Текст книги "Свидетель, не увидевший свет (сборник)"

– Заходи!

Просторные темные сени с запахом засушенных трав, дверь в такую же темную комнату. Гуров старательно смотрел под ноги, идя за хозяином. Наконец они оказались на большой кухне, отделенной от остальной части дома деревянной аркой и цветастой занавеской. Рыбников зажег маленький ночник на столике и показал глазами на мягкий табурет:

– Что-то еще случилось? Чего ты посреди ночи шастаешь?

– Александр Васильевич, простите меня за некоторый маскарад, – прямо заявил Гуров. – Иначе было нельзя, а теперь пришло время представиться по-настоящему. Я – полковник полиции из Москвы. Из Министерства внутренних дел. Тут я оказался случайно, но, видать, судьба. К вам пришел потому, что вы один из тех немногих мужиков в поселке, кому я верю, кого считаю честными гражданами, на кого могу положиться.

– Ты не темни, полковник. Я на лесть не падок. Я срочную служил, два срока прапорщиком отпахал. И кабы не несчастный случай, был бы сейчас военным пенсионером. Поэтому, что такое родину беречь, мы знаем. Что случилось и что от меня надо?

– Есть у меня, Александр Васильевич, серьезные подозрения, что где-то в районе вашего поселка прячут украденные из карьера еще несколько лет назад запасы тротила. Много, килограммов пятьдесят, а может, и больше. И есть основания полагать, что и Калинина убили не просто так, и связь порвали не алкаши, намеревавшиеся пропить срезанный кабель. Что-то мне теперь кажется, что и капитан Воронин не своей смертью умер, а помогли ему, потому что он был опытным участковым и мог что-то заподозрить. А все происходящее за эти дни в поселке, я имею в виду и снесенный рекой мост, и сломавшуюся дрезину, наводит меня на мысль, что ждать нам нужно чего-то плохого и кардинального. Например, попытки вывезти отсюда взрывчатку. А уж кому она в наше время нужна, вы и сами можете догадаться.

– Вот ты ж, беда, а! – Старик пошевелил седыми усами, как будто что-то жевал. – Значит, и у нас террористами запахло. И на кого же ты думаешь, полковник, свои вроде все?

– Подозреваю многих, но пока говорить не буду, – признался Гуров. – Окажется, что ошибаюсь, а у вас предубеждение потом против этого человека останется. Я уеду, а вам тут жить. Давайте так: как только мне понадобится ваша помощь, помощь мужиков, которых вы знаете в поселке и на кого можно положиться, я вас позову. А пока ответьте мне на один вопрос.

– Давай свой вопрос, – вздохнул Рыбников.

– Вы ведь, Александр Васильевич, Лешку Штыкова не подозреваете в том, что он умышленно влил вместо масла что-то другое?

– Ухи бы ему его знаменитые оборвать, этому Штыкову! Да только подумать на него можно все, что угодно, кроме злого умысла. Парень он хороший, честный, порядочный. И если совершил что-то, то не по умыслу. Обмануть его могли. А с маслом этим… Скорее всего, его просто отвлекли. Тоже недостаток, я тебе скажу. Внимательность на нашей работе важна, собранность. Это тебе железная дорога, а не хухры-мухры. А Лешка молодой еще. Ты на него плохого не думай.

– А Бочкина вы зачем взяли на дрезину?

– Ольга Ивановна попросила. Тут дело такое, полковник, я ведь не трамвай и не городской автобус. Мое дело вполне конкретное – возить грузы в поселок, почту с почтальоном. А пассажиров мне перевозить как бы и запрещено, потому как не пассажирский транспорт дрезина, не оборудованный, а специальный. Вмиг начальник дороги прознает и скажет, что мне зарплаты не хватает и я рубли сшибаю на казенной машине. Ну, а по-свойски Ольге Ивановне я отказать и не мог. Племянник он ей вроде как. А ты что же, на него грешишь?

– Не знаю пока, Александр Васильевич. Напраслину наводить не буду. Вы скажите только, мог Павел Бочкин отвлечь Лешку и заменить в вашей канистре масло на что-то другое?

