Текст книги "Быт и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях"

V. Слободы

На Руси встречались слободы трех родов: служилых людей, промышленников и, наконец, вообще поселян, пользующихся льготами. К слободам служилых людей относились: стрелецкая, пушкарская, пищальная, затонщиков, воротников, казачьи, ямские. В них были поселены служилые люди одного какого-нибудь наименования, которые составляли корпорацию и исполняли определенную служебную обязанность в отношении правительства. Слободы этого рода пользовались особым управлением и особыми правами. По большей части они находились близ городов и составляли предместья посадов, если под городом находился посад. В некоторых местах, однако, особенно на юге Московского государства, место самого посада занимали слободы. Близ одного острога были слободы: стрелецкая, казачья и пушкарская, а посадских был один только двор; таким образом, весь посад хотя и числился существующим, но заключался в одном только дворе. Величина служилых слобод соразмерялась с потребностью военной силы по важности города, близ которого они были расположены; иногда они были очень невелики, например человек в 50 жителей и даже менее.

При исчислении слобод, находившихся близ Москвы, показаны роды промышленных, ремесленных и торговых слобод. Подобные названия встречались в разных местах Руси. Некоторые промышленные слободы были в то же время и служилые, потому что жители их были обязаны доставлять к царскому двору произведения своего труда и за то пользовались облегчительными льготами. Таковы были слободы бобровников, слободы рыбных ловцов, слободы сокольников и кречетников и прочие, которых жители обязаны были доставлять ко двору плоды своей охоты и рыбной ловли, точно так же, как близ Москвы жители слободы Кадашевки занимались тканьем полотен и отбывали повинности доставкою своих произведений на потребности двора.

Стрелецкий дозор у Ильинских ворот в старой Москве. С наброска А.П. Рябушкина, 1897 г.

В Сибири кроме служилых слобод такое же название носили поселения, где жители занимались земледелием и пользовались льготами, которые давались новоприбывшим туда поселенцам в уважение к их недавней оседлости. В XVII веке служилые люди ходили по Руси и вербовали народ в Сибирь, заманивая обещаниями разных льгот; сверх того, для перехода давались охотникам подможные деньги. Эти поселенцы обязаны были пахать известное количество земли и, собирая с нее хлеб, доставлять его в города для прокормления служилых; такие слободы назывались пашенными.

VI. Села и деревни

Земледельческие жилые местности вообще по административному положению были: черные тяглые, дворцовые, поместья и вотчины. Первые были государственные имения, вторые – собственность государя и его фамилии; поместья были казенные имения, которые раздавались служащим людям как бы вместо жалованья за их службу: владелец не мог ни продать, ни заложить, ни завещать их, и хотя они очень часто переходили от отцов к детям, но не по праву наследства, а по новой отдаче от правительства, так что каждый раз, получая во владение отцовское поместье, сын должен был справлять его за собою, то есть приобретать от правительства на него право с обязанностью нести за то службу. Вотчины были собственностью владельцев. Вотчины были: владычные, то есть принадлежавшие архиереям или соборам, или, как тогда говорилось, домам святых, например дому Пресвятой Богородицы, дому Софийскому; монастырские и, наконец, частных лиц, то есть бояр, окольничих, дворян и детей боярских.

