Текст книги "Керенский"

Санкт-Петербург – Псков. Ночь на 25 октября 17 года

Известная всему Петербургу открытая машина Главы Правительства беспрепятственно прошла по городским улицам с расставленными по ним караулами красногвардейцев. Караульные на отдельных постах впопыхах на вытяжку отдавали честь Главе Правительства. Миновав через несколько часов гонки городки Гатчину и Лугу, и, оставив в стороне от себя водную гладь Чудова и Псковского озер, машина на большой скорости въехала по главной дороге в город Псков. Офицер-шофер обернулся лицом к располагавшемуся на заднем сиденье Керенскому, намереваясь высказать свои переживания за долгую дорогу. «Вот, мол, какие мы! Столько проехали, ничего с нами не случилось. А опасности – то какие рисовались! Да и дипломатическая машина с флажком в красную полоску по белому полю оказалась не обязательной». Слова так и остались не сказанными. Александр Федорович понял его мысль. Остановил взглядом.

– Не надо опережать события. Сейчас ночь, а ночью дела не делаются. День еще не скоро начнется. Главное все впереди. Пока же нам надо отдохнуть. Едем на квартиру к генералу Барановскому. Утром в штаб фронта.

Настроенный решительно, Главковерх ни мало не медля, вышел из машины, как только она затормозила у подъезда штаба Северного фронта. Широким легким шагом проследовал по коридорам в кабинет командующего. Генерал Черемисов из своего кресла, устремив взор в потолок, так высоко над ним стоял Керенский, не спешил подняться и сделать положенный доклад. То ли от неожиданности, от грозного вида Правителя или от чего другого, только он был не в себе.

– Владимир Андреевич, – Мягко, с участием к растерявшемуся человеку заговорил Керенский. – Сообщите мне о положении дел у Вас.

– Ничего особенного. Фронт стоит. Вяло текущие боевые действия с обеих сторон. – Справившись с неловкостью, ответил неопределенно Черемисов.

– Эшелоны с вызванными частями полагаю уже в Петербурге? Сколько, какие части прибыли? Я хочу немедленно знать об этом!

Генерал был уже на ногах. Щуплый, с бегающими глазками, он без надобности перебирал на столе бумаги, карты. Так прячут не слушающиеся в тряске руки. Не надо быть психологом, чтобы не увидеть по конвульсиям этого человека, что он пойман с поличным. Действительно, он только что связывался с Петербургом и со штабом Западного фронта. Разговор с Полковниковым и прервал шум остановившейся машины. Известия из столицы ему сообщили такие, которых он ожидал. Большевики берут без боя власть. Еще ночью арестовано Правительство. Зимний Дворец занимают красногвардейцы без сопротивления. Юнкера и женский батальон отведены в места расположения. Матросы, комиссары, дорвавшись до женщин, повели было повальное насилие над ними. Правитель, коль он на свободе, то означает, что он еще при власти. И он не отступился от борьбы. Так или не так думал генерал под взглядом Керенского, для дела было не важно.

– Отправке войск препятствуют на местах. Задержка из-за транспорта…паровозы, вагоны, путейцы еще… – Сам себе не верил, оправдывался командующий. За последние сутки он несколько раз приказывал начать погрузку войск в эшелоны, и тут же отменял ее. Колебался из-за своего малодушия. Расплата неотвратимая жгла ему мозг. Умный человек, генерал понимал всю нелепость и шаткость своего положения, в какое он сам себя поставил. Двойная игра – это не для него, точно также как и не для Полковникова и Краснова. Он, Черемисов, знал это, обращая их в свою веру. Они пойдут за ним, пока он будет в силе. Зыбкая у них психика. Потянет ветерком с другой неожидаемой стороны, колебание пойдет. Какая же сила держит их, его приспешников, да и его самого вдохновителя заговора, теперь на кривом пути?

– Поступим следующим образом. Сей же час Вы при мне отдадите категорический приказ незамедлительно выслать части в Петроград и ни на шаг не отходите от аппарата. Подстегивайте отправку поминутно. Лично отдайте приказ! Действуйте, господин генерал. Я вижу Вам нелегко сейчас. Не знаю и знать не желаю, какие заботы Вас угнетают. Но обстановка такова, что мы не вправе предаваться в данный момент личным эмоциям. Мой совет Вам, Вашему превосходительству, отбросьте в сторону свои амбиции, эмоции, наконец. Никто Вас в них ни мало не ущемляет Вы Командующий фронтом, в Ваших руках огромные силы. В них очень нуждаются в Петербурге. Еще вчера, уже сегодня, особенно завтра. Завтра!

