряясь пред неисповедимыми судьбами Всевышнего, среди всеобщей горести, Нас, Императорский Наш Дом и любезное Отечество Наше объявшей, в едином Боге Мы ищем твердости и утешения. Кончиною в Бозе почившего Государя Императора Александра Павловича, любезнейшего Брата Нашего, Мы лишилися Отца и Государя, двадцать пять лет России и Нам благотворившего.

Когда известие о сем плачевном событии в 27-й день ноября месяца до Нас достигло, в самый первый час скорби и рыданий Мы, укрепляясь духом для исполнения долга священного и следуя движению сердца, принесли присягу верности старейшему Брату Нашему, Государю Цесаревичу и великому князю Константину Павловичу, яко законному, по праву первородства, Наследнику престола Всероссийского.

По совершении сего священного долга известились Мы от Государственного совета, что в 15-й день октября 1823 года предъявлен оному, за печатию покойного Государя Императора, конверт с таковою на оном собственноручною Его Величества надписью: «Хранить в Государственном совете до Моего востребования, а в случае Моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия в чрезвычайном Собрании»; что сие Высочайшее повеление Государственным советом исполнено и в оном конверте найдено: 1) письмо Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича к покойному Государю Императору от 14 января 1822 года, в коем Его Высочество отрекается от наследия престола, по праву первородства Ему принадлежащего; 2) манифест, в 16-й день августа 1823 года собственноручным Его Императорского Величества подписанием утвержденный, в коем Государь Император, изъявляя Свое согласие на отречение Цесаревна и великого князя Константна Павловича, признает Наследником Нас, яко по Нем старейшего и по коренному закону к наследию ближайшего. Вместе с сим донесено Нам было, что таковые же акты и с тою же надписью хранятся в Правительствующем сенате, Святейшем синоде и в Московском Успенском соборе.

Сведения сии не могли переменить принятой Нами меры. Мы в актах сих видели отречение Его Высочества, при жизни Государя Императора учиненное и согласием Его Величества утвержденное; но не желали и не имели права сие отречение, в свое время всенародно не объявленное и в закон не обращенное, признавать навсегда невозвратным. Сим желали Мы утвердить уважение Наше к первому коренному Отечественному закону: о непоколебимости в порядке наследия престола.

И вследствие того, пребывая верными присяге, Нами данной, Мы настояли, чтобы и все государство последовало Нашему примеру; и сие учинили Мы не в пререкание действительности воли, изъявленной Его Высочеством, и еще менее в послушание воли покойного Государя Императора, общего Нашего отца и благодетеля, воли для Нас всегда священной, но дабы оградить коренной Закон о порядке наследия престола от всякого прикосновения, дабы отклонить самую тень сомнения в чистоте намерений Наших, и дабы предохранить любезное Отечество Наше от малейшей, даже и мгновенной, неизвестности о законном его Государе.

Сие решение, в чистой совести пред Богом Сердцеведцем Нами принятое, удостоено и личного Государыни Императрицы Марии Феодоровны, любезнейшей родительницы Нашей, благословения.

Между тем горестное известие о кончине Государя Императора достигло в Варшаву прямо из Таганрога 25 ноября, двумя днями прежде, нежели сюда. Пребывая непоколебимо в намерении Своем, Государь Цесаревич и великий князь Константин Павлович на другой же день от 26 ноября, признал за благо снова утвердить оное двумя Актами, Любезнейшему Брату Нашему великому князю Михаилу Павловичу для доставления сюда врученными. Акты сии суть следующие: 1) письмо к Государыне Императрице, любезнейшей родительнице Нашей, в коем Его Высочество, возобновляя прежнее Его решение и укрепляя силу оного грамотою покойного Государя Императора, в ответ на письмо Его Высочества, во 2-й день февраля 1822 года состоявшегося, и в списке притом приложенною, снова и торжественно отрекается от наследия престола, присваивая оное в порядке, коренным Законом установленном, уже Нам и потомству Нашему; 2) грамота Его Высочества к Нам; в оной, повторяя те же самые изъявления воли, Его Высочество дает Нам титул императорского величества; Себе же предоставляет прежний Титул Цесаревича и именует Себя вернейшим Нашим подданным.

