Текст книги "История военного искусства от Густава Адольфа до Наполеона Бонапарта"

Эпоха Людовика XIV

Постоянные армии. – Ложный методизм в стратегии. – Выработка линейной тактики. – Организация войск. – Пехота. – Кавалерия. – Артиллерия. – Боевые порядки и боевые действия отряда из всех родов войск. – Тактическое искусство. – Походные движения. – Расположение на отдых. – Воспитание и обучение войск. – Стратегическое искусство. – Магазинная система довольствия и ее последствия. – Инженерное искусство. – Дух и дисциплина войск. – Военная литература. – Морис Саксонский. – Две последние кампании Тюреня в 1674—1675 гг. – Вторая нидерландская война. – Кампания 1674 г. в Эльзасе. – Сражение при Зинцгейме 1674 г. – Сражение при Энцгейме 4 октября 1674 г. – Кампания 1675 г. Тюреня против Монтекукули. – Кампания принца Евгения Савойского в Италии 1706 г. – Действия сторон с 15 апреля по 15 июля. – Действия на западном театре под Турином. – Действия сторон с 15 июля по 15 ноября. – Сражение под Турином 7 сентября.

Постоянные армии. Ложный методизм в стратегии. Выработка линейной тактики

Вестфальским миром (1648 г.) окончились великие религиозные войны народов Западной Европы, совершенно обессилевших в этой борьбе. Постепенно ослаблявшееся религиозное воодушевление к концу войны совершенно исчезло, и преследовались почти исключительно кабинетные цели правительств, стремившихся к окончательному утверждению своей власти в государстве.

Это стремление к централизации особенно рельефно выразилось во Франции при Людовике XIV и скоро сделалось образцом для всей Европы. Блестящий король (le roi soleil), окруженный плеядою замечательных людей (Конде, Люксембург, Тюрень, Вилляр, Лювуа, Вобан и др.), стремился к преобладанию на Западе. Благодаря ряду успешных войн, с многочисленной и хорошо устроенной армией, он долго держал судьбы Европы в своих руках и стремился сделать Рейн естественною границею Франции. В Европе настал период так называемых кабинетных войн, где не только цель войны, но и ведение операций подчинялись соображениям, исходившим из дипломатических канцелярий. Кроме того, под влиянием преобладания административного элемента и одностороннего направления в тактике (чрезмерное поклонение огнестрельному бою и обороне) военное искусство народов Западной Европы приняло ненормальное развитие (ложный методизм в стратегии, линейная тактика), сохранившееся в течение всего XVIII в. до переворота, произведенного французской революцией и войнами Наполеона I.

Тридцатилетняя война с ее ужасами и пример отличной армии Густава Адольфа открыли глаза современникам на все невыгоды наемных войск, и в последней четверти XVII в. все государства, по примеру Франции, перешли к системе постоянных армий. Одновременно с этим числителность вооруженных сил быстро возросла: после Нимвегенского мира (1687 г.) Франция имела под ружьем уже около 150 000, а во время Войны за испанское наследство – до 350 000, Австрия содержала 130 000, Голландия – 75 000, и даже небольшой Бранденбург, в царствование великого курфюрста, имел до 30 000 солдат. Главным средством комплектования служила вербовка, а вспомогательным – рекрутские наборы, которые применялись, однако, лишь тогда, когда не было другого способа довести армию до необходимой численности. Английская армия комплектовалась исключительно вербовкою, а в случае нужды нанимались на службу войска небольших германских государств. В России со времени учреждения Петром Великим регулярной армии (1699 г.) рекрутские наборы сделались единственным способом комплектования[4]4
  Первый указ о рекрутском наборе относится к 1705 г.


[Закрыть]. В Швеции по-прежнему существовала система поселенных войск. Таким образом, вполне национальными были только шведская и русская армии.

