Текст книги "Семь крестов"

Остальные горожане, все в таком же понуром молчании, отправились к валу рыть очередную могильную яму. Треск пламени уже почти прекратился, когда на плечо опустошенному Гектору легла крепкая рука Трудевута. В глазах самбийского короля, отражавших погребальный огонь, читалась горькая обида и печаль.

Отец и сын с грустью вздохнули, глядя, как кости мальчишки обращаются в серый пепел. Наконец в свежую могилку вместе с сосудом, вмещавшим прах пастушка, опустили кнут, маленький кувшин и единственную сменную рубаху – все имущество коренного жителя Иезекамприса.

По прибытии в Бронтекамм Пес всю ночь не мог заснуть. Он ворочался в кровати и беспрестанно размышлял, как же надо искалечить сознание человека, да еще такого молодого, чтобы он добровольно согласился пожертвовать собственной жизнью. Что там бормотал Бэзил об услуге? Кому не хочется жить? Вот тут он точно ошибается!

Какая же это своя воля? Своя воля – прожить как можно дольше, а не уйти в царство мертвых пораньше. Впрочем, если задуматься, то жертвами становятся большей частью рабы или враги. Других же убивают за преступления или инакомыслие. Как странно все, но если об этом поразмышлять, то получается, что твоя смерть будет зависеть от того, как ты живешь. Жизнь и смерть – какая между ними связь? Мы не выбираем, кем и когда родиться, но, возможно, нам дано выбрать смерть? Или старуха с косой сама разыскивает нас? Этой ночью Пес понял одно: если его ждут подобные испытания вновь и вновь, так долго он не протянет.

– Лежебока, подъем! – Гектор с трудом разлепил глаза – над ним маячила грузная фигура его нынешнего отца.

– Что случилось? В чем дело?

– Ха, хорошие вести, Прокс, – умер мой двоюродный брат Денг, – едва не пустившись в пляс, Трудевут сгребал в кучу одежду Гектора. – Скорей поднимайся, мы едем к нему на похороны. Давай, давай, живо!

– А что же здесь такого веселого? Мой дядя все-таки почил, – недоумевающий Пес кулаками ожесточенно протирал глаза.

– Да ты что, Прокс? Эх, я совсем забыл, тебе же головушку повредило. Едем скорей, нет ничего веселее прусских похорон!

Двоюродный дядя Прокса, старшина соседней волости Денг Бранне, недавно приказал долго жить. Родные очень дружили и всегда приходили на помощь друг другу. Поэтому Гектор недоумевал, что же такого радостного может быть в смерти любимого родственника. Скорее всего, суть заключалась в каком-то древнем прусском обычае. К пятнадцатому веку большинство пруссов онемечилось, старинную историю своей родины знали единицы.

Даже дядька Пса – не человек, а кладезь разнообразных сведений, имел смутное представление о легендах, обычаях и прежнем жизненном укладе своей страны. Зато безо всяких колебаний он мог подтвердить, что их родную с племянником землю захватили и подчинили себе братья Тевтонского ордена. Словом, не имея толком знаний об истории Пруссии, Гектор был убежден, что пруссы были отличными людьми, а рыцари – ублюдками. Но под впечатлением от последних событий, его прежняя точка зрения сильно пошатнулась.

Кто из них на самом деле был более безжалостным по отношению и к своим и к чужим – тевтоны или его предки? Каждая сторона преследовала свой интерес – рыцари захватили эти края, но до них тут хозяйничали русичи, поляки и даже викинги. Разница в том, что у тех были свои владения. А после провала всех крестовых походов в Святой Земле Тевтонский орден, в отличие от рыцарей Храма и братьев Госпиталя, остался гол как сокол.

Однако удача благоволила рыцарям: сюда отбивать дерзкие набеги язычников их позвал Конрад, князь Мазовецкий, – ну чем не повод здесь закрепиться? Братья оказались сильнее, чем лесные обитатели. И ничего плохого в этом нет – просто так сложилось исторически. Можно, конечно, долго разбираться, имели они право или нет вторгаться в чужие просторы за пределами Мазовии, но это ничего не изменит. Что было, то было. Жизнь определяет смерть? А раз так, то каждому воздастся по делам его! Пускай судилищами занимаются Бэзил и ему подобные, а у Пса и так полон рот других забот.

