Текст книги "Девять молчащих мужчин"

Гуров слушал излияния изголодавшегося по куреву и общению кладбищенского рабочего, а сам вглядывался в лица, вырезанные на мраморе. Да, ребята, по всему видно, молодые и крепкие были. Самому старшему едва больше тридцати. Многого хотели добиться в этой жизни, да только нашлись люди решительнее их. Интересная история! Интересно, владельцем этого кафе в то время был тот же самый Рубен? Как там написано… «ИП Саакян»?

Уже выходя с кладбища, Гуров остановился, вытащил мобильный телефон и набрал номер майора Воскобойникова.

– Слушаю, товарищ полковник!

– Знаешь что, майор, – Гуров чуть помедлил, все еще сомневаясь, – а подними ты мне завтра к вечеру еще и дело о групповом убийстве в 2001 году восьмерых парней в кафе на Южном шоссе. Это то дело, о котором ты мне сегодня рассказывал. Хорошо? Ну, все…

Гуров провел, по его же собственной классификации, весьма разнообразную ночь. Спал мало, зато очень много размышлял. Пройдя пешком и проехав на такси половину города, особенно несколько линий, примыкавших к берегу Волги, он перезнакомился и душевно поговорил с десятком охранников самых разных заведений. Скучающие охранники, в основном бывшие работники силовых ведомств, тяготились своей работой и своим положением. Кого уволили за пьянство, кого за превышение должностных полномочий, кто сам ушел, полагая, что найдет более спокойную и более высокооплачиваемую работу. В итоге оказалось, что все они в органах не удержались исключительно из-за собственной лености.

Выводов Гуров в эту ночь сделал для себя много. С учетом того, что за время службы в главке МВД Лев имел доступ к самой разной информации, в том числе и к статистике и динамике преступных проявлений по многим городам, он узнал для себя и нечто новое о Самаре. Да, он знал, что Самара более криминализирована, чем другие горда Поволжья, да, самарский бизнес активно конкурирует с московским на ниве скупки недвижимости по стране и строительству высокодоходных торговых и торгово-развлекательных комплексов. Но, судя по рассказам охранников, криминал в городе нисколько не опустил голову. Во главе многих коммерческих структур до сих пор стоят люди, сколотившие капитал в 90-е годы, до сих пор дела решаются на всех уровнях по коррупционным схемам.

Может, и перегибают палку охранники, они же не располагают всей полнотой информации. Но они живут в этой среде, видят и слышат то, что посторонним недоступно, и, как бывшие силовики, понимают больше простого обывателя. И все же стоило относиться к полученной информации с осторожностью. Но и рассчитывать, что он с легкостью получит любые архивные данные, не следовало. Достаточно вспомнить нашумевший пожар в Самарском ГУВД, который произошел в феврале 1999 года. Тогда в результате пожара погибли документы по разработке тольяттинской преступной группировки. А еще погибли 57 сотрудников управления. Собственно, и само здание превратилось в руины, и его потом пришлось сносить.

Да, обстановка в Самаре оставалась сложной. Большой город; с точки зрения развития бизнеса он находится в группе лидирующих. Как это ни неприятно осознавать, но именно последний факт и вызывает много сомнений: ведь крупный бизнес часто срастается с криминальными кругами. А деньги могут многое. Почти все. И Гуров все серьезнее задумывался над фактом, что уголовник Большаков и бизнесмен Мерзликин совсем не случайно встретились в Москве, будучи земляками. И не случайно оба оказались в центре криминальных событий. Это должно было что-то означать. И разбираться с этим надо именно здесь, в Самаре.

– Вот, прошу, Лев Иванович. – Майор Воскобойников обошел стол и протянул Гурову папку. – Это не уголовное дело, это оперативное дело, но здесь все данные, полученные во время следствия. Действительно, – хмыкнул он, – Дикий Запад какой-то, все восемь жертв были убиты из двух стволов, экспертиза подтвердила совершенно точно. И стреляли из одной точки зала кафе. Это говорит о том, что стрелок был один. За исключением, конечно, контрольных выстрелов в голову каждому. Кстати, там была убита и свидетельница. Женщина-продавец, которая в тот вечер работала в кафе.

