Текст книги "Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг."

– Сергей Михайлович, а не выдаем ли мы желаемое за действительное?

– Нет! Об этом сообщает наш агент Фермер (генерал Николай Скоблин. – Примеч. авт.).

– Сообщает – это хорошо! А насколько его информации можно доверять?

– Она подтверждается другим нашим агентом Фермершей (супруга Скоблина и знаменитая русская певица, известная как «курский соловей» Надежда Плевицкая. – Примеч. авт.).

– Говоришь, подтверждается… – Слуцкий хмыкнул и заметил: – Сергей Михайлович, не забывай, что муж и жена – одна сатана.

– Абрам Аронович, я исхожу из фактов, – возразил Шпигельглаз.

Его поддержал Горожанин и напомнил:

– Опираясь на ее и информацию Фермера, мы и арестовали 17 курьеров и агентов РОВС, выявили 11 конспиративных квартир. Часть из них находится под нашим оперативным контролем и позволяет отслеживать другие подпольные связи.

– Сергей Михайлович! Валерий Михайлович! У меня нет больших сомнений в надежности и важности поступающей информации от Фермерши и Фермера, – не стал настаивать Слуцкий и заявил: – Но давайте не будем забывать, оперативная информация – это не документ, в ней всегда есть доля субъективизма агента. Речь идет о другом. Надо искать качественно новые подходы в организации нашей борьбы с РОВС как внутри СССР, так, что еще более важно, за кордоном.

Шпигельглаз и Горожанин обменялись взглядами и снова обратили их на Слуцкого. Он открыл лежавшую перед ним папку, достал документ и предложил:

– Вот, ознакомьтесь.

Это было спецдонесение резидента советской разведки в Берлине. Бориса Гордона (оперативный псевдоним Рудольф. – Примеч. авт.), работавшего под прикрытием 2‐го секретаря полпредства СССР в Германии. Он, ссылаясь на агентурные данные, полученные из абвера (военная разведка и контрразведка Германии. – Примеч. авт.), сообщал о контактах гитлеровской спецслужбы с представителями РОВС.

Прочитав, Шпигельглаз, тяжело вздохнув, заявил:

– Сбывается наш наихудший прогноз, Абрам Аронович. Приход Гитлера и нацистов к власти ведет к активизации всех антисоветских сил.

– В этой связи, товарищи, нам рано праздновать победу над РОВС. Ликвидация генерала Кутепова – это наш временный успех. Об этом сегодня говорил нарком товарищ Ягода! – в голосе Слуцкого зазвучали жесткие нотки. – Мы не должны допустить того, чтобы контакты РОВС с немецкой спецслужбой получили развитие. С этой целью необходимо продолжать работу по внесению раскола в его руководство и добиться дискредитации нынешнего его главаря генерала Миллера.

– Такая работа ведется, Абрам Аронович. Есть определенное продвижение, – доложил Шпигельглаз.

– Ведется, но недостаточно. Надо срочно активизировать работу Фермера с генералом Туркулом (генерал-майор Антон Туркул командир печально знаменитой своими зверствами во время Гражданской войны в России Дроздовской дивизии. – Примеч. авт.).

– Активизировали и есть определенные результаты, Абрам Аронович.

– Какие конкретно?

– Фермер ведет с Туркулом переписку и склоняет к переезду из Софии в Париж.

– Как относится к этому сам Туркул?

– В ближайшее время он, вероятно, прибудет во Францию.

– Только не затягивайте с этим, нам надо опередить немцев.

– Есть! – принял к исполнению Шпигельглаз.

Ответ, видимо, не рассеял сомнений, владевших Слуцким, и он задался вопросом:

– Товарищи, а не слишком ли мы преувеличиваем возможности Туркула по развалу РОВС? Полагаться на его неуживчивый, взрывной характер и неприятие генерала Миллера с нашей стороны было бы слишком опрометчиво.

– Вы правы, Абрам Аронович. Я исхожу из того, что в Париж Туркул приедет не один, а со своими дроздовцами. Им надоело прозябать в Софии, и они зададут жару в Париже, – пытался рассеять его опасения Шпигельглаз.