Существенная разница в вербовке, по сравнению с прежним порядком, заключалась в том, что она производилась уже не от имени командира полка, а от имени государя, которому войска и присягали; также и право на замещение офицерских должностей постепенно перешло к центральному управлению. Ближайшим следствием введения системы постоянных войск явилась необходимость в центральном военном управлении и в военных учреждениях. Постоянные армии на Западе образовались путем оставления на службе по окончании войны тех полков, которые были сформированы для ее ведения. Эти полки, бывшие до того времени автономными единицами, руководствовались во внутренних делах своих различными традициями и обычаями.

Теперь стало необходимым установить единство во внутреннем управлении, в службе, обучении, довольствии и пр. И в этом отношении почин принадлежал Франции, где учреждено военное министерство как исполнительный орган воли короля – верховного начальника над вооруженной силой государства. Благодаря деятельности военных министров Летелье и Лювуа все военное управление было централизовано и регламентировано до последних мелочей. С одной стороны, это принесло несомненную пользу: в военном ведомстве введен порядок, армия получила организацию, установлена иерархическая лестница, круг обязанностей различных должностей разграничен и порядок и размер довольствия распределены; но, с другой стороны, централизация и регламентация были распространены и на действия армии в поле, и в этом состояла вредная их сторона.

С введением магазинной системы довольствия войск военные операции постепенно начали более подчиняться административным соображениям и распоряжениям, исходившим из столицы, нежели условиям обстановки на театре военных действий.

В прочих государствах далеко не было такого единства в управлении, как во Франции, и нередко разные отрасли военного управления находились в ведении нескольких равноправных коллегиальных учреждений; напр., в Австрии были три таких учреждения: гофкригсрат, генеральный комиссариат и главное провиантское управление, из которых исходили важнейшие военные и военно-административные распоряжения. Так как сфера деятельности этих учреждений не была строго ограничена, производство было крайне сложно и медленно, армия же находилась в полной зависимости от решения этих учреждений, то военные операции приняли весьма вялый и нерешительный характер. Особенно же сковывающее влияние на ход войны оказывал гофкригсрат.

Перед началом войны или во время решительного поворота в ходе ее в гофкригсрате выработывались в подробностях планы будущих кампаний. Все донесения главнокомандующих поступали на рассмотрение его, и сделанные им заключения по этим донесениям были фактически обязательны для главнокомандующего к исполнению. Только такие выдающиеся люди, как Монтекукули и Евгений Савойский, иногда решались отступать от них. Не ограничиваясь прямым вмешательством, гофкригсрат в своих инструкциях всегда указывал главнокомандующему на необходимость созывать военный совет перед каждым более или менее важным решением, и было очень опасно действовать помимо этого совета. Этим путем систематически убивалась всякая самостоятельность у австрийских генералов и исключалась возможность энергичных, быстрых и целесообразных действий с их стороны. В течение этой эпохи коренным образом изменился взгляд на способ содержания и продовольствия армий на войне. Заботы по этому предмету всецело перешли к центральному управлению и после Тридцатилетней войны, следуя примеру Густава Адольфа, стали довольствовать войска из магазинов, при помощи систематически организованного подвоза; отсюда началась так называемая пятипереходная система.

В предвидении войны распоряжениями центральной администрации в укрепленных пунктах на границе государства устраивались большие склады, от которых армия, во избежание расстройства подвоза, не могла удалиться более 5 переходов, затем движение приостанавливалось до закладки новой линии магазинов.

Все решения главнокомандующего сковывались продовольственными соображениями; громадные обозы делали армии малоподвижными; сообщения их стали крайне чувствительными, и верхом искусства считалось стать на фланге противника, выиграть его сообщения, не обнажая своих, и тем принудить его к отступлению. Отсюда – маневры, неожиданные обходы, действия на сообщения, малая война приобрели первостепенное значение; после сражения не могло быть энергичного преследования, уничтожающего противника, так как это расстроило бы все продовольствие победителя; войны тянулись по нескольку лет без решительных последствий.