Сельские жители всех наименованных здесь поселений вообще назывались «крестьяне», и для означения, к какого рода владениям они приписывались, прибавлялось прилагательное: монастырские крестьяне, владычные крестьяне, дворцовые крестьяне, помещиковы и вотчинниковы крестьяне. В XVII веке крестьяне в вотчинах, принадлежавших отдельным владельцам, вообще назывались боярскими и господские имения носили общее имя боярщины. С прекращением личного права крестьян на переход с владельческих земель, на которых они были поселены, по мере большего прикрепления к земле крестьяне мало-помалу входили в один разряд с холопами или рабами. Несмотря на малолюдность края, в XVII веке село чаще было раздроблено между разными владельцами, чем составляло собственность одного; только владения бояр и князей представляли исключения. По большей части в одном селе было несколько владельческих усадеб. Около них поселены были обыкновенно рядами дворы их подданных и разделялись на дворы людские, крестьянские и бобыльские. В людских жили люди, или холопы, обращенные господами на полевые работы; иногда в одном дворе и даже в одной избе помещалось несколько семей этих рабов, не имевших ничего собственного и живших на скаредном содержании от владельца. В крестьянском дворе обыкновенно жил хозяин не только с семьею, состоящею из детей, братьев и племянников и разделявшеюся на две, на три и четыре семьи с общим достоянием (не в разделе), но часто с несколькими посторонними семьями работников или подсоседников, которые не имели своего угла, жили по найму и в отношении юридическом и административном вместе с хозяйскою семьею составляли одну единицу. Отличие крестьян от бобылей возникло в давнее время. Когда еще не воспрещено было крестьянам с известными условиями переходить от владельца к владельцу, крестьянин, поселявшийся на земле вотчинника или помещика, брал от него участок, носивший юридическое название жеребья, и должен был отбывать повинности, лежавшие на этом жеребье. Те, которые не могли брать целых жеребьев, селились на владельческих землях, платя только за свой двор и обрабатывая землю по добровольным особым условиям с владельцем, а потому не подчинялись уже обязанностям, лежавшим на жеребьях. Такие назывались бобылями. После укрепления крестьян бобыльскому сословию предстояло со временем смешаться с крестьянским, но и в XVII веке оно еще не успело совершенно потерять свое отличие. Бобыльские дворы всегда писались отдельно от крестьянских, ибо всякий крестьянин, как и прежде, отправлял свои повинности с тяглого жеребья, хотя назначение такого жеребья и зависело от владельца, сколько можно судить по дошедшим до нас известиям. Бобылями, то есть не имеющими жеребья, стали называться тогда те, которые по бедности не могли удержать за собою жеребьев. Но в старину, в XVI веке, не всякий бобыль был бедняком. Когда поселяне имели право переходить с земель владельческих на другие, многие могли не обязываться жеребьем не потому только, что по скудости не в силах были вынести лежавших на жеребьях повинностей, но также и для того, что не нуждались в таком количестве земли, какое приходилось на жеребий, и сверх земледелия извлекали из других занятий средства к содержанию. После воспрещения перехода и укрепления крестьян, когда распределение жеребьев зависело уже от владельца, естественно, те, которых владелец не считал удобным посадить на тяглый жеребий, были только бедные люди; без того владелец, конечно, дал бы им жеребий и обложил повинностью. Таким образом, слово «бобыль» перешло в значение бедняка, пролетария и осталось с ним до нашего времени.

До прекращения перехода земледельцев в вотчинах и поместьях было всегда значительное количество пустых дворов со строениями, готовыми принять к себе новых жильцов. Одни строились самими владельцами и сдавались приходящим крестьянам; другие – крестьянами, смотря по договорам. Но и в XVII веке, несмотря на укрепление крестьян, повсюду в имениях было не менее прежнего пустых дворов, потому что многие из земледельцев бегали, оставляя свои жилища; другие, вероятно, сами были увольняемы владельцами. Сельская жизнь по-прежнему носила на себе явный недостаток оседлости.

Вообще сельское народонаселение, как и посадское, было скудно и бедно. Частые войны и моровые поветрия истребляли его. В окраинных землях татары сжигали дотла поселения, умерщвляли и забирали в плен людей, не успевших схорониться в городах. При Михаиле Федоровиче вся страна на юг от Москвы была сожжена и представляла собой голую степь. Правительство не упадало духом и деятельно старалось о заселении ее вновь; но долго еще несчастные условия препятствовали всяким усилиям. Земледелец не мог спокойно располагать своим временем и часто среди летних работ принужден был покидать на поле несобранный хлеб и по зову бирючей спешить в осаду. Крестьянам не дозволялось от правительства строить житницы, а велено было держать зерновой хлеб в ямах. Сами избы обыкновенно сжигались, как только неприятель приближался, и крестьянин убегал в город с тем, что успевал захватить с собою. Нередко плоды долголетних трудов уничтожались в один день. Таким образом, плодоноснейшие полосы государства оставались необработанными и почти незаселенными. Подобных бедствий не чужды были и другие русские области. Так, в разделе между Строгановыми были условия, чтобы строения, поставленные за укреплениями в их сибирских владениях, были сжигаемы во время опасности.