– Жар, это хорошо, Сергей Михайлович, но одного жара будет недостаточно. Для ближайшего окружения Миллера Туркул и другие дроздовцы чужаки, и ожидаемо оно сплотится. Поэтому его надо продолжать раскалывать изнутри.

– Этим и занимается Фермер. Он готовит почву для смещения Миллера, и я думаю…

– А вот с Фермером, Сергей Михайлович, нам не стоит спешить, – перебил Слуцкий и пояснил: – Давайте не будем забывать, что он «подсветился» во время операции с изъятием генерала Кутепова. Пусть пока Фермер побудет в тени, а этим займутся другие наши источники. С их кандидатурами определись сам, Сергей Михайлович.

– Есть! – согласился Шпигельглаз.

– Итак, товарищи, подведем предварительные итоги в работе по линии РОВС, – не стал дальше углубляться Слуцкий и, улыбнувшись, обратился к Горожанину: – Валерий Михайлович, что тебе на сей счет подсказывает твоя муза?

– Абрам Аронович, можно не стихами, а прозой, – в тон ему ответил Горожанин.

– Да, пожалуйста, – Слуцкий благосклонно кивнул головой.

– Первый и очевидный результат будет состоять в том, что отъезд Туркула в Париж ослабит антисоветские организации в Болгарии.

– И не только в Болгарии, а и на всех Балканах! А если мы подогреем грызню за кресло РОВС между Миллером и Туркулом, то всей этой антисоветской нечисти будет уже не до диверсий и терактов, – пошел еще дальше в своей оценке Шпигельглаз.

– Да, это был бы самый желаемый результат, – признал Слуцкий и снова обратился к Горожанину: – Продолжай, Валерий Михайлович.

– Есть еще один важный аспект, связанный с переездом Туркула и дроздовцев в Париж. Но он не имеет отношения к РОВС.

– Очень интересно! Продолжай, Валерий Михайлович! – оживился Слуцкий.

– Общеизвестна ненависть Туркула и дроздовцев к Троцкому и всему тому, что с ним связано. И если…

– Ай да молодец, Валерий Михайлович! Одним махом двоих побивахом! – воскликнул Слуцкий, потер руки и, подумав, предложил: – Сергей Михайлович, Валерий Михайлович, продумайте, как это реализовать на практике.

Они энергично закивали головами и поднялись из-за стола.

– Задержитесь, товарищи! – остановил их Слуцкий и пояснил: – Есть еще одно важное направление в нашей работе, на него также обратил внимание нарком. Я имею в виду нашу борьбу с ОУН. В последнее время мы получаем информацию об активных контактах главарей, в первую очередь Коновальца и Мельника, с германским абвером.

– Убийство нашего дипломата Майлова во Львове и попытка покушения на наркома Литвинова, предпринятая группой Мищуги в США, – тому подтверждение! Теперь, когда абвер взял ОУН под свое крыло, они будут лезть из шкуры вон, чтобы выслужиться! – заключил Шпигельглаз.

– Уже лезут. Наблюдается активизация всех структур ОУН как нелегальных на Украине, так и легальных за кордоном, – отметил Горожанин.

– Все так, товарищи! Если говорить об Украине, то через Лебедя и других наших агентов, внедренных в нелегальные структуры ОУН, нам пока удается сдерживать их бандитско-террористическую деятельность. Но это пока, – подчеркнул Слуцкий и, не удержавшись посетовал: – Что касается зарубежных структур, то там наши оперативные позиции недостаточны. Более того, они не соответствуют требованиям нынешнего дня, и на это обратил внимание нарком.

– К сожалению, Абрам Аронович, несмотря на все усилия, нам не удалось создать надежные оперативные позиции в ближайшем окружении Коновальца, – посетовал Горожанин.

– Плохо, Сергей Михайлович! Плохо! – с трудом смог скрыть раздражение Слуцкий и заявил: – В руках немцев с их организацией и финансовыми ресурсами ОУН быстро превратится в серьезную силу. Поэтому мы должны сделать все возможное и невозможное, но не допустить этого!

