Текст книги "Подарок судьбы"

Белославцева давно так не подлавливали, он действительно не особо хорошо помнил этот праздник в загородном санатории, шикарный банкет в большой столовой и танцы. Да, приглашал девушек, наверное, тех, которые нравились, вполне возможно, даже теперь уже очевидно, что приглашал и Нину, тогда совсем молоденькую и явно симпатичную. Должен бы помнить, но не помнил, а как об этом сказать? Вот ситуация! Забыл – обидится, якобы вспомни – а вдруг это блеф? Сказал прямо:

– Извините, Нина Николаевна, и годы прошли, и работа такая, что порой сам себя не помнишь. А ресторан – с удовольствием приглашаю, должно же хоть что-то из ваших ставок на меня принести выигрыш. Ставьте на красное, и едем прямо сейчас.

Соколова внимательно посмотрела на вдруг оживившегося собеседника и поняла, что выкручивается человек, сложно ему, вроде и баба, а начальник, вроде и не обязан ничем, а вину чувствует.

В ресторане было тихо, лёгкая музыка издалека, Артём попросил кабину на двоих, услужливый молодой человек их проводил, даме подвинул кресло, Артём сам плюхнулся в широченное вместилище. Он не любил рестораны и посещал только при необходимости, вот и сейчас протянул Нине Николаевне меню, сам пробежал по строчкам: черт его знает, кроме окрошки – ни одного знакомого слова. Официант принёс все, что заказала дама, и открыл бутылку шампанского. Артём удивился, как быстро строгая начальница превратилась в просто молодую и красивую женщину, она подняла бокал:

– За что будем пить, Артём? Ты не против, если отбросим официоз? Так за что?

– Конечно, за тебя, за твоё высокое назначение, за твою блестящую карьеру!

– Карьера, как видишь, начинается с фиаско: мужчина, которого я всегда хотела видеть рядом с собой, вежливо отказался. Артём, есть смысл продолжать разговор об этом?

– Не надо. Нина, а я вспомнил студенчество, и тебя тоже, к тебе приходил курсант военного училища, и мы его, кажется, поприжали. Поскольку инициатором экзекуции был я, следовательно, был какой-то интерес к девушке с шикарными волосами.

Нина грустно улыбнулась:

– Вот именно – какой-то! А тот курсант остался в училище преподавателем, стал моим мужем, быстро пошёл в рост, потом увлёкся дочерью начальника училища, меня бросил. Жили на служебной жилплощади, я лишилась квартиры и прописки, так что сына у меня он отсудил легко. Вот так, дорогой Артюша, как звал тебя весь институт.

Грустный разговор, за таким не стоило ходить в ресторан. Но Нина быстро оживилась, выпили ещё по бокалу. Она стала говорить о планах совершенствования здравоохранения, о закупках современного оборудования, и Артёму пообещала все, что он просил. Засмеялась:

– Мало просил, стеснительный ты мой. Проси больше, ни в чем не откажу.

Артём встал:

– Тогда едем ко мне?

– Наконец-то! – засмеялась Нина.

Утром их с трудом разбудил телефонный звонок. Артём схватил трубку:

– Артюха, это Володя, ночью умер Бяллер.

Нина вызвала такси и уехала, Артём занимался похоронами, с трудом находя общий язык с въедливым раввином и руководителем еврейской диаспоры. Они успокоились и стали безразличны, когда нотариус вскрыл завещание, и стало известно, что все имущество, принадлежавшее покойному, завещано какой-то Ефросинье Бытовой.

Позвонила Полина:

– Артём Антонович, я долго в себя не могла прийти после вашего сообщения, что зачислена на бюджет. Спасибо вам. Папа и мама приглашают вас в гости. Если можете, приезжайте в воскресенье, а ехать надо в сторону Омска восемьдесят километров, и наше село Таволжан.

– Полина, так вы живете в Таволжанах? Это же моё родное село, Полиночка! Только я не был там уже с десяток лет. Но вы же не местные, да?

– Теперь местные, мама отсюда девчонкой уехала в Петропавловск, а как там заварушка началась, перебрались в деревню. В общем, я скажу родителям, что вы приедете, хорошо?

