Текст книги "Похождения бравых инопланетян в России"

Глава 5
Геннадий Гор

В начале 1960-х гг. Гор обратился к научной фантастике, которая тогда переживала настоящий взлёт. Быстро найдя свой особый стиль и круг тем, Гор в основном придерживался жанровых конвенций, ничего не имея против причисления себя к «научным фантастам». Его произведения этого периода представляют собой характерный пример «мягкой» (гуманитарной) фантастики, затрагивающей «вечные темы» литературы: человек и Время, творец и его искусство, поиски истины и определение своего места в мироздании.

Первой фантастической публикацией писателя стала повесть «Докучливый собеседник» (1961). Выдержки из дневника космического пришельца, застрявшего на доисторической Земле, позволяют автору столкнуть представителей различных исторических эпох и наблюдать психологическую ломку основных понятий и критериев; реальный слой повествования соединяется с утопическим и с романом о романе.

В повести «Странник и время» (1962) традиционный научно-фантастический мотив «спящий просыпается», вопреки традиции советской фантастики, не влечёт за собой экскурсии по коммунистической утопии. В ней, как и в повести «Уэра» (1964, позднее издавалась под названием «Скиталец Ларвеф»), картины далёкого будущего нужны автору, прежде всего, для исследования духовного мира наших потомков. В рассказе «Ольга Неу» (1965) и повести «Кумби» (1963) обсуждаются проблемы бессмертия и продления памяти человека. В сознании героя повести «Электронный Мельмот» (1964) сосуществует бессмертная искусственная личность, синтезированная в машине. Тесное переплетение реальности и фантастики, различных эпох и соответствующих им психологий составляет фон таких повестей Гора, как «Минотавр» (1967) и «Синее окно Феокрита» (1968).

Несмотря на присутствие привычного для научной фантастики антуража (путешествия во времени и пространстве, думающие роботы, космические путешествия, достижение бессмертия), в критике не раз подчёркивалась принципиальная неизменяемость его творчества, вариативность сквозных тем.

Важное место в фантастическом творчестве Гора занимает тема художника и его творения, создания творцом новой реальности, а также различных философских парадоксов, связанных с взаимодействием её с реальностью «старой». Герой рассказа «Великий актер Джонс» (1966), «перевоплотившийся» в личность Эдгара По, посещает Санкт-Петербург XIX века. Главный герой повести «Геометрический лес» (1973) – художник – написал картину «Лес», через которую он может попадать в иное измерение. По проблематике эта повесть связана с ранним творчеством писателя (противопоставление поэзии творчества и бездуховности). Фантастика и реальность здесь взаимопроницаемы, они объединены логикой искусства. Гор ставит под сомнение формы современной цивилизации, утратившей представление о поэтических началах жизни. Аналогичные темы подняты в повести «Имя» (1968) и рассказах – «Художник Вайс» (1966), «Сад» (1968).

Постепенно писатель отказывается от мотивировок, связанных с той или иной научной гипотезой. Чудесное, фантастическое становится основным сюжетообразующим принципом в творчестве Гора. Логика мифа господствует в романе «Изваяние» (1971). Роман построен как путешествие героя во времени, действие переносится из белогвардейской тюрьмы в далёкое будущее, затем в Ленинград 1930-х. Разрозненные сюжетные линии сводятся в единый центр благодаря фантастическому образу Офелии, способной превращаться в картину, в музу, в изваяние. Офелия – это метафора, соединяющая человека с природой и искусством. В романе «Изваяние» ярко проявились черты, характерные для философской фантастики Гора: глобальность проблематики, стремление интегрировать в единой системе современные научные достижения, философские и художественные представления, постановка острых моральных и социальных проблем.

Тема живописи служит объединяющим началом для повестей «Деревянная квитанция», «Картины», «Рисунок Дароткана» (1972). В повести «Пять углов» (1977) художник Петров-Водкин сопоставляется с писателем, в образе которого проявляются черты автора, ставится проблема взаимосвязи между стилем и биографией художника.