Здесь Слуцкий сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Во время моего последнего приема у товарища Сталина он обратил внимание на активизацию враждебной деятельности ОУН и потребовал не допустить ее нарастания на Украине.

Шпигельглаз и Горожанин подтянулись, их лица затвердели, они ловили каждое слово Слуцкого. Тот заговорил рублеными фразами:

– Задача, поставленная товарищем Сталиным, должна быть выполнена! Выполнена безусловно и в кратчайший срок! Для чего мы должны не просто укрепить оперативные позиции в верхушке ОУН – но этого недостаточно! Необходимо внедрить надежного и проверенного человека в ближайшее окружение Коновальца и знать о каждом его шаге! С этим ясно, товарищи?

– Так точно! – в один голос ответили Шпигельглаз и Горожанин.

Слуцкий задержал взгляд на Горожанине и обратился в нему:

– Валерий Михайлович, ты не первый год работаешь на этой линии и как никто другой владеешь обстановкой. Есть человек, который способен выполнить задание товарища Сталина?

– Если брать ближайшее окружение Коновальца, то надежного кандидата на вербовку… – Горожанин замялся.

– На него у нас уже нет времени! – не стал ждать ответа Слуцкий. – Изучение кандидата, его проверка и подготовка вербовки займут не один месяц. При этом нет никакой гарантии, что вербовка будет успешной.

– Тогда остается вариант внедрения со стороны, – предложил Горожанин.

– И не просто внедрение агента, а абсолютно надежного профессионала.

– Абрам Аронович, вы хотите сказать, что это должен быть кадровый сотрудник?

– Да! Слишком велика цена операции. Слишком! За провал придется отвечать головой, своей головой! Так есть такой человек, Валерий Михайлович? Кому, как не тебе, знать кадры чекистов на Украине!

Цена вопроса, которую обозначил Слуцкий, невидимым грузом колоссальной ответственности согнула плечи Горожанина. Он нервно сглотнул и заелозил по стулу. Пауза затягивалась, когда, наконец, его губы дрогнули и с них слетело:

– Есть такой сотрудник.

– И кто он? Кто?! – торопил Слуцкий.

– Недавно назначенный к нам оперуполномоченный 7‐го отделения старший лейтенант Павел Судоплатов.

– Знаю, если память мне не изменяет, до этого он служил в кадрах центрального аппарата. И чем же он так хорош?

– Семь лет Судоплатов провел на боевой оперативной работе, в том числе и по украинским националистам. Свободно владеет несколькими языками.

– Языки – это хорошо, Валерий Михайлович! Но ему придется работать не переводчиком, а выть в один голос с волчьей стаей. С тем, кто фальшивит, у Коновальца разговор короткий – удавка на шею!

– Понимаю, Абрам Аронович. Судоплатов справится, он смелый и находчивый человек.

– Одного этого недостаточно. Он должен быть святее Коновальца, – здесь гримаса исказила лицо Слуцкого, и он с ожесточением произнес: – Черт ему друг, а свинья – товарищ!

Шпигельглаз хмыкнул. Горожанин не смог сдержать улыбки и продолжил:

– У Судоплатова есть редкие способности, в том числе и артистические.

– И где же он их проявил?

– В детской трудовой колонии, когда руководил культурно-воспитательной частью.

– Даже так?! Тогда у меня нет вопросов, – Слуцкий развел руками и шутливо заметил: – Тебе, Валерий Михайлович, виднее, это же ты, а не я водил дружбу с Маяковским.

– Так уж сложилось, Абрам Аронович, – смущенно произнес Горожанин.

– Валера, не надо прибедняться. Не каждому Господь оказывает подобную милость… – Слуцкий осекся и, пряча глаза, продолжил: – Проклятое прошлое дает о себе знать. Нам, коммунистам, не к лицу кивать на того, кого выдумали попы. Я, конечно, имел в виду твоих родителей, Валерий Михайлович.

– Вам виднее, Абрам Аронович.