Гуров слушал майора, листая материалы. Личности погибших… Данные на продавщицу… Нет, майор не совсем прав. Стреляли не из одной точки, но это могло означать, что кто-то из жертв был ранен и пытался уползти… Да, точно, один переползал, это видно по следу крови на полу… И второй тоже был ранен, прежде чем получил вторую, смертельную пулю. И потом третью в голову. Мог быть и один стрелок, а могло быть и двое.

Это что? Схема расположения тел. Да, стреляли от входа. Что же вы, мальчики, такие крутые, а о безопасности не позаботились? Или, может, как раз потому, что крутые? Или вы знали в лицо стрелявшего, доверяли ему, а он возьми и вытащи два ствола из-за ремня брюк. И такое бывало. А это что за конверт вшит в дело? А-а! Фотографии парней. Любительские снимки, а эти явно из коллекции оперативной съемки. Нехорошие лица, наглые. Не успели они научиться выглядеть солидно, по-деловому. Вот групповой снимок – шестеро из них и три девчонки. Соплячки! Явно несовершеннолетние. А это большой снимок, наверное, все восемь. На природе… Восемь? Нет, девять… Да ведь… Черт! Неужели!

Гуров потянулся рукой почесать бровь и тут же отдернул руку. Дурацкая привычка, надо следить за собой! Но ведь это же Большаков на фотографии! Не может быть… Нет, точно он! Да, четырнадцать лет прошло. Непростых лет. Три судимости, и почти десять лет по колониям – это кого угодно изменит внешне. Но характерные черты не изменить!

– Фамилию Большаков вы в деле видели? – не отрывая взгляда от фото, спросил Гуров Воскобойникова.

– Нет, такая там не встречалась, – отрицательно покачал головой майор, с интересом глядя на сыщика. – А что, похожее лицо?

– Не похожее, – ответил Гуров медленно. – Этого человека я знаю. Характерное овальное лицо, круглый подбородок, широко посаженные глаза, сердцевидная форма крыльев носа, высокий лоб. И прическа все та же… дурацкая… чубчиком. Только волосы были чуть погуще на темени. Установи-ка мне этого паренька, майор.

Воскобойников взял снимок, перевернул его, посмотрел на обратную сторону и улыбнулся. Потом стал перебирать все имевшиеся в конверте фотографии и осматривать обратную сторону. Гуров увидел, что кто-то из оперативников четырнадцать лет назад, собирая эти фотографии, добросовестно написал на обратной стороне карандашом фамилии запечатленных на них личностей. Он подсел поближе к столу майора и взял из стаканчика карандаш. Через пять минут выписывания и сверки фамилий они установили, что девятым на общей фотографии был некто Владимир Сараев. Он же был найден еще на одном фото. И снова отмечен как Сараев.

Воскобойников посмотрел на часы и громко вздохнул. Гуров, не поднимая головы, махнул ему рукой. Майор встал и ушел проводить планерку в другой кабинет, а сыщик стал бегло просматривать бланки опросов свидетелей, подозреваемых, задержанных. Здесь были дружки и знакомые убитых, родственники, владелица кафе Жанна Васильева (значит, тогда этим заведением владел не нынешний Рубен). Опрашивались водители, часто ездившие по этой трассе, водители, которые проезжали или посещали кафе во время, близкое ко времени убийства. Гуров выписывал фамилии, адреса.

Фамилия Сараева встречалась, но, судя по всему, он сам так в руки оперативников и не попал. Гуров понял, что Сараев просто пропал тогда. Вскоре нашлись и прямые доказательства этого. Оперативник опрашивал знакомых и родственников о месте нахождения Владимира Сараева. И этот Сараев в преступной группе играл не маленькую роль, хотя и был в числе других самым молодым. Так, вот и полные данные на этого Сараева.

