Текст книги "Неправосудные приговоры к смертной казни"

Глава 2
Краснодарское дело

Утром 25 февраля 1983 г. в частном доме пенсионерки Аболмасовой О. Б. в г. Краснодаре были обнаружены трупы хозяйки дома и Ковалева, проживавшего здесь несколько лет в качестве квартиранта. Анализ обстановки места происшествия свидетельствовал, что потерпевшие были убиты в начале суток 25 февраля, в своих кроватях во время сна, одним и тем же топором, обнаруженным в доме при осмотре. Из взломанного серванта часть вещей оказалась выброшенной на пол, но золотые украшения остались нетронутыми. Запоры входной двери дома не имели повреждений. Все это позволило выдвинуть версию, что преступник был знаком с потерпевшими, которые ему доверяли и безбоязненно впустили к себе. Он хорошо ориентировался в домашней обстановке, искал только определенную вещь или ценности.

При оперативном опросе соседи сообщили, что в доме прописан 25-летний сын потерпевшей – Геннадий Аболмасов, проживающий в Краснодаре у В. И. Кочетковой, с которой находился в гражданском браке. Работники милиции получили от соседей сведения, что Геннадий иногда бил мать и находился якобы в неприязненных отношениях с ней, настаивал на выселении Ковалева, высказывал опасение, что мать может оформить домовладение на этого квартиранта.

Г. Аболмасов и В. Кочеткова 25 февраля 1983 г. в середине дня были доставлены в Октябрьский РОВД г. Краснодара. Здесь прокурор Октябрьского района Щ. и следователь той же прокуратуры К. дали указание сотрудникам милиции задержать доставленных в порядке ст. 122 УПК РСФСР и поместить в изолятор временного содержания при УВД Краснодарского горисполкома, хотя оснований для задержания, предусмотренных законом, не имелось. Задержанным не были разъяснены права подозреваемого. Кроме того, Аболмасова не стали допрашивать по мотивам задержания и даже не объявили, в совершении какого преступления он подозревается. Следователь прокуратуры К. вместе с инспектором уголовного розыска Никитиным основное внимание уделили попыткам получить признание от беременной Кочетковой о совершении убийства Аболмасовым. 25 и 26 февраля на допросах Кочеткова твердила, что ночью Геннадий никуда из дома не уходил, а про данное преступление ей стало известно лишь после доставления в милицию. Следователь К. заверял ее, что сам Аболмасов уже признался в убийстве матери и квартиранта, и если она не расскажет об этом, то будет отправлена в тюрьму, а ее малолетнего сына поместят в детский дом.

27 февраля прокурор Октябрьского района Щ. на допросе пообещал немедленно отпустить ее на свободу в случае дачи показаний, изобличающих Аболмасова. И Кочеткова подписала свой протокол допроса, составленный прокурором Щ., в котором было указано, что ночью 25 февраля 1983 г. муж уходил из дома, вернулся со следами крови на руках и одежде.

В тот же день аналогичные показания с записью их на магнитофон Кочеткова была вынуждена дать следователю прокуратуры К., а 28 февраля такие же показания с записью на магнитофон она дала следователю Кузнецову в присутствии прокурора Щ., который рекомендовал ей придерживаться подобной линии поведения, иначе она будет заключена под стражу. 28 февраля 1983 г. Кочеткову освободили, избрав мерой пресечения подписку о невыезде, но обвинение так и не предъявили.

