Текст книги "Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг."

Часть 2
В поединке с ОУН

Небывалый для средней полосы России летний зной вторую неделю не отпускал столицу и истязал москвичей. На выгоревшем добела небе за все время так и не появилось ни облачка, а на землю не пролилось ни капли дождя. Солнце, окутанное сизо-сиреневой пеленой, напоминало собой запылившуюся керосиновую лампу. Под его жгучими лучами к полудню столбик термометра забирался выше 39 градусов, крыши домов раскалялись как сковородки, асфальт начинал плавиться и превращался в студень, листва деревьев пожухла, ветки обвисли и, словно умоляя, тянулись к воде. В эти часы Москва напоминала город-призрак, вся жизнь горожан сосредотачивалась у рек и прудов, на пляжах и под кронами деревьев негде было упасть даже яблоку.

Ближе к вечеру природа, наконец, сжалилась над москвичами. Небосклон на западе затянуло тучами, они быстро набухали и вспыхивали яркими зарницами. Гроза надвигалась на Москву, ее грозным предвестником стал ураганной силы ветер, он ломал вековые деревья, срывал крыши с домов и сметал на мостовые торговые ларьки. В какой-то момент все живое замерло, прошла секунда-другая – и ослепительная вспышка молнии разорвала сгустившуюся ночную мглу, чудовищный по силе раскат грома, казалось, обрушил небеса на землю. Еще не стихли его отголоски, как водопады воды обрушились на истомившуюся по влаге землю, по тротуарам, дорогам хлынули бурные ручьи, Москва-река вскипела. Ливень продолжался около часа и вернул к жизни все живое, в воздухе, наконец, повеяло долгожданной прохладой, в ней смешались запахи листвы и земли. Но она была не в состоянии остудить жар, исходивший от прокаленных знойным солнцем стен мрачной громады Наркомата НКВД, находиться в его кабинетах становилось настоящей пыткой.

Несмотря на позднее время, стрелки часов перевалили за полночь, часть сотрудников наркомата все еще была на месте и продолжала работу. Об этом говорили блеклые полосы света, пробивавшиеся через неплотно задернутые шторы в кабинете начальника 5‐го отдела (приемник ИНО ОГПУ СССР. Советская внешняя разведка. – Примеч. авт.) ГУГБ НКВД СССР Абрама Слуцкого. Несколько минут назад закончилось совещание у нового главы НКВД СССР Генриха (Еноха) Ягоды. На нем обсуждались задачи активизации работы советской разведки по зарубежным антисоветским организациям и в первую очередь по набирающей силу Организации украинских националистов. Ягода потребовал от подчиненных принять все меры и не допустить, чтобы ОУН вплотную сомкнулась со спецслужбами Германии и усилила шпионскую, террористическую и диверсионную деятельность на западных территориях СССР.

Возвратившись в свой кабинет, Слуцкий, не мешкая, приступил к выполнению приказа наркома, вызвал к себе заместителя Сергея Шпигельглаза (оперативный псевдоним Дуглас. – Примеч. авт.) и помощника начальника 5‐го отдела Валерия Горожанина (оперативный псевдоним Гамбург. – Примеч. авт.). Они заняли места за столом заседаний и обратили вопросительные взгляды на Слуцкого. Тот, не выпуская из рук платка, смахивал с лица обильно выступавший пот и, повернувшись к вентилятору, жадными глотками хватал воздух. Это его не спасало, сказывалось больное сердце, одышка все сильнее давала о себе знать. Слуцкий поднялся из кресла, тяжело ступая, прошел к окну и распахнул настежь. Струя свежего воздуха хлестанула по лицу, он подался вперед и задышал в полную грудь, спазмы, сжимавшие сердце, отпустили. Ливень так же внезапно, как начался, прекратился. Слуцкий не стал закрывать окно; гроза, отгремев над Москвой, напоминала о себе блеклыми всполохами над Балашихой, подышав, возвратился на место, опустился в кресло, внимательным взглядом прошелся по подчиненным и задержал на Шпигельглазе. Тот рукой смахнул пот со лба и посетовал:

– Не продохнуть! Скорее бы это пекло закончилось.

