Электронная библиотека » Николай Лейкин » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 8 апреля 2014, 14:13


Автор книги: Николай Лейкин


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Да нет, нет. Он не про депешу упомянул, а сказал: «Депеше ву», то есть поторопитесь. Здесь французская земля, здесь этого нет.

– Ну то-то. А то удивительно странно показалось. Думаю: там только обеды по телеграфическим депешам, а здесь уж и выпивка. Нет, какова учтивость у французов! Только заикнулись насчет выпивки – сейчас: пожалуйте, я вам принесу.

– Еще бы… Французы удивительно учтивый народ. Разве можно их сравнить с немцами.

– Я, Глаша, страсть как рад, что мы попали во французскую землю.

– А я-то как рада!

Поезд, однако, не стоял и двух минут и тронулся, минуя станционные освещенные вывески.

– Глаша! А выпивка-то? Где же вен руж-то? Надул кондуктор… Вот тебе и французская учтивость! – воскликнул Николай Иванович, но в это время дверь купе отворилась и в купе влез кондуктор, держащий в руке бутылку вина, горлышко которой было прикрыто стаканом.

– Voyons, monsieur… Servez-vous…[163]163
   Извольте, месье… Пожалуйста…


[Закрыть]
– протянул он Николаю Ивановичу бутылку.

– Вот за это, мусье, спасибо, вот за это мерси. Гран мерси, рюсс мерси! – заговорил Николай Иванович, принимая бутылку.

– Monsieur est un Russe? – спросил француза и прибавил: – Oh, nous aimons la Russie et les Russes. Vivent les Russes![164]164
   Господин русский? О, мы любим Россию и русских. Да здравствуют русские!


[Закрыть]

От него так и пахнуло вином. Очевидно, он и сам сейчас только выпил, да и раньше не отказывался от вина. Николай Иванович заметил это и сказал жене:

– Парень-то, кажется, изрядно хвативши?

– Ничего. Французы и пьяные любезны. Это совсем особый народ.

– Vos billets, monsieur… – между тем сказал кондуктор.

– Билеты требует, – пояснила Глафира Семеновна.

– Да понял, понял я. Что ты переводишь-то! Оказывается, что по-французски я все понимаю и могу свободно разговаривать. Вот, мосье, билье, вуаля… А бюве, мосье, не хочешь? Не вуле бюве вен руж?[165]165
   Вот… билеты, пожалуйста… Не хотите выпить красного вина?


[Закрыть]
– вдруг предложил Николай Иванович кондуктору.

– Oh, avec plaisir, monsieur. Prenez seulement à présent vous-même, et moi après[166]166
   О, с удовольствием, месье. Выпейте вы сначала, я потом.


[Закрыть]
, – отвечал тот, простригая билеты.

– Ну вот и отлично. Бюве…

Николай Иванович налил стакан и протянул кондуктору. Тот поклонился и отстранил стакан:

– A présent vous-même, monsieur, et moi je prendrai après vous[167]167
   Теперь вы, месье, а я… я выпью после вас.


[Закрыть]
.

– Глаша! Что он такое? – недоумевал Николай Иванович.

– Хочет, чтобы ты прежде выпил.

– Я? Же?.. Отлично. Тре бьен… Вот… За здоровье Франс!

Николай Иванович залпом выпил стакан и продолжал:

– Мы любим вашу Франс, очень любим. Глаша, переведи.

– Ну рюсс – ну земон ля Франс.

– Oh, madame! Et nous, nous adorons la Russie[168]168
   О, мадам! А мы, мы обожаем Россию.


[Закрыть]
.

Кондуктор взял поданный ему стакан с красным вином поднял его и, воскликнув: «Vive la Russie!» – тоже выпил его залпом.

– Друг! Ами… Франсе и рюсс – ами, – протянул ему руку Николай Иванович.

Кондуктор потряс руку.

– Анкор… – предложил Николай Иванович, указывая на стакан.

– Après, monsieur… Prenez à présent vous-même. Dans une demi-heure je vous apporterai encore une bouteille, et nous prendrons encore. J’aime les Russes…[169]169
   После, месье… Выпейте сейчас сами. В течение получаса я вам принесу еще одну бутылку, и мы выпьем снова. Я люблю русских…


[Закрыть]

– Что он говорит, Глаша?

– Принесет еще бутылку и тогда опять с тобой выпьет.

– Душа человек! – воскликнул Николай Иванович, ударяя кондуктора по плечу. – Ну, бьен, бьен… Принеси – опять выпьем.

– Au revoir, monsieur… Au revoir, madame[170]170
   До свидания, месье… До свидания, мадам.


[Закрыть]
, – раскланялся кондуктор, повернул ручку двери купе и исчез во мраке.

При таких обстоятельствах Николай Иванович и Глафира Семеновна въезжали во французскую землю.