Недостаток прочной оседлости не допускал жителей прилагать старания о сборе запасов продовольствия на случай скудных лет. От этого при неурожаях, которые благодаря климату и почве были нередки, пустели целые края от голода, как от заразы. Следует прибавить, что неправосудное управление, отягощавшее жителей, принуждало их к побегам и приучало предпочитать бездомовную, скитальческую жизнь оседлой. Все эти причины препятствовали увеличению народонаселения и мешали его благосостоянию. Многие известия старых времен указывают на повсеместные пустые дворы, которых обитатели или вымерли, или побиты, или разбежались. Целые села исчезали, оставляя по себе название пустых селищ. В XVII веке неподалеку от Москвы, следовательно, в самом населенном крае в двух селах и одной деревне насчитано только 216 дворов и в них 299 душ. В 1675 году в Двинском уезде, во всех его станах и волостях, был всего 2531 двор и в нем 5602 человека. Во всем Чердынском уезде в конце XVII века было всего до 3000 дворов. Как сельское население колебалось в каждом месте, то увеличиваясь, то умаляясь, можно видеть из описания одного стана в Вятском уезде: в 1629 году там было 44 деревни и 23 починка; в них было 100 живущих дворов, а людей 106; в 1646 году там оказалось 103 деревни, живущих дворов – 209 и людей – 1055 человек, да сверх того 5 деревень и 7 дворов пустых; в 1658 году в том же стане было 53 деревни, 44 починка, живущих дворов – 133, а людей – 714 человек. Более, чем в другие края, население в XVII веке подвигалось, кажется, на восток, именно в края, занимавшие нынешние губернии Пензенскую и Тамбовскую и южную часть Нижегородской, где в XVI веке почти не было русских жителей, а в половине XVII является много городов, слобод и сел, как видно из дел о возмущении Стеньки Разина. Этому причиною, кажется, было то, что воинственность тамошних туземцев – мордвы и чувашей – была уступчива к силе русских поселенцев. Вообще события XVII века одно за другим представляли очень неблагоприятные условия для оседлости и умножения народонаселения. В первых годах XVII века эпоха самозванцев со всеми ее последствиями сильно потрясла, опустошила и обезлюдила Русь во всех ее концах. При Михаиле Федоровиче не успела Русь еще оправиться от прошедших бедствий, как ее терзали беспрерывные набеги татар на южные области. Отдохнув немного в первые годы царствования Алексея, русское население вслед за тем подверглось целому ряду бедствий: изнурительные войны с поляками, набеги крымской орды, моровые поветрия, внутренние мятежи истощали его. Один англичанин, посещавший Россию в конце царствования Алексея Михайловича, говорил, что на пространстве в пятьсот верст едва можно было встретить десять женщин и одного мужчину. Не должно обольщаться обилием сел и деревень, встречаемых в письменных актах: были села с церквами, в которых всего-навсего было одиннадцать дворов, а деревни были столь малолюдны, что в них значилось двора по три, по два и даже по одному. Избегая непрерывных бедствий, народ переселялся в Сибирь; несколько времени она была обетованною страною России; но правительство, покровительствуя заселению этого края, неоднократно и останавливало стремление народа на девственную, плодородную, хотя и студеную ее почву. Уже в 1658 году сибирский владыка просил о прибавке земли в его домовых волостях и представлял, что народонаселение увеличилось, а земля выпахалась. Впрочем, и в Сибири солнце светит, гласит русская пословица: и там были воеводы, поборы, разметы, набеги иноземцев, моровые поветрия и неурожаи.

