Текст книги "Поросозерский ковчег. В проталинах памяти"

Помню, был на дворе 1961 год. Нам с ребятами полных лет от трех до пяти. В клуб приехали артисты из Петрозаводска. Будут ставить кукольный спектакль «Царевна Несмеяна». Афиша красочно сообщает об этом жителям. Мы с дружками на привычном месте – под сценой на корточках в нетерпеливом ожидании сказки. Актеры прячутся за ширмой. Открывается занавес. Перед нами ожившие куклы говорят человеческими голосами. Самая настоящая сказка! Слёзы царевны во время спектакля разлетаются по сторонам, попадают на стриженные под машинку головы, брызжут прямо нам в лица. Мы показываем капли друг другу и хохочем. Восторга не унять.

Наконец спектакль закончился. Ширма, по верху которой только что бегали царь, другие герои сказки, раздвигается. Актер выносит на сцену Несмеяну. Что тут сказать? Любви все возрасты покорны. В тот вечер царевна завоевала наши детские сердца. А чародей на сцене весело вертел в руках симпатичную куклу и вдруг, хитро усмехнувшись, как нажал на резиновую грушу с водой! Эта самая груша спрятана под красивым платьицем царевны. Из большущих голубых глаз куклы двумя струями брызжет вода на нас – малышню, сгрудившуюся внизу. Мы дружно ахаем от неожиданности, а потом…

– На меня!.. На меня пусть плачет!.. – кричим актеру, весело пританцовывая перед ним.

Сколько воды утекло с того времени! По возвращении в Карелию, в 2002 году, навестил родные места. В суете прожитых лет я не сразу заметил отсутствие клуба. Подумал было, что разобрали, как разобрали школу, старый вокзал… Односельчанка Наташа Владимирова (Ильченко) поправила меня: «Коля, его не разобрали, он сгорел 8 марта 1997 г.» – написала она «ВКонтакте» на моей странице.

Культура, драки и любовь

Двухэтажный, аккуратно обшитый крашеной вагонкой2323
  Вагонка – строганая профилированная рейка. Её изготавливали в поросозерском леспромхозе.


[Закрыть], он всплыл в памяти – благодатный остров культуры посёлка. В аконъярвском ДК в конце 1960-х перед поросозерцами выступал Николай Крючков – народный артист Советского Союза. Его хрипловатый голос просто очаровал моих земляков. Ближе к концу встречи с народным любимцем дядя Вася Рудый не поленился, сбегал к себе на огород, нарвал огромный букет цветов и подарил их Крючкову. У дяди Васи росли самые красивые цветы в поселке!

Выступали в ДК и вахтанговцы2424
  Актеры театра имени Е. Вахтангова.


[Закрыть]. Рассказывали гастрольные истории, показали, как записывают для радиоэфира сценки из популярного тогда «Театра у микрофона».

– …Поднять якоря! – на сцене сам себе командует артист театра и, вытащив из кармана брюк часы на крупной блесткой цепочке, подносит их к микрофону на стойке.

Ухватив часы, он протягивал цепочку между пальцами, на которых были закреплены две металлические пластинки, – раздается правдоподобный звук, как будто толстая якорная цепь отбивает крупными звеньями по борту корабля. Мы в зале восторженно смеёмся.

Приезжал к нам и гипнотизёр. Самый настоящий! «Ну-ну!» – скептически думали мы про сомнительного гастролера, но ДК был забит зрителями под завязку. Гипнотизер поработал с залом, и через пару минут к нему на сцену поднялись поросозерцы разных возрастов. Всех их мы знали как облупленных: Тамара Кулай, мой сосед подросток Юрка Филатов… Всего – человек десять.

Гипнотизёр выстроил их в ряд и заговорил:

– …Вы идёте по берегу ручья, и вам нужно перейти на другую сторону…

Приглашенные на сцену стали похожи на детсадовских ребятишек. Послушно начали разуваться.

