Текст книги "Девять молчащих мужчин"

– А об этом воре в законе, о Луке, вы что-нибудь потом слышали?

– Нет… не знаю. Я как-то на другие темы подсел тогда. В спорт меня потянуло, потом нас прикрыли, ушел в другое издание, часто по командировкам ездил. Желающих было на такую работу мало, а я согласился. Не знаю, может, сидит опять, может, убили, а может, и уехал куда. Может, и пароходную компанию купил, – хрипло засмеялся Кулеватов и снова закашлялся кашлем заядлого курильщика и пьяницы.

– Ну, что же, – Гуров хлопнул себя по коленке и хотел было уже встать, но Кулеватов сквозь кашель предупреждающе поднял ладонь:

– Еще пару штрихов… это вам будет интересно…

– Да?

– Сараев незадолго перед смертью пытался сменить фамилию и паспорт. Я думаю, что хотел смыться из этих мест, чтобы не стать девятым в компании покойников.

Гуров удивленно посмотрел на журналиста. Молодец, проныра! Даже это сумел раскопать. Действительно профессионал. Только что значит слово «пытался» в его интерпретации? Или Кулеватов не владеет полной информацией, или, наоборот, знает больше полиции. Но факт-то замены паспорта зарегистрирован.

– Сменил? – коротко осведомился сыщик.

– Не уверен. Хотя – возможно. Он точно обращался в свой районный ЗАГС, точно писал заявление. А вот чем закончилось, я установить не смог. Мои информаторы мне не сказали, а женщины в ЗАГСе, особенно после пожара, разговаривали неохотно, слишком были напуганы. Вы знаете, что там был пожар, и сгорели как раз те документы, в той комнате и в том шкафу, где лежали документы Сараева на замену паспорта и фамилии?

– Да, я был в ЗАГСе.

– Вы, наверное, и причину возгорания знаете? Официальную версию?

– Знаю. Замыкание проводки. – Журналист снова зашелся смехом сквозь кашель. Одной рукой он вытирал глаза, а другой периодически махал на гостя. – Не могу… Вот ирония эпохи! Когда надо что-то скрыть или когда ничего не знают – всегда пишут это. Можно и в дела не смотреть. Как только важный объект и замыкание проводки, значит, сразу вывод о том, что уничтожали документы. Вы в девяносто девятом здесь не были, когда областное УВД полыхнуло? Тоже проводка виновата!

– Так что вы там про ЗАГС говорили? – вернул Гуров разговор в продуктивное русло.

– Я услышал то, о чем говорить не рекомендовалось. Точнее, мне было объявлено, что не стоит понапрасну будоражить общественное мнение разговорами о всяких там поджигателях. Так недалеко и до паники от терроризма. Ну, и намекнули, что вплоть до увольнения.

– Так что там было?

– Я понял так: некий человек разбил стекло через решетку в одном из кабинетов. Причем, если вы познакомились с планировкой, были окна и такие, к которым даже днем можно подойти незамеченным. А это было почти на виду. Потому и свидетели кое-какие появились постепенно, которые видели этого человека и то, как он поджег тряпку, висевшую из горлышка бутылки, и бросил ее внутрь через разбитое окно.

– «Коктейль Молотова», – проворчал Гуров. – А в милицейском деле, значит, ничего этого нет?

– Можете сами убедиться. Вы полковник, вам и карты в руки.

Кабинет у лейтенанта Попова в местном отделе полиции был маленький. Да еще он делил его со своим коллегой, который сейчас отсутствовал. Двое в кабинете – это здорово, подумал Гуров. Он помнил времена, когда опера сидели по три или четыре человека в одной комнате. Какое уж тут поговорить по телефону или кого-то допросить. Всем надо работать, не попросишь говорить потише или выйти. Иногда коллеги сами понимали и способствовали, но чаще им было просто не до тебя. Оперативника, как и волка, ноги кормят. В переносном смысле. Оперативный розыск почти всегда похож на бег с препятствиями. Опять же, в переносном смысле. Да еще с погонялкой от начальства за спиной, которую всегда чувствуешь, как конь плеть ездока.