VII. Дворы и дома

Дворы в нашей старой Руси были очень просторны. Это видно уже из того, что для предохранения от пожаров приказывали варить кушанье и печь хлебы далеко от жилых строений в городах. В старину, при великих князьях, в Москве были дворы, принадлежащие князьям, до того огромные, что делились как уделы и даже два князя владели одним двором. В завещании Иоанна III о дворах, данном им своим детям, говорится о том, что в них заводили торги, и о разных судных делах, касавшихся живущих в этих дворах: это указывает на обширность и населенность таких дворов. В XVII веке царская усадьба в Измайлове простиралась на четыре десятины. В Александровской слободе конюшенный двор занимал более девяти десятин. Велики были дворы архиереев и монастырские подворья в городах и посадах; например, в Хлынове двор владыки имел 85 саженей в длину, поперек в переднем конце – 44, в заднем – 54 сажени, да сверх того отведен был двор для его церковных детей боярских в 61 сажень в длину и 12 в ширину. Торговый двор Печенгского монастыря в Вологде имел в длину 60 саженей, а поперек – 8. Иногда дворы посадских, если в посаде было много места, простирались до 50 и 60 саженей в длину. Как велики бывали в Москве дворы бояр и знатных особ, можно видеть из следующих примеров XVII века: боярский двор в длину – 37 саженей и поперек в одном конце – переднем – 9, а в заднем – 33 сажени; другой двор (стольника) в длину 25,5 сажени, поперек в одном конце – 19,5 сажени, а в другом – 12. При сдаче земли под постройки загородных домов считалось достаточным на двор 20 саженей в длину, а 10 в ширину. Встречались примеры усадеб гораздо меньшего пространства, как то: 14 саженей в длину, а поперек – в одном конце 13, а в другом 10. В посадах обыкновенная средняя величина усадеб была от 10 до 20 саженей в длину; встречались даже и менее, например 7 саженей в длину и 3 сажени поперек. Вообще форма дворов была неправильная, и поперечник не только не равнялся длине, но и в переднем конце был иной меры, чем в заднем. Всего чаще он подходил к равной мере с длиною собственно в городах, где ограниченность пространства не дозволяла слишком широко располагаться.

Дворы по возможности старались располагать на возвышенных местах для безопасности от полой воды и зимних сугробов. Такое правило наблюдалось в селах и деревнях при постройке усадеб владельцев. Кругом дворы огораживались забором, иногда острым тыном или заметом. Обыкновенно эта городьба была деревянная, но в XVII веке иные делали каменные или кирпичные ограды, иногда там, где на дворе вся постройка была деревянная. Так, в Москве были усадьбы с деревянными постройками и каменными оградами. Точно так же в царском имении, в Измайловском селе, хотя постройка была деревянная, но ограда каменная со сводообразными жилищами внутри для прислуги и для хозяйственных принадлежностей. Домовитый хозяин старался оградить свою усадьбу так, чтобы через нее никакое животное не пролезло и чтобы от соседей не могли приходить слуги к его слугам. В ограду вело двое и трое (иногда более: пять и семь) ворот, и между ними одни были главные, имевшие у русских некоторого рода символическое значение. Они украшались с особенною заботливостью и делались крытыми, а иногда в виде отдельного проездного строения с надстроенными наверху башенками; сами створки украшались разными изображениями, как то: орлов, оленей, цветов и тому подобное. Издревле существовал обычай над главными воротами городов надстраивать часовни и даже церкви: так было, между прочим, в старинном Киеве, где над Золотыми воротами была сооружена церковь Благовещения. Сообразно этому обычаю главные входы во двор получали некоторого рода священное значение; над воротами зажиточных частных людей почти всегда ставили образа в киотах. Ни в день, ни в ночь ворота не оставляли отворенными; днем они были только приперты, а ночью заперты на замок, и тогда по двору спускали с цепи собак. У самих ворот строилась караульная избушка, называемая воротней.

В самой Москве в XVI веке большинство зданий были деревянными, и во всей столице едва можно было насчитать одну восьмую часть каменных; и те занимаемы были преимущественно кладовыми, а не жильем: никто не почитал каменных зданий удобнее деревянных для жилья. При Михаиле Федоровиче начал распространяться вкус на каменные постройки. Алексей Михайлович его поддерживал. При царском дворе существовали так называемые палатных и городовых дел мастера, резчики каменных дел, не только иностранцы, но и русские, украшавшие Москву зданиями. Зажиточные люди стали строить каменные дома, или палатки, но все-таки сохраняли старинное убеждение, что в деревянных домах жить здоровее, иностранцы, посещавшие Россию, с этим соглашались. Уже по смерти царя Алексея Михайловича в 1681 году приказано было в Кремле, в Китай– городе и Белом городе строить исключительно одни каменные строения и для этого выдавали из Приказа Большого дворца хозяевам на постройку кирпич по полтора рубля за тысячу с рассрочкою на десять лет, а тем, которые не имели средств сооружать каменные постройки, приказано делать вокруг дворов по крайней мере каменные ограды. Это была первая обязательная мера о каменных постройках в России.