– …Вы входите в воду… – продолжал гипнотизёр. Казалось, взглядом он просверлит их насквозь.

Женщины без стеснения стали задирать края юбок, ребята и мужики закатывали штанины брюк.

– …Становится еще глубже. Вода поднимается всё выше и выше, – не унимался гипнотизёр.

Он походил на огромного Каа, наводившего ужас на бандар-логов2525
  Бандар-логи – вымышленный обезьяний народ из «Книги джунглей» Дж. Р. Киплинга.


[Закрыть]. Земляки мои, словно зомби, послушно выполняли его команды, а зрители замерли.

Тамаре Кулай гипнотизёр вдруг сообщил, что она тонет, и подал ей указательный палец. Тамара двумя руками судорожно уцепилась за него, её лицо исказила неподдельная гримаса страха. И захотел бы, да так не сыграешь на сцене! В тот вечер гипнотизёр демонстрировал еще невероятные физические возможности земляков-поросозерцев, подпавших под его волю.

А ещё в ДК Аконъярви я впервые посмотрел художественный фильм «А зори здесь тихие…» Помню, показали подряд две серии. Фильм давно закончился, я брёл домой и не мог говорить. Слезы душили мне горло: настолько жалко было погибших красивых молодых девушек – героинь фильма.

В девятом классе мы стали бегать в ДК на танцульки. Руководство школы не приветствовало это, считая нас ещё маленькими. Учитель истории Эмма Михайловна Юначева, жившая рядом с ДК, входила в зал в самый разгар танцевального вечера. Тут же умолкала музыка, и громкий поставленный голос педагога приказывал:

– Девятые и десятые классы, быстро покинули зал!

Мы послушно на цыпочках, чтобы не засекли, расходились по домам. И каждого сверлила мысль: «Эх, скорее бы закончить школу!..»

А после школы в нашу жизнь ворвались самодеятельность, хор, агитбригада «Весёлый лесовоз». Всем этим в ДК заправляла Антонина Дмитриевна Савицкая – настоящий самородок. Не имея специального образования, она так всё организовала, что поросозерская самодеятельность гремела на всю Карелию. А частушки Антонины Дмитриевны с матерком, с забористым словцом в кругу артистов любили слушать все.

В 1970-е годы по Советскому Союзу прокатился настоящий бум вокально-инструментальных ансамблей. Свой ВИА возник и в Поросозеро. На Участке, в ЛДК, в Аконъярви были свои ансамбли. Из гитаристов запомнились Сергей Тарасов, Валера Филлипенок, Игорь Калинкин, Саша Симонов. Все они были самоучками, играли на самодельных электрогитарах с самодельными звукоусилителями. Да, еще и смастерили это всё собственноручно! Маленький Миша Хохлов отбивал залихватскую дробь на барабанах и одновременно солировал в песнях. На танцевальных вечерах исполняли «Синий, синий иней»2626
  На песню «One way ticket» британской группы «Eruption» наложили подходящий по ритму русскоязычный текст. Так появилась песня «Синий, синий иней».


[Закрыть], а ещё песни из репертуара знаменитого на весь мир ансамбля «Битлз», советские песни. Всё это было в ДК Аконъярви.

Мой знакомый, Владимир Николаевич Ермаков2727
  Ермаков Владимир Николаевич работал водителем в леспромхозе и в то же время являлся председателем товарищеского суда в автотранспортном цехе поросозерского леспромхоза. Чуть подробнее о нем рассказываю в истории «Совет на будущее». См. главу 4 «Самые-самые поросозерцы».


[Закрыть], с которым судьба меня свела в Поросозерском леспромхозе, вспоминал: «Коля, сказать тебе, не поверишь, сколько я завез сюда самосвалов песка! – он кивал на уютный сквер с молодыми тополями, разбитый перед Домом культуры. – А эти тополя… мы садили их на субботниках!» Гордость светилась в его глазах за созданное своими руками. А ведь он приехал в эти места издалека – собственно, как моя мама, как почти все аконъярвцы. Поросозеро сделало Владимира Николаевича карелом-патриотом.