Сколь ни положительны сии Акты, сколь ни ясно в них представляется отречение Его Высочества непоколебимым и невозвратным, Мы признали, однако же, чувствам Нашим и самому положению дела сходственным, приостановиться возвещением оных, доколе не будет получено окончательное изъявление воли Его Высочества на присягу, Нами и всем Государством принесенную.

Ныне, получив и сие окончательное изъявление непоколебимой и невозвратной Его Высочества воли, возвещаем о том всенародно, прилагая при сем: 1) грамоту Его Императорского Высочества Цесаревича и великого князя Константина Павловича к покойному Государю Императору Александру Первому; 2) ответную грамоту Его Императорского Величества; 3) манифест покойного Государя Императора, отречение Его Высочества утверждающий и Нас Наследником признающий; 4) письмо Его Высочества к Государыне Императрице, любезнейшей родительнице Нашей; 5) грамоту Его Высочества к Нам.

В последствие всех сих Актов и по коренному закону Империи о порядке наследия, с сердцем, исполненным благоговения и покорности к неисповедимым судьбам промысла Нас ведущего, вступая на прародительский Наш престол Всероссийской империи и на нераздельные с ним престолы царства Польского и Великого княжества Финляндского повелеваем: 1) присягу в верности подданства учинить Нам и Наследнику Нашему Его Императорскому Высочеству великому князю Александру Николаевичу, любезнейшему сыну Нашему; 2) Время вступления Нашего на престол считать с 19 ноября 1825 года.

Наконец Мы призываем всех Наших верных подданных соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас возложенного; да укрепит благие намерения Наши: жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет царствование Наше только продолжением царствования Его, и да исполнится все, чего для блага России желал тот, коего священная намять будет питать в Нас и ревность и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших. Дан в царствующем граде Санкт-Петербурге, в двунадесятый день декабря месяца в 1825-е лето от Рождества Христова, Царствования же Нашего в первое.

На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:

НИКОЛАЙ

Высочайшее повеление о цене за могилы[130]130
  Русская старина. 1876. Т. 17. № 9. С. 175.


[Закрыть]

Его сиятельству господину обер-прокурору Святейшего синода князю Петру Сергеевичу Мещерскому.

Милостивый государь мой, князь Петр Сергеевич! Государь Император, усмотрев из представленного гофмаршалом Нарышкиным отчета в употребленных на погребение тела покойной камер-фрейлины Их Императорских Величеств графини Протасовой издержках, что в Александро-Невскую лавру заплачено 8000 рублей по поданному вперед еще от ризничного иеромонаха Рафаила счету, Высочайше отозваться соизволил, что сумму таковую находит чрезмерною и выходящею из всякого приличия; притом Его Величество видит в столь огромном на монастырь сборе за исправление необходимых духовных треб – вовсе не соответствующий лицам священного и монашеского сана поступок, предосудительный для христианства вообще, ибо из сего выходит как бы некоторый торг.

По уважению таковых причин, Его Императорское Величество указать соизволил, чтобы за места для погребения в Александро-Невской лавре принимаемо было в уплату, если в самой церкви, то не более 1000 руб., а вне оной, на кладбище, – не более 200 руб. (ассигн.).

О таковой высокомонаршей воле, к должному оной от кого следует исполнению, сообщая чрез сие вам, милостивый государь мой, с совершенным почтением

князь Александр Голицын.

Читано государю императору в Царском Селе 31 мая 1826 года.

Манифест 13 июля 1826 года[131]131
  Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903. С. 704–706.


[Закрыть]

Божиею милостию МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, и прочая, и прочая, и прочая.

Верховный уголовный суд, Манифестом 1 июня сего года составленный для суждения Государственных преступников, совершил вверенное ему дело. Приговоры его, на силе законов основанные, смягчив, сколько долг правосудия и Государственная безопасность дозволяли, обращены Нами к надлежащему исполнению и изданы во всеобщее известие.

Таким образом, дело, которое Мы всегда считали делом всей России, окончено; преступники восприяли достойную их казнь; Отечество очищено от следствий заразы, столько лет среди его таившейся.

Обращая последний взор на сии горестные происшествия, обязанностию Себе вменяем: на том самом месте, где в первый раз, тому ровно семь месяцев, среди мгновенного мятежа, явилась пред Нами тайна зла долголетнего, совершить последний долг воспоминания, как жертву очистительную за кровь русскую, за веру, Царя и Отечество, на сем самом месте пролитую, и вместе с тем принести Всевышнему торжественную мольбу благодарения.