На похороны семья отправилась в полном сборе, взяли также и Крукше. Для Пса стало загадкой, зачем Трудевут посадил Прокса и его слугу на самых быстрых лошадей. Никакой границы между волостями не существовало и в помине. Что они въехали на чужую территорию, Гектор понял, когда увидел чумазых и нечесаных людей, вылезающих из землянок поглядеть на них.

Отец объяснил, что существуют отшельники, которые сторонятся поселений и живут в лесах. Но в случае необходимости с готовностью оказывают поддержку хозяину земель и выставляют своих воинов к нему в дружину. Это – старообрядцы. Несмотря на то что почва у Денге была богаче и плодороднее, они все равно предпочитали следовать образу жизни своих далеких предков. Какие законы царят здесь, Пес побоялся даже представить и, по совету Скало, бросил лохматому подземному жителю звено бронзовой подвески со сбруи своего коня.

В начале пятнадцатого века такого народца попросту не могло существовать: был поделен и освоен почти каждый кусочек прусской земли. Как люди образованные, крестоносцы усиленно боролись с подобными крайними проявлениями язычества. Они всеми силами старались приобщить коренное население к цивилизации – ведь у пруссов не было даже счетной системы, а толковать рунические символы могли только высшие из жрецов. Но существовало одно серьезное условие – человек обязывался принять крещение. Кто не соглашался, того вынуждали покинуть свои края или сгинуть с деревянной дубинкой в руках под ненаглядным ясенем.

Конечно, Пес жалел этот лесной народ, совсем скоро он будет уничтожен, но при этом Гектор хорошо понимал, что орден следовал четко заданной цели по захвату его родной страны. В любом случае, право выбора давалось каждому пруссу, а воспользоваться таким шансом или нет, каждый решал сам. Кто имеет право дарить жизнь, а кто ее отбирать – вот что не давало ему покоя. И зачем вообще дается жизнь?

Городище, столица волости Денга Бранне, называлось Трог. Оно мало чем отличалось от Иезекамприса, разве что подход к валу огородили рядом идолов с различными изображениями божеств, да и рытвин в земле было поменьше. Поймав недоуменный взгляд сына, Трудевут вполголоса напомнил, что на самом деле закапывают здесь больше и чаще, просто в одну яму опускают не один сосуд, а сразу несколько.

Впервые о Денге Пес услышал, как только переступил порог нового дома. Вернувшийся тогда с охоты отец не обошел рассказом и своего кузена, личность в высшей степени примечательную. И несмотря на то что ростом старшина Трога не превзошел бы и кузнечика, подпрыгни тот повыше, в этом человеке скопилась вся жизнерадостность Брутении.

Насколько все было чахлым и скучным в других волостях и королевствах, настолько все цвело и радовалось жизни в вотчине Денга. Хохот старшины, как поговаривали в округе, ставил на ноги не только еле живых, но и мертвых. Его пиры славились на всю страну, не раз к нему в гости жаловали другие короли, да и сам Криве-Кривайтис частенько сюда наведывался. Любой простолюдин, однажды попавший на застолье к Денгу, почитал сие за величайшую честь и никогда не уходил без дорогого подарка.

От Трудевута его кузен отличался не только повышенной расточительностью и чрезмерным весельем. Бранне искренне полагал, что все его подданные и богатство даровано ему свыше, то есть о нем бережно заботятся боги. А значит, надо их задабривать, иначе все можно потерять, не успеешь и глазом моргнуть. Исходя из таких соображений, брат короля допускал в своих владениях обильные кровопролития.

Ручей из крови людей и животных в лучшие времена намного превосходил тот прозрачный ручеек, что протекал в бору неподалеку от Трога. И все-таки, несмотря на безраздельную преданность Бранне культу, отец Прокса относился к кузену с глубоким уважением и любил родственника ничуть не меньше, чем сына или жену. Возможно, Денг воплощал в себе всю ту жизнерадостность, что Трудевут не мог проявлять так открыто, и оттого король чувствовал сильную привязанность к брату.

