Текст книги "Иронические юморески. Кванты смеха"

Много раз наблюдая в театре такую сцену, мы жалели, что теперь уже не то доброе старое время, когда зрителям разрешалось приносить с собой в театр разную гниль и кидать её в нелюбимых актёров. Надеемся, однако, что когда-нибудь этот симпатичный обычай будет снова введён и публика, запасшись заранее тухлыми яйцами, дохлыми кошками и другими подходящими гнилыми продуктами, забросает ими театральную соседку при первом же её появлении на сцене и раз навсегда отобьёт у неё охоту мешать влюблённым.

Персональный водитель

Хотя его дело водить персональную машину своего начальника, мы никогда не видим его за этим занятием. Обычно машина стоит во дворе, когда действие комедии происходит в доме, и где-нибудь за углом, когда комедия происходит во дворе или на даче. Доказательством того, что персональная машина существует на самом деле, служит сигнал, который раздаётся каждый раз перед тем, как водитель появляется на сцене. Почти всегда он приходит нагруженный, как верблюд, разными свёртками, пакетами, с огромной вазой, о которой известно, что она куплена в комиссионном магазине, с ящиком боржома под мышкой или холодильником на спине, напоминающим кафельную печку средних размеров.

Одевается он чаще всего в допотопный френч защитного цвета, кирзовые сапоги и кожаную фуражку номера на два меньше, чем полагается по его голове. Бреется всего два раза в месяц, иногда даже отпускает усы, с которыми делается похож на моржа.

Отнеся ящик с боржомом или холодильник на кухню, он остаётся на сцене, чтобы высказать несколько критических замечаний в адрес Хрыча, если, конечно, последнего нет поблизости, после чего начинает «шутить» с Полей. Все его шуточки касаются лишь одной темы – выпивки. Поля предлагает ему пойти с ней в загс, обещая после женитьбы отучить его от вина, он же с презрением отвергает её предложение, заявляя, что он как мужчина – венец творения, а она при ближайшем рассмотрении – всего-навсего женщина. Так они мирно беседуют, безбожно коверкая слова на потеху нетребовательной части зрительного зала, потом начинают уже более серьёзно объясняться в любви, причём она довольно любовно называет его чучелом, а он её – ведьмой. В конце концов они решают пожениться и отправляются трясти ковры.

Неизвестно, состоится ли когда-нибудь эта женитьба на самом деле, так как на сцене её никогда не показывают, должно быть из-за не особенно знатного происхождения молодых. Известно только, что водитель делает всё же попытки «отстать от вина». Это особенно заметно по тем комедиям, где он появляется «как стёклышко», то есть «ни в одном глазу». По всей видимости, ему очень трудно «крепиться», настроение его мрачноватое, и мы не слышим от него прежних весёлых шуточек. Когда все вокруг оживлённо спорят, пройдёт ли в дверь новый, недавно купленный зеркальный шкаф, он стоит угрюмо в сторонке и, дав остальным вволю наговориться, достаёт из кармана рулетку, измеряет ширину двери и изрекает только одно слово: «пройдёт» или «не пройдёт».

Стоит сказать, что в таком виде герой этот для комедии не обязателен. Вовсе ни к чему ему вылезать на сцену, чтоб сказать одно слово, в котором и смешного-то ничего нет.

Приживалка

Она появилась в комедии с тех пор, как Старый хрыч достиг наиболее ответственных должностей и стал окружать себя всякими льстецами и прихлебателями. Обычно приживалкой бывает какая-нибудь дальняя родственница жены, которая при ближайшем рассмотрении оказывается даже не родственницей, а просто знакомой, которая и взялась-то совершенно неизвестно откуда. Она рассказывает о себе, будто работала раньше в искусстве, на самом же деле, как потом выясняется, была просто модной портнихой. Последнее обстоятельство и является основной причиной её тесной дружбы с женой Старого хрыча, которая, как известно, больше всего на свете любит потолковать о нарядах.

