Текст книги "Девять молчащих мужчин"

Глава 7

Пассажиры понемногу угомонились, разобрав постели и вытащив туалетные принадлежности. Кто-то потянулся умываться перед сном, кто-то стоял в коридоре, провожая глазами убегавшие назад полустанки.

– Вот что, Станислав, – торопливо заговорил в трубку мобильного телефона Гуров, воспользовавшись тем, что его сосед по купе вышел в коридор. – Связь между самарскими делами и московскими существует. Это я не только нутром чую, я всей кожей чувствую!

– Раненой кожей? – засмеялся Крячко и тут же стал серьезным. – Ты там точно не пострадал? Обошлось?

– Я в полном порядке, – отмахнулся Гуров. – Ты слушай меня и не отвлекайся. Эти ребята, которые на меня напали, оказались крепенькими. Пока они не «колются», но время играет не на них. Мне и так понятно, откуда здесь растут ноги. Чтобы там в Самаре не расслаблялись, организуй-ка через Петра приличную «телегу» по этому делу и потребуй периодичной информации для главка. Ты ведь знаешь, как иногда бывает. Из прокуратуры наедут, начнут давить за незаконное задержание, и в результате – преступники на свободе, хотя закон вроде как и торжествует. «Колоть» их надо в течение трех суток. Там на этот участок улицы выходят окна трех многоэтажек. Уж пару свидетелей отыскать вполне можно. А это уже доказательность.

– Я понял, Лев, понял! Сделаю, даже звонок организую на высоких тонах, чтобы прочувствовали седалищным нервом всю важность затеи. Еще что?

– Реутов!

– Будем брать?

– Нет, Станислав, пока рано, – вздохнул Гуров. – Показания Васильевой важны, но она в любой момент может отказаться от них. Просто испугается, и все. И мы не знаем, сколько там в Самаре помощников, кроме тех двоих, что напали на меня. Могут начать запугивать женщину прямо сейчас, хоть оперативники за ней и наблюдают. Реутова спугнуть нельзя. Нам нужен еще хотя бы один свидетель, который сможет его опознать в том человеке, который устроил эту бойню. Или когда у нас появятся прямые улики против него, кроме свидетельских показаний. С Реутова глаз не спускать! Но очень и очень осторожно. Он не должен чувствовать нашего внимания. Прикрывайтесь тем, что мы занимаемся розыском Жидкова. Это его отвлечет. Кстати, новости есть по пропавшему Жидкову?

– Глухо, как в танке, Лев! Никаких зацепок. Мы почти полностью прочесали район, где его видели на дороге с девушкой на красной «Мазде». Одну речушку и два пруда. Допросили без малого сотню людей, появляющихся регулярно в этих местах по разным причинам. Грибников, рыбаков, просто тех, у кого маршрут «дом – работа» или «дом – магазин» пролегает мимо интересующих нас мест. Пока ничего.

– Плохо! Чувствую, что розыск уносит куда-то в сторону, а по основному преступлению никаких сдвигов.

– А может, не в сторону? Может, к примеру, это Реутов организовал нападение на тебя в Самаре. И в Москве, и на Волге он может начать заметать следы.

– Нет, Станислав. Ты вспомни, на каком уровне Реутов исполнил то преступление в 2001 году! И сейчас он все сделал бы наверняка, а не пускал бы на меня двух недоумков с ножами. Это какой-то мелкий уголовный подход. И ты бы видел эти рожи! А я их разглядел в местном СИЗО. Судя по наколкам, у одного две ходки, у второго одна. И оба отсидели по восемь лет. Это типичные гладиаторы, быки![1]1
  Гладиатор (или бык, боец, атлет, танкист) (блатн. жарг.) – сильный человек, служащий орудием исполнения, приказов блатного, которому он привержен или в зависимости от которого находится. Часто вплоть до физической расправы над кем-то. В зависимость попадают по многим причинам.


[Закрыть] Сейчас их проверяют, не отбывали ли они срок в одно время и в одной колонии с Большаковым-Сараевым.

– Или с Лукиным, о котором ты в прошлый раз рассказывал, – добавил Крячко.

– Или с Лукиным. Тоже вариант, если Лукин все же имеет отношение к тем событиям.

