Текст книги "Эдит Пиаф"

15. Первый мужчина

И снова парижские улицы, и снова песни для прохожих… Поначалу Эдит выступала вместе с двумя друзьями – веселыми пареньками, такими же бесприютными, какой была и она сама. Но дело не сложилось. И вскоре маленький уличный коллектив распался.

Затем Эдит решила, что надо следовать традиции – петь дуэтом, причем исключительно семейным. Так она стала выступать с Симоной, дочерью Луи Гасьона от другого брака. Сводные сестры были дружны и сохранили добрые отношения на многие годы.

В этом нет ничего удивительного – они были очень похожи. Обе совершенно неприхотливы. Обе легко сходились и расходились с мужчинами. Обе хорошо пели. Обе не имели ни малейшего понятия о правилах приличия. Обе одинаково не умели одеваться. Обе совершенно не готовили. И обе не подозревали, что одежду можно стирать, а не выбрасывать по мере ее загрязнения.

На этот раз дело пошло неплохо. Они зарабатывали на двоих около трех сотен франков в день. Этого хватало на дешевые тряпки, номер в третьесортной гостинице на улице Орфила (сестры искренне считали его роскошным) и бутылку столового вина. Питались они консервами, поскольку в их номере не было и намека на плиту, сковороду или хотя бы кофейник.

Удивительно ли, что первый мужчина в жизни Эдит появился, когда ей было всего четырнадцать? Впрочем, имени его она не запомнила.

Так выглядел родной дом Эдит в 1930-е годы.

16. Первая любовь

Эдит Гасьон легко сходилась с мужчинами и легко их бросала. Она полагала, что лучше оставить мужчину, когда он тебя еще любит, чем дожидаться, пока он прогонит ее сам. И этим мучила своих поклонников. И притягивала новых, как магнитом…

Первое большое чувство пришло в семнадцать лет. Эдит полюбила паренька по имени Луи Дюпон, служившего рассыльным в продуктовом магазине. В средствах молодые любовники были крайне ограничены, а потому поселились в том же номере, в котором до этого жили Эдит и Симона. Более того, иногда они делили одну постель на троих… Не подумайте плохого (хотя, куда уж хуже?), в то время, как Эдит и Луи любили друг друга, Симона крепко спала, отвернувшись к стене. Так, во всяком случае, спустя годы говорила она сама.

Любовь – это взлет и падение, страсть и охлаждение. Любовь – это испытание на зрелость. А какая уж тут зрелость, в семнадцать-то лет…

Вскоре Эдит поняла, что беременна. Но это никак не отразилось на ее образе жизни. Она по-прежнему выходила на уличную импровизированную сцену, пела вместе с Симоной, зарабатывая свои три сотни. А Луи по-прежнему перебивался с хлеба на воду, зарабатывая копейки в продуктовой лавке.

Через год после их знакомства Эдит родила свою первую и, как оказалось, единственную дочь. Девочку назвали Марсель.

Началась новая жизнь.

Эдит Гасьон в молодости. 1937 год.

17. Эдит и Луи

Они сидели в маленьком уличном кафе и завтракали. Луи макал в чашку кофе, разбавленного молоком, бриош, а Эдит лакомилась шоколадным пирожным, запивая его красным вином.

– Эдит, детка, как ты можешь пить с утра? – простонал Луи, морщась и в смущении потирая лоб.

– А мне хочется именно вина. И потом, оно совсем не крепкое. В этой забегаловке вино разбавляют водой…

– Что значит – хочется? Мало ли чего хочется мне!

– Ты, милый, понятия не имеешь, что такое «хочется» по-настоящему.

– Да ну? – кисло улыбнулся Луи. – И почему же? Чем я хуже тебя, что не могу знать такой ерунды?

– Ты не женщина, милый. Вот забеременеешь сам, узнаешь, – засмеялась Эдит.

– Что? – Луи от неожиданности потерял дар речи.

– Ничего особенного: я беременна… Почему ты побледнел?

– Я побледнел? Ничего подобного… Просто думаю, как нам быть дальше.

Эдит в 1936 году.