После развала СССР, когда промышленные предприятия, поставленные в рыночные условия, едва держались на плаву и любыми путями избавлялись от содержания детских садов, школ, объектов культуры, этой участи не избежал и аконъярвский ДК. Моя мама долго сокрушалась: «Когда его разбирали и со стен ободрали вагонку, брусья звенели под топором, настолько они были крепкими… и всё равно разобрали!»

Куда ушел весь этот советский «звонкий» брус – осталось загадкой.

От Макрона до Махрёна

7 мая 2017 года президентом Франции стал Эммануэль Макрон, а у меня в детстве был друг Махрён – это Ванька Фадеев. Кто дал моему однокласснику эту кличку, я не знаю. Зимой, когда мы с пацанами спускались с сопки на лыжах, часто во всё горло орали ему: «Вантер, тормози лаптей! Деревня близко!» Это и была его вторая кличка. Неунывающий весельчак, непременный участник всех наших рискованных похождений, ни на Махрёна, ни на Вантера он не обижался. Маленького роста, с высоким шишкастым лбом, смекалистый Ваня Фадеев мог бы успешно продолжить дальше учебу, но ограничился поросозерской восьмилеткой. Было ли ему хоть пятьдесят, когда он умер?..

А Вовку Бабурина звали то Бабура, то Батума. Коренастый, плечистый, он классно дрался. Побил даже Славку Дорофеева из деревни, который был на два года старше, выше ростом и на вид здоровее. Драка состоялась за уличным школьным туалетом, чтобы никто из учителей не увидал. Зачинщиком всё же был Славка, это он хотел подраться с Батумой, да сам и получил. Но были в нашей компании драчуны и похлеще его, так что по-настоящему прославился Вовка всё-таки не этим.

Каждый год на первое мая в честь праздника всех трудящихся мы открывали на озере Кинаспуоли2828
  Кинаспуоли – с карельского «похоже на варежку».


[Закрыть] купальный сезон. Девчонок в свою компанию не принимали. Причина проста: чтобы не мочить трусы, мы с пацанами раздевались догола. Но сначала разводили костер на берегу, нагревались у жаркого пламени до красных «запеканок» на тощих ляжках и животе, лишь затем с разгона ныряли в озеро – обязательно, как мы говорили, «с головкой», то есть полностью уходили под воду. А потом с визгом выпрыгивали из обжигающе холодной воды и неслись отогреваться к спасительному теплу.

Обычно первого мая на берегу кое-где еще синел не растаявший ноздреватый ледок, так что раньше этой даты смельчаков открывать купальный сезон среди нас не находилось. Но однажды Батума переплюнул всех, насколько помню, был он тогда третьеклассником. В школе после парадной линейки, посвященной дню рождения Владимира Ильича Ленина, то есть 22 апреля тысяча девятьсот шестьдесят какого-то года, Батума объявил, что идет на Кинаспуоли открывать купальный сезон. Услышав такое, конечно, следом увязались свидетели, чтобы всё без трёпа…

Озеро оказалось подо льдом. Открылась лишь полынья от впадавшей в озеро речушки. Батума, как водится, чтобы не мочить трусы, разделся догола. Костер не разводили: берег был еще полон грязного снега. Медленно, осторожно ступая по оттаявшим скользким камням, Вовка пробрался туда, где глубже, и плюхнулся в полынью. Так же медленно и осторожно выбрался из неё, торопливо оделся. Видно было, замерз, как цуцик, на холодном ветру, но виду не подал, а главное, не заболел после этого.

Скодоров Витька имел кличку Скандербек. Был он из многодетной семьи, жившей в длинном щитовом бараке, в центре которого располагалась контора поросозерского лесопункта. Края барака занимали семьи работников лесопункта.

Помню, мы пели Скандербеку:

 
Гальце – кружку,
Вальце – кружку,
а скодору – две…
 

Я даже не задумывался тогда, что должно быть в той кружке. Наверно, чай. Галя и Валя – родные сестры Витьки, а еще была самая младшая – Зина.