Её чаще всего зовут Рашель, Мадлен или каким-нибудь другим именем в этом роде. Она любит всё заграничное, хвастается знанием французского языка, при разговоре слегка картавит, вместо «л» говорит «в»: «Я вижу его высую говову». Всё время охает, ахает, закатывает глаза, употребляет массу присущих только ей словечек и выражений; если чем-нибудь довольна, то говорит: «Я в диком упоении», если хочет кого-нибудь похвалить, то лепечет, мило сощурив глаза: «Очень, очень и весьма». Постоянно твердит, что у неё бездна вкуса, и напяливает на себя такие пёстрые тряпки, что у зрителей начинает рябить в глазах. Подозревает у себя разные несуществующие болезни, вроде бестемпературного гриппа, и всё время пищит, что не может жить без культурной среды.

Точно так же, как и соседка, она мечтает женить кого-нибудь на себе; если встречается с незнакомым мужчиной, обычно говорит: «Какое знакомое лицо. По-моему, мы где-то встречались». Так же как и секретарша, питает слабость к отрицательному типу. Считает, что в жизни ей «жутко не везёт» и что близкие люди её не ценят. Когда зарвавшегося Старого хрыча начинают публично прорабатывать, она возмущается больше всех, волнуется и кричит: «У человека имя, положение, дача!.. А тут взяли и на глазах у всех высекли». Узнав, что катастрофа, угрожающая главному герою, неизбежна, она первая бежит из его дома, как крыса с идущего ко дну корабля.

Старики и старухи

Самые неинтересные роли в комедии выпадают на долю стариков и старух. В каждой комедии употребляется не больше одного старика или старухи, хотя их всего существует в театре четверо: два старика и две старухи. Первый театральный старик – это отец Старого хрыча. Он обычно живёт в деревне и приезжает в город, лишь когда узнаёт, что сынка пропечатали в газете за нелюбовь к критике. Его отцовскому самолюбию лестно, что сын занимает важный пост в городе, и тем более обидно, что он зазнался и об этом стало известно даже в родном селе. В общем, он относится к сыну неплохо, хотя и с некоторой иронией, особенно не одобряя его привычку пить боржом, так как считает, что для него полезнее было бы пить водку.

Другой старик – это тесть, то есть отец жены Старого хрыча. Он ниоткуда не приезжает и никуда не уезжает, так как живёт в семье постоянно на положении приживала. Его дочь то и дело покрикивает на него, Старый хрыч посылает его в лавочку за папиросами, сам же он слоняется по целым дням из комнаты в комнату в своём старомодном жилете и больших белых стоптанных валенках. Больше всего он любит распаковывать притащенные шофёром пакеты и особенно оживляется, приготавливая к столу водочку и закусочку. Это его специальность и вместе с тем приятная обязанность.

Одна из театральных старух – это тёща главного героя или какая-нибудь двоюродная тётка, которая тоже живёт в семье на положении приживалки. Это незаметное, безмолвное, серое существо с серыми от седины волосами, с серым, землистым лицом, с серыми глазами и в сером, выцветшем от долгого употребления платье. Никому она не нужна, никто не разговаривает с нею и не обращает на неё никакого внимания. Вид у неё забитый, запуганный. Улучив момент, она украдкой хватает со стола что-нибудь съестное, например пирожок, и, давясь, жуёт, стараясь поскорей проглотить, чтоб никто не увидел. В этом и заключается вся её роль, которая вводится в комедию специально для смеха, так как, по мнению некоторых драматургов, подобная склонность старой женщины к чревоугодию очень комична.