– Никак. Что это меняет? – Эдит допила вино и потянулась за сигаретой.

Луи отодвинул мятую пачку. Но потом нерешительно придвинул обратно.

– Что за фокусы? – нахмурилась Эдит.

– Тебе вредно курить, – ответил Луи и неуверенно добавил: – Наверное.

– Я сама знаю, что мне вредно, а что нет. И вообще, Луи, в чем проблема? Да, я беременна. И это вполне объяснимо – после того, как мы с тобой шесть недель занимались любовью трижды в день… Что действительно вредно, так это видеть твое испуганное лицо…

В тот день Луи ушел на работу и не появлялся много дней. Он решил сбежать от Эдит, еще не подозревая, что оставить ее – выше человеческих сил…

18. Я стала… мамой?

Говорят, что великих людей нельзя судить обычным человеческим судом. Им судья – только Бог…

Хорошей ли матерью была молодая Эдит Гасьон? Вряд ли. Она оставляла девочку на попечение мужа и отправлялась на улицу – петь свои песни на пару с Симоной. Если Луи упрямился, дочь брали с собой на улицу.

И тут появился первый ангажемент – Эдит пригласили в дешевое кабаре «Жуан-ле-Пен». Это была ее первая настоящая сцена. Как она могла отказаться?

И Луи вспылил. Девочке нужна мать, а не вульгарная певица! Или он, Луи, или это уличное… шутовство!

Эдит выбрала свое ремесло. И Луи была дана решительная отставка. Он собрал нехитрые пожитки и обиженно удалился. Сестры снова стали жить вдвоем. Точнее, втроем – с ними была маленькая Сесель (так девочку называла сама Эдит).

Они часто оставляли малышку одну. А когда возвращались, находили ее безмятежно спящей.

Однажды девочка пропала. Эдит поняла – ее забрал Луи. И поняла, зачем – чтобы вернуть Эдит. Но… надо было знать характер этой юной женщины. Вернуть утраченную любовь? Ты шутишь, малыш? Это невозможно.

Молодой отец отправил девочку к своим родителям, полагая, что там ей будет лучше, чем в гостиничном номере. А материнский инстинкт не подведет – Эдит обязательно вернется к дочери. Значит, и к нему.

Но он ошибался.

Эдит с дочерью.

19. Первая утрата

Катастрофа разразилась в самый неожиданный момент. Да, маленькой Сесель было очень хорошо дома у Дюпонов. Да, о ней заботились, ее обожали. Но… девочка заболела менингитом. И спасения от этого тяжкого недуга не было.

Когда Эдит бросилась к дочери, было поздно. Девочка умирала. Опасную инфекцию подхватила и сама Эдит. Но молодая мать выкарабкалась, а маленькая Сесель – нет…

Будучи уже прославленной певицей, Эдит Пиаф редко вспоминала покойную дочь. Она не считала, что потеряла шанс на семейное счастье. Все же Луи Дюпона она к тому времени уже не любила… Но дочь, ее маленькая дочь умерла… Может, Эдит сама еще была девочкой, не готовой стать настоящей матерью? Но как же велика цена.

Говорят, что единственной простительной ошибкой является ошибка молодости. Эту ошибку Эдит себе не прощала никогда. Но осознание истинных масштабов постигшей ее трагедии пришло значительно позже – когда жизнь уже клонилась к раннему, но неизбежному закату…

Эдит Пиаф выходит на большую сцену.

20. Прощание с Сесель

Моросил бесконечный, холодный дождь. Эдит стояла у самого края свежевырытой могилы Сесель…

Глаза Эдит оставались сухими. Неожиданно она поймала себя на мысли, что думает совершенно о другом. Ее занимала эта идиотская вчерашняя проблема – что надеть, чтобы соответствовать трагическому моменту похорон? Строгого черного платья у нее не было, как не было вообще ничего, кроме пестренького платьица, в котором она пела на улице, и смешных стоптанных туфелек. В этом она сюда и пришла, накинув на плечи темно-синюю шаль, которую она на скорую руку соорудила из гостиничной портьеры.