– Вот. – Лейтенант в расстегнутой до пупа рубашке по причине страшной духоты в помещении влетел в кабинет с листками бумаги в руках.

Гуров, обмахиваясь газетой, ждал, развалившись в единственном кресле у стены. Тяжко в такой атмосфере работать, да еще человека допрашивать. Надо будет при случае надавить на местное руководство. Не такая уж и роскошь кондиционер.

– Значит, так, – уставившись в листки и машинально стирая пот со лба тыльной стороной ладони, заговорил лейтенант. – Васильева Жанна Андреевна, 1954 года рождения, пенсионерка, не работающая. Проживает на улице Стара Загора, дом 24. Дочь Екатерина, 1979 года рождения, проживает с дочерью по адресу Ново-Московское шоссе, 16. Разведена.

– Дочь вызвали?

– Так точно! Как вы и велели, через два часа после матери.

– Вот что, Попов. – Гуров решительно отшвырнул газету. – Так у нас дело не пойдет. Добиваться откровенности у 60-летней женщины по такому страшненькому делу в такой атмосфере глупо и непрактично. Пойду-ка я к твоему начальству и вытребую кабинет с кондиционером на это время. Как у вас тут все… – Он неопределенно покрутил в воздухе пальцами и вышел, так и не объяснив, что имел в виду. Угнетало, что в таком современном большом городе, как Самара, еще оставались государственные учреждения с такой низкой бытовой оснащенностью помещений.

Молодой розовощекий и постоянно хмурящийся сержант открыл дверь и доложил, что свидетельница Васильева доставлена. Гуров хотел было сделать сержанту замечание, но потом решил, что, может, так даже лучше. Васильева сразу будет настроена на серьезный разговор. И то, что она сейчас очень сильно нервничает, тоже хорошо. Жаль, конечно, женщина в возрасте. Но ведь молчала столько лет. И тогда, и все эти годы. Хотя ее можно понять, своя рубашка ближе к телу.

– Пригласите! – коротко приказал сыщик.

Годы свое взяли. Это было первой мыслью, которая мелькнула в голове Гурова, когда в кабинет вошла раздобревшая невысокая женщина с толстыми ногами и непрокрашенными, с сильной сединой, волосами. Что-то в ее лице еще выдавало былую если не красоту, то привлекательность. Уверенная посадка головы, движения, все говорило о сильном характере. Но все равно было понятно, что это лишь видимость, маска, а на самом деле на душе у нее пакостно, в жизни много неудовлетворенности. Не очень-то удалась жизнь у этой дамы.

– Прошу вас! – Гуров, умышленно не вставая с места, сделал приглашающий жест рукой в сторону стула у небольшого приставного столика. Кабинет заместителя начальника отдела полиции был несравненно комфортнее кабинета простых оперов. И чуть больше. – Жанна Андреевна. Я – полковник полиции Гуров из Главного управления уголовного розыска. Разговор у нас с вами пойдет очень серьезный, прошу вас настроиться на это самым настоятельным образом. Речь пойдет о преступлении четырнадцатилетней давности, свидетелем которого вы были.

– Я? – Женщина сделала слабую попытку удивиться и разыграть непонимание.

– Перестаньте! – повысил голос Лев. – Я предупредил вас, что дело серьезное и оно на контроле в МВД страны. Вы и так молчали четырнадцать лет. Мы готовы понять ваши страхи, учесть все пережитое вами, страх за молодую дочь, которая могла пострадать из-за вас. Мы все понимаем, но пришло время и вам понять, что у вас есть не только право бояться, но и обязанность перед государством сообщать обо всех известных вам совершившихся или готовящихся преступлениях. Вы можете не свидетельствовать против себя или близких вам людей, но в данном случае вам нечем отговориться. Ну?