Другая комедийная старуха – это приезжая бабушка, чаще всего мать главного героя, которая приезжает из деревни специально для того, чтобы её внучка могла расспрашивать у неё о том, как она впервые встретилась с дедушкой и как они полюбили друг друга. Поскольку есть уверенность, что бабушка не останется жить навсегда в семье, отношение к ней более терпимое, чем к первой старухе. Эта старушка на вид бойкая, держится бодро, но, не имея привычки к городской жизни, не перестаёт удивляться, как только здесь живут люди. Наиболее страшная для неё вещь в городе – это телефон, который начинает звонить каждый раз, как только все разойдутся по своим делам и она остаётся одна в доме. Услышав телефонный звонок, она вздрагивает всем телом и, несмело подойдя к аппарату, долго о чём-то думает, склонившись над ним и озабоченно подпирая рукой подбородок. Так как телефон продолжает нетерпеливо звенеть, она с недоумением пожимает плечами и, крутнув головой, протягивает к трубке руку, но тут же отдёргивает её. Услыхав позади себя смех, она оглядывается на публику в зрительном зале и, набравшись наконец смелости, снимает с рычага трубку. Проговорив с испугом: «Тю ты, скаженный!» – она долго рассматривает трубку, вертя её во все стороны, после чего прикладывает к уху, сначала одним концом, потом другим и кричит так, что за версту слышно:

«Але!.. Слюшию!.. А?.. Это ктоича? А? Чивоича?.. Да ето кто говорить-то?»

И так всё время, пока не положит трубку.

Исполнив этот свой сильно комический номер, она вскорости уезжает обратно в деревню.

Дополнительные персонажи

Кроме вышеописанных, бывают ещё персонажи, которые выступают в комедии от случая к случаю, работая по совместительству также и в драме. Это дворники, управдомы, вахтёры, железнодорожные проводники и пожилые, никому не нужные тётки, которые, однако же, очень обижаются, когда родные только на следующий день вспоминают, что вчера был их день рождения.

Точно так же попадают иногда из драмы в комедию и новомодные персонажи, известные под общим названием «плесени». Один из этих персонажей – стиляга – очень хорошо всем известен по юмористической литературе и по своим выступлениям на эстраде, где он очень смешит публику, состроив идиотскую физиономию и танцуя «буги-вуги». Другой персонаж – фифа. Это совсем ещё молоденькая девушка, с далеко не законченным средним образованием, с некрасивым, широким, обсыпанным пудрой лицом, с тоненькими, нарисованными чёрной тушью бровями и огромными ресницами, которые нелепо торчат вокруг крошечных глазок. Одета она безвкусно, на ногах какие-то неуклюжие водолазные башмаки, в качестве головного убора – крошечный берет, который держится даже не на голове, а где-то сбоку, на ухе. Говорит она только о танцульках, о знакомых мальчиках и о своей заветной мечте покататься на такси; красит губы, щедро размазывая краску по щекам чуть ли не до самых ушей, и всем своим видом старается показать, насколько противно, пошло и непривлекательно мещанство.

Послесловие

Мы дали описание всех действующих лиц, которых обычно выпускает на сцену драматург, задумавший написать комедию. Необходимо отметить, что все описанные персонажи имеют значение не сами по себе, а служат лишь для более полного выявления характера главного героя.

Читатель, добросовестно изучивший предлагаемый трактат о комедии, мог заметить, что этот главный герой очень сценичен, то есть максимально удобен как для драматурга, так и для актёра. Для драматурга удобство заключается в том, что, не затрачивая лишних сил на отыскивание новых персонажей для своих комедий в жизни, не меняя, по сути дела, героя, можно создавать всё новые и новые комедии с тем же действующим лицом, придумывая для него лишь новые должности или просто переводя его с одного места работы на другое. Для актёра же выгода заключается в том, что ему не нужно в каждой новой комедии мучительно перевоплощаться всё в новых героев и можно создавать различные образы путём последовательного переодевания из пиджака в гимнастёрку, из гимнастёрки в халат, из халата в пижаму, из пижамы в блузу, толстовку, косоворотку или обратно в пиджак и т. д. Если есть уже пьесы о самоуспокоившихся, самоперезастраховавшихся и шарахающихся из стороны в сторону директорах обувной, текстильной, мебельной, игрушечной и других фабрик, то нет ещё комедии о директоре ресторана, фабрики-кухни, спиртозавода, водонапорной башни, макаронной фабрики или хлебозавода, на котором такой директор, не считаясь со вкусами потребителей, мог бы выпускать хлеб одного лишь сорта и к тому же в недопечённом виде, так как это даёт процентов на тридцать больше припёка. Если уже наделано достаточно пьес про инженеров, доцентов, руководителей научно-исследовательских институтов, не желающих шевелить собственным мозгом и присваивающих чужие диссертации, то можно сделать комедию про архитектора, присвоившего чужой проект и строящего все дома по одному и тому же, всем надоевшему образцу со звукопроводящими потолками, полами и стенами… Впрочем, помнится, что такого архитектора мы уже где-то видели. Если имеются в репертуаре комедии про таких творческих работников, как писатели и художники, то никому не возбраняется написать ещё одну пьесу про драматурга, который жуёт, как сказал о нём А. П. Чехов, «один и тот же тип, один и тот же город, один и тот же турнюр» и, добавим от себя, один и тот же конфликт.