Лишь недавно, в возрасте шестидесяти трёх лет, случайно я узнал, откуда взялась эта кличка. Скандербек – это национальный герой Албании, живший в XV веке. Скорее всего, кто-то из учителей нашей школы занёс это имя в лесной поселок, и оно прилепилось в виде замысловатой клички к круглоголовому Витьке. И вот новое знание извлекло из моей памяти давно позабытую маленькую коренастую Витькину фигуру, которого родители постоянно стригли «под Котовского». Больше о нем добавить нечего: легендарные клички не всегда совпадают с масштабом личности их обладателей.

Малёк – так звали Вовку Малюхина. В яслях я не то что Малька, себя-то не помню, хотя и туда родители приносили нас одновременно. Но вот детский сад…

Однажды Малек втянул меня в побег. Самый настоящий! Это случилось погожим летним днем. Перед обедом все детсадовские группы, как обычно, гуляли во дворе – причем, он был огражден со всех сторон высоким деревянным штакетником. Как и почему мы с Мальком оказались возле забора – этого я уже не помню. Но юркий Вовка обнаружил под штакетником маленькую ямку. Он залез в нее и вдруг очутился по другую сторону забора. Это было так неожиданно и любопытно. Змеем-искусителем он шептал с той стороны: «Лезь сюда». И я послушно последовал за ним. К тому времени мне исполнилось уже пять лет, Мальку – шесть, и он, понятное дело, верховодил.

Мы выбрались и, пригнувшись, как настоящие разведчики, прошмыгнули вдоль забора за большой дровяник детского сада. Оттуда уже без боязни, что нас заметят воспитатели, пошли гулять, считая себя свободными от всяческих детсадовских обязательств, как то: обед, тихий час, полдник…

Малёк повёл меня, чтобы показать Красный Бор, в котором я за пять лет своей жизни не был ни разу. По авторитетному мнению Малька, там было на что посмотреть. Ласково светило солнце. Направлялись мы по дороге, огибавшей железнодорожный тупик, с высокой насыпи которого паровозы сбрасывали раскаленный шлак в заболоченный прудик. Перешли по мосту речку с ржавой водой. К ней иногда в жаркие дни нас приводили воспитатели не то чтобы купаться, а хотя бы побродить по мелководью.

По пути Малёк взахлеб рассказывал, что перед Красным Бором должен появиться хозвзвод, где стоят военные зеленые машины. Я с восторгом предвкушал чудо познания нового. Но предвкушение оборвалось! Обдав нас дорожной пылью, чуть впереди остановился зеленый газик с солдатами из того самого хозвзвода в кузове. В кабине рядом с водителем за бликами стекла показалось суровое лицо нашей воспитательницы Нины Александровны Смирновой. Ничего хорошего оно нам не сулило.

И мы с Мальком драпанули в лес. Солдаты неспешно спрыгивали с кузова. С хохотом, словно маленьких зайчат, они выловили нас в густых придорожных зарослях, вынесли на дорогу и вручили Нине Александровне. Воспитательница крепко взяла нас за руки, чтобы мы снова не убежали. Солдаты легко запрыгивали обратно в кузов машины, оглядывали нас сверху, махали приветливо руками, весело смеялись.

Мы с Мальком в ответ помахали им. Опять вздымая клубы белёсой пыли, машина исчезла за поворотом. Так закончился наш «праздник жизни». Нина Александровна для начала крепко потрясла нас за руки, чтобы вернуть на землю с небес, куда навстречу яркому теплому солнцу беззаботно стремились наши души. Затем отпустила детские ладошки, чтобы схватить нас за уши. Трясла, трясла, таскала за уши. Были мы хоть и маленькие, но сразу поняли, какую душевную травму нанесли воспитательнице своим побегом. Отчаянный детский рев разносился в округе. Эхо с опушки леса услужливо возвращало его обратно. Было больно, и мы корчились в педагогических руках нашего воспитателя. Так за уши и вернули нас в детский сад.