XXIII

С французским кондуктором Николай Иванович все-таки выпил две бутылки красного вина. Со второй бутылкой кондуктор принес ему и белого хлеба с сыром на закуску, а Глафире Семеновна грушу и предложил ее с галантностью совсем ловкого кавалера. Появление такого человека, резко отделяющегося от угрюмых немецких кондукторов, значительно ободрило супругов в их путешествии, и когда на заре багаж их в Вервье был слегка осмотрен заглянувшим в купе таможенным чиновником, они начали дремать, совершенно забыв о разбойниках, которых так опасались вначале. К тому же и начало светать, а дневной свет, как известно, парализует многие страхи. Подъезжая к Намюру, они уже спали крепким сном. Кондуктор хоть и заглядывал в купе для проверки билетов, но, видя супругов спящими, не тревожил их.

Когда супруги проснулись, было ясное солнечное утро. Солнце светило ярко и приветливо озаряло мелькавшие мимо окон вагона каменные деревенские домики, сплошь застланные вьющимися растениями, играло на зеленых еще лугах, на стоящих в одиночку дубах с пожелтевшей листвой, на синей ленте речки, идущей вдоль дороги.

Глафира Семеновна сидела у окна купе и любовалась видами. Вскоре маленькие каменные домики стали сменяться более крупными домами. Появились вывески на домах, мелькнула железная решетка какого-то сада, стали появляться высокие фабричные трубы, курящиеся легким дымком, и вдруг Глафира Семеновна воскликнула:

– Батюшки! Эйфелева башня вдали! Я ее сейчас по картине узнала. Николай Иваныч! Радуйся, мы подъезжаем к Парижу.

– Да что ты! – подскочил к окну Николай Иванович.

– Вон, вон… Видишь? – указала Глафира Семеновна.

– Да, да… Эйфелева башня… Она и есть… «Кончен, кончен дальний путь. Вижу край родимый»[171]171
  . «Кончен, кончен дальний путь, вижу край родимый». – Казачья песня на слова А. Х. Дуропа (1818).


[Закрыть]
, – запел он.

Стали попадаться по дороге уже улицы. Дома все вырастали и вырастали. Виднелась церковь с готическим куполом. Движение на улицах все оживлялось. Поезд умерял ход, скрежетали тормоза. Еще несколько минут, и вагоны остановились около платформы, на которой суетились блузники в кепи и с бляхами на груди.

– Приехали… В Париж приехали!.. – радостно произнесла Глафира Семеновна, когда кондуктор отворил перед ними дверь купе.

В дверь рванулся блузник[172]172
  Блузник — здесь: носильщик.


[Закрыть]
, предлагая свои услуги.

– Вуй, вуй… Прене мон саквояж, – сказала Глафира Семеновна. – Э шерше коше пур партир а готель[173]173
   Да, да… Возьмите мой чемодан. И ищите извозчика, чтобы отвезти в отель.


[Закрыть]
. Николай Иваныч! Бери подушки. Что ты стоишь истуканом?

– Une voiture, madame?[174]174
   Экипаж, мадам?


[Закрыть]
– спросил блузник.

– Да, да… Вуатюр… И анкор наш багаж… – совала она ему квитанцию.

– Oui, oui, madame.

Багаж был взят, и блузник потащил его на спине на подъезд вокзала. Супруги следовали сзади. Вот и улица с суетящейся на ней публикой. Николай Иванович поражал всех своей громадной охапкой подушек. Какой-то уличный мальчишка, продававший с рук билеты для входа на выставку, даже крикнул:

– Voyons, cе sont les Russes![175]175
   Посмотрите, это русские!


[Закрыть]

Французский городовой в синей пелеринке[176]176
  Пелерина – накидка без рукавов.


[Закрыть]
, кепи, с закрученными усами и с клинистой бородкой махнул по направлению к стоящим в шеренгу извозчикам. От шеренги отделилась маленькая карета с сидящим на козлах краснорожим, гладкобритым, жирным извозчиком в белой лакированной шляпе-цилиндре и подъехала к супругам. Багаж уложен на крышу каретки, блузнику вручена целая стопка французских пятаков, как называл Николай Иванович медные десятисантимные[177]177
  Сантим — сотая часть франка.


[Закрыть]
монеты, и супруги сели в каретку, заслонившись подушками. Извозчик обернулся и спросил, куда ехать.

– Готель какой-нибудь. Дан готель…[178]178
   В отель.


[Закрыть]
– сказала Глафира Семеновна.

– Quel hôtel, madame?[179]179
   Какой отель?


[Закрыть]

– Ах ты, боже мой! Да я не знаю – кель. Же не се па[180]180
   Я не знаю.


[Закрыть]
. Николай Иваныч, кель?

– Да почем же я-то знаю!

– Все равно, коше[181]181
  Коше (фр. cocher) – кучер, извозчик.


[Закрыть]
. Се тегаль, кель. Ен готель, нам нужно шамбр… шамбр и де ли…[182]182
   Все равно какой. В отель, нам нужна комната… и две кровати.


[Закрыть]

– Je comprends, madame. Mais quel quartier désirez-vous?[183]183
   Я понимаю, мадам, но какой квартал вы хотите?


[Закрыть]

– Глаша! Что он говорит?

– Решительно не понимаю. Ен шамбр дан готель. Ну вояжер, ну де Рюсси…

Стоящий тут же городовой сказал что-то извозчику. Тот покачал головой и поехал легкой трусцой, помахивая бичом не на лошадь, а на подскакивающих к окнам кареты мальчишек-блузников с какими-то объявлениями, с букетами цветов. Минут через десять он остановился около подъезда и крикнул:

– Voyons!..[184]184
   Ну вот!..