Отличительной чертой позднего творчества Гора становится автобиографизм. В 1970-е Гор пишет литературно-критические эссе о творчестве Зощенко, Пришвина, Грина, публикует яркие и живые воспоминания о литературной и художественной жизни Ленинграда 1920-х.

С 1967 по 1980 годы писатель входил в редколлегию журнала «Нева», много работал с молодыми авторами. Тексты Геннадия Гора переведены на английский, болгарский, венгерский, грузинский, китайский, корейский, монгольский, немецкий, польский, румынский, сербско-хорватский, словацкий, французский, чешский, японский языки.

* * *

Однажды на Невском проспекте Геннадий Гор встретил красивую девушку, и та предложила ему материалы для новых книг. Для этой цели они пришли в редакцию журнала «Нева». Она вставила кассету в магнитофон и включила запись. Поскольку Гор в эти дни обдумывал план будущей книги, то его заинтересовали эти материалы. Он взял кассету у девушки и поблагодарил от души. Потом он использовал содержание кассеты в книгах «Изваяние» и «Геометрический лес».

1

«Есть такие книги, прочитав которые недоумённо спрашиваешь сам себя – а что это было? О чём это? Только не подумайте, что повесть «Докучливый собеседник» тоже представляет собой нечто подобное. Но, тем не менее, действия в книге как такового практически нет. Есть ситуация, в данном случае – палеоконтакт, которая разыгрывается с разных ракурсов. Как и в других произведениях Геннадия Гора, тут мы видим неторопливую философичность, размышления над вечными вопросами. И всё это читать не скучно. Есть какой-то неповторимый, добрый шарм у советской фантастики 1960-х.

Что есть человеческая личность? Геннадий Гор пишет о том, что личность не появляется на пустом месте, она – продукт и результат многотысячелетнего развития человеческого общества, взращена она также на основе природной среды, окружающей человека. Потому вопрос с личностью у машины как бы отпадает сам собой. Несмотря на такую установку, робот, которого автор и нарёк «Докучливым собеседником», всё-таки выглядит очень близким к субъекту, обладающему личностью. Его разработчик, антагонист главного героя, наделил своё творение собственными чертами и снабдил способностью вечно оппонировать Путешественнику-космонавту. По задумке это делалось ради того, чтобы тому не было одиноко во время полёта. Или робот, которому «сбрасывают» воспоминания и впечатления – по описанию очень близок к копии личности рецепиента (на момент копирования).

Тем не менее, между строк чувствуется некий скепсис Гора к научно-техническому прогрессу. Это видно по эпизоду, когда дядя жены Путешественника находит разумную цивилизацию на далёкой планете. Интересно также то, что коммунистическая, по всей видимости, цивилизация, породившая Путешественника, построила разные умные машины, развила кибернетику до невообразимых размеров. Вся физическая и рутинная мыслительная деятельность переложена на машины, однако мышление как таковое осталось за человеком. Машина «умнее человека» построена не была, человек не деградировал, а только ещё дальше ушёл по пути познания.

Если машина не может мыслить, не может стать личностью, то как быть с душевнобольным? Радость переоткрытия обыденных вещей в их целостном облике человеком, столь долго пребывающем в душевной спячке, поистине огромна. Как тут не взяться за кисточку и краски, когда феномен вещи, дотоле не видимой за пеленой сна, переполняет душу?

Как быть с представителем первобытной орды? Казалось бы, дикарь недалеко ушёл от жизни животных на лоне природы и по её незыблемым законам, однако в этих живых глазах под грубым низким лбом уже засветился свет любопытства и осознания.

Что же, если вам не чуждо осмысление философского текста – можете приниматься за чтение повести».