Став взрослыми, почти в одно время я и Малёк оказались в Сибири, но узнали об этом поздно – лишь когда снова встретились в Поросозеро. Как видно, на нас наша любознательность и дальше действовала одинаково, оттого, наверно, порой одними дорогами носила.

Был у нас в компании пацанов ещё Миля – Колька Мелентьев. Сын дяди Мити, сторожа лесобиржи. Помнится, мы горланили по посёлку песенку:

 
Дядя Митя носит китель,
Потому что он водитель,
Потому что он водитель
Пассажирских поездов.
 

Миля – невысокий, невзрачный, худой, как щепка. Над его узкой куриной грудью, мы часто посмеивались, когда купались в озере. Слабенький на вид, однажды он поразил нас.

Руководство погранзаставы разрешало нам, пацанам, играть в настольный теннис на их территории. Погранзастава располагалась в военном городке посёлка Поросозеро. Хорошо помню тот самодельный дощатый, очень тяжелый теннисный стол. Он стоял на открытой площадке, и однажды его понадобилось перенести в укрытие, под навес, от надвигавшейся летней грозы. С одной стороны за край стола взялся пышущий здоровьем пограничник в гимнастёрке цвета хаки, со значком отличника на груди, с другой – по одному брались помочь ему мы, мелюзга. Стол высокий, и, чтобы оторвать от земли его ножки, надо было чуток наклониться, подхватить столешницу снизу ладонями, согнув руки в локтях. Можно было и вдвоем встать с одной стороны, но у нас никак не получалось идти синхронно, в шаг. А для одного стол оказался тяжеловат. По этой причине руки, согнутые в локтях, приходилось подпихивать как можно дальше, чтобы их не разгибало тяжестью стола. Но тогда нижний острый край игровой столешницы врезался до нестерпимой боли в сухожилия локтевых суставов. По очереди мы брались за стол и отступали. И вот взялся Миля. Видно было, как тяжело и больно ему, худенькому. Миля затрясся всем телом, покраснел от напряжения, боли и, стиснув зубы, понёс тяжеленный стол.

Лицо здоровяка-пограничника по другую сторону стола тоже стало красным от натуги. Высокий, осанистый атлет с широкой спиной, он держал стол побелевшими от напряжения пальцами, чуть согнув в локтях руки. Фигура щуплого сутулого Мили – одни вопросительные знаки – шея, спина; согнуты и ноги в коленках, и руки в локтях. И всё же донесли они вдвоём стол, поставили под навесом. Пограничник молча похлопал Милю по плечу, а у того от напряжения рубашка на груди расстегнулась. Но больше мы не посмели хихикать над его мокрой от пота килеватой грудью.

А потом пришло время, и наша семья переехала в Аконъярви. Там меня ждали новые друзья – Боцман, Сидор, Загара, Чона, Эмхи, Кребс, Гога, Зуб, Паша, Устя, Серый… Детство и отрочество остались на Участке, а в Аконъярви меня встретила ЮНОСТЬ.

Рыбалка из прошлого

Засобирался я на озеро Нурмат порыбачить. Для того и приехал в Поросозеро. Проезжаю на машине улицу Советскую. По ней я когда-то сделал первый свой шаг. Вдруг вспомнилось: именно отсюда пешком мы ходили рыбачить на Нурмат. Сколько же километров до него? Взглянул на спидометр и поехал к мостику через речку, вытекающую из озера. Оказалось, девять километров.

А сколько же мне тогда было лет? Лет девять-десять. С длинным удилищем на плече и куском хлеба в кармане для перекуса мелкими пацанчиками мы пешком ходили сюда. А чтобы поймать пару десятков окуней, приходилось целый день лазить по заросшим кустарником каменистым берегам озера. Пойманную рыбу мы насаживали за жабры на кукан. На тонкой ветке березы ножиком заподлицо срезаешь боковые отростки, кроме самого нижнего, – и кукан готов.