Полковник Крячко отпирал кабинет, когда зазвонил его мобильный. Попытавшись одновременно вытащить телефон и не уронить стопку папок, Станислав все же рассыпал их. Чертыхнувшись, он вытащил телефон, глянул на незнакомый номер абонента и хмуро изрек, взирая на разбросанные в коридоре по полу папки:

– Если ты не молодая красивая женщина, ожидающая меня на борту белоснежной яхты, жить тебе осталось три минуты…

– В прошлый раз было десять минут, Станислав Васильевич! – послышался в трубке голос майора Зотова.

– А, это ты, Михаил Алексеевич, – нагибаясь и с недовольным кряхтением собирая папки в стопку, проворчал Крячко. – Значит, яхта отменяется… Что у тебя?

– Мерзликина засекли во время встречи с одной личностью, весьма колоритной.

Крячко замер на корточках, не обращая внимания на проходивших мимо офицеров, еле сдерживающих улыбки при виде его несколько нелепой позы. МУР все эти дни очень аккуратно, но плотно «водил» бизнесмена Мерзликина по городу, старательно фиксируя все его контакты. И вот наконец что-то интересное бросилось оперативникам в глаза.

– Они встретились десять минут назад на Пушкинской набережной у Андреевского моста.

– Где? – подскочил на месте Крячко. – Так это же от нас… в двух шагах! Кто там у тебя сейчас?

Через несколько минут Станислав уже бежал вниз по лестнице. Еще через двадцать минут он вышел из машины и торопливо обходил кафе «Лебединое озеро» на берегу Малого Голицынского пруда. Мерзликина Крячко увидел первым. Бизнесмен неторопливо шел по алле рядом с мужчиной в мятой летней паре светло-палевого цвета. Мужчина был длинный, но при его росте умудрялся выглядеть щуплым. Но эта его несолидность, как сразу понял сыщик, была показной, нарочитой. Чувствовалось в походке и тем более в жестах, которыми мужчина активно пользовался, что он не так прост. Скорее всего, ранее судим и отсидел на зоне не один год.

Двух оперативников из МУРа Крячко заметил спустя несколько минут и мысленно похвалил ребят. Маскировались они просто замечательно. Крячко знал обоих в лицо и только поэтому понял, что они следят за Мерзликиным. Один из молодых сыщиков изображал любящего папашу и нежного мужа, играющего в мяч с шестилетним сынишкой. Второй умело растворился за кустарником и незаметно двигался параллельным курсом. Стас с одобрением отметил, что «папаша» ловко сфотографировал Мерзликина с собеседником, когда они повернулись и пошли назад по аллее.

Набрав номер Зотова, он нетерпеливо спросил:

– У твоих ребят здесь записывающая аппаратура есть?

– Нет, увы, Станислав Васильевич. Встречу мы зафиксировали спонтанно. Я велел парням сфотографировать второго и переслать фото мне сейчас же. Эксперты ждут. Увеличим, подчистим и пропустим через свою программу сличения фотографий с данными базы. Если он судимый или из числа авторитетов, мы его быстро установим. Лишь бы у него судимость была после 91-го года…

– Знаю, знаю, – перебил Крячко. – До 91-го года у нас не все оцифрованы. Ты кого-нибудь еще сюда отправил?

– Отправил, – не очень уверенно ответил майор. – Только не успеть им. Если получится, то наблюдатели проводят «собеседника». Хоть какие-то адреса появятся, номера машин, связи. Короче, все по накатанной схеме.

– Ладно, работайте. Передай своим, чтобы были максимально осторожны. Мне этот собеседник Мерзликина очень не нравится. Тертый калач, судя по всему. Он слежку за собой на раз-два прочитает!

Чисто выбритый, в свежей рубашке и благоухающий лосьоном, Гуров вошел в кабинет генерала Орлова.

– Прошу прощения, – вежливо произнес он, бросив взгляд на двух офицеров их управления, сидевших за столом для совещаний, – задержался, Петр Николаевич. С дороги немного привел себя в порядок.

Орлов кивком головы отпустил офицеров. Крячко, сидевший у окна в кресле, что-то сосредоточенно искал в ноутбуке, барабаня по клавишам и водя курсором. Офицеры собрали свои папки и вышли, пожав попутно Гурову руку.