– Нет. Во-первых, а ты меня приглашаешь? Говори.

– Конечно, приглашаю.

– Принято. Будешь звать по имени и на ты? Отвечай, будешь?

Трубка долго молчала, потом тихий голос Полины:

– Вы меня не торопите, пожалуйста, у меня и так дважды два не всегда четыре.

Артём засмеялся:

– А сколько?

– Иногда пять, а чаще три.

– Согласен потерпеть до воскресного вечера, но если будешь выкать и прочее – обижусь.

– Не надо на меня обижаться, я все сделаю, только не спешите, не требуйте невозможного. До свидания. Мы вас ждём к обеду.

В воскресенье он поехал в свой супермаркет, в котором две недели назад встретил Полину, набрал полную тележку всего, что попадалось на глаза, снял с полки бутылку хорошей водки и шампанское. Обходительная продавщица изобразила очень элегантный, хотя и огромный, букет алых роз. Дома принял ванну, постоял под холодным душем, побрился. Глянул на себя в зеркало – с головы до ног оно отображало довольно стройного почти молодого человека. Артём включил дополнительный свет.

«Что же ты собираешься делать, милейший Артём Антонович? Неужели эта деревенская девчонка так тебя ударила, что ты потерял ориентацию в пространстве и во времени? Рядом с тобой, вот в этом доме только что была очень красивая женщина, ее духи еще не выветрились. И не только красивая, но и перспективная, и ты под её крылышком можешь ой, как высоко взлететь. Что тебе ещё надо? Юношеская клятва самому себе взять в жены только девицу, как и было заведено во времена предков, сегодня просто каприз, да и не факт, что с Полиной не побаловался какой-нибудь слюнявый пэтэушник. А время, Артюха, время, часы твоего лица ещё не чётко показывают возраст, но никто не признает в тебе двадцатилетнего. Вспомни армейские фотографии, каким ты был? А студенчество? Боже, после выпускного бала прошло… пять лет. Бедный добрый Шмуль, он дал все адреса и телефоны, но ты протянул целый год, пообещал питерским академикам, что приедешь, и не поехал. Что остановило? Работа, ответственность, некому передать отделение, главный попросил, к бывшему директору департамента водили. Остался. И что? Докторская скукарикала, как в деревне говорили. Сегодня в гости в семью Полины, все будут благодарить и стараться угодить, чего я больше всего ненавижу. Потом поедем с Полиной на кладбище, надо на выезде из города купить венки, повезу её на места своего детства. Попробую поцеловать, представляю, для неё это будет целое событие. А может, напротив, вытрет губы и скажет, что больше не надо. Итак, дорогой, не стоит гнать лошадей, с Полиной очень аккуратно, чтобы девчонка не потеряла голову. Или наоборот, сказать сразу, что влюбился и попросить руки и сердца у отца с матерью? Красиво. А ты готов? Шесть лет она будет учиться, родить нельзя – отстанет на год, а то и больше. Ты сам на кухне, потому что ей не только на лекции к восьми, но и конспекты посмотреть надо. А пелёнки, а плачь ребёнка по ночам? А свобода? Никуда не выйти, не выехать. И с такой жизнью ты согласен, ты к ней готов?».

Артём сплюнул и чертыхнулся: что это накатило, что за дурацкий самоанализ, кому это надо? Поеду на родину, на могилы родных, побываю у Полины, поговорю с родителями. На первый случай этого достаточно. И вот потом определимся, будет ли второй?

В отделение, приученный Бяллером, Белославцев приходил к семи утра, короткий доклад дежурного врача, и, если ничего срочного, уходил до планёрки в кабинет. Успел изучить пару результатов вчерашнего томографического обследования, в дверь постучали.

– Входите.

Вошёл мужчина, плотно закрыл за собой дверь и, не протягивая руки, представился:

– Майор Плесовских, УВД. Вот моё удостоверение.

Белославцев мельком глянул на документ:

– Слушаю. Вы по какому делу?

Майор кивнул и сел, не дождавшись приглашения. Артём смутился:

– Простите мою неловкость, так вы точно ко мне?