– Что… ну? – дрогнувшим голосом отозвалась Васильева.

Гуров видел, что глаза ее оставались сухими, хотя губы дрогнули и готовы были вот-вот скривиться от безудержного плача. Странные глаза, они как будто смотрят вдаль. В прошлое? Если не заплачет, то памятник ей! Сильная женщина. Особенно если учесть, что она могла видеть. Если видела, конечно.

– Ну, это вопрос, – спокойнее ответил Гуров, – готовы ли вы рассказать о том преступлении. Оно совершено в кафе «Василек», бывшем вашей собственностью в 2001 году. И тем летом в вашем кафе застрелили восьмерых рэкетиров и вашу продавщицу вместе с ними. Девять жизней!

– Я не знаю…

– Вы знаете! – отрезал Гуров. – Вы были там!

– Но я же не убивала! – вдруг сорвалась на крик женщина.

– Не кричите, – холодно ответил Гуров. – Вас в убийстве никто не обвиняет. Рассказывайте. Все по порядку и без утайки. Четырнадцать лет вы еще могли молчать, но сейчас ситуация такова, что снова могут погибнуть люди. И кто знает, спасет ли теперь вас ваше молчание. И вашу дочь, и внучку!

– Я расскажу! – взмолилась вдруг Васильева, всплеснула руками и закрыла ими лицо.

Это не был безудержный плач, не была истерика, просто из глаз этой сильной женщины потекли слезы. Но вдруг ее лицо стало каменным и она прошептала непослушными губами:

– А вы знаете, каково это?

– Жанна Андреевна, я проработал в уголовном розыске дольше, чем ваша дочь живет на свете. Я знаю много и видел еще не такое. Поэтому давайте без эмоциональных экзерсисов. Что там произошло, что вы видели?

– Там… Вошел мужчина. Эти, которые были в кафе, они даже не оглянулись, не ждали, наверное. Он просто вошел, и никто не обратил на него внимания. А у него вдруг в руках оказались пистолеты. И он начал… стрелять. Это было страшно! Понимаете, страшно!

– Понимаю, – кивнул сыщик. – Это очень страшно. С непривычки страшно смотреть даже просто на драку, на то, как люди, получая удар в лицо, падают на асфальт без сознания. А тут… А тут на ваших глазах людей убивали. Я все понимаю. И любой следователь вас поймет, Жанна Андреевна. И вас никто не собирается осуждать за то, что вы просто по-человечески испугались тогда. Но теперь, когда прошло столько лет, когда все улеглось и когда понадобилась ваша помощь, я прошу отвечать честно и правдиво. Где вы находились в тот момент, когда неизвестный открыл стрельбу в зале кафе?

Женщина с какой-то странной обреченностью повесила голову. Гуров понял, что у нее внутри сейчас происходит борьба. Страх? Спазм от пережитого тогда? Или… очень похоже на стыд. Опыт работы в уголовном розыске и жизнь с женой-актрисой многому могут научить. В том числе разбираться в проявлениях женских эмоций.

– Я была у себя, – выдавила наконец Васильева и как-то даже помолодела. Что-то изменилось в ее глазах, черты лица немного разгладились.

– Где у себя? В кабинете?

– Да, – тихо ответила она. – Мой кабинет как раз за стеной напротив входа.

– И как вы могли оттуда видеть происходящее в зале? Я был в кафе, там нет никакого окна. Или после вас там сделали ремонт и заложили окно?

– Это не окно. В то время я в кафе только сделала ремонт, и в стене между кабинетом и залом почему-то образовалась небольшая трещина. Я не успела ее заделать и просто прикрыла изнутри картиной, постером в рамке. Снаружи ее не было видно, там как раз проходил кабель-канал, и он маскировал трещину.

– Вы услышали стрельбу и посмотрели в эту щель? – предположил сыщик.

– Да. Я видела все…

– В зале было восемь парней, всех восьмерых застрелили. Но у меня есть сведения, что незадолго до нападения их было девять. Вся их группа состояла из девяти человек. Где был в это время Володя Сараев? Куда он ушел?