– Ну? – Орлов вышел из-за стола, подошел к Льву и повел носом. – Пахнешь хорошо. Отоспался небось в поезде. Ишь, гладкий какой!

– Есть немного, – улыбнулся Гуров. – Хоть какие-то привилегии у командировочного – в поезде, например, выспаться. Все остальное, как то чистая рубашка в шкафу в кабинете, бритва в столе, лосьон напарника – дело богатого оперативного опыта. Здорово, Петр!

– Пойдем, расскажешь, что нового за ночь надумал, – хлопнул его по плечу генерал. – Мы твою информацию тут провентилировали со всех сторон. Но и ты, я думаю, ночью не только спал. Знаю я тебя, ты впустую в окно глазеть не умеешь.

– Первое, что я надумал, – проходя к угловому дивану, ответил Гуров, – это то, что срочно нужно установить охрану возле палаты Большакова. Я и Станиславу уже из поезда по этому поводу звонил.

– Это мы сделали, еще под утро, – махнул рукой Орлов. – Тут поинтереснее информация есть. Картинка-то складывается!

Крячко, сидевший за ноутбуком, не поднимая головы, заулыбался. С Гуровым они после его приезда с вокзала пообщаться толком не успели. Крячко только показал, где стоит его новый бальзам после бритья, и убежал на планерку.

– Ну, что у вас тут сложилось? – Гуров уселся на диван и положил ногу на ногу.

– Изложи, Станислав, – кивнул Орлов, садясь во второе кресло.

– Излагаю. – Крячко сделал серьезное лицо и оторвался от ноутбука. – Вчера в первой половине дня господин Мерзликин встречался с неизвестным на тот момент для нас человеком на Пушкинской набережной. Встреча была, как показалось наблюдавшим за ней оперативникам из МУРа, договоренной, но непродолжительной. Очевидно, Мерзликин с этим человеком ранее был знаком, но сейчас он к нему испытывает некоторую неприязнь. Руки не подал, разговаривал с недовольным выражением лица. Аппаратуры, позволявшей прослушать беседу, у ребят под рукой не было, но сфотографировать собеседника Мерзликина они сумели.

– Установили? – тут же спросил Гуров.

– Конечно, – улыбнулся Стас и переглянулся с Орловым. – В базе эта мордашка нашлась, компьютер уверенно сличил фото, сделанное оперативником, с фотографией из базы МВД. С точностью 86 процентов – это некто Александр Сергеевич Лукин, 1957 года рождения…

– Уроженец города Самары, – продолжил за напарника Гуров, – ранее неоднократно судимый, известен в уголовном мире под кличкой Лука.

– Да, да, да! – хлопнул по колену Орлов. – Тот самый Лука, подмявший под себя территорию, которую «крышевала» преступная группа, расстрелянная в 2001 году неизвестным киллером на окраине Самары. Ну, ребята, какие будут соображения?

– Вопросов много, соображений – пока не очень, – первым ответил Крячко. – Сам факт, что и Большаков, он же Сараев, и Мерзликин, и Лукин родились и часть жизни прожили в Самаре, довольно интересен, но уликой не является. Вполне можно отнести к категории совпадений. Самара – миллионный город в европейской части России. Было бы дело в Тюмени и будь они все из Тюмени, они все могли бы собраться через четырнадцать лет в Екатеринбурге, и ничего в этом криминального и определяющего не было бы. Я не прав?

– С одной стороны, ты прав, – задумчиво ответил Гуров. – Но с другой… Мы столкнулись в Москве не просто с тремя разными людьми, которые по стечению обстоятельств родились в одном и том же городе. Косвенной уликой является то, что они тут все встретились. И не просто встретились, но еще и пересеклись на, извините за поэтический образ, криминальном перекрестке.

Гуров встал и прошелся по кабинету, по привычке почесывая бровь. Сейчас ему важно было сформулировать мысль для себя самого, и не важно, есть слушатели или нет. Хотя нет… Важно. И Крячко, и Орлов были опытными сыщиками. Без натяжки можно сказать, что это лучшие сыщики страны. И перед ними пофилософствовать стоит. Любая натяжка тут же вскроется, любая слабая связь в логике рассуждений тут же станет им видна, и они поправят.