Майор ещё раз кивнул:

– Точнее не бывает, Артём Антонович. Я хорошо ознакомился со всеми материалами по вашей личности, не нашёл ничего даже подозрительного по нашей части, понял только, что вы человек увлекающийся, но за контакты с женщинами пусть следит полиция нравов, если таковая будет. И все-таки мне поручено если не привлечь вас, вплоть до посадки на приличный срок, то основательно скомпрометировать.

Белославцев оживился:

– Мило! И кому я столь высокому перебежал дорожку?

Майор тональность разговора не поддержал:

– При всей сложности моего положения, довольно неприглядного, я должен убедиться, что с вами можно говорить открыто. Во-первых, по моим понятиям, вы приличный, порядочный человек, во-вторых, участвовать в травле безвинного мне не очень хотелось бы участвовать, надоело, знаете ли, но дело поручено, и я обязан чем-то его завершить. А окончательное решение примут там. – Он привычно ткнул пальцем вверх.

Артём вскипел:

– Да в чем же моя вина? Я что, Родину предал, фальшивые деньги печатаю или в компартию вступил, господин майор?!

Гость поправил:

– Товарищ! Товарищ майор, но лучше называйте меня Павлом Ивановичем. А вина ваша как раз из разряда увлечений. Так мы говорим открыто?

– Мне скрывать нечего, я готов.

– Добре. Значит, так: через минуту я зову двух понятых, и мы вынимаем из вашего шкафа приличный пакет с наркотиками. Они взяты с медицинского склада по требованию нашей конторы, но ровно столько исчезло из сейфа вашего отделения, ключи от которого хранятся только у вас.

Артём быстро вынул бумажник – ключи на месте. Майор улыбнулся.

– Кто положил пакет в мой кабинет?

– Полагаю, при вашем уме вы быстро просчитаете варианты.

Белославцев прокрутил всех и, глядя на майора, спросил:

– Настя? Анастасия Пахомова?

– Это не имеет значения. Может, продолжим размышления? В последнее время вы прикасались к женщинам, обладающим властью или имеющим на неё прямой выход?

Артём встал, прошёлся по кабинету. Конечно, сразу можно было назвать Нину, но нет, не могла она так жестоко предать. Да и как она может поручить это УВД? Нет, Нина исключается, тогда кто? Ни с кем, ни с женщинами, ни с мужчинами из эшелонов выше городского он вообще дела не имел. Решил уточнить:

– Только с женщинами, Павел Иванович?

Майор засмеялся:

– До вас все ещё не доходит, что именно через женщину возникло это дело? Значит, надо искать ту, которая может найти покровительство наверху.

Артёма обожгло: Нина! После поездки в деревню, разговора с Полиной и её родителями он все время думал, как осторожно закрыть едва определившиеся отношения с Ниной. Его смущало, что он совсем её не знал, даже предположить не мог, как она станет реагировать на его заявление, что встречаться больше они не будут. Он рассуждал просто: обещаний не было, признаний тоже, просто мужчина и женщина встретились несколько раз, можно даже посчитать, сколько, друг другом остались довольны, но вот обстоятельства изменились, и надо встречи прекратить.

Но это он так думал. Соколова все понимала иначе. Несколько времени общения в домашних условиях и в постели тоже сблизят их, ведь они очень похожи, у них много общего: образованные, умные, красивые, ровесники, самодостаточны, перспективны. Под крылом своей покровительницы она вырастит из Артюши большого начальника, можно посадить его на фонд медицинского страхования или главным врачом санатория – одного из лучших в стране. Они ещё молоды, родят двух детей, девочку и мальчика, и будут жить долго и счастливо. Потому она насторожилась, когда Артём не поехал сразу домой, как это было раньше, а сделал крюк, въехал в больничный двор и заглушил машину.

– Тебе надо в отделение? Что же ты сразу не сказал?

– В отделение мне не надо, мне нужно тихое и прохладное место, где мы могли бы поговорить.

Нина пыталась пошутить:

– А разве спальня с кондиционером для этого не подходит?