Такой реакции Гуров давно не встречал. Лицо шестидесятилетней, еще вполне красивой женщины вдруг вспыхнуло, как вспыхивает стыдом лицо шестнадцатилетней девушки. Он сразу понял, с чем была связана такая реакция.

– Володя был со мной…

– Он был вашим любовником! – уверенно заявил Лев, глядя Васильевой в глаза.

– Нет, – отрицательно покачала головой Жанна Андреевна. – Не был… это случилось только один раз. Почти случилось. Он пришел ко мне, стал приставать… Ему выстрелы помешали.

– Дальше, – приказал Гуров.

– Дальше… я посмотрела в щель и увидела… все это.

– А Сараев?

– Он тоже. Когда я без сил опустилась на стул, у меня буквально ноги подкашивались, Володя сказал только одно слово «ушел», и все.

– Что – все? И ушел сам? Или задержался и вы говорили с ним о чем-то еще?

– Да… не сразу. Он меня, помню, за плечи тряс, сам белый как полотно. И все тараторил одно: «Запомни, мы ничего не видели! Запомни, нас тут не было!» Я не знаю, сколько там просидела. Очень страшно было ощущать, что вокруг гробовая тишина. Ни звука. Кажется, что даже машины перестали проезжать. Как будто мир исчез за стенами кафе. Я же понимала, что Ирину Васильевну, продавщицу мою, тоже убили. Ужас! А потом заставила себя подняться и вышла через заднюю дверь. Не помню уж, как домой добралась. Темно уже было, каблук сломала, колготки порвала…

– Вы виделись потом с Сараевым?

– Нет! – горячо стала отрицать Васильева. – Я его больше не видела. Только слышала, что вроде погиб он… сгорел в машине. Я так тогда испугалась, что чуть с ума не сошла. Все ждала, что я следующая! Не знаю, как тот первый год пережила в животном ужасе. Потом как-то улеглось все. Поверила в то, что никто не знает, что я там видела.

– И кого вы там видели, – договорил Гуров, открывая на ноутбуке папку с фотографиями. – Посмотрите, среди этих лиц вы узнаете того человека, что стрелял в бандитов в вашем кафе в 2001 году?

Лев развернул ноутбук к Васильевой, обошел стол и сел с ней рядом. Он листал фотографию за фотографией и больше внимания уделял выражению лица женщины, чем самим снимкам. Он не особенно надеялся на какой-то результат, формально обязан был предъявить свидетельнице фотографии, вот и предъявлял, чтобы к этом вопросу больше не возвра…

– Это он! – отпрянула от экрана женщина и растопыренными пальцами вытянутой руки как будто отгородилась от изображения.

От неожиданности Гуров даже вздрогнул. Он посмотрел в лицо Васильевой, потом медленно, боясь спугнуть нежданную удачу, повернул голову к экрану ноутбука. С экрана смотрел, чуть насупившись, начальник службы безопасности концерна «Подмосковный» Павел Иванович Реутов.

– Вы уверены? – на всякий случай спросил сыщик.

– Да! Сколько он за эти годы мне по ночам, гад, снился! Такие глаза не забыть до могилы. Как он водил этим взглядом по залу, выискивая еще живых, чтобы убить. И находил… и убивал… Раненых! Жутко…

– Вы знаете этого человека?

– Нет, я тогда видела его единственный раз. Первый и последний раз в жизни, слава богу!

– Жанна Андреевна, – убирая ноутбук, сказал Гуров, – вам предстоит то же самое проделать в кабинете следователя в присутствии понятых. Я вам благодарен за ответы на мои вопросы, но, чтобы окончательно обезопасить себя и свою дочь, вам надлежит пройти через официальную процедуру. Тогда органы следствия могут на законных основаниях задержать этого человека.

– Да, я понимаю, – кивнула Васильева.