Проведенными экспертными исследованиями не удалось обнаружить никаких следов крови на теле и одежде Аболмасова, что должно было вызвать сомнения в объективности показаний Кочетковой, полученных таким путем. Но следствие с самого начала отрабатывало только версию совершения преступления из корыстных побуждений Геннадием Аболмасовым, который якобы опасался передачи матерью Ковалеву доли своего домовладения и денежных сбережений. Фактически только на третий день содержания Аболмасова в ИВС ему сообщили о гибели матери и Ковалева. Прокурор Щ. принимал участие в проведении некоторых его допросов, высказывая угрозы и демонстрируя уверенность в его вине, а порой сам допрашивал арестованного. Следователь К. во время допросов Аболмасова применял разнообразную тактику: обещал освободить от уголовной ответственности в случае признания вины в убийстве, учитывая, что обвиняемый является инвалидом вследствие черепно-мозговой травмы; сулил расправу со стороны сокамерников; гарантировал вынесение судом смертного приговора в случае непризнания вины; угрожал различными гонениями на жену и ребенка; неоднократно воспроизводил аудиозапись показаний Кочетковой, где она уличала его в убийстве.

При осмотре места происшествия на филенке двери обнаружили отпечатки пальцев Аболмасова. Последний подтвердил, что мог оставить их 24 февраля, когда с помощью топора пытался заменить замки на двери комнаты, где жил Ковалев. Обвиняемый категорически отрицал свою причастность к преступлению и заявлял, что в ночь на 25 февраля к матери домой не приходил. Отказалась от своих показаний, изобличающих мужа, и Кочеткова, объяснив их незаконным воздействием работников милиции и прокуратуры.

Геннадий Аболмасов подвергался жесткому прессингу со стороны сокамерников, которые применяли к нему физическое насилие и склоняли к самоубийству, в результате чего ему неоднократно вызывали врача.

В начале мая 1983 г. следователь К. и инспектор уголовного розыска Никитин на автомашине провезли Аболмасова по Краснодару, усиливая эффект тоски по свободе; кроме того, оговаривали его жену, чьи изобличающие показания на фонограмме ему давали прослушивать ранее. Все это в конечном итоге привело к тому, что когда 7 и 8 мая 1983 г. инспектор Никитин проводил допросы Аболмасова, он уже находился в болезненном состоянии, терял сознание при допросах и оба этих дня к арестованному вызывались врачи «скорой помощи». 8 мая Никитин, использовав болезненное состояние обвиняемого, заставил его написать «явку с повинной», и в тот же день следователь К. составил протокол допроса Аболмасова, якобы признающегося в двойном убийстве.

Но вскоре обвиняемый отказался от этих сфабрикованных показаний.

Работников правоохранительных органов не смутило, что показания обвиняемого, полученные 8 мая, противоречили в ряде принципиальных вопросов объективной картине преступления и делали его вину еще более проблематичной. Но признание было получено, и уголовное дело немедленно направили в суд.

29 июня 1983 г. Краснодарский краевой суд приговорил Геннадия Аболмасова к смертной казни за убийство двух человек, совершенное с особой жестокостью из корыстных побуждений. При этом суд сослался на «признания» подсудимого и его жены, полученные на предварительном следствии при названных выше обстоятельствах.

После кассационных жалоб осужденного и его адвокатов Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 10 октября 1983 г. отменила приговор Краснодарского краевого суда и направила дело на новое расследование. В своем определении Верховный Суд России указал:

1. Несмотря на множественные рубленые раны на телах потерпевших, что повлекло обильное кровотечение, на одежде Аболмасова крови не обнаружено.

2. «Явка с повинной» Аболмасова от 8 мая 1983 г. не дает ответа на ряд важных вопросов и содержит утверждения про обстоятельства, не соответствующие установленным объективным данным.

3. Не проверялись доводы Аболмасова о возможности совершения этого преступления другими лицами.

4. Не были проверены заявления подсудимого по обстоятельствам получения от него «явки с повинной» в условиях применения насилия и болезненного состояния Аболмасова.

5. Следствие и суд не проверили доводы Кочетковой о вынужденном оговоре Аболмасова из-за ситуации ее задержания и применения к ней незаконных мер со стороны должностных лиц правоохранительных органов.