Ворота важным гостям распахнули четыре рослых бородатых дружинника – охрана старшины. Первым под уздцы взяли коня хозяина всей Самбии. Трудевут принарядился в лучшие свои одежды: плащом, застегнутым щитообразной золотой фибулой, королю служили несколько сшитых бобровых шкур на красной шелковой подкладке. Голубая рубаха из диковинного тонкого заморского сукна, вышитая красной нитью, синие, из мягкой шерсти штаны и телячьей кожи сапоги с загнутыми носами дополняли богатый гардероб. От количества золотых и серебряных колец, браслетов и гривен рябило в глазах. Но главным украшением Трудевута, несомненно, являлся жезл из цельной лосиной кости, увенчанный куском янтаря размером с богатырский кулак.

Домочадцы короля оделись под стать главе семейства. Белая шелковая рубашка Скало с золотой тесьмой у ворота и на рукавах превосходно сочеталась с цвета слоновой кости юбкой, блестевшей на солнце десятком серебряных бляшек, прикрепленных к поясу. На плечи женщины был накинут богатый шерстяной красный платок с бахромой по краям и заколотый фибулой в виде черепахи. А таких красивых бус и разноцветного бисера Пес никогда раньше не видел даже в Европе.

Самому Гектору достались длинные и узкие штаны, заправленные в высокие кожаные башмаки с золотыми пряжками. Верхней одеждой путешественника в прошлое служила выпущенная до колен шелковая сливочного цвета рубаха с широкими манжетами, украшенными крохотными бронзовыми подковками. Прекрасный костюм завершал сложного плетения из тонкой поросячьей кожи пояс с накладками из желтого янтаря, расположенными в несколько рядов. Гектор запросто мог побиться об заклад, что такую восхитительную одежду раньше ему носить не приходилось.

– Трудевут, Скало, Прокс, ну наконец-то, а мы вас уже заждались, – немолодая худощавая женщина с длинной косой вокруг головы, наряженная в белоснежное длинное платье, собранное серебряным поясом с янтарными и золотыми вставками, улыбаясь, вышла на крыльцо.

– Приветствуем и тебя, родная Ульга, – широкая улыбка озарила лица Скало и Трудевута. – Ты не поверишь, что у нас произошло – Прокс на охоте потерял память. Ничегошеньки не помнит. Вот тебя как будто в первый раз видит.

– Неужели, сынок? Это что, правда? Напасть какая. Ну ничего, будем просить Потримпо, пусть вернет все на свои места.

– Ульга, ты же знаешь, как мы любим Потримпо, – кузен погибшего укоризненно посмотрел на сноху. – Пойдем, покажешь мне братца.

Все пятеро зашли в жилище Денга. Почивший – бородатый мужчина преклонного возраста – одетый в самый богатый наряд, возлежал у задней стены дома на деревянном помосте. В центре комнаты стоял накрытый стол, за которым сидели три сына, семь их жен, две дочери и четыре супруги покойника. Все уже находились в немалом подпитии, очевидно, провожать усопшего начали задолго до приезда родственников. Ульга пригласила родных присесть за стол, две рабыни тут же принесли еще два кувшина с можжевеловой медовухой.

Судя по тому, что Скало собрала два мешка со сменной одеждой, Гектор предположил, что они останутся у родственников самое малое на неделю. Как хорошо, когда бы он еще посидел с древними родичами за одним столом. Умница Бэзил, позаботился о духовном развитии своего подопечного. У него ничего не бывает просто так, да и пиво здесь отменное.

Но Пес ошибся. Только по его подсчетам, когда он выходил на улицу немного передохнуть и очистить желудок, солнце сменило луну раз пятнадцать. Сколько же времени прошло на самом деле, он узнал, когда увидел количество зарубок, оставленных младшим сыном Денга на перилах. Их было двадцать четыре. То есть празднество шло двадцать четыре дня: какой-то люд время от времени заходил на чарочку-другую. Беспокойство Гектора развеял Трудевут, пояснив, что оставил распоряжения в своих землях по случаю набора ополчения для похода в Галиндию. В крайнем случае, друзья знали, где его найти.