– В кабине наркома было еще жарче, Сергей Михайлович. Досталось нам на орехи, – сообщил Слуцкий и пояснил: – Товарищ Ягода, – после многозначительной паузы продолжил: – И товарищ Сталин недовольны нашей работой по немецкой линии. Для этого, товарищи, у них есть все основания. С приходом Гитлера и нацистов к власти не возникает сомнений в том, что Германия снова становится на военные рельсы, и, куда они приведут, мне объяснять вам не надо.

– К нам, Абрам Аронович. Об этом Гитлер недвусмысленно писал еще десять лет назад, в своем программном опусе «Mein Kampf» (Моя борьба. – Примеч. авт.). В нем он прямо указывает направление немецкой экспансии – «Drang nach Оsten» (Натиск на Восток. – Примеч. авт.), – заметил Шпигельглаз.

– Все так, Сергей Михайлович. Поэтому наша первоочередная задача вовремя увидеть конкретные проявления этой угрозы, чтобы своевременно информировать товарища Сталина и партию.

– Все наши резидентуры, в частности берлинская, ориентированы на решение данной задачи.

– Это общие слова, Сергей Михайлович! Нарком требует от нас конкретных данных. В первую очередь это касается состояния экономики Германии! Она становой хребет ее военной промышленности. Что нам о ней на сегодня известно?

– Достаточно, Абрам Аронович. На текущий момент Германия уверенно входит в пятерку ведущих капиталистических экономик. Если говорить о такой статье, как экспорт, то она занимает третье место в мире с 9,7 % и уступает только США с 15,6 % и Великобритании с 10,7 %.

– Получается, Версальский договор (подписан в 1918 г. Фактически акт о капитуляции Германии перед Великобританией, США, Францией и др. их союзниками. Согласно нему Германия была полностью лишена заморских колоний, флота, авиации, тяжелых вооружений, а армия сокращена до 100 тысяч человек, на них возлагались чисто полицейские функции. Одновременно ею выплачивались гигантские контрибуции странам-победительницам. – Примеч. авт.), которым Великобритания, США и Франция, казалось бы, стреножили Германию, оказался фиговым листком! – заключил Слуцкий.

– Все так, Абрам Аронович! Этот европейский хищник им нужен, чтобы натравить на нас. Не прошло и семи лет после капитуляции Германии, как Великобритания и США предоставили ей кредит на полтора миллиарда фунтов стерлингов. За счет них она выплачивала контрибуции и восстанавливала свою экономику.

– Еще более масштабные вливания американцы и британцы сделали в рамках «плана Дауэса» (предложен председателем международного комитета экспертов, созданного при Комиссии по репарациям, в прошлом генералом армии США Чарлзом Дауэсом. План был утвержден 16 августа 1924 г. на международной конференции в Лондоне и вступил в силу 1 сентября того же года. – Примеч. авт.), – напомнил Горожанин.

– И сколько в итоге перепало Германии, Валерий Михайлович? – уточнил Слуцкий.

– По оперативным данным, только за первые пять лет, в основном от США, она получила кредитов на сумму около 21 миллиарда марок. Сколько всего точно, сказать не могу. Банковское дело самое темное дело.

– Это уж точно! – согласился Слуцкий и снова обратился к Шпигельглазу: – Сергей Михайлович, что тебе известно о состоянии тех отраслей экономики, которые работают на армию.

– Абрам Аронович, прежде чем перейти к ним, я бы хотел обратить ваше внимание на несколько важных аспектов. Разрешите начать с них?

– Да, конечно.

– Недавно британцы и американцы сняли с Германии финансовое ярмо. Она полностью освобождена от выплат по репарациям, установленным Версальским договором.