Особенно же к такому результату привело слепое подражание походам Тюренна и Монтекукули.

Постоянные армии представляли собою явление новое, а потому еще не могло быть вполне стройной системы в организации войск; количество отдельных частей, численная сила каждой из них, система разделения на крупные и мелкие части были различны даже в одной армии.

Высшею хозяйственною единицею был полк; 4—6 батальонов или 8—10 эскадронов соединялись в пехотные и кавалерийские бригады; высших же единиц из трех родов войск и высших командных инстанций не существовало; при главнокомандующем состояло известное число генералов, которым и поручалось командование частями боевого порядка и колоннами в походе или же давались поручения при осаде и обороне крепостей.

Если война велась одновременно на нескольких театрах, то общего главнокомандующего над войсками не было и надобности в нем не чувствовалось, так как действиями армий руководили из столицы; бывало и так, что если на одном и том же театре вместе оперировали две союзные армии (как это случалось нередко во время Войны за испанское наследство), то каждая из них имела своего главнокомандующего (напр., Евгений Савойский и Мальборо), иногда даже одна и та же армия имела во главе двух генералов.

Пехота. Деление пехоты на пикинеров и мушкетеров продолжалось до изобретения штыка и замены мушкета более легким оружием с кремневым замком и штыком, что относится к концу XVII в.[5]5
  Пика отменена во Франции при содействии Вобана в 1703 г., а затем и во всех остальных армиях, кроме русской, где она оставалась еще до 1721 г. Для обеспечения пехоты, вооруженной мушкетом, от атак кавалерии в некоторых армиях (имперской, во время войн с турками и русской) введены были рогатки (горизонтальное 2-саженное бревно с отверстиями для стоек на концах), которые для боя располагались в 2—3 саженях перед фронтом боевого порядка; во время похода они возились в обозе. Вместе с введением ружья с кремневым замком рогатки были уничтожены. В русской армии рогатки оставались до 1768 г., когда были изъяты по почину графа Румянцева.
  Отмена в пехоте пики уничтожила связанное с нею предохранительное вооружение. Вся пехота обратилась в фузилер (гренадеры отличались только формою). Оружие стало одновременно холодным и огнестрельным.


[Закрыть]

В последние годы существования пики число пикинеров было весьма незначительно и в бою на их долю выпадала пассивная, чисто оборонительная роль; на них смотрели как на необходимую опору стрелкам, а потому с введением ружья со штыком пикинеры быстро исчезли и с тех пор пехота всюду стала однородна. (Впрочем, Австрия, в своих славянских народностях на границе с Турциею, имела отличный материал для образования иррегулярной пехоты, которая и появилась в последовавших войнах под названием пандур). Кроме того, везде в составе пехотных полков появились роты гренадер, первоначально назначавшиеся для метания ручных гранат и обратившиеся впоследствии в отборные части пехоты.

С принятием ружья со штыком батальон в 500—800 человек окончательно стал тактической единицей и вместе с тем установилось известное, постоянное соотношение между батальонами и административными единицами – полком и ротою.

Главную силу пехоты полагали в возможно сильном развитии огня из сомкнутого строя[6]6
  От стрелков же везде отказались.


[Закрыть], а на штык перенесли те понятия и взгляды, которые установились по отношению к пике в конце XVII в., т.е. смотрели на него как на оборонительное средство. Удары в штыки производились редко, и к ним прибегали неохотно; самый удар не обещал успеха, так как, кроме развернутого батальона, допускавшего наисильнейший огонь, другого боевого строя пехоты не знали.

Этот строй логически получился из строя батальона Густава Адольфа, всюду принятого после Тридцатилетней войны.

Покуда существовали пика и мушкет, батальон строился в 6 шеренг, но с принятием ружья и улучшением снаряжения, допускавшего более быстрое заряжание и огонь, строй пехоты стал еще тоньше и батальоны строились уже в 4 и 3 шеренги. Таким образом, построение пехоты в бою в линию развернутых батальонов стало общим правилом.