– Первое! – остановился Гуров и посмотрел на друзей, подняв указательный палец. – В наше поле зрения они попали в связи с исчезновением Жидкова. Так? Жидков работал у Мерзликина и становился его партнером. Но не успел. Потом всплыл Большаков, он же Сараев, который пытался изобразить насильника и дважды напал на его дочь. Прямой связи между Сараевым и Мерзликиным по Самаре у нас нет, но в Москве они пересеклись. И третье звено – появление Лукина, который тоже самарец. Более того, Лукина и Сараева связывает убийство восьмерых человек в 2001 году. Сараев тогда чудом остался жив и всю жизнь скрывается под чужой фамилией. А Лукина мы серьезно подозреваем в причастности к организации того группового убийства. И теперь они все в одном деле! И это дело повязано еще и нападением на меня в Самаре! Как вам такой взгляд на проблему?

– Ты забыл еще одно совпадение, Лев, – улыбнулся Крячко. – Мерзликин в 2001 году предпринимательствовал в Самаре. И его бизнес находился на территории, которую «крышевали» расстрелянные в том году мальчики.

– Да, – согласился Орлов. – Это важно. Формально Мерзликин мог хотеть их смерти, мог хотеть освободиться от такой зависимости. И он ведь поднялся после их гибели, а вскоре уехал в Москву и имеет тут хороший и большой бизнес. А теперь всплывает Сараев, который должен был умереть тогда, и нападает на его дочь. Всплывает Лукин, который мог тогда хотеть смерти этих ребятишек, который после их смерти начал «крышевать» территорию, на которой находился бизнес Мерзликина. И теперь этот же Лукин снова всплывает, встречается с Мерзликиным, и Мерзликин явно недоволен этими встречами.

– Вот! – кивнул Гуров. – Вот вам и вся схема! Теперь эти узловые моменты нам бы еще связать доказательствами и неопровержимыми уликами.

– А я для чего вас собрал? – усмехнулся Орлов. – Вперед!

Гуров и Крячко сидели в машине на парковке. Оперативная черная «Хонда» имела тонированные стекла и была оснащена специальным оборудованием для видео– и аудиофиксации. Лукин сидел за столиком уличного кафе и курил сигарету, потягивая сок из высокого стакана. За все время, пока он тут сидит, а это почти полтора часа, к нему трижды подбегали парни, по виду похожие на шестерок. Говорили тихо, но аппаратура фиксировала речь. Ничего примечательного, сплошные разговоры про «бабло» и каких-то фраеров. Имена не назывались, но каждый раз к слову «фраер» добавлялось либо «из Кузьминок», либо «из тошниловки», либо «из морячков». Звучали слова «товар», «партия». Это могло означать как наркотики, так и контрабанду. Да вообще все, что угодно. Лукин без дела в Москве не прохлаждался.

– Ну, Станислав, – снял Гуров с головы наушники направленного микрофона и положил их на сиденье, – пора этим субчиком заняться серьезно. И вне зависимости от его дел с Мерзликиным. Нечего в столице делать криминальному авторитету с его темными делишками. Давай-ка прямо сегодня заводи на него дело «по окраске», и начнем разрабатывать. Утром на подпись к Петру, только план набросай такой, чтобы он не пересекался пока с делом о пропаже Жидкова. Не будем дразнить начальство… Всплывет прямая связь, значит, объединим.

Крячко кивнул и вдруг показал пальцем на кафе. Гуров повернул голову и увидел, что Лукин достал телефон, точнее дорогой коммуникатор, и приложил его к уху. Прослушать бы, да не числилось на Лукине ни одной сим-карты. Придется повозиться техникам, чтобы установить его действующий номер. Сейчас Лев мог только послушать то, что говорил сам Лукин. Через несколько секунд у него зародилось подозрение, что говорил тот как раз с Мерзликиным.

