Текст книги "Поросозерский ковчег. В проталинах памяти"

В 13—14 лет наступил возраст беспричинного непослушания учителям. Наша пацанская среда презирала сверстников, отличающихся от нас примерным поведением.

Где учитель, где ученики, трудно угадать…

История с географией

Татьяна Васильевна…

Она пришла в нашу школу, когда я перешел в седьмой класс. К тому времени я целый год уже проучился в аконъярвской восьмилетней школе.

1 сентября 1969 года на общешкольной линейке директор школы Гормин Николай Дмитриевич представил новых учителей. Среди прочих была учитель географии – Татьяна Васильевна. До неё географию нам преподавала учительница английского языка, потому что профильного географа в посёлке не было.

Новая географичка оказалась с нами, пацанами, почти одного роста. Это обстоятельство взвеселило мальчишескую половину класса, ведь в седьмом классе мы были на голову ниже наших девочек, оттого в сравнении с ними выглядели жалкими недомерками. Может, поэтому в каждом новом учителе мы пытались нащупать слабую струнку в характере?.. И не просто так выискивали. Беззастенчиво играя на тех слабостях, мы старались как можно шире раздвинуть рамки дозволенного поведения на уроках. Заодно на уроках мы разнузданно баловались, таким образом, мы проверяли «профпригодность» каждой новой училки,.

Я входил в число крепких разгильдяев класса, так что «подвигов» за мной числилось – было чем похвастаться перед пацанами. Так, однажды на уроке физики из резинки, закрепленной на растопыренных виде рогатки пальцах, бумажной пулькой вместо затылка своего товарища, в который метил, я залепил в лоб нашей физичке. Не специально, но всё же… Мягкая характером молодая учительница физики тогда меня простила. Дикая выходка на уроке сошла мне с рук.

И вот пришла очередь новой географички… На одном из первых уроков мы и приступили к такому «тестированию». Но не я был первым, и даже не мой друг Шура Хухляков…

Забегая вперёд, расскажу, что позже о Шуркину голову географичка сломает тоненькую указку. Дело было так: Хухляков не на шутку разбаловался и мешал ей вести урок, и Татьяна Васильевна треснула указкой ему по кумполу. Указка сломалась, и географичка тут же всучила Шурке обломки со словами: «Чтобы к следующему уроку починил!» Уже назавтра Шурик «перевыполнил» наказ – принёс в школу свежевыстроганную отшлифованную шкуркой указку. Правда, она больше походила на дрын погонщика коров. Шурка вертел им над нашими головами и хвастал, что уроки труда в мастерской Петра Борисовича не прошли даром. Когда Шурка размахивал этим дрыном, раздавался шелестящий змеиный посвист. Помнится, мы, пацаны, накинулись на Шурку, мол, такой указкой и убить можно. Но Шурик легко перевёл стрелки на своего отца-плотника. Дескать, это он выстрогал такую указку.

Так вот не я и не Шурка первыми приступили к тестированию географички. Пионером в этом деле стал другой мой закадычный дружок – Вовка Загорец. Он и оказался «на острие эксперимента», пытаясь недозволенное продвинуть в рамки дозволенного.

В тот раз у нас не было заранее подготовленного «сценария». Всё получилось спонтанно – кто во что горазд.

Сидя на задней парте, Вовка активно мешал географичке вести урок. Наконец терпение её лопнуло. Она поставила Вовку в угол. Посчитав наказание достаточным, повернулась к нему спиной и спокойно продолжила урок. Из того самого угла маленький Загара начал разыгрывать для нас немой спектакль: строил рожицы, шевелил губами, руками, неуклюже копируя движения географички, – одним словом, паясничал. Какие там хребты Кавказских гор на карте, по которой скользила указка географички!.. Всё внимание наше занимал Загара. Географичка с удивлением замечала наши смешки и даже осмотрела себя несколько раз, пока не заметила кривляку. Подойдя к нему, она легонько ткнула его пальцем в живот. Мол, ты чего это? Загара по-хамски ответил ей тем же. От такой наглости все девчонки в классе ахнули. И тут в маленькой женщине проснулся огромный лев. Географичка беззастенчиво схватила хама за шиворот и играючи вышвырнула из класса в коридор, громко захлопнув за ним дверь. Мы не ожидали от неё такой силы! В классе вдруг стало слышно, как бьется о стекло муха, очнувшаяся от дремоты в лучах осеннего солнышка. Дальше до самого звонка урок проходил в идеальной тишине – её называют гробовой.