Первая неделя повального пьянства напомнила Псу былые времена, но пока он держался, в отличие от двоих сыновей покойного, которые, устав от поминок, разошлись по домам на пару дней, а потом вернулись с новыми силами. Трудевут пил за четверых и отходил от стола ненадолго, только чтобы перевести дух. Мелькали мужские и женские лица, пахло жареным мясом и свежим молоком, которым многочисленные жены отпаивали своих вусмерть пьяных мужей. На десятый день гуляний Гектор решил немного отдохнуть и побрел к лесу подышать свежим воздухом.

В окружении могучих лиственниц, подпиравших черный бархатный лоскут неба, утыканный многочисленными мерцающими огоньками, на островок мягкого мха присел Пес. Стрекот сверчков вернул его к кратеру у Шрефтлакена, к тайному погосту. Руки сами достали из кармана странный блестящий камушек – молчаливое свидетельство того, как четверо закопали двоих в мокрый песок. За последнее время это уже вторые похороны, на которых довелось побывать Псу.

Чем же отличались оба трагических происшествия? Первое погребение оставило очень тяжелый осадок. Терезу и ее мать убили при самых ужасных обстоятельствах. Этого вполне достаточно, чтобы потом от таких воспоминаний страдать всю жизнь. Кроме того, в живых осталась их дочь и сестра, которая тоже перенесла адские муки. На время о тех страшных событиях можно забыть или отвлечься, но память все равно настойчиво будет тревожить снова и снова.

Гектор хорошо понимал Анну, потому что сам рано потерял родителей. Людям так жалко терять близких, поскольку они считают, что больше никогда с ними не встретятся. А древние пруссы, наоборот, почитали смерть за праздник, ибо верили, что в загробном мире человеку будет намного лучше. Там ему помогут боги, и там он обретет вечную сытость и покой. Вот почему они так радуются. Но что из этого следует?

Вернулся он далеко за полночь и нашел своего отца в задумчивости сидящим на пороге. За время отсутствия Пса семью усопшего посетил первый помощник верховного жреца Криве-Кривайтиса – Эварт-Криве. У них состоялся неприятный разговор, в подробности которого король вдаваться не стал.

Тем не менее следующим утром бесстрашный предок Гектора опять принял улыбчивый и беззаботный вид, но пить стал еще больше. К завершению поминок Гектор уже не мог различать лица людей – так много он еще никогда не пил в своей жизни и так плохо ему еще не было. Холодную воду он поглощал квартами[47]47
  Кварта – мера объема, равная 1,145 литра.


[Закрыть], не переставая удивляться, как Трудевут по утрам голый по пояс выходит на крыльцо и разминает мышцы с суставами.

Выносливости у Пса было поменьше, и они вместе с Крукше последние дни просто отлеживались, находясь в полузабытьи. Наконец на сорок пятый день траурных торжеств и гуляний отец поднял Прокса вместе со слугой, которые уже немного окрепли и набрались сил.

Урок

– Сейчас начинается самая интересная часть похорон, сынок, – самбийский король ласково потрепал сына по волосам. – Все имущество Денга разделили на шесть частей и закопали на равном расстоянии друг от друга. Клады помечены палками с флажками. Самая маленькая часть находится близко от города, самая большая – намного дальше. Ясно?

– Э-э, вроде, да, – Пес уже более-менее пришел в себя, только все равно не мог понять, чего от него хотят.

– Сюда приехали еще четыре человека на лучших конях с других дворов. Все будут бороться за наследство Денга, понял? Каждому достанется по части. Я хочу, чтобы ты взял самую большую, ту, что закопана дальше всех, понимаешь?

– То есть я должен скакать на лошади по лесу, искать флажки, найти самый дальний, спешиться там и застолбить свое место, так? – Особого опыта скоростных скачек по лесам Гектор не имел, и он смутно представлял себе, как справится с этой задачей.