2

«Если попытаться выделить некий «золотой век», расцвет советской НФ, то это будет, я думаю, всего каких-то 15 лет, начиная годом выхода «Туманности Андромеды» и кончая годом смерти её автора. Конечно, была фантастика и до, и после этого периода, но если брать общий количественный и качественный состав произведений, то 60-е годы 20-го века вне конкуренции. Тому есть объективные причины в науке и в обществе, но это отдельная тема. В это время к фантастике обратились и многие «нефантасты», в том числе и Г. Гор. В «Докучливом собеседнике» можно даже усмотреть тему ефремовских «Звездных кораблей» – посещение Земли в далеком прошлом жителями иных миров.

Повесть «Докучливый собеседник» – первое фантастическое произведение Гора и, во многом, наиболее интересное. Хотя с чисто литературной точки зрения здесь, кажется, есть к чему придраться. Нетривиальные философские рассуждения перемежаются не всегда органично с бытовыми зарисовками коммунальных квартир и т. п. С другой стороны, этот быт придает повествованию и своеобразный колорит эпохи. В повести довольно много персонажей, выбранных как бы случайно. Между ними не всегда прослеживается четкая логическая «внутрироманная» логика. (Последующие фантастические произведения Гора крупной формы сюжетно более «складные».) Вероятно, чтобы придать этим персонажам большую живость, автор намеренно заострил их как положительные, так и отрицательные черты. Иногда это даже производит впечатление чуть ли не гротеска, хотя и достаточно безобидного. Большая часть персонажей повести – ученые, и их образы идеализированы. Однако они гораздо более достоверны, чем ученые в книгах, например, А. Казанцева. Те, кто читал многие произведения Гора, могут заметить, что описания природы у него, сами по себе оригинальные, довольно однообразны. «Синь» и «оленья важенка» начинают приедаться со временем. Но опять-таки, у многих писателей есть свой «конёк», которым они спешат поделиться с читателем при каждом удобном случае, у Набокова – бабочки, у Гора – этнография Севера.

И все же эта повесть читается с большим интересом и неоднократно. Причина в том, что в ней исследуются главные вопросы науки и философии: что такое память и личность, как связаны память и эмоции, можно ли создать «искусственную личность» и т. д. Сейчас, по прошествии многих десятилетий после написания повести, сама постановка подобных вопросов может показаться то ли архаичной, то ли упрощенной. Но суть в том, что исчерпывающих ответов пока нет и, вероятно, быть не может. И совершенно очевидно также, что данный текст написан умным, глубоко и тонко чувствующим человеком. (А каждый ли печатающийся автор таков?) Именно поэтому повесть «Докучливый собеседник», да и вообще всё творчество Г. Гора можно смело и настоятельно рекомендовать всем, кто ценит в литературе «приключения мысли» больше, может быть, чем всё остальное».

Автор – terrry, 2 ноября 2020 г.

Источник: https://fantlab.ru/work85318

«В свое время, рассуждая об НФ-литературе для детей, А.Ф. Бритиков писал: «.. с читателями старшего школьного возраста, подростками, дело обстоит совсем иначе. Ибо, как показывает опыт, за исключением отдельных, особенно сложных по языку, стилистике, идейно-философской тематике произведений (скажем, роман Г. Гора «Изваяние»), практически весь объем современной НФ доступен их восприятию». Именно это замечание об особенной сложности и привлекло мое внимание к данному произведению Г. Гора.

Уже само название романа звучит, на мой взгляд, символично и немного загадочно. В самом деле, поначалу непросто, кажется, вчитаться в этот текст, который я назвал бы симбиозом иронической сказки и философских рассуждений об искусстве. Он полон литературных аллюзий и реминисценций, а также того, что называется тонким психологизмом, усложненной метафоричностью и парадоксальностью. Вероятно, именно это богатство (ненавязчивое) языка и нетривиальность фантастических образов («люди-знаки», «люди-книги») определяют самобытную ценность романа. Пожалуй, эта книга и впрямь не детская, но, как оказывается, читается текст очень легко. После третьей страницы от романа уже трудно оторваться. Повествование проникнуто сюрреализмом и балансирует, порой, на грани легкой фантасмагории. Чем-то «Изваяние» напомнило мне фильм Т. Гиллиама «Двенадцать обезьян». То ли действительно это описание фантастических, чудесных событий, то ли речь идет о редком психическом феномене героев.