Форма домов была четвероугольная. Деревянные дома делались из сосновых, иногда же из дубовых цельных брусьев. Складывали брусья с большим умением, по замечаниям иностранцев, так плотно, что не оставалось ни малейшей скважины для прохода воздуха, и притом не употребляя в целом доме ни одного гвоздя, но скрепляли брусья, положенные один сверх другого, посредством зубцов в нижнем и зарубок или выемок в верхнем, так что зубцы вставлялись в зарубки или выемки. Целые толстые брусья плотно держались между собою, а для теплоты обивали их еще мхом; мох клали также по створкам дверей и окон. Это называлось строить избу во мху; а если продавалась изба, не обитая мхом, такая изба называлась не избою, а срубом.

Особенностью русского двора была та, что дома строились не рядом с воротами, а посредине от главных ворот пролегала к жилью дорога, иногда мощеная, которую добрый хозяин содержал постоянно в чистоте и наказывал слугам счищать с нее грязь в дождливое летнее и сугробы в зимнее время. Вместо того чтоб по надобности строить большой дом или делать к нему пристройки, на дворе сооружали несколько жилых строений, которые имели общее название хором. Надворные постройки вообще были жилые и служебные или кладовые. Жилые носили наименования: избы, горницы, повалуши, сенники. Изба была общее название жилого строения. Горница, как показывает само слово, было строение горнее, или верхнее, надстроенное над нижним, и обыкновенно чистое и светлое, служившее для приема гостей.

Курная изба в конце XVII в. По А.Г. Брикнеру, 1882–1883 гг.

Название повалуши сохранилось теперь в восточных губерниях и значит кладовую, обыкновенно холодную. В старину, хотя повалуши и служили для хранения вещей, но были также и жилыми покоями: неизвестно, в чем состоит их отличие от горниц, тем более что повалуши иногда надстраивались над нижними строениями, как горницы. Сенником называлась комната холодная, часто надстроенная над конюшнями и амбарами, служившая летним покоем и необходимая во время свадебных обрядов.

Очень часто по нескольку строений всех этих видов находилось в одном и том же дворе. Например, три горницы и одна повалуша или две горницы и три повалуши. При каждом отдельном строении были сени, а часто двое сеней: одни передние, другие задние, и те и другие теплые, иногда же два или три жилых строения под одной крышей соединялись теплыми сенями, которые были общими для того и другого жилья. Обыкновенно жилье располагалось так, что главный дом был с одной стороны сеней, а по другую сторону, в заворот, другой дом, а от этого дома еще какое-нибудь составляющее с ним угол строение. Иногда в одном дворе несколько домов соединялись между собою крытыми переходами, которые были продолжением сеней. Эти переходы различными линиями проходили от одного строения к другому. В Измайловском и Коломенском селах у царей такие переходы, покрытые тесом и со слюдяными окончинами в окнах, сходились, как у центра, у домовых церквей. Такое устройство, вероятно, было и в домах знатных людей, у которых были церкви, ибо в те времена многие бояре, знатные дворяне и вообще богатые люди имели у себя домашние церкви, и тогда из всех жилых строений члены семейства могли сходиться все разом для слушания богослужения.

В XVII веке в Москве двор знатного человека, обнесенный снаружи каменным забором, представлял внутри несколько каменных строений, стоявших на погребах и нижних этажах. Перед каждым были сени. Между ними торчали деревянные здания, избы, горницы, светлицы и множество изб людских и служб каменных и деревянных, и все это было соединено переходами.

Начиная от царских до зажиточных посадских, способ расположения жилых строений был в главных своих чертах одинаков в Русской земле. У царей для каждого члена семейства строили особые хоромы даже тогда, когда эти новые хозяева не выходили еще из детского возраста. Точно так же и у зажиточного крестьянина для братьев, сыновей и племянников хозяина строились избы, соединенные между собою; иногда две и три избы под одною кровлею соединялись между собою сенями, иногда несколько изб связывались переходами.