Полные сочувствия к Вовке, мы гадали, что ждет его по окончании уроков. Но нет, никто не вызвал его к директору, между прочим, орденоносцу. Его мы искренне уважали и побаивались: в апреле 1945 года на Эльбе наш директор, Николай Дмитриевич Гормин, встречался с союзниками. Он мог свободно дать поджопника любому хулигану, так что от него за те выходки на уроке географии нам бы хорошо прилетело. Значит, сделали мы вывод, географичка директору не нажаловалась.

С того дня в классе учительницу географии между собой мы стали звать Татьянушкой. Вообще говоря, почти всех учителей мы награждали уменьшительно-ласкательными именами – Тамарушка, Нинушка, Иринушка и так далее. Но это вовсе не означало горячую любовь и уважение – чаще даже наоборот. А вот Татьянушку – Татьяну Васильевну – после того случая мы искренне зауважали. Её уроки вдруг стали для нас увлекательными. Когда она отходила от темы урока и начинала рассказывать про свои походы в студенчестве, мы с замиранием сердца всем классом слушали её. Под её истории Кавказские горы, раскрашенные на карте темно-коричневой краской, для нас зримо наполнялись снежниками, по ним взбиралась наша смелая Татьянушка. Так мы полюбили географию наравне с физкультурой и трудами.

А когда перешли в восьмой класс, Татьяна Васильевна на летних каникулах организовала для нас незабываемый многодневный поход. Набралось около десяти желающих отправиться с географичкой. В их числе были я, Шурка, Загара.

Итак, ранним июньским утром 1970-го года наша группа отправилась в путь. Сначала на рейсовом автобусе мы доехали до Марциальных вод. Там для нас провели экскурсию, показали большой деревянный подсвечник, выточенный руками царя Петра 1. Потом через Спасскую губу пешком мы добирались до водопада Кивач. Путь к нему преградило извилистое озеро Мунозеро. Наша орава сгрудилась на берегу и привычно орала до тех пор, пока с противоположного берега не отчалила лодка. За веслами оказалась женщина.

Мы переправились на другую сторону озера и заночевали тут же, на берегу, у костра. Нам бы лечь поспать, чтобы набраться сил к завтрашнему переходу, так нет!.. Неугомонные, мы с ребятами прихваченным с собой топором срубили прибрежную березу: хотели сделать плот и поплавать на нём, порыбалить. Но первое же берёзовое бревно пошло ко дну. Так, как говорят, «эмпирическим путём» мы узнали, что свежесрубленная берёза намного тяжелее вытесненного ею объёма воды. Потом на нас напали потревоженные местные клещи, но обошлось. На комаров мы вообще по привычке не обращали внимания.

На следующий день тропами, известными лишь одной Татьяне Васильевне, ну, может, еще партизанам Великой Отечественной войны, наша группа добралась до Кивача. Осмотрели тамошние свилеватые карельские берёзки. От попытки прыгнуть в водопад нас отговорили наши девчонки.

Потом мы вышли на дорогу. Случайный шофёр пустой хлебовозки не проехал мимо нас. Да и как было не подобрать отчаянно орущих и машущих руками детишек с котомками за плечами?.. Миниатюрная Татьяна Васильевна ничем не выделялась среди нас. Машина ехала в Кондопогу за хлебом, а нам как раз туда и надо было. Мы загрузились в пустой фургон и поехали. То ещё веселье было: шум, гам, хохот, пыль до потолка, особенно когда подбрасывало на ухабах.