Колонны в пехоте употреблялись только для походных движений. Они строились захождением дробными частями фронта; так же выстраивался и фронт из колонны. Поэтому, если желательно было развернуть колонну в сторону ее движения, то следовало сначала завести всю колонну плечом и потом уже одновременно, захождением частей колонны, выстроить фронт всей линии.

Действия пехоты в бою состояли в выстраивании развернутых линий вне сферы огня и в наступлении всей линии развернутых батальонов, с остановками для стрельбы. При обороне развернутые батальоны встречали противника непрерывным огнем, стоя на месте.

Развернутый батальон, сам по себе весьма малоподвижный и малоповоротливый, делал и весь боевой порядок таким же.

При этих условиях разрыв фронта становился крайне опасным, а потому тщательное сохранение целости линий батальонов приобрело особую важность. Достигалось это правильностью движений, чистотою эволюций и существованием второй линии батальонов, предназначенной для заполнения разрывов первой линии. Сила второй линии была одинакова с первой; дистанция же между ними определялась тем, чтобы части из второй линии могли быть своевременно вдвинуты в первую, но так, чтобы расстройство опрокинутой перврй линии не могло быстро передаваться во вторую; таким расстоянием было 300—400 шагов. Общего резерва вовсе не имелось, если не считать небольшую часть кавалерии, которая иногда располагалась за серединою второй линии.

По изложенным причинам и в обучении мирного времени все внимание обращалось на отчетливость огня и чистоту эволюций; однако последнее было доведено до совершенства лишь впоследствии, с введением мерного шага и ходьбы в ногу, предложенных маршалом Саксонским; особенно хорошей дрессировкой отличались прусские войска благодаря фельдмаршалу принцу Ангальт-Дессаускому. Следствием такого направления тактики было то, что пересеченная местность, расстраивающая порядок пехоты, тщательно избегалась; боя за местные предметы почти не существовало; обороняющийся старался занимать такие позиции, которые были бы обеспечены с флангов (самых слабых частей длинных, тонких линий), а также представляли возможно больше трудности для наступающего и вместе с тем давали бы возможность полного развития огня по противнику.

По этой причине линия укреплений получила особое значение и часто употреблялась в поле; вера в силу укреплений стала мало-помалу настолько сильна, что редко решались их атаковать.

Таким образом, падение значения пехоты на полях сражений эпохи Густава Адольфа, в связи с увлечением огнестрельным боем, повело к падению и тактики пехоты.

Кавалерия. После Тридцатилетней войны относительное количество кавалерии в составе армий начало уменьшаться как вследствие принятого способа ведения войн, ограничившегося преимущественно осадою и обороною крепостей, так и по экономическим соображениям – дороговизны содержания конницы. Кавалерия составляла около ¼ вооруженных сил.

Разнообразие в родах конницы уменьшилось в эту эпоху и приведено к 3 типам: тяжелой (кирасиры), средней (драгуны, шволежеры, карабинеры) и легкой (гусары, кроаты, в России – казаки). Тактическою единицею был эскадрон (150—200 кон.); количество эскадронов в полку было 2—4—6; эскадрон делился на роты. Увлечение огнем и необходимость сохранения механического, целого боевого порядка пехоты отразились и на тактике кавалерии: на нее смотрели как на род оружия, несколько более способный к наступательным действиям, нежели пехота, но еще не дошли до сознания, что главная сила ее заключается в быстроте нанесения решительных ударов.

Главная задача ее на полях сражения состояла в том, чтобы прикрывать фланги боевого порядка пехоты, где она и располагалась и от которых не могла далеко уходить. Огню с коня по-прежнему придавали немало значения; главные аллюры конницы были шаг и рысь; даже атаку производили рысью.