– Мерзавцы! Вскармливают этого пса мирового империализма – Гитлера, чтобы натравить на нас!

– Это еще не все. Когда вы были на совещании у наркома, из лондонской резидентуры поступила важнейшая информация. Она нуждается в дополнительной проверке, но…

– Сергей Михайлович, не томи, говори! – поторопил Слуцкий.

– Резидент Арон Шустер сообщает, что в Лондоне с участием немецкой стороны в глубочайшей тайне прошли консультации по заключению нового англо-германского соглашения.

– И… и что в нем?! – в один голос воскликнули Слуцкий и Горожанин.

– Оно торпедирует основное положение Версальского договора. Согласно этому соглашению Германия получит право иметь флот, составляющий 35 %, а по подводным лодкам – 45 % от английского.

В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Им, прошедшим через испытания Первой мировой и Гражданской войн и сейчас находящимся на самом острие тайной борьбы, было дано первым узнавать о замыслах будущих войн, которые вызревали в тиши кабинетов политиков и банкиров. В последнее время информация, поступавшая в советскую разведку из разных оперативных источников, не оставляла сомнений в том, что с приходом Гитлера к власти вермахт, подобно птице Феникс, восставал из пепла.

По данным берлинской резидентуры, в планах командования вермахта намечалось увеличить число дивизий в два раза до 17, авиационных эскадрилий с 3 до 37, танковых полков с 0 до 4, артиллерийских полков с 7 до 21. Цифры говорили сами за себя, англичане, американцы и французы в лице фашистской Германии вскармливали чудовищного монстра, и Слуцкий снова обратился к Шпигельглазу:

– Сергей Михайлович, ты знаешь Германию как никто другой. Есть ли шанс без войны изменить ситуацию внутри ее в нашу пользу?

Шпигельглаз, тяжело вздохнув, ответил:

– Если только случится чудо.

– Даже так. Неутешительный прогноз.

– Абрам Аронович, я исхожу из реалий. В 1925 году нацистов было всего 17 тысяч, в 1928‐м их стало 100 тысяч, в 1929‐м – 178 тысяч, в 1930‐м – 380 тысяч, в 1931‐м – 800 тысяч, сегодня свыше 2 миллионов.

– Сергей Михайлович, цифры вещь лукавая, тем более, когда фашисты находятся у власти.

– Согласен. Но в основе их лежит нечто большее.

– И что же?

– Раздавленная Версальским договором национальная гордость немцев. Как бы мы ни относились к Черчиллю, но в уме и дальновидности ему не откажешь. Сегодня его прогноз сбывается.

– В чем?

– Черчилль говорил:

«…Германию можно разорить, ее можно обложить неограниченной контрибуцией; она может стать жертвой внутренних распрей – но все это минует через десять или двадцать лет. И тогда снова воспрянет несокрушимая мощь «всех германских племен», вновь запылают неугасимые огни воинственной Пруссии», – продемонстрировал блестящую память Шпигельглаз.

– М-да, этому мерзавцу Гитлеру и его банде в уме и изощренности не откажешь. Они нашли нужную струну в душе немецкого народа, – признал Слуцкий и заявил: – И все-таки шанс, что он не удержится у власти, остается. Рано или поздно националистический дурман, с помощью которого Гитлер дурачит народ, рассеется, и тогда рабочий класс Германии, известный своей сплоченностью, сметет эту коричневую фашистскую накипь!

Шпигельглаз промолчал, а Горожанин покачал головой.

– Валерий Михайлович, у тебя есть сомнения на сей счет? – обратился к нему Слуцкий.

– В ближайшее время рассчитывать на рабочий класс Германии нам не приходится, Абрам Аронович.

– А не спешишь ли ты с выводами, Валерий Михайлович?