Мы зрели благотворную Его десницу, как она расторгла завесу, указала зло, помогла Нам истребить его собственным его оружием – туча мятежа взошла как бы для того, чтобы потушить умыслы бунта.

Не в свойствах, не во нравах русских был сей умысел. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную; но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и всегда будет неприступно.

Не, посрамится имя русское изменою престолу и Отечеству. Напротив, Мы видели при сем самом случае новые опыты приверженности; видели, как отцы не щадили преступных детей своих, родственники отвергали и приводили к суду подозреваемых; видели все состояния соединившимися в одной мысли, в одном желании: суда и казни преступникам.

Но усилия злонамеренных, хотя и в тесных пределах заключенные, тем не менее были деятельны. Язва была глубока и по самой сокровенности ее опасна. Мысль, что главным ее предметом, первою целию умыслов была жизнь Александра Благословенного, поражала вместе ужасом, омерзением и прискорбием. Другие соображения тревожили и утомляли внимание: надлежало в самых необходимых изысканиях, по крайней возможности, щадить, не коснуться, не оскорбить напрасным подозрением невинность. Тот же промысел, коему благоугодно было при самом начале царствования Нашего, среди бесчисленных забот и попечений, поставить Нас на сем пути скорбном и многотрудном, дал Нам крепость и силу совершить его.

Следственная комиссия в течение пяти месяцев неусыпных трудов деятельностию, разборчивостию, беспристрастием, мерами кроткого убеждения привела самых ожесточенных к смягчению, возбудила их совесть, обратила к добровольному и чистосердечному признанию. Верховный уголовный суд, объяв дело во всем пространстве государственной его важности, отличив со тщанием все его виды и постепенности, положил оному конец законный.

Так, единодушным соединением всех верных сынов Отечества в течение краткого времени укрощено зло, в других нравах долго неукротимое. Горестные происшествия, смутившие покой России, миновались и, как Мы при помощи Божией уповаем, миновались навсегда и невозвратно. В сокровенных путях провидения, из среды зла изводящего добро, самые сии происшествия могут споспешествовать во благое.

Да обратят родители все их внимание на нравственное воспитание детей. Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, – недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец – погибель.

Тщетны будут все усилия, все пожертвования Правительства, если домашнее воспитание не будет приуготовлять нравы и содействовать его видам.

Дворянство, ограда престола и чести народной, да станет и на сем поприще, как на всех других, примером всем другим состояниям. Всякий его подвиг к усовершенствованию отечественного, природного, нечужеземного воспитания Мы приимем с признательностию и удовольствием. Для него отверсты в Отечестве Нашем все пути чести и заслуг. Правый суд, воинские силы, разные части внутреннего управления – все требует, все зависит от ревностных и знающих исполнителей.

Все состояния да соединятся в доверии к Правительству. В государстве, где любовь к монархам и преданность к престолу основаны на природных свойствах народа; где есть отечественные законы и твердость в управлении, тщетны и безумны всегда будут все усилия злонамеренных: они могут таиться во мраке, но при первом появлении, отверженные общим негодованием, они сокрушатся силою закона.

В сем положении государственного состава каждый может быть уверен в непоколебимости порядка, безопасность и собственность его хранящего, и, спокойный в настоящем, может прозирать с надеждою в будущее. Не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершенствуются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления.

В сем порядке постепенного усовершенствования всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нам путем законным, для всех отверстым, всегда будут приняты Нами с благоволением, ибо Мы не имеем, не можем иметь других желаний, как видеть Отечество Наше на самой высшей степени счастия и славы, провидением ему предопределенной.

Наконец, среди сих общих надежд и желаний, склоняем Мы особенное внимание на положение семейств, от коих преступлением отпали родственные их члены.

Во все продолжение сего дела сострадая искренно прискорбным их чувствам, Мы вменяем Себе долгом удостоверить их, что в глазах Наших союз родства предает потомству славу деяний, предками стяжанную, но не омрачает бесчестием за личные пороки или преступления. Да не дерзнет никто вменять их по родству кому-либо в укоризну: сие запрещает закон гражданский и более еще претит закон Христианский.

В Царском Селе, 13 июля 1826 года.

На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:

НИКОЛАЙ

Печатан в Санкт-Петербурге при Сенате Июля 13-го, в Москве при Сенате ж сего ж июля 13-го числа 1826 года.