Солнце перевалило полдень. С куканом, увешанным рыбой в одной руке, с длинной деревянной удочкой – в другой плетешься из последних сил обратно. Наконец после палящего солнца с комарами, мошкой и слепнями попадаешь в прохладу квартиры, наедаешься до отвала. Всё, сегодня больше никуда! Завалюсь спать. Но на улице нарастает гомон. Кто-то из соседских девчонок пискляво голосит:

 
Аты-баты, шли солдаты,
Аты-баты, на базар,
Аты-баты, что купили?
Аты-баты, самовар,
Аты-баты, сколько дали?
Аты-баты, три рубля…
 

Ах ты, в прятки собрались играть! Считаются – кому водить.

Какая к лешему усталость? Пулей вылетаешь на улицу!

1970 г. Хоккейная дружина из Аконьярви готова к матчу

Хоккей по-поросозерски

Поросозеро. Октябрь 2019-го.

Мы втроём – я, Санька Рудый, мой стародавний друг и одноклассник, и его шурин Сергей, – были в бане ЛДК, то есть посёлка лесозавода. Там ко мне подошел здоровенный мужик и поздоровался. Я не смог вспомнить, кто такой.

– Толя Мельников! – с улыбкой представился он.

В памяти моей сразу всплыл другой мой одноклассник – Славик Иявойнен. Он со своей бабушкой жил неподалеку от Толика. Мы дружили со Славкой. Я часто приходил на их улицу поиграть. Помнится, из ольхи, росшей возле реки, складными ножичками вырезали разную безделицу. Толя был из той компании.

– Ты один из всех ребят остался, кто там жил, – сказал я ему и стал перечислять: – Славика нет, Коли Рунина нет, Валерки Рулина нет, Толика Адлера нет. Умерли. А помнишь, как мы вместе играли в хоккей?

– Да, на Суне в валенках бегали, – подтвердил Толик. – С улицы домой нас было не загнать. А теперь детей из квартиры не выгнать. Внук ко мне приходит. Я – ему: давай поговорим. А он уткнётся в смартфон, только глазками пилькает. То же и с петрозаводским внуком. Говорю ему: «Я приехал к тебе в гости. Как твои дела, чем занимаешься? Давай поговорим». Молчит, уткнётся в свой сотовый, пальчиками по кнопкам – чик-чик-чик…

И мы с Толей стали вспоминать, как в школьные годы каждую зиму сообща «держали» каток на реке Суне.

Место для катка зависело от качества льда на реке, а еще от желающих играть, чистить его. Сначала он находился напротив пожарного пирса, недалеко от обувного магазина (нынче – кафе Веры Цветковой). Тогда, в 1969—1970 годах, в хоккейной сборной поселка Аконъярви гремели братья Кондроевы – Леня и Коля. Петя Скворцов, прихрамывавший на одну ногу, к восторгу собравшихся, выделывал на коньках пируэты и вензеля, катаясь задним ходом. Потом каток переместился в речную губу – был он неподалеку от дома, где жил Александр Михайлович Данилов. Он после работы часто приходил к нам, даже помогал чистить каток, а еще залихватски свистел в настоящий свисток, когда брался судить нашу игру, сам иной раз вставал на коньки. Мы, пацаны, уважали Александра Михайловича, считали своим. Чувствовалось, в молодости он был активным физкультурником.

Позже каток переместился к мостам через реку Суну – автомобильному и железнодорожному: в какой-то год – перед мостами, в другой – за ними. Там общепризнанным хоккейным лидером был Толик Тарасов, мой сосед и друг, старше меня на два года. Помню, когда началась суперсерия между сборными по хоккею Канады и СССР (1972), мы приходили со школы и сразу мчались на каток. Точнее, договаривались об этом еще в школе, а дома наскоро ели и бежали играть.