– Я так скажу, товарищи, перефразируя нашего учителя товарища Дзержинского, у чекиста должны быть не только холодная голова, горячее сердце и чистые руки, а и талант. Чем таланливее наши кадры, тем сильнее и эффективнее наша система! – заключил Слуцкий и распорядился: – Валерий Михайлович, завтра мне на стол подробную справку на Судоплатова!

Ни в тот, ни на следующий день Горожанин, несмотря на близкие товарищеские отношения с семьей Судоплатовых, с которыми познакомился во время службы в НКВД Украины, не рассказал им о разговоре, состоявшемся в кабинете Слуцкого. Таковы были суровые правила спецслужбы – знать только то, что входит в круг твоих прямых обязанностей.

Все эти дни Павел занимался бумажной рутиной и не подозревал о том, что его ждет в ближайшие дни. Неожиданный вызов в кабинет руководителя разведки Слуцкого он скорее связывал с последней информацией по ОУН, поступившей из НКВД Украины. Во время доклада Павел ловил на себе испытующий взгляд Слуцкого и терялся в догадках. Разгадка наступила вскоре и ошеломила его. Слуцкий предложил ему перейти на нелегальное положение и под легендой украинского националиста внедриться в ОУН и не просто внедриться, а войти в ближайшее окружение ее главаря Евгена Коновальца. Позже Павел Анатольевич так вспоминал об этом поворотном в жизни и в службе разговоре:

«…Слуцкий, к тому времени начальник Иностранного отдела, предложил мне стать сотрудником-нелегалом, работающим за рубежом. Сначала это мне показалось нереальным, поскольку опыта работы за границей у меня не было, и я ничего не знал о жизни на Западе…

Однако, чем больше я думал об этом предложении, тем более значимым оно мне представлялось. И я согласился. После чего сразу приступил к интенсивному изучению немецкого языка – занятия проходили на явочной квартире пять раз в неделю. Опытные инструкторы обучали меня также приемам рукопашного боя и владению оружием… Исключительно полезными для меня были встречи с заместителем начальника Иностранного отдела ОГПУ – НКВД Шпигельглазом» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 22–23).

После разговора со Слуцким Павел больше уже не появлялся на Лубянке. Специальным приказом начальника ИНО он был направлен в длительную служебную командировку. На самом деле на конспиративных квартирах советской разведки, в Москве и на служебной даче в Подмосковье, Павел под оперативным псевдонимом Андрей стал готовиться к выполнению особо секретного задания. Под руководством опытных инструкторов он осваивал радиодело, учился тогда еще новой и являвшейся секретной методике борьбы самбо, способам и приемам ухода от наружного наблюдения и многому тому, что требует профессия нелегала. В связи с тем что ОУН все более подпадал под влияние абвера, Слуцкий не без оснований полагал, что Судоплатов рано или поздно привлечет внимание гитлеровской спецслужбы. В этой связи им рассматривался вариант его внедрения не только в ближайшее окружение Коновальца, а и в абвер. Поэтому Павлу пришлось вникать в особенности организации работы гитлеровской спецслужбы и осваивать немецкий язык.

В это же самое время Шпигельглаз и Горожанин совместно с коллегами из НКВД Украины занимались подготовкой канала вывода Павла на Коновальца. В задуманной ими и одобренной Слуцким многоходовой оперативной комбинации важнейшая, ключевая роль отводилась Николаю Лебедю (Василий Владимирович Хомяк. – Примеч. авт.), фигуре во всех отношениях неординарной. Ему было дано прожить несколько жизней, и каждая из них могла стать захватывающей детективной историей.

Родился Лебедь на территории бывшей Австро-Венгерской империи в Галиции, принимал участие в Первой мировой войне, был пленен русской армией и затем содержался в лагере под Царицыном (Волгоград. – Примеч. авт.). Там судьба свела его с прапорщиком австро-венгерской армии Евгеном Коновальцем, по линии отца – украинцем, а матери – поляком. Юрист по образованию, он со студенческих лет принимал деятельное участие в националистическом движении «Просвiт». С началом Первой мировой войны пошел добровольцем в австро-венгерскую армию и дослужился до чина прапорщика.