Сюжет романа не особенно богат событиями как таковыми. Поэтому трудности возникают при попытке ответить на вопрос, чему конкретно посвящен этот роман. Искусству, науке, философии… Взаимоотношениям материальной и духовной реальностей, может быть? Автор, несомненно, большой эрудит. «Изваяние» имеет, на мой взгляд, черты эссеистики и тем перекликается с прозой Борхеса. Можно сказать, что в центре внимания Г. Гора (как и Борхеса) находится феномен культуры, как, своего рода, вневременного (надысторического) объекта познания и чувства. Хотя чисто художественная стилистика этих писателей, конечно, совершенно различна, их обоих объединяет несколько надмирный (философский) взгляд на вещи. Тот же Бритиков называл Гора самым «чистым» философом среди фантастов. При этом Гор как-то особенно доверителен с читателем. Я получал удовольствие, встречая такие, например, грустно-иронические пассажи: «Рассказывая мне о своей гносеологической ненасытности, о своем временно-пространственном голоде, он не подозревал, что его собеседник уже нырял в глубины этой самой бездонной Вселенной и возвратился на Землю, хоть и переполненный пространством и временем, но отнюдь не познавший счастья – ни относительного, ни абсолютного. Да и что такое счастье? Островок, где царят уют и покой. Слащавое мещанское словечко, заимствованное из лексикона тех, кто не подозревает, что человеческие желания так же бесконечны и бездонны, как Вселенная». Или: «Она ему подарила чуть ли не целый мир, а он ей шоколадный торт. И не было ли это все символом алогизма обыденной жизни, где бытовые предметы и незначительные поступки купаются в бесконечности Вселенной рядом со звездами и галактиками?» Подобно талантливому живописцу, который вглядывается в жизнь и переносит её на холст одному ему свойственным сочетанием красок, автор «Изваяния» излагает свои рефлексии по поводу вечных вопросов в глубоко индивидуальной манере. Здесь уже приходит на ум аналогия с другим фильмом – «Зеркало» А. Тарковского. И так же, как фильмы Тарковского, роман «Изваяние» создает слегка тревожное настроение, атмосферу. И ещё, ясно чувствуется любовь автора к Петербургу-Петрограду-Ленинграду. В текст даже включены строки из очень «петербургского» стихотворения А. Блока «Незнакомка». Да и весь строй этого, прочитываемого на одном дыхании, романа подобен поэме. Главки, носящие название «Записки Николая Фаустова», написаны просто великолепно.

Некоторые писатели, говорят, пишут книги, которые они сами хотели бы прочитать. Можно, наверное, сделать и «обратное» утверждение в отношении читателей. Так, если бы я сам занимался сочинительством, то, думаю, хотел бы написать нечто подобное «Изваянию». Этот роман имеет черты, свойственные лучшим образцам советской фантастики: оригинальность и глубина идей, гуманизм, внимание к внутреннему миру человека, прекрасный русский язык. Данное произведение, безусловно, талантливо (а я, к слову, на данный момент только второй человек, который ставит ему оценку на сайте), и рекомендуется всем ценителям философско-интеллектуально-лирической прозы».

Автор – terrry.

«Я часто думал об особенной и как-то ускользающей от четкого определения черте творчества Г. Гора и вдруг понял, что её можно назвать одним словом – «доброта». Да, именно этим словом, которое кажется каким-то даже неуместным в нашем, как выразился один болгарский фантаст, мозаичном мире, в котором всё на продажу и у каждого своя цена, можно во многом охарактеризовать прозу Гора. Под «добротой» я подразумеваю полное отсутствие агрессии и агрессивности в его историях, как явной, так и скрытой, подспудной, направленность на лучшие человеческие качества, «светлый лиризм». Пожалуй, такая творческая установка присуща и в целом советской НФ. Но наиболее отчетливо, на мой взгляд, она заметна в творчестве Г. Гора и В. Шефнера. Этих писателей роднит и примерно одно поколение, и любовь к Санкт-Петербургу.