– Вот вопросец! Не знаю, – задумчиво глядя в темное окно, ответил железнодорожник. – Может, мог, а может, и нет. Это надо Лешку пытать, за уши его большие подергать. Его могли разговорами отвлечь и подменить. Ну, а раз не сказал, значит, и не знает ничего. Не заметил. Лешка бы не промолчал, он бы вину признал, я его знаю.

Когда Гуров вернулся в квартиру участкового, Чебрикова еще не было. Видать, с большим энтузиазмом взялся парень за дело, решил Гуров с усмешкой. Есть хотелось неимоверно, но сил готовить что-то, даже яичницу, не было. Холодная колбаса не лезла в горло. Захотелось чего-то теплого, домашнего, такого, чтобы на душе стало спокойнее. В холодильнике на глаза Гурову попалась пол-литровая банка деревенской сметаны. Вот оно!

Это было любимое когда-то в юности блюдо, еще с советских времен, когда Гуров брал в столовой помимо первого и второго блюд еще и стакан сметаны. Не такой, конечно, пожиже в столовых была сметана, но как здорово брать ложкой эту жирную прохладную массу и вприкуску с простым хлебом. Ностальгические чувства взяли верх, и Гуров стал накладывать сметану в чашку. Она была густой, и двухсот граммов ему было не съесть, даже на голодный желудок. Отламывая от буханки руками хлеб, Лев принялся за сметану.

И вдруг… Что это? Сыщик замер с ложкой на весу и прислушался. Точно, шаги. Осторожные, легкие. Человек не хочет быть услышанным. Да и кто бы стал так красться, если пришел по делу. По делу приходят спокойным уверенным шагом и стучат в дверь. Пусть и не очень уверенным, но не крадутся. Лев подумал, что за эти дни уже раз двадцать пожалел, что поехал в командировку без оружия. Не хотелось канители при оформлении авиационных билетов, неудобств в другом транспорте, когда при людях не снять пиджака, беспокоиться, чтобы он не распахнулся ненароком. В наше неспокойное время напугать людей оружием очень легко. Вплоть до паники.

Он покосился в угол, где стоял большой гвоздодер Чебрикова. Парень все никак не мог собраться прикрутить ручку на люк подпола. Точнее, никак не находил подходящей ручки, о которую потом не придется спотыкаться. И все это время он открывал подпол, подсовывая в щель между досками гвоздодер. У него там соленья, варенье, компоты, которыми снабжают родители. Что ж, подойдет и гвоздодер.

Выбирая места на дощатом полу, где он не скрипел, Гуров осторожными шагами подошел к двери и взял гвоздодер. Хорошее дело деревенский дом. В нем есть сени. И выйти из комнаты на улицу можно, не привлекая внимание бьющим из открытой двери светом. Или не надо, скажем, выключать свет в комнате, прежде чем выходить.

Дверь за спиной закрылась тихо и очень плотно. Теперь нашарить в темноте ручку двери, ведущей из сеней на улицу. Не получить бы по голове, подумал Гуров. Мысленно он похвалил Чебрикова за аккуратность. У парня никогда не скрипели двери. Он всегда их старательно смазывал и в служебном помещении, и в своей жилой половине.

Ночь встретила Гурова холодной темнотой. Он поежился в одной рубашке, пригнулся и тихо шагнул через две ступени на землю. Вот ступени у Чебрикова скрипели ужасно. Да, точно, под окнами участкового пункта кто-то топтался и шелестел одеждой. Лев двинулся вдоль дома и, обойдя забор, увидел темную фигуру. Человек озирался по сторонам, причем озирался явно боязливо. Что за чертовщина?

Вглядываясь в ночь вокруг, Лев выпрямился и шагнул прямо к нему. Человек мгновенно обернулся, и сыщик увидел блестящие глаза, смотревшие на него с каким-то нетерпением.

– Вы?

– Ох, как вы меня напугали, Лев Иванович! – Голос Вероники Андреевны прозвучал взволнованно, даже немного дрожал. От холода?

– Что вы здесь делаете? – удивился сыщик, подходя к ней.

– Я просто шла мимо, а потом… потом я испугалась. Мне показалось, что в темноте кто-то есть. Подумала, что вы с Володей здесь… должны быть здесь…

– Здесь никого нет, – уверенно заявил Гуров, пряча за спину гвоздодер. – Вам показалось. И чего вы, Вероника Андреевна, по ночам одна ходите?