В 1915 году Коновалец попал в плен в ходе боев в районе горы Маковка и содержался в лагерях для военнопленных в районе Черного Яра и Царицына, там сошелся с Андреем Мельником (будущая правая рука Коновальца в ОУН. – Примеч. авт.) и Лебедем. В сентябре 1917 года они выбрались за колючую проволоку и, побывав не в одной переделке, живыми добрались до Киева. Деятельные и не обделенные организаторскими способностями, Коновалец, Мельник и Лебедь за два месяца сколотили из числа бывших пленных галичан крепкий боевой кулак – курень сечевых стрельцов и подобно перекати-полю катались от одной власти временщиков до другой. Присягнув на верность Центральной раде Украины, сечевики вместе с «Гайдамацким кошем Слободской Украины» под командованием Симона Петлюры в конце января – начале февраля 1918 года утопили в крови восстание рабочих завода «Арсенал» в Киеве. Позднее при наступлении частей Красной армии на столицу Украины сечевики прикрывали отход Центральной рады в Житомир. Эти заслуги Коновальца были отмечены властью, и он сразу же был произведен в полковники.

В марте 1918 года Киев и значительная часть Украины оказались под оккупацией немецких войск. Коновалец с его сечевиками сгодился и немцам, им поручили охрану правительственных зданий и соблюдение порядка в столице. Вдохновленные такой поддержкой, они принялись формировать полк на базе куреня. Но их роман с оккупантами длился недолго и тому была веская причина. В Берлине рассматривали Украину как колонию, а Коновалец и его окружение, носившиеся со своей незалежностью и соборностью, становились только помехой давним, еще со времен канцлера Отто фон Бисмарка планам Германии.

29 апреля немцы привели к власти в Киеве свою марионетку гетмана Павла Скоропадского. В тот же день Центральная рада была разогнана, сечевые стрельцы по требованию германского командования разоружены и расформированы. Но без дела Коновалец и его окружение не остались, в результате подковерного торга в конце августа они получили от Скоропадского разрешение на создание Отдельного отряда сечевых стрельцов. Формирование проходило под Киевом в Белой Церкви, после его завершения Коновалец, Мельник, Лебедь и весь личный состав отряда присягнули на верность очередному калифу на час – Скоропадскому. Но здесь их постигла неудача, в ноябре 1918 года в Германии произошла революция, и империя Гогенцоллернов приказала долго жить. Подпорки гетмана Скоропадского – германские оккупационные войска поспешили унести ноги с Украины. Тут же подняли головы десятки удельных князьков со своими карманными армиями, и Украина превратилась в лоскутное одеяло, где каждый тянул его на себя.

Коновалец и его окружение, спеша урвать себе кусок покрупнее и пожирнее, наплевали на присягу и выступили против Скоропадского. В ходе кровопролитных боев, длившихся в течение ноября – декабря 1918 года, верные гетману войска были разгромлены, и власть в Киеве снова поменялась. 19 декабря 1918 года она перешла к Директории Украинской Народной Республики во главе со все тем же Петлюрой. Он не замедлил отблагодарить Коновальца за «верность», и в тот же день декретом Директории его произвели в казачьи атаманы.

Долго атаманить Коновальцу не пришлось. Советская власть всерьез и надолго укреплялась на территории бывшей Российской империи. Под натиском Красной армии к декабрю 1919 года практически вся Малороссия (Украина. – Примеч. авт.), за исключением ряда западных областей, была очищена от разношерстного националистического отребья во главе с новоиспеченными «момент-атаманами» и банальными грабителями. Спасая свои шкуры, Коновалец, Мельник, Лебедь и их ближайшее окружение вынуждены были искать спасения у не менее клятых, чем москали, ляхов. После отсидки в лагере для интернированных под Луцком польские власти начали использовать сечевиков по их прямому назначению, засылали вооруженные банды головорезов в приграничные области советской Украины. После их налетов от хуторов и небольших сел оставались пепелища и изуродованные трупы мирных граждан. В борьбе за якобы соборную и независимую Украину бандиты Коновальца, Тютюнника, прочих атаманов и «батек» с особой жестокостью расправлялись с представителями местных властей и сельскими активистами, их живыми прибивали к крыльям ветряных мельниц, вспарывали животы и набивали землей, нанизывали на столбы ограды. Так кроваво и безжалостно формировалась зловещая, античеловечная сущность будущей идеологии ОУН – УПА.