Николай Павлович и петербургские старообрядцы[132]132
  Русский архив. 1884. № 1. С. 190–191. Списано с подлинников, из старообрядческих дел, хранящихся в Московском публичном музее и поступивших туда вместе с бумагами петербургского собирателя Дирина. П. Б[артенев] [основатель и редактор «Русского архива»; далее инициалы не раскрываются].


[Закрыть]

Прошение петербургских старообрядцев

Всемилостивейший Государь!

Слезно просим твоего милосердия к настоящему быту нашему в деле совести нашей и службы Богу.

Теперь мы не имеем священника, и все требы у нас не выполняются. Милосердый Государь! Совесть побуждает нас в сей душевной крайности просить всемилостивейшего позволения твоего иметь нам священника из старообрядческих церквей с Иргиза или из Москвы с Рогожского кладбища, как мы доныне имели оных священников с высочайшего соизволения всепресветлейших, самодержавнейших предшественников твоих, и как сие царское соизволение и тобою подтверждено при священнейшем короновании твоем и паче еще освящено монаршею милостию твоею на просьбу старообрядцев в Москве, которым тебе благоугодно было высочайше повелеть от 19-го числа минувшего ноября сего года, чтобы они имели при себе священников и диаконов по-прежнему.

А как мы, санкт-петербургские старообрядцы, отправляем богослужение по старопечатным книгам одинаково с московскими старообрядцами, то сию изъявленную им монаршую милость обрати и на нас, великий Государь, милосердо, согласно изъявленной уже нам высочайшей милости твоей от 22-го числа минувшего ноября о существовании по-прежнему здесь, в Санкт-Петербурге, моленной, называемой Королевой.

Успокоенная совесть наша сим милосердием твоим к нам запечатлеет в душах наших благоговейное чувство благодарности и вечного моления к Богу о твоем всегдашнем благоденствии и августейшего дома твоего.

Всемилостивейшего Государя Вашего Императорского Величества всеподданнейшие:

Санкт-петербургский купец попечитель Никита Дратвин.

Санкт-петербургский купец попечитель Сергей Григорьев Громов.

Санкт-петербургский купец попечитель Яков Иванов Кошулин.

Санкт-петербургский 1-й гильдии купец Федул Григорьев Громов, а вместо его, за неумением грамоте, подписал сын его Василий Федулов Громов.

Ржевский купец и коммерции советник Яков Филатов.

Романо-борисоглебский 1-й гильдии купец Иона Иванов Трутнев.

С.-петербургский 2-й гильдии купец Константин Королев.

Ржевский 2-й гильдии купец Григорий Немилов.

С.-петербургский купец Алексей Малыгин.

Ржевский купец Иван Малыгин.

Ржевский купец Севастиан Долгополов.

С.-петербургский купец Григорий Дмитриев.

С.-петербургский купец Ерофей Жуков.

Московский 2-й гильдии купеческий сын Иван Гречюхин.

Московский 2-й гильдии купец Емелиан Мотылев.

Московский купец Тимофей Петров Лавров.

С.-петербургский купец Федор Егоров Калмыков.

Московский купец Зиновей Дмитриев Буренков.

Верейский 2-й гильдии купец Василий Мартьянов.

Верейский 2-й гильдии купец Иван Лупачев.

С.-петербургский купец Федор Степанов.

С.-петербургский купец Иван Шариков.

С.-петербургский купец Самойла Вырубов, а вместо его, за неумением грамоте, по его велению подписал сын его Яков Вырубов.

Января 13-го дня 1828 года

Записка Николая Павловича статс-секретарю Н. Н. Муравьеву

Призовите к себе г. Громова. Внушите ему, что я вовсе не воспрещаю их обществу иметь священника, но порядочного, известного и правительству, хорошей нравственности, а не беглого. Дозволяю устроить и церковь по образцу староверческой; но не могу никак согласиться на прием беглых попов и именье молелен вместо церквей или по крайней мере часовен.

13 января 1828 г.