– … и ты, Николай Владимирович, понимаешь ведь, что я могу многое, – мягким, но каким-то зловещим тоном вещал Лукин. – Я ведь доказал тебе это! Как я вышел на твоих поставщиков, а? У меня свои связи в этом мире. И они не хуже твоих, а то и получше будут. Про мясо санкционное я узнал, про то, что ты контрактик готовишь, я тоже узнал. И что ты Жидкова своего на это дело посадить хотел…

Гуров насторожился. Упоминание фамилии пропавшего Жидкова в этом контексте ему очень не понравилось. Хорошо, что запись разговора идет. Вдруг там что-то случилось. Наверное, Мерзликин все же потерял над собой контроль. Он что-то такое стал говорить, что Лукин даже коммуникатор на миг от уха отстранил. А потом он стал говорить, и в его голосе звучали стальные нотки:

– Ты, Коля, запомни одну простую вещь. Я сказал, я сделаю! Мне время с тобой терять не хочется. Дел у меня в Москве много. Либо ты мне этот контракт отдаешь, либо пеняй на себя… Что? Я твою дочь не трогал, ты на меня не наезжай! Но если не одумаешься, то трону. И дочь, и жену! Я ж тебя не граблю, фраерок, я тебе сделку предлагаю. Я веду все дело, я имею свой процент, ты пропускаешь все через свою фирму и имеешь свое. Там всем хватит. А уж я сделаю так, что к нам ни одна легавая собака близко не подойдет. За мной такие людишки стоят, что тебе и не снилось! Ты еще про восьмерых жмуриков не забыл?

Наверное, Мерзликин, если это был он, на том конце отключился. Или бросил трубку. Выдержка изменила? Значит, плохи дела, раз у такого человека, как Мерзликин, сдают нервы. Крячко нетерпеливо тронул Гурова за локоть:

– Ну, что там?

– Знаешь, Станислав, а мы тут с тобой просидели не зря столько времени. Эта запись, если ее перевести из разряда оперативной информации в разряд улик…

– Ну, тут Петру придется подсуетиться. У нас надзирающие органы очень не любят, когда мы без санкций начинаем прослушивать.

– Перестань, все он урегулирует, – недовольно перебил Гуров. – Это не телефонная прослушка – это микрофон… Ерунда. Главное в другом. Тут сейчас речь шла о санкционном мясе. И разговор был, как мне показалось, с Мерзликиным, не забывай, с владельцем мощного мясокомбината в Подмосковье. Ну, как?

– Мясо из Европы? – улыбнулся Крячко. – Вот это мы с тобой вышли на дельце! Значит, правительство реализует программу импортозамещения, а дельцы гонят незаконными каналами из Европы к нам продукты. А вот мы им устроим!

– Устроим, устроим! Видимо, у Мерзликина появился канал поставки дешевого мяса по липовым документам. Лука узнал откуда-то и предлагает сдать ему канал и взять его в долю. А он, якобы со своими связями, прикроет Мерзликина и этот контракт.

– Все те же подходы. Столько лет прошло, а он кроме «крышевания» ничего толком и придумать не может.

– Не это самое плохое. Самое плохое, что Лукин упомянул в разговоре пропавшего Жидкова, но непонятно, в каком контексте. А также жену и дочь Мерзликина. Но тут уже явная угроза просквозила. Он, правда, отрекся от прошлых нападений, но это может быть и враньем. Неужели Лукин и Сараев заодно? Неужели у них группа? А Сараев у нас под надзором валяется в больнице…

– Я поставил там охрану.

– Надежную?

– Хитрую, – улыбнулся Крячко и снова показал Гурову пальцем в сторону кафе. – Так! А вот теперь мы узнаем точно, Лукин это или не Лукин.

Вдоль столиков неуверенной походкой шел парень в грязной спецовке и застиранных джинсах. Всклокоченные волосы и абсолютно стеклянный взгляд говорили о том, что он, видимо, пил всю ночь и все утро с кем-то в весьма неопрятных условиях. За соседним столиком женщина брезгливо посторонилась и быстро убрала свою сумочку, до этого свободно стоявшую на свободном стуле. Парень качнулся, сфокусировался на женщине и по-клоунски изогнулся в дурашливом поклоне. Видимо, пытался извиниться.