В 1920 году, во время очередной вылазки на Украину банда националистов под командованием Лебедя угодила в засаду органов госбезопасности. Оказавшись перед беспощадным выбором продолжать служить дьяволу на том свете либо на этом помогать чекистам бороться с ним, он выбрал чекистов. С течением времени Лебедь стал ценнейшим советским агентом в ОУН, через него чекисты Украины не только фактически полностью контролировали нелегальную сеть на ее территории, а существенно сдерживали бандитско-повстанческую деятельность.

Причину феномена перерождения Лебедя надо искать не в страхе перед смертью, а в его сознании, переформатированном чекистами, и в той новой жизни, что стремительно возрождалась на разоренной Первой мировой и Гражданской войнами земле Украины. Он был не слепой и не глухой, он видел, то, что делали большевики, находило поддержку в народе. Поэтому Лебедь не просто выполнял задания, он не за страх, а на совесть служил новой советской Украине. Подтверждением тому служило то, что каждый раз выезжая из СССР и встречаясь с Коновальцем, он возвращался обратно.

Все вместе взятое давало основания Слуцкому, Шпигельглазу и Горожанину полагать, что многоходовая оперативная комбинация с участием Лебедя по внедрению Судоплатова в ближайшее окружение главаря ОУН даст результат. Перед лицом Коновальца Павлу предстояло предстать в качестве «племянника» Лебедя под именем Павлуся.

В том, что протекция «старого друга», сидельца по лагерю военнопленных, на первом этапе сработает на Павла и сделает его выход на Коновальца относительно безопасным, а по времени коротким, у Шпигельглаза сомнений не возникало. В дальнейшем многое, если не все, зависело от самого разведчика, малейшая неточность в легенде прикрытия, фальшь в поведении и даже оговорка могли вызвать подозрение у таких матерых и искушенных в вопросах конспирации противников, как Коновалец и Мельник. Более того, Павлу предстояло вступить в поединок не только с ними, а и с асами разведки и контрразведки из абвера. Поэтому Шпигельглаз стремился передать ему все свои знания и опыт нелегальной работы, которые приобрел за многие годы. В классическом понимании его занятия с Судоплатовым мало походили на традиционные уроки, они скорее напоминали интеллектуальный поединок и затягивались на многие часы.

И на этот раз Шпигельглаз не изменил себе, допив чай, опустил чашку на стол, достал из ящика письменного стола три паспорта: английский, польский, литовский и спросил:

– С каким из них ты бы отправился в Европу?

– Конечно, с английским! – без тени сомнений заявил Павел.

– А почему?

– Потому что полиция бы меньше ко мне цеплялась. Англия – и этим все сказано!

– Логика в твоем выборе есть, – согласился Шпигельглаз и заметил: – Но при этом необходимо учитывать один важный нюанс.

– И какой? – уточнил Павел.

– Вот скажи мне, чем англичанин отличается от нас или литовцев?

– Ну… это. Да я их – англичан и в глаза не видел! Читал только про Шерлока Холмса у Артура Конан Дойла и про Айвенго у Вальтера Скотта.

Шпигельглаз улыбнулся и сказал:

– Ты бы еще вспомнил про короля Артура.

Павел насупился и буркнул:

– Книжки про буржуев не читаю.

– Не обижайся. А придется, чтобы петь одним голосом с ними. И еще запомни: груз знаний – это тот груз, который не давит.

– Извините, Сергей Михайлович.

– Да ладно, проехали. А нюанс заключается в следующем: у англичан на физиономии написано: мы – повелители мира. И еще они в отличие от нас не лезут обниматься и держат дистанцию. У них особенный юмор, порой такой тонкий, что и не заметишь. А это, сам понимаешь, за один день в себе не выработаешь.