Марго Дюпон, мать Луи и бабушка покойной Сесель, по-своему истолковала поведение Эдит. Она обняла ее, всхлипнула и произнесла:

– Не убивайся, не надо… Поплачь, и тебе станет легче. Боже, какое горе…

Эдит отстранилась. Ее совершенно не трогали слезы этой женщины.

– Мы виноваты, – причитала Марго. – Мы все виноваты – не уберегли…

Кадр из фильма «Жизнь в розовом цвете» об Эдит Пиаф. 2007 год.

Забормотал священник. Двое рабочих взялись за крышку гроба.

Эдит вздрогнула и… отвернулась.

Гроб опустили в могилу и засыпали землей. Сверху установили простой деревянный крест.

«Как все нелепо, – горестно подумала Эдит. – Ужасно и нелепо».

– Луи скоро подойдет, – сказала Марго Дюпон. – Он где-то задержался, но обязательно подойдет…

– Мне плевать на вашего Луи, – сказала Эдит. – Я вообще не знаю, кто такой Луи. Так ему и скажите.

И она побрела прочь…

21. Я не могу без мужчины!

Сколько же всего в ней было намешано – и равнодушия, и страсти, и сердечности, и черствости, и эгоизма, и сострадания. Эдит, Эдит, кем же ты была? Ангелом или чудовищем? Богиней или ведьмой? Легендой или… земной женщиной?

Не важно – кем. Важно, что была. Рядом с нами. И вместе с нами…

Спустя всего несколько дней после похорон, Эдит уже веселилась в кругу друзей. И это была тоже она. Глубина чувств, осознание непоправимости утраты придет к ней позже – вместе с большой любовью. А пока – пой, пой, волшебница Эдит! У тебя это здорово получается.

Оглядываясь на прошлое, под конец своей бурной жизни Пиаф сама удивлялась собственной непредсказуемости, легкомыслию и непостоянству. Она меняла мужчин с такой легкостью, словно надеялась познать любовь всех, с кем сводила ее судьба. Однажды она сказала сестре Симоне:

– Момон, я просто не могу, когда в доме нет мужчины. Это даже хуже, чем день без солнечного света. Без солнца, в конце концов, можно и обойтись – есть электричество. Но вот дом, в котором не висит где-нибудь мужская рубашка и не разбросаны повсюду грязные носки… это как дом какой-нибудь вдовы – он тебя просто убивает!

В кабаре.

22. Его Величество Шанс

В один из пасмурных октябрьских дней 1935 года по парижской улице Труайон шел хорошо одетый человек, с виду богач или видный чиновник. На перекрестке с авеню Мак-Магона собрались люди. Они слушали уличных артистов. Какая-то девчонка пела под аккордеон. Человек намеревался пройти мимо, но… остановился. Девчонка пела:

 
«Она родилась, как воробышек,
Она прожила, как воробышек,
Она и помрет, как воробышек!»
 

Его поразил голос. Сильный, низкий, проникновенный. Перед ним была уличная певичка с голосом, которого он прежде не слышал.

Нахмурившись и сложив руки на груди, он стоял, опустив голову, и – слушал.

Певичка обратила на него внимание. А когда закончила песню и ее подруга отправилась по кругу, собирая со слушателей мелочь, подошла к нему.

– Ты ненормальная, – сказал он прямо, без всякого вступления. – Ты сорвешь голос!

– Должна же я как-то зарабатывать себе на жизнь? – ответила певичка, с улыбкой глядя прямо в глаза этому холеному мсье.

– Должна. Но делать это лучше не на улице, а в каком-нибудь кабаре.

– Но у меня нет контракта!

– Он у тебя будет… Послушай, я – Луи Лепле, хозяин кабаре «Жернис». Приходи в понедельник к четырем часам.

Затем он протянул ей банкноту в пять франков.

– Купи себе чего-нибудь поесть…

С Луи Лепле. 1930-е годы.

23. Кабаре «Жернис»

Эдит и не думала идти в «Жернис». Шутка, глупая шутка прохожего. Какой он хозяин? А вдруг… и правда хозяин? Вдруг он действительно Луи Лепле?