Словом, для желающих написать комедию есть ещё много возможностей.

Ввиду того что в области литературной критики наметилось отставание, мы считаем своевременным выпуск настоящего руководства, в котором излагаются основы этого дефицитного ремесла.

Обычно считается, что критические статьи и рецензии может писать каждый, кому захочется, так как критика не такое дело, которому надо учиться. Но это неверно. Древнегреческий писатель-сатирик Лукиан сказал: «И моя книга не обещает сделать умными и проницательными тех, кто не обладает этими качествами от природы…» Так и мы можем сказать, что не обещаем никого сделать умным, однако тот, кто изучит предлагаемое кратенькое руководство, станет знать больше обыкновенного, неучёного критика, так как будет вооружён какой ни на есть теорией, в то время как простой, неучёный критик не вооружён ничем, кроме собственного, так называемого критического нюха. Предлагаемое руководство взято не с потолка и не высосано из пальца, а создано на основе изучения некоторых современных критических трудов. Мы говорим «некоторых», подчёркивая этим, что совсем не имели в виду всего, что написано в данной области. Таким образом, предлагаемая статья не содержит ничего обидного ни для кого, исключая, конечно, тех, кто, вопреки всякому здравому смыслу, усмотрит в ней какие-либо туманные намёки и обязательно захочет отнести их на свой собственный счёт.

Как бы то ни было, всё, что взято для этого руководства у наших критиков, возвращается им сполна в осмысленном и систематизированном виде.

Общие положения

Критическую статью или рецензию следует начинать с краткого изложения содержания, то есть с того, что у младших школьников именуется пересказом. Если произведение слишком длинно, а также в тех случаях, когда содержание его несколько темновато и не поддаётся описанию, то пересказа можно не делать. После этого рецензируемое произведение необходимо похвалить и привести несколько положительных примеров, затем его следует поругать, подкрепив несколькими отрицательными примерами. Такого порядка надо придерживаться во всех случаях, независимо от того, талантливо рецензируемое произведение или бездарно. Если произведение заслуживает порицания, то, начиная статью с похвал, критик полностью избежит подозрений в недоброжелательстве, злопыхательстве, огульном охаивании и прочих смертных грехах. Кроме того, поступая подобным образом, критик отлично застрахуется на тот случай, если в дальнейшем произведение заслужит хорошую оценку и окажется талантливым. При таком обороте дела критик может держать голову высоко и хвастать, что он первый похвалил произведение и поддержал автора. Если же произведение заслуживает похвалы, то, поругав его в конце статьи, критик избежит упрёков в захваливании, бесхребетности, кумовстве и пр. К тому же это послужит ему на пользу, если в дальнейшем произведение окажется бездарным. В этом случае критик также может держать голову высоко и говорить, что он первый подметил недостатки произведения.

Примечание. Первым высказываться не рекомендуется. Наиболее дальновидные критики высказываются вторыми, третьими… совсем последними, а то и вовсе не высказываются. Это наилучшим образом гарантирует от ошибок.

Похвалив и поругав в одинаковой степени как хорошее, так и плохое в произведении, критик может удовлетвориться сознанием, что в достаточной мере обезопасил себя на будущее, и на этом статью закончить.