Но сначала надо было подготовить площадку. Ничто так не подстегивало к занятиям спортом, как успехи хоккеистов нашей страны – СССР. Зима выдалась снежная. Деревянными самодельными щитами сгребали мы снег к краям катка, потом фанерными лопатами, захваченными из дома, закидывали его наверх. К концу зимы образовавшиеся снежные «борта» превышали человеческий рост. Лед проседал под тяжестью этих снеговых навалов, так что выступала вода и тут же замерзала. Снегопады не прекращались, но и мы не сдавались. Это была настоящая работа. Если кто-то приходил лишь поиграть, таких халявщиков с катка гнали взашей. Обид не было, была мальчишеская максималистская справедливость.

Мы резко тогда перешли на хоккей с шайбой, отставив круглый плетёный мячик. У кого-то появились покупные клюшки, но они быстро ломались и большинство из нас по-прежнему играли самодельными. Для изготовления пера2929
  Перо – у клюшки нижняя часть с загибом.


[Закрыть] такой клюхи в ход шла толстая лакированная фанера от спинок и сидений сломанных стульев из аконъярвской восьмилетки, на рукоятку – деревянный брусок, лучше берёзовый. В нём ножовкой делался пропил, в который вставлялось перо. Оно с боков крепилось шурупами, а затем ещё обматывалось черной хб-изолентой. Клюшка получалась довольно крепкой.

От полученных в игре ударов твёрдой резиновой шайбой первыми стали страдать наши вратари. Мой сосед Вовка Загорец – Загара – росточка был маленького, плотненький, ловкий – наш бессменный вратарь. Из ватной спецовки отца он скроил себе щитки выше колен, вшил туда тонкие металлические прутки наподобие жёсткого каркаса. Фуфайка на нём ниже колен. На лице новогодняя маска – коричневая мордочка обезьянки. Ножичком Загара расширил ей прорези для глаз. Когда в маску впервые влетела шайба, он тут же сбросил её и долго корчился от боли. Мы сочувственно сгрудились над пострадавшим Загарой. Стало понятно: маска требует доработки. Тут же посыпались советы. К следующей игре внутрь маски, под нос, скулы и губы, Вовка вставил подкладки из мягкой губки, которую вырезал из старого автомобильного сидения. А по-другому было нельзя, ведь с нами играл и Толик Тарасов, который обладал мощнейшим кистевым броском и запускал шайбу по воротам так, что от деревянной штанги щепки отлетали. Загара в своей экипировке играл за аконъярвскую сборную, когда мы на зимних каникулах играли против ребят из ЛДК, и участковых.

Когда в бане Толя Мельников слушал мои воспоминания, задумчиво произнес: «Да-а, были времена, – и добавил: – А теперь казаки3030
  Казаки – хуторское казачье общество «Хутор Троицкий», образованное в посёлке Поросозеро 7 апреля 2018 г. Зарегистрировано в реестре представительства Оренбургского войскового казачьего общества на территории Республики Карелия.


[Закрыть] чистят лёд. Возле школы сделали площадку с искусственным покрытием для футбола и хоккея. Зимой зальют её водой – и вот школьники ждут, когда для них её почистят от снега. Взрослые расчистят, тогда и идут они играться-кататься. Э-эх!» – с чувством вздохнул Толик.

Вот так мы с Толей в бане повспоминали, повздыхали, оделись и разъехались кто куда…

Обманщик

Мы, ребятня, баловались в снегу, совершенно не чувствуя зимнего холода. Мимо проходил старик Алуферов – так себе, поселковый пьянчужка. Не помню, чтобы окружающие когда-либо воспринимали его всерьёз. Покачиваясь из стороны в сторону, он остановился возле нашей ватаги. Отыскав меня красными слезящимися глазками, вдруг отрывисто бросил: «Ты будешь полковником».

Точно помню, что человеком в погонах никогда себя не представлял, однако, возмужав, много лет отходил в военной форме. Правда, не дотянул до отмеренной Алуферовым планки. Выходит, обманул старичок! А может, я сам сплоховал?..