Текст книги "Очерки истории банковской системы России. 1988–2013 гг."

Глава 4. Банковская система России в трех измерениях радикальных экономических реформ: либерализация, приватизация, финансовая стабилизация (1992-1994 гг.)

Принято считать, что «D-day»[77]77
  В англоязычной литературе – день начала генерального наступления в соответствии со стратегическим замыслом крупномасштабной военной операции, наподобие высадки войск союзников в Нормандии 06.06.1944 г., или иного другого, заблаговременно и скрупулезно разработанного, плана действий правительства или крупной корпорации.


[Закрыть] экономической реформы начался в России 2 января 1992 г. с президентского указа о либерализации цен. На самом деле реформа началась на два месяца раньше – 1 ноября 1991 г., когда V съезд народных депутатов РСФСР принял постановление «О правовом обеспечении экономических реформ». Данное постановление, не называя вещи своими именами, обязывало исполнительную власть немедленно приступить к замене рухнувшей вместе с КПСС реакционной «командно-административной» экономики ее антиподом – свободной, демократической, рыночной.

В ситуации углубляющегося политического и социально-экономического кризиса речь шла о неделях, если не днях, отпущенных на принятие срочных мер, чтобы не допустить массовых акций протеста и коммунистического реванша. Перешедшие на сторону Б. Н. Ельцина во время попытки государственного переворота 19–21 августа 1991 г. российские парламентарии прекрасно понимали, что Верховный Совет РСФСР, связанный путами устаревшего, неполного и противоречивого советского законодательства, не сможет оперативно рассмотреть и одобрить нужные для экономической реформы законы. Поэтому ответственность за все, что требовало срочного и безотлагательного решения, парламентарии возложили на сверхпопулярного в то время Бориса Николаевича Ельцина. Именно он должен был решительно, по-революционному, установить своими указами правовые начала новой экономики России.

28 октября 1991 г. на открытии второго этапа V съезда народных депутатов РСФСР (первый этап проходил в июле) Ельцин изложил основные направления политики экономических реформ на ближайший период в следующей их последовательности:

1. Либерализация цен и торговли. Разовое введение свободных цен с января 1992 года. Ожидаемые последствия – установление рыночной стоимости товаров, ликвидация товарного дефицита, запуск механизма конкуренции, стимулирование деловой активности, ускорение товарооборота, формирование инфраструктуры по сбыту отечественной и импортной продукции.

2. Финансовая стабилизация. Ожидаемые результаты – снижение инфляции, установление устойчивого курса рубля.

3. Широкая приватизация государственной собственности. Ожидаемые итоги – превращение населения в собственников, формирование у людей экономических стимулов для деловой активности.

V съезд народных депутатов РСФСР дал реформам зеленый свет. Никаких серьезных препятствий для их проведения вроде бы не просматривалось. По завершении съезда политические партии России (за исключением запрещенной коммунистической) подписали «Соглашение в поддержку российских реформ». Зародилась надежда на то, что при общих дружных усилиях всех ветвей власти, поддержанных народом, эти реформы пойдут так же успешно и быстро, как, допустим, в Польше или в Чехии.

При этом суть и реальные масштабы кризиса, поразившего постсоветскую экономику, самими парламентариями и исполнительной властью либо недооценивались, либо сознательно замалчивались, чтобы не нагнетать паники. «Хуже будет всем примерно полгода, затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 года, как я обещал перед выборами, – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей», – ободрял народ и парламент Президент Борис Ельцин. И даже выразил готовность «лечь на рельсы», если его обещания не сбудутся.

В конце октября 1991 года, в преддверии отпуска цен, Верховный Совет РСФСР принял замечательный закон, о котором сегодня мало кто помнит, хотя он является действующим. Это – закон «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР». В нем содержатся любопытные положения. Например, обязанность государства индексировать оплату труда работников предприятий, учреждений и организаций (кроме работников предприятий, самостоятельно определяющих цены на производимые ими товары и оказываемые услуги), государственные пенсии, стипендии, социальные пособия, вклады в Сбербанке, государственные займы и ценные бумаги. Индексация должна была проводиться, если инфляция превышает 6 %. В 1992 году инфляция составила 2500 % – надо ли напоминать, что никаких индексаций сбережений, а тем более «доходов» так и не произошло?

6 ноября 1991 г. Б. Н. Ельцин возложил на себя обязанности председателя Правительства; а своим заместителем по вопросам экономической политики и министром экономики и финансов назначил 35-летнего доктора экономических наук Е. Т. Гайдара. В течение всего периода правления Ельцина и вплоть до настоящего времени Гайдара и его «команду» (А. Б. Чубайс, А. Н. Шохин, П. О. Авен, А. А. Нечаев, Б. Г. Федоров и др.) не критиковал только ленивый. Причем не только коммунисты и национал-патриоты, но и подавляющее большинство коллег-экономистов, в том числе зарубежных[78]78
  См.: Реформы глазами российских и американских ученых / Под ред. О. Т. Богомолова // Российский Экономический Журнал. – М.: 2003.


[Закрыть].

Основной аргумент критиков заключался в том, что Правительству, получившему такие широкие полномочия, надо было первоначально осуществить институциональные преобразования, приватизировать собственность, а потом уже проводить либерализацию цен и финансовую стабилизацию. Теоретически это, наверное, правильно. Однако опыт всех стран, реально двигавшихся по пути рыночного реформирования и демократической трансформации (транзита), ни в одном случае не дает практического подтверждения этой концепции.

Начавшаяся в России в начале 90-х годов прошлого века экономическая реформа базировались на экономических теориях и рекомендациях международных финансовых институтов, частично использованных в Польше и Чехии, частично – в Чили, в государствах, имеющих с нашей страной мало общего. Реальные кризисные процессы шли впереди всех тех мер, которые власти могли предпринять. В той же Польше, например, либерализация цен и торговли была начата не реформатором Лешеком Бальцеровичем, им она была завершена, а начало её последнее коммунистическое правительство. Цены там были отпущены в несколько этапов, Бальцеровичу выпал из них самый выгодный – конечный, с положительными эффектами. Вероятно, Гайдар тоже рассчитывал на «второй этап», но в результате оказался в положении японского самурая, принуждаемого к совершению харакири.

За месяц до объявленной либерализации цен опустели прилавки магазинов. Как писали в российских СМИ, «черный рынок взбесился и, кажется, взял на себя встречный план – максимально либерализовать цены, не дожидаясь никаких руководящих указаний». Региональные и местные власти выбивались из последних сил, чтобы посредством талонов и карточек, как в годы Великой Отечественной войны, организовать снабжение населения минимумом потребительских товаров: мука, сахар, растительное масло, моющие средства, ликероводочные изделия и т. д. До предела обострились проблемы выплаты материально-денежного довольствия военнослужащих.

Страна стояла на пороге полной анархии, которая по своим масштабам, если принять во внимание тысячи единиц ядерного оружия и еще столько же из рук вон плохо охраняемых складов с оружием, безо всякого преувеличения могла бы стать заключительной частью некоего креативного проекта под названием «всемирная история».

Экономисты иногда используют такой термин, как «шкала» или «тропа зависимости», под которым подразумевается предопределяющее влияние использующихся финансовых инструментов на конечный результат запланированных преобразований. Грубо говоря, нельзя от простуды лечить слабительным, но если это все-таки случилось, то в дальнейшем пациента придется лечить и от простуды, и от диареи.

В 1990-е годы Россия резко опустилась по показателю ВВП на душу населения на 50–60-е место в мире. Таким образом, мы покинули группу развитых стран, в которую в настоящее время входит примерно 30–35 стран мира с душевым доходом, превышающим 10 000 долларов США.

Произошел распад единого народнохозяйственного комплекса на автономно развивающиеся сектора: финансово-банковский сектор и сферу торговли (наиболее успешно развивающиеся); экспортно-ориентированные отрасли, прежде всего добывающие сырье; и внутренне ориентированные отрасли. Отрасли производства, ориентированные на внутренний рынок, отличались наиболее запаздывающим вхождением в систему рыночных отношений. Такая дифференциация отраслей по отношению к рынку и свойственных ему механизмам саморегулирования разрушительно действовала на экономику, вносила в экономические отношения хаос и неопределенность.

В обыденном сознании россиян после 1992 г. сложился определенный стереотип, в соответствии с которым инфляция и падение производства пересекаются в точке принятого в январе 1992 г. российскими властями решения отпустить цены на волю рыночной стихии. На самом деле производство падало по своим причинам, в основе которых лежало противоречие между советским типом хозяйствования и объективными потребностями развивающихся рынков (потребительского, сырьевого, технологического и т. д.), несоответствия в самой структуре фондов предприятий (особенно, крупных и крупнейших).

Сочетание двух неблагоприятных экономических тенденций: инфляция и падение производства, – называется «стагфляцией». Каких-то особенных рецептов для лечения такой тяжелой экономической болезни нет, а точнее – они взаимоисключающие. Для того чтобы остановить инфляцию, необходимо сокращать денежную массу, а для того, чтобы остановить падение производства – предоставлять предприятиям льготные кредиты и бюджетные субсидии, снижать налоги.

В январе 1992 г. российское Правительство официально уведомило МВФ о своем стремлении вступить в ряды этой организации и попросило выделить кредит для создания стабилизационного фонда. По этой причине в разработке экономической программы правительства Гайдара на уровне экспертов приняли участие: МВФ, Международный банк реконструкции и развития, Организация международного сотрудничества и развития, Европейский банк реконструкции и развития. Так возник «Меморандум об экономической политике» Российской Федерации» от 27 февраля 1992 г. за подписью Заместителя Председателя Правительства РФ Е. Гайдара и Председателя Центрального банка РФ Г. Матюхина. Документ стал базой для переговоров с МВФ и правительствами США, Германии, Великобритании, Японии, Франции, Италии и Канады о предоставлении России срочной финансовой помощи.

15 июня 1992 г. накануне визита в США Ельцин возложил на Гайдара обязанности главы правительства. Указ об этом назначении носил символический характер. Он призван был показать решимость Ельцина следовать курсу реформ, провозглашённому в конце 1991 г. и начатому в начале 1992 г.

17 июля 1992 г. «Российская газета» опубликовала правительственную «Программу углубления реформ», рассчитанную на среднесрочную перспективу. Указанный документ имел целью определить пути перехода к рыночной экономике и включения ее в мировое хозяйство, в сообщество цивилизованных стран. По существу, речь шла о трансформации не только экономики, но и всей постсоветской общественной системы.

Принципиальные пункты программы экономических реформ российского правительства предусматривали:

• дерегулирование экономики, снятие административного контроля над ценами и хозяйственными связями (включая внешнеэкономическую деятельность);

• развитие свободной торговли;

• стабилизацию финансов и денежной системы, укрепление рубля;

• приватизацию, развитие предпринимательства, создание институциональных предпосылок эффективного рыночного хозяйства и экономического роста;

• проведение активной социальной политики в целях приспособления трудоспособного населения к новым условиям, защиту наиболее уязвимых слоев населения;

• структурную перестройку экономики, ее демилитаризацию, приспособление к структуре реального спроса, повышение конкурентоспособности, интеграцию в мировое хозяйство;

• создание конкурентной рыночной среды для повышения эффективности и качества, увеличение производства и расширение разнообразия продукции, снижении издержек и цен.

Логика авторов реформы исходила из комплексного подхода к реформированию сверхцентрализованной советской экономики, правда, без учета всех причин поразившего ее кризиса. Так, дерегулирование и либерализация цен, по их мысли, открывали дорогу предпринимательству, развитию торговли, формированию механизмов рыночного саморегулирования.

Стабилизация финансов и денежной системы усиливала экономические стимулы, давала в руки государства эффективные рычаги воздействия на поведение субъектов хозяйствования, делала объективной необходимостью структурную перестройку, позволяла выявить и санировать предприятия-банкроты.

Приватизация была необходима для того, чтобы привести в действие процесс формирования эффективного собственника, активизировать эгоистические капиталистические и рационально-трудовые мотивации, сформировать полноценных рыночных агентов и класс собственников – социальную базу подлинного гражданского общества и демократии.

Разработчики «Меморандума об экономической политике Российской Федерации» и «Программы углубления реформ» продекларировали приверженность российского Правительства трем основополагающим постулатам неолиберализма, к сожалению, непредсказуемым, с точки зрения последствий их применения, не только к переходным, но и развитым экономикам:

1 постулат – любое государственное вмешательство всегда вредит эффективному размещению ресурсов, т. е. ошибки государства всегда хуже ошибок рынка.

2 постулат – государственная собственность в принципе неэффективна, поэтому ее надо приватизировать как можно быстрее.

3 постулат – любое изменение общего уровня цен всегда происходит только вследствие сдвигов в объеме денежной массы.

В конце 1992 г. в Правительстве и в экспертном сообществе стало понятно, что экономический кризис в стране будет не только тяжелым, но и продолжительным. Как скажет некоторое время спустя премьер В. С. Черномырдин, «кто после этого выживет, будет долго смеяться».

Главное, что удалось добиться российскому правительству в результате первых шагов экономических реформ – преодолеть товарный дефицит и отвести от страны угрозу надвигающегося голода зимой 1991–1992 года, а также обеспечить внутреннюю конвертируемость рубля. Это немало для страны, в которой на протяжении 60 лет господствовал товарный дефицит, а сделки с иностранной валютой были уголовно наказуемы (вплоть до расстрела). Однако это слишком мало для того, чтобы назвать такую политику «шоковой терапией». Понадобилось еще четыре (!) года, чтобы рубль обрел хоть какую-то стабильность – в 1996 году. И еще три года на обретение страной хотя бы первичной сбалансированности бюджета – это произошло уже в 1999 году. Итого – семь лет на решение первичных задач макроэкономической стабилизации.

По мнению авторитетных западных экономистов (Джозеф Стиглиц), период непосредственно либеральных реформ в России длился всего лишь 17–18 дней: с 2 января 1992 г. до 18 января 1992 года. Как известно, на последнюю дату пришлась объявленная массовая забастовка шахтеров, которую удалось остановить огромными субсидиями угольной отрасли. После этого все новые и новые компромиссы становились еще масштабнее, а отход Правительства от первоначально провозглашенных либеральных принципов – все более шокирующим.

По мнению известного либерального экономиста Андрея Илларионова, внутриэкономическая либерализация, бывшая весьма ограниченной, с середины 1992 г. была фактически остановлена. Запрет на продажу товаров по ценам ниже издержек привел к завышению в стране общего уровня цен, зарплат, налогов, на что экономика отреагировала бурным развитием мультивалютной платежной системы, расцветом неплатежей, бартера, взаимозачетов. Вмешательство государства в коммерческую деятельность «естественных монополий» способствовало повышению цен на их продукцию, по сравнению с рыночными. Незавершенность либерализации означала, что фактические масштабы государственного вмешательства в экономическую жизнь остались существенно большими, чем об этом свидетельствуют бюджетные показатели[79]79
  Илларионов А. Цена социализма // Независимая газета, 13-14 апреля 1999 года.


[Закрыть].

С точки зрения отечественной академической науки (Дмитрий Львов, Леонид Абалкин, Николай Петраков, Олег Богомолов, Сергей Глазьев и др.), проводившаяся правительством Гайдара экономическая политика, это – вообще не реформы. Если первоначально экономическая дискуссия кружилась вокруг вопроса о том, возможна ли (применима ли) в России «шоковая терапия», подобная польской, то результатом ее к весне 1992 г. стала актуальной формула: «Шок без терапии».

Данная формула отражала представление об экономической политике правительства Гайдара как нетехнологичной, непоследовательной и неполной, с точки зрения задач «настоящей реформы». Либерализация не воспринималась как реформа (скорее противопоставлялась ей) и подвергалась жесткой критике, а в массовом сознании и левой пропаганде обретала уже статус прямого обмана («ограбление народа»).

Между тем в основе демократической концепции «реформы», как она сформировалась в политической борьбе с партийно-государственной бюрократией в 1989–1991 гг., лежала идея управляемой трансформации экономической системы. То есть предполагалось, что все лучшее, все основные социально-экономические достижения старой системы с некой коррекцией конвертируются в системе новой, а издержки трансформации компенсируются выгодами, приносимыми рационализацией и модернизацией хозяйственного механизма. Наиболее ярким представителем такого подхода можно назвать Григория Явлинского.

Профессор Колумбийского университета Ричард Эриксон полагает, что процессы, происходившие в 1990-е годы в России, вообще некорректно описывать в категориях буржуазно-либеральной трансформации. Согласно его наблюдениям, особенности российской экономики скорее вызывают ряд поразительных параллелей со средневековой феодальной Европой. Так, значительная часть промышленных, сельскохозяйственных, коммерческих и финансовых структур легитимизирована не столько формальными нормами, сколько личными связями и привычками, восходящими к советским временам.

Новую форму легитимации институтов власти – выборы – он уподобляет «благословению церкви в Средние века». Хотя рыночные отношения играют в современной России более важную роль, чем в средневековой Европе, по мнению Эриксона, институт рынка доминирует лишь в отношениях с явными аутсайдерами, т. е. иностранными фирмами, а также в сферах, которые находятся за рамками интересов главных институтов, сохранившихся с советских времен.

При этом рынки регулируются местными властями и нередко монопольное положение на них захватывают неформальные, юридически не узаконенные организации. Институты собственности и права отягощены конфликтными притязаниями многочисленных заинтересованных сторон, сохраняющимся влиянием советских традиций. Потому их защита, определенная легальными юридическими процедурами, оказывается весьма проблематичной.

Как и в средневековой Европе, значение инвестиций сводится к воспроизведению status quo, что снижает общий уровень деловой активности (к этому можно было бы добавить, что значительная часть населения России перешла на почти натуральный тип хозяйства). Отдельные крупные компании и регионы, проводящие либеральную политику, уподобляются им «средневековым городам», осуществляющим посредничество во взаимоотношениях с остальным миром. Несмотря на свою рыночную активность, эти анклавы должны приспосабливаться к экономической и политической системе государства, обрастая личными связями со «знатью» и «дворянством».

С учетом всех этих обстоятельств, диагноз профессора Эриксона гласит: хотя командная экономика в России разрушена, структура и способы функционирования нынешней российской экономики несовместимы с рынком[80]80
  Ericson Richard E. Does Russia Have a «Market Economy»? // «East European Politics and Society». 2001. Vol. 15. – № 2.


[Закрыть].

Известный ученый и публицист С. Г. Кара-Мурза считает, что политика экономических реформ в России являлась результатом целенаправленных усилий США найти на постсоветском пространстве новые рынки сбыта и источники дешевого сырья[81]81
  См.: Белая книга. Экономические реформы в России 1991–2001 (Автор-составитель С. Г. Кара-Мурза, научное руководство: С. Ю. Глазьев, С. Л. Батчинов). – М.: Алгоритм, 2002.


[Закрыть].

«Теория заговора» – последняя отдушина для тех, кто полагает, что советская экономика была если и не идеальна, то, по крайней мере, жизнеспособна. В отличие, например, от экономики США, которая, с каждым годом, все глубже увязала в трясине долгового кризиса – внешнего и внутреннего. По оценке авторитетных международных экспертов, уже в 1988 году американское государство, его предприятия и потребители накопили глобальный долг, равный $11,5 триллионам. Его невозможно даже теоретически покрыть, основываясь только на производстве конкретных товаров. Конечно, ВВП у США велик и составляет примерно пятую часть мирового. Только структура у него весьма своеобразная. Лишь около 18 % ВВП США приходится на промышленное производство и сельское хозяйство, основная же часть – это так называемые услуги. Все благополучие США основывается на непомерно раздутой военной мощи, которая позволяет контролировать рынки сбыта американской продукции и источники энергоносителей. По сути, американские банкиры схватили весь мир за горло, ласково или угрожающе, приговаривая: «Нужны вам доллары или нет?» До последнего времени не только страны-сателлиты США, но и даже самые ярые антиамериканисты решали, что доллары им нужны, потому что без резервной валюты мировая торговля невозможна.

С фактами, свидетельствующими о предпосылках глобального кризиса современной валютно-финансовой системы, трудно спорить, как и с тем, что несырьевая продукция отечественного производства до сих пор по большей части неконкурентоспособна. И суровый климат тут не причем. Если даже небольшого толчка в виде падения мировых цен на нефть во второй половине 1980-х годов, которое связывают с подрывными действиями администрации Рональда Рейгана, оказалось достаточно, чтобы привести советское руководство в состояние паники, тогда следует признать справедливость древней поговорки: “Vae victis!”

Нет недостатка и в почти апокалипсических оценках пройденного Россией в 90-е годы пути. Известный американский политолог Стивен Коэн считает, что проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе, наступившей в условиях мирного времени, – настолько грандиозной, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе – демодернизации живущей в ХХ веке страны[82]82
  Стивен Ф. Коэн (Stephen F. Cohen): Америка развязывает новую «холодную войну» // «The Nation», 10. 07. 2006 г.


[Закрыть].

И это еще мягко сказано! Анализ данных Росстата о состоянии отраслей народного хозяйства, уровне доходов населения и демографической ситуации за период 1992–1998 гг. дает основание также говорить и о не имеющих прецедента процессах деиндустриализации и депопуляции страны[83]83
  Калабеков И. Г. Российские реформы в цифрах и фактах (справочное издание). – М.: «Русаки», 2007.


[Закрыть].

Начиная с 1992 г. процесс естественной убыли населения не покрывается положительным сальдо рождаемости и миграции. За период с 1992–1997 гг. потери, связанные с систематическим уменьшением абсолютной численности населения, которое происходит вследствие суженного его воспроизводства, когда последующее поколение меньше предыдущего, составляют около 5 млн. чел. Миграционный прирост компенсировал лишь 40 % естественных потерь населения.

Первый пик смертности приходится на 1994 год. Тогда вслед за финансовым кризисом 11 октября 1994 года, который остался в народной памяти под именем «черного вторника», производство в России упало на 40 %, а цены по сравнению с 1991 г. взлетели в несколько раз! При этом каждый третий трудоспособный человек лишился работы.

Второй пик смертности приходится на 1998 г., как раз в тот период, когда российское правительство объявило дефолт по внутреннему долгу и девальвации рубля, – в результате чего разразился грандиозный и некотором смысле – скандальный, финансовый кризис, который перерос в системный – экономический и социально-политический.

Пересечение тенденций интенсивного роста смертности и снижением рождаемости получило у специалистов по демографии весьма характерное название – «русский крест» (рис. 2).

Рисунок 2