– Думаю, что нет, – стоял на своей позиции Горожанин и пояснил: – После провокации фашистов с поджогом рейхстага 27 февраля 1933 года коммунисты лишились не только политических, но и гражданских прав. Чрезвычайный декрет «О защите народа и государства», подписанный 28 февраля рейхспрезидентом Паулем Гинденбургом, фактически поставил их вне закона и окончательно развязал руки нацистам. После выборов в рейхстаг 5 марта они завоевали 288 из 647 мест, но, опираясь на декрет, аннулировали 81 мандат коммунистов. 24 марта 1933 года большинством голосов, 441 за и 91 против, депутаты рейхстага предоставили Гитлеру чрезвычайные полномочия сроком на четыре года.

– Выходит, война! И в арьергарде ее пойдут РОВС и ОУН. Значит, надо ждать усиления шпионажа, диверсий и терактов. Такова логика войны, – заключил Слуцкий.

Шпигельглаз и Горожанин дружно закивали.

– В схватке с РОВС и ОУН, этими цепными псами германских спецслужб, у нас нет другого выбора, как только победить. Этого требуют товарищ Сталин и партия! – был категоричен Слуцкий.

Такая его уверенность имела под собой основания. Перед ним находились лучшие из лучших, для которых не существовало тайн в разведке. За их спинами были суровая школа жизни и несколько десятилетий службы в органах госбезопасности и не просто службы, а непримиримой борьбы с опытными и коварными врагами советской власти. Они, поднявшиеся из народных глубин, благодаря природному уму и настойчивости добились значимых высот в своей области. Путь к этим вершинам им открыла революция. Не будь ее – еврей Горожанин так бы и остался прозябать в самых низах общества, разделенного сословными ограничениями.

В далеком 1791 году власти Российской империи выделили эту тысячелетиями гонимую нацию в специальную категорию, установив для нее т. н. черту постоянной еврейской оседлости. Она определяла границы территорий, за пределами которых евреям запрещалось постоянное жительство. Но и в этих гетто им разрешалось проживать лишь в специально оговорённых городах и «местечках», в их число не входили Санкт-Петербург, Москва и Киев. С течением времени, в период царствования императора Николая I для евреев были сделаны некоторые послабления и то только для купцов 1‐й гильдии. Остальным, что касается Москвы, с 1828 года позволили проживать в специально отведенном для них Глебовском подворье, с правом выхода в город в дневное время (кроме субботы). С 19 января 1879 года евреям дозволили проживать повсеместно, но только тем, кто окончил курс высших учебных заведений, в том числе и медицинских, а также аптекарским помощникам, дантистам, фельдшерам и «изучающим фармакологию, фельдшерское и повивальное искусство». Однако на эту категорию по-прежнему продолжал сохраняться запрет на занятие должностей в государственных органах.

Горожанина, родившегося в семье страхового агента в 1889 году на окраине Российской империи, в небольшом городишке Аккерман Бессарабской губернии, где основную часть населения составляли евреи, и в восемь лет оставшегося полным сиротой, в лучшем случае ждало место приказчика в торговой лавке. Его, как и сотни тысяч других евреев, являвшихся в царской России людьми второго сорта, такая перспектива не устраивала и потому привела на путь революционной борьбы.

В 1912 году Горожанина отчислили с 4‐го курса юридического факультета Новороссийского университета (г. Одесса. – Примеч. авт.) «за участие в революционной деятельности», арестовали и после завершения следствия отправили в ссылку на три года в Вологодскую губернию. После Февральской революции весной 1917 года он вернулся в Одессу и продолжил учёбу в университете. В январе 1918 года добровольцем вступил в ряды Красной армии и сражался против интервентов. Революция пробудила в нем многие таланты, в частности литературный дар.