По адресу Пьер-Шаррон 54 она добиралась на метро. И здорово опоздала. К «Жернис» она подбежала, когда часы уже показывали пять. На пороге кабаре ее ждал все тот же холеный господин.

– Опоздание на час, – усмехнулся он. – Хорошенькое начало…

Они вошли в пустой зал кабаре. Эдит никогда раньше не была в «Жернис». Сюда бы ее, уличную замарашку, никогда бы и не пустили. Здесь подавали шампанское и икру. И здесь собиралась богатая публика.

У рояля сидела молчаливая дама, как потом выяснилось – супруга врача, зарабатывающая на жизнь аккомпанементом. Она знала свое дело. И это было настоящим спасением для Эдит – девушка не имела ни малейшего понятия о нотах.

И Эдит запела… Она спела все свои песенки, какие только знала. Лепле слушал, подперев голову рукой. Его голубые прозрачные глаза светились восторгом, который он, впрочем, скрывал за напускным равнодушием.

– Хорошо, – сказал он, когда Эдит закончила петь. – Твой дебют в пятницу. Ты будешь получать по сорок франков в день. А завтра в четыре попрошу на репетицию…

Потом он улыбнулся и добавил:

– Постарайся успеть хотя бы до шести. Иначе мы потеряем пианистку.

Эдит Пиаф в кабаре «Жернис».

24. Малышка Пиаф

– У тебя есть что надеть?

– Да, черная юбка. И… я вяжу себе свитер. Но еще не закончила.

– Успеешь закончить?

– Да.

– Отлично… А как тебя зовут, детка?

– Эдит Гасьон.

Лепле поморщился.

– Еще меня зовут Таней.

– Неплохое имя. Но ты же не из России?

– А еще Дениз Жей.

– Ужасно…

– Югетт Элиа.

– О, господи… Послушай, ты – настоящий воробей. Ну да, парижский уличный воробей. Лучше всего тебе подходит имя Муано… Но оно уже занято. Ты станешь малышкой Пиаф. Маленьким воробышком…

Так на свет появилась певица Пиаф.

На репетицию она пришла не в четыре, как просил Лепле, а на полчаса раньше. Ее встретил сам Лепле и Ивонн Балле, звезда шансона, блиставшая в «Паласе» и «Казино де Пари». Балле ничего не знала о Пиаф и выразила желание послушать ее на репетиции.

– Ты будешь великой певицей, – заявила Балле, растроганная голосом молодой Пиаф. – Но, ради бога, не выходи на сцену в красном платке. Исполнители твоего плана всегда набрасывают на плечи красный платок. Это глупая традиция, которую надо остановить. Я хочу сделать тебе подарок как певице. – С этими словами Ивонн протянула Эдит ослепительно белый, воздушный шарф. Если бы Балле знала, какую услугу оказывает начинающей свой путь Пиаф. Если бы знала…

Каждая песня Пиаф – это выстраданная часть ее жизни.

25. Дебют

Она успела выучить всего три песни. С ними и отправилась на премьеру – на непослушных от волнения ногах.

Эдит должна была выступать в самом начале программы. По пятницам в «Жернис» собиралось избранное общество – артисты, политики, богатые люди. Лепле не мог вывести на сцену неизвестную певицу вместе со звездами. Эдит была лишь его опытом, аттракционом, разогревающим интерес публики перед главными выступлениями.

Она сидела в гримерке и лихорадочно довязывала свитер. Она не успела закончить рукав! Лепле поминутно заглядывал в дверь и спрашивал:

– Ну как, скоро?

Наконец, он не выдержал и заявил:

– Все, пора на сцену… Набрось на руку вот этот шарф.

И Эдит набросила на недовязанный свитер белый шарф Ивонн Балле.

Лепле сам вывел ее на сцену. И произнес речь, которую Пиаф запомнила на всю жизнь.