В Кондопоге мы посетили гидроэлектростанцию с вращающимися посредине длинного зала огромными генераторами тока. Затем – целлюлозно-бумажный комбинат, где воочию наблюдали, как делается бумага. В огромном цеху стояла тридцатиградусная жара, и время от времени приходилось припадать к спасительным колонкам, через специальные решетчатые окошечки которых в цех подавался холодный воздух. Потом нас водили на фабрику, где делали пластмассовые игрушки. Хоть убей не помню, где она находилась! Может, это был отдельный цех при ЦБК?..

Переночевав в кондопожской школе, на следующий день наша группа отправилась на поезде в Медвежьегорск. Там в школе №1 мы ночевали в соседстве с огромными чучелами волков, лосей, медведей, расположившимися в школьном музее и доступными для обозрения. Как ни странно, никто из нас, ребят, не пытался оседлать лося или медведя. Утром мы взобрались на Медвежью гору. Наткнулись там на дзот времён Великой Отечественной, он был из толстенного металла. Но залезть внутрь не удалось, как и в подземный ход неподалеку. Пугая мрачной темнотой, он вел не иначе как в царство Аида. А фонарик-то никто из ребят с собой в поход не взял! Иначе бы обязательно нашли в закоулках пещеры страшного Аида и выволокли за бороду на свет божий!

Дальше на автобусе мы приехали в Повенец, где наблюдали работу шлюзов Беломорско-Балтийского канала. Очень впечатлило всех действо, когда в загороженном огромными воротами длинном бассейне прямо на глазах вскипает и быстро поднимается уровень воды, а на её поверхности покачивается доверху гружёная огромная самоходная баржа. Все было для нас в диковинку, впервые.

Напившись вволю воды из канала, пешком мы отправились в повенецкий зверосовхоз. У Славика Иявойнена, ещё одного моего друга детства, случилось расстройство желудка. Он чем-то отравился. Я помогал ему как мог. Взвалил на себя его вещи, так и шёл дальше: свой рюкзак тащил на спине, Славкин – на животе.

«Клыня! – Это моя кличка. – Спасибо!» – со слезливыми нотками в голосе благодарил меня Славик, вылезая из очередных придорожных кустов. Так и шли, приотстав от остальной группы. Чем хорош туристический поход? Он вырабатывает чувство взаимовыручки, предлагая на выбор благородные поступки.

Зверосовхоз, куда мы доплелись, специализировался на выращивании пушных зверьков. Нам показывали в клетках норок – обыкновенных бурых и сапфировых, то есть благородного серебристо-дымчатого окраса. Шкурки имели широкий спрос, совхоз в то время преуспевал, и люди, работавшие в там, были довольны. А ещё, как я подозреваю, шустрые зверьки чудесным образом благотворно повлияли на Славкино здоровье. Как именно они помогли – кто его знает, да только после посещения зверосовхоза Славка забрал у меня свой рюкзак и больше никому не пытался его всучить.

Повенец оказался конечной точкой в нашем недельном путешествии по Карелии. Возвращение в родное Поросозеро было более чем благополучным. Поход ещё больше сдружил нас и сплотил вокруг Татьяны Васильевны.

Уже во взрослом возрасте вспоминая тот поход, не перестаю удивляться. Во-первых, вопросы, куда сходить, что посмотреть, Татьяна Васильевна решала на месте без проволочек. Как она успевала обо всем договориться, уму непостижимо! А во-вторых, ведь не побоялась Татьяна Васильевна ответственности за нас, юных лоботрясов, а главное, за наши жизни. Значит, безоговорочно верила нам.

Если Татьяна Николаевна, директор школы на Участке, когда-то напитала меня духом материализма, то учитель географии аконъярвской школы Татьяна Васильевна вдохнула могучий дух странствий, который до сих пор «не дает старику мне покоя»3232
  Из «Сказки о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина


[Закрыть].

Людмила Тимофеевна Баранова

Уникум Тимоха

Людмила Тимофеевна Баранова

Девятый и десятый класс мы заканчивали в средней школе поселка лесозавода3333
  Лесозавод, ЛДК – так называлась местность в поселке Поросозеро.