Вынужденный увещевать Командующего, требовать от него немедленных действий, Главковерх и Глава правительства в одном лице Керенский не мог знать о свершившемся государственном перевороте. Может быть он единственный уже сегодня, 25 октября, объявленный большевиками вне закона и подлежавший аресту, он единственный собирал на фронтах силы для предотвращения вооруженного переворота. Для отпора анархиствующим отрядам большевиков, ставившим целью узурпировать законную власть. Чтобы не дать злоумышленникам свернуть Россию с выбранного демократического пути развития, не допустить поражения в войне. Ибо поражение это есть тяжкий гнет на плечи народа. Оно несет за собой разграбление, бесправие и унижение. Знал цену всем бедам свалившимся на русскую землю не только Глава страны, но все честные люди. Знали и ожидали: государство защитит и обережет их от напастей…

Александр Федорович в своей практике на посту военного и морского министра довольно часто сталкивался с подобного рода ситуациями. Приказы и директивы начальников, подчас и высших, часто исполнялись из рук вон плохо. Министр досконально знал, кто был в них грешен. Склонен к вольности казачий атаман Петр Краснов, себе на уме Антон Деникин, командующий Западным фронтом Павел Балуев также не прочь повременить с наступлением, когда ему вздумается, отвести войска на «перегруппировку», когда требуется решительно идти вперед. Неисполнение приказа точно и в срок в военное время это равносильно измене. А это высшая мера …

На кого же можно положиться?.. Острота минуты двоила сознание, требовала найти верное решение. Нет, это не было судорожное метание из стороны в сторону. Александр Федорович до конца не был уверен, что этот, стоящий перед ним человек, сделает то самое, что необходимо для России, что нужно ей именно в указанные сроки. Главная мерка сейчас человеку – его надежность. Но пойди узнай, что в голове у Черемисова?

Начальник штаба Ставки Главковерха генерал Духонин Николай Николаевич нервами чувствовал обстановку в столице. Разнузданная, насквозь лживая пропаганда, якобы радетелей о нуждах народа, брала верх над ясной и конкретной политикой Правительства, проводимой в интересах миллионов честных людей. Грань, отделявшая страну от анархии настолько близка, что только решительное вмешательство армии способно спасти положение. Генерал Духонин не раз пытался выйти на связь с Главковерхом, многие крайне важные вопросы требовалось доложить Главе государства, но безрезультатно. Связаться с ним не удавалось. Премьер, без преувеличения, был нужен всем сразу, его хотели видеть везде. Он разрывался на части и все – таки куда-то не успевал. Разговор со Ставкой в Могилеве состояться просто не мог. Черемисов воспрепятствовал этому.

Перед самым отъездом из Пскова, к Керенскому неожиданно вошли генерал Краснов и начальник штаба корпуса Попов.

– Вы что, Петр Николаевич, уже побывали в Острове. Так быстро обернулись! Коней, что ли поменяли на аэроплан? – удивленно спросил Керенский.

Надо было видеть конфуз Черемисова, который только что говорил о его отсутствии в штабе фронта. Как в поговорке: «Куда не кинь, везде клин.» Вранье и обман. Ну что за люди эти у власти. Знать бы Главковерху, что еще выкинет этот лицемер в генеральских погонах. С таким не то, что воевать, идти ему конюшни чистить. И то подумать: можно ли доверить это дело.

– Я только сейчас туда отравляюсь. Узнал, что Вы в Пскове и потом будете к нам. И вот я здесь перед Вами. Какие будут указания, Александр Федорович? – Атаман Краснов на удивление был весь в подобострастии и услужении. Чего ранее наблюдалось крайне редко.

– Полагаю, ваши отчаянные конники навострили клинки и рвутся в бой!

– Именно так, ожидаем приказа к действиям.

Снова курьёз! Он не имеет приказа…

– Командующий фронтом разве не уполномочен отдавать приказы? – Главковерх вопросительно посмотрел на генерала. – Ваша прямая обязанность, имеется ввиду и штаба, руководить подчиненными вам войсками. Или я ошибаюсь, Ваше превосходительство?