Острые, проникнутые революционным духом статьи Горожанина часто печатались в газете «Голос революции». Позже эти способности, как и сама его яркая и многогранная личность, привлекли внимание трибуна революции, поэта Владимира Маяковского. Вскоре они сблизились и стали друзьями. Горожанин стал частым посетителем поэтических вечеров, проводившихся Маяковским. В 1927 году во время совместного отпуска в Крыму они написали киносценарий «Инженер д’Арси» («Борьба за нефть») об истории захвата персидской нефти Англией. В том же году Маяковский под впечатлением личности Горожанина посвятил ему стихотворение «Солдаты Дзержинского».

Литературные, артистические способности, а также организаторские таланты позволяли Горожанину добиться больших высот в различных областях, но он всего себя отдал идеалам революции. В трудный час встал на ее защиту, остался в оккупированной Одессе, чтобы вести подпольную борьбу, был схвачен контрразведкой, приговорен к расстрелу и чудом остался жив. Внезапная атака на тюрьму частей Красной армии спасла ему жизнь.

1919 год стал знаковым в его жизни, в тот год он вступил в партию большевиков и поступил на службу в ВЧК, прошел все ступени от следователя по особо важным делам Одесской губернской ЧК и до помощника руководителя советской внешней разведки. В его послужном списке числился ряд блестяще проведенных операций. В ходе одной из них, «Большая войсковая рада», 17 июня 1923 года в результате хитроумной оперативной комбинации удалось выманить из Польши на территорию Украины и затем арестовать генерал-хорунжего, главаря банды украинских националистов Юрия Тютюнника.

В дальнейшем в результате кропотливой работы Горожанина ярый противник советской власти Тютюнник отказался от своих взглядов и выступил в прессе с осуждением деятельности Петлюры и Левицкого (президента УНР. – Примеч. авт.). В частности, он утверждал:

«…они (Петлюра и Левицкий. – Примеч. авт.) торговали землями украинской нации, душами миллионов украинских рабочих и крестьян, торговали, скрываясь, как воры от народного глаза и никого не спрашивали. Они же себя считали призванными освобождать украинский народ. Вот и «освобождали», отдавая Галичину и Волынь с Холмщиной под господство польского магната».

В последующем Тютюнник вышел на свободу и преподавал в Харьковской военной школе красных командиров.

Эти и другие заслуги Горожанина были отмечены 28.12.1927 года орденом Красного Знамени, 20.12.1932 года нагрудным знаком «Почетный работник ВЧК – ГПУ» № 133.

Внешне Горожанин мало походил на классический образ чекиста. По первому впечатлению невысокого роста, с хрупкой фигурой, красиво посаженной головой в шапке густых волнистых волос и мягким голосом, он походил на типичного кабинетного интеллигента. На его открытом, с правильными чертами лице выделялись глаза, в них не было того стального блеска, который можно было наблюдать у многих коллег. Манерой общения, эрудицией в области искусства и речью, в которой отсутствовали командные, жесткие интонации, Горожанин располагал к себе и скорее походил на профессора-гуманитария. Он был своим среди творческой интеллигенции советской Украины, успешно вел среди нее оперативную работу и способствовал росту талантливых писателей и поэтов.

Павла Анатольевича связывали с Горожаниным долгие годы совместной службы и большой дружбы. До конца своей жизни он сохранил о нем теплые воспоминания, которые оставил в биографической книге «Горизонты»:

«…Горожанин принес свой литературный дар в жертву государственной необходимости: он посвятил себя делу борьбы с контрреволюцией. На Украину Горожанин был прислан из Москвы. Именно Феликс Эдмундович Дзержинский, глубоко понимавший, как интеллигентность, вдумчивость, политическое чутье и неказенный подход к человеку нужны в важном деле борьбы с украинской националистической контрреволюцией, выбрал Валерия Михайловича и не ошибся. Горожаниным было сделано очень многое не только для раскрытия преступлений активных антисоветчиков, но и для привлечения на сторону советской власти заблуждавшихся людей.

Горожанин имел большое влияние на украинскую творческую интеллигенцию, с которой всегда общался: многие, кто стоял на распутье, благодаря ему вышли на широкую дорогу жизни и творчества».