– Точно так. Крукше, а ты возьми предпоследнюю. Поверь мне, у братца был очень хороший скарб, сколько можно в слугах ходить – может, и откупишься.

– А кто прибыл? Дружинники, верно? – Крукше старался принять как можно более важный вид, изо всех сил пряча свои опасения.

– Да уж, грозные молодцы. Их задача схожа с вашей – им всем нужна дальняя точка. Биться будут до последнего, учтите. Так что берегитесь и оденьтесь поудобнее. На лошадей надевать ничего не будем – потеряем в скорости, лучше без седел.

Гектор представил, что значит скакать без седла – придется находиться, все время приподнявшись на стременах. Но когда нужна скорость, то все так и ездят, да и, как успокоил Трудевут, расстояние не такое уж большое. Через минуту в комнату вошли Скало и Ульга, в руках они держали две легкие стеганки, подбитые конским волосом, и два бронзовых шлема. Из оружия каждому всаднику предложили по дротику и короткому мечу, похожему больше на кацбальгер[48]48
  Кацбальгер – «кошкодер», короткий ландскнехтский меч для «кошачьих свалок» (ближнего боя), в которых имел преимущество перед кинжалом.


[Закрыть]. Пес немного дрогнул, надевая на себя броню и цепляя оружие, – по сути, это был его первый боевой выезд, не считая расправы над Гзандой.

На худеньком Крукше панцирь смотрелся как на ребенке, и четверо здоровенных пруссов, приехавших вообще без защиты, подняли слугу Прокса на смех. Тот в ответ тоже ухмыльнулся и невозмутимо возразил, что еще предстоит посмотреть, кто будет смеяться в конце, когда они с господином заберут два последних клада.

Все четверо разом заткнулись и лишь продолжали посылать откровенно злобные взгляды в сторону пары участников опасного заезда. Около вала собрался весь город, предвкушая захватывающее зрелище. Последний раз собирались на похоронах отца Денга почти десять лет назад, и мало кто уже помнил то событие в подробностях.

Старший сын усопшего – Ляйгелло – отдавал последние напутствия собравшимся у полукруглой ограды из идолов всем шестерым претендентам на богатое наследство. Дети принимать участие в скачках права не имели, поскольку и так располагали значительным имуществом. А уж старший отпрыск тем более – он должен был занять место отца.

Когда Ляйгелло закончил говорить, староста сбивчиво пробормотал, что боги задобрены и непогоды не предвидится. Видно, жертву богам принесли действительно недурную – на высоком голубом небе не плыло ни единой тучки. Приятный свежий ветерок шутливо трепал лошадиные гривы и волосы жителей Иезекамприса. День выдался настолько благодатный, что даже куры и свиньи заулыбались бы, если могли.

– Как только я махну рукой – шпорьте лошадей, а дальше вас рассудит только великий Потримпо, – новый старшина волости заметно волновался: все-таки не каждый день на него возлагалась такая обязанность. – Я надеюсь, что по его воле с добычей вернутся все, ну а если нет, тех, кому не суждено, мы похороним со всеми почестями.

– Ройте могилы для этих двух сопляков, назад они не вернутся, – самый рослый прусс с длинными усами и противной волосатой бородавкой на шее, захохотав, показал пальцем на Прокса и Крукше.

– Не успеете допить кувшин, как мы приедем все в золоте и серебре, – лысый всадник в полосатых шароварах, вложив два пальца в рот, оглушительно свистнул.

– Начинайте копать ямы и скажите, чтоб взяли два первых флажка, иначе им не сдобровать, – крепче сжав поводья, беззубый толстяк, свирепо зыркнул на Гектора и его слугу.

– Готовьте костры, сегодня мы сожжем двух знатных и одного задохлого поганца, а-ха! – гогот последнего наездника, старика с рыжей бородой, распугал всех собак, мельтешивших под ногами горожан.