6. В Краснодарский краевой суд 25 августа 1983 г. поступило письмо от начальника отдела Краснодарской краевой прокуратуры. В этом документе сообщалось, что прокуратура Октябрьского района г. Краснодара возбудила уголовное дело в связи с заведомо ложными показаниями свидетеля, соединенными с искусственным созданием доказательств обвинения, и совершенными с корыстной целью (ч. 2 ст. 181 УК РСФСР). По мнению прокуратуры, субъектом преступления является Карагодин Евгений, 1957 г. р., утверждающий, что убийство Аболмасовой и Ковалева совершил он.

Не удивительно, что прокурор Октябрьского района Щ., допустивший такие нарушения процессуального закона, должен был отреагировать на подобное заявление «адекватно» – возбуждением уголовного дела против заявителя.

В процессе дополнительного расследования выяснилось, что Карагодин Е. ранее проживал в Краснодаре, еще школьником помогал Аболмасовой за плату изготовлять щетки, которые она продавала на рынке. Став взрослым и переехав в Могилевскую область, Карагодин иногда приезжал в Краснодар и встречался с Аболмасовой, ее сыном Геннадием и квартирантом Ковалевым. Со всеми ними он находился в хороших отношениях.

4 августа 1983 г. Карагодин добровольно явился в ОВД на железнодорожной станции Могилев Белорусской ССР и сообщил, что это двойное убийство совершено им, а осужден к расстрелу невиновный – Аболмасов. Сотрудники транспортной милиции по телефону получили подтверждение из Краснодара об имевшем место преступлении. Карагодин был доставлен в Краснодар, где сразу написал заявление на имя прокурора Октябрьского района, в котором подробно описывал содеянное. Его показания, данные в стадии предварительного следствия, про обстоятельства совершения убийства Аболмасовой и Ковалева полностью соответствовали данным протокола осмотра места происшествия и актов судебно-медицинских экспертиз трупов потерпевших.

Карагодин признался, что испытывал материальные затруднения, вследствие чего вынашивал план обокрасть дом Аболмасовой, зная место хранения крупных денежных сбережений. В феврале 1983 г. он приехал из Могилева в Москву, уговорил своего знакомого Демидова оказать содействие в хищении денег из жилища Аболмасовой. С этой целью он и Демидов 22 февраля 1983 г. прилетели из Москвы в Краснодар. Здесь Демидов проявил нерешительность в осуществлении задуманного хищения, и Карагодин обратился за аналогичной помощью к местному жителю Бовану, но и тот отказался участвовать в преступлении. Тогда Карагодин один вечером 24 февраля 1983 г. пришел в дом Аболмасовой, которая его впустила и оставила ночевать. Примерно через час-полтора Карагодин встал, прошел на кухню, в коридоре обнаружил два топора и одним из них совершил убийство Аболмасовой и ее квартиранта Ковалева, спавших в разных комнатах. Затем взломал сервант, похитил из него два свертка с деньгами, а также спиртное и некоторые предметы. С целью инсценировки ограбления разбросал по комнате часть вещей. О совершенном преступлении он рассказал Бовану и Демидову. Из похищенных семи тысяч рублей Карагодин часть денег дал Бовану, купил подарки родным и знакомым. Затем вместе с Демидовым он улетел из Краснодара к себе домой. Когда Карагодин узнал, что за это преступление арестован невиновный Г. Аболмасов, он бросил работу, запил, его мучили «кошмарные сны». Он признался своей жене и матери в совершенном убийстве, жаловался, что ему постоянно снятся потерпевшие. В конце концов Карагодин добровольно пришел с повинной в органы транспортной милиции, сообщив о невиновности Аболмасова.

Факт пребывания Карагодина и Демидова в Краснодаре в период с 22 по 25 февраля 1983 г. был подтвержден пассажирскими авиадокументами и показаниями ряда очевидцев.

В то же время на предварительном следствии Карагодин в некоторых показаниях заявлял, что убийство все-таки совершил Г. Аболмасов, который будто бы рассказал ему обстоятельства содеянного в деталях и заплатил 10 тысяч рублей. За эту сумму Карагодин якобы согласился сделать «явку с повинной» после того, как Аболмасов будет осужден.