Такой своеобразный способ постройки как будто выражал сочетание родового единства с личною и семейною отдельностью, и двор русского зажиточного человека напоминал собою древнюю удельную Русь, где каждая земля стремилась к самобытности и все вместе не теряли между собою связи.

В числе причин, побуждавших таким образом располагать жилые помещения, было и то, что при таком способе постройки удобнее было по смерти владельца наследникам разделиться между собою, а в случае, если б кто пожелал выселиться и завести собственный двор, ему легче было бы перенести на новое место то, что ему досталось из строений по разделу.

У простолюдинов избы были черные, то есть курные, без труб; дым выходил в маленькое волоковое окно; при собственно так называемых избах были пристройки, именуемые комнатами. В этом пространстве жил бедный русский мужик, как живет во многих местах и теперь, со своими курами, свиньями, гусями и телками, посреди невыносимой вони. Печь служила логовищем целому семейству, а от печи поверху под потолок приделывались полати. К избам приделывались разные пристенки и прирубки. У зажиточных крестьян, кроме изб, были горницы на подклети с комнатами, то есть двухэтажные домики. Курные избы были не только в городах, но и в посадах, и в XVI веке в самой Москве. Случалось, что в одном и том же дворе находились и курные избы, называемые черными, или поземными, и белые с трубами, и горницы на нижних этажах.

Царский дворец в с. Коломенском на гравюре 1886 г.

Зажиточные люди обыкновенно строили себе дом в два жилья, нередко с надстройкою наверху, которая придавала дому снаружи, вид трехъярусного.

Перед входом стояло крыльцо. В низких одноэтажных избах вместо крыльца со ступенями был деревянный помост, называемый передмостьем. В простых деревянных домах оно огораживалось только перилами. В богатых домах крыльца делались с кувшинообразными колоннами и покрывались остроконечными кровлями. Вход в нижний этаж чаще всего был через особую от крыльца дверь или изнутри: ступени крыльца вели обыкновенно на террасу, называемую рундуком, огороженную балясами, потом прямо в сени второго яруса. Соответствующая ему часть в нижнем этаже дополнялась также сенями и называлась подсеньем. Как сени, так и подсенье пристраивались с двух сторон дома, и одни были передние, другие – задние. В этих сенях и подсеньях делались чуланы и каморки, иногда светлые, иногда темные.

Нижний этаж назывался подклетом, и за единицу здания принимался второй, так что говорилось: изба на подклете, горница на подклете. Подклеты были жилые и глухие. В первом случае они служили для прислуги и для исправления домашних служб, а во втором – для кладовых или же в них устраивались мыльни. В купеческих домах в подклетах сваливались товары. В казенных зданиях подклетам давали назначение, сообразное потребностям, для которых существовало здание; например, подклеты под съезжей избой занимались тюрьмой; в кабачных зданиях там устраивались вообще подвалы. Иногда под самым подклетом был выход или погреб для хранения напитков; но когда подклеты были жилые, в них делались печи и оттуда проводились во второй этаж нагревательные ценинные трубы.

Стоящий на подклете второй этаж занимало хозяйское жилье. У людей посредственного состояния оно заключало по три, а иногда только по два покоя: горницу, собственно так называемую, и комнату; иногда к ним пристраивалась кухня, но чаще кухня была в особой избе, называемой поварнею. Иногда в одном строении было два, а в другом три покоя, например горница с комнатою (следовательно, два покоя) и повалуша о трех жильях, или же количество потребных покоев заменяли отдельные строения, например две горницы на подклетах и три повалуши, соединенные между собою сенями. Люди богатые, часто учреждавшие у себя пиры и приглашавшие много гостей, строили для своих парадных обедов особые избы в один покой с сенями, так называемые столовые. Вообще же в одном строении не было больше трех, редко четырех покоев. Даже у царей было только четыре покоя: передняя, крестовая, комната (кабинет) и спальня. В избушках же, построенных для особ царского семейства, покоев было не более трех, а иногда и двух.

Псков в XVII в. Броды. Реконструкция Ю.П. Спегальского, 1941–1942 гг.

У зажиточных людей, сверх горницы и комнаты, была также крестовая, или образная, где хозяин молился со своим семейством; но иногда такая комната находилась и в особом жилье. Самая обычная постройка была в два покоя, да сверх того при комнате делалась каморка, где ставилась постель; другие же горницы обок главного дома делались в один покой и назывались одинокими.