Собственноручная записка императора Николая I 1830 года[133]133
  Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Сост. Ф. Мартенс. Т. VIII. Трактаты с Германиею. СПб. 1888. С. 167–170. Публикаторы указывают: «С целью вполне выяснить взгляды императора Николая Первого на весь западноевропейский кризис 1830 года мы приводим здесь почти целиком крайне замечательную записку, написанную собственноручно, от начала до конца, Государем в конце 1830 года».
  Характерное уточнение встречаем у Брокгауза и Ефрона: «Николай I возымел мысль отдать Австрии и Пруссии часть только что усмиренной польской территории, за Вислой и Наревом. Проект этот подробно мотивирован в собственноручной записке имп. Николая I, напеч. в 8-м томе “Собраний трактатов и конвенций”. Из немецких источников известно, что проект этот не встретил сочувствия в Берлине или к нему не отнеслись там серьезно» (Николай I // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXI. СПб., 1897. С. 123).


[Закрыть]

Серьезность настоящих обстоятельств, в связи с непосредственными интересами России, заставляет меня уяснить себе самому влияние, ими производимое на меня. Результат этого испытания пред судом моей совести, кажется, определяет мои обязанности.

Географическое положение России настолько счастливо, что оно делает ее почти независимой, в отношении своих собственных интересов, от того, что происходит в Европе; России нет надобности искать союзников, потому что ей нечего бояться; границами своими она довольна, и ей нечего желать в этом отношении, и потому она ни в ком не должна вызывать беспокойства.

Обстоятельства, вызвавшие заключение ныне действующих трактатов, относятся к тому времени, когда Россия, после решительной победы над ненасытным тщеславием Наполеона, пришла, как освободительница, помочь Европе сбросить с себя иго, под которым она томилась.

Но память о благодеяниях скорее теряется, нежели забывают обиду. Уже в Вене вероломству почти удалось нарушить согласие, только что утвердившееся, и нужна была новая общая опасность, чтоб снова открыто соединить державы с тем, который, будучи всегда великодушным, был уже раз их освободителем.

В продолжение последующих затем десяти лет союз между Россией, Австрией и Пруссией казался тесным; однако неоднократно обе эти державы отступали от буквального смысла и основных принципов, на которых были основаны союзные трактаты. Всегда терпение и умеренность покойного Государя снова укрепляли союз и поддерживали вид совершенной интимности.

Когда провидение отняло его у России, мы скоро убедились, что рядом с наилучшими уверениями Австрия питала задние мысли; правда, Пруссия была нам дольше верна, но обнаружилось существенное различие между личными сношениями с королем и сношениями с его министрами. Впрочем, благодаря недостатку поводов, не было явного разногласия до позорной июльской революции[134]134
  Июльская (Французская) революция в июле 1830 г. свергла Карла Х и возвела на престол Луи-Филиппа, герцога Орлеанского. Она ознаменовала торжество принципа народного суверенитета над принципом божественного права короля, установила либеральный режим и закрепила окончательное торжество буржуазии над земельной аристократией. Во внешнеполитическом отношении революция ускорила распад Священного Союза.


[Закрыть].

Мы давно предвидели это страшное событие, и мы исчерпали при Карле X и его министрах все средства убеждения, допускаемые дружбою и хорошими нашими сношениями. Все было тщетно. Тогда мы не затруднились открыто осудить противозаконные мероприятия Карла X.

Но разве могли мы в то же время признать законным Государем Франции другого, а не того, кто имел на то все права? Этого не допускал наш долг, который требовал оставаться верным началам, управлявшим в продолжение 15 лет всеми действиями союзников.

Между тем наши союзники, не условившись с нами насчет такого серьезного и решительного шага, поспешили своим признанием увенчать революцию и узурпацию. Это был шаг роковой, непонятный, и с него начинается целый ряд бедствий, непрерывно обрушивающихся с того времени на Европу.

Мы сопротивлялись, потому что были к тому обязаны; я уступил исключительно для сохранения союза; но легко было предвидеть, что после такого примера трусости ряд событий и мероприятий, естественно, не мог на этом остановиться; и действительно, в Брюсселе последовали скоро примеру Парижа.

Там сама королевская власть была виновата, потому что она дала повод к возмущению; напротив, в Брюсселе ничего подобного не случилось и от Государя исходили только благодеяния. Однако и здесь был принят тот же самый принцип и было объявлено, что «страна больше не признает своего прежнего Государя и потому эта страна независима. Поспешим же признать эту независимость и утвердим ее, дав стране Государя».