Известно, что Шефнер рассматривал будущее НФ в её слиянии со сказкой. И в самом деле, шефнеровские «НФ сказки», очевидно, следуют именно этому принципу. И ту же точку зрения, как мне кажется, разделял в своём фантастическом творчестве и Гор. Однако при общем сходстве, в творческих манерах этих писателей, конечно, много разного. Произведения Шефнера всегда глубоко драматичны. У Гора же, как правило, несколько отстраненный, «философский» взгляд на ситуацию, которую он описывает. (А. Ф. Бритиков называл его самым большим философом среди советских фантастов.) Может быть, поэтому он никогда не был т. н. популярным писателем. Он словно проводит мысленный эксперимент с целью прояснить, развить, смоделировать некоторые свои идеи, раздумья. И потому его герои не вполне «реалистичны», и, в общем-то, похожи друг на друга. Это и не удивительно, поскольку в произведении они призваны играть, если так можно выразиться, служебную роль. Можно сказать, что не они, герои книг, творят фантастическую реальность, но их художественные образы раскрываются через фантастические (и не только) идеи автора. (Опять же на эту особенность НФ литературы указывал А. Ф. Бритиков.) При этом, однако, благодаря авторскому таланту, художественное и эмоциональное воздействие на читателя произведений Гора оказывается очень высоким.

Что касается повести «Странник и время», то она также «насквозь философична», рефлексивна и далека от остросюжетности. В ней мы находим типичную для Гора тему – связь человеческих поколений, стремление заглянуть в будущее и увидеть ростки этого будущего в настоящем и в прошлом. Это ещё один аспект «реки времени», иначе показанный И. Ефремовым. Поэтому во многих и лучших произведениях Гора («Изваяние», «Скиталец Ларвеф», «Синее окно Феокрита») используется приём т. н. «хронооперы». Образ Цапкиной в этой повести, как будто эпизодический, странен и загадочен. Интересная роль досталась в «Страннике» инопланетянину Бому. Конечно, он – не попытка изобразить наших возможных братьев по разуму, но попытка представить «взгляд со стороны» на человека и человечество и увидеть этим взглядом что-то для нас ценное, важное. То, что всегда интересовало писателя Геннадия Гора».

Автор – terrry.

Источник: https://fantlab.ru/work69596

«Вот чего у Геннадия Гора не отнять, так это умения писать непохоже ни на кого другого. Его авторство всегда бросается в глаза чуть ли ни с первой страницы любого произведения. В лучших вещах автора создаваемая им удивительная смесь поэтически-возвышенного и обыденно-бытового дает такой удивительный эффект, что от написанного просто трудно оторваться.

Вот и в «Мальчике», пожалуй, самом известном фантастическом произведении Гора, нет, казалось бы, ничего особенного, такого, что могло бы привлечь внимание читателя: насколько страниц о многолетнем полете на космическом корабле, преломленных через призму эмоционального восприятия подростка, родившегося уже в пути, да рассказ о кусочке жизни одноклассников обычной ленинградской школы. Но вот написано об этом так здорово, страницы, посвященные космическому полету так поэтичны, а страницы, посвященные ребятам-школьникам, содержат такой тонко-интригующий налет тайны, что читается эта небольшая повесть просто «на ура». Да и язык автора совсем не плох, как-то по-староленинградски интеллигентен…

И ещё. Произведения Геннадия Гора, кроме всего прочего, обладают еще одним удивительным свойством – они абсолютно инвариантны во времени. И полвека назад, и сегодня, и еще через полвека впечатление, производимое его книгами на читателя, было, есть и будет совершенно одинаковым. В них нет абсолютно ничего такого, что могло бы устаревать или меняться со временем…»

Автор: amak2508, 17 августа 2016 г.