Командующий фронтом уходит от ответа …

26 октября. День клониться к вечеру. Главковерху сейчас надлежало бы со штабом Ставки колдовать над оперативной картой Петроградского района, строить план ликвидации заговорщиков. Не так они сильны, хотя и велики числом. У Правителя регулярные строевые чисти, хорошо обученные. Против них не устоять красной гвардии – одно название громкое. Правитель знал, что ему надо делать… Да, вот эту черновую работу кому поручить?

Машины на большой скорости шли на север. Хорошая дорога располагала к размышлениям. Думалось об одном: как там, в Петербурге, держится пока столица или уже пала. Если еще ночью и утром красная гвардия не овладела административными центрами, мостами и прочими объектами, что маловероятно, то столица падет в ближайшие часы. Значит… Нет! Это ничего не знач…. Революция не погибла. Революция борется, защищает завоеванные свободы. И победит! Войска, вызываемые с фронта должны разоружить большевистскую гвардию. Название-то какое звучное подобрали – гвардия. Порочат символ воинской гордости и славы. Это никак плод самого Троцкого, запевалы во всех их пакостях. Скор он на такие штучки.

Английский мощный мотор бесшумно мчит авто в ночи. Офицер-шофер себе под нос тянет модную песенку из ресторанного репертуара. Два личных адъютанта Премьера примолкли на средних сиденьях. Совсем юнцы, они верны шефу до гроба. Третий адъютант рядом с шофером, слушает его пение. По-домашнему уютно в машине. Так бы и мчался без остановки вперед, к звездам. Яркие в северном полушарии, они как майские светлячки в траве, высыпали на небе гроздьями. Молчание. Не до разговоров. У каждого свое.

– Интересно, а есть там такие планеты, на которых существа, обитающие на них, устраивают перевороты, войны развязывают между собой. Быть может, к ним высаживаются десанты с других планет для захвата территорий. Или там давно перевелись охотники до беспорядков. Или голодом морят «людишек»: вон их сколько миров плавает в пространстве. И население на них проживает. Как Вы считаете, Александр Федорович?

– Что, что плавает… кто проживают… – Керенский, словно, очнулся от глубоких дум, не сразу уловил суть вопроса. Мысли не оставляют его наедине с самим собою. Без мыслей он вроде бы и жить не умеет. – О чем вы спросили меня? Извините – не понял. – Это на заднем сиденье плечом к его плечу – Кузьмин, помощник Командующего Петербургским военным округом, участвующий в этой поездке. Он прервал мысленное государственное совещание Главы его с самим собой.

– Я немного помечтал, хотел услышать ваше компетентное мнение. Прошу великодушно…

– Ну вот еще…Великодушно…Теперь догадываюсь, что за фантазия у вас такая. Грешен, ведь и я минуту назад побывал там, – он пальцем показал вверх. – Признаюсь, в гимназические годы я был завзятым астрономом. Любителем, разумеется. Бегло читал небесную книгу. Звезды, галактики, созвездия. Кое-что знал о них. Мог на уровне рассуждать о Планетах Солнечной системы. Я считаю ее, нашу Галактику, не смейтесь, большой родиной для нас землян. Вот скажите, сможем мы проникнуть за пределы нашего большого дома, так сказать выйти на прогулку в дальние окрестности? Конечно не знаете. И я тоже не знаю. Я романтик до мозга костей. Увлечения мои, их много, перечесть все трудно, раз родившись, они остаются со мной навсегда. А вот еще откровенность: зазорно для человека, серьезного по складу характера, фантазировать, скажем, путешествовать по галактикам, строить воображаемые аппараты, уносящие роботов-исследователей в дальние пределы Вселенной.

– Вы, Александр Федорович, меня окончательно заворожили. – Кузьмин повернулся лицом к Правителю. – Я твердо знаю, фантазировать может не всякий из смертных, а только избранные. Как правило, это люди творческие с огромным кругозором, с неспокойной мятущейся душой. Жизнь их наверняка предстает в красках Рафаэля. О них сразу всего не скажешь. Вы вполне можете служить ярким примером таких счастливчиков. Боюсь, что угадал в вас путешественника к иным мирам. Сознавайтесь!