Но Государь был еще хозяином в своей прежней земле и, имея в виду только свою честь, неустанно старается поддержать ее, подавая высокий пример, достойный лучшей участи. И как было поступлено относительно Франции, не спросив предварительно согласия своего старого союзника, Австрия и Пруссия поторопились объявить о своем одобрении.

Но мы с самого начала пошли по более благородному пути и, будучи единственными борцами за справедливость, сумели поставить пределы гневу Англии и Франции. Разве мы могли, не обесчестив себя, изменить наш образ действия?

Но оставим в стороне вопрос о чести и поведем речь только об интересах. Разве наши интересы требуют согласия на эту новую несправедливость? Разве значит сохранять старый союз, если мы стараемся общими силами разрушить собственное наше дело?

Разве старый союз еще существует, если существуют два прямо противоположные цели старого союза стремления? Разве этот союз еще существует, если Пруссия дает нам чувствовать, что, даже в случае нападения французов на Австрию, она ограничится лишь заявлением нравственной своей поддержки?

Разве это, Боже мой, великий союз, созданный бессмертным Императором?

Сохраним же неприкосновенным этот священный огонь и не будем его бесчестить молчаливою уступчивостью перед трусливыми и несправедливыми поступками держав, ссылающихся на наш союз только в том случае, когда они нуждаются в нашем сообщничестве при совершении подобных дел; сохраним этот священный огонь для той торжественной минуты, наступление которой предупредить и отсрочить не в состоянии никакая человеческая сила, когда борьба между справедливостью и адским началом должна возникнуть.

Эта минута близка, и пребудем мы тем знаменем, под которым, силою обстоятельств и для собственного их спасения, станут вторично те, которые обуяются страхом в такие минуты.

Мы признали факт независимости Бельгии, потому что его сам король Нидерландов признал, но мы не признаем Леопольда, потому что не имеем никакого права сделать это до тех пор, пока король Нидерландский не признает его. Но в то же время не скроем наше открытое неодобрение двуличного и фальшивого поведения короля и покинем конференцию.

Если Франция и Англия соединятся для нападения на Голландию, мы будем протестовать, потому что большего сделать не можем; по крайней мере, русское имя не будет опозорено соучастием в таком деле. Наш образ действия в отношении Австрии и Пруссии должен быть всегда одинаков; он должен постоянно напоминать им об опасности того пути, по которому они идут, и доказывать им, что они забывают основные начала союза; что мы никогда не совершим такой ошибки, потому что тогда подготовим неизбежную погибель доброго дела.

В минуту опасности нас всегда увидят готовыми прийти на помощь тому из союзников, который возвратится к нашим старым началам, но в противном случае никогда Россия не пожертвует ни своими деньгами, ни драгоценною кровью своих солдат!

Вот моя исповедь; она серьезна… она ставит нас в новое и изолированное положение, но, смею сказать, в положение почетное и нас достойное.

Кто посмеет на нас напасть? Но если кто и осмелится, я уверен в поддержке народа, потому что он оценит свое положение и сумеет, с Божьею помощью, наказать смелость нападателей.

Манифест[135]135
  Обозрение исторических сведений о Своде законов. Составлено из актов, хранящихся во II-м Отделении Собств. Е. И. В. канцелярии. Издано Одесским юридич. общ-вом в память пятидесятилетия дня смерти графа М. М. Сперанского. Одесса, 1889. С. 51–52.


[Закрыть]

Божиею Милостию МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая.

В самом начале царствования Нашего, признав необходимым привести Отечественные Наши Законы в ясность и твердый порядок, повелели Мы прежде всего собрать и издать их в полном их составе, и потом из сего общего состава, отделив одни действующие ныне в Империи Нашей законы, соединить их в правильный и единообразный Свод, и изложить их в точной их силе, без всякого в существе их изменения, на том самом основании, какое еще в 1700 г. положено было Петром Великим.

Первое из сих предназначений в 1830 году исполнено.

Ныне, при помощи Божией, семилетними непрерывными трудами, под собственным ведением Нашим, совершилось и второе.

Все законы, начиная от Уложения 1649 года по 1 января 1832 года в течение 183 лет изданные, и при разнообразных изменениях времени сохранившие поныне силу их и действие, быв разобраны по родам их и отделены от всего, что силою последующих узаконений отменено, все, исключая постановлений военных и морских и некоторых других, ниже сего поименованных, сведены в единообразный состав, соединены в одно целое, распределены в Книги по главным предметам дел правительственных и судебных.