Глава 6
Александр Колпаков

1

«Косная материя», «энтропия», «чудовищный» – этот набор слов вам ничего не напоминает? Уверен, что да, очень даже напоминает «Туманность Андромеды» И. А. Ефремова – так? Но нет, все эти слова найдены мной в рассказе Александра Колпакова «Альфа Эридана», а знаменитый ефремовский роман тут ни при чем. Или все-таки связь имеется? Я почти уверен, что да: в рассказе можно без труда узнать некоторые события из первых глав «Туманности Андромеды», отдельные детали оттуда же и характерные для творчества Ефремова слова и выражения.

Первое сюжетное связующее звено – неожиданная встреча звездолёта с массивным несветящимся гравитирующим объектом. У Ефремова это была железная звезда, здесь – остывший белый карлик. В обоих случаях борьба с гравитацией этого объекта поглощает большую часть энергии корабля. Как результат, в «Туманности Андромеды», если помните, «Тантра» садится на планету около железной звезды, где два члена экипажа оказываются пораженными парализующими разрядами местной фауны – «медуз» и «крестов». У Колпакова тоже происходит нечто подобное, только не после борьбы с белым карликом, а задолго до неё: на одной из планет Альфы Эридана все члены экипажа, кроме главного героя, Ивана Руссова, попадают под электрический удар какого-то местного ящероподобного создания. В «Туманности Андромеды» астронавигатор Низа Крит проводит в бессознательном состоянии весь оставшийся путь до Земли, а начальник экспедиции приходит к ее «саркофагу» в трудные минуты; точно так же в «Альфе Эридана» Руссов вглядывается в анабиозную капсулу, где находится его подруга Светлана Сергеева.

Это главные точки соприкосновения двух произведений, а есть и другие, помельче. Звездолет «Паллада» у Колпакова кажется почти целиком списанным с ефремовской «Тантры»: после посадки он принимает горизонтальное положение, а для взлёта вновь встаёт вертикально; на корпусе имеется загадочный «гребень приемника равновесия», а в выходном шлюзе применяется «выдувающий» воздушный заслон; упоминаются «приборы охраны электронных связей»; работа контрольных приборов сопровождается звуками переменной тональности; наконец, в рубке управления находится особый экран, с помощью которого можно непосредственно наблюдать за работой реактора и ускорителя частиц главных двигателей.

А вот чего Колпаков совершенно не перенял у Ефремова – так это обдуманности действий экипажа и начальника экспедиции. В «Туманности Андромеды» «Тантра» перед посадкой на неизвестную планету долго проводит её фотосъёмку и радиолокацию, сбрасывает зонды-телепередатчики. Здесь же всё куда как просто: сели на первое попавшееся место, выгрузили вездеход, поехали в лес и на берег моря. Можно подумать, что исследование планеты к этому и сводилось: поездить немного по красивым местам, пофотографировать пейзажи, набрать цветочков и камушков – и домой. А попадется эффектный ящер – выпалить в него лазером, чтобы расшевелить. Не астронавты-ученые, а какие-то школьники в походе, честное слово…

Наконец, сама научно-фантастическая основа рассказа на поверку оказывается лишённой даже элементарной логики. Описанные в рассказе межзвёздные корабли классифицируются по степени асимптотического приближения их скорости к скорости света – каждое следующее поколение прибавляет ещё одну «девятку после нуля». Для звездолётов класса «шесть девяток» (т. е. развивающих 0,999999 скорости света) указан порядок замедления времени: примерно в тысячу раз. Однако при этом, когда Руссов стартует на корабле следующего поколения «семь девяток», по приведённым числам (пятьдесят четыре дня по собственному времени корабля и около семидесяти лет на Земле) можно высчитать, что время замедлилось здесь даже меньше, чем для звездолётов предыдущего класса: менее чем в пятьсот раз. А еще непонятнее первая экспедиция Руссова: упоминается, что по локальному времени корабля прошло двадцать лет, а на Земле – пять тысяч. Двести пятьдесят раз, порядок величины тот же самый, а ведь темпы замедления времени при приближении к скорости света растут экспоненциально. Что же, «Циолковский» XXI века мог соперничать по скорости с новейшими кораблями восьмого тысячелетия? И он располагал настолько большим запасом горючего и припасов, что Руссов смог прямо по ходу полёта изменить программу экспедиции и вместо планировавшихся четырёх световых лет от Земли забраться аж за две тысячи восемьсот? Согласитесь, что такое больше под стать какой-нибудь простенькой космоопере, где герои свободно мотаются от одной звезды к другой, а при случае не прочь слетать и в соседнюю галактику.