[Закрыть]. А до этого я учился в восьмилетней школе на Участке, и она, одноэтажная, казалась мне маленькой в сравнении с двухэтажной школой в Аконъярви. Теперь же аконъярвская и сама оказалась в роли «падчерицы», потому что кирпичная трехэтажная средняя школа в ЛДК с центральным отоплением была выше всяких сравнений. В ней был большой спортзал, просторная столовая. Три школы в Поросозеро, возвышаясь одна над другой, словно показывали ступени приобретенных нами знаний.

Баранова Людмила Тимофеевна стала для меня третьим директором школы. Вела она математику. Время в тот период подвинуло историков, и большей частью математики с физиками возглавляли учебный процесс в наших школах.

Мы, в сентябре впервые переступившие новый порог, с удивлением наблюдали, как местные дылды, завидев директрису, неспешно шагающую по длинному школьному коридору, вжимались в стенки, как будто стараясь занять как можно меньший объем. Это надо было видеть! Или слышать тот шепоток, похожий на легкое дуновение ветерка в погожий денек, который разносил по коридору: «Тимоха идет!» Не мы, а неведомые наши предшественники придумали уважаемому человеку эту кличку. До сих пор меня удивляет, каким образом эта невзрачная на вид женщина в очках сумела безоговорочно подчинить себе немалый коллектив…

Людмила Тимофеевна пришла к нам в десятый класс вести математику. Поначалу несколько уроков она изучала наши способности к её предмету. Давая новый материал, спрашивая старый, отчего-то морщилась, недовольно хмыкала. Наконец её прорвало. «Мне не нравится, как вы сидите!» – сказала она, сердито сверкнув круглыми стеклами очков. Баловство на уроках нами было оставлено еще в седьмом классе, поэтому в ответ мы недоуменно крутили головами, посматривая друг на друга, и не понимали причину её претензий. Не откладывая в долгий ящик, энергичная математичка тут же на уроке стала пересаживать нас. С одноклассницей Таней Кондрашиной мы сидели за одним столом на первом ряду, если считать от окон. Директриса указала мне на последний ряд неподалеку от входной двери, оставив Таню на прежнем месте. Цель пересаживаний окончательно прояснилась, когда отличники класса заняли весь первый ряд, хорошисты – второй, оставшиеся – последний. Ядовито-зеленый цвет панели стены, к которым были придвинуты столы третьего ряда, красноречиво намекал занявшим его: вы – болото! Когда закончился тот урок, все вопросительно уставились на Тимоху. Она спокойно сообщила, что на других уроках мы можем занимать прежние места, а в указанном порядке нужно садиться лишь у неё.

Разъясняя новый материал, Тимоха теперь обязательно вызывала кого-нибудь с первого ряда: так ей легче работалось. Часто это была Алла Мерзлова. Вдвоем у доски они решали длиннющие примеры по алгебре, производили в уме вычисления с трехзначными цифрами, доказывали многоэтажные тождества. Зачастую Мерзлова превосходила директрису в скорости устного счета. В ответ та похваливала способную ученицу. Мы с нашего «болотного» ряда лишь хлопали глазами.

Как я понимаю, таким способом директриса пыталась выявить и развить математические способности у тех, у кого, по её мнению, они имелись. Новшество в какой-то мере отразилось на нас, хотя мы не особо придавали ему значение. Убоявшись премудростей науки, покинул школу Славик Иявойнен – товарищ, которому я когда-то помогал в походе нести рюкзак.

В этой связи сразу вспоминается преподаватель высшей математики из Петрозаводского государственного университета, где я потом учился. Из-за неё все студенты-технологи лесоинженерного факультета боялись высшей математики пуще огня. На нашем отделении училась городская девочка, которая так и не смогла сдать зачеты по её предмету и вынужденно ушла с курса. Позже с удивлением я узнал, что она перевелась в другой вуз и впоследствии стала успешным преподавателем математики в школе.

К слову сказать, немногие из нашего десятого класса, занимавшие у Тимохи первый ряд, окончили вузы. Справедливости ради еще отмечу: ученики поросозерской школы на районных олимпиадах выделялись твердыми знаниями в области математики. Но мне этот предмет так и не полюбился.