Наступательные действия ее заключались в движении вперед со стрельбою и в редких случаях – атака. Боевой порядок соответствовал такому назначению и действию в бою: конница строилась в 3 линии эскадронов, построенных в три шеренги, по флангам линий пехоты. Искусство в эволюциях и способность к маневрированию были мало развиты.

Вне поля сражения конница находила применение в сторожевой службе и в малой войне, для чего преимущественно употреблялась легкая конница, а иногда драгуны; кирасиры же назначались только для боя.

Были, однако, и исключения из этого ненормального, общего правила употребления кавалерии. На Западе Кромвель и Карл XII, а в России Петр Великий подняли дух кавалерии и указали, что она должна рассчитывать исключительно на быстроту и силу удара. Отняв у нее предохранительное вооружение и дав ей одни палаши, они приказали ей атаковать в карьер. Карл XII со своей конницей ходил в атаку на кавалерию противника, его пехоту, укрепления, и атаки эти в большинстве случаев оканчивались полнейшим поражением неприятеля.

Карл XII особенно отличался необыкновенным упорством в преследовании. При отступлении саксонцев через Силезию, под начальством Шуленбурга, Карл, 9 дней не расседлывая лошадей, гнался за ними и, настигнув их близ Пауница, бросился с 2 кавалерийскими полками на 10 000 саксонцев, разбил их кавалерию, разгромил и разогнал пехоту и овладел артиллерией.

Петр Великий сразу установил правильный взгляд на свойства и назначение кавалерии. Защита обширной западной границы потребовала учреждения рода войск, способного быстро проходить большие пространства, почему Пётр и сформировал конницу почти исключительно из драгун, назначив ее действовать на конях и спешиваться там, где местность не позволяет быть в конном строю.

Деятельным помощником в организации и управлении кавалерией явился Меншиков, под начальством которого драгунские лодки с 1706 г. начали соперничать со шведской конницей. Наиболее видное участие наша кавалерия приняла в победе при Лесной в 1708 г. и под Полтавою в 1709 г., против конницы Шлиппенбаха и отдельной колонны Росса. Затем Меншиков, с кавалерийским отрядом в 9000 всадников, посланный для преследования разбитой под Полтавою армии Карла XII, настиг ее под Переволочною и взял в плен 18 746 человек, 264 знамени и штандарта и 4 орудия. Меншиков был первым составителем строевого устава для русской кавалерии, которая делилась на роты в 100 всадников и на полки из 10 рот каждый, причем вооружение ее были палаш и фузея. Понимая важность подготовки, которую может дать артиллерия для успеха кавалерийской атаки, Петр придал каждому регулярному полку по одной полупудовой гаубице, причем прислугу посадил на верховых лошадей.

Таким образом, первая конная артиллерия появилась в армии Петра Великого.

При установившемся в Европе взгляде на назначение конницы, вопреки ее основному свойству – способности производить стремительные атаки холодным оружием, взгляде – полагавшем силу ее в огнестрельном действии, а не в ударе, роль ее в бою должна была пасть, и, действительно, она не имела того решающего влияния на исход сражений, какое имела шведская конница Густава Адольфа.

Артиллерия. В рассматриваемую эпоху идеи Густава Адольфа об употреблении артиллерии в бою как рода войск, подготовляющего успех атаки, были забыты. Но зато организация ее была усовершенствована. До этого времени артиллерия как регулярное войско не существовала; стреляли из орудий частные лица, специалисты, нанимавшиеся на время войны. С введением постоянных армий такой порядок был немыслим, и Людовик XIV изменил его. При нем артиллерия сделалась регулярным войском. Он же учредил для образования артиллерийских офицеров полковые школы. При нем появилась первая система орудий, система Вальера. Основания ее были: прочность, простота и однообразие. Калибры пушек (24-фунтовые, 16, 12, 8 и 4-фунтовые) и устройство их были определены по опытам Вобана. Длина пушек доходила до 26 калибров, относительный заряд – 1/2 до 1/3 веса ядра. Вес орудий был очень велик, напр., 12-фунтовая пушка весила около 80 пуд., т.е. 250 снарядов.