[Закрыть]

Выскочил лакей с капулем на лбу, в черной куртке и переднике чуть не до земли.

– Une chambre pour les voyageurs![185]185
   Комнату для проезжающих!


[Закрыть]
– сказал извозчик лакею.

Тот отрицательно покачал головой и отвечал, что все занято.

– Ен шамбр авек де ли… – сказала Глафира Семеновна лакею.

– Point, madame…[186]186
   Комната с двумя кроватями… – Нет ни одной, мадам….


[Закрыть]
– развел тот руками.

Извозчик потащился далее. Во второй гостинице тот же ответ, в третьей то же самое, в четвертой даже и не разговаривали. Выглянувший на подъезд портье прямо махнул рукой, увидав подъехавшую с багажом на крышке карету. Супруги уже странствовали более получаса.

– Нигде нет комнаты! Что нам делать? – спросил жену Николай Иванович.

– Нужно искать. Нельзя же нам жить в карете.

Извозчик обернулся на козлах, заглянул в переднее стекло кареты и что-то бормотал.

– Алле, алле… – махала ему Глафира Семеновна. – Ен шамбр… Ну не пувон сан шамбр… Надо шерше анкор отель[187]187
   Пошел, пошел… Комната… Мы не можем без комнаты… Надо искать еще отель.


[Закрыть]
.

В пятой гостинице опять то же самое. Портье выглянул и молча махнул рукой.

– Что за незадача! – воскликнул Николай Иванович. – Глаша! Ведь просто хоть караул кричи. Ну Париж! Попробую-ка я на чай дать, авось и комната найдется. Мусье! Мусье! – махнул он торчащей в стекле двери фигуре портье и показал полуфранковую монету. Тот отворил дверь.

– Вот на чай… Прене… – протянул Николай Иванович портье монету.

– Се пур буар… – поправила мужа Глафира Семеновна. – Прене и доне ну зен шамбр.

– Nous n’avons point, madame… – отвечал портье, но деньги все-таки взял.

– Же компран, же компран. А где есть шамбр? У шерше?[188]188
   Возьмите… – На чай… Возьмите и дайте нам комнату. – У нас нет, мадам… – Я понимаю, я понимаю. А где есть комната? Где искать?


[Закрыть]

Портье стал говорить что-то извозчику и показывал руками. Снова поехали.

– Великое дело давание на чай! – воскликнул Николай Иванович. – Оно развязывает языки… И помяни мое слово – сейчас комната найдется.

Извозчик сделал нисколько поворотов из одной улицы в другую, въехали в какой-то мрачный переулок с грязненькими лавочками в громадных серых шестиэтажных домах, упирающихся крышами в небо, и остановились около неказистого подъезда. Извозчик слез с козел, направился в подъезд и вышел оттуда с худенькой старушкой в белом чепце.

– Ен шамбр авек де ли… – обратилась к ней Глафира Семеновна.

– Ah, oui, madame… Ayez la bonte de voir seulement[189]189
   Ах да, мадам… Будьте любезны только взглянуть.


[Закрыть]
, – отвечала старушка и отворила дверцу кареты.

– Есть комната! – воскликнул Николай Иванович. – Ну что я говорил!

Супруги вышли из кареты и направились в подъезд.

XXIV

В подъезде на площадке висели карты с расклеенными афишами цирка, театров, «Petit Journal»[190]190
  «Le Petit Journal» («Маленький журнал») – первая французская массовая газета, выходившая в Париже с 1863 по 1944 г.; к концу XIX в. ее тираж достигал 5 млн экземпляров; печатала ежедневную хронику и романы с продолжениями.


[Закрыть]
. Пахло чем-то жареным. Налево от площадки была видна маленькая комната. Там за конторкой стоял старик в сером потертом пиджаке, с серой щетиной на голове, в серебряных круглых очках и в вышитых гарусом[191]191
  Гарус – род мягкой крученой шерстяной пряжи.


[Закрыть]
туфлях. Старушка в белом чепце предложила супругам подняться по деревянной, узкой, чуть не винтовой лестнице.

– Кель этаж? – спросила ее Глафира Семеновна.

– Troisiеme, madame, – отвечала старушка и бойко пошла вперед.

– В третьем этаже? – переспросил Николай Иванович жену.

– В третьем. Что ж, это не очень высоко.

– Раз этаж, два этаж, три этаж, четыре этаж, – считал Николай Иванович и воскликнул: – Позвольте, мадам! Да уж это в четвертом. Зачем же говорить, что в третьем! Глаша, скажи ей… Куда же она нас ведет?

– By заве ди – труазьем…[192]192
   Вы сказали третий.


[Закрыть]
– начала Глафира Семеновна, еле переводя дух. – А ведь это…

– Oui, oui, madame, le troisième… Encore un peu plus haut[193]193
   Да, да, мадам, третий. Еще немного выше.


[Закрыть]
.

– Еще выше? Фу-ты пропасть! Да она нас на каланчу ведет. Ведь это уж пятый!.. Глаша…

– Сянк, мадам, сянк…[194]194
   Пятый, мадам, пятый.