А когда по школе неожиданно разнеслась весть, что Тимоха сломала правую руку, многие из нас кощунственно радовались несчастному случаю. Мы яростно спорили между собой: две недели или больше не будет она вести уроки? «Больше!» – кричали знатоки переломов, с жаром вспоминая, как ломали себе пальцы, руки, ноги, шеи и каких страданий это им стоило. Почти все ребята из нашего 10 А оказались «специалистами» в болезненной теме. Конечно же, мы понимали, что взамен нам дадут другого учителя, вот только кого и когда – гадали мы.

Прозвенел звонок. Мы, надеясь на замену, заняли свои места в привычном порядке. И вдруг отворяется дверь и твёрдой походкой в класс входит… сама Тимоха! Маленькая, с крупной головой. Загипсованная, чуть покачивающаяся правая рука её на темной привязи напоминала готовый к бою автомат.

«А что это вы не так сидите?» – спросила она обыденным тоном и прицельно повела в воздухе своим «автоматом». Мы, дылды в сравнении с ней, мелко засуетились, кинулись рассаживаться по установленному Тимохой ранжиру. Одновременно в головах завертелось ехидненькое: «Как же она будет писать?»

Когда мы уселись в нужном порядке, стали выжидающе переглядываться между собой. Словно услышав безмолвный вопрос, Тимоха подошла к доске, подхватила пальцами левой руки мел и принялась объяснять новый материал, попутно делая записи. Нам тогда совершенно неведомо было слово «амбидекстрия»3434
  Амбидекстрия – врожденное или выработанное тренировкой владение обеими руками в равной степени, без выделения ведущей руки.


[Закрыть]. А директриса наглядно продемонстрировала, что оно обозначает. Мел в её левой руке уверенно стучал по доске, росли столбцы цифр, пояснения к ним, соответствующие стрелочки. Увлеченная Тимоха совершенно не замечала отвисшие от удивления челюсти своих учеников, она лишь шепотом просила тех, кто выходил к доске, стирать тряпкой и свои, и её записи, чтобы освободить место для новых.

«Когда?! Как она научилась свободно писать левой рукой?!» – гадали мы. Помнится, в тот день наш 10 А получил глубокий моральный нокаут, если таковой существует в природе. Истинное уважение к подвижнику своего дела, Людмиле Тимофеевне Барановой, родилось у нас много позже и навсегда.

Альбина Владимировна Введенская

Соратница Альбинушка

Альбина Владимировна Введенская

Думаю, каждого из нас когда-либо посещал вопрос: а не напрасно ли я живу? В этой связи мне вспоминается осужденный строгого режима Коля Ратников. В свое время я без всякой корысти помог ему в одном вопросе. Позже, встретившись в глухой сибирской тайге, он поведал мне о своей жизни и вдруг бросил фразу: «Я бы хотел быть похожим на вас». От Ратникова, не раз битого жизнью и отбывающего наказание за серьезное преступление, этот искренний комплимент, адресованный мне, человеку в погонах, дорогого стоит. Тогда, в лесу, у меня даже возникла мысль: не зря живу.

О своей многотрудной жизни в Сибири, может быть, расскажу когда-нибудь, но сейчас – о Карелии…

В 2002 году я вернулся в Петрозаводск и даже не мог предположить, как соскучился по родине! С головой окунулся в изучение истории поселка Поросозера. Неделями просиживал я в Национальном архиве, в Национальной библиотеке, выискивая любую зацепку, которая имеет отношение к родному поселку. Конечно, при таком интересе судьба просто не могла не свести меня с главным поросозерским краеведом, учителем истории Альбиной Владимировной Введенской. В 1950-е годы она приехала с Вологодчины учиться в Карелию и навсегда полюбила озерный край. Ей не довелось учить наш класс. Может, и к лучшему, потому что, как бы в школьное время ни сложились отношения между учителем и учеником, они всегда накладывают отпечаток на их общение в будущем. Невольно каждый сравнивает другого тогда и сейчас. Так что наше знакомство состоялось, что называется, с «чистого листа». У Альбины Владимировны накопилось немало материалов по истории посёлка.

