Текст книги "Бросок кобры"

– Не годится, – категорически ответил Дуров. – Среди авторитетов такое не принято, ты засиделся в большом кабинете, господин полковник. Если у человека имеются люди и стволы, он решает свои проблемы сам, лично, в ментовку и ГБ не обращается.

Усов понял, что бывший опер прав, и согласился:

– Хорошо, тебе виднее, но в любом случае, если торг возникнет, особо не упирайся: мол, ты передаешь чужие слова, решать не вправе.

В тот вечер Дуров не выпил ни капли спиртного, Усов из солидарности тоже прихлебывал чай, разговор не получался.

– Напрасно я тогда разрешил тебе сесть в «Волгу», хотел, чтобы ты опытным взглядом оценил ситуацию. Кто же мог предположить, что Гуров уже на хвосте висит, да еще и притормозит вас, начнет проверять. Ты перед ним засветился, что очень скверно, – сказал Усов, решив сменить тему разговора. – Ты ко мне больше не приезжай, звони только из автомата, поставить на прослушивание номер министра никто не решится, а тебя взять на контроль могут. Ты проверяешься, на тебе не висят?

– Не мальчик, – уверенно ответил Дуров, делиться своими сомнениями он не собирался.

– Тогда с богом. – Усов проводил гостя до ограды, думая о том, что Гуров в любом случае уже связал оперативника из «Волги» с бывшим полковником Усовым.

Он твердо решил связь с Дуровым временно прервать. Только бы выбить деньги с меховщика и залечь на дно, обрастать людьми, не торопиться. Уж кто-кто, а бывший начальник отдела прекрасно знал, людей у генерала Орлова мало, держать Гурова на неперспективном деле начальник управления может неделю, максимум две. А если он передаст материалы, которых, в сущности, кот наплакал, в МУР, то там их похоронят. В Москве ежедневно убивают, занимать людей стратегической разработкой никто не станет.

Утром Дуров заехал в магазин, купил самое необходимое, что покупал обычно, выйдя на улицу, просмотрел припаркованные неподалеку машины, отъехал и тут же встал, начал осматривать колесо. Такая остановка не могла вызвать подозрения, так как была обычная для любого водителя. Но он на этом не успокоился, открыл багажник, достал насос, подкачал колесо, тем более что оно действительно было приспущено. Затем он отправился на рынок, профессиональным взглядом просмотрел покупателей. Дуров сам «водил» и знал, как трудно не потерять в толпе объект и выглядеть обычным покупателем.

Крячко на рынок не пошел, оставался в машине. Он не видел в поведении бывшего коллеги ничего подозрительного, что бы свидетельствовало о том, что Дуров обеспокоен и проверяется.

Так они спокойно доехали до Тимирязевской. Дуров не считал возможным проверяться на светофорах, если его «ведут», поймут проверку мгновенно, лишь укрепятся в своих подозрениях. Он свернул в переулок, увидел, что следовавшая за ним «Волга» ушла в противоположном направлении и из двора выдвигается трейлер. «Тебя мне бог послал», – подумал Дуров, не убыстряясь, проехал, увидел в зеркало, что трейлер перегородил переулок, и рассмеялся. Верно люди говорят: береженого бог бережет.

Так как он работал охранником, то имел разрешение на ношение оружия, которым практически не пользовался. Опытный человек знает, оружие – штука опасная. Заранее не угадаешь, куда, в какую обстановку попадешь, шарахнут по голове и пистолет заберут. Главное, если оружие обнажил, должен стрелять, иначе пулю схлопочешь сам. Дуров не был богатырем, боксером, каратистом, но, как любой оперативник со стажем, знал несколько ударов, мог вывести из строя здорового мужика.

Двор, в котором находилось двухэтажное желтое строение с черной, коряво нарисованной двойкой на стене, походил на сотни других дворов. Чахлое деревце, замусоренная песочница, кособокий деревянный стол, скамейки, на которые не хочется присесть. У подъезда «БМВ», который свидетельствовал, что хозяин на месте. У двери скромная металлическая доска. С такой рекламой ничего не наторгуешь, подумал Дуров, останавливаясь у подъезда и пытаясь прочитать, что на доске написано. Только он встал, как дверь открылась, молодой парень в пятнистой униформе с пистолетом на боку, сунув языком жвачку за щеку, спросил:

– Что ищешь?