Гуров пододвинул к себе городской телефон. Через несколько минут справочная выдала интересную информацию: Сараев Владимир Сергеевич, рождения 14.11.1977 года, уроженец Самары, умер 14 августа 2001 года. То есть… спустя почти месяц после расстрела его дружков в кафе «Василек». Сгорел в машине? Даже так? Быстро набросав записку Воскобойникову и приложив к ней текст запроса по похоронным компаниям и городским кладбищам, Гуров принялся искать адрес ЗАГСа в районе, где проживал, судя по данным регистрации, Сараев.

Паспортистка управляющей компании «Чистый город» смотрела на Гурова чуть ли не с мольбой и страхом. Сыщик решил, что эту молоденькую двадцатилетнюю девушку стоит пожалеть, потому что ее вины во всем этом не было. Она работала в паспортном столе всего год. До этого дом, в котором когда-то жил Сараев, обслуживался другой управляющей компанией. Она успешно развалилась, директор скрылся, а остатки документации нынешняя компания получила в таком вот плачевном состоянии.

– Вы не расстраивайтесь, – улыбнулся Гуров девушке. – Давайте лучше еще посмотрим. Что у вас кроме карточек есть? Может, журналы какие-то, иные записи движения зарегистрированных жильцов. Скажем, где данные по приватизации или капремонту помещений?

– Нет этого ничего, – чуть ли не со слезами убеждала его паспортистка. – Вот только карточки мы и нашли у них, когда документы собирали. И то не на всех жильцов.

Гуров разглядывал карточку Сараева. Записи в ней делались разными ручками, кое-какие истерлись, но различить можно, что Владимир Сараев менял паспорт в связи с… непонятно, в связи с чем. Даже не менял, если уж быть точным. Сделана отметка, что он сдал паспорт на замену. Кому сдал? Паспортистке или в паспортно-визовую службу? А вот и отметка о том, что он выбыл… странно, но обязательный талон убытия ему не выписывался. Или просто не отмечено. Или он выбыл по смерти, но это тоже не расшифровано в карточке. Большего из этого потрепанного серо-коричневого куска картона не почерпнешь.

– Так точно, товарищ полковник. – Дородная дама в современном форменном кителе с майорскими погонами сделала вид, что пытается встать из-за своего рабочего стола. Гуров устало махнул рукой и уселся на стул напротив.

– Ну, что вам удалось найти по Владимиру Сараеву? – спросил он, видя, что дама не спешит поделиться информацией и смотрит на него выжидающе. Сюда, в территориальное подразделение УФМС, Лев звонил два часа назад и попросил предоставить некоторую информацию.

– Сараев получал паспорт в связи со сменой фамилии, – огорошила его дама. – Ему в 2001 году выдавался паспорт на фамилию Большаков.

Гуров даже не обрадовался. Он внутренне уже знал ответ на этот вопрос. Сейчас его смущало другое – интонации в голосе этой дамы-майора.

– Что-то не так? – спросил сыщик.

– Видите ли, товарищ полковник, – замялась женщина, – формально виновников искать уже поздно, потому что ни одного сотрудника, работавшего здесь в 2001 году, не осталось. Все новые…

– Перестаньте, – поморщился Гуров. – Я приехал по делу, а не виноватых искать. Так что случилось?

– Видите ли, у нас не осталось следов его старого паспорта, который он должен был сдать. Ни паспорта, ни сведений об уничтожении бланка. Я не исключаю того, что паспорт не был сдан по всем правилам и какое-то время использовался. Возможно, в преступных целях.

– Как это могло произойти? – нахмурился Гуров. – Я имею в виду не нарушение должностных обязанностей. Меня интересует чисто техническая сторона вопроса. Как могло такое произойти, как он провернул это? Взятка?

– Наверное, – охотно ответила женщина. – Тогда такие времена были, что много нарушений имелось, многие покрывались сверху. Теперь уже не разобраться.

– Я попрошу вас, товарищ майор, сегодня к вечеру подготовить и отправить в Москву ваш рапорт по результатам проведенной служебной проверки. – Гуров поднялся, следом поднялась и женщина.