Позднее на предварительном следствии и в суде Карагодин сообщил, что такие показания он дал вынужденно, никаких денег от Аболмасова не получал и в феврале 1983 г. вообще с ним не встречался. Просто работники прокуратуры Октябрьского района и милиционеры не верили его признанию, предъявили ему обвинение по ч. 2 ст. 18¹ УК РСФСР, заявляли о доказанности вины осужденного Аболмасова. Версия о предварительном сговоре Аболмасова с Карагодиным, несмотря на явную абсурдность и нелогичность, была тщательно проверена и полностью развенчана.

Вина Карагодина в совершении двойного убийства нашла убедительное, доказательственное подтверждение, он был осужден к 15 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Демидова осудили к лишению свободы за недонесение о данном преступлении. Бован осужден к шести месяцам исправительных работ, как совершивший заранее не обещанное приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем.

Ранее прокурор Щ. и следователь К. не принимали надлежащих мер к сохранению имущества, находившегося в доме Аболмасовой. Более того, нашлись свидетели, наблюдавшие, как следователь К. неоднократно посещал дом Аболмасовой, где изымал различные предметы без составления необходимых документов. Фактически дом потерпевшей был брошен на произвол судьбы, многие ценные вещи из него растаскивались.

Большой общественный резонанс в Краснодарском крае, вызванный фактом осуждения к смертной казни невиновного Аболмасова, способствовал тому, что в отношении прокурора Щ. и следователя К. возбудили уголовное дело, объем которого в итоге составил полтора десятка томов. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР рассматривала это дело в открытом заседании в г. Краснодаре, где в апреле 1987 г. вынесла обвинительный приговор. На скамью подсудимых не попал инспектор ОУР Октябрьского РОВД Никитин по причине его преждевременной смерти.

Бывший прокурор с бывшим следователем, как и предполагалось, отрицали вину в принуждении Аболмасова и его жены к даче показаний путем угроз и иных противозаконных мер. Так, Щ. пытался утверждать, что задержание в порядке ст. 122 УПК РСФСР Аболмасова и его супруги было законным. Верховный Суд РСФСР в приговоре отметил, что ни одного из оснований, указанных в законе, для такого задержания не имелось, о чем подсудимые знали. Подсудимые К. и Щ. обоснованно привлечены к уголовной ответственности по ч. 2 ст. 178 УК РСФСР – за заведомо незаконное задержание Аболмасова и Кочетковой. Подсудимые К. и Щ., как указал суд, виновны также в принуждении к даче показаний путем применения угроз и иных незаконных действий (ч. 1 ст. 179 УК РСФСР). Однако Судебная коллегия отметила, что квалифицирующий признак такого принуждения – издевательство над личностью допрашиваемых – не раскрыт органами следствия в материалах уголовного дела и обвинительном заключении, поэтому нет оснований для квалификации действий К. и Щ. по ч. 2 ст. 179 УК РСФСР.

Верховный Суд РСФСР признал виновными К. и Щ. в совершении халатности по ст. 172 УК РСФСР, поскольку они не приняли мер к сохранности имущества Аболмасовых, вследствие чего значительная часть этого имущества была утрачена, и Аболмасову причинен существенный материальный вред.

Подсудимый Щ. в судебном процессе вину не признал, в отличие от К., который сознался, что задержание Аболмасова с женой он произвел незаконно, а к сохранности имущества заключенного под стражу Аболмасова не принял достаточных мер. Оба подсудимых были приговорены к 2 годам исправительных работ каждый, с удержанием 20 % заработка в доход государства. С них взыскано в пользу Аболмасова 4903 рубля.

Суд исключил из обвинения Щ. эпизод принуждения подозреваемого Карагодина к даче показаний (ч. 1 ст. 179 УК РСФСР), поскольку последний, доставленный в суд из ИТК, по этому эпизоду объяснений давать не стал, а сам Щ. вину никогда не признавал.