– Несколько дней назад я проходил по улице Труайон. На тротуаре пела девочка, маленькая девочка с бледным и печальным лицом. Ее голос проник мне прямо в душу. Он взволновал меня, потряс. Я хочу теперь познакомить вас с ней – это настоящее дитя Парижа. У нее нет вечернего платья, и если она умеет кланяться, то лишь потому, что я сам вчера только научил ее это делать. Она предстанет перед вами такой же, какой я встретил ее на улице: без грима, без чулок, в дешевой юбчонке… Итак, перед вами малышка Пиаф!

Бывают женщины очаровательные, бывают ослепительно эффектные. Но бывают женщины, от которых невозможно оторвать взгляд.

Эдит спела первую песенку. И в переполненном зале наступила звенящая тишина…

26. Морис Шевалье

Она еще не знала, что означает эта зловещая тишина. Вдруг обнаружила, что шарф Балле лежит у ее ног. И все видят ее нелепый свитер без одного рукава.

На глазах у Эдит заблистали слезы отчаяния.

И вдруг раздались аплодисменты… Нет, не аплодисменты – обвальная, бесконечная овация. И крики «браво», которые она услышала в свой адрес впервые в жизни.

Отчаяние как рукой сняло. Эдит объявила вторую песенку. И вдруг в наступившей тишине раздался уверенный голос:

– Этих песенок у малышки, оказывается, полным-полно за пазухой!

Это был признанный мэтр – Морис Шевалье.

Спустя годы Пиаф сказала, что слова Шевалье были самым большим комплиментом в ее жизни. А она получала огромное количество комплиментов.

Судьба сводила ее с Шевалье много раз. 17 февраля 1936 года Пиаф пела на арене цирка «Мурано» – вместе с Морисом Шевалье, Мари Дюбуа, Фернанделем и другими звездами. Это ли было ни признание? Это ли был ни триумф?

Морис Шевалье.

С Шевалье она дружила и одно время была в него влюблена. Да, Пиаф и Шевалье были близки. И она сумела сохранить с ним добрые отношения на всю жизнь…

После выступления Эдит подумала: «Все слишком хорошо. Они не приветствуют меня. Они надо мной насмехаются…»

Но Лепле обнял ее и сказал:

– Глупости. Ты их победила, воробышек. И так будет всегда – все последующие дни.

27. Гибель Лепле

Ее взлет был стремительным, а слава безусловной. Понемногу и, конечно же, не сразу о Пиаф стали упоминать в прессе. Но спустя некоторое время о ней писали уже все парижские газеты. Ею восторгались, ей признавались в любви.

Лепле учил ее постоянно – создавал образ, открывал главные сценические истины, которые Пиаф не забыла до последнего часа. Лепле был так трогательно заботлив, что Эдит стала называть его папой.

– Ты не должна идти на поводу у зрителя, – говорил Лепле. – Великий секрет в том, чтобы всегда оставаться самой собой. Всегда оставайся самой собой!

Пиаф была наивна и совершенно не ориентировалась в светском обществе. Лепле выстроил очень тонкую и умную рекламную компанию. Слух о необыкновенном голосе передавали из уст в уста. А слова признанных артистов, художников, политиков действовали убедительней любых газетных статей.

Послушать Пиаф приезжали со всех концов Парижа и Франции. Отныне она пела в «Жернис» ежедневно и была центральной фигурой программы. Но… она понятия не имела, для кого именно поет. Однажды, желая польстить Пиаф, ей сказали, что в зале находится сам Фернандель. И Эдит на это ответила:

– Фернандель? Ну и что?

Она просто никогда не видела его фильмов…

Все закончилось в один миг. 7 апреля 1937 года Францию облетело страшное известие: Луи Лепле застрелен выстрелом в голову.

Луи Лепле.

28. Кто ты, Пиаф, – жертва или… убийца?

Луи Лепле нашли в его собственной квартире мертвым. Обстоятельства смерти так и остались загадкой, но в число подозреваемых полиция включила и Пиаф. Нет, не как непосредственную исполнительницу ужасного преступления, но как потенциальную соучастницу.