– Нина, у меня изменились планы. Мы больше не будем встречаться. Есть девушка, которую я люблю и женюсь на ней. К тому же я готовлюсь и еду в Питер за докторской. Тебе нужна семья, вот и рожать пора, годы уходят, а я ничего не могу тебе предложить.

Нина засмеялась, и в смехе том Артём не услышал ничего хорошего.

– Это ты мне, врачу, будешь советы давать, кого и когда, а главное – от кого мне следует рожать? Артюша, я не думала, что меня так затянет, но сейчас… сейчас я не могу от тебя отказаться. Какая девушка, что ты придумал? Мы должны быть вместе. Докторская? О чем речь, милый, тебе на дом привезут диплом, только тему заучи, чтобы не проколоться, хотя сегодня все знают, как делаются степени.

Мелькнуло: она ведь тоже кандидат, поэтому хорошо знает современные технологии. Он чувствовал: Нина взволнована и решительна.

– Видишь ли, Нина Николаевна, я еду не за дипломом, а за знаниями и опытом, этого в питерской школе на всю страну хватит. Но мы не о том говорим. Вопрос с моим отъездом, как и с женитьбой, решён, я только хотел, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от офисного планктона.

Нина нервно сжимала в руках сумочку, но говорила резко, официально:

– Ещё ничего не решено, дорогой Артём Антонович. Вы поступили со мной, как с уличной девкой, как со своей студенткой-практиканткой. Вы дали мне шанс поверить в вас как в мужчину, шанс изменить свою некудышнюю жизнь, а теперь заявляете, что женитесь, что уезжаете. В Питер, в академию? Мы ещё посмотрим, Артём Антонович, как это вам удастся. Одно моё слово, и вы остаётесь.

Она легко вышла из машины и, не оглядываясь, ушла за угол корпуса, на ходу вынимая телефон…

– Я не думал, что она способна на такое. Покровители наверху у неё, действительно, есть. Только… Павел Иванович, вам готовое дело дали, ну, то есть, проинструктировали, как меня… прищучить, или у вас свои разработки?

Майор улыбнулся:

– Вам не надо этого знать, вы лучше о том думайте, как выбраться из этих капканов. У меня для вас два пути: вы идёте к ней и решаете вопрос мирно, за счёт каких угодно уступок, на это только одна неделя. Если нет – я составляю протокол на изъятие наркотиков, тогда вас уже никто не спасёт. Давайте прощаться, я и так прилично у вас погостил. – Майор встал.

– А пакет? – удивился Артём. – Вы забыли про пакет.

– Никакого пакета не было и не будет. Но он появился бы в протоколе обыска при понятых.

Белославцев похолодел:

– Все так серьёзно? А Настя, медсестра, которая пакет якобы подложила?

– Не грешите на девушку, просто я проверял, насколько хорошо вы понимаете своих людей. Да, она могла бы вам отомстить. Никто в коллективе не знает и не должен знать о моем визите. До следующего четверга, тогда я уж точно вас не спасу.

Он провёл планёрку, стараясь ничем не выдавать своего состояния, всех отпустил, кроме Владимира, они успели хорошо подружиться, когда были студентами, рядовыми врачами, и сохранили товарищеские отношения, когда Белославцев пошёл на повышение. Владимир как-то проговорился, что учился в параллельных группах с новым директором департамента, наверное, он мог чем-то помочь.

– Володя, ты точно учился вместе с Соколовой?

– Э, друг, закусило! Нельзя сказать, что вместе, но рядом, пересекались. Только она была не Соколова, другая фамилия. Ты вообще-то, что хочешь узнать? Шаловливая? Наверное, но без меня. Училась средне, по-моему, на третьем курсе вышла замуж за курсанта или преподавателя из военного училища.