– Я? – Женщина в замешательстве шагнула к нему ближе. – Я навещала знакомую, она немного приболела. А вы переживаете за меня или мне показалось?

– Конечно, переживаю, – улыбнулся Лев, стараясь незаметно поставить гвоздодер рядом с собой и прислонить к стене дома. Он начал немного замерзать в одной рубашке, и его голос предательски задрожал. – Даже в вашем спокойном поселке все равно не стоит в такое время ходить так поздно.

Гуров сначала хотел сказать «ходить одной», но вовремя изменил провокационную формулировку. Женщина вполне могла заявить ему, что ей больше не с кем ходить, раз она живет одиноко. И нет у нее никакого мужчины. Черт, теперь придется ее провожать! Ох, как не вовремя она тут появилась! Пришлось дружески коснуться женского плеча рукой и произнести:

– Вероника…

Больше Гуров не успел ничего сказать. Он слишком поздно понял, что предательскую дрожь в голосе, вызванную забирающимся под рубашку холодом, и невинное прикосновение к женскому плечу Вероника Андреевна поняла совершенно иначе. Она вдруг обвила его шею руками и припала к его губам влажным жадным поцелуем. Опешивший от неожиданности сыщик не сразу сообразил, как ему поступить. В его руке все еще болтался гвоздодер, но и второй, свободной рукой он не решился отстранить от себя женщину. В данной ситуации это было бы расценено, как… Вероника Андреевна явно почувствовала бы себя униженной. Но, с другой стороны, он ведь не давал никакого повода для подобного поведения и жарких поцелуев.

Вот теперь и думай, как выбраться из щекотливой ситуации…

Эти мысли вихрем пронеслись в голове, и Гуров был готов уже отпихнуть от себя теряющую голову женщину, как неожиданно пришло спасение в образе лейтенанте Чебрикова. Знакомая походка и знакомый силуэт замаячили на улице.

– Лев Иванович? – окликнул издали Чебриков. – Это вы?

– Я, Володя, – поспешно ответил сыщик.

Библиотекарша выскользнула из рук Гурова, успев шепнуть: «Я жду тебя», и понеслась по улице в сторону центра. Гуров облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Чебриков подошел, проводив удивленным взглядом женскую фигуру, потом посмотрел на полковника, на гвоздодер в его руке и тихо засмеялся.

– Хватит ржать, – буркнул Лев и поспешил в дом. – Весело ему!

– Да я ничего, Лев Иванович, – извиняющимся тоном сказал участковый, – я все понимаю. Я про гвоздодер только не понял. Отбиться не удалось, она вам пистолет в живот наставила?

Зайдя в дом, Гуров поставил гвоздодер на место и потянул с вешалки куртку. Чебриков молчал, явно ожидая рассказа. Пришлось реабилитироваться и рассказывать первую половину правды. Про шаги на улице, про чувство опасности, про отсутствие оружия. Как вышел на улицу, но увидел там Веронику Андреевну, которой камушек попал в сапог. Этот шум его и привлек. Потом женщина ушла, перебросившись с ним несколькими фразами. Вот и все. Про поцелуй и женские фантазии, которые привели библиотекаршу к участковому пункту, Гуров умолчал.

– Ну, короче, – начал Чебриков, налив себе в кружку холодной воды из чайника и залпом осушив. – Поговорил я отдельно с Захаровым и отдельно с Полупановой. Захаров отнекивается, хотя ссоры не отрицает. Прямо ничего не говорит, только посмеивается: а вдруг, мол, я сам упал, а вдруг там камень, а вы из-за меня человека посадите. Я ему говорю, что Бочкин может его подкараулить и нанести увечье посерьезнее, а Захарову все трын-трава. Говорит, что сам с Пашкой помирится. Мол, одноклассники, и все такое. Тут я его поймал на слове – раз он сказал, что помирятся, значит, и ссора была. А он мне про очевидное, Бочкин ведь ему при нас угрожал.

– Можно сказать, что Захаров не стал свидетельствовать ни против себя, ни против Бочкина? Так?