– На чье имя? – с готовностью спросила она.

– В Главное управление уголовного розыска МВД России, на имя генерал-майора полиции Орлова. Подробно остановитесь именно на технической стороне выявленного нарушения. По каким причинам и какими способами некие лица сумели выдать паспорт гражданину Сараеву, не изъяв у него старый.

В районный ЗАГС Гуров приехал буквально в момент его закрытия. Предупрежденный администрацией охранник посмотрел в удостоверение полковника полиции, снова запер входную дверь и повел Гурова по прохладным пустым коридорам. В кабинете пожилая, но еще миловидная женщина, очень волнуясь, стала рассказывать о существующих порядках и действующем законодательстве, позволяющем каждому гражданину, вне зависимости от благозвучности или неблагозвучности, менять по своему усмотрению имя, отчество, фамилию или даже выбирать себе национальность любого из родителей, если они у него разные.

Гуров слушал некоторое время, но потом быстро понял, что лекция может оказаться практически бесконечной, если ее вовремя не прервать. И он перешел к конкретным вопросам, касающимся личности Владимира Сараева, сменившего в 2001 году фамилию на Большаков. И тут его ждал новый сюрприз.

– Видите ли, товарищ полковник, – еще больше начала волноваться женщина. – Тогда же, в 2001 году, в здании произошел пожар…

Гуров вздохнул с обреченным видом и стал слушать. Рассказчица в то время только пришла на работу в ЗАГС, не была еще руководителем. Причиной пожара соответствующие службы признали замыкание электрической проводки. В результате пожара погибло совсем мало документов и архива. В основном свежие документы, то есть акты последнего месяца, может, чуть больше. Администрация ЗАГСа, в соответствии с журналами, разослала запросы всем гражданам, кто заинтересован в восстановлении архивных документов.

– Сараев, он же Большаков, не пришел, – догадался Гуров.

– Ну, человек двадцать не пришли, – улыбнулась женщина. – Мы и так восстановили почти восемьдесят процентов данных и документов. Я как раз занималась восстановлением. А Сараев, теперь уже Большаков, не пришел. Теперь, если ему понадобится справка, мы ее дать не сможем. Хотя в том году это еще можно было сделать…

– Значит, его заявления о смене фамилии у вас не сохранилось? – уточнил Лев.

– Да, так и есть, – грустно улыбнулась женщина. – Ни его заявления, ни других документов, которые оформляются попутно со сменой данных…

Мобильный телефон встревоженно зазвонил, когда Гуров уже вышел из ЗАГСа. Посмотрев на дисплей, сыщик узнал номер майора Воскобойникова.

– Слушаю! – ответил он, остановившись прямо посреди тротуара.

– Лев Иванович, – с ноткой торжества прозвучал голос майора. – Тут позвонили по моему запросу. Только что позвонил управляющий с Агафоновского кладбища. Сараев похоронен там.

– Сараев или Большаков? – чуть ли не по слогам задал вопрос Гуров.

– Сараев, – чуть смутился майор. – Вы ведь в запросе указали две фамилии. Он сказал про Сараева. Я на всякий случай попросил его не уезжать домой и ждать звонка. Правильно?

– Да! Пусть ждет меня с документами на захоронение, я выезжаю. Где он находится? В конторе или на кладбище?

– На кладбище, Лев Иванович. У них контора расположена на территории кладбища, и все документы хранятся там.

Когда машина выезжала на окраину города, Гуров невольно порадовался, что сегодня не пятница и не суббота. В Москве в эти дни, да, наверное, и в Самаре тоже, поток машин от центра увеличивается катастрофически. Народ валом валит за город. На дачи, в загородные дома, на пикники и другие доступные места отдыха после напряженных будней. Таксист упорно делал скорбное лицо, полагая, что мужчина, назвавший адресом Агафоновское кладбище, обязательно едет туда по «прямому назначению».

– Заезжать прямо туда? – вежливо спросил он, глянув на Гурова.