Попятившись назад, он налетел на столик, за которым сидел Лукин. Стакан с остатками сока качнулся и упал, покатившись по столу и оставляя за собой желтую полоску. Лукин только отодвинулся на своем стуле и брезгливо выставил руки, видимо, спасая свой палевый летний костюм. Откуда-то со стороны мгновенно вынырнул его подручный – низенький и коренастый. Парень сделал вид, что ловит падающий на пол стакан, но у него ничего не получилось. Стакан упал, и от него откололась приличная часть. Тогда он согнулся, упал на четвереньки и стал собирать осколки. Подоспевший шестерка Лукина схватил пьяного парня за шиворот и, пнув пару раз ногой, направил его полет в сторону от кафе. Спотыкаясь и шатаясь из стороны в сторону, парень удалился. Выбежавшие официанты захлопотали вокруг Лукина, но он успокоил их небрежно вытащенной из бумажника купюрой.

– Ну, все, – потер руки Крячко, – теперь его пальчики у нас есть.

– Подожди еще, – проворчал Гуров. – А вдруг стакан разбился так, что ни одного подходящего для идентификации отпечатка не будет.

– Да ладно тебе, – засмеялся напарник. – Ты видел, с какой виртуозностью все было исполнено? Как он стакан ловил! Фокусник! И разбился стакан на две аккуратные части. А Лука его до этого час уже лапал. Есть там все. Сегодня к вечеру у нас будут доказательства того, кто перед нами – Лукин или просто похожий на него человек. Хотя я и не сомневался… Кличка, самарские корни и все остальное.

Прапорщик Литвиненко и старший сержант Максимов работали в патрульно-постовой службе уже много лет. Свой район знали как облупленный. Все злачные места, места сбора бомжей, места, где чаще случаются грабежи, неблагополучные дома, возле которых часто происходят драки, проводятся шумные пьянки. Обязанностей у пешего патруля на своем маршруте предостаточно. Нельзя им только заходить в помещения различных организаций и в частные квартиры. В случае каких-либо правонарушений или преступления они обязаны поставить в известность оперативного дежурного по рации. Как правило, на место сразу выезжает «дежурка» либо прибывают участковые из ближайшего опорного пункта.

Лето, прохлада позднего вечера. Два кафе, исторгающих на тротуар громкую музыку, еще одно открытое, где за столиками при слабеньком свете сидят парочки… Оживленный перекресток, а дальше небольшой парк. Здесь тихо и пустынно. Парк на реконструкции, и местами в нем даже нет освещения. Строящийся рядом «Детский мир» благоустраивает прилегающую территорию, а летом тут будут работать детские аттракционы, даже станут катать ребятишек на пони. Но сейчас нужен глаз да глаз за этим участком парка. В прошлое дежурство Максимов с Литвиненко накрыли тут пару наркоманов. Неделю назад двое парней устроили поножовщину из-за девушки. Причем она присутствовала при безобразной драке. Надо было видеть располосованные рубашки, окровавленные тела и бешеные глаза. А уж сколько раз отсюда вывозили алкашей в состоянии полной беспомощности!

– Слышал? – Литвиненко поднял палец и остановился.

– Чего? – не понял Максимов.

– Тс-с! – Рука прапорщика медленно разогнулась, и палец указал в сторону строящегося фонтана. – Там. Мне показалось, что вскрикнула женщина.

– Вот только любовных парочек нам сегодня не хватало. И так все планы перевыполнили за дежурство… Как-то это не по-мужски в такой момент. Ты вот представь себя! Ты с бабой…

– Опять! – Литвиненко схватил напарника за плечо и забегал глазами по темным контурам парка.

В темноте виднелась куполообразная махина защитного каркаса строящегося фонтана. Рядом темнел вагончик рабочих. Чуть дальше – старая трансформаторная будка округлой формы. Трансформаторы обслуживали некогда ведомственный детский сад, оборудование парка, который тоже в те времена находился на балансе муниципалитета, и еще несколько ведомственных домов, называемых в народе общежитиями-малосемейками. Теперь тут многое поменялось, электросети убрали из парка свое оборудование, и, наверное, круглое здание превратят или в кафе, или в общественный туалет.

– Нет, не включай, – остановил напарника прапорщик, видя, как тот достал из специального держателя на ремне фонарь. – Давай по той дорожке, а я по этой. Сходимся у фонтана, только тихо.

– А чего? Шуганем их! – начал было Максимов.