Объяснять читателю, в чём заключается авторский замысел и какими художественными средствами он осуществлён в произведении, не следует. Обычно критики этого не делают. Читатель сам должен всё понимать.

Изучая некоторые критические статьи и рецензии, нетрудно заметить, что написаны они особым, так называемым «критическим языком». Автор такой статьи не скажет просто: «радость, гнев, сатира, сарказм», а обязательно – «ликующая радость», «справедливый гнев», «разящая сатира», «ядовитый сарказм». Если простой, неискушённый человек скажет: «обывательщина» или «мещанство», то рецензент, обладающий известным опытом, обязательно присоединит сюда слово «болото» и, подумав немного, добавит: «липкое». В результате получится полновесная, радующая критическое ухо фраза: «Липкое болото обывательщины и мещанства». Нетрудно обнаружить, что авторы критических статей пользуются в данном случае словами, обладающими химическим сродством, то есть такими словами, которые самосильно притягиваются друг к другу, словно мелкие железные гвозди к магниту. Мы предоставляем в распоряжение каждого набор таких химических слов, расположив их для удобства пользования в виде словарика. Выбирая из этого словарика нужные слова и определения, каждый без труда добьётся, чтобы язык его стал не в пример ярче и выразительней, а статьи приобрели вполне профессиональную внешность. Предлагаемый словарик рекомендуется при работе класть перед собой и по мере надобности заглядывать в него.

Словарик

Автор – если поверить всему, что о нём говорится, очень легкомысленный и неглубокий человек. Любит заплывать жирком, смотреть на мир из окна своего кабинета сквозь розовые очки, гоняться за длинным рублём, скользить по поверхности, почивать на лаврах. Особенно любит спохватываться. Напустит розовой воды, мёду, сиропу, налакирует, наполирует, обсахарит, тут же спохватится и давай мазать дёгтем и сажей. Несмотря на всю свою несерьёзность, любит, чтоб о нём говорили уважительно. Если напишет плохое произведение, то любит, чтоб его называли не плохим, а неудачным. Это ему не так обидно.

Авторский – очень распространённое слово. Авторский лист, авторский гонорар, авторский экземпляр, авторский бред и пр.

Бесконфликтность – теория. Особенность этой теории заключается в том, что она всегда пресловутая. Никто не скажет: «Теория бесконфликтности», а обязательно: «Пресловутая теория бесконфликтности».

Выколачивание строк – у поэтов. Чтоб, значит, побольше.

Гурманы, эстеты, чистоплюи и эрудиты – ругательства.

Дрянь всяческая – то, что лезет в пустоту, которую мы создаём, оставляя в стороне лирическую тему.

Дыхание – тёплое дыхание, широкое дыхание, дыхание подлинной жизни… Всех этих дыханий почему-то часто недостаёт поэзии.

Конфликты – картонные препятствия, водевильные недоразумения, мыльные пузыри.

Критика – справедливая, несправедливая, приятельская, заушательская, добренькая, очковтирательская, гибкая, конъюнктурная, с оглядкой на тётю, с оглядкой на дядю, сокрушительная, оглушительная, оглобельная.

Критики – бедные Макары. На них все шишки валятся. Считают себя козлами отпущения, так как не верят, что могут иметь какое-либо влияние на развитие литературы.

Лак – розовый для детской литературы и голубой для драматургии. Есть ещё универсальный розово-голубой: годится для прозы, поэзии и прочих надобностей.

Любовь – без неё поэзия холодна и бессильна.

Мода – говорить о писателях только плохое: и пьют-то они, и дерутся, и кругозор у них узенький, из-за деревьев не видят леса, заблудились в трёх соснах, ищут рукавицы, а они за поясом.

Научная фантастика – «Не ползать, а летать надо, товарищи, но только так летать надо, товарищи, чтобы, этак, не отрываясь от земли, значит… да…»

Образ – бедный, бледный, худосочный, тусклый, серый, водянистый, яркий, сухой, искажённый, невыразительный, туманный, воздушный, волнующий, озорной, схематический, экстравагантный, маниакально-монументальный, чудовищный.