В первую встречу я без обиняков объяснил ей цель своего визита.

– Неужели ты думаешь, что получится книга? – спросила она с изрядной долей скепсиса.

И правда, я не блистал в школе успехами.

– Почему бы и нет? – ответил я.

Не пойму, откуда взялась во мне та наглая самоуверенность. И всё же Альбина Владимировна тоже поверила в меня. Мы стали, так сказать, соратниками по перу. Больше того, нас накрепко связала творческая дружба – явление редкое между учителем и учеником.

3 марта 2011 года состоялась презентация нашей совместной с Альбиной Владимировной книги «Малая родина». Она проходила в зале Центра национальных культур города Петрозаводска.

Взял слово заведующий кафедрой дореволюционной истории России ПетрГУ Александр Михайлович Пашков. Он отметил, что книга проникнута теплым чувством любви к малой родине, затем добавил, что такой историей не каждый город в Карелии может похвастать. Позже Александр Михайлович даже предложил мне поехать с ним в Москву на ежегодный съезд краеведов, заверив: «Ваш материал будет там выглядеть достойно».

Наша поездка не состоялась. Причины уже не помню. Зато вдвоем с Альбиной Владимировной мы часто ездили в Поросозеро, где выступали с нашей книгой перед земляками и каждый раз при этом чувствовали себя настоящими именинниками. В дороге, пока я вёл машину, Альбина Владимировна много и подробно рассказывала о прожитом. Некоторые воспоминания отличались откровенностью, так что порой казалось, что на заднем сиденье расположилась моя ровесница.

5 октября 2016 года я получил тираж новой своей книги о Поросозеро «Я – Мы». Пролистав её, с ужасом обнаружил: в тексте пропущена одна подглавка. Расстроенный, едва вспомнил, что заканчивается День учителя. Набрал номер телефона Альбины Владимировны. Она ответила слабым голосом. Оказывается, в те дни Альбина Владимировна проходила лечение в санатории «Марциальные воды». Сильно скучала там и даже хандрила. Но мне удалось ее разговорить, потом она искренне благодарила меня за звонок: «Один ты меня не забываешь!» А в конце разговора даже назвала меня Коленькой – так обращалась ко мне лишь покойная мама…

Я пожаловался Альбине Владимировне на испорченный тираж новой книги.

– Может, вставку заказать к книге? – участливо, сердечно посоветовала она.

А я чуть не заплакал от нежности, заполонившей душу. Все прежние мои огорчения показались вдруг невзрачными и мелкими.

«Наплевать на испорченный тираж! Раздарим, если не получится выправить», – так думал я в ту минуту.

Подлечившись, Альбина Владимировна охотно согласилась ехать в Поросозеро на презентацию теперь уже моей книги. В пути она снова пересказывала мне свою жизнь. Как видно, раскусила, что я люблю слушать рассказы о пережитом из первых уст. В октябре 2016-го, с 19-го по 21-е число, мы вместе были в Поросозеро, тогда мне казалось, наши отношения долго еще будут продолжаться, впереди ещё много разговоров, книг, интересных открытий…

А 29 ноября Альбины Владимировны Введенской не стало. Не стало Альбинушки, моего настоящего товарища и соратника. Оказывается, она скрывала и никому не жаловалась на свою смертельную болезнь. Мужественный человек! Но грусть с души гонит мысль: при жизни Альбины Владимировны мне удалось воплотить её мечту – издать книгу об истории Поросозера – поселка, ставшего ей родным. Труд, затраченное время оказались не напрасными.

Когда-то она подарила мне домотканый коврик-кружок, сотканный её руками.

– Пусть будет память, – сказала Альбина Владимировна и застенчивая улыбка тронула её губы. Ковриг лежит на моем «писательском кресле» возле компьютера, он постоянно на глазах. Смотрю на него, и приходит мысль:

И все-таки не зря живу!