– Понимаешь, Володя, без твоей помощи мне все это не разрулить. Что на неё накатило – напомнила студенчество, мою популярность, призналась, что была влюблена и сразу предложила должность своего зама. Конечно, я отказался, но чуть расслабился, пригласил в ресторан, потом к себе, и закружилось. У меня по ней никаких планов. А тут встречаю девчонку, Володя, ты меня знаешь, но я поплыл. Девчонка деревенская, красавица, конечно, и – иная, не из этой гнилой тусовки. Такой свежестью от неё дохнуло, что я… Короче говоря, был у её родителей, устроил её в нашу академию на бюджет, хотя все сделал покойный профессор Бяллер. Объясняюсь с Ниной, и что ты думаешь? Нет, рыданий и призывов к совести не было, был какой-то почти протокольный обмен мнениями, в итоге она заявила, что ещё ничего не решено, и вроде, мы ещё посмотрим, в какой Питер ты поедешь. Ты бы видел её лицо, и как это было сказано. А сегодня утром у меня в кабинете офицер УВД с предписанием посадить меня в тюрьму.

Владимир захохотал:

– Артём, этот розыгрыш, сейчас модно делать такую игру. Брось, все обойдётся.

– Ты не въехал, Вова, это с её подачи или по приказу её покровителей появился офицер. Оказался порядочный мужик, дал мне время урегулировать все проблемы с женщиной, как он выразился, имеющей высоких покровителей. Ну, ты представь, кто может поручить милиции взять врача на наркоте и обеспечить честный червонец на зоне?

Владимир серьёзно на него посмотрел:

– Да, Артюха, тут явно не розыгрыш. Только я не пойму, чем ты ее так оскорбил, что тюрьма – альтернатива отношений с нею? Может, ты знаешь что-то такое?

– Ничего я не знаю. Что она о себе говорила? С офицером тем родила сына, но он подал на развод, квартира служебная, у Нины жилплощади нет, суд отдаёт ребёнка отцу. Правда, как-то спокойно об этом сказала, между прочим.

– Можно, я с твоего телефона? Верочка, привет, это Владимир. Как дела? Ты все режешь? Да, хирург ничего не знает, но все может. Слышь, Вера, какая фамилия у Соколовой была в студенчестве? Какая-какая? Директор наш новый в департаменте. Все, понял, Веруня, за мной шоколадка. А почему они развелись, не знаешь? Понял, спасибо, коробка конфет. – Владимир положил трубку. – Её родная фамилия Шатковская, между прочим, классно звучит, для директора департамента очень подходяще. Понял, заткнулся. А развод – мутное дело.

– Володя, надо найти этого счастливого мужа, он, пожалуй, теперь локти кусает – такую успешную бабу бросил. Звони в кадры училища.

– Ты думаешь, он сидит и ждёт звонка? Люди военные, приказ в зубы, и на новое место службы.

– Да брось, это же преподаватели, они стабильны. Звони.

Через пять минут друзья знали, что капитан Соколов продолжает преподавать в училище и его можно найти на кафедре вооружений каждый рабочий день. Решили, что Артём сам поедет к нему и будет, насколько это возможно, вести разговор, хотя мало надежды, что мужчина изложит причины развода с женой первому встречному, хоть он и кандидат медицинских наук.

Они встретились у проходной училища, офицер был в гражданском костюме, довольно приличном, с портфелем, Артём отметил, что он явно чем-то встревожен, но старается не подать вида. Умное лицо делало его чуть старше, хотя ему только тридцать. Старили и густые русые волосы, зачёсанные назад. Артём взял инициативу в свои руки:

– Давайте знакомиться, я доктор Белославцев, Артём Антонович.

– Соколов, Вячеслав Васильевич. Чем обязан, прошу объяснить.

– Вячеслав Васильевич, это моё частное дело, информация строго между нами, и прошу учесть, что от вас во многом зависит моя судьба, даже, возможно, жизнь.

– Отчего так страшно с самого начала? Полагаю, коли вы врач, это неким образом связано с вашим новым начальником, не так ли?

Артём искренне удивился проницательности военного и потерял инициативу. Соколов продолжил:

– Мне представляется, что вы с нею переспали, и что-то вам не понравилось, вы заявляете о размолвке, она ставит вам условия. Что же здесь смертельного? Оставьте её, да и дело с концом.

– Вячеслав Васильевич, извините, что вторгаюсь, но не могли бы вы сказать о причине вашего с Ниной Николаевной развода?