Не менее яркой личностью, чем Горожанин, являлся и Сергей Шпигельглаз. Родился он в местечке Мосты Гродненской губернии в семье бухгалтера-еврея. После окончания Варшавского реального училища учился на юридическом факультете МГУ. Свободно владел польским, немецким и французским языками, обладал блестящими математическими способностями. С первого курса принял активное участие в революционном движении, несколько раз подвергался арестам.

В 1917 году с 3‐го курса университета Шпигельглаз был призван в действующую армию, окончил школу прапорщиков в Петрограде и затем служил в 42‐м запасном полку. В той революционной обстановке, напоминавшей кипящий котел, проявились такие его качества, как яркий дар убеждения, поразительное самообладание, способность расчетливо и решительно действовать в сложных ситуациях. В роковые октябрьские дни 1917 года, когда решалась судьба России, он, как и сотни других агитаторов, сумел распропагандировать своих сослуживцев по 42‐му запасному полку и убедить их перейти на сторону большевиков. Эти его качества оказались неоценимыми в будущей разведывательной работе. Ему удавалось склонять к сотрудничеству с органами госбезопасности, казалось бы, самых непримиримых противников советской власти.

В начале 1918 года Шпигельглаз вступил в РКП(б) и в том же году был принят на работу в ВЧК. За время службы в органах госбезопасности, а это двенадцать лет, он провел на нелегальной работе в Монголии, а потом в странах Западной Европы. Высокая эрудиция, свободное владение несколькими языками, находчивость и умение располагать к себе людей позволяли ему чувствовать себя как рыба в воде в любой обстановке и добывать ценнейшую разведывательную информацию. Эти качества и способности Шпигельглаза были по достоинству оценены руководством НКВД, ему поручалась разработка и реализация самых «острых оперативных заданий», связанных с ликвидацией как ярых врагов советской власти, скрывавшихся за границей, так и предателей-перебежчиков из числа бывших коллег. Тот, кто впервые сталкивался с ним, не мог даже подумать, что человек с таким благородным лицом и изысканными манерами мог быть расчетливым и безжалостным палачом, который недрогнувшей рукой приводил в исполнение смертные приговоры, вынесенные советскими партийными вождями.

В памяти Павла Анатольевича Шпигельглаз остался профессионалом высочайшего уровня, который терпеливо вкладывал все свои знания и умения в молодого сотрудника, которому предстояло стать разведчиком-нелегалом, работать в исключительно враждебной среде и вступать в поединок с самыми жестокими и многоопытными противниками: спецслужбами фашистской Германии и службой безопасности ОУН. Во многом благодаря ему Павел Анатольевич выжил и победил. Отдавая должное одному из самых опытных и талантливых своих учителей, он писал:

«…У него (Шпигельглаза. – Примеч. авт.) был большой опыт работы за границей в качестве нелегала – в Китае и Западной Европе. В начале 30‐х годов в Париже «крышей» ему служил рыбный магазин, специализировавшийся на продаже омаров, расположенный возле Монмартра…» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. С. 23).

Судьба и жизнь самого Слуцкого во многом была схожа с судьбами и жизнью Шпигельглаза и Горожанина. Внешне он был полной противоположностью им. Крупные черты лица, высокий лоб с залысинами, жесткий взгляд и долгая работа в трибунале не сочетались с его мягким и покладистым характером. Так же как и они, Слуцкий родился в бедной еврейской семье 7 июля 1898 года в селе Парафиевка Бородянского уезда Черниговской губернии. Беспросветная нужда смотрела на Слуцких изо всех углов ветхой халупы, в поисках лучшей доли они отправились в долгий, полный испытаний путь в Среднюю Азию и остановились в городе Андижане. Там он окончил смешанную гимназию, во время учебы проявил математические способности, в будущем они во многом предопределили его направление работы в органах госбезопасности. Трудовую деятельность начал в июле 1914 года в качестве ученика слесаря, затем – ученика конторщика на хлопковом заводе Потеляхова в Андижане.