– Это тебе «макаров» дает право обращаться ко взрослым на «ты»? – Дуров не двигался, внезапно он обрел былую уверенность, будто у него в кармане лежало удостоверение, за спиной стояла контора.

Пятнистый сопляк уверенность тут же почувствовал, еще хорохорясь, но уже тоном ниже сказал:

– Проходите, гражданин.

– Как скажешь. – Дуров шагнул прямо на охранника, парень еле успел отскочить, попытался схватить нахала за рукав, но опер коротко ударил парня ребром ладони по запястью, спросил:

– Где кабинет Сергея Львовича?

Ближайшая дверь приоткрылась, головастый амбал лет тридцати вышел в коридор, бросил через плечо:

– Пошли, – и косолапо зашагал в глубь здания.

Табличка «Секретарь» была на месте, но сама секретарша отсутствовала, что Дурову не понравилось. Неприятен был мальчишка в дверях, косолапый амбал, тишина дома настораживала. Если здесь офис начальника и контора, то должны толкаться служащие, курить ожидающие.

– Шеф, к вам какой-то мужик просится, – сказал амбал, пройдя через небольшую приемную, и приоткрыл обитую кожей дверь с табличкой «Директор».

– Минуточку, – ответили из кабинета.

До опера донеслись несколько быстрых фраз, затем поспешно положили телефонную трубку.

– Заводи! – произнес тот же голос.

– Руки назад или можно войти свободно? – спросил Дуров, перешагнув порог.

– Руки вверх! – рыкнул амбал, захлопывая дверь, умело обыскивая гостя.

– Я, кажется, ошибся адресом, – отстраняясь, сказал Дуров. – Мне нужна солидная фирма по оптовой торговле меховыми изделиями, а не КПЗ. – Он сделал вид, что хочет вернуться к двери, но сделал быстрый шаг в сторону.

Кулак амбала рассек воздух, Дуров ударил его за ухом и тут же ногой в живот. Амбал хрюкнул, опустился на колени. Хозяин кабинета сидел за столом неподвижно, спокойно, словно ничего не происходило.

– Я тебе говорил, парень, плохое воспитание до добра не доводит. Выйди, закрой дверь с той стороны, – сказал лишь негромко.

Когда амбал поднялся, многозначительно посмотрел на Дурова и убрался, хозяин вышел из-за стола, подвинул гостю кресло, спросил, будто советуясь:

– А где брать людей? Присаживайтесь. – Он подошел к встроенному шкафу, откинул дверцу, за которой блеснули разнокалиберные бутылки.

– Мне, Сергей Львович, воду, я за рулем. – Дуров сел в кресло.

– Большевики подбирали обслугу путем естественного отбора. У нас нет столько времени, – хозяин развел руками.

Сабирин был худощавым брюнетом среднего роста, лет тридцати. Красивые очки в тонкой золотой оправе придавали ему интеллигентный вид, но только что происшедшая сцена, которая, конечно, была заготовлена, свидетельствовала, что внешность обманчива. Дуров, словно хорошо выдрессированная собака, верным чутьем улавливал знакомый запах зоны. Хотя хозяин и пользовался дорогим французским одеколоном.

– Служили в уголовке. – Хозяин поставил перед гостем бокал с тоником, себе налил виски. – Курите. Кто вы сегодня, кого представляете?

– Я представляю двадцать стволов, – ответил Дуров. – Таких сопляков, что стоит в ваших дверях, и того, что сегодня замещает секретаря, мы не держим. Лучше заплатить, обойдется дешевле. – Он отпил из бокала, почувствовал, человек платить не собирается, у него имеется другой план.

Дуров мельком взглянул на окна, убедился, что на них решетки, но он хорошо помнил, окно в коридоре без решетки и рамка хлипенькая. Если решили убить – убьют, но такое маловероятно, так как не имеет никакого смысла. Пытать его тоже не будут, но могут захватить и начать торги.

– Покажите ваши бумажки, – сказал хозяин, вышел из-за стола, налил себе вторую порцию.

Дуров бросил на стол конверт с копиями расписок и обязательства о выплате процентов. Хозяин вернулся на место, мельком просмотрел содержимое конверта, порвал, выбросил в стоявшую на полу корзину.

– Какие только глупости я не совершал в жизни, – сказал он, покачал осуждающе головой. – Старо, как мир, но за свои ошибки необходимо платить. Сколько вы хотите?

– Всю сумму, проценты мы вам прощаем.

– Ваша фамилия не Петросян? Только он способен отмачивать столь глупые шутки. Двадцать процентов и никакой торговли.

– За пятьсот тысяч баксов, что составляет четверть долга, мы найдем ребят, которые сожгут вашу лавочку к чертовой матери.

– Возможно, – хозяин кивнул. – Вы оплатите услуги, то есть потеряете полмиллиона и не получите от меня ни цента.

– Где вы обучались, Сергей Львович? Думается мне, что некоторое время вы провели в зоне строгого режима.

– Стоп, мент, я знаю все, что ты можешь сказать. – Баритон хозяина превратился в тенор. – У вас хорошие карты и самый сильный козырь в том, что вы нас знаете, а мы вас – нет. Но ты ведь здесь, и ты нам расскажешь, где найти твоего хозяина.

– Вам меня отсюда не вывезти. – Дуров почувствовал, как ослабели ноги, рубашка прилипла к спине. Будучи оперативником, он видел трупы, которые зарывали после подобных разборок.

Крячко устал ругаться, объезжая ближайшие переулки и дворы методично и неторопливо. Ему уже давно не были нужны ни этот бывший опер, ни продажный Пашка Усов, ни вся эта дребедень в целом. Станислав не сомневался, Гуров в такой ситуации не отступил бы. И он, Станислав Крячко, желал увидеть лицо друга, его голубые глаза, легкую смешинку и вместо извинения за идиотское задание услышать не благодарность за службу, а одну только фразу: «Ты настоящий сыщик, дружище».

Он давно уже не верил, что машина Дурова в данном квадрате, ездил из упрямства, чтобы вечером сказать этому гению: мол, виноват, я перебрал стог сена руками, но иголки в нем не оказалось.

«Жигули» стояли у желтого двухэтажного строения, прямо под корявой жирной двойкой, которую рисовал не отличник. Крячко включился сразу. Он увидел, что можно проехать прямо, там дорога сворачивает налево, возможно, выходит в параллельный переулок, увидел пыльный, но все равно роскошный «БМВ». Одновременно он увидел песочницу и корявый стол, за которым сидели два парня, перед ними стояли бутылка и два стакана. Такие парни никогда не пьют во дворе и поэтому не знают, что двух стаканов в таком случае не бывает. Может быть, у сыщика была не одна пара глаз, но увидел он все сразу и практически просчитал ситуацию.

Артема захватили и собираются вывезти. На основании чего Станислав так решил, неизвестно. Может, двадцать лет службы в розыске что-то и значат? Своего парня захватили бандиты! Почему своего? Одни бандиты захватили другого бандита. И если он, полковник Крячко, вмешается, то сорвет всю операцию.

Он все понимал, но думал о последствиях как о чем-то чужом, постороннем. Он запер свои «Жигули», передернул затвор, снял предохранитель, опустил пистолет в карман плаща и направился к песочнице, к столу, за которым сидели ряженые алкоголики. В любом случае начинать следовало с них.

– Привет, мужики, в долю не возьмете? – беспечным тоном спросил он, оценивая, которого из двоих следует сразу вырубить. Он знал, надо непрерывно говорить, неважно, что именно, разговор отвлекает. – У меня и закусить имеется. – Опустил руку в карман, выхватил пистолет, ударил по голове ближайшего, который был массивнее и собирался что-то сказать, тот лишь ткнулся лицом в грязный стол.

Его напарник пытался вскочить, Крячко ткнул его пистолетом в грудь.

– Налей и подвинься, – голос у Крячко звучал ровно, спокойно, хотя внутренне сыщик был напряжен. – Взгляни на меня! – Он посмотрел в глаза бандита. – Ты видишь, твоему другу плохо. Только дернешься, тебе будет значительно хуже. Ты мне веришь?

– Ты чего? – с трудом произнес парень, завороженно глядя на пистолет.

– Я ничего, а ты чего? – Крячко обогнул охранников, оказавшись позади, ловко приковал наручниками правую руку одного бандита к левой руке второго. – Я сказал: подвинься, или ты глухой? – Сыщик вынул из карманов их кожаных курток пистолеты, рассовал по своим карманам.

– У меня разрешение…

– Ментам предъявишь… Друга поддержи, чтобы не завалился. Где Артем?

– У хозяина, они договариваются. – В голосе парня появилась уверенность. – Ты за Мишку ответишь…

Станислав резко ткнул стволом парня под ребра, тот замолчал. Крячко сел рядом.

– Все под богом и все ответим. – Он взял бутылку, разлил по стаканам, понюхал. – Артема увозить собрались на его машине?

– Наше дело маленькое.

– Я тебя спросил, – Крячко вновь ткнул соседа стволом, – отвечай.

– Не договорятся – отвезем на его тачке.

– Они не договорятся, – уверенно сказал Крячко.

Дуров облизнул разбитую губу, взглянул на сидевшего за столом хозяина. Два амбала стояли за спиной бывшего опера.

– Двадцать процентов, – сказал хозяин. – Иначе тебя увезут, будут разговаривать иначе.

Дуров понимал, надо принимать любые условия, лишь бы отпустили. Если они начнут резать и жечь, то отрежут себе путь к переговорам, тогда в лучшем случае убьют сразу.

– Я в вашей власти, но вам от этого толку мало. Я могу согласиться на что угодно, мои слова мало стоят. Хозяин поставит на мне крест, будет разбираться с вами.

– Ты нам скажешь его имя, как его найти. – Сабирин вновь выпил. – Мы его возьмем, тебя зачислим в нашу команду.

Дуров, не задумываясь, сдал бы Усова, но знал, что ему самому это не поможет.

– Вы без меня его не возьмете. Я вам нужен живой и здоровый.

– Ты утверждаешь, что твой хозяин – серьезный авторитет. Назови его имя, я проверю, и ты свободен. – Сабирин улыбался, понимая, что сидевший перед ним человек блефует.

Ни один из крупных авторитетов не пошлет на переговоры одного безоружного человека. Прибыли бы на трех тачках, с автоматами, один зашел бы в дом, остальные – на улице. И имя свое авторитет на переговорах скрывать не будет. Гость наверняка человек тертый, из ментов. А вот кто за его спиной – неясно.

– Имя и телефон, – Сабирин взял ручку. – Я позвоню, переговорю, и ты свободен.

– Не держи за мальчика, Сергей Львович. – Дуров не видел стоявших за спиной, но на всякий случай качнулся в сторону.

Кулак амбала мазнул по волосам. Дуров вскочил, схватил стул.

– Слушай, ты, коммерсант херов! – крикнул Артем, сплевывая кровь. – Я из-за денег на крест не пойду! Поехали, я покажу вам забор, сумеете перелезть, валяйте!

– Наручники, в машину, на дачу! – сказал хозяин и отпил из высокого стакана.

Дуров понял, терять уже нечего, что было силы рубанул стулом ближайшего охранника, бросился к дверям. За спиной хлопнул выстрел. Пистолет с глушителем, до входной двери не успеть, понял опер, рванулся к окну. Память не подвела, решетки не было. Он закрыл лицо руками, прыгнул, сгруппировался, вышиб раму, вывалился на улицу. В нем было столько страха и злости, что удара, порезов он не почувствовал. Хлопнул выстрел, до «Жигулей» оставались метры. «Неужели не успею?» – подумал он, когда за спиной ударили выстрелы и раздался голос:

– Там, в окне! Брось пушку, дурак, коли стрелять не умеешь!

Дуров уже выезжал со двора.

Вторым выстрелом Крячко ранил человека с пистолетом, который прыгнул на подоконник, ударил рукояткой соседа, с которым только что обсуждал недостатки импортной водки, затем выстрелил в колеса «БМВ» и побежал к своей машине.

