Текст книги "Яркий Миг"

Яркий, как только мы покинули город, спрыгнул с моего плеча и с головой скрылся в высокой и мокрой от росы траве. Я смог наблюдать его перемещения только по колыханию зеленых стеблей и по мельканию белой спины между ними. Фыркая и пыхтя, Яркий прыжками продирался через густые заросли, временами резко останавливаясь, словно прислушиваясь к чему-то, а может быть, к собственным ощущениям, и вдруг снова срывался с места, следуя одному ему понятной логике. Похоже, что Яркому доставляло удовольствие это долгожданное единение с природой, он вряд ли был городским жителем, и Мистрейд мало подходил для подобного создания. Здесь же, на диком, заросшем берегу Яркий вдруг осознал себя частью мира, и это привело его в восторг. В то время, как я шел придавленный к земле тяжелыми думами и планами, страхами и сомнениями, он просто наслаждался, словно и вовсе забыв о том, что всего каких-то три часа назад сражался с невидимым врагом в темных тоннелях. Мне оставалось только завидовать подобной легкости.

Через некоторое время над травой показалась голова Яркого, на левом роге висела сломанная сухая травинка, а по носу ползла маленькая зеленая гусеница. Яркий попытался скосить на нее глаза, и вышедшее у него при этом выражение рассмешило меня. Он резко мотнул головой, и крохотное создание отправилось в полет туда, откуда и явилось. Яркий же уставился на меня, и поклясться могу, что на его мордочке я видел улыбку. Недоумение, удивление, все это легко читалось в фиолетовых глазах, а сама мордашка выражала радость, слегка безумную, пьяную радость, зато естественную и открытую. Рот зверька был приоткрыт, демонстрируя розовый язык и белые зубы, он быстро и часто дышал.

– Да, дружище, – сказал ему я, – мне тоже здесь стало куда лучше, чем в городе.

Яркий быстро осмотрелся по сторонам, а затем, резко сорвавшись с места, бросился к реке. Секунду спустя он уже взмыл в воздух, прыгнув с земли метра на полтора не меньше и, расправив лапы, под которыми тут же раскрылись перепонки. И на таких вот импровизированных крыльях он спикировал практически к самому центру реки. За секунду до столкновения с поверхностью Яркий быстро сгруппировался, свернулся в комок и с плеском окунулся в воду.

В первые мгновения я не на шутку испугался за него. Река хоть и не была широкой, ее течение в этом месте было очень бурным. К тому же, пусть на дворе и стояла поздняя весна, вода все же еще мало подходила для купания. Но Яркий, вопреки всем моим опасениям, знал, что делает. Очень скоро его голова показалась над водой, и он, отплевываясь, принялся грести. Он плыл по-собачьи, перебирая передними лапами, но при этом еще и активно помогая себе хвостом, за счет чего быстро приближался к берегу. И все же течение отнесло его довольно далеко вперед, прежде чем зверь успел вылезти из воды.

Когда я подоспел, Яркий лежал на траве и тяжело дышал. На его шерстке блестели крупные капли воды. Он устал, но то была приятная усталость, я сразу это понял. Яркий был доволен исполненным заплывом, как может быть доволен спортсмен своими достижениями.

– Передохнем? – улыбнулся я и опустился рядом с ним.

Порывшись в сумке, я обнаружил ломоть хлеба, несколько ломтиков копченого бекона и кусок вяленого мяса размером с мой кулак. Еще раз мысленно поблагодарив Леонарда за заботу, я отломил кусок хлеба, положил на него бекон и протянул Яркому.

– Будешь?

Глаза у него загорелись при виде еды. Похоже, Яркий проголодался. Да и я тоже. Теперь, когда пережитое в тоннелях осталось где-то позади и казалось чем-то нереальным, словно кошмарным сном, ко мне вернулся аппетит.