– Вы правы. Что-то такое бывало в студенческие лета. Все больше мечты сводились в практическую плоскость. Меня восхищает порядок, какой там заведен, – он снова жестом показал, где именно тот порядок находится. – Какие гиганты, а с какой легкостью необыкновенной вращаются по своим орбитам. Не отклоняясь и не замедляя движения! Величайшее постоянство! Вот Улугбек, внук Тимура Хромого, математически рассчитал движения Планет. Не удивляйтесь, древнего ученого вспомнил не случайно. Я был в Самарканде, дышал воздухом Улугбека. Поражен его изобретательностью. До него и другие мудрецы вычислениями занимались. Прошли сотни лет, и сейчас читай таблицу, смотри на небо в ту точку и на тебе – Меркурий, Марс, Венера, Юпитер, Сириус, что захочешь, то и увидишь.

– А мы на Земле все воюем и воюем. Утихла бы давно война и Германия уж лежала у наших ног поверженной. Будто нет в России других дел. – Кузьмин никак не может расстаться с больной темой.

– Наверно, вы правы, без войны нам никак нельзя. Дай Бог закончить эту нашу как надо. Нельзя от нее отступаться. Она сидит в голове крепко, не вытравить ее. Если бы не павшая на нас небесная кара, этого царя Давида воинство, и не ярые большевики с Ульяновым, и это также порождение соломоново, лежали бы у ног России все ее недруги. Хотя, дело не только и не столько в этом. Внутри государства, уже не тлеет, а огнем горит заговор. Вы сами только что изволили видеть одного из предателей. Да и в штабе Петроградского округа этот самый Полковников хорош гусь.

Вы, капитан, несомненно знаете всю подноготную о нем. И наверное думаете, почему этот Правитель, обладая всей властью в стране, знает все о готовящемся заговоре, почему он не принимает решительных мер, чтобы поставить всех и все на свои места. Он что слаб умом, жидок на расправу? Так про себя думаете обо мне, капитан? Не обижайтесь на мою резкость. Вы прекрасный боевой офицер, я знаю это и потому уважаю вас. Прошу не придавать моей вспышке никакого значения. Мне просто потребовалось высказаться. Нельзя же держать в себе бурю. Но если вы действительно так могли подумать, то я готов ответить напрямую. Этого как раз и нельзя предпринимать. Ни в коем случае! Этому есть веские оправдания, и они далеко не сегодняшнего дня.

К Ульянову у Керенского нет никаких вопросов. Да он ни на кого не держит зла. Он выше этого. В вожде большевиков он не видел соперника, не видел у него никаких достоинств, никак не ценил его способностей. Еще тогда в городе на Волге в свои семь или восемь лет, Саша избегал встреч со старшим по годам подростком из семьи начальника отца. Тот казался сложенным не как все мальчишки, что-то было в нем не так. К тому же это его малоприятное для слуха косноязычие. Обычной тяги младшего по возрасту к старшему у него, Александра, не было. Даже намека на симпатию. И снова в машине молчание. Только монотонный шорох широких упругих шин авто. Да офицер-шафер за рулем поет в полголоса свои песни. Вдали вспыхнул огонек. Один, второй, третий. Словно мираж всплыл. Так и видится, что навстречу машине из темноты катится городок Остров.

Остров – Гатчина – Царское Село. До Петер-бурга рукой подать. Генерал Краснов излишне осторожен. 27 октября 17 года

Разгульная казачья вольница наслаждалась предоставленным ей отдыхом. Чубастые красавцы с интересом поглядывали на вышедших из машин людей. Своего атамана здесь знал каждый. И высокого в военного покроя френче без погон тоже признали. Самый главный! Если он здесь, то будет работа им. Тертые рубаки хорошо разбирались в военных порядках. Когда им воевать, когда раны зализывать, когда по станицам да куреням расходиться. Последнее, обещанное им, вот уже совсем близко. Атаман Краснов – казак надежный, не обманет. За каждую боевую шашку торговаться станет. На пулеметы не бросит не только сотню, но и десять сабель с болью пожалеет.

Правильно он формулирует казацкий закон, принятый еще Запорожской Сечей. Для казака махать шашкой – это работа, на жизнь зарабатывать, семью кормить. Но чтобы и живым оставаться. А это уже как Бог пошлет. Главное же сам не плошай. Этакий вот он воин-казак. Так мыслил и генерал Краснов Петр Николаевич. Потому, видимо, и разговор генерала с Керенским получился не совсем согласным. Один требовал не медля казаков в бой бросить, второй – подождать, осмотреться, чтобы наверняка ударить. Тем и людей поберечь. А значит и Россию отстоять. Одному время – минута дорога, другому время – в бою подмога.