– А ты забыл, что по Москве гуляет серийный насильник?

– Да вроде поймали… хотя в сводках было бы и на разводе нам сообщили бы. Черт, а вдруг и правда! – Максимов достал табельную дубинку.

Полицейские разошлись и двинулись, мягко ступая по рыхлой земле в сторону закрытого деревянными щитами фонтана. Прапорщик Литвиненко с некоторым неудовольствием и досадой поглядывал на своего напарника. Хороший парень Максимов. Веселый, энергичный, бесстрашный в самых разных сложных ситуациях, в каких только видел его Литвиненко. Но не было в Максимове настоящего сострадания к людям, не было настоящего понимания и принятия чужого горя, как своего. Может, это и не нужно для полицейского на улице, может, так он быстро сломается, с такой-то чувствительностью. Но иногда поведение Максимова граничило с цинизмом, и Литвиненко смотрел на напарника с изумлением. Настоящий цинизм или поза, маска, желание подурачиться, не показать своей истинной души? Никогда они эти вопросы между собой не обсуждали. Не по-мужски как-то.

Думая о напарнике, Литвиненко вдруг с неудовольствием понял, что отвлекся. Надо же так задуматься, что… А Макс что-то нашел! Напарник, сидя на корточках, что-то внимательно рассматривал. Литвиненко подошел к нему и увидел, что это женская туфелька. Самая обычная, черная, маленького размера и с высоким каблуком. Как-то сразу возникло представление о черном вечернем платье и маленькой сумочке в руках дамы…

И снова звуки, теперь уже слышавшиеся яснее. Какой-то шепот, возня, шелест одежды, женский сдавленный возглас. Оба полицейских посмотрели на деревянные щиты, скрывающие разобранный фонтан. Там, за этими щитами, что-то происходило. Литвиненко вскочил на ноги и махнул напарнику рукой. Медлить и размышлять больше времени нет. Пришло время быстрых и решительных действий.

Даже при таком скудном освещении, когда едва можно различить под ногами осколки кирпича, дамскую туфельку и остов фонаря освещения, Максимов снова отличился. Он присел и показал рукой на широкую борозду в том месте, где виднелись остатки рассыпанной кучи песка. Тут явно кого-то тащили. В этой связи женские возгласы выглядели уже довольно зловеще.

Огороженный деревянными щитами ремонтируемый фонтан был похож на египетскую пирамиду. Только усеченную. Один щит оказался сдвинут в сторону. Весил он, наверное, килограммов пятьдесят, и сделать это кто-то мог только заранее. Литвиненко, низко присев, переместился вправо. Теперь они были по обе стороны от проема, в темноте которого сейчас могло твориться все, что угодно. Махнув рукой, прапорщик навел фонарь на щель.

Два луча света вырвали из темноты неприятное зрелище! Белели женские ноги с порванными и спущенными до щиколоток колготками. Тонкое темное платье было порвано и задрано до самого подбородка. Голова женщины замотана каким-то тряпьем, так что лица и издаваемых звуков было не различить. И между женских ног ворочался и устраивался, спуская с себя брюки, мужчина.

Яркий свет фонарей заставил его замереть, а потом сползти с женского тела и прикрыть глаза рукой. Женщина соединила ноги и со стоном прикрылась ладошками.

– Ах ты! – взревел Максимов и рванул мужчину за руку.

Насильник ударился плечом в деревянный щит так, что задрожала и завибрировала вся конструкция. Литвиненко бросился в щель к женщине, но тут краем глаза уловил знакомый блеск стали. Наверное, сработал рефлекс. Преступники, как правило, сопротивляются, пытаются при первой же возможности сделать все, чтобы скрыться, вырваться из рук полиции.

Это был обычный кухонный нож. Простое орудие из мягкой стали для резки хлеба и колбасы. И Максимов, взбешенный насилием, чуть было не проворонил опасность. Прапорщик молниеносно сунул свою резиновую палку между корпусом и рукой насильника. Нож замер, так и не преодолев последних сантиметров до ребер сержанта. Рывок, и преступника опрокинули на землю, плотно прижав с двух сторон.