– Тогда поляком или греком. У нас в Мелитополе их было полно. Я даже по-польски говорить умею.

– Поляк далеко не худший выбор. Но еще важнее легенда прикрытия, – подчеркнул Шпигельглаз и продолжил: – Это, как правило, чья-то реальная жизнь, но ее надо знать… – здесь он обратил взгляд на Павла.

Тот на лету подхватил фразу и продолжил:

– Ее надо знать как таблицу умножения.

– Все так. Но одного этого недостаточно, ты должен знать ее лучше, чем собственную жизнь. Это первое правило разведчика-нелегала.

– Ясно.

– Второе правило: разведчика нелегала губит… – здесь Шпигельглаз улыбнулся и продолжил: – Не пистолет в кармане плаща или парашют за плечами, а неточность в деталях. Неточность, противоречия в деталях порождают у противника подозрения, подозрения дают основания для слежки, остальное становится делом техники.

– Ясно, Сергей Михайлович.

– Самая большая сложность заключается в том, чтобы твоя настоящая жизнь не проступила в легенде прикрытия. Свое прошлое ты должен вычеркнуть напрочь! Ты обязан так вжиться в легенду, чтобы даже думать, как тот человек, жизнью которого живешь. Ты должен с фотографической точностью рассказывать о местах, где никогда не бывал, и о событиях, в которых никогда не участвовал. Манера поведения и стиль общения должны соответствовать твоему общественному статусу.

– Понял. Я постараюсь, Сергей Михайлович. А какое следующее правило нелегала?

– Оно суровое. В случае угрозы провала разведчик-нелегал не может рассчитывать на помощь своего государства. Ему остается рассчитывать только на самого себя, в крайнем случае на резидента, если на то есть разрешение Центра. Поэтому, в случае угрозы провала, первое, что он должен сделать…

– Не паниковать и не делать опрометчивых шагов, – ответил Павел.

– Правильно. Каков его следующий шаг?

– Уничтожить все улики, раскрывающие его принадлежность к разведке.

– И не просто к разведке, а к советской разведке, – поправил Шпигельглаз, сделал паузу и продолжил: – Есть еще одно важное правило, но лучше им не пользоваться.

– Это же почему… а… а, понял, – догадался Павел, и его лицо затвердело.

– Сколько всего патронов в револьвере?

– Восемь или шесть, в зависимости от модели.

– В данном случае это неважно, последняя пуля себе. Ладно не будем об этом! – положил конец тяжелой теме Шпигельглаз и продолжил учебу-беседу:

– В чем состоит основная задача разведчика?

– В своевременном получении достоверной оперативной информации! – без тени сомнений заявил Павел.

– Абсолютно верно! – согласился Шпигельглаз и подчеркнул: – Кто владеет информацией, тот владеет миром. И здесь логически возникают следующие вопросы: как ее получить и из каких источников?

– С источниками понятно, это документы и люди, которые владеют информацией. А вот как ее получить, тут надо исходить из конкретной ситуации.

– Правильно. С документами понятно, к ним требуется иметь доступ. Основной же источник информации, как ты сам сказал, – люди. И не просто люди, а люди, обладающие секретной информацией. Вся сложность состоит в том, как их вывести на нужный разговор, чтобы не вызвать подозрений и получить то, что нас интересует?

– Начинать разговор с нейтральной, но близкой этому человеку темы.

– Как вариант – да. А чтобы идти дальше и формировать основу для будущей вербовки, необходимо знать увлечения и пристрастия кандидата.

– А для буржуев важны еще и деньги.

– Далеко не всегда, – не согласился Шпигельглаз и пояснил: – Мне приходится работать с царскими генералами и, как ты говоришь, буржуями. Я тебе так скажу: среди них есть немало тех, кто нам идейно близок, любит Россию и готов помогать бескорыстно. И таких людей с каждым днем становится все больше. Они понимают, какую угрозу несет фашизм, и готовы бороться с ним. Так что деньги деньгами.