Глава 6

Генерал Орлов сидел за ничейным столом в кабинете своих сыщиков, изображал, что решает кроссворд.

– Я тебе не судья вообще, тем более не судья в конкретном случае, – говорил Гуров, глядя на Крячко, который, сидя напротив, изучал чахлый цветок на подоконнике. – Ты сражался, я занимался черт знает чем. Ты попал в критическую ситуацию и выбрался из нее как сумел. Я не берусь анализировать ситуацию в целом, но в конкретном случае мы выглядим не как старшие офицеры главка, а словно партизаны в тылу врага. Ты двух человек покалечил, одного ранил, без твоих показаний мы не можем заниматься данной группировкой.

– А чего мои показания? – фыркнул Крячко. – Я видел, как из окна выбросился человек, ему вслед стреляли. Если начнется следствие, сто свидетелей подтвердят, что в помещение офиса ворвался пьяный, напал на кассиршу, когда охрана пыталась его скрутить, он выбросился в окно. Сообщник прикрыл убегавшего выстрелами.

– Подобную историю я слышал час назад от заместителя райуправления по оперчасти, – сказал Орлов, откладывая журнал. – Работаем мы плохо. Я имел в виду не вас, а себя в первую очередь, милицию в целом. Конечно, эта контора в райуправлении известна, кто-то из ментов там прикармливается. Позор! Мне сказать вам, господа офицеры, нечего. Официального расследования не будет не только потому, что берегу честь мундира, а просто жалко тратить время и силы на пустую работу. Занимайтесь своими непосредственными делами. Сначала вас обстреляли в переулке, затем во дворе, завтра обстреляют на площади.

Орлов тяжело поднялся, опустив лобастую голову, пошел к дверям, остановился и тихо сказал:

– Не думал, что доживу… А почему, спрашивается, в милиции должен быть порядок, когда преступники укрываются в Думе? А господа законодатели прилюдно дерутся, таскают женщин за волосы? Мой отец, человек далеко не дворянского происхождения, таких на порог дома не пускал.

Когда Орлов вышел и прикрыл за собой дверь, Крячко смачно выругался.

– А мой отец матерился только по пьянке, потом два дня неприкаянный ходил. Что же мы от поколения к поколению все хуже и хуже?

– Так не бывает, Станислав. Иначе давно бы вновь на деревья залезли либо вымерли, как мамонты. Просто сегодня в России зигзаг не в ту сторону. Если у тебя мать слепая или пьет, ты же ее на другую не поменяешь? – Гуров встал, одернул пиджак, даже поправил галстук. – Убежден, что Дуров тебя не узнал.

– Ему не до того было. Он в мою сторону и глянуть не успел.

– Теперь ты убедился в связи бывшего опера с бывшим полковником?

– Ничуть. Ты замкнулся на Пашке по личной злобе. Ясно, бывший мент кого-то представляет. Может, Пашу Усова, а может, своего официального хозяина. Гай Борис Петрович фигура очень колоритная.

– Согласен. Но в Проточном дело ставил оперативник и человек, знающий полковника Гурова.

– Ты знаменитый. – Крячко вырвал из настольного календаря листок, начал мастерить кораблик. – А может, они все как-то повязаны. Загадал я им загадку, головы сломают, не разберутся. Хотя, – он хитро взглянул на Гурова, – ты знаешь, Дуров парень непростой, хитрый, он может не сказать, что его отход прикрыли. Зачем, спрашивается, делиться славой? Скажешь, начнут допытываться: кто, как да почему? Хлопотно. А так, я все самолично! Герой!

– И откуда у тебя такие мысли?

– Система Станиславского. – Крячко постучал пальцем по голове. – Я себя на его месте представил и понял, а на хрена козе баян?

– Молодец. А ты не представил, что твои очень даже здравые предположения в корне меняют ситуацию? Не знаю, какого ума твой Дуров, но начальник у него точно умен. Кроме милиции, прикрыть бывшего опера было некому. Этот меховщик, или кто он там на самом деле, может подумать, что заявились люди предусмотрительные. А сам Дуров и его шеф отлично знают, что никакого прикрытия не было.