[Закрыть]
– старалась пояснить старушке Глафира Семеновна.

– Mais, non, madame, c’est le troisième…[195]195
   Нет, мадам, это третий.


[Закрыть]
– стояла на своем старуха и ввела в коридор.

– Фу черт! Да неужто мы этажей считать не умеем?! Пятый… Скажи ей, Глаша, что пятый.

– Да ведь что ж говорить-то? Уверяет, что третий.

Старушка распахнула дверь из коридора в комнату и сказала:

– Voilà, monsieur…[196]196
   Вот, месье.


[Закрыть]

Николай Иванович заглянул и воскликнул:

– Да ведь это клетушка! Тут и одному-то не поместиться. И наконец, всего одна кровать! Нам нужно две кровати.

– Де ли… де… – пояснила старушке Глафира Семеновна.

– Oui, madame… Je vous mettrai…[197]197
   Да, мадам… Я вам поставлю…


[Закрыть]

– Говорит, что поставит вторую кровать.

Супруги обозревали комнату. Старая, старинного фасона, красного дерева кровать под драпировкой, какой-то диванчик, три стула, круглый стол и шкаф с зеркалом – вот все убранство комнаты. Два больших окна были наполовину загорожены чугунной решеткой, и в них виднелись на противоположной стороне узенькой улицы другие такие же окна, на решетке одного из которых висело для просушки детское одеяло, а у другого окна стояла растрепанная женщина и отряхала, ударяя о перила решетки, подол какого-то платья, держа корсаж платья у себя на плече.

– Ну Париж… – сказал Николай Иванович – Не стоило в Париж ехать, чтобы в таком хлеву помещаться.

– А все-таки нужно взять эту комнату, потому надо же где-нибудь поместиться. Не ездить же нам по городу до ночи. И так уж часа два мотались, Бог знает сколько гостиниц объездили, – отвечала Глафира Семеновна и, обратясь к старухе, спросила о цене: – Э ле при? Комбьян?

– Dix francs, madame…[198]198
   И цена? Сколько? – Десять франков, мадам…


[Закрыть]
– спокойно отвечала старуха.

– Что такое? Десять франков! – воскликнул Николай Иванович. – Да ведь это разбой! Десять четвертаков по сорока копеек – четыре рубля… Совсем разбой!

Хотя восклицание было сделано по-русски, но старуха-француженка поняла его, потому что пожала плечами, развела руками и произнесла в ответ:

– C’est l’exposition, monsieur[199]199
   Это выставка, месье.


[Закрыть]
.

– Она говорит, что из-за выставки так дорого, – пояснила Глафира Семеновна.

– Все равно разбой… Ведь такие каморки на такой каланче у нас в Петербурге по полтине в сутки ходят и уж много-много что по семьдесят пять копеек. А то четыре рубля. Да я дам четыре рубля, дам и пять, но и ты дай мне настоящую комнату.

– Се шер[200]200
   Это дорого.


[Закрыть]
, мадам, – попробовала сказать Глафира Семеновна, но старуха опять развела руками и опять упомянула про выставку.

– Лучше нет? – спрашивал Николай Иванович. – Глаша! Спроси.

– By заве бон шамбр? Ну вулон бон шамбр.

– À présent non, madame[201]201
   У вас есть хорошая комната? Мы хотим хорошую комнату. – В настоящее время нет, мадам.


[Закрыть]
, – покачала головой старуха.

– Что тут делать? – взглянул Николай Иванович на жену.

– Надо брать. Не мотаться же нам еще полдня по Парижу!

– Да ведь вышь-то какая! Это на манер думской каланчи[202]202
  …на манер думской каланчи. – Имеется в виду башня здания Городской думы в Петербурге на углу Думской улицы и Невского проспекта.


[Закрыть]
.

– Потом поищем что-нибудь получше, а теперь нужно же где-нибудь приютиться.

– Анафемы! Грабители! Русским ура кричат и с них же семь шкур дерут!

– Да ведь за это-то и кричат, что семь шкур дерут.

– Eh bien, madame? – вопросительно взглянула на супругов старуха.

– Вуй… Ну пренон… Делать нечего… Нотр багаж[203]203
   Ну так что, мадам? – Да… Берем… Делать нечего… Наш багаж.


[Закрыть]
.

Глафира Семеновна стала снимать с себя ватерпруф. Старуха позвонила, чтобы послать за багажом. Николай Иванович пошел вниз рассчитываться с извозчиком. По дороге он сосчитал число ступеней на лестнице. Оказалось восемьдесят три.

– Восемьдесят три ступени, десять поворотов на лестнице, пять площадок, – и это они называют в третьем этаже! – горячился он. – Черти. Право, черти! Комбьян? – обратился он к извозчику, вынимая из кармана на ладонь горсть серебра.

– Huit francs, monsieur…[204]204
   Восемь франков, месье.


[Закрыть]
– произнес он наконец.