Верховный Суд РСФСР оправдал К. и Щ. в части предъявленного им обвинения по ч. 2 ст. 176 УК РСФСР – за привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности, соединенное с обвинением в тяжком преступлении и искусственным созданием доказательств обвинения. Подсудимые заявляли, что они были убеждены в совершении Аболмасовым убийства матери и ее квартиранта, а допущенные нарушения уголовно-процессуального законодательства объясняли большой нагрузкой и неопытностью следственных работников.

По мнению Судебной коллегии, «хотя невиновный Аболмасов действительно был привлечен Щ. и К. к уголовной ответственности за преступление, которого он не совершал, однако это произошло вследствие односторонности и неполноты предварительного следствия, в результате следственной ошибки, заблуждения со стороны подсудимых, что исключает уголовную ответственность по ч. 2 ст. 176 УК РСФСР, по которой Щ. и К. подлежат оправданию за отсутствием состава преступления».

Судебный процесс в Краснодаре над бывшими работниками прокуратуры К. и Щ. остался неизвестным для большинства следователей и прокуроров страны. Тем не менее в текстах определений и приговоров по «Краснодарскому делу» практики могут найти немало поучительного для себя, дабы избежать подобных «ошибок».

Осужденный Карагодин Е. А., находясь в местах лишения свободы, организовал преступную группировку и совместно с другими заключенными совершил в апреле 1989 г. побег из места заключения, соединенный с насилием над стражей, захватом заложников и иными преступлениями. Судебная коллегия по уголовным делам Краснодарского краевого суда 19 апреля 1990 г. приговорила Карагодина Е. по ч. 2 ст. 77¹, ст. 188, 191, 218 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы. По Указу Президента РФ о помиловании от 18 июня 1999 г. Карагодин был освобожден из мест лишения свободы и проживает в Краснодаре, в одном городе с Аболмасовым Г.

Примечания к главе «Краснодарское дело»

Криминалистами, психологами и психиатрами издавна отмечено, что совершенные насильственные преступления против личности (как правило – убийства) могут сильно изменять психическое состояние виновного, способствовать поиску им выхода из такого состояния различным путем: употреблением алкоголя и наркотиков, пробуждением религиозного чувства, стремлением к самоубийству, явкой с повинной в правоохранительные органы и т. п.

Проведенный автором настоящего исследования опрос лиц, осужденных к смертной казни за совершение умышленных убийств, показал: из 53 человек 46 заявили о повторяющихся в сновидениях неоднократных сценах преступления. При этом 41 осужденный видел во сне свои жертвы только живыми[26]26
  Китаев Н. Н. Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство. Дис… канд. юрид. наук. Томск, 1994. С. 166.


[Закрыть].

Доктор медицинских наук В. Н. Касаткин в монографии «Теория сновидений», неоднократно издававшейся в нашей стране (1967, 1972, 1983 гг.), указывает на особенности сновидений убийц. Если преступление готовилось или длительно существовала ситуация, способствующая его совершению (ревность, вражда), то в сновидениях виновного лица проявлялся сюжет подготовки к преступлению и даже повторялся способ и вид оружия, которым замышлялось его совершение. Если же преступление совершалось неожиданно, вследствие случайной ссоры, опьянения, то криминальная ситуация проявлялась в сновидениях после деяния.

Эти знания, полученные в результате сотрудничества автора настоящего исследования с В. Н. Касаткиным в период 1976–1994 гг., позволяли в процессе работы использовать процессуально зафиксированную информацию о сновидениях убийц для изобличения последних, когда традиционные средства доказывания были неэффективными[27]27
  Китаев Н. Н. Экспертиза сновидений серийного убийцы как средство доказывания вины // Дальневосточные криминалистические чтения. Вып. 4. Владивосток, 1999. С. 105–107; Сергеев К. Судебный процесс… по сновидению // Союз. 1990. № 28. С. 23; Самойлов А. П. Так называемый секс. Л., 1991. С. 106; Комаров А. В. Жертвы приходят во сне // Труд. 1992. 25 августа; Касаткин В. Н. Пожары во сне и наяву // Соц. индустрия. 1988. 14 февр.