Некоторое время мы сидели на берегу, жуя хлеб с беконом и наблюдая за наступлением нового дня, за тем, как свет окончательно побеждает тьму. О чем думал Яркий, мне неизвестно, но я размышлял о том, что не хочу возвращаться в город. Ни в один из городов, ни в Мистрейд, ни в Виолент, ни куда бы то ни было еще. Размышлял о том, что, возможно, пришло время наконец исполнить нашу с Тессой мечту и поселиться где-нибудь вдали от цивилизации…

«Пусть теперь я один, ну и что? У меня есть мои воспоминания, и Яркий будет рядом, а ему явно природа куда милее городов».

И чем больше я об этом думал, тем больше росла уверенность в том, что мне нет смысла возвращаться в цивилизацию.

«Навещу Мориса, только чтобы лучше понять Яркого, а потом всё – больше никаких городов, никакой светской жизни».

Так много лет я играл в местного, но, в конечном счете, я был лишь наполовину селенианином. На протяжении десяти лет я слушал только эту половину своего естества, потакал ей, купаясь в лучах собственной славы. Но те дни прошли, моя муза мертва, и навряд ли я смогу написать еще хоть одну книгу. Так, может, пора было прислушаться к другой половине? К той, которая родом из холодной Волхарии, страны густых, темных лесов и беспощадных зим? Большинство селениан до сих пор считают волхаринов дикарями, предпочитающими сельских образ жизни городскому и старые обычаи предков всем новомодным достижениям научно-технического прогресса. Они не далеки от истины. Всё так и есть, большая часть волхаринов живет в деревнях и молится Серебряному Волку, хранителю лесов, чья шкура соткана из нитей света Рунона, что восходит над Адверсом по ночам, окутывая мир своим серебряным сиянием. Они верят, что когда-то тоже были волками, а обратившись в людей, совершили страшную ошибку, за которую в каждой молитве просят прощения у Серебряного Волка. Такой вот странный народ, связь с которым я давно утратил, но никогда не переставал ощущать в себе его дух, рвущийся прочь от цивилизованной жизни к просторам лесов, полей и гор. Может быть, пришло наконец время прислушаться к нему?

Тесса опустилась рядом. Я отвернулся от нее, надеясь, что фантом развеется, если я не стану обращать на него внимания.

«Не хочешь меня видеть?» – прозвучал ее голос.

«Очень хочу, ты знаешь», – ответил я мысленно. – «Но настоящую, а не… такую».

«Прости. Я могу уйти, если хочешь».

«Нет, не можешь».

«Потому что ты не хочешь. Ты не отпускаешь меня».

«Я не знаю, как. За эти три года я так и не научился жить без тебя».

«Потому я всё еще с тобой».

Я лишь тяжело вздохнул.

«Больно…», – проговорила Тесса. – «Тебе так больно. Но станет лучше, возможно, скоро. Ты, наконец, сдвинулся с места, начал действовать и строить планы, может быть, – это шаг к избавлению от боли? Мой отец был прав: тебе давно стоило отправиться в путь. В Мистрейде для тебя больше ничего не осталось».

«Прежде у меня не было поводов куда-то отправляться».

«Теперь есть».

Я взглянул на Яркого, который, щурясь, наблюдал за тем, как из-за горизонта медленно показывается край солнца.

«Да, теперь есть».

«Он стоит того, чтобы бороться?»

«Конечно».

«А чтобы умереть?».

«Что ты хочешь сказать?».

«Ничего конкретного. Лишь выражаю беспокойство».

Я иронично ухмыльнулся в ответ.

«Что в этом такого? Я просто хочу быть уверена в том, что ты готов к последствиям своих действий».

«Я готов».

«Даже если окажется, что никаких шансов не было с самого начала, и этот путь ведет в никуда?».

«Я уже давно иду по такому пути».

«Значит, вопрос лишь в том, удастся ли тебе с него свернуть», – заключила Тесса.

«Скоро узнаем».

Я поднялся и глянул на Яркого.

– Нам пора отправляться в путь, – сказал я, и зверек, быстро поднявшись, решительно засеменил вперед.

Последовав за ним, через несколько шагов я обернулся и увидел Тессу там же, где она мне и явилась. Ее силуэт не сдвинулся с места. Она так и сидела на берегу, и глядела нам вслед с тоской и грустью. Я отвел глаза и больше не оборачивался.