– Как вит франк? To есть восемь франков? Да ты, почтенный, никак белены объелся. Восемь четвертаков по сорок копеек – ведь это три двадцать! – восклицал Николай Иванович. – Мосье, – обратился он к старику, стоявшему при их приезде за конторкой и теперь вышедшему на подъезд. – Вит франк хочет… Ведь у вас такса… Не может же быть, чтобы это было по таксе…

Старик заговорил что-то с извозчиком, потом обратился к Николаю Ивановичу на французском языке, что-то очертил ему пальцем на своей ладони, но Николай Иванович ничего не понял, плюнул, достал две пятифранковые монеты и, подавая их извозчику, сказал по-русски:

– Трех рублей ни за что не дам, хоть ты разорвись. Вот тебе два целковых и проваливай… Алле… Вон… Алле… – махал он рукою, отгоняя извозчика.

Извозчик просил всего только восемь франков и, получив десять и видя, что его гонят прочь, не желая взять сдачи, просто недоумевал. Наконец он улыбнулся, наскоро снял шляпу, сказал: «Merci, monsieur» – и, стегнув лошадь, отъехал от подъезда. Старик дивился щедрости путешественника, пожимал плечами и бормотал по-французски:

– О, русские! Я знаю этих русских! Они любят горячиться, но это самый щедрый народ!

Николай Ивановичи, принимая пятифранковые монеты за серебряные рубли и в простоте душевной думая, что они выторговали у извозчика рубль двадцать копеек, поднимался в свою комнату наверх, следуя за прислугой, несшей его багаж, уже в несколько успокоившемся состоянии и говорил сам с собой:

– Два рубля… И два-то рубля ужасти как дорого за такую езду. Ведь, в сущности, все по одному и тому же месту путались, а больших концов не делали.

Глафиру Семеновну он застал заказывающей кофе. Перед ней стоял в рваном пиджаке, в войлочных туфлях и в четырехугольном колпаке из белой писчей бумаги какой-то молодой малый с эспаньолкой на глупом лице и говорил:

– Madame veut café au lait… Oui, oui…[205]205
   Мадам хочет кофе с молоком… Да, да…


[Закрыть]

– Я кофе заказываю, – сказала Глафира Семеновна мужу. – Надо же чего-нибудь выпить.

– Да, да… Кофей отлично… – отвечал Николай Иванович. – Ты, брат, и масла приволоки, и булок, – обратился он к слуге. – Глаша! переведи ему.

– Пян и бер…[206]206
   Хлеб и масло.


[Закрыть]
– сказала Глафира Семеновна. – И побольше. Боку…

– Пян-бер… – повторил Николай Иванович.

– Oui, oui, monsieur… Un déjeuner…[207]207
   Да, да, месье… Завтрак…


[Закрыть]

– Да, да… Мне и жене… Ну, живо…

Слуга побежал исполнять требуемое.

XXV

Когда Николай Иванович и Глафира Семеновна умылись, поспел и кофе. Тот же слуга в потертом пиджаке и четырехугольном бумажном колпаке внес поднос с кофейником, молочником и булками. Прежде всего Николая Ивановича поразили громадные чашки для кофе, превосходящие по своим размерам даже суповые чашки. При них находились так называемые десертные ложки. Николай Иванович как увидел чашки и ложки, так и воскликнул:

– Батюшки! Чашки-то какие! Да ты бы еще, молодец, ведра с уполовниками принес! Кто же в таких чашках кофей пьет! Уж прачки на что до кофеища охотницы, а такую чашку кофею, я полагаю, ни одна прачка не вытянет.

Слуга стоял, кланялся и глупо улыбался.

– Глаша! Переведи ему, – обратился Николай Иванович к жене.

– Да как же я переведу-то? – отвечала Глафира Семеновна в замешательстве. – Ты такие слова говоришь, которых я по-французски и не знаю. Ле тас тре гран, – указала она слуге на чашки. – Пуркуа гран?

– Oh, madame, c’est toujours comme ça. Vous avez demandé café au lait[208]208
   Чашки очень большие. Почему большие? – О, мадам, это всегда так. Вы просили кофе с молоком.


[Закрыть]
.

– Говорит, что такие чашки нужно, – перевела Глафира Семеновна. – Верно, уж у них такой обычай, верно, уж кофейная страна.

– Ты ему про прачку-то скажи.

– Я не знаю, как прачка по-французски.

– Как не знаешь? Ведь комнатные слова ты все знаешь, а «прачка» комнатное слово.

– Ну вот поди ж ты – забыла.

– Так как же мы стирать-то будем? Ведь белье придется в стирку отдавать.

– Ну, тогда я в словаре посмотрю. Наливай же себе кофею и пей. Чего ты над чашкой-то сидишь!

– Как тут пить! Тут надо ложками хлебать, а не пить. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что они нарочно такие купели вместо чашек нам подали, чтобы потом за три порции кофею взять, а то так и за четыре. Вот помяни мое слово, за четыре порции в счет наворотят. Грабеж, чисто грабеж.

– Да пей уж, пей. Ведь на грабеж и за границу поехали.

Слуга все стоял и глупо улыбался.

– Voulez-vous encore quelque chose, monsieur?[209]209
   Хотите что-нибудь еще, месье?


[Закрыть]
– спросил он наконец, собираясь уходить.

Николай Иванович понял слово «анкор» и воскликнул:

– Как анкор? Как еще? Ведра с кофеем принес да еще спрашивает – не подать ли анкор! Сорокаведерную бочку[210]210
  Сорокаведерная бочка — емкостью 491,96 л.