[Закрыть].

Не случайно убийца Карагодин Е. на предварительном следствии и в суде пытался сделать упор на свое якобы необычное психическое состояние. Подсудимый заявил, что после убийства Аболмасовой и Ковалева он уснул, а проснувшись, увидел картину совершенного им преступления, после чего похитил 7 тысяч рублей. Но, по мнению экспертов-психиатров, эти заявления Карагодина следует расценивать как грубо установочные, носящие демонстративный характер и выдвинутые подсудимым в целях психологической защиты. Они не соответствуют клинической картине какого-либо психического заболевания. В то же время у следователей и экспертов не вызвали никаких сомнений признания Карагодина о «кошмарных снах», в которых постоянно появляются убитые им потерпевшие.

Практика автора показывает, что знание следователем особенностей сновидений насильственных преступников позволяет тактически верно вести допросы подозреваемого (обвиняемого) и получать от него объективную информацию о содеянном. В ряде случаев можно назначать и экспертизы сновидений обвиняемого. К сожалению, по делу Карагодина таких исследований не проводилось.

Глава 3
Свердловские эпизоды

29 апреля 1982 г. во второй половине дня в лесу на 8-м километре Старого Московского тракта Верх-Исетского района г. Свердловска, недалеко от автобусной остановки «Контрольная» и гаражей Управления общественного питания была изнасилована и задушена 11-летняя Лена М., возвращавшаяся со школьных занятий.

Раскрытием этого преступления занялась оперативно-следственная группа; особое внимание уделялось проверке лиц, ранее судимых за насильственные преступления.

5 мая 1982 г. по заявлению жительницы Свердловска О. за покушение на ее изнасилование был задержан Хабаров Георгий, 1954 г. р., ранее три года находившийся в местах лишения свободы за квалифицированный грабеж. Он имел отставание в психическом развитии, ранее учился во вспомогательной школе, состоял на учете в психоневрологическом диспансере по поводу олигофрении в степени умеренно выраженной дебильности. В связи с сильным косноязычием и затруднениями в общении с людьми круг знакомых у Георгия был весьма ограничен.

На первом допросе, проведенном 5 мая 1982 г., задержанный собственноручно написал, что после 28 апреля он в поселке на 8-м километре не появлялся, а 29 апреля целый день находился дома. Однако «активная» работа сотрудников уголовного розыска, продолжившаяся в камере, где содержался задержанный, привела к тому, что 7 мая Хабаров заявил о своей причастности к изнасилованию и убийству Лены М. Правда, он не мог ответить на многие вопросы, например, куда он дел портфель Лены. Даже внешний вид исчезнувшего портфеля описывал по-разному. Однако следствие и суд не обращали внимания на такие несоответствия. 24 сентября 1982 г. Свердловский областной суд приговорил Хабарова к 14 годам лишения свободы. Ему вменялось изнасилование и убийство Лены М., покушение на изнасилование О. и нанесение побоев потерпевшей Г.

По тексту обвинительного заключения и приговора преступление совершено при следующих обстоятельствах. Хабаров до 22 апреля 1982 г. проживал в поселке «8-й километр Старого Московского тракта» Свердловской области. После освобождения из мест лишения свободы он, как инвалид 2-й, а затем 3-й группы, трудился непостоянно, а с декабря 1981 г. вообще нигде не работал, имел склонность к употреблению спиртных напитков. После переезда на новую квартиру Хабаров продолжал посещать знакомых по прежнему месту жительства. 29 апреля около 18 часов, находясь в поселке в нетрезвом состоянии, он заметил школьницу М., возвращавшуюся домой по лесной тропинке. С целью изнасилования Хабаров схватил девочку, увел в сторону, где изнасиловал, а затем задушил имевшимся на потерпевшей пионерским галстуком, после чего перенес труп в ельник и замаскировал его ветками. В суде Хабаров виновным себя признал полностью.