– Что? – Сыщик на миг отвлекся от своих мыслей. – А… нет, спасибо. В этом нет необходимости.

Под вечер кладбище выглядело опустевшим, как и в прошлый раз.

– О! Здорово, начальник! – раздался вдруг рядом хрипловатый голос.

Гуров обернулся и увидел того самого рабочего в грязной майке. Сейчас он был явно навеселе.

– Где у вас контора? – кивнув рабочему, спросил Лев.

– Да вон… – Рабочий махнул рукой вдоль аллеи, где за рядом старых берез синела крыша одноэтажного кирпичного здания. – Там начальство сегодня…

– Мне начальство и нужно, – усмехнулся сыщик и двинулся по аллее.

– Понятное дело, – донеслось за спиной тихое бормотание.

Управляющим оказался не старый еще мужчина, но уж очень грузный. Вспомнив, что у входа в контору стоял «Лендровер», Гуров подумал, что управляющий имеет такую машину не из-за статуса и уровня доходов, а потому, что в обычный седан и большинство «паркетников» он просто не влезет.

– Моя фамилия Гуров, – протянул он руку.

– Да, мне звонили насчет вас, – кивнул мужчина. – Меня зовут Владимир Сергеевич. Волков. Значит, вас интересует захоронение Сараева в 2001 году?

– Сараев Владимир Сергеевич, 1977 года рождения. Умер в августе 2001-го.

– Да, я в курсе, – усмехнулся Волков. – Неприятное сочетание. Слушать свое имя и отчество и слово «умер». Ну… мы тут привыкли. Вот, я приготовил журнал. Сараевых, конечно, много. И в разные годы захороненных, но по вашим данным – всего один. Шестьдесят седьмой участок. Хотите посмотреть на могилу?

– Хочу, – ответил Гуров. – А какие еще данные у вас есть, что еще при захоронении фиксируется?

– Оплата, фамилия того, кто оплачивал, кто подавал заявку, но… столько лет прошло. Мы уже не найдем всего этого. Что-то в архиве, что-то утеряно. Тут и директоров сменилось больше десятка, а уж другого персонала…

Гуров шел следом за Волковым, глядя на его широченную спину, и думал о том, что все складывается в стройную схему, постепенно все пустоты этой головоломки заполняются. Остается одно окошечко, которое заполнить трудно. Если Сараев менял фамилию, то почему он сейчас Владимир Николаевич, а не Владимир Сергеевич? Почему он сменил отчество, но не сменил имя? Да и в остатках документов зафиксировано, что он менял паспорт в связи со сменой только фамилии. Что тут не так? А если на каком-то этапе окажется, что это другой Большаков? Совсем не тот, который раньше был Сараевым? Вот это будет прокол!

– Вот, – остановился Волков перед заросшей травой могилкой с осевшим памятником из мраморной крошки. – Территорию и между могилами убирают наши рабочие, а внутри… видать, давно сюда никто не приходил.

– Я думаю, что несколько лет, судя по траве.

– Лет пять или восемь. Обычно за этот срок тяжелые памятники «садятся» в грунт, и требуется их поправлять. Осадки, влага, грунт «плывет».

– То есть, – Гуров обошел вдоль ржавой оградки, – на могилу кто-то приходил всего год или два-три после захоронения, а потом перестали?

– Выходит, так, – кивнул Волков. – Оградку никто больше не красил ни разу. А делали ее у нас. Наши ребята варили. По стилю узнаю. И красилась она в два слоя грунтовкой против ржавчины и в два слоя краской по металлу.

Глава 6

Бессонная ночь, проведенная наедине с ноутбуком, дала свои результаты. Гуров перерыл все сайты и новостные порталы за 2001 год. Нашел следы и этого громкого даже по тем временам преступления. Правда, громким оно слыло, как он понял, с месяц, не больше, а потом как будто сразу всех это коллективное убийство перестало интересовать. Нет, не всех. Чаще всего встречалась фамилия Кулеватова. Борис Кулеватов, Б. А. Кулеватов… Журналист. Газета «Самарская Лука». Интересно, Гуров такого названия не встречал, хотя с периодикой сегодняшнего дня знакомился. Закрылась?