– Их всегда будет мало! – заявил Павел.

– Поэтому они далеко не лучшая основа для вербовки, – отметил Шпигельглаз и продолжил свои размышления: – Все мы люди. Да, деньги и дружеские отношения могут служить основой для сотрудничества. Но самой прочной, и это показало время, является идейная основа. Ради идеи люди шли на каторгу и эшафот.

– Идея! Революция! Они позвали меня и брата под ее знамена. За них погиб Николай. Кем я, он и знакомые хлопцы были до революции? Да никем! Первый попавшийся городовой мог запросто бросить в темную, а к заводчику Хохловкину нас бы и близко на порог дома не подпустили! А сегодня, хочешь учиться, пожалуйста, иди в институт, в военное училище, академию, главное, чтобы голова варила. Сегодня ты инженер, а завтра нарком. Я, простой парень, стал офицером разведки. Да разве при царе о таком можно было мечтать? – с жаром говорил Павел.

Владевшие им эмоции передались и Шпигельглазу:

– Все правильно, Павел! Скоро будет 17 лет, как произошла революция! Все эти годы мировой империализм борется с нами и не может победить! Возникает естественный вопрос: в чем наша сила?.. И я так скажу: в вере! В нашей вере в торжество коммунизма! И пока она жива в нас, до тех пор мы непобедимы! – в голосе Шпигельглаза звучала непоколебимая уверенность, а в глазах вспыхнул огонь.

Павел впервые видел его таким и ловил каждое слово. Оно шло из глубины сердца Шпигельглаза. Он говорил так, будто вбивал гвозди:

– Вера – это стержень для разведчика. Когда ты находишься среди заклятых врагов! Когда тебе грозит смертельная опасность! Когда ты остаешься один на один со своей совестью! То только она – вера не позволит тебе ломаться и совершить предательство! С этим мы живем, с этим мы и умрем!

У Павла не нашлось слов. Он кивал головой и загоревшимися глазами смотрел на Шпигельглаза. Тот смутился и пробормотал:

– Что-то меня сегодня понесло. Возраст, старею.

– Да какой там возраст! О чем вы говорите, Сергей Михайлович! В вас говорит мудрость.

– Хорошо, если так, – согласился Шпигельглаз и, улыбнувшись, заметил: – А то бывает так, что возраст приходит один.

– Ведь мудрость определяется не годами, а пережитым. А вы через такое прошли, что…

– Стоп! Стоп, Павел! Хватит петь мне дифирамбы, а то бронзой покроюсь, – остановил его Шпигельглаз и объявил: – Перерыв!

Перерыв наступил для Шпигельглаза, но не для Павла. После легкого завтрака ему пришлось отправиться в другое крыло служебной дачи и продолжить занятие с опытным радистом. Для него, инструкторов по рукопашному бою, физической подготовке, стрельбе, минно-взрывному делу, а также разведчика наружного наблюдения и преподавательницы немецкого языка он был просто Андреем. Особый характер задания вынуждал его изменить не только имя, а менять внешность, для этого ему служили парик и очки. В течение двух часов вместе с радистом он отрабатывал на ключе свой почерк и сигнал опасности на тот случай, если придется работать под контролем абвера, с завязанными глазами проводил замену вышедших из строя ламп, учился зашифровке и расшифровке сообщений.

Палец Павла устал нажимать на ключ радиопередатчика, когда, наконец, наступило время обеда, и он мог позволить себе расслабиться, но ненадолго. Следующее занятие с ним снова проводил Шпигельглаз. На это раз они обсуждали различные варианты выхода на Коновальца, и здесь важная роль принадлежала Лебедю. То доверие, которое к нему сохранял главарь ОУН, как полагали Шпигельглаз и Судоплатов, позволяло избежать угрозы смерти со стороны службы безопасности. Вместе с тем протекция Лебедя своему «племяннику» Павлусю не гарантировала его от проверки. Она могла начаться сразу после пересечения границы, и об этом Павлу напомнил Шпигельглаз.