Только в походе артиллерия получила некоторую тактическую организацию. Начальник артиллерии действующей армии, по соглашению с главнокомандующим, назначал необходимое количество орудий и калибры и, соответственно тому, известное число артиллерийских рот и повозок для возки пороха и снарядов (по 100 на орудие), патронов для пехоты и шанцевого инструмента. Все это составляло corps de 1’artillerie de l’armée.

Для удобства управления принято было соединение орудий в бригады. Обыкновенно на армию в 50 000 считали необходимым иметь 1 бригаду 24-фунт. орудий (4), и бригаду 8-фунт. (8 оруд.), и 5 бригад 4-фунт. (по 10 орудий в каждой). Артиллерийский корпус на походе следовал обыкновенно в одной общей колонне с обозом и при расположении лагерем помещался отдельно впереди его середины. Подобным образом была организована артиллерия и других стран.

В бою тяжелые орудия обыкновенно сосредоточивались на одной более выгодной позиции, а легкие придавались пехотным полкам.

При оборонительном бое орудия располагались первоначально шагах в 100 впереди линии пехоты; с приближением же противника они уходили в интервалы между батальонами, продолжая обстреливать неприятельскую пехоту картечью. При наступательном бое легкие орудия сопровождали пехоту, находясь в интервалах между батальонами первой линии, причем орудия тащились на лямках.

В русской артиллерии от Иоанна IV до Петра Великого не произошло почти никаких улучшений. Со времен самозванцев до нарвского поражения при Петре Великом в устройстве артиллерии царил большой беспорядок. Для осады Нарвы (1700 г.) собрано было из Новгорода, Пскова и других мест 145 орудий разных времен и калибров; пушки были «неисправны станками и прочим» (по журналу Петра Великого); колеса и лафеты ломались во время доставки; ядер и пороху было мало. Потеряв под Нарвою всю свою артиллерию, Петр должен был ее заводить вновь. Он воспользовался этим и заимствовал у иностранцев много усовершенствований; установил калибры для пушек, причем ядро принято было называть по артиллерийскому весу; завел регулярную артиллерию, началом которой послужила бомбардирская рота; учредил звание генерал-фельдцейхмейстера.

Артиллерия разделена была на полковую (3-фунт. пушки, 6-фунт. мортиры и полупудовые длинные гаубицы); полевую (6-фунт., 8– и 12-фунт. пушки, 1-пудов. и 2-пуд. мортиры); осадную – (18– и 24-фунт. пушки, 6-фунт. 2-пуд., 5– и 9-пуд. мортиры, полупудов. и 1-пудов. гаубицы) и гарнизонную, или крепостную (те же орудия, как и в осадной, но с прибавлением всех старых, остававшихся еще на вооружении).

Таким образом, хотя Петр первым выделил полевую артиллерию, но он не облегчил ее (12-фунт. пушки весили 80—110 пуд.), а потому творцом полевой артиллерии считают Фридриха Великого, который довел вес 12-фунт. пушки до 50 пуд. (около 100 снарядов). Петром Великим положено начало конной артиллерии; в некоторых сражениях 1702—1709 гг. прислуга длинных гаубиц была посажена на коней. С кончины Петра I до назначения гр. Шувалова генерал-фельдцейхмейстером русская артиллерия пришла в упадок. При Шувалове составлен новый штат (2 артил. полка, каждый из 10 рот, для прислуги при осадных и полевых орудиях) и для перевозки артиллерии учрежден казенный фурштат.