Светало очень быстро, и скоро уже от ночи не осталось и следа, лучи солнца прогнали ее прочь. Русло реки извивалось подобно змее, и на берегу постепенно стали появляться следы человеческой деятельности: деревянные помосты, самодельные причалы и привязанные к ним лодки, принадлежащие рыбакам из близлежащих деревень. В некоторые уже грузились хмурые мужчины, и были они столь заняты своим делом, что нас с Ярким одаривали не более, чем мимолетными взглядами.

За очередным поворотом реки показалась водяная мельница. Массивное колесо, тяжело скрепя, загребало воду. Когда мы подошли ближе, Яркий остановился и с интересом стал разглядывать старый механизм.

– Пойдем, приятель, – позвал его я. – Нам нужно обойти эту штуку.

Мы поднялись чуть выше по крутому склону берега, чтобы обогнуть мельницу и затем вернуться обратно к реке. До Рифтена оставалось не больше пары километров пути.

И тут я услышал голоса. Яркий тоже их услышал и заметно напрягся. Всё потому, что звучали эти голоса совсем недобро.

Я остановился и прислушался. Можно было разобрать мужской голос. Нет, два мужских голоса. Один был высокий и сиплый, другой говорил реже и басом. Но был и женский голос, и вот именно он заставил меня заволноваться. Девушка, а голос без сомнений принадлежал молодой девушке, как мне показалось, была напугана, она пыталась что-то сказать, но мужчины то и дело прерывали ее, и создавалось ощущение словесной перепалки с очень негативным настроем. О чем шел разговор, я понять не мог, но откуда исходили звуки, определил без труда. Чуть в стороне от берега стоял небольшой амбар, к которому тянулась узкая песчаная дорога от мельницы.

Мы с Ярким переглянулись, и я приложил палец к губам в знак молчания. Странно было предполагать, что Яркий знает этот жест, и все же он меня понял, я в этом не сомневался.

«Невероятный уровень эмпатии…» – вспомнились мне слова доктора Киннера.

Мы стали медленно подбираться к амбару. Голоса звучали все отчетливее, и очень скоро я стал разбирать слова.

– Прошу… вы ошиблись, – это говорила девушка, ее голос дрожал, казалось, она вот-вот сорвется на рыдания.

– Я устал от того, что эта сучка держит нас за дураков, – прохрипел первый мужской голос. – А ты, Билл?

– Ага, и мне это тоже порядком надоело, – подтвердил басистый.

– Вы ошиблись, – повторяла девушка. – Я ничего не брала. Отпустите меня, пожалуйста.

– Ага, как же, – я услышал смачный плевок, должно быть, обладатель сиплого голоса жевал табак, что объясняло его неразборчивую речь. – Не дури мне голову, красавица, а то я быстро тебе объясню, что мы не те, с кем тебе стоит шутить.

– Пожалуйста, оставьте меня.

– Да что ты трясешься-то? Чего тебе бояться, коли советь чиста?

– Вы меня пугаете.

– Мы? Серьезно? Ну, ты слыхал, Билли?

Второй хохотнул.

– А мы – парни неплохие, так что не боись. Да ты знаешь, поди. Вчера вон как с нами ворковала и задком своим виляла перед нами с братцем. Помнишь, Билл? И так тебе повернется и сяк, и подмигнет, и на коленочки присядет. Ну, а теперь чего вдруг сникла, побледнела, а, красуля? Расправь-ка крылышки свои и задком вильни, авось мы с братом и простим тебе все грешки мелкие.

– Мой брат будет искать меня. Если я не вернуть, он придет за мной в город.

– Да ну? И что же он поделает, братец твой? Вшивый циркач и вор поганый, вот кто он такой. И ничего он нам не сделает. Пусть только сунется, мы и его поучим, как вести себя подобает с уважаемыми людьми.