Это было несправедливо! Пиаф относилась к Лепле как к учителю, как к самому дорогому, близкому человеку. Она любила его. Между ними не было и не могло быть крупных конфликтов, которые привели бы к такой страшной развязке. И полиция вскоре оставила Пиаф в покое… Полиция – но не коллеги и пресса.

«Жернис» был закрыт, но в кабаре оставалось много артистов, официантов, прислуги. В этот тяжелый момент Эдит от одного из своих коллег услышала слова, которые ранили ее в самое сердце.

– Что, умер твой покровитель? С твоим талантом ты снова окажешься на улице… малышка…

Но хуже всего вела себя пресса. Газеты на все лады перемывали косточки несчастной Пиаф. Винили ее в том, чего она никогда не делала и не могла сделать в принципе. Эдит впала в жесточайшую депрессию – первую в своей короткой жизни, но далеко не последнюю.

О выходе на сцену кабаре «Жернис» не могло быть и речи. Завсегдатаи кабаре верили газетам и не стали бы слушать «убийцу» их кумира. Другие заведения Пиаф не приглашали – по той же самой причине.

На помощь, как это не раз еще случится в жизни великой певицы, пришли настоящие друзья.

Песня как жизнь.

29. Раймон Ассо

После ужасной гибели Луи и двух суток предварительного заключения, проведенных в полицейском участке, Эдит дала концерт в парижском кабаре «Одетт», где выступала несколько раз еще при жизни Лепле. И впервые подверглась молчаливому зрительскому неприятию. Она была глубоко несчастна, она старалась оправдаться перед зрителем. Но… как оправдаться в том, чего ты никогда не совершала?

Закончился срок короткого контракта с «Одетт». Хозяева отказались его продлить. Пиаф осталась практически без ангажемента. Некоторое время она объезжала рабочие районы Парижа, где ее принимали хорошо, но платили мало. Затем Пиаф отправилась в Ниццу.

Здесь, на побережье, столичных газет почти не читали, а местные о деле Лепле писали скупо. Но Пиаф приходилось несладко – провинция ее абсолютно не знала. И того успеха, которого она добилась в Париже, здесь, в Ницце, не случилось.

Она вернулась в Париж, где ее уже никто не ждал.

В один из вечеров, когда Пиаф тосковала о Лепле, она сняла трубку и позвонила Раймону Ассо.

– Раймон, – сказала она, – ты не хочешь заняться моими делами?

Его ответом были слова:

– И ты еще спрашиваешь? Я жду этой минуты целый год! Немедленно бери такси и приезжай.

Эдит Пиаф прослушивает свою только что записанную пластинку. 1938 год.

30. Великая Эдит Пиаф

Не имея, по сути, никакого образования и не владея музыкальной грамотой, Пиаф пела и чужие песни, и сочиняла сама. Одним из поэтов, которых она полюбила сразу и безоговорочно, стал Раймон Ассо. Его стихи отлично укладывались на музыку, которую так любила Эдит, и в полной мере отражали ее внутреннюю сущность. Уличный воробышек? Да! Но такими уличными воробышками была полна вся Франция.

Ассо взялся за Пиаф самым серьезным образом. То, что не успел сделать Лепле, завершил он, Раймон Ассо. Он окончательно сформировал сценический образ певицы, подобрал удивительно точный репертуар. Каждая песня била в самое сердце. Любовь, радость жизни, печаль утраты – все это было в его стихах… Нужно ли говорить, что Пиаф в него влюбилась, как влюбилась двумя годами ранее в блистательного Луи Лепле? Воистину, сердце этой женщины было всегда открыто для любви. И потому очень ранимо…

Ассо решил добиться двух целей разом. Чтобы Пиаф приобрела статус известной певицы, а не актрисы закрытых кабаре, ему нужно было заполучить радио и устроить ангажемент в одном из самых прославленных концертных залов – в парижском мюзик-холле «АВС» на Больших бульварах. И это у него получилось!

Главной переменой стал новый образ. На сцену «АВС» вышла не малышка Пиаф, а Эдит Пиаф. Взрослая женщина, выдающаяся певица, а вовсе не бывшая уличная девчонка. Малышка исчезла, но… остался воробышек.

В студии звукозаписи.