Гуров вышел в коридор, когда из соседнего кабинета гурьбой повалили оперативники. Гуров дождался Воскобойникова, взял его за локоть и отвел в сторону:

– Слушай, майор. Дело серьезное. Васильева опознала убийцу тех восьмерых, которых тут расстреляли в 2001 году. Этот тип привязан к другим неприятным делам, и моя к тебе просьба: возьми Васильеву под охрану. Я дозвонюсь в Москву, и ее со дня на день пригласят на официальный допрос и другие следственные действия. Ее показания очень важны.

– Не вопрос! – засмеялся Воскобойников. – Сделаем. А вам самому не нужна охрана? Раз вопрос возник, то и вы рискуете, разгуливая по городу вечерами. Да и днем. Вы теперь тоже многое знаете. Если кто-то отследил ваши передвижения, ваши визиты в кафе, на кладбище, к журналисту и к Васильевой, то… Я бы поостерегся!

– Ладно, не нагнетай! – похлопал Гуров майора по плечу. – Заставить замолчать свидетеля – это еще в их традициях, это преступные группы иногда пытаются сделать. Но связываться с полковником полиции, да еще из Главного управления уголовного розыска… Я думаю, они понимают, что это себе дороже. Да и не уверен я, что Васильевой грозит реальная опасность, просто перестраховка. Важная, но перестраховка. Обидно, когда столько дел замрут на месте, если с Жанной Васильевой, не дай бог, что-то случится. Понимаешь? Очень важных дел! Так что давай с тобой «на воду дуть»!

Докладывать Орлову не пришлось. Крячко выслушал Гурова по телефону, к предложению об охране свидетельницы Васильевой Станислав отнесся удивительно прохладно, но пообещал уже утром отправить соответствующее распоряжение из главка в Самару. Из новостей ничего интересного он не поведал, хотя от жены Гуров знал, что, например, два дня назад подвыпивший мужчина чуть не сорвал спектакль и именно Крячко быстро и умело усмирил дебошира, удалив его из зала. Иногда Станислав бывал удивительно скромным в описании собственных похождений вне службы.

Гуров шел по вечерней улице, наслаждаясь запахом сосен из соседнего парка. Чем ему нравилась Самара, так это именно обширными парками. При застройке тут оставляли нетронутыми большие лесные участки.

Перекресток, кафе на границе парка. Куча мусора и пустые пивные бутылки возле урны, которые, видимо, уберут теперь только рано утром. Да, такую красоту и испортить таким непристойным натюрмортом, усмехнулся Лев и тут же уловил боковым зрением опасность. Он еще не понял, что именно ему угрожает, но мозг привычно послал сигнал опасности на уровне интуиции.

Серая «Лада»-«пятнашка» с помятым крылом вдруг вильнула с проезжей части и стремительно выскочила на тротуар. Если бы не столб светофора, Гуров не успел бы среагировать. Но водителю «пятнашки» не хватило разворота, чтобы припечатать бампером жертву, и Лев, отпрыгнув в сторону, рухнул как раз на кучу мусора возле урны. Машина не рванула с места и не скрылась на пустынной улице, свернув за угол, как он ожидал. Обе передние дверки открылись почти одновременно, и на тротуар выскочили двое в черных «балаклавах», закрывающих лица. Это уже было серьезно. Значит, не случайность, о которой сыщик успел подумать, значит, он вовремя почувствовал опасность. И даже не только что, а еще несколько часов назад, когда велел взять Васильеву под охрану. Значит, кто-то понял, что он вышел на след. Вот только зря они ждали столько времени. Должны же были понимать, что полковник успеет позвонить в Москву и «слить» информацию своему начальству.

Объяснение одно. Эти люди еще не поняли, как много он узнал, они только полагают, что он нащупал ниточку. И они ее обрежут! Слово «обрежут» всплыло в мозгу мгновенно, когда в руке первого из мужчин блеснуло лезвие ножа. Дешевое изделие из привокзального киоска сувениров, но лезвие длиной сантиметров в пятнадцать, как успел оценить Гуров, вполне могло нанести смертельные раны.