Недоуменно подняв брови, Пес переглянулся с Крукше и заметил, что у того слегка дрожат руки. Сам Гектор тоже волновался, но весь его вид назло наглой четверке прусских всадников распространял абсолютное спокойствие. Наконец, старший сын Денга встал перед участниками и поднял руку. Все шестеро наездников привстали на стременах и после взмаха что было сил стеганули своих лошадей.

Самым быстрым скакуном обладал усатый прусс, который сразу же оторвался от остальных с гиканьем и улюлюканьем. Первый флажок был виден со стартовой площадки на открытой местности до въезда в лес. Насмехаясь над отставшими, вырвавшийся вперед всадник рубанул по древку первого флажка и тот, подлетев в воздух, вскоре оказался в пыли, взбитой копытами лошадей, уже на полном скаку влетевших в лес.

Пятерка участников соревнования при въезде в лес рассредоточилась вширь на расстояние тридцати шагов. Гектор почти не управлял лошадью, изредка отклоняя поводья в ту или иную сторону, если лошадь неслась на дерево с низко растущими ветками. Промелькнул второй флажок, а наглый наездник уже скрылся из виду.

Еще один прусс, тот толстяк, что предлагал копать ямы, безнадежно отстал и спешился около третьего флажка, ибо скакать ему дальше было бессмысленно. Промчавшись галопом, Пес краем глаза заметил, что лошадь лысого всадника, мечтавшего вернуться в золоте и серебре, запнулась о здоровенное грабовое бревно, валявшееся неподалеку от четвертой отметки. Его скакун кубарем покатился по устланной мхом и листьями земле, пока вместе с конником не впечатался в многовековой дуб, щедро осыпавший их желудями.

Самый дерзкий, с противной бородавкой под затылком прусс, выбившийся в лидеры, по-прежнему впереди так и не появлялся. Мысленно поддерживая Крукше, Гектор еще сильней хлестнул лошадь и понесся вперед с удвоенной скоростью. В то время у пятого флажка развернулась ожесточенная борьба – Крукше едва успел увернуться от дротика, который лихо метнул ехидно предвещавший костер низкорослый и кривоногий рыжебородый старик.

Слуга первым подобрался к предпоследнему рубежу, однако следовавший позади соперник с такой точностью швырнул короткое копье, что оно прошло в пальце от шеи парня, но боковая часть острия все же рассекла ему кожу. От неожиданности Крукше дернул поводья, его лошадь встала на дыбы и сбросила всадника. Что происходило дальше, Пес уже не видел – он спешил нагнать первого скакуна. Последний флажок был самым заметным и стоял, возвышаясь на дюне, устланной белым песком, поэтому найти его никакого труда не составляло.

Никого рядом не виднелось, поэтому названый сын Трудевута, подражая в ухмылке Бэзилу, вмиг направил коня в сторону самого ценного клада. Не успел он доскакать и до конца лесного массива, как почувствовал, что его вместе с лошадью с силой повело в сторону. Перед самым падением Пес понял, что же стало его причиной.

В правом боку лошади торчало копье с человеческий рост, оно почти насквозь пробило лучшего коня Трудевута. Чудом сумев сгруппироваться, Гектор едва не размозжил голову о растущее рядом дерево, но, упав, лошадь больно придавила ему ногу.

Одновременно усатый прусс, потерявший где-то своего коня, с неистовым воплем ринулся к флажку. Неимоверным усилием Псу удалось высвободиться из-под туши животного и, прихрамывая, тоже поспешить к флагу. Но догнать мерзавца ему было явно не под силу, и, видя всю беспомощность своей ситуации, Гектор наудачу метнул в него свой дротик, поспешно снятый с лошади. Описав ровную дугу, копье вонзилось точно в голень наглеца, беззвучно в песок отлетел приличный кусок мяса. До флага рухнувшему ничком пруссу оставалось не более двадцати шагов.

– Ну что, скотина, – Пес быстро догнал бывшего лидера и перевернул носком сапога его на спину. – Сам без лошади и меня решил к себе приравнять? Не можешь ты честно, да? Ну что, кого хоронить сегодня будем?

– Пошел ты, – сняв с себя пояс и обмотав им ногу, усач сплюнул рядом с Гектором. – Все равно мой четвертый флаг. В крайнем случае – второй. Мне хватит. А ты подавись этим дерьмом, чтоб вы сдохли все, знать, тоже мне.

– Можешь зарубить его прямо здесь, – безразличный голос Бэзила прервал похожие мысли Пса. – Никто тебе слова не скажет, разве что спасибо. Только думай скорей, сюда уже едут люди с Трога.

– Полагаю, окажись я на его месте, он бы даже думать не стал – сразу бы прирезал.

– О-о, с каким еще удовольствием. На его счету не одна жизнь.

В том числе дети, женщины. А скольких он еще погубит, оставь ты его в живых…

– На своем веку я убил только двух людей – того брата и монаха Джанлуку. Но это были крайности. Я не мясник, пусть этот червяк живет. Искалеченный, он далеко не уйдет, – Пес с силой надавил ногой пруссу на рану. – Да и врагов, я думаю, у него предостаточно. Долго все равно не протянет. Зачем мне его кровь?

Через несколько минут на опушку въехали Трудевут, сыновья Денга и вышли еще несколько горожан с лошадьми без всадников. Раненого взгромоздили на коня и отправили в Трог. Затем принялись выкапывать клад – под землей находились два внушительных сундука, доверху набитые драгоценностями. Но отец лишь невесело улыбался. Понять причину его печали удалось, когда они подъехали к пятому флагу. Там их радостно дожидался рыжий любитель кострищ, голыми руками выкопавший свой сундук.

Бездыханное тело верного Крукше с отрубленной левой рукой и правой по колено ногой лежало неподалеку в кустах папоротника. Не сдержав нахлынувший поток слез, Пес попытался наброситься на обидчика, но Трудевут крепко обнял сына. Взахлеб рыдая на груди у отца, Гектор отказывался понимать, за что проклятый дух проводит его через такие испытания. Почему Крукше, этот славный паренек, должен был лишиться жизни в этом видавшем уже многие смерти лесу?

Вдруг Пес яростно отпрянул от Трудевута – ведь это он во всем виноват! Кто, как не он, притащил их на эти, будь они трижды прокляты, похороны. И если бы все остались дома, то ничего бы не произошло. Однако в удивленных глазах закаленного несметным количеством печальных событий предка прусс внезапно прочитал полное отсутствие чувства вины.

А ведь и вправду, Крукше являлся слугой Прокса, а не Трудевута. Он поехал за своим хозяином и, несмотря на жуткий страх перед жестокими соревнованиями, не дрогнул и решил полностью поддержать господина. Он, по сути, совсем еще мальчишка, не раздумывая последовал за ним, хотя мог и отказаться. Но не сделал этого, поскольку был безраздельно предан Проксу.

И пусть Пес не настоящий Прокс, но ведь Крукше не заподозрил подмены. Он не заметил разницы и пожертвовал жизнью только для того, чтобы тот, кому так преданно служил, не заметил в нем и тени предательства. Бэзил, так что же здесь нужно понять? В чем заключается это испытание? Сначала жертва-пастушок, а теперь и Крукше… Что дальше?

Гектор лично погрузил изуродованное тело слуги на лошадь и, обуреваемый горькими раздумьями, не спеша, молча ехал до самого Трога. Здесь на главном дворе уже развели погребальный костер, рядом с которым все на том же помосте лежал уже порядком высохший Денг.

Как только все собрались, местные вайделот и тулиссон положили тело на хворост. Все происходящее в дальнейшем обволокла мутная серая пелена. Многочисленная процессия во главе в вайделотом двинулась к потайному ходу, как две капли напоминавшему ход в Иезекамприсе.

Сначала на камень укладывали, а потом резали, как того пастушка, рабов Денга. Их оказалось одиннадцать человек. Никто не сопротивлялся – ни мужчины, ни женщины. Не слышались ни возгласы сожаления, ни рыдания. Как будто чья-то всемогущая рука расставила всех по местам или кто-то невидимый раздал роли, и люди безропотно их играли, послушно следуя чьей-то злой воле.

Из обрывков разговоров Гектор понял, что самого старшину отнесли на особый могильный курган, где хоронят лишь высокородных людей. Каждого принесенного в жертву раба или рабыню на носилках несли на костер, разведенный возле кургана. После сожжения истлевшие останки складывали в могилу к господину. Когда покончили с рабами, принялись за жен. Резали безо всякого сожаления и малейшего зазрения совести, как показалось измученному Псу. Пепел, оставшийся от жен, тоже складывали в яму к мужу.

Лошадей Денга забивали не на камне, а рядом с курганом. Как только погрузили в могилу останки лошадей, Ульга, мать детей покойника, которую убивать было нельзя как первую жену, принесла все оставшееся, что не зарыли для кладов, богатство. Драгоценности тоже бросили в яму и, наконец, начали закапывать.

Единственное, что помнил Гектор после завершения похорон, так это свою просьбу не сжигать Крукше, а просто похоронить его в отдельной могиле. Тогда же он отдал все выигранные им в борьбе за шестой флаг ценности. На непослушных ногах Пес добрел до кровати и отключился на целые сутки. Никаких снов он не видел, в последнее время все сновидения ему заменил голос бесплотного существа, который заставлял его участвовать в страшных и опасных событиях. Последняя мысль, посетившая Пса перед забытьем, была о том, смертны ли сами духи.

– Прокс, сынок, вставай, – тяжелая рука тормошила надолго заснувшего пришельца из будущего. – Плохи наши дела, приходил старик с кривой палкой. Меня вызывают на собрание в Ромове.

Кривули – помощники Криве-Кривайтиса, выполнявшие судейские функции, в случаях, когда появлялась необходимость известить земли о надвигающемся собрании, отправляли по городам своих представителей с изогнутыми палками. Когда такая палка вручалась королю, это означало, что он незамедлительно должен явиться в Ромове.

Гектор быстро собрался, умылся студеной водой и, наскоро сжевав два зеленых яблока, через десять минут уже вскочил на лошадь. Поехали они впятером – Трудевут, старший сын Денга Ляйгелло, Пес и двое сопровождающих. Дядька иногда рассказывал Гектору о стародавних временах все, что знал, правда, совсем мало. Но из тех обрывочных сведений племянник умудрился забыть почти все, однако о главном святилище своих предков кое-что он все же запомнил.

Раньше Ромове располагалось в Натангии, но оттуда его пришлось перенести в связи с участившимися набегами поляков. Дело было в том, что на заре десятого века в Пруссию прибыл известный христианский миссионер – второй пражский епископ, друг императора Оттона III и советник римского папы Адальберт. Это был человек с тяжелой судьбой, но очень близкий к Богу. Тогда люди верили, что в тысячном году наступит конец света, и Адальберт, твердо вознамерившийся стать проповедником, решил вовлечь в лоно христианства как можно больше язычников, пока еще оставалось время.

Проходя по Польше, он попросил у князя Болеслава Храброго, который весьма благосклонно относился к пастырю, несколько подопечных и лодку. Князь рассчитывал, что христианизация пруссов остановит их постоянные опустошительные набеги. Также с чехом отправились его сводный брат Гауденций и священник Бенедикт. Мягкое течение Вислы вынесло их в Восточное море[49]49
  Восточное море – старинное название Балтийского моря.


[Закрыть], и через несколько дней смелые миссионеры высадились на севере Самбии. Матросы, стоило барке причалить, немедля развернулись и погребли восвояси, подальше от этих безбожных берегов.

Жгучее желание Адальберта, урожденного Войцеха, стяжать себе мученический венец и тем самым обрести вечное спасение все же не смогло его заставить шагнуть в глубь полуострова еще дня три. При всем том язычники уже услыхали о прибытии странных людей и сами отправили к ним собственный парламент. Местные жители недопоняли, чего от них хочет чудной человек с большим крестом в руках и на всякий случай огрели епископа веслом по голове, чем дали ему недвусмысленно понять, что его присутствие здесь крайне нежелательно.