– Так. Причины ссоры он мне так и не назвал. А вот Оксана все выпалила, как из пулемета. Правда, она и Бочкина жалеет, и Захарова тоже. В протоколе, говорит, расписываться не буду, а на словах скажу, что Пашка ревнивый. О чем они там между собой говорили, что обсуждали, почему Бочкин взбеленился на Игоря, она не знает. Но полагает, что из ревности.

– В общем, и тут ты ничего толком не выяснил, – констатировал Гуров.

– Ну, как вам сказать. Выводы вполне определенные. Оба за ней ухлестывают, а предпочтение она отдает Захарову. Но это не ее слова, это мои выводы. Они оба не хотят, чтобы Павел пострадал. Вот примерно так.

– Ладно. Давай, Володя, спать, а завтра с утра со свежей головой начнем допрашивать Бочкина. Может, за ночь он немного одумается.

Глава 7

Бочкин сидел на лежанке, свесив ноги и облокотившись спиной о стену камеры. Гуров, предъявив служебное удостоверение, представился ему, но Бочкин на него даже не посмотрел. Его глаза скользили по стенам, по прутьям решетки, по полу кабинета. Видно было, что парень о чем-то лихорадочно думает, но лицо его оставалось непроницаемым. Он даже не был зол или раздражен. Вчера поздно вечером, когда Чебриков его сюда запирал, эмоций из Павла лезло на порядок больше.

– Итак, – снова заговорил Гуров, – вопрос первый и очень важный. Зачем ты сюда приехал?

– Почему я не могу сюда приехать? Тут моя родина, я тут родился, вырос. Отсюда ушел в армию, здесь работал в карьере. Знаете, половина жизни, если не больше, у меня прошла здесь.

– Но тебя тут никто не ждал.

– Что это вы так решительно? – усмехнулся Бочкин. – А может, и ждал.

– Кто?

– А что мы вообще обсуждаем, а? – наконец проявил раздражение Бочкин. – Вы меня в чем обвиняете? В том, что я приехал именно для того, чтобы проломить голову своему бывшему однокласснику Захарову?

– Тебя почему в карьер взяли подрывником? Ты прошел обучение?

– Прошел. Только не обучение, а переподготовку. Я в армии был сапером. Только вы чего мне зубы заговариваете? Хотите привлечь за Игоря Захарова, привлекайте, чего вы все вокруг да около ходите? Я вообще вас перестал понимать.

– Паша, со склада карьера произошла кража большого количества взрывчатки.

– Чего? – уставился на сыщика непонимающим взглядом Бочкин. – На складе была взрывчатка? До сих пор? Бред!

– Нет, не до сих пор, – терпеливо ответил Гуров. – Ее украли еще тогда, когда закрывался карьер. По документам она была уничтожена, на самом деле ее украли.

– Я вам тут не помощник. Меня в то время здесь уже не было.

– У кого был интерес к взрывчатке, когда ты тут работал?

– Слушайте, вы понимаете, о чем меня спрашиваете? – вспылил Бочкин. – Чтобы я спустя столько лет начал фантазировать на тему, что сказал дядя Вася, что ответил дядя Петя, и что это могло означать, и кого из них я больше подозреваю? И чтобы людей, спокойно проживших столько лет, которые, может, и отношения-то к этому не имели, вы вдруг начали таскать, допрашивать, подозревать? Не буду и вам ни про кого и ничего говорить. Разбирайтесь сами.

– Павел, дело серьезное, и ты совершенно напрасно пытаешься играть тут непонятую роль. Ты – один из основных подозреваемых, между прочим. И у меня есть множество косвенных доказательств тому.

– Вот и предъявляйте. Только ваши косвенные так и останутся косвенными. А прямые улики у вас есть?

– Иногда косвенные очень удачно складываются в неопровержимые, – улыбнулся Гуров. – Количество, так сказать, перерастает в качество.

– Да идите вы!

– С твоим приездом, Паша, связано очень большое количество неприятных событий в поселке. Особенно если учесть, что ты сюда носа не показывал много лет, а потом вдруг в один день загорелся ехать и прибежал к тетке, чтобы она уговорила железнодорожников тебя взять. И дрезина вышла из строя после того, как ты на ней проехался. И про склад ты умолчал, хотя прекрасно знал, что он существует и что там хранилась взрывчатка во времена работы карьера. Почему промолчал, пока мы там гадали на кофейной гуще возле двери и ржавого замка?