Главная заблуга Шувалова состояла во введении единорогов, длинных гаубиц, которыми он хотел заменить все орудия полевой артиллерии; так, вместо 6 калибров полевой артиллерии (6—8– и 12-фунт. пушки, ½– и 1-пуд. короткие гаубицы и 2-пудов. мортиры) он ввел 3 калибра (½-пуд., 1-пуд. и 2-пуд. единороги). Впоследствии пушки снова появились в полевой артиллерии, а 2-пудов. единороги перешли в осадную; но ½-пуд. и ¼-пуд. единороги сохранялись в нашей полевой артиллерии до введения нарезных орудий.

Менее удачны были другие нововведения Шувалова, напр. так называемые секретные гаубицы (с овальным каналом, с целью увеличить разлет картечи в стороны) и вновь инвентованные полковые орудия, имевшие два 3-фунт. канала, высверленные в одном теле, из которых стреляли гранатами. По смерти Шувалова эти орудия выведены из употребления.

Боевые порядки и боевые действия отряда из всех родов войск. Тактическое искусство. При построении боевого порядка в эту эпоху главным образом старались достигнуть возможно сильного развития огня и сохранить механический порядок. Самый порядок состоял из двух линий пехоты, с кавалерией по флангам; впереди и в интервалах пехоты ставилась артиллерия. Иногда небольшая часть кирасир и драгун располагалась позади середины второй линии. Весь порядок разделялся на центр и 2 крыла. Центр состоял из пехоты с артиллериею; крылья – преимущественно из конницы, иногда с небольшою придачею пехоты с артиллериею. Такой боевой порядок стал в XVIII в. обязательным, нередко даже наперекор обстановке.

Основные свойства его были: отсутствие гибкости, трудность построения, движения и маневрирования в нем; удар равносильный по всему фронту. При переходе к тонкому боевому порядку и вследствие этого к удлинению фронта боевого порядка кавалерия оказывала меньшую, чем прежде, поддержку пехоте. Это навело известного австрийского генерала Монтекукули на мысль перемешать пехоту с кавалерией и весь боевой порядок построить в виде живого укрепления, каждая часть которого, будучи составлена из всех родов войск, приобретала большую устойчивость. Монтекукули предпочитал встречать атаку на выгодной позиции огнем; атаковать же он считал уместным, только застав противника врасплохк или на невыгодной позиции; при этом атака его выражалась движением вперед линии огня; кавалерии же разрешалось вырываться из боевого порядка всего на 60—100 шагов, чтобы предохранить ее от неприятельских атак, забывая ее основные свойства. Такой порядок и способ действий был применен в сражении против турок при Сен-Готарде, в Венгрии, в 1664 г.

Походный порядок армии находился в тесной связи с боевым. На походе вся армия двигалась совокупно, в 3 или в 5 колонн. В первом случае среднюю колонну образовывали обоз и артиллерия, а крайние – первая и вторая линии боевого порядка; во втором случае средняя колонна также состояла из обоза и артиллерии, ближайшие к ней две колонны – из пехоты, а крайние 2 – из конницы. Средняя колонна двигалась по дороге, а боковые нередко шли без дорог.

При наступательном движении впереди армии, на небольшом расстоянии, шел авангард из гренадер и легкой конницы, а сзади – арьергард из 1-го батальона и 1-го эскадрона для наблюдения за порядком в тылу. Отступательные марши для большей быстроты производились иногда большим числом колонн; сзади всех шел арьергард из лучших войск пехоты и легкой конницы.

При таких походных порядках скорость движения не могла быть велика; переходы в 10—15 верст считались обыкновенными; местные преграды, теснины и переправы являлись большими препятствиями, а потому требовалась тщательная предварительная рекогносцировка путей и основательная подготовка марша. На отдых располагались в боевом порядке, вся армия вместе, в палатках, которые везлись в обозе. На зиму кампания обыкновенно прекращалась, и обе стороны, как бы по взаимному соглашению, расходились на зимние квартиры. При том направлении, которое получила тактика начала XVIII в., успех видели не столько в быстроте натиска, сколько в пассивной стойкости войск, чистоте эволюций и быстроте огня; в строю от солдат требовалось автоматическое исполнение команд, механические движения и быстрота при заряжании; личная сметливость и развитие солдата были совершенно ненужными и даже вредными.