Вышло все так, как у казаков писано. Город Гатчина еще спал, последний сон видел, а конница атамана Краснова, развернувшись в аллюр и с гиком «Сабли наголо! Даешь!», обрушилась на гвардейцев-большевиков. Клинки, выхваченные из ножен и загоревшие синим огнем над головами коней, опьяненных близкой кровью, переполнили ужасом боевую сабельную атаку. Увидев смерть в натуре, не то что живой, мертвый встанет и побежит.

Казаки взяли город без рубки, одним страхом. Защитники его, побросав все что у них было, бежали толпами, искали спасения живота.

– Обещал я Вам взять Гатчину! Вот он, город у Ваших ног! – С неподдельной гордостью триумфатор делал доклад Керенскому. – Нынче этот город, а завтра Царское Село будет нашим! Что потом – посмотреть будем… – Закончил хвастливо, с каким-то хитроватым умыслом Командующий конным корпусом свой короткий доклад Главковерху.

– Петр Николаевич, хвалю Вас и ваших доблестных казаков за смелую атаку и овладением городом. Вы дело сделали во имя России. Победа, безусловно, коснулась и меня лично. В этом вы правы. Но сейчас важно не упустить выигрышный момент, боевой горячий пыл казаков, на плечах отступающих войти в укрепленный гарнизон Царское Село. Какая честь полководцу будет!

– Александр Федорович, в каком же уставе записано, что воевать города надо беспрерывно – один за другим. – То играючи темляком дорогой запорожской сабли, то поглаживая ее золоченый эфес. – Изумился генерал.

– Но где сказано, чтобы Глава государства, извините за нетактичность, понукал бы своих генералов идти в наступление. – В тон Краснову твердо заметил Главковерх. – Нет таких государств! И генералов тоже… Вот вам случай записать в устав новую строку. Сколько вам отвести на сборы пять, десять минут? – Главковерх был категоричен…

– Мои казаки не пойдут с этого места до завтрашнего утра. Это мой приказ!

– А мое слово, брошено на ветер? Так что ли, комкор? Вас спрашиваю. – Мнется генерал, ответить не знает что. Поставили его к стенке…Будь он, Керенский, провидцем, умел бы досконально разбираться в душах людей его окружающих, он бы угадал мысли строптивого казацкого атамана. Главковерх знал о нем то, что он двуличный, и что в обстановке, выгодной для себя, Краснов, не задумываясь, пойдет на предательство. Но он не мог знать, что это произойдет уже через четыре дня.

– Тогда я сделаю это сам, коль начальники приучены только слизывать пенки с блюд. – С вызовом бросил реплику Керенский атаману. – А вы поглядите, как надо воевать. Я ничуть не приравниваю себя к полководцам, однако знаю их манеру: «Смелость города берет!»

Открытая машина Керенского, оставив Гатчину, мчалась в направлении Царского Села. Отчаяние, безрассудный шаг, что угодно, но только в этом сейчас он видел спасение Революции от разбоя толпы анархистов. Законы войны просты по своей сути. Враг дрогнул и побежал в Гатчине, дрогнет и побежит в Царском Селе. И еще усилие, напор, удар и враг покорится, бросит оружие. Нужны лишь решительность и смелость. На это рассчитывал Правитель России. Мало ли чего хотят комиссары в своих наспех придуманных органах власти – ЦК и СНК. Он, Керенский, не сложил с себя полномочий. Он есть Правитель России! Один! И никто кроме него! И вопреки логике, должен, просто обязан, сражаться за идею. Даже один! Один против всех. Сражаться с теми, кто против России.

Машина ворвалась в город. Полдень. Улицы полны праздного военного люда. С оружием. Александр Федорович, стоя во весь рост и возвышаясь над толпами, приказал остановить машину. Толпа сгрудилась, замерла от неожиданности происходящего. Высокий человек спокойно, с чуть заметной смешинкой на лице, из-под лобья с минуту обозревал людскую массу. Думал, чего они хотят в этот миг. Конечно же, не стрельбы, не войны, не смерти. Ждут от него чего-то хорошего или просто, чтобы их не трогали, не заставляли что-то делать, отпустили с миром.

Человек не торопился, выжидал, собирался с мыслями. Психологически это было оправдано. Напряжение достигло предела. Вот он достал часы, держа их за ремешок на ладони на виду у всех, щелкнув, открыл крышку циферблата.