– А что я должен был вам рассказывать? Меня никто и не спрашивал, – пробурчал Бочкин.

– Спрашиваю сейчас. И почему это старый ржавый замок так тщательно смазан?

Разговор продолжался два часа, а потом Павел Бочкин наотрез отказался отвечать на все вопросы, улегся на лежанку и снова отвернулся к стене. В результате этого допроса Гуров только лишний раз уверился, что Бочкин прибыл в Белореченское довольно поспешно, да и сейчас слишком нервничает. На вопросы о Захарове и Оксане Полупановой отвечать он тоже отказался. И если Бочкин имел отношение к краже тротила, с намерением продать его кому-то за пределы поселка, то у него просто обязаны быть сообщники здесь, в Белореченском. Но контактов Бочкина с кем-то сыщик за эти дни не выявил. Кроме, правда, контактов с Захаровым. Особенно последний контакт с нанесением Захарову травмы головы был характерным. Кстати, именно этот факт ярче всего заявлял о том, что именно Захаров не имеет отношения к преступной деятельности похитителей тротила. У него откровенная вражда с Бочкиным. А молодой участковый не смог толком поговорить ни с ним, ни с Полупановой.

– Вот что, Володя, – заявил сыщик, когда они вышли на улицу из кабинета участкового. – Пойду я еще раз с вашей Оксаной поговорю. Не может быть, чтобы все так запутанно и туманно было. Что-то есть в их отношениях, что даст нам ключик. Попробую разговорить женщину, тем более что она теперь знает, кто я такой на самом деле.

– А мне что делать?

– А тебе не отлучаться отсюда. Что-то мне подсказывает, что нам нельзя теперь Бочкина оставлять без надзора. Если он в самом деле ключевая фигура в этом деле, то его могут попытаться освободить.

– А вы уверены, что он ключевая фигура?

– Володя, во-первых, любой взрывник – немного электрик, а у Бочкина корочки электромонтажника. Это мне его тетка сказала. Во-вторых, он приехал сюда очень неожиданно для всех. Даже с точки зрения психологии влюбленного человека или человека, уставшего от одиночества, его поступок весьма экстравагантен. Сорвался с места, срочно послал тетку договариваться с железнодорожниками, поспешил приехать на дрезине, хотя за сутки мог без нервов и договоренностей доехать окружным путем. Знал, что мост рухнет? А по приезде кинулся к Оксане объясняться? Нет, этот безумно и горячо влюбленный пару дней не подходил к ней. А ведь он способен на поступки, как показала вчерашняя ночь, мог сразу отшить Захарова. А что произошло в первые же сутки? Был убит Калинин. Нам кое-кто предположительно заявлял, что Калинина не видели уже пару дней, но это не факт, что его убили раньше. Он мог в самом деле пить беспробудно где-то сутки, а на вторые попасть на нож Бочкина. И следом – срезанный телефонный кабель. Все это очень похоже на поспешную подготовку к чему-то! А он сидит у тебя в камере. Тенденция напрашивается сама собой.

– Но помощник же у него тут есть? Наверняка есть?

– Да, обязательно. Тот, кто перепрятывал тротил, тот, кто надзирал за ним все это время.

– Хорошо, Лев Иванович, я понял, – кивнул участковый, поправляя кобуру на ремне.

Гуров похлопал лейтенанта по плечу и отправился в сторону магазина. Надо найти с Оксаной общий язык. Вообще-то тот образ, который складывался раньше о продавщице местного магазина, был довольно шаблонный и основывался на слухах и высказываниях людей. Например, почтальонша обозвала ее шалавой. Правда, не объяснив, почему. А вот вчера ночью возле окровавленного Захарова она вела себя вполне по-женски. Как-то ее душа приоткрылась. При всех ее недостатках, при всех ее наклонностях, если верить слухам, Оксана вполне смогла бы стать верной, заботливой женой. Не потому, что будет стараться искупить какие-то грехи молодости, которых, скорее всего, и не было, а потому, что очень хочет иметь семью. Любая женщина самым главным полагает наличие семьи – мужа, детей.