В августе 1916 года Слуцкий был призван в армию в качестве вольноопределяющегося 7‐го Сибирского стрелкового полка. Долго служить ему не пришлось. Эхо Февральской революции докатилось до Сибири и Средней Азии, в августе 1917 года он уволился со службы и вернулся домой, завершил учебу в гимназии и с головой окунулся в революционный омут.

В декабре 1917 года Слуцкий вступил в партию большевиков и принял деятельное участие в установлении советской власти сначала в качестве заместителя председателя Андижанского уездного комитета – горкома РКП(б), затем председателя уездного ревтрибунала, а с октября 1919 года по июнь 1920 года члена Реввоенсовета Андижано-Ошского укрепрайона, с июля 1920 года – инструктора агитпоезда имени Сталина и заведующего бюро жалоб Главной полевой инспекции Туркестанского фронта.

В сентябре 1920 года в судьбе Слуцкого произошел крутой поворот: партийная организация направила его на службу в органы госбезопасности в Ташкентскую ЧК для борьбы «с контрреволюцией, саботажем и басмачеством». С этой задачей он успешно справился, что не осталось незамеченным руководством ВЧК. В июне 1923 года Слуцкого освободили от должностей начальника секретно-оперативной части (СОЧ) Ташкентской и Ферганской областных ЧК, по совместительству председателя Судебной коллегии, заместителя председателя Верховного трибунала Туркестанской АССР, перевели в Москву и назначили на новый и ответственный участок председателем военного трибунала 2‐го стрелкового корпуса Московского военного округа. На этом участке он прослужил три года, и снова в его судьбе произошел резкий поворот.

На Лубянке помнили о блестящих математических способностях Слуцкого и 27 июня 1926 года возвратили на службу в органы госбезопасности, но уже в качестве помощника начальника 6‐го отделения экономического управления (ЭКУ) ОГПУ СССР. На этой должности он долго не задержался и сделал стремительную карьеру. 16 июля 1929 года Слуцкий стал помощником начальника управления ЭКУ. Его оперативные способности и ряд успешно реализованных дел на вредителей и саботажников открывали путь к должности заместителя начальника управления, и тут свое веское слово сказал господин Великий Случай.

В Кремле, раскладывая новый кадровый пасьянс, рассудили иначе и 1 января 1930 года Слуцкого направили на укрепление внешней разведки. Он стал помощником начальника ИНО ОГПУ СССР и уже через год был повышен до ранга заместителя живой легенды, мастера блестящих операций «Трест» и «Синдикат-2» Артура Артузова.

Практического опыта в условиях заграницы Слуцкий набирался в Берлине, ставшем в те годы центром европейского шпионажа. Оставаясь в прежней своей должности – заместителя начальника ИНО, он под псевдонимом Маркос одновременно являлся главным резидентом по странам Западной Европы. Используя в качестве прикрытия должность сотрудника торгпредства СССР, Слуцкий осуществлял вербовки иностранцев, принимал участие в специальных операциях, проводившихся в Германии, Испании, Франции и Швеции, направленных на получение военно-технической информации и создание агентурных позиций в политических кругах.

10 июля 1934 года в Москву возвратился опытный разведчик-агентурист. Не прошло и года, как 21 мая 1935 года он сменил Артузова, направленного на укрепление Разведывательного управления Красной армии. К этому времени заслуги Слуцкого были отмечены двумя орденами Красного Знамени (23.02.1928 и 3.04.1930), двумя нагрудными знаками «Почетный работник ВЧК – ГПУ» (1927 и 1932) и именным маузером.