Ошибки – на них необходимо учиться. «Век живи, век учись…»

Положительный герой – бесцветная личность. Любит ходить на литературных ходулях, чтобы казаться выше. В общем, человек очень скучный: надоел всем до смерти своими поучениями. Любит, чтоб с него брали пример, и ужасно сердится, когда не берут. Считает, что в литературе ему положительно не везёт.

Рецензии – доброжелательные, недоброжелательные, разносные, захваливающие, внутренние, глухие, мутные, закрытые (самые скверные, будь они трижды неладны!).

Стихи – декларативные, юбилейные, праздничные, альбомные, командировочные, туристские, весёлые, скучные, назидательные, приподнятые, заземлённые, нарочито угловатые, невыразительные вирши, рифмованная гладкопись, трижды снятое молоко.

Творческий – тоже распространённое слово. Творческий опыт, творческий вечер (бенефис), творческий уют, творческий взлёт, творческие потуги, творческое бессилие, творческая глухота, слепота и немота (наиболее часто встречается).

Холодный сапожник – вышедший из употребления обидный термин. Надо говорить: «Холодный ремесленник».

Цитировать – выдёргивать из фразы отдельные слова, а потом получать за это щелчки и затрещины (литературные, конечно).

Эпохально – термин, употребляющийся в припадке критического усердия, когда не хватает таких малоэнергичных выражений, как «ужасающе гениально» или «зверски талантливо».

Язык – плоский, острый, лёгкий, тяжёлый, вялый, гладкий, нудный, трудный, обывательский, однообразный, нивелированный, неиндивидуализированный, сочный, звучный, нейтрально благополучный, канцелярский, архаизаторски-стилизаторский, безлико-серый, сухой, блатной и суконный.

Дополнительные указания

Помимо указанных в словаре критики должны употреблять массу сросшихся между собой, так называемых «парных слов», как, например: «жажда славы», «литературный зуд», «благодушное созерцание», «административный восторг», «нудный бытовизм», «окололитературная прихлебательщина», «безъязыкое косноязычие», «формалистическое штукарство», «легкокрылые эмоции», «юбилейное водолейство», «редакторская вивисекция», «издательский произвол» и многие другие.

Кроме «парных слов», употребляются также тройные и целые семейства или гнёзда слов, именуемые в науке «словесными полипами». Таковы, например: «неисчерпаемые речевые богатства», «поднятие литературно-художественного уровня на необходимую высоту», «показ положительного героя во весь рост», «укладывание живой литературы на прокрустово ложе догм и цитат», «налёт ложной учёности», «бред сивой кобылы» и другие.

Кроме слипшихся между собой «парных слов» и «словесных полипов», в критическом арсенале имеются слова-одиночки, при помощи которых можно если не разить насмерть, то хотя бы больно царапать своих противников. Эти слова рекомендуется заучить наизусть по прилагаемому списку: аллилуйщина, акафисты, дифирамбы, трескотня, фимиам, перлы, кадило, нудятина, ячество, барство, байбачество, хамелеонство, мелкотравчатость, всеядность, мастеровщина, панибратство, лоботрясничество, конъюнктурщина, халдейство, шараханье, лакировка, сироп, поклёп, жвачка, макулатура и дребедень.

Чтобы статья имела серьёзный вид и свидетельствовала о глубокой эрудиции (учёности) автора, в неё следует местами вкраплять архаические, церковнославянские словеса: ибо, сиречь, паче, наипаче, дондеже и яко можаху.

Критическая статья всегда очень выигрывает, если в ней не всё сплошь сухо и нудно, поэтому для юмора рекомендуется употреблять пословицы, народные поговорки, присловья и пустобайки. Наиболее употребительны из них следующие: «В огороде бузина, а в Киеве дядька», «Паны дерутся, а на мужиках шкура трещит» и «Не всё рыба, что плавает». Больше одной пословицы на статью тратить не следует, поэтому трёх при умелом чередовании может хватить надолго.