– Ах ты, мразь, – ворчал Максимов, доставая наручники, – ах ты, паскудник мелкий. Ну, я тебе обещаю веселую жизнь до конца твоих дней. Жизнь петушиную, распрекрасную! На зонах таких, как ты, очень любят. Не в прямом, а в переносном смысле!

– Держи его, олух! – буркнул Литвиненко. – И обыщи хорошенько.

Прапорщик снова полез в щель между щитами, установил свой фонарь так, чтобы он светил вверх и освещал все вокруг рассеянным светом. Женщина слабо шевелилась и, кажется, плакала. Она слабыми движениями пыталась прикрыться разорванным платьем. Литвиненко стал распутывать тряпье на ее голове. Какие-то старые вытянутые вонючие трико… Полы ими мыли, что ли?

Наконец голова была свободна, и прапорщик увидел искаженное болью, залитое кровью лицо красивой молодой женщины. Удар в голову ей нанесли справа и чуть сзади. Литвиненко вдруг отчетливо вспомнил текст ориентировки на того самого серийного насильника, что недавно появился в Москве. Он всегда наносил своим жертвам вот такой характерный удар по голове.

– Все хорошо… – бормотал прапорщик, соображая, что же ему сейчас лучше предпринять. – Полиция. Вы в безопасности, теперь вас никто не тронет.

Да, ее лучше не трогать, решил он. А вдруг у нее травма черепа или позвоночника. Он же тащил ее, как куклу! «Скорую». Быстро! И «дежурку». Хорошо, если бы это оказался тот самый насильник. И хорошо, если женщина не пострадала. Тогда все. Район успокоится… Бедная, натерпелась! И как ее угораздило тут оказаться?

Гуров не вошел, а влетел в кабинет майора Зотова. Сидевший посреди кабинета на стуле человек показался сыщику в первый момент даже знакомым, настолько типична была его поза, рисунок опущенных плеч. Типичная поза отчаяния. Крячко вошел следом, оценил ситуацию и встал рядом с задержанным.

– Этот, что ли? – спросил он, нависая над ним. – Я думал, что тут… н-да, мельчает насильник, мельчает. Я помню, во времена моей молодости были ухари, которые…

– Ладно тебе, Станислав, – прервал Гуров напарника, уселся на второй стул и стал рассматривать преступника. – Ну, что на него есть на сей момент, Михаил Алексеевич?

– Немало, товарищ полковник, немало! – ответил майор.

Сыщики отметили, как дернулся задержанный. Была в нем какая-то слабина, хлипкость. Это чувствовалось сразу. Причем никакой игры, только понурость и запуганность. Именно запуганность, а не напуганность. Мужчине было лет сорок. Высокий, тщедушный в плечах, редкие тонкие волосы, впалые, какие-то жалобные глаза с нездоровым блеском. И пальцы: тонкие, нервные, белые, постоянно подрагивающие. Бледное лицо было опущено, но глаза бегали по полу, по ногам присутствующих. Невольно хотелось буркнуть: «Он что, тараканов боится?!»

– Это его? – кивнул Гуров на парик, лежавший на столе Зотова.

– Да, при задержании оказался на его голове. Отпечатки пальцев сейчас сличают со вторым случаем, трассологи делают заключение на соответствие его роста и траектории нанесения ударов по голове жертв, отождествляют следы его обуви на песке в парке с другими следами в прошлых преступлениях. Но главное другое: его последняя жертва опознала. Он с ней пытался в метро познакомиться.

– Как потерпевшая?

– Думаю, что все будет нормально. Врач сказал, что он не успел ее изнасиловать. Вовремя ребята подоспели. Но шок, конечно, сильный. Видите ли, товарищ полковник, эта женщина из семьи с очень строгим воспитанием. Там вслух такие темы даже поднимать считается постыдным, а тут…

Гуров понял, что Зотов все это умышленно говорит для задержанного, пытается давить на него психологически. Ну, МУР все сделает как надо, здесь профессионалы работают. Сейчас важнее понять другое. Серийный насильник существует, и доказательства тому у Зотова уже есть. Не все, конечно, но преступник очевиден. Значит, что? Значит, Сараев действительно разыгрывал из себя насильника. Узнал, что в Москве появился такой вот ушлепок, и решил сработать под него. Сообразительный!