Этому соответствовали и воспитание, и ход мирного обучения.

Обучение войск начало развиваться с конца XVI в., причем с введением постоянных армий стала проявляться большая любовь к парадам, оттеснявшая на задний план полевое обучение. Доходило до такого штукмейстерства, что один офицер изобразил на параде из своей части слова: «Vive le roi!»

В XVIII в. обучение прусской пехоты, введенное Леопольдом Дессау, сделалось образцом для всех. Он полагал главную силу пехоты в наступлении в сомкнутом строе, с производством быстрого огня. Он уничтожил 4-ю шеренгу, ввел железные шомпола и стремился достичь возможно скорой стрельбы, чтобы занять ею солдата. При нем был принят очень медленный (75—76 шагов в минуту) мерный шаг, с движением в ногу. Строгая дисциплина строя, уважение к штыковой атаке и пристрастие вместе с тем к огню залпами, в меткость которого он сам мало верил, были основными целями при обучении. Для быстрого огня он приучил пехоту к быстрым эволюциям, причем она с необыкновенною точностью выстраивала для боя две линии развернутых батальонов, которые наступали с сильным огнем на неприятеля.

Кавалерию учили перед атакою стрелять с коня.

Офицеры постоянных армий стали слугами государства; для них установлены жалованье и производство в чины; солдаты же обратились в рабов, не имевших надежды на улучшение своего положения. Постоянное безделье, учения с целью занять время и утомительная караульная служба (отпускные для дохода; даже генералы сохраняли командование ротами для дохода), при малом жалованье, плохом продовольствии и обмундировании, а равно и чрезвычайная строгость унизительных наказаний, конечно, должны были побуждать людей, насильно привлеченных на службу, отделываться от нее. Дезертирство дошло до чрезвычайных размеров. Потребовались даже меры для борьбы с ним: взаимное наблюдение, постоянные переклички, сигнальные пушки, облавы, плата за пойманного и варварские наказания для примера и устрашения; появились указы: не располагаться лагерем у леса, избегать ночных движений и т.д.

Стратегическое искусство эпохи обусловливалось следующими данными: 1) способом продовольствия армий из магазинов; 2) лишением главнокомандующих инициативы и должной свободы действий; 3) односторонним направлением тактического искусства, а также 4) преувеличением значения крепостей. Все это повлекло за собою ограниченность целей, медленность действий, войну маневров и осад[7]7
  Ру-Фазильяк следующими словами характеризует военное искусство этой эпохи: «Большие армии, многочисленные штабы, сильные парки, большие обозы, большие магазины, большие склады фуража, большие госпитали; одним словом – большие затруднения, большие злоупотребления, маленькие способности и большие поражения».


[Закрыть].

Истинная цель стратегии – нанесением решительных поражений армии противника привести его в кратчайшее время к сознанию невозможности сопротивляться – была совершенно забыта. Под влиянием этих условий стратегическое искусство к концу описываемой эпохи приняло следующия формы.

Наступающий, устроив себе прочную базу, осторожно подвигался всей армией в совокупности к избранному предмету действия, которым обыкновенно служила неприятельская крепость. Обороняющийся, прикрываясь оборонительной линией, старался не допустить к этому своего противника и располагался на его пути действия в крепкой позиции. Когда не удавалось узнать или угадать намерения неприятеля, то обороняющийся раскидывался небольшими отрядами по широкому фронту (из этого впоследствии получилась так называемая кордонная система). Наступающий не решался форсировать препятствие в виду противника, но все искусство состояло в том, чтоб отвлечь его внимание в сторону или действиями на сообщения заставить его отступить. При удаче наступающий приступал к осаде крепости, выдвигая для этого часть своих сил вперед, к стороне противника и занимая этим обсервационным корпусом укрепленную позицию или укрепленный лагерь.