Слуцкий, так же как Горожанин и Шпигельглаз, оставил заметный след в жизни и профессиональной деятельности Павла Анатольевича. Опытный руководитель и профессионал в области разведки и контрразведки, он заметил в молодом сотруднике Судоплатове талант разработчика и агентуриста, помог ему развиться, а потом способствовал профессиональному росту. Отдавая должное Слуцкому в своем становлении, Павел Анатольевич писал:

«…Я глубоко уважал Слуцкого как опытного руководителя разведки. В чисто человеческом плане он неизменно проявлял внимание ко мне и Эмме (жене Судоплатова. – Примеч. авт.). Этот человек имел большие заслуги. Именно ему в свое время удалось похитить в Швеции технический секрет производства шарикоподшипников. Для нашей промышленности это имело важнейшее значение. Слуцкого наградили орденом Красного Знамени…» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 44).

…Порыв ветра ворвался в кабинет, прошелестел в документах и, задорно присвистнув, нырнул в воздуховод. Слуцкий тряхнул головой и, прежде чем продолжить совещание, бегло пробежался по аналитической справке, выделяя главное.

«…С 28 января по 3 февраля 1929 г. в Вене состоялся 1‐й Конгресс украинских националистов. На нем при активном участии Коновальца и Шептицкого разрозненные группы объединились в Организацию украинских националистов (ОУН). Ее главой избрали Коновальца. В качестве основных задач Конгресс определил:

1. Борьба за «Суверенную Соборную Украинскую Державу».

2. Создание, как легальных, так и нелегальных структур в Западной Европе и Северной Америке, нелегальных в Украине и в Польше.

3. Организацию повстанческого движения в Украине и в Польше.

П. 2 раздела «Внешняя политика»:

«…полное уничтожение всех займанцев (неукраинских поселенцев) на украинских землях, которое наступит в беге национальной революции, и откроет возможности развития Украинской Нации в пределах собственного государства, обеспечит только система собственных вооруженных сил и целесообразная союзническая политика».

В разделе «Наши цели»:

«…ОУН признает наивысшим добром на земле добро украинской нации. Украина превыше всего. ОУН признает принцип – Украина для украинцев».

Особую опасность этим замыслам украинских националистов придавала все усиливающаяся их связь с германскими спецслужбами. На этой части текста Слуцкий задержал внимание.

«…в 1922 году начальник немецкой контрразведки полковник Гемпш достиг письменного соглашения с руководителем ОУН полковником Е. Коновальцем, на основании которого украинская организация получала материальную поддержку, за что передавала отделу контрразведки сведения о польской армии. Затем организация взялась за подготовку в Польше диверсионных актов. Регулярная месячная плата Коновальцу доходила до 900 марок.

В дальнейшем штаб-квартира ОУН была переведена в Германию. В предместье Берлина, Вильгельмсдорфе был построен центр специальной подготовки для украинских националистов. На его базе велось их обучение навыкам разведывательно-диверсионной деятельности. Руководили учебным процессом офицеры абвера и подручный Коновальца Рыхард Ярый, он же Ярыга-Рымарт, он же Карлаты, по оперативным данным, состоявший в штате германской разведки».

Отложив аналитическую записку в сторону, Слуцкий, смахнув платком со лба капельки пота, объявил:

– Товарищи, сегодня на совещании у наркома также было обращено наше внимание на особую опасность, которую представляют известные вам антисоветские организации РОВС и ОУН! Он потребовал от нас принять все необходимые организационные и оперативно-чекистские меры, чтобы не допустить переноса ими на территории СССР, в первую очередь в приграничные районы Украины и Белоруссии, шпионской, террористической и диверсионной деятельности! Какие есть на этот счет соображения и предложения?

Шпигельглаз переглянулся с Горожаниным и спросил:

– Позвольте мне, Абрам Аронович?

– Да, пожалуйста, Сергей Михайлович, – разрешил Слуцкий.

– Что касается РОВС, то, по моему мнению, после успешно проведенной операции по ликвидации его главы генерала Кутепова ее подрывная деятельность значительно снизилась. Я бы сказал, что в их рядах наблюдаются разброд и шатания.