– Вам не кажется, молодой человек, что задавать такие вопросы незнакомому человеку несколько бестактно?

– Совершенно с вами согласен, но мне нужно это знать, возможно, где-то рядом и ответы на все мои вопросы.

– Хорошо, но только в двух словах. Очевидно, в институте Нина была крутой девушкой, мы познакомились на совместном вечере военных и медицинских студентов. После выпуска меня оставили при училище, вскоре купил две комнаты в пансионате. Сошлись. Свадьбы не было, просто пришла и осталась. Вскоре родила мальчика, после года я увёз его к родителям – Нине надо учиться. С этого времени наша квартирка превратилась в женский клуб, и это не были её сокурсницы. Прошу прощения за интимные подробности, но она не была со мной женщиной. Правда, и опыт мой невелик, но такого безразличия даже я не ожидал. Вы понимаете, о чем я? Однажды мои лекции сняли, и я пришёл домой сразу после обеда. В моей квартире бушевало море страстей, Нина, её ровесница и женщина под сорок… Они были так увлечены, что не заметили, как я вошёл. Я увлекаюсь кино, камера всегда со мной, а тут около дома в песке играли дети с котятами. Такая милая картинка, снимал минуты три, и с аппаратом в руке вошёл в квартиру. Не знаю, что заставило меня включить камеру. Через минуту я ушёл. Вернулся домой поздно, Нина встретила холодно, в квартире уже был порядок. Я, как вы, очевидно, успели заметить, человек несколько стеснительный, но тогда довольно внятно заявил, чтобы она немедленно собрала вещи и ушла навсегда. Нина насторожилась, тогда я сказал, что не только все видел, но и заснял на камеру. Дальше развод, поставил условие: если откажется от сына – отдаю плёнку. Не могу сказать, что она долго думала, материнского у нее ничего не было, даже молока. Вот вкратце вся история.

– И вы больше не встречались?

– Зачем? Я познакомился с женщиной, у неё девочка, у меня мальчик, мы сошлись, продали её однушку и мои комнаты и купили трёхкомнатную квартиру, родили ещё двух сыновей. Представляете, как счастлив.

– Вы были удивлены, узнав, что Нина Николаевна назначена директором департамента?

– Откровенно – да, не замечал за ней даже задатков руководителя, тем более, такого уровня. Понимаю, что сегодня руководить значительно проще, вроде все идёт само собой, лишь бы зарплату выдавали.

– Так чем объяснить этот взлёт? Вся медицинская общественность удивлена, но, говорят, и теперь это подтверждается, что у неё хорошая поддержка на самом верху. Как это увязать?

– Думаю, очень просто: в руководстве области есть её подруги по увлечению.

– Бог с вами, Вячеслав Васильевич, повлиять на столь солидное выдвижение может только заместитель губернатора, курирующий социальную сферу!

– Это женщина?

– Да, Анна Ивановна Волоканцева.

– Знаете, взял грех на душу, перед тем, как отдать плёнку Нине, снял копию, потому что не был уверен, что шантаж не продолжится. Копия дома, в секретном месте, я её ни разу не доставал. Если вы знаете эту высшую даму, то узнаете её и на плёнке.

Дома Соколов достал плёнку, настроил старый аппарат, закрыл дверь на ключ. Минутная съёмка, Артём ничего не сумел разглядеть.

– А можно помедленней?

В плывущих телах и лицах он сразу узнал Нину, две другие все время были то спиной, то боком к камере, наконец, одна повернулась в страстной улыбке.

– Стоп! – крикнул Артём. – Давайте с начала. – Он достал телефон и снял всю сцену. – Даю слово, Вячеслав Васильевич, что вы останетесь за кадром. Это именно Анна Ивановна Волоканцева, только лет на семь моложе.

– Теперь вы спасены?