Когда магазин оказался в пределах прямой видимости, Гуров увидел женскую фигуру, удалявшуюся от него по улице. Это была Оксана. Пришлось прибавить шаг. Но вскоре он понял, что женщина шла к себе домой и можно было не привлекать к себе внимания излишне торопливым передвижением по пустой улице. Точно. Оксана вскоре подошла к своему дому.

Дом Полупановой – обычный сруб-пятистенок с пристроенными сенями – был в этой части поселка самым примечательным. Никакого заборчика или палисадника, никаких калиточек и неизменной лавки возле нее. Темные бревенчатые стены утопали в зарослях рябины, жимолости и волчьего лыка. Единственным рукотворным элементом ландшафтного дизайна была дорожка, ведущая с улицы к ступеням дома, выложенная красным старым кирпичом от чьей-то разобранной печи.

Гуров подошел к дому, бросил беглый взгляд вдоль улицы в обе стороны и нырнул под низкие ветви рябины. На кирпичную дорожку он вышел уже почти возле ступеней.

– Оксана! – позвал Гуров, поднявшись на крыльцо. – Можно к вам?

– Кто там? Михалыч, ты?

В приоткрывшейся двери появилось лицо женщины. В ее глазах вопрос сменился удивлением, потом легкой досадой.

– Я могу к вам войти? Мне очень нужно с вами поговорить, Оксана! – откашлявшись, сказал Лев.

– Господи, ну о чем еще? Я же сказала вашему Володе, что не буду писать заявления. Ну, подрались два мужика, так что теперь, выездное заседание районного суда устраивать тут? Заняться нечем, что ли?

– Да нет, Оксана, – покачал головой Лев, – все гораздо серьезнее, и дело совсем не в драке. Посудите сами, станет ли полковник из Москвы заниматься вашими мелкими ссорами? Ну?

– Хорошо, заходите, – вздохнула женщина, окинув визитера вполне конкретным оценивающим взглядом.

– Вы кого-то ждете? – спросил Гуров, осматриваясь в доме и с улыбкой отмечая немодные в городах вязаные салфеточки под вазами и на полках. – Вы меня каким-то Михалычем назвали.

– А-а, это дядя Вася, Василий Михалыч. У меня в магазине свет погас. Он обещал зайти посмотреть. Вот я и воспользовалась этим, думала постирать, раз торговля встала.

– А кто этот Михалыч? Электрик?

– Да нет! Кулибин местный. Мастер на все руки! Девятый десяток старичку, а он все топочет, все не угомонится никак. – Оксана села на старенький диван, сложив кокетливо руки на округлых коленях. – Садитесь, полковник, говорите, зачем пришли.

– Может, лучше без чинов? – улыбнулся Гуров, садясь в кресло напротив нее. – Меня зовут Лев Иванович.

– Хорошо, – кивнула Оксана и выжидающе улыбнулась. – Давно ко мне вот так запросто мужики в гости не заходили. Даже чем-то из молодости повеяло.

– Насчет молодости – это вы явно кокетничаете, Оксана. Вы просто замечательно выглядите. Я бы сказал, что моложе тридцати.

– Ну-у, – покраснела она. – Это вы уж слишком! Клинья, что ли, подбиваете? А вы умеете комплименты говорить. Приятно-о, черт возьми!

– Когда женщине приятны комплименты, мужчины обычно соловьями заливаются. Но я не за этим пришел. Я пришел к вам за помощью, Оксана, – серьезно проговорил Лев.

– Ко мне? За помощью? – удивилась она. – Чем же я могу полиции помочь-то? Разве что водки отпустить после двадцати двух часов.

– Много чем. Вы тут давно живете, вы всех знаете, вы в центре внимания.

– Да уж, вниманием не обижена, – усмехнулась Оксана улыбкой, в которой очень мало было показной независимости и очень много накопившейся боли. – Кто благодетельницей зовет, кто шалавой.

– Зависть, – пожав плечами, коротко заметил Лев. – Видите ли, Оксана, у вас в поселке творятся странные вещи. Вот лейтенанту Чебрикову они странными не показались, у него маловато опыта. А я всю жизнь в полиции, всю жизнь в уголовном розыске, и мне кое-что бросилось в глаза. Не хочу вас пугать, может, все это только сплошные совпадения. А может, и нет.

– Что-то случилось? – насторожилась женщина. – Вы меня не пугайте.

– Не хотелось бы. Но поселок ваш остался без связи с внешним миром. Мобильная связь тут не берет, радиоволны не проходят, телефонный кабель кто-то срезал со столбов, мотодрезина сломалась, а единственный автомобильный мост через реку снесло дождевым паводком. Мы с участковым еле успели переехать на эту сторону. А еще у вас убит техник связи Калинин. И тело его спрятали в карьере, но мы его нашли. Игорь вам не рассказывал?

– Нет, – медленно ответила Оксана. – А за что ж его? Калинина-то?

– Не знаем пока. Может быть, пьяная драка, поссорились, когда пили. А может, и по другой причине, например, чтобы связь не починил. Или он узнал, кто ее повредил.

– Жуть какая! Это у нас по поселку убийца ходит?

– А месяц назад у вас погиб прежний участковый – капитан Воронин.

– Так про него же говорили, что он…

– Что вы замолчали? – спросил Гуров.

– Дошло вот только, что Воронина нашли в карьере, – ответила Оксана почти шепотом. – А я, как дура, одна по темноте хожу.

– А чего же одна? Вон, ухажеров сколько.

– Да, эти ваши ухажеры. А то вы не знаете, как мужики к одинокой женщине подкатывают. – Оксана посидела немного молча, потом решительно поднялась: – Хотите выпить, Лев Иванович?

– Спасибо, не время.

– А я выпью. Наговорили вы тут такого, что… – Она ушла на кухню, отделенную от основного помещения большой печкой. Оттуда раздавался ее голос вперемежку с хлопаньем дверкой посудного шкафчика и холодильника. – Эх, вот жизнь, а! И чего я, дура, сюда снова вернулась? А то такого магазина не могла себе в Перми или в Сосногорске найти. Да хоть в Сыктывкаре. Дом у меня тут, видите ли! Кому он тут нужен, он же ни копейки не стоит!

Оксана вернулась с большим блюдом, на котором стояло блюдце с несколькими дольками лимона, густо посыпанными сахаром, и початая бутылка кизлярского коньяка с двумя рюмками. Гуров поспешил подставить табурет, на который женщина поставила поднос. Она молча налила в обе рюмки и подняла свою. Рюмка опрокинулась в рот, за ней последовала долька лимона.

– Мужики, Лев Иванович, имеют всегда одно желание – утешить одинокую женщину. И очень редкие имеют желание жениться на ней. Не замечали такого в жизни? Вы вот женились бы на мне?

– Я давно и очень удачно женат, Оксана, – улыбнулся сыщик. – Знаете, как-то не имею обыкновения ломать свою жизнь даже в повседневных разговорах. А вот чего не хватает Захарову и Бочкину?

– С этими двумя хоть все ясно, – засмеялась женщина. – Я же их знаю как облупленных! Мы с ними, если вам интересно, учились в одном классе. Это еще в те времена, когда в поселке кипела жизнь. Вам трудно представить, но у нас тут была средняя школа. И, между прочим, два выпускных класса – «А» и «Б». Один набирался из поселковых, а второй из окрестных деревень. И автобус курсировал утром и вечером для детишек. Все тут было…

– Что, оба так и не изменились за эти годы? Вы сказали, что знаете их как облупленных.

– Как не изменились… – пожала плечами Оксана. – Все меняются. Только одни в хорошую сторону, другие в плохую. А так, в ком что заложено, то и проявляется. Вот Игорь был с хитрецой, но если ему что-то надо, он своего всегда добивался. А Пашка был занудой и тугодумом. Вот два мужика неженатых меня добиваются, а я выбрать не могу. А выбирать надо.

– А стоит ли торопиться?

– Торопиться? А что мне тут светит? Тут же одни старики, которые скоро вымрут, и все. И годы идут. Кому я сейчас нужна? А кому через пять лет понадоблюсь, через десять? Мне отсюда выбираться надо.

– Нет, я не о том, – поспешил исправить оплошность сыщик, – я не к тому, что чего-то надо ждать, а что с выбором из них двоих не стоит торопиться. Оба ведь приехали надолго.