Об ушибленном в момент падения локте думать было некогда. Сейчас самое главное – защита и время. Эти двое, какими бы ни были их намерения, не смогут заниматься московским полковником достаточно долго. Может оказаться весьма некстати рядом полицейский патруль, да просто кто-то из граждан кинется помогать незнакомцу, атакованному двумя типами в зловещих масках. Последнее вряд ли, но бывало и такое в практике сыщика.

Только бы у них не было пистолета, подумал Гуров, нащупывая рукой возле себя пустую стеклянную бутылку. Если это спонтанно принятое решение, то у них пистолета, скорее всего, нет. Если бы решение было принято заранее и было время на подготовку, его на этой улице просто расстреляли бы из «АКСУ» или разрядили две обоймы из двух пистолетов. Сглупили вы, ребята, мысленно произнес Гуров и вскочил на ноги, тут же заняв позицию со столбом за спиной.

Первый из мужчин, сделавший выпад в область живота сыщика, чуть не получил чувствительный удар бутылкой по кулаку. Только коротко лязгнул металл о стекло, и нападавший тут же отшатнулся назад.

Бутылка в руке опытного человека – это почти щит. Это непробиваемая защита и орудие для эффективного нападения. Относительно увесистая стеклянная бутылка позволяет не отводить удары, направленные в тебя подвижными блоками, а сбивать их встречными ударами. Второй же соперник, ринувшийся в атаку и вооруженный таким же ножом, как и у его дружка, получил несколько ударов по рукам, выронил нож и отскочил с воплями назад, сжимая руки и тряся кистями.

Первый выматерился и с рычанием снова кинулся в атаку. Видимо, время их поджимало, а может, оба полагали, что долгая драка и правда может привести сюда полицию. Но нападавший действовал очень осторожно, он маневрировал, наносил обманные удары и все время убирал руки из-под удара бутылкой. Он так увлекся этой опасной игрой, что упустил другой возможный вариант развития событий. Гуров выбрал подходящий момент и нанес ему сильный удар бутылкой точно в лоб. Мужчина отшатнулся, растопырив руки, как пьяный. И сыщик тут же нанес сильный удар по его руке, выбивая нож. Еще один удар от живота ногой, и бандит отлетел, падая на спину и ударяясь затылком о тротуарную плитку.

Гуров хорошо рассчитал удар в голову. Он прекрасно знал, что удар в висок может оказаться эффективнее других, но часто он оказывается и смертельным. Это в планы сыщика не входило. Удар по темени или по затылку быстро выводит противника из боя, лишая его сознания, но, опять же, такие удары очень часто приводят к внутричерепным кровоизлияниям. Удар в лоб в этом смысле безопаснее для пострадавшего, и этот удар на значительное время лишает противника ориентации в пространстве, с сопутствующим помутнением в глазах, шумом в голове и резкой болью в месте ушиба.

Где-то совсем близко завыла полицейская сирена, и послышался звук быстро приближающегося автомобиля. Второй противник Гурова оглянулся по сторонам и бросился не к своей машине, на которой не успел бы тронуться, потому что на пути стоял Гуров, а в сторону арки жилого дома, полагая, видимо, скрыться дворами. Гуров с размаху швырнул бутылку ему вдогонку, целясь под колено. Удар! Мужчина мгновенно просел на одну ногу, споткнулся и даже коснулся земли рукой. Выправиться и снова побежать Лев ему не дал. В несколько быстрых шагов он настиг преступника и, вложив всю силу удара и своего веса, припечатал его ногу к тротуарной плитке. Что-то хрустнуло, мужчина заорал и рухнул лицом вниз. Гуров приземлился ему на спину, заворачивая руку за спину и подтягивая его кисть почти к затылку. Со скрипом тормозов у тротуара остановился белый полицейский «Форд».