[Закрыть]
с кофеем нам еще приволочь хочешь, что ли! Иди, иди с Богом! Вишь, как разлакомился! Анкор! Правду купец-то в Кельне на станции говорил, что здесь семь шкур дерут, – отнесся Николай Иванович к жене.

Слуга все еще стоял, глупо улыбался и наконец сказал:

– J’aime la langue russe… Oh, que j’aime, quand on parle russe![211]211
   Я люблю русский язык… О, как я люблю, когда говорят по-русски!


[Закрыть]

– Глаша! Что он торчит? Что ему еще надо?

– Говорит, что очень любит слушать, когда говорят по-русски, – перевела Глафира Семеновна и кивнула слуге, сказав: – Але…

Тот переминался с ноги на ногу и не шел.

– Votre nom, monsieur, votre carte… – сказал он. – Il faut noter chez nous en das…[212]212
   Ваше имя, месье, ваша карточка… Нужно отметиться у нас…


[Закрыть]

– Что он говорит? Чего еще ему надо, Глаша?

– Спрашивает, как нас зовут.

– А! Паспорт? Сейчас, сейчас… – засуетился Николай Иванович.

– Oh, non, monsieur… Le passeport се n’es pas necessaire. Seulement votre nom, votre carte[213]213
   О нет, месье… Паспорт не обязателен. Только ваше имя, ваша карточка.


[Закрыть]
.

– Говорит, что паспорт не надо. Просит только твою карточку.

– Как не надо! Вздор… Пускай уж заодно берет. Ведь прописаться же в участке надо. Ведь не на один день приехали. Вот паспорт… – выложил Николай Иванович на стол свою паспортную книжку.

Слуга отстранил ее рукой и стоял на своем, что паспорта не надо, а надо только карточку.

– Seulement une carte… une carte de visite…[214]214
   Только карточка… визитная карточка…


[Закрыть]
– пояснял он.

– Дай ему свою визитную карточку. Говорит, что паспорта не надо. Верно, здесь не прописываются[215]215
  Верно, здесь не прописываются. – В Российской империи человек, прибывший на новое место, отличное от места его постоянного проживания, был обязан сообщить о себе сведения в полицию.


[Закрыть]
.

– Как возможно, чтобы не прописывались. Где же это видано, чтобы не прописываться в чужом месте! Почем они нас знают! А вдруг мы беспаспортные! Вот, брат, бери паспорт… – протянул слуге Николай Иванович книжку.

– Pas passeport… Seulement la carte… – упрямился слуга.

– Да что ты его задерживаешь-то! Ну дай ему свою карточку. Ведь для чего же нибудь ты велел сделать свои карточки на французском языке.

Николай Иванович пожал плечами и подал карточку. Слуга удалился.

– Глаша, знаешь, что я полагаю? – сказал Николай Иванович по уходе слуги. – Я полагаю, что тут какая-нибудь штука. Где же это видано, чтобы в гостинице паспорта не брать в прописку!

– Какая штука?

– А вот какая. Не хотят ли они отжилить наш багаж, наши вещи? Мы уйдем из номера, вещи наши оставим, вернемся, а они нам скажут: да вы у нас в гостинице не прописаны, стало быть, вовсе и не останавливались и никаких ваших вещей у нас нет.

– Да что ты! Выдумаешь тоже…

– Отчего же они паспорт не взяли в прописку? Паспорт в гостиницах прежде всего. Нет, я внизу во что бы ни стало всучу его хозяйке. Паспорт прописан, так всякому спокойнее. Ты сейчас и в полицию жаловаться можешь, и всякая штука…

Глафира Семеновна между тем напилась уже кофею и переодевалась.

– Ты смотри, Глаша, все самое лучшее на себя надевай, – говорил Николай Иванович жене. – Здесь, брат, Париж, здесь первые модницы, первые франтихи, отсюда моды-то к нам идут, так уж надо не ударить в грязь лицом. А то что за радость, за кухарку какую-нибудь примут! Паспорта нашего не взяли, стало быть, не знают, что мы купцы. Да здесь, я думаю, и кухарки-то по последней моде одеты ходят.

– Да ведь мы на выставку сейчас пойдем… Вот ежели бы в театр… – пробовала возразить Глафира Семеновна.

– Так на выставке-то, по всем вероятиям, все как разряжены! Ведь выставка, а не что другое. Нет, уж ты новое шелковое платье надень, бархатное пальто, визитную шляпку, и бриллиантовую брошку, и бриллиантовые браслетки.

– Зачем же это?

– Надевай, тебе говорят, а то за кухарку примут. В модный город, откуда всякие наряды идут, приехали, да вдруг в тряпки одеться! Все лучшее надень. А главное, бриллианты. Да и спокойнее оно будет, ежели бриллианты-то на себе. А то вон видишь, паспорта даже в прописку не взяли, так как тут бриллианты-то в номере оставлять! У тебя бриллиантов с собой больше чем на четыре тысячи.

– Вот разве только из-за этого…

– Надевай, надевай… Я дело говорю.

Через четверть часа Глафира Семеновна оделась.