– Бочкин вообще приехал меня сватать, – мрачно заявила Оксана. – По крайней мере, он мне так сказал. А Захаров, тот уже с месяц тут ошивается, с ружьишком, как Тургенев, бродит. А меня обхаживать начал только с неделю.

– Может, он честный человек и развода ждал, – пошутил Гуров.

– Может, и так, – вяло улыбнулась Оксана. – Он ведь раньше ко мне заходил только по телефону в город позвонить. Может, и разводом занимался. А мне говорил, что бизнес у него там, оставлять без надзора нельзя. Только вот врать зачем?

– Он врал насчет бизнеса?

– Нет, – покрутила головой Оксана. – Он часто приходил, и мы с ним болтали в подсобке. Я думала, что ему позвонить надо, а он отнекивался, говорил, что по мне соскучился. А потом покупатели приходили, я к ним отлучалась. Но я-то слышала, что он там скорее звонить бросался. Зачем врать? Я ему что, не разрешала? Может, и жене звонил, кто ж его знает. Я спрашивать не буду, я гордая!

– Ну, ладно, Оксана, – поднялся Лев из кресла, – мне пора идти.

– А чего приходили-то? А, ну да, вы же говорили, что у нас тут страшные вещи творятся!

– Ну-ну, почему же именно страшные, – засмеялся Гуров. – Непонятные, так точнее. Я почему именно к вам пришел, вы ведь все время в магазине, всех видите. Может, видели кого посторонних, чужих? Ну, и посоветовать хотел вести себя поосторожнее, не бродить по ночам в одиночку.

Он, наконец, попрощался, вышел из дома Оксаны и двинулся к участковому пункту. Снова и снова пробивалась в голове мысль, что стоит серьезно подумать о том, чтобы послать кого-то во внешний мир с сообщением о происходящем в поселке и требованием прислать оперативно-следственную группу с полным техническим оснащением и кинологом. Да, это был бы самый простой вариант. Но до районного центра по дороге даже крепкий молодой мужчина дойдет только за двое суток. Напрямик? В этих местах напрямик обойдется лишней неделей. А в поселке одни старики. Охотники на промысле, а дома остались те, кто…

Гуров стал перебирать возможные кандидатуры. Железнодорожники из депо. Сварщики, слесаря хорошие, но не ходоки. Семьдесят километров отмахать, с ночевкой в тайге? Молодой у них только Боря Плетнев. Боря дойдет, но Боря тайги не знает. Идти по дороге – это одно, а вот ночевать под открытым небом – это совсем другое. И всегда остается опасность, что преступники следят за полицейскими и тоже понимают, что Чебриков и этот Гуров могут кого-то послать в райцентр пешком. Боря здоровый бугай, но его могут просто пристрелить. Нужен человек опытный, нужен охотник, человек с хорошим слухом и умением обращаться с ружьем. Такой, которого непросто выследить, к которому непросто подкрасться.

Да, тут даже Лешка Штыков не подойдет. К тому же он еще и косвенно попадает в подозреваемые в умышленной порче мотодрезины. Косвенно, но все равно подозреваемый. Работяги есть, а тут нужен выносливый человек. Остается только Чебриков и я сам, думал Гуров. Но вот никак нельзя ослаблять наш маленький полицейский отряд. И самый важный этап этого путешествия – предстоит преодолеть каким-то образом вспухшую от дождей и без того быструю порожистую речку. А ведь дело серьезное. Тут ведь пахнет хорошо и давно подготовленной кражей взрывчатки. Крали дилетанты. В смысле связей с преступным миром – дилетанты. Значит, у них заминка была в чем? В сбыте. Значит, они искали покупателя на тротил. Умные ребята. Понимают, что в Интернете таких покупателей не найдешь и объявление не дашь. А искать надо. Не быстрое дело, если не хочешь попасть в поле зрения ФСБ.

Подозрительно уехал куда-то по делам и глава местного самоуправления Буняк. А не он ли тут все это организовал, а теперь отправился встречать покупателей? И долго его что-то нет. Хотя он мог застрять и по объективной причине: паводок, отсутствие моста, невозможность связаться с поселком…