Я, наконец, подобрался к амбару вплотную. Ворота были раскрыты настежь, но заглянув в широкий проем, я рисковал выдать себя, а к такому был еще не готов. Однако, я без труда нашел щель между старыми досками и прильнул к ней. Картина, которая мне открылась, не сулила ничего хорошего. Двое мужиков, на вид деревенские увальни, прижали девушку к деревянной переборке и один, тот, кто говорил чаще, подкреплял свои слова внушительных размеров охотничьим ножом, которым махал в воздухе перед лицом девушки. Их жертва, по всей видимости, была саббатийкой. Такой вывод я сделал по красно-черной расцветке ее пышного платья и черным, как уголь, вьющимся волосам. Ничего больше рассмотреть в такую щель не удавалось. Но и от увиденного внутри у меня все похолодело. Исход происходящего едва ли мог стать хорошим. Если эта девушка саббатийка, то где-то поблизости должен быть и ее табор, и, несмотря на всю свою браваду, эти парни не могли быть настолько глупы, чтобы после всех этих угроз отпустить ее восвояси. Саббатийцы мстительны, всем это известно. За пролитую каплю своей родной крови они умоются в чужой. Таков уж их суровый нрав. А раз так, то у решившихся на подобный поступок мужиков оставался всего один выход: убить девушку и замести следы, что на их родной земле сделать будет не слишком сложно.

«Вот черт!» – выругался я про себя и взглянул на Яркого. Тот выжидающе смотрел на меня.

Неприятностей мне и без того хватало. За мной ведь, черт его возьми, гнались гвардейцы клана Стрикс во главе с кровожадным маньяком. Весь путь до Виолента мне следовало проделать как можно тише, избегая любых контактов с людьми и, уж точно, любых неприятностей на дороге. Однако, если я сейчас уйду, если оставлю всё так, как оно есть, то трагический исход для девушки будет предрешен.

«Но я ведь не герой какой-нибудь», – начал я спор с самим собой в собственной голове, – «Кем я себя возомнил? Рыцарем-спасителем юных дам из лап коварных чудовищ? Она саббатийка, скорее всего, воровка, за что, судя по диалогу, и оказалась в данной ситуации».

«И все же она – человек», – парировал другой я. – «Живой человек. Если я позволю ей погибнуть здесь, не стану ли сам причастным к убийству? Бездействие ведь тоже преступление. Да как я вообще смогу жить дальше, зная, что мог что-то сделать и не сделал этого? А ведь мой персонаж, Нейтан Боунз, без раздумий вступился бы за девушку. И пусть он тот еще проходимец, вор и преступник, все же имеет четкие представления о чести, благородстве и справедливости и не оставит слабого в беде».

«Это всего лишь персонаж, Клиф», – напомнил мне мой внутренний оппонент. – «Идеализированный романтический образ, а ты – реальный человек».

«Но я всегда считал, что пишу Нейтана с себя, что он тот, кем я мог бы стать. Смогу ли я теперь ассоциировать себя с ним, если проявляю малодушие и трусость в ситуации, над которой другие не стали бы даже раздумывать?».

В амбаре, между тем, сцена набирала обороты. Девушка, похоже, поняла, что не сможет уговорить своих обидчиков отпустить ее, и попыталась бежать, за что горько поплатилась. Сиплый ударил её кулаком в живот, затем схватил за волосы и оттянул голову назад с такой силой, что саббатийка истошно завопила.

– Умолкни ты! – он прижал к ее горлу нож. – Еще хоть один писк, и я клянусь, красуля, что перережу твою тонкую шейку.

Девушка всхлипывала, но замолчала.

– Вот так. Умница. Ну что, Билли, денежек наших у нее нет. Видать братцу своему всё отдала.

– Я ничего не…

– Заткнись, сказал! – рявкнул мужчина. – Помнится вчера, Билли, ты мне сказал, что с радостью заглянул бы этой вертихвосточке под юбку, помнишь?

– А то, – с глупым хохотом подтвердил второй, громко причмокнув губами в предвкушении.

– Ну, так давай братец, сегодня твой счастливый день. Загляни же ей под юбочку, авось там и наши денежки найдутся, а, может, и чего поинтереснее отыщется.

Саббатийка завопила, а я отвел взгляд и вынул револьвер из кобуры.

«Не о чем тут думать».

– А ну стоять! – рявкнул я, влетая в двери амбара и взводя курок на своей Аннабели. – Никому не двигаться!

Все трое с удивлением уставились на меня. Даже девушка, по щекам которой катились крупные слезы, смотрела на меня с удивлением и перестала сопротивляться в руках мужчины.

– Ты кто такой?

– Закрой пасть и брось нож! – приказал я как можно грознее. Рядом со мной Яркий припал к земле и зашипел на них.

– Ты откуда такой взялся? – поразился сиплый.

Вместо ответа я выстрелил. В воздух, конечно. Убивать или даже ранить я никого не собирался. Все трое дернулись и уставились на меня круглыми глазами.

– Я теряю терпение! Быстро брось нож, или следующая пуля окажется в твоей голове.

Обладатель басистого голоса, которым оказался низкорослый, заплывший жиром паренек, лет двадцати, не старше, громко сглотнул.

Второй, который держал саббатийку, был явно старше, может быть, мой ровесник. Он был худой, среднего роста, с клочковатой бородой, впалыми щеками, гнилыми зубами и маленькими хитрыми глазками.

– Хорошо, хорошо, не кипятись, дружище, – сиплый отпустил нож, и тот упал в сено к ногам девушки.

– А теперь отойди от дамы.

– Дамы? – он нервно ухмыльнулся, но не сдвинулся с места. – Да ты хоть знаешь, кто она? Сам же видишь, что воровка поганая, из циркачей этих гребаных. Представление свое убогое у нас дают уже неделю. Мы с братцем вчера там побывали. По три сильверена с носа берут, ты веришь? Я б в жизни такие деньги за эту чушь не отдал, но братец очень уж хотел. День рождение вчера у него было, вот я и раскошелился. И пока ее свора паясничала нам со сцены, эта вертихвостка терлась всё рядышком. То напитки подаст, то спросит, не надобно ль чего. А потом хватились с братцем – нет кошельков. Обчистила нас, сучка грязная.

– Не брала! Ничего не брала! – завопила девушка, уже пытаясь убедит меня, не их. – Клянусь вам, добрый человек, не брала ничего! Клевещут!

– Пасть закрой, воровка!

– Я сказал, отойди от нее! – крикнул я уже и снова взвел курок.

Сиплый, ощутив в моем голосе неподдельную угрозу, таки сдался и поднял руки, отпуская девушку. Та резко бросилась вперед, упала, подползла к моим ногам и зашлась громкими рыданиями.

– Ты не покупайся на это, парень, – сиплый сплюнул, с отвращением и разочарованием глядя на девушку. – Вся ее братия – те еще актеры. Кому хочешь голову задурят. Тебе до нее какое дело-то, а? Ты, парень, как я погляжу, не местный. Крутой, с оружием. Никак городской. Вот и шел бы своей дорогой, оставил нам самим решать свои дела.

– Видел я, как вы решать дела собирались, – я продолжал держать на мушке сиплого.

– Да мы ничего такого не хотели, правда? – сиплый обернулся к младшему брату и тот активно закивал головой. – На двор свой выхожу с утра, гляжу, идет она, та, что кошелечки наши подрезала. Ну, мы за ней и увязались, хотели только нашенское вернуть, и ничего другого. Всё остальное так, припугнуть чтобы. А без того с подобной бабою никак, сам понимаешь. Не припугнешь, всерьез воспринимать не станет.

– Пошли вон, – процедил я, устав слушать этот поток мерзости.

– А наши денежки как же?

– Лучше следить надо было за кошельками. Будет для вас уроком.

– Да как же так-то? – возмутился сиплый. – Ты же – белый человек. Нашенских кровей, не их. Как же можно-то?

– Пошли вон, – повторил я тверже, и Яркий зашипел на них, вторя моим словам.

Младший потянул за рукав брата, призывая уходить.

Сиплый несколько секунд смотрел мне в глаза с нескрываемой злобой, затем снова сплюнул и, подняв с пола свой нож, поплелся к противоположному выходу из ангара. Открыв дверь, он пропустил вперед брата, обернулся и проговорил:

– Не будь у тебя в руках пистолета, мы бы знатно с тобой потолковали.

– Но у меня он есть, так что проваливай, – я не собирался вестись на его провокации.

– Ничего, еще, может, сочтемся, урод гребаный, – с этими словами он покинул амбар.

Лишь спустя минуту после того, как они скрылись за дверью, я выдохнул и опустил револьвер.

– Спасибо вам, мистер, – пролепетала девушка, отстраняясь от моих ног и поглядывая с опаской, словно боясь, что я потребую особой платы за спасение.

Я протянул ей руку и помог встать с пола. Девушка оказалась действительно очень юна и красива. Чистокровная саббатийка, смуглая, кареглазая. Таких девушек наперебой воспевают поэты, нарекая роковыми красотками с горящими глазами и ледяными сердцами, волнующими мужей любых нардов и возрастов своими пылкими танцами и льстивыми речами. Я нисколько не сомневался в том, что она была воровкой, что именно она подрезала кошельки двух провинциальных дурачков. На то и живут бродячие таборы саббатийского народа. Давая представления в маленьких городках, они обчищают доверчивую публику. И всем это известно, однако же сотни таборов бороздят дороги Селении, и в каждом городе хватает зрителей, спешащих отдать по три сильверена за то, чтобы увидеть диковинное представление.

– Далеко твой табор? – спросил я, когда красавица закончила отряхивать свое платье от сена и вытерла щеки от слез.

– Нет, на опушке леса, чуть дальше по дороге.

– Что же ты тут делала одна?

Девушка улыбнулась и смущенно опустила глаза, так ничего и не ответив. Но мне все стало понятно без слов. Такое смущение могут вызвать лишь дела сердечные. Быть может, юная красотка навещала своего кавалера? Ведь даже им, пылким саббатийским девушкам, вопреки общему мнению, не чужды чувства и простые человеческие желания.

– Тебя проводить? – спросил я.

– Если вас это не затруднит, мистер.

– Меня зовут Клиф.

– Адаль, – ответила девушка всё с той же чарующей улыбкой на лице.

– А это Яркий, – представил я зверька, когда тот подошел к ее ногам и, поднявшись на задние лапы, с интересом изучил блестящие украшения на поясе ее платья.

Адель, не выказав ни капли удивления встрече с таким существом, опустила руку и потрепала Яркого по голове.

Мы отправились в путь до ее табора по широкой сельской дороге, изрытой глубокими колеями, которую с обеих сторон обступили бескрайние поля свежевспаханной земли, столь черной, что казалось – она поглощала лучи солнца. Большую часть пути мы прошли молча. Я озирался по сторонам и то и дело оглядывался назад, опасаясь, что лихие братцы решат последовать за нами и застать врасплох. Но вокруг не было ни души, только мы да воронье, кружащее над полем. Адель шла, глядя себе под ноги, словно бы о чем-то задумавшись, затем видимо набралась смелости и задала вопрос, который, без сомнения уже давно вертелся у нее на уме:

– Вы путешественники?

– Что-то вроде того, – ответил я. – Сейчас направляемся в Рифтен. Ты ведь оттуда шла?

Девушка кивнула.

– А далеко до него?

– Совсем близко. От того амбара четверть часа по дороге в другую сторону.

– А есть ли какой-то еще путь? – спросил я. – Не хотелось бы идти по дороге.

– Тогда через поле, напрямик, – Адель махнула рукой в правую сторону от дороги. – Там только фермы, их видно издали и можно обойти. Дальше будет церковное кладбище. Если пройдете его осторожно, то сможете попасть в город незамеченным.

Адель прекрасно поняла, чего именно я хочу, спрашивая про другой путь. Она и сама, должно быть, сейчас жалела, что не отправилась домой такой дорогой. Наверное, подумала, что и так ускользнув из города рано утром, сумеет избежать нежелательных столкновений с местным.

Скоро дорога пошла вверх и, поднявшись на возвышение, я увидел впереди темную полосу леса.

– Вон там мой табор, – Адель указала влево, и я без труда увидел на самой опушке леса стоянку.

В небо поднимался дымок от нескольких костров, вокруг которых стояли длинные повозки, служащие домами для странствующих артистов, и сновали маленькие фигурки людей.

– Пойдемте со мной, – предложила девушка. – Мой брат – глава табора. Он окажет вам очень теплый прием и отблагодарит за мое спасение. Я буду очень рада.

Она ангельски улыбнулась и состроила такие глаза, что любому мужчине без исключения захотелось бы тут же умчаться с этой сердцеедкой хоть на край света.

– Я бы тоже был этому очень рад, Адель, но вынужден отказаться. Нам с Ярким предстоит долгий путь.

– Жаль, – произнесла она печально, и карие глаза наполнились грустью.

В тот момент я подумал, что Адель могла бы стать звездой одного из прославленных театров Мистрейда. Великолепная актриса.

– Будь впредь осторожнее, хорошо? В другой раз рядом может не оказаться того, кто поможет.

– Обещаю.

Я сам не заметил, как Адель шагнула ко мне, мягко, как кошечка, и ее руки обвили мою шею. В следующий миг ее алые губки слились с моими в полном страсти поцелуе, от которого все мое мужское естество заполыхало, сердце бешено заколотилось и щеки обдало жаром.

Адель отстранилась всего через мгновение, которое мне хотелось бы продлить на целую вечность.

– Спасибо вам, – вновь одарив нас с Ярким обольстительной улыбкой, она развернулась на каблучках своих черных туфелек и побежала через опустевшее поле к своему табору.

Глядя ей вслед, я шумно выдохнул, а опустив глаза, встретился с удивленным и немного обеспокоенным взглядом Яркого. Он смотрел на меня так, словно спрашивал: – «С тобой все хорошо?».

– Женщины, – пояснил я зверьку все свои чувства одним словом и лишь развел руками, давая понять, что больше тут нечего добавить.

Глава 12. Рифтен

– Ты должен остаться здесь.

Яркий смотрел на меня с непониманием. Но непонимание это было вызвано, как мне казалось, не моими словами, их то он как раз понял хорошо, а скорее, самим их смыслом. В глазах читался немой вопрос: – «Почему я не могу пойти с тобой?».

– Так лучше, поверь. Здесь ты будешь в безопасности.

Нас окружали гигантские паровые машины, с широкими колесами выше моего роста и торчащими к небу трубами: дорогостоящая сельскохозяйственная техника производства клана Цингулат, что помогала местным фермерам вспахивать землю, сеять, а затем и собирать урожай. Прежде я и подумать не мог, что Рифтен – достаточно богатый город, чтобы позволить себе подобные машины. С другой стороны, Цингулаты каждый год проводят благотворительный фестиваль, победители которого получают в подарок старые модели их машин, не исключено, что Рифтен участвовал в чем-то подобном, а может, и Мистрейд раскошелился на эту технику для всех тех городков, которые кормили его многочисленных жителей. Огромные машины стояли в ряд на самом краю поля, замерев, словно гигантские звери, волей какого-то злобного Бога обращенные в статуи. За ними виднелся город и то самое кладбище при местной церкви, о которой мне рассказала Адель.

– Просто будь здесь, хорошо? И если кто появится, прячься, ты понял? Вот сюда, под машину. Тебя никто не должен видеть.

Объясняя это Яркому, я не мог отделаться от мысли, что окончательно рехнулся и на полном серьезе говорю с животным. Нет, конечно, так многие делают: разговаривают со своими кошками, собаками, лошадьми, делятся с ними мыслями и переживаниями, но не ищут ответной реакции. Мой случай – другое дело. Я ждал, что Яркий поймет мой план, поймет, что должен оставаться тут, дожидаясь моего возвращения, а если кто-то появится, спрячется и не будет показываться. Не слишком ли? Может быть и слишком. Но остановиться я уже не мог. Яркий был не просто моим домашним животным, а точнее, им-то как раз он никогда не был и не будет. Яркий был моим полноценным спутником в данном путешествии. И раз наши роли распределились так, я должен был полностью положиться на то, что мы понимаем друг друга.

Яркий сделал два шага вперед и прикоснулся лапой к моей ноге. Он что-то пытался мне этим сказать. Я расценил данный жест, как нежелание разлучаться.

– Так надо, тебя не должны видеть. Я сделаю все быстро, обещаю.

Яркий фыркнул, челка серых волос упала ему на глаза, и он быстро смахнул ее лапой, в очередной раз очень напомнив мне человека.

– Мы теряем время. Я должен отправиться один, чтобы не вызывать подозрений. Туда и обратно, обещаю.

Я отступил, показывая, что диалог окончен, и все будет сделано по-моему.

– Оставайся здесь.

Яркий продолжал смотреть на меня, но не сдвинулся с места.

Тогда я развернулся и пошел прочь. Быстро спустившись по крутому склону и оказавшись возле ограды кладбища, я оглянулся. Яркий всё еще стоял там, не сменив позы, и смотрел мне вслед.

– Спрячься, – я махнул рукой. – Я скоро вернусь.

Я пошел вдоль ограды, размышляя над тем, понял ли меня Яркий.

«Что, если доктор Киннер ошибся? Что если и я ошибаюсь, приписывая этому зверьку слишком уж высокий интеллект и эмпатию? Возможно, он просто смышленое животное и не более того? Ведь тогда он может не понять, куда я делся. Нет, еще хуже, он может решить, что я его бросил и ушел. Ну вот, я снова стал приписывать ему черты разумного существа. Ведь зверь не поймет, что хозяин его бросил, если такое случится, зверям не ведомо, что такое предательство. Но разве мало раз мне предоставлялся случай убедиться, что Яркий меня понимает? Как например, в подземелье Мистрейда, когда он с первого раза понял, что дверь нужно разломать. Он очень умный, слишком умный для любого животного. А раз так, то понять, что я вернусь за ним, что он должен лишь подождать, Яркий просто обязан», – такое заключение я сделал и постарался себя этим успокоить.

Обойдя кладбище, оказался в узком переулке между каменным зданием церкви и деревянным двухэтажным домом. Впереди виднелась улица, освещенная солнечными лучами. Когда по ней стремительно пронесся кэб, я остановился, терзаемый сомнениями.

«Что, если меня узнают? Что если местный шериф уже получил ориентировки? Более чем вероятно, что в подобных городках меня уже ждут. Не лучше ли повернуть назад, вернутся к Яркому и обойти Рифтен? К чему так рисковать?»

Но я не мог отступить. Ни в этом, так в следующем городке, но мне нужно будет заглянуть в банк и снять свои деньги.

«Путь до Виолента не близкий, мне нужно будет что-то есть, где-то ночевать, да и пешком передвигаться – не лучшая идея. Так чем Рифтен хуже других? Возможно, Стриксы еще не прознали о моем побеге и не успели объявить меня во всеобщий розыск. В таком случае, чем раньше я исполню задуманное, тем меньше риска будет попасться местным властям».

Я выдохнул, надвинул шляпу на глаза и решительно зашагал вперед.

Выйдя из тени переулка, я оказался на улице, самой обычной для всех подобных городов, с узким тротуаром, на котором с трудом расходились даже два пешехода и широкой пыльной дорогой для запряженных лошадьми повозок. На улице располагались мелкие магазинчики и лавчонки, а я вышел совсем рядом с остановкой для экипажей, следующих рейсовым маршрутом по городу. Над остановкой на высоком столбе были установлены часы. Они показывали восемь часов тринадцать минут утра.

Быстро оглядев улицу, я двинулся влево. Не знаю почему, ведь в Рифтене я раньше не бывал – только проездом, и никак в городе не ориентировался. Он хоть и не был большим, поиски банка здесь могли затянуться на полчаса и даже дольше, и дабы не терять времени, я решил обратиться к местному, коего в относительной близости от себя заметил только одного.

Толстопузый усатый джентльмен восседал на широком стуле, почти что троне, возле входа в местную цирюльню, и пока чумазый мальчонка лет десяти натирал его ботинки, он читал сегодняшнюю газету.

– Простите, сэр, – обратился я, и джентльмен, опустив газету, уставился на меня.

У него были пышные усы, круглое лицо и маленькие зеленые глазки. В зубах он держал длинную папиросу коричневого цвета.

– Доброе утро, – кивнул он, с интересом меня разглядывая.

– Доброе, – согласился я и сглотнул, увидев то, чего никак не ожидал. На его груди блестела серебряная бляшка клана Рим. Этот человек был шерифом.