– Ну, вот так хорошо. Теперь никто не скажет, что кухарка, – сказал Николай Иванович. – Вот и я бриллиантовый перстень на палец надену. Совсем готова?

– Совсем. На выставку поедем?

– Конечно же, прямо на выставку. Как выставка-то по-французски? Как извозчика-то нанимать?

– Алекспозицион[216]216
   На выставку.


[Закрыть]
.

– Алекспозицион, алекспозицион… Ну тронемся…

Николай Иванович и Глафира Семеновна сошли с лестницы. Внизу Николай Иванович опять всячески старался всучить свой паспорт в прописку, обращаясь уже на этот раз к хозяину и хозяйке гостиницы, но те также наотрез отказались взять: «Се n’est pas nécessaire, monsieur»[217]217
   Это необязательно, месье.


[Закрыть]
.

– Нет, уж ты что ни говори, а тут какая-нибудь штука да есть, что они паспорта от нас не берут! – сказал Николай Иванович жене, выходя из подъезда на улицу, и прибавил: – Нужно держать ухо востро.

XXVI

– Батюшки! Да тут и извозчиков нет. Вот в какую улицу мы заехали, – сказал Николай Иванович жене, когда они вышли из подъезда гостиницы. – Как теперь на выставку-то попасть?

– Язык до Киева доведет, – отвечала храбро Глафира Семеновна.

– Ты по-французски-то тоже одни комнатные слова знаешь или и другие?

– По-французски я и другие слова знаю.

– Да знаешь ли уличные-то слова? Вот мы теперь на улице, так ведь уличные слова понадобятся.

– Еще бы не знать! По-французски нас настоящая француженка учила.

Николай Иванович остановился и сказал:

– Послушай Глаша, может быть, мы на выставку-то вовсе не в ту сторону идем. Мы вышли направо из подъезда, а может быть, надо налево.

– Да ведь мы только до извозчика идем, а уж тот довезет.

– Все-таки лучше спросить. Вон над лавкой красная железная перчатка висит, и у дверей, должно быть, хозяин-перчаточник с трубкой в зубах стоит – его и спроси.

Напротив через узенькую улицу, около дверей в невзрачную перчаточную лавку, стоял в одной жилетке, в гарусных туфлях и в синей ермолке[218]218
  Ермолка – здесь: небольшой головной убор без полей, который обычно носили дома в зимнее время.


[Закрыть]
с кисточкой пожилой человек с усами и бакенбардами и курил трубку. Супруги перешли улицу и подошли к нему.

– Пардон, монсье… – обратилась к нему Глафира Семеновна. – Алекспозицион – а друа у а гош?[219]219
   На выставку направо или налево?


[Закрыть]

Француз очень любезно стал объяснять дорогу, сопровождая свои объяснения жестами. Оказалось, что супруги не в ту сторону шли, и пришлось обернуться назад. Вышли на перекресток улиц и опять остановились.

– Кажется, что перчаточник сказал, что направо, – пробормотала Глафира Семеновна.

– Бог его ведает. Я ничего не понял. Стрекотал, как сорока, – отвечали муж. – Спроси.

На углу была посудная лавка. В окнах виднелись стеклянные стаканы, рюмки. На стуле около лавки сидела старуха в красном шерстяном чепце и вязала чулок. Опять расспросы. Старуха показала налево и прибавила:

– C’est bien loin d’ici, madame. Il faut prendre l’omnibus…[220]220
   Это очень далеко, мадам, надо сесть в омнибус.


[Закрыть]

Взяли налево, прошли улицу и очутились опять на перекрестке другой улицы. Эта улица была уже многолюдная; сновало множество народа, ехали экипажи, ломовые телеги, запряженные парой, тащились громадные омнибусы, переполненные пестрой публикой, хлопали, как хлопушки, бичи кучеров. Магазины уже блистали большими зеркальными стеклами.

– Rue La Fayette… – прочла надпись на углу Глафира Семеновна и прибавила: – Эта улица зовется рю Лафайет. Я помню, что я что-то читала в одном романе про рю Лафайет. Эта улица мне знакома. Однако надо же взять извозчика. Вон порожний извозчик в белой шляпе и красном жилете едет. Николай Иваныч, крикни его! Мне неловко кричать. Я дама.

– Извозчик! – закричал Николай Иванович.

– Да что ж ты по-русски-то. Надо по-французски.

– Тьфу ты пропасть! Совсем забыл, что здесь по-русски не понимают. Как извозчик-то по-французски?

– Коше.

– Да так ли? Кажется, это ругательное слово? Кажется, коше – свинья.

– Свинья – кошон, а извозчик – коше.

– Вот язык-то… Коше – извозчик, кошон – свинья!.. Долго ли тут перепутаться!

– Да кричи же, Николай Иваныч!

– Эй, коше! Мусье коше!

– Ну вот, пока ты собирался, его уже взяли. Вон какой-то мужчина садится в коляску. Так здесь нельзя… И что это у тебя за рассуждения! Еще едет, еще едет извозчик. Кричи.

– Коше! – крикнул опять Николай Иванович и махнул ему зонтиком, но извозчик сам махнул ему бичом и отвернулся. – Не едет. Должно быть, занят.