– Как ты раскладываешь, Дуров недолго меня будет высчитывать, – сказал Крячко. – Во время короткой беседы мы отлично поняли друг друга. А если он понял, что стрелял во дворе опер, значит, мент «вел» Дурова от казино, значит, лавочку надо закрывать.

– Или расширять, – возразил Гуров.

Кисти рук и лицо Дурова были забинтованы, кое-где через бинты проступала кровь. Он спал в двухместном номере скромного подмосковного пансионата. Павел Петрович Усов расположился в кресле у окна, держал на коленях открытую книгу, смотрел на освещенные заходящим солнцем деревья, гадая о том, есть ли на земле человек, который смог бы назвать все оттенки красок осенней листвы? От темно-зеленого до темно-красного, от ржаво-рыжего до лимонно-желтого. «Нет, из меня уж точно художник не получится», – решил Усов и включил стоявший рядом торшер.

Дуров спал, лежа навзничь, широко открыв рот, похрапывал. Спал он крепко, потому как вместо снотворного принял две бутылки коньяку.

Вчера после полудня Усов начал нервничать, ждал звонка. Договорились, если переговоры пройдут успешно, то Дуров позвонит, после двух гудков положит трубку, и через тридцать минут они встретятся на Новом Арбате, там, где раньше был ресторан «Арбат». Если дело осложнится, то опер позвонит, скажет, где его подобрать в машину. Если вдруг он окажется под контролем, то обратится к Усову по имени.

Дуров позвонил около часа, когда, выждав пять звонков, Усов снял трубку, то услышал:

– Я в своей машине у Триумфальной арки, нужны йод и бинты.

Когда Усов приехал, то увидел, что Дуров плох, потерял много крови. Все порезы были ерундовые, но на правой руке перехватило вену, пришлось ехать в больницу. Врачам объяснили, что человек мыл окно, упал со стремянки, картина была достаточно ясная. Милицию вызывать не стали.

Врач наложил швы, сделали переливание крови, предложили госпитализировать, но отпустили домой с видимым облегчением.

Машину Усова забросили в резиденцию, затем поехали в пансионат, где у бывшего полковника работал завхозом знакомый мент-отставник. Мент он и в отставке – мент. Приятель легенду о стремянке даже слушать не стал, сказал, что места есть и в сезон, а сейчас – тем более. Чтобы не привлекать к себе внимания, взяли обычный номер на двоих.

Дуров открыл бутылку коньяку, выпил стакан, следом второй и, не успев опьянеть, спросил:

– Как осуществляется твой план, господин полковник?

– Ты расскажи, разберемся, – осторожно ответил Усов. – Что произошло, как ты получил эти порезы?

– Они требовали твою шкуру. – Дуров откинулся в кресле, ждал, когда коньяк прибудет по назначению. Но алкоголь не мог победить нервную встряску, которую пережил Дуров, и он находился во взвешенном состоянии, уже не трезвый, еще не хмельной. – Они собрались вывезти меня за город, допросить с пристрастием. Полковник, ты видел такие трупы?

– И ты молчал? Ты сильный и умный мужик, Артем, но не считай меня идиотом. – Усов тоже глотнул коньяка. – Бизнесмен, а Сабирин точно бизнесмен, не должен был пойти на такие фокусы.

Дуров вылил из бутылки оставшийся коньяк, плеснул в лицо Усова.

– В следующий раз сам поедешь, будешь на собственной шкуре проверять свои теоретические выводы.

– Ты прав. – Усов пошел в ванную, умылся, снова сел в кресло. – Я бы не вырвался, подписал что угодно. Расскажи, как удалось уйти тебе?

– Хотели надеть наручники, я ударил стулом и выбросился в окно. Кабинет на первом этаже.

– И окна без решеток?

Дуров долго не отвечал, сплюнул кроваво-коньячную слюну, открыл вторую бутылку, выпил.

– Я жив и на свободе. Хочу спать, опосля расскажу о решетках, о том, какие мы с тобой мудаки.

Он начинал пьянеть, не знал, заснет или нет, но был уверен, разговор следует отложить. Понял полковник состояние опера или нет, но возразить было нечего. Усов разобрал кровать, помог товарищу раздеться и лечь, задернул шторы, зажег торшер, вышел и запер дверь.

Пансионат пустовал. Усов пошутил с администратором о вреде алкоголя: вот приятель разбил мордой витрину, сейчас лег спать, а ему, несчастному, необходимо созвониться с начальством, объяснить, что их пару дней не будет.

– Сегодня пятница. – Администратор выставил аппарат на перегородку, посмотрел на Усова, понял, что человеку хочется врать без свидетелей, и указал в глубину холла, где тоже имелся телефон.

– Пятница – это хорошо, – сказал Усов, хотя на самом деле лично для него наступление уик-энда было некстати. – У нас частный бизнес, дни недели не имеют значения.

Усов прекрасно знал, что в России даже моралист считает водку оправданием серьезным. А уж коли человек поделился неприятностями, возникшими на знакомой почве, считай, что он нормальный мужик и твой подельник.

После недолгих раздумий Усов взял у мудрого администратора коньяк, фанту и стакан, направился к телефону.

Первый, кому он позвонил, был «инженер по ремонту телевизоров», который одолжил два миллиона долларов, теперь хотел их получить. Усов посчитал, что «инженер Самойлов» – единственная ниточка, за которую может ухватиться меховщик, если он собирается после происшествия искать человека, который желает получить старый долг.

Разговор с дамой, судя по голосу, не очень молодой, сначала Усова напугал, но потом успокоил:

– Его нет, когда будет – неизвестно. Если вы будете звонить через каждый час, так я его не рожу, уже не тот возраст. Моня уехал на юга неделю назад, но думаю, что врет. Я все уже сказала, запишите на пленку, сейчас магнитофон имеется у каждого сапожника. Господи, забыла, сапожников отменили, раньше они были не богатые, но уважаемые люди. Вы позвоните завтра или сегодня вечерком? Умоляю, я рано ложусь спать…

– Благодарю, извините за беспокойство, – сказал Усов, услышав, что мадам продолжает говорить, и положил трубку.

«Значит, «инженер» оказался человеком предусмотрительным, знал, что его «просьба» связана с изрядным риском. Однако не предупредил. Ничего, если дойдет дело до денег, будет учтено все. Однако хорошие люди бывают в гостях у моего хозяина-министра». Хотя чему удивляться, дело пахло криминалом изначально. Иначе бы он, Усов, не переадресовывал заимодавца Борису Петровичу Гаю, занимался бы делом без прикрытия, напрямую.

Усов позвонил Гаю, у того было занято, и полковник соединился с виллой. Трубку снял не дворник, а какая-то нетрезвая девица.

– Хэлло, – ответила она, пытаясь что-то проглотить. – Резиденция министра. – В доме любили иностранные слова.

– Девушка, в доме есть кто-нибудь постарше и потрезвее? – сухо спросил Усов, зная, что именно такой тон действует на молодых гостей резиденции лучше всего.

– Да-да, минуточку…

Через некоторое время ответил мужской голос:

– Говорит помощник Степана Митрофановича.

– Виктор? – Усов узнал молодого, самолюбивого, порядочного и непьющего парня, который очень не любил бывать в загородном доме. – Говорит Усов. Как тебя угораздило забраться в «гнездышко»?

Они симпатизировали друг другу. Виктор, явно прикрывая трубку рукой, ответил:

– Здравствуйте, Павел Петрович. Где вы находитесь?

– Потом объясню, меня день-два не будет.

– Плохо. Шеф с супругой улетели, мне дали этого охранника-алкаша, он уже… Молодежь гуляет.

– Сочувствую, помочь не могу. Держись, Виктор.

– Будь оно все проклято, пойду служить…

– Не пойдешь, – перебил Усов. – Напьются, уснут, я утром на часок приеду. – Он нажал на рычаг, вновь набрал номер Гая.

Когда хозяин казино ответил, Усов, не представляясь, сказал:

– Борис Петрович, выполняя ваше поручение, служащий казино Артем Дуров заболел. Несколько дней его на работе не будет, – и, не ожидая ответа, положил трубку.

Все неотложные звонки он сделал, теперь необходимо решать с меховщиком. Два миллиона долларов очень большие деньги, отпускать Сабирина нельзя, необходимо воспользоваться допущенной им ошибкой и дожать. Может, для торговцев нефтью или наркотиками два миллиона – лишь часть оборотных средств, но для него это целое состояние.

Сейчас меховщик похож на человека с автоматом в окружении вооруженной охраны, который стоит в освещенной комнате с множеством открытых дверей, за которыми темно. Выстрелить могут из любой и вряд ли промахнутся. Паршивое положение у мужика, не позавидуешь. Если понадобится, Усов может организовать пять-шесть приличных стрелков. Только ему нужны деньги, а не война. Необходимо, чтобы бывший опер рассказал правду в полном объеме. Он не лжет, все так и произошло, но не договаривает. Усов отлично знает, случается, когда неполная правда опаснее наглой лжи. О чем Дуров умалчивает? Его отпустили на определенных условиях? Рука была разрезана серьезно, он мог не дожить, истечь кровью. Из окна он выбросился, сомнений нет, допустим, машина стояла неподалеку… Если зашло так далеко, то подстрелили бы, своих свидетелей у них было дополна. Да и пока приедет милиция, тело можно увезти куда угодно, сказать, мол, напал неизвестный и скрылся. Подобных случаев в Москве ежедневно хватает.

Уже сквозь дрему Дуров услышал, как закрылась за Усовым дверь и повернулся ключ. Но сон лишь ненадолго коснулся его и растаял, нервы были напряжены, мозг заработал ясно.

Опер все помнил отлично: как под его ударом разлетелось окно, как он ударился о землю, как покатился. Даже помнил свой испуг, что подвернул ногу, как вскочил, шарахнулся в сторону, услышал хлопок за спиной, как понял, что стреляют из пистолета с глушителем. Он тогда прыгнул в сторону и на ходу достал из кармана куртки ключи от машины. На этот раз они не зацепились за подкладку, хотя обычно цеплялись.

И в это время за спиной громыхнуло два выстрела. Два выстрела почти слились в один, явно стрелял профессионал. Дуров услышал, как чужой уверенный голос произнес: «Там, в окне! Брось пушку, дурак!» Дальше он не слышал, так как включил движок и рванул со второй передачи.

Кажется, был еще один выстрел, но в этом Дуров не был уверен.

«Там, в окне!» Значит, стрелявший стоял во дворе. Кто? Кому понадобилось его, бывшего опера, спасать? Ведь стрелявший рисковал жизнью. В окне стояли далеко не мальчики, да и дружки их наверняка уже бежали через парадный вход. Пока не будет ответов на эти вопросы, разговаривать с полковником нельзя.

Самый простой ответ, что именно в этот момент к офису подъехали конкуренты. Хреновый ответ. Никакого бандита не интересует человек, выбросившийся из окна. Разборки не устраивают во дворе? Глупости, разборки сегодня устраивают где угодно. Но если приехали разбираться, то попали как раз в удобный момент, чего не войти в контору, в кабинет? Главное, у Дурова неосознанное ощущение, что стрелявший был один. И этот голос! Незнакомый, но так кричат только менты. Не визгливый мат и беспорядочная стрельба, а две пули, одна в одну, и голос человека, убежденного, что сила на его стороне. Но менты на такие дела тоже не ходят поодиночке. И для ментов что убегающий, что преследующий… Дуров заснул.

Он пришел в сознание от боли в кисти, неловко подвернув руку во время сна. Он поправил забинтованную руку, сел, огляделся. Он все помнил. На соседней кровати лежал полковник, то ли спал, то ли прикидывался, что спит. Опера это не волновало. Он взглянул на часы – половина восьмого. Видимо, утро. Значит, он проспал больше десяти часов. Да, почти двенадцать. Он подошел к столу, налил стакан коньяку.

– Может, хватит? – спросил Усов.

– Может. – Дуров выпил и в этот раз ощутил коньяк сразу, словно он, минуя желудок, вливался непосредственно в кровь. Артем отдернул портьеры, погасил торшер, повернулся к полковнику: – Не люблю, когда стреляют и спрашивают из-за спины.

– У нас цейтнот, а ты, вырубленный, валяешься.