А ведь похоже, что этот Кулеватов специализировался тогда на уголовной хронике или просто на скандальных фактах. Собственное служебное удостоверение проложило путь в профессиональные круги средств массовой информации. Правда, иногда приходилось прибегать к помощи майора Воскобойникова. Через четыре часа поездок, встреч, разговоров, телефонных звонков Гуров выяснил, что желтая газетенка «Самарская Лука» просуществовала всего полтора года и закрылась по инициативе соответствующего департамента областной администрации после нескольких скандальных публикаций непроверенных фактов, а также после обвинения в разжигании религиозной и межнациональной розни. Главного редактора, кажется, тогда чуть не осудили, но потом все обошлось.

А вот Бориса Алексеевича Кулеватова пришлось искать всю вторую половину дня. Гуров не раз помянул добрым словом старую советскую систему проживания в соответствии с официальной регистрацией. Многие теперь неприязненно называют те времена чуть ли не крепостным правом, но найти человека было достаточно просто, если он свидетель, конечно, а не преступник. Что в адресной службе написано, то и есть по факту. Удобно!

Через трех соседей по трем разным адресам была установлена родная сестра Кулеватова, а уже через нее нашли и самого Бориса Алексеевича. Спившегося, продавшего квартиру каким-то аферистам за гроши и прожившего эти гроши в первые же месяцы. Сейчас он жил с женщиной в ее запущенной квартире, тоже сильно пьющей, но все же умудряющейся сохранять человеческий вид.

Гуров видел Кулеватова на фотографии пятилетней давности, когда бывший журналист менял паспорт по достижении сорока пяти лет. Увидев его сейчас, сыщик не смог сдержать горького вздоха. Некогда сильный подбородок и упрямые складки у рта теперь оплыли, обрюзгли, растеклись безволием и покрылись синюшным цветом. Глаза смотрели в пространство с выражением вселенской усталости и привычного терпения.

– Вы – журналист Кулеватов? – спросил Лев после почти минутного разглядывания открывшего ему дверь мужчины.

– Я? – Мужчина немного наморщил лоб, как будто вспоминал смысл этого такого хорошо знакомого, но давно забытого слова. – А вы откуда?

– Я из Москвы, Борис Алексеевич. Нам нужна ваша помощь, ваш совет по одному очень давнему делу, которым вы занимались, когда работали в «Самарской Луке». А я, собственно, из полиции. Полковник Гуров. Специально вот приехал побеседовать с вами.

Судя по всему, Гуров приехал в очень удачный момент. Кулеватов находился в очередной попытке завязать. Вел он себя степенно, чинно, без типичной нервозности алкоголиков. Пригласив сыщика на кухню, взялся угощать его чаем, но в доме не нашлось сахара, заварка была только в пакетиках, а сами пять последних пакетиков валялись в сахарнице вместе с остатками изломанного и раскрошившегося печенья, каких-то карамелек в грязных обертках и почему-то половинкой засохшего лимона. Гуров от чая отказался.

– Скажите, Борис Алексеевич, – спросил он, когда они уселись в зале у старого полированного стола и Кулеватов закурил «Приму», деликатно пуская дым в сторону открытой балконной двери. – Вы помните убийство восьмерых человек в 2001 году в пригородном кафе на выезде из Самары, на Южном шоссе?

– Этих-то? – Глаза журналиста странным образом ожили. – А как же. Я тогда много, ох как много времени и сил потратил на то, чтобы провести собственное журналистское расследование. Наша милиция, извините уж, тогда повела себя не самым лучшим образом. Толком и раскрывать ничего не стали. Как будто обрадовались, что бандиты друг друга сами перестреляли.

– Думаете, что их застрелили по заказу таких же бандитов?

– А вы дорасследовать то дело приехали?

– Нет, я приехал совсем по другому поводу, но ваша информация по тому делу может мне помочь. Так вспомните, пожалуйста, как все было. Именно с вашей точки зрения, ваше видение этого преступления.

– Тогда много всяких слухов ходило, – усмехнулся журналист. – И ФСБ винили, и милицию. Только надо знать весь расклад, который тогда был. Ничего ведь сверхъестественного тогда не произошло. Типичный передел сфер влияния.

– Вы были в те годы криминальным журналистом?

– Да какой там криминальный! Нас всего в штате было с гулькин нос. Да еще внештатки, которые хотели стать штатными. Вот и рвали жо… э-э, простите, штаны, кто первый добежит и поинтереснее факт принесет. На том газетка наша и погорела. На фактиках неудобных. Я просто был самым профессиональным журналистом в нашем коллективе. Ну, и энергия была у меня не то что сейчас.

– Могу я попросить вас, Борис Алексеевич, рассказать о событиях тех дней, о вашем расследовании? Если вы, конечно, помните.

Гуров правильно оценил характер сидевшего перед ним человека. Последняя фраза была заготовлена сыщиком заранее и просто ждала своего выхода на сцену. Сейчас ее выход сработал как надо. Точно и эффективно. Старый журналист только дернул щекой и затянулся глубже обычного, обжигая пальцы огоньком сигареты. Этот полковник предположил, что он может что-то забыть из своей профессиональной деятельности, значит, полагает, что журналист недостаточно профессионален. А журналист докажет, что память у него, несмотря на годы беспробудного пьянства, еще ого-го-го! И Кулеватов принялся с жаром доказывать. Хотя внешне он оставался спокойным и даже немного флегматичным.

– Слухи до нас дошли быстро. – Подумав немного, Кулеватов достал из пачки вторую сигарету и прикурил от спички из мятого коробка. – На третий день половина Самары знала об этой стрельбе. Но я узнал первым. К вечеру уже узнал. Были у меня кое-какие связи. Я же профессионал! Знал и количество убитых, и особенности убийства. И о предположении, что стрелял один человек, тоже знал. В профессиональной среде, я вам скажу, никогда серьезно не обсуждался вопрос о том, что эта бойня была организована спецслужбами. И не потому, что спецслужбы пытались повлиять на информацию или общественное мнение. Просто им это было не нужно. Да, сработал профессионал. Хладнокровный, умелый, который проводил такие операции не единожды. Но не более того.

– Улики, позволявшие выйти на заказчиков, были?

– Вот это самый щепетильный момент во всем расследовании, – с довольным видом усмехнулся журналист. – Если касательно личности стрелка, то все было темно, как у негра, простите, за пазухой, зато уж о заказчиках и организаторах говорили много. Вы не поверите, но практически внаглую и чуть ли не через пару дней один из местных воров в законе спокойно взял под свою опеку территорию, которую «крышевали» погибшие бандиты. Я уж не знаю, насколько милиция тогда серьезно копала под этого вора, но только он так и не шелохнулся на своем троне смотрящего за районом.

– Как его звали, вы помните?

– Конечно, – снисходительно кивнул журналист, стряхивая пепел в грязную хрустальную пепельницу, мода на которые прошла еще в конце прошлого века. – Лука его звали. Ну, кличка такая. Погоняло, как у них это называется.

– Кроме клички вам что-то об этом Луке еще было известно?

– Думаю, что Лука его звали потому, что фамилию он имел Лукин. Маловероятно, что это его настоящее имя. И уж совсем не думаю, что Лукой его уголовники прозвали в честь святого Луки Евангелиста, одного из семидесяти апостолов.

– Я тоже не думаю, что уголовники так глубоко изучают христианство, – улыбнулся Гуров. – Вряд ли они о Луке слышали и тем более не осведомлены, что он был автором одного из евангелий и иконописцем. И что его кисти принадлежит первая икона Пресвятой Богородицы.

– Хм, – Кулеватов поперхнулся дымом и долго кашлял, наливаясь венозной кровью. – Вот как… осведомленная нынче полиция. Эрудированная.

– Хотелось бы быть поосведомленнее в том деле, по которому я к вам приехал, – напомнил Гуров с вежливой улыбкой.

– Осведомлю, – с усмешкой, в тон ему, ответил Кулеватов. – Был, например, и такой интересный момент. Практически из области фатальности бытия. Вы знаете, что этих братков вообще-то было девять? Да-да, девять. И в тот день они, все девять, собрались по какому-то поводу в том кафе. Я причин установить не смог. Думаю, что милиция тоже. Да и не важно им было это. Убили и убили! Даже хорошо.

– И куда делся девятый? – напомнил сыщик.

– А-а, девятый! Девятый незадолго до нападения куда-то ушел. Ушел и потому чудом избежал участи своих дружков. Естественно, у меня зародилось подозрение, а не замазан ли он предательством своего круга. Я даже фамилию его узнал – Сараев.

– И запомнили так, что до сего дня она у вас в памяти? – удивился Гуров.

– Запомнилась она мне потому, что с этим пареньком не все просто. Если он и предал своих, то кара его настигла не далее чем через месяц. Его нашли сгоревшим в своей машине.

– Думаете, что его убрали организаторы, чтобы не осталось свидетелей?

– Да, обычное дело, – согласился журналист. – Или все было так, как вы говорите, или убийца искал и нашел девятого, чтобы выполнить заказ до конца. Или… это я вам совершенно точно говорю, в машине был не Сараев.

Настала очередь поперхнуться Гурову. Правда, причиной тому мог быть и табачный дым, который слишком медленно вытягивался из комнаты через балконную дверь.

– Поясните, – попросил сыщик, вытирая глаза.

– Дело в том, что никто толком не стал устанавливать личности погибшего в сгоревшей машине. Вот это я знаю наверняка.

– Почему не стали устанавливать?

– А никому это было невыгодно. Надо было списать девятого, его и списали. Еще одно дело, которое закроется за сроком давности и ляжет в анналы как нераскрытое. Висяком больше, висяком меньше. А окажись в машине другой человек, пришлось бы открывать новое уголовное дело, раскрывать… Об информаторах своих я вам не скажу, уж извините, бога ради. Дело такое… не совсем в рамках должностных инструкций ваших коллег. Поведали мне те, кто владел точной информацией. В этом я могу поклясться.

– Знаете, есть некоторые сомнения, – покачал головой Лев. – Все же не проводить опознание в таком деле чревато потерей погон. Должны были хоть видимость сделать, что тело опознано по всем правилам.

– А ее и сделали. Какие-то бумаги писались, акты составлялись, протоколы. Только никто не уверен, что это Сараев. А могилка есть. Все как положено. И на том же кладбище, где и дружки, только скромнее и подальше от центральных участков.

– А причину возгорания автомобиля Сараева в деле какую указали? – спросил Гуров лишь для того, чтобы оценить степень осведомленности собеседника. Сам он эту формулировку уже знал.

– Стандартную для большинства дел, – махнул рукой Кулеватов. – Замыкание проводки, воспламенение паров бензина из неисправного бензопровода. Я вам, товарищ полковник, вот еще какую подсказку могу дать. Разыщите вы бывшую владелицу этого кафе. Есть у меня подозрения, что она знает больше, чем все думают. Я вообще был удивлен тогда, что ее оставили в живых. А потом решил, что еще и ее смерть слишком красноречивым фактом явилась бы в этом деле. А так… пригрозили, денег дали… Кафе-то она продала!

Журналист последнее заявление сделал с многозначительно поднятым указательным пальцем. Гуров был с ним не согласен. Женщина могла продать кафе и по вполне объяснимой причине. Ей страшно и неприятно работать в таком помещении. Столько трупов. Да еще ее помощницу там застрелили вместе с парнями. Негатива хоть отбавляй, чтобы терпеть его ежедневно.

– Ее звали Жанна Васильева, – продолжил журналист. – Поэтому и кафе называлось «Василек». Жила она тогда… где-то в том же районе. На Авроре, что ли. Лет ей тогда было… сорок пять, может, сорок семь. Но явно меньше пятидесяти.