– Я, Керенский! Даю вам пять минут на то, чтобы вы все как один сложили оружие и покинули город. Все до одного! – Голос глубокий и наполненный силой, облетел притихшую толпу, так что последний солдат его услышал и понял смысл каждого слова. – Это мой приказ вам! Время пошло…

Произошло все само собой. Правитель не красовался, стоя в автомобиле и, отдавая необычный приказ войску противника, знал, что он будет исполнен. Царское Село свободно. Где же казаки со своим атаманом? Они подоспели в самый раз, когда разношерстная красная гвардия, свалив в кучу оружие, уже оставила гарнизон.

Перед авто Керенского тут же появился сам атаман. Перед авто, перебирая тонкими ногами, затанцевал прекрасный белый иноходец генерала Краснова. Что твой Буцефал – любимый конь Александра Македонского. Седок и конь словно гордились собой, выставляли напоказ свою независимость. Вот мы какие – сами по себе, нас не возьмешь. Являли лихость казацкую самому Керенскому. «Наших не трожь!»

А ведь это было только что проявлено неповиновение. Открытое и наглое неповиновение! В условиях военного времени! Преступив закон Военного времени! Стечение подобных обстоятельств явление редкое. Квалифицируется как предательство, как измена Родине. Разрешается оно простым расстрелом. По решению полевого суда. Приговор выносится на месте или… задним числом. До поры такой практики не существовало. Введена недавно Военным и Морским министром Керенским. Обстоятельства того требовали.

– Вот и Вы, Петр Николаевич, очень кстати, что Вы здесь. Только что намеревался послать за Вами. – Как ни в чем не бывало, говорил Александр Федорович как бы с неподдельной радостью и радушием. Этим своим приемом он обезоруживал атамана казаков. Ссоры сейчас не допустимы. Дешевле будет приблизить несогласного, надо полагать более чем несогласного, чем оттолкнуть его от себя. Противопоставить, нажить открытого врага. А им обоим еще воевать и воевать. Поэтому амбиции в сторону.

Он действительно заставил себя забыть неприятный инцидент с Красновым. Зная цену компромиссам как лучшему средству в улаживании конфликтов перед неуступчивостью (хотя сам бывал иной раз тверже алмаза), посчитал, ни к чему сейчас доводить дело до курьеза. Говорят, на переправе лошадей не меняют. Разумно!

– Генерал, на ваших глазах неприятель оставил позиции и ищет спасения в Петрограде. Гоните своей конницей его до города. Там силами гарнизона и казаками очищайте его. Большевиков хорошо бы низложить еще в зародыше.

– Нельзя посылать пять сотен сабель на пулеметы красных. Они их перемелют на колбасу в первой же атаке, подождем прибытия бронепоезда и батареи орудий. Возьмем красных в клещи… – Тоже вроде о деле говорит…

Площадь перед вокзалом запружена народом. Будь то пехота, солдаты находились бы в строю или отведены на отдых. Но поставь кавалериста в строй – не знает он этого. Конь знает, а казак…Тоже знает, но не показывает. Потому на площади, как на базаре: толчея из людей и лошадей вместе. Будто нарочно неразбериха создалась. Человеку даже военному непросто понять, что к чему. Запутается…

Однако этого не сказал бы только один человек из всех, генерал Краснов. Какая глупая игра в кошки – мышки завязалась на узкой полоске земли, именуемой фронтом. На этой вытянутой языком пяди российской земли вдоль железнодорожных путей и автомобильной дороги Гатчина-Петербург. До самых подступов к столице. Бессмысленные передвижения войск не давали никакого представления о происходящем здесь. Ни о картине боевых действий вообще, ни о том, кто кого здесь воюет. Его, Краснова, затея играть в детские игры, его спектакль, часть его плана предательства. Третейское соглашение адептов Черемисова, Полковникова, Краснова. Согласованный сторонами план предусматривал проведение «операции» максимум за полутора недели. Четыре дня оставалось до срока. Красные уже близки к полной победе над «жиденькими» силами защитников Революции.

– Вот и все. Дело в шляпе! – Готов подвести итог сделанному скорый на похвальбу Черемисов. Его осадит Краснов, сильный корпус дает ему право на решительное слово.

– Спешка вредна на войне, особенно в нашем положении. А вдруг карты наши откроются, и банк срежут другие. Войска, которыми мы будто бы повелеваем, не предсказуемы. В головах у солдат и младших чинов полный сумбур. Нынче они нашим, завтра не нашим…