– Дайте разобраться. Конечно, козыри у меня на руках самые крестовые.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Отчего так сердце заколотилось, отчего в крепких руках дрожь и в душе сомнение, почему глаза так режет, и слезы просятся на порог? Разве не рассекал ты просторы России до самых её западных берегов, до намытых приливной волной ребристых песчаных плёсов тёплых южных морей, и не задыхался в пыльных бурях Узбекистана; не воображал себя мужественным помором на онежских берегах, откуда, как сообщили архивисты, и пошёл в семнадцатом веке твой предок за удачей в манящую и пугающую Сибирь? Все вокруг родина. Но почему тут, где был зачат и впервые подал голос свой, где ступил на землю босой ногой, где мама, ещё здоровая, за год до страшной болезни, вот у этого прясла подала тебе новенький портфель, и ты шагнул в иную жизнь, где всякий день новое слово и новое знание. Отсюда маму увезли на кладбище. Сюда же пришла чужая женщина, ставшая родной. И отец, искалеченный засекреченными венгерскими событиями, безбожник и матерщинник, тоже отсюда вынесен на руках из-за снежных заносов, и многие люди пришли поклониться ему вслед. Отсюда ты попутной машиной уехал в большой город, чтобы стать врачом, и только на пару дней приезжал, пока была жива вторая мама, а потом и вовсе не бывал, наказывая открытками родственникам, чтобы прибрали могилки.

Родная деревня. Школьником ты записывал истории больших семей, трудовых династий, как тогда говорили, воспоминания фронтовиков. Разыскав в архиве ученические тетрадки с годовыми докладами бывшего председателя колхоза, грузного и хмурого мужика Григория Андреевича, доказал, что в деревне твоей электричество появилось раньше, чем в райцентре, и водопровод по улицам провели раньше. Вывели колонки, обнесли их рублеными избушками, и старые колхозницы сутками топили печки, чтобы трубы не перемерзали.

Артём проехал на кладбище, стыдясь самого себя, с трудом отыскал в зарослях черёмухи и сирени жестяные пирамидки с выгоревшими надписями. Положил венки, встал на колени и попросил простить его, блудного сына. Потом руками вырывал застарелые травы, ножом вырезал лишние ветки кустов. Хотел обойти кладбище, как когда-то в Троицу, из края в край, но натыкался на кучи мусора и заросли кустарников. Вспомнил сон, когда увидел группу незнакомых людей, зарывающих прямо на дорожке кого-то из родственников, громкими пьяными голосами матерно поправляя друг друга. Артём прошёл стороной, и все эти люди глядели на него, как на призрак.

Он поднялся в Гору, с которой хорошо видно все село, развернул машину и вздрогнул: целые улицы опустели, домишки догнивали без хозяев, машинный двор под самой Горой пуст. Спустился дорогой мимо оврага, заросшей муравой, и машинная колея едва заметна. Заехав в улицу, спросил, где живут Ощепковы, медленно проехал знакомым путём – люди-то где? Никто не встретился на улице, кроме двух пьяных женщин, вставших посреди дороги и требующих остановиться. Артём объехал их и прибавил скорость. Время ровно двенадцать, Полина в нарядном платье стояла у ворот.

– Здравствуй, Полина.

– Здравствуйте, проходите.

– Эти цветы тебе.

– Господи, красота-то какая! Спасибо! Я их сейчас в большую банку поставлю. Да вы проходите.

Артём взял пакеты с заднего сиденья, пошёл вслед за девушкой. Родители её вышли в ограду, стеснительно подали руки, поздоровались, Полина назвала: Петр Миронович и Варвара Павловна. Пакеты передал Полине, две сестрёнки и брат вышли из дальней комнаты. Артём со всеми поздоровался на полном серьёзе, чем очень насмешил взрослых.

– Артём Антонович, прошу к столу, время обедать, чем богаты, тем и рады, – поклонилась Варвара Павловна.

– Садитесь вот тут, – указал хозяин Пётр Миронович. – Рассказывайте, как вас родное село встретило?

Артём пожал плечами:

– Страшные перемены! Люди, видимо, разъехались, такие пустоты между домами. Я помню, кто там жил, это были хорошие работники. Поднимался на Гору, тут у нас два увала хлебных, а теперь бурьян растёт.

– Нынче совсем не сеяли, прежние хозяева скот порезали и ушли, нам даже зарплату не выплатили. Жаловались, и в Москву писали. Интересно, писали президенту, больше сотни фамилий, а ответ пришёл от главы района: все нормально, село развивается. Ладно, Артём Антонович, что об этом говорить, продали нас и перепродали многократно.