22 ноября 1982 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР рассмотрела данное дело по кассационным жалобам Хабарова и потерпевшей М. (матери убитой девочки). Осужденный заявлял, что не помнит своих действий в момент совершения преступления и считает себя душевнобольным. Потерпевшая М. просила отменить приговор за мягкостью и назначить исключительную меру наказания. К своей жалобе она приложила коллективное письмо работников одного из предприятий г. Свердловска с требованием о назначении Хабарову смертной казни. Приговор Свердловского областного суда отменили и дело направили на новое рассмотрение со стадии судебного разбирательства в тот же суд, но в ином составе.

Теперь Хабаров утверждал, что 29 апреля 1982 г. вообще не был в поселке, никакого отношения к изнасилованию и убийству Лены М. не имеет, на изнасилование О. не покушался; в процессе следствия оговорил себя под влиянием физического и психического насилия со стороны работников правоохранительных органов.

Суд отметил, что кассационная жалоба Хабарова и последующие два его заявления, в которых оспаривались прежние признательные показания, были составлены с участием его сокамерника Сыромятникова, фамилию которого подсудимый отказывался сообщать. По мнению суда, «этого не могло бы быть, если бы Сыромятников только оказывал помощь в изложении фактических обстоятельств, а не с целью запутать дело».

Приговором судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда от 23 марта 1983 г. Хабаров Г. Л. был признан виновным в изнасиловании и убийстве Лены М., других инкриминируемых преступлениях и осужден к смертной казни. Приговор приведен в исполнение 27 апреля 1984 г.

В основу приговора были положены следующие доказательства:

1. Показания Хабарова про обстоятельства изнасилования и убийства Лены М., данные им на предварительном следствии и в первом судебном заседании.

2. Протокол опознания Хабаровым потерпевшей по ее фотографии.

3. Показания свидетелей Вторых и Енковой о том, что Хабаров во второй половине дня 29 апреля 1982 г. находился поблизости от места убийства Лены М.

4. Показания малолетнего свидетеля Яшкина Олега, заявлявшего, что видел Лену М. 29 апреля в 17 час. 40 мин., когда она шла от автобусной остановки «Контрольная».

5. Заключение судебно-биологической экспертизы о возможной принадлежности Хабарову спермы, обнаруженной в пятне крови на бедре потерпевшей, а также о возможном происхождении от Хабарова волос, найденных на одежде и теле девочки.

6. Заключение криминалистической экспертизы о нахождении на брюках и пиджаке подсудимого волокон, сходных с волокнами ткани пионерского галстука и одежды Лены М.

7. Заключение криминалистической экспертизы о нахождении в подногтевом содержимом Лены М. волокон, сходных с тканью брюк Хабарова, а у последнего в подногтевом содержимом – волокон, сходных с тканью фартука и платья потерпевшей.

8. Заключение криминалистической экспертизы о присутствии на одежде Хабарова и потерпевшей Лены М. одинаковых частиц растений.

Дело Хабарова, как впоследствии выяснилось, представляло классический пример обвинительного уклона, десятилетиями формировавшегося в правоприменительной деятельности следственных и судебных органов СССР. Об этой порочной практике конкретно высказался кандидат юридических наук, бывший начальник Главного управления уголовного розыска МВД России Н. П. Водько:

«В 70-х – начале 80-х годов в стране сложилась порочная правоприменительная практика использования понятия достаточности доказательств, в том числе и по делам об убийствах. В основу этого критерия ложились признательные показания обвиняемых, “подкрепленные” косвенными доказательствами, например, сравнительным анализом микрочастиц, совпадающих по родовым признакам. Это и приводило к трагическим ошибкам… Стало правилом: возбужденное уголовное дело должно закончиться только предъявлением обвинения, ибо его прекращение считалось браком в работе. Подозреваемый по делу должен быть привлечен к уголовной ответственности и, как правило, арестован. Арестованный не мог быть оправдан судом, осуждение находившегося под стражей лица к наказанию, не связанному с лишением свободы, тоже считалось браком в работе. С недопущением такого “брака” боролись на всех этажах служебной иерархии – милиция и следствие, прокуроры и, конечно, последняя инстанция – суды. Создавалась круговая порука, при которой каждый орган не поправлял друг друга, а “затушевывал” и “замазывал” ошибки и нарушения закона, допущенные другим»[28]28
  Водько Н. П. Почему так долго искали Чикатило… М., 1996. С. 41.


[Закрыть].

Эта цитата из книги знатока, проработавшего в милиции свыше 40 лет, объясняет тот конвейер следственно-судебных ошибок, которые повторялись из года в год по всей стране. Книга генерал-майора милиции Н. П. Водько представляет немного переработанный вариант его записок, изданных в 1994 г. закрытым журналом МВД РФ, с изменением некоторых фамилий и пропуском подробностей оперативной работы. Можно полностью согласиться с мнением этого профессионала, что «под знаком пресловутого обвинительного уклона сформировались многие поколения работников милиции, прокуратуры, судов. И сегодня еще трудно говорить о том, что мы освободились от его зловещего влияния. Полное его преодоление возможно только после серьезного реформирования органов безопасности, милиции, следствия и судебной системы. Но чтобы обеспечить практику объективного и беспристрастного судопроизводства, нужны годы, замена старого поколения служащих уголовной юстиции, нужны новые кадры, подготовленные на основе обновленного уголовно-правового и процессуального законодательства»[29]29
  Там же. С. 41.


[Закрыть].

Уголовное дело Хабарова, как потом установили, наглядно опровергало теоретические постулаты советской криминалистики: «Информация, содержащаяся в отдельном источнике, может быть искажена или фальсифицирована. Фальсификация же или однозначное искажение отражаемого процесса в системе источников невозможны»[30]30
  Колдин В. Я. Уровни уголовно-процессуального доказывания // Сов. государство и право. 1974. № 1. С. 87.


[Закрыть].

В то время как осужденный Хабаров содержался в камере смертников, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 10 мая 1983 г. оставила без изменения вынесенный ему смертный приговор. Однако в лесном массиве Верх-Исетского района г. Свердловска, близ Старого Московского тракта, в районе автобусной остановки «Контрольная» продолжались нападения на школьниц и молодых женщин.

Так, 7 августа 1983 г. в район остановки «Контрольная» направилась заниматься спортивным бегом студентка Я., но в общежитие не вернулась. Позднее ее обнаженный труп обнаружили в кустах недалеко от гаража, где была ранее убита Лена М.

11 мая 1984 г., через две недели после расстрела Хабарова Г. Л., не вернулась домой из школы пятиклассница Наташа Л.

На следующий день ее обнаженный труп нашли в кустах в 600 м от гаражей Управления общественного питания.

6 мая 1985 г. учащаяся ГПТУ Д. уехала в лес к остановке «Контрольная» для занятия живописью и назад не вернулась. Ее обнаженное тело обнаружили 17 мая в 400 м от гаражей Управления общепита и «Контрольной».

26 мая 1986 г. студентка медицинского института Т. исчезла в этом же районе, а 28 мая вблизи гаражей Управления общепита нашли ее обнаженный труп, прикрытый ветками.

После убийства Т. на территории, прилегающей к местам совершения указанных преступлений, проводился комплекс поисковых мероприятий. Осуществлялось патрулирование нарядов милиции, устраивались засады в лесной местности. Однако 22 мая 1987 г. на железнодорожных путях близ грузовой площадки Верх-Исетского завода была убита при аналогичных обстоятельствах 19-летняя учащаяся ГПТУ Елена К., чей обнаженный труп нашли спрятанным в кустах.