Надстройки над горницами назывались чердаками, а над сенями – вышками. Иногда эти надстройки имели затейливые фигуры, как, например, на рисунке посольского двора у Олеария: на одном конце здания башни с окном, а на другом – с куполом, а на куполе шарик; на другом конце – четвероугольная башня с зубцами, со шпилем посередине. Иногда чердаки делались четвероугольными зданиями менее второго этажа по объему и заключали одну светлую комнату, иногда же образовывали третий этаж, равный второму: например, горница, а над нею повалуша с полатями. В царских зданиях верхние этажи имели такое же расположение, как и средние, с передними и задними сенями, но с большими отличиями; так, например, в Измайловском в верхнем ярусе было три покоя, тогда как в среднем – четыре. Вообще чердаки или верхние этажи делались светлее и убирались красивее средних. Они, собственно, были то, что называлось теремами, которым на поэтическом языке старой Руси присваивался эпитет высоких. Впрочем, название терема давалось и второму, или среднему, этажу, если над ним не было верхней надстройки. Иногда и над самим чердаком или теремом делалась еще четвертая надстройка – небольшая башенка, или смотрильня.

Сени вообще делались пространнее самих покоев, и особенно в нижнем этаже, или подсенье, так что в доме, который заключал наверху два покоя с сенями, подсенье внизу охватывало пространство, занимаемое во втором этаже не только сенями, но и частью покоев.

Бывало и наоборот: сени были обширнее подсенья и среднее жилье выдавалось вперед из линии. Таким образом, не всегда соблюдалась пропорциональность между этажами, и средний бывал снаружи больше нижнего, даже и по величине самих покоев, например подклет в полторы сажени, а средний этаж или горница – в три. Задние сени большею частью были просторнее передних, например передние в четыре, задние в десять саженей. Вообще же средняя величина сеней была от четырех до шести саженей; в малых домах, разумеется, и менее. Из покоев только передняя или горница да столовая изба в больших домах отличались простором, например горницы в четыре сажени, а столовые в шесть или семь саженей. Комната всегда делалась меньше и ýже, чем передний покой или горница. Но в домах небольшого пространства иногда комнаты были одинаковы с горницами, например обе по две сажени. Самая же обычная мера покоев вообще была от двух до трех саженей длиною, а в ширину или столько же, или немного менее. Так и в Москве палатные строения богатых господ были от двух с половиною до трех саженей длиною и около двух шириною. Верхние этажи, или чердаки, по большей части были хотя меньше средних, но покои в них не были теснее, напротив – просторнее, и для того сокращалось их количество против числа в среднем этаже; например, если в среднем этаже было три покоя, на чердаке – два. Иногда же чердак строился не над одним средним этажом, а над двумя, тремя и даже четырьмя строениями, соединенными связями; тогда комнаты в нем были значительно просторнее, например, в средних покоях: от двух до двух с половиною саженей, а на чердаке: от четырех до четырех с половиною в длину и от двух с половиною до трех в ширину. Средняя высота покоев была от трех до четырех аршинов.

Обыкновенная крыша русских домов была деревянная, тесовая, гонтовая или из драни. В XVI и XVII веках было в обычае покрывать сверху кровлю березовой корой от сырости; это придавало ей пестроту; а иногда на кровле клали землю и дерн в предохранение от пожара. Обыкновенная форма крыш была скатная на две стороны с фронтонами на других двух сторонах, как теперь делается у простолюдинов. Иногда все отделы дома, то есть подклет, средний ярус и чердак, находились под одним скатом, но чаще чердак, а у других и средние этажи имели свои особые крыши. У богатых особ были кровли затейливой формы, например бочечная – в виде бочек, епанечная – в виде плаща. По окраине кровля окаймлялась прорезными гребнями, рубцами, полицами или перилами с точеными балясами. Иногда же по всей окраине делались теремки – углубления с полукруглыми или сердцеобразными линиями. Такие углубления преимущественно делались на теремах или чердаках и были иногда так малы и часты, что составляли кайму кровли, а иногда так велики, что на каждой стороне было их только по два или три, и в средине их вставлялись окна.