Варвара Павловна вздохнула:

– А ведь я вашу маму помню, родную, Марию Ивановну, я перед отъездом в город платье ей заказывала сшить. Мастерица.

– За Полину вам большое спасибо, нам не подняться бы на оплату, а тут, говорит, и общежитие, и стипендия, – отец чуть поклонился.

Артём заметил, что водку хоть и разлили, но никто не притронулся. Полина и мама после его настойчивых предложений выпили по бокалу шампанского, Полина даже раскраснелась.

– Полина должна приехать в конце августа, потому что, во-первых, в сентябре начинаются занятия, во-вторых, я улечу в Петербург на учёбу. Хочу попросить Полину жить в моем доме, знаете, общежитие – это такое место… Нечего ей там делать.

– Обождите, Артём Антонович, объясните нам, родителям, на каком положении вы планируете её там содержать? – В голосе отца была обида, тревога и даже угроза.

Артём улыбнулся:

– Пожалуйста, не пугайтесь, Полину и пальцем никто не обидит. Мы с нею совсем недавно познакомились, случайно. Не стану скрывать, Поля мне нравится, но все решать будет она. А жить будет полной хозяйкой, домик небольшой, но уютный, можете в гости приезжать. Жаль, Поля машину не водит, автомобиль есть, за зиму курсы пройдёт, и будет ездить к вам на выходные.

Родители переглянулись, отец поднял дочь:

– Полина, объясни нам, бестолковым, как все это понимать? У меня, например, ума не хватает. Ты замуж за него выходишь, или как?

Дочь вспыхнула:

– Папа, ну, зачем ты сразу так? Мы с Артёмом Антоновичем второй раз видимся, а то все по телефону разговаривали. И про квартиру он ничего не говорил, конечно, я не пойду туда жить.

Артём встал:

– Дорогие Пётр Миронович и Лидия Матвеевна, это правда, с Полиной мы не говорили, мы вообще ещё ни о чем не говорили. Да, Поля мне очень симпатична, только не думайте, что я сети расставляю. Если я ей неприятен, это ничего не меняет, в доме все равно кто-то должен жить.

Полина заплакала:

– Вы зачем меня так обижаете, что неприятны мне? Я не знаю, папа и мама, правда, не знаю, может я уже полюбила Артёма. Я обещала сегодня называть его по имени и на ты, правда, Артём?

Артём взял Полину за руку:

– Вот видишь, как все случилось, даже объяснились при родителях. У меня никого нет, так что будем вас просить благословить нас с Полиной Петровной.

Варвара Павловна заплакала:

– Полиночка, как же это, очертя голову в восемнадцать лет…

Пётр Миронович её остановил:

– Вот, полюбуйся, Артём Антонович, как женщины изменчивы. Сама за меня вышла на девятнадцатом, а дочь должна ещё три пятилетки в девках просидеть. Вы, ребята, решайте сами. Только, дорогой мой землячок, баловства я не прощу, это помни. Думайте и решайте, а я за вас выпью, давай, мать, и тебе налью водочки чистой глоточек за дочь нашу, чтобы ей по жизни счастье было.

Артём встал, поблагодарил за обед:

– Хочу проехать в лес, где грибы и ягоды собирали, потом на старицы наши, все детство домашних рыбой снабжали. Если родители не против, я бы хотел, чтобы Полина тоже поехала.

Поля вышла из комнаты в халате и переднике:

– Придётся обождать, мне ещё со стола прибрать надо.

Варвара Павловна всплеснула руками:

– Да разве я без тебя не управлюсь? Человек будет ждать.

Полина засмеялась:

– Человек знает, что в доме должен быть порядок. Пусть пока с папой на улице поговорят.

Мужчины вышли во двор, хорошо ухоженный, посыпанный речным серым песком. Дощатые заборчики покрашены, ворота разрисованы петухами.

– Это у меня ребятишки, а я не запрещаю, петухи так петухи.

– У вас такая ограда чистая, скота не держите?