Насколько авторский замысел далёк от научной истины, можно убедиться путём расчётов. Если допустить, что древний «Циолковский» развивал хотя бы «одну девятку после нуля», по формуле релятивистского замедления времени получим, что за двадцать лет полёта по собственному времени «Циолковского» на Земле прошло бы не больше пятидесяти лет. Пятидесяти, а не пяти тысяч! Основное допущение сюжета, благодаря которому Руссов вернулся на Землю в далёком будущем, оказывается полностью несостоятельным. И я вовсе не считаю себя излишне придирчивым: если уж перед нами явная «твёрдая» фантастика, да ещё и целиком опирающаяся на релятивистские эффекты, то они, эти эффекты, просто обязаны соответствовать научной истине – пусть не идеально, но, во всяком случае, и не с ошибкой на два порядка, как здесь.

Так есть ли у рассказа хоть какие-нибудь достоинства? Пожалуй, одно всё-таки есть – это название, благодаря которому рассказ стал титульным для целого сборника, изданного в 1960 году. Но при этом с лучшими рассказами сборника «Альфа Эридана» совершенно не выдерживает сравнения. Дикая путаница в «твёрдой» научно-фантастической основе, абсолютно невразумительные персонажи (даже сам Руссов), очень поверхностное изложение многих ключевых событий и, наконец, явные заимствования у Ефремова. А слепленный из этих составляющих сюжет сводится к затёртому до дыр: сначала создать себе уйму трудностей, а потом в одиночку героически спасти, превозмочь, победить, преодолеть и т. п. В сборнике есть и другие рассказы на похожие темы, но «Альфа Эридана» – один из худших. В общем, если вам попадет в руки одноименный сборник – читайте там Стругацких, Анфилова, Савченко… ну, а читать титульный рассказ, пожалуй, смысла нет».

Источник: https://fantlab.ru/work74022

2

«Колпакова осуждают за заимствования, за ненаучность, за неразумных героев. Первое – так делают все; второе – это художественная литература, а не научная, Колпаков не был учёным и это не то, почему стоит НЕ читать его произведения, ведь основной смысл вовсе не в научности. Третье – в жизни люди гораздо более неразумные, мало кто в принципе способен поступать разумно, для этого и существуют законы, правила, уставы и т. д.

Рассказ не о героизме, не о дурацких поступках экипажа, а о том, что человек остался ОДИН в трудной ситуации. У повести есть другое название «Один», потому что именно в этом смысл. Да, мне тоже показалось странным, что у экипажа нет даже признаков Устава, по которому они действуют в тех или иных ситуациях (например, не трогают странных зверей на странной планете, пока не изучат всё со стороны). Однако давайте подумаем – может ли быть такое, что в команде обязательно найдется идиот? Ещё бы! И вроде бы Колпаков не защищает этого идиота…

Однако этот сюжетный твист был нужно лишь для того, чтобы поставить героя в трудное положение, дать ему порефлексировать, сделать трудный выбор. Собственно, автор хотел поразмышлять над тем, что может заставить человека жить и что-то делать, когда кажется, что в этом нет уже никакого смысла. Можно ли было придумать другую историю? Может быть, но мне и так всё нравится.

Я люблю читать и прочитала, наверное, пару тысяч произведений, как отечественных, так и зарубежных. И могу сказать одно – даже у именитых авторов полно дурацких сюжетов, заимствований, глупых обоснований и неубедительных мотиваций. Судить легко».

Автор: Tullma, 16 сентября 2022 г.

Источник: https://fantlab.ru/work74022