Опять перекресток.

– Рю Лаффит… – прочитала Глафира Семеновна и прибавила: – Рю Лаффит мне по роману знакома. Рю Лаффит я отлично помню. Батюшки! Да ведь в рю Лаффит Анжелика приходила на свидание к Гастону, и здесь Гастон ранил Жерома кинжалом[221]221
  Да ведь в рю Лаффит Анжелика приходила на свидание к Гастону, и здесь Гастон ранил Жерома кинжалом. – Здесь и далее отсылки к бульварным романам, о которых говорит героиня, не установлены. Возможно, они вымышлены Лейкиным, который иронизирует над расхожими сюжетами.


[Закрыть]
, – воскликнула она.

– Какая Анжелика? Какой такой Гастон? – спросил Николай Иванович.

– Ты не знаешь… Это в романе… Но я-то очень хорошо помню. Так, так… Еще угольщик Жак Видаль устроил ему после этого засаду на лестнице. Ну вот извозчик! Кричи! Кричи!

– Коше! Коше!..

Извозчик, которого кричали, отрицательно покачал головой и поехал далее.

– Что за черт! Не везут! Ведь эдак, пожалуй, пехтурой придется идти, – сказал Николай Иванович.

– Пешком невозможно. Давеча француженка сказала, что выставка очень далеко, – отвечала Глафира Семеновна. – Вот еще извозчик на углу стоит. Коше! – обратилась она к нему сама. – Алекспозицион?

Извозчик сделал пригласительный жест, указывая на коляску.

– Не садись так, не садись без ряды[222]222
  Ряда — уговор.


[Закрыть]
… – остановил Николай Иванович жену, влезавшую уже было в экипаж. – Надо поторговаться. А то опять черт знает сколько сдерут. Коше! Комбиен алекспозицион?[223]223
   Сколько на выставку?


[Закрыть]
– спросил он.

Извозчик улыбнулся, полез в жилетный карман, вынул оттуда печатный лист и протянул его Николаю Ивановичу, прибавив, кивая на экипаж:

– Prenez place seulement[224]224
   Прошу садиться.


[Закрыть]
.

– Что ты мне бумагу-то суешь! Ты мне скажи: комбьен алекспозицион?

– Vous verrez là, monsieur, c’est écrit[225]225
   Вы увидите там, месье, там написано.


[Закрыть]
.

– Глаша! Что он говорит?

– Он говорит, что на листе написано, сколько стоит до выставки. Садись же… Должно быть, в листке такса.

– Не желаю я так садиться. Отчего ж когда извозчик вез нас в гостиницу, то не совал никакой таксы? Алекспозицион – ен франк. Четвертак…

– Oh, non, monsieur, – отрицательно покачал головой извозчик и отвернулся.

– Да садись же, Николай Иваныч, а то без извозчика останемся, – протестовала Глафира Семеновна и вскочила в экипаж.

– Глаша! Нельзя же не торговавшись. Сдерут.

– Садись, садись.

Николай Иванович, все еще ворча, поместился тоже в экипаже. Извозчик не ехал. Он обернулся к ним и сказал:

– Un franc et cinquante centimes et encore pour boire…

– Алле, алле… – махнула ему Глафира Семеновна. – Франк и пятьдесят сантимов просит и чтоб ему на чай дать, – объяснила она мужу. – Алле, алле, коше… Алекспозицион.

– Quelle porte, madame?[226]226
   К которому входу?


[Закрыть]
– спрашивал извозчик, все еще не трогаясь.

– Вот уж теперь решительно ничего не понимаю. Алле, алле! Алекспозицион. Пур буар – вуй… Алле[227]227
   Пошел, пошел, извозчик. На чай – да… Пошел.


[Закрыть]
.

Извозчик улыбнулся, слегка тронул лошадь бичом, и экипаж поплелся.

XXVII

Через пять минут извозчик обернулся к сидевшим в экипаже супругам и сказал:

– Vous êtes etrangers, monsieur? N’est ce pas?[228]228
   Вы иностранцы, месье? Не правда ли?


[Закрыть]

– Глаша! Что он говорит? – отнесся к супруге Николай Иванович.

– Да кто ж его знает! Не понимаю.

– Да ведь это же уличные слова, а про уличные слова ты хвасталась, что знаешь отлично.

– Уличных слов много. Да наконец, может быть, это и не уличные.

– Etes-vous russe, monsieur, anglais, espagnol?[229]229
   Вы русский, англичанин, испанец?


[Закрыть]

– Рюсс, рюсс, – отвечала Глафира Семеновна и перевела мужу: – Спрашивает, русские мы или англичане.

– Рюсс, брат, рюсс, – прибавил Николай Иванович. – Да погоняй хорошенько. Что, брат, словно по клювку едешь. Погоняй. На тэ или, как там у вас, на кофе получишь. Мы, рюсс, любим только поторговаться, а когда нас разуважат, мы за деньгами не постоим.

– Ну с какой стати ты все это бормочешь? Ведь он все равно по-русски ничего не понимает, – сказала Глафира Семеновна.

– А ты переведи.

– Алле… Алле вит. Ну донон пур буар. Бьен донон.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 4.7 Оценок: 9

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации