Текст книги "Погибель Империи. Наша история. 1941–1964. На пике"

В июле 45-го в американском Сенате проходят слушания, разбирающие случаи насилия со стороны союзных войск на территории Германии. Вызываются свидетели по делу об изнасиловании 2000 немецких женщин в Штутгарте.

По официальным данным советской военной прокуратуры, в первые месяцы 1945 года за совершенные бесчинства по отношению к местному населению военными трибуналами осуждены 4148 советских офицеров и большое число рядовых Красной армии. Несколько показательных процессов завершаются вынесением смертных приговоров.

Война снесла железный занавес, за которым долгие годы жили те люди, которые составляли в 45-м Красную армию. Они выросли в убеждении, что в европейских странах голод, забастовки, безработица. Теперь, войдя в Европу, они увидели жизнь, уровень которой даже в военном 45-м был несравненно выше довоенного в Советском Союзе.

Писатель Виктор Астафьев пишет: «Мамочки мои! В каждом хозяйстве бетонированные дворы, своя колонка, кафельные печи, все прибрано, чисто, скот справный». Белый хлеб такой, какого солдаты и в мирное время не видели. Солдаты не желают питаться на армейских полевых кухнях. От свежего хлеба и от бекона просто сходят с ума. На жителей, у которых едят, орут: «У меня в колхозе баба с детьми с голода околевают, а вы тута белый хлеб жрете, буржуи проклятые?! Да зачем за вас кровь-то проливать, зачем вас освобождать-то? Это нас освобождать надо!» Слепое отчаяние вызывает грабеж и насилие. В русский язык входит слово «барахолить», подменяя собой военный термин «мародерствовать».

В агитации и пропаганде тема возмездия, мести – основная. Илья Эренбург пишет в статье «На Берлин»: «Будем вешать». Насилуют женщин любого возраста.

Много случаев, когда офицеров, препятствующих насилию, солдаты убивают. Некоторые офицеры от беспомощности кончают жизнь самоубийством. Об этих случаях говорят на заседании Военного совета 1-го Белорусского фронта в присутствии Жукова.

Командир артиллерийской батареи капитан Александр Солженицын арестован в феврале 45-го в Восточной Пруссии за критические высказывания в письмах по поводу полководческих способностей Сталина. Сидит в камере с тремя офицерами. Они рассказывают: «Выпили, вломились в баню, где были две девушки. Девушки успели ускакать. Но одна оказалась не чья-нибудь, а начальника контрразведки армии». «Да, – пишет Солженицын, – все мы хорошо знали: окажись девушки немки – их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие».

Будущий писатель Лев Копелев, в 45-м майор, арестован со следующей формулировкой: «Вы обвиняетесь в том, что в момент, когда наши войска вступили на территорию Германии, вы занялись спасением немцев, ослабляли моральный уровень наших войск, агитировали против мести и ненависти».

Лев Копелев пишет: «Я уверен, что негодяи, мародеры, насильники составляли ничтожное меньшинство, однако они произвели неизгладимое впечатление».

Несмотря на то что еще 19 января 1945 года Сталиным подписан приказ «О поведении на территории Германии», ситуация в феврале-марте выходит из-под контроля.

Приказ о поведении в Германии подписан и командующим 1-м Украинским фронтом Коневым. В приказе приводятся вопиющие случаи насилия и мародерства. Танки забиты барахлом настолько, что в случае внезапности не в состоянии вести боевые действия. Пьяный танковый экипаж открывает огонь по своим, уничтожает четыре орудийных расчета. Офицеры разъезжают в старинных экипажах в форме, но в цилиндрах и с дамскими зонтиками. В приказе Конева – длинный список разжалованных и отправленных в штрафные роты.

Волна бесчинств не подчиняется приказам. В войсках 1-го Белорусского фронта распространяется листовка за подписью Жукова, в которой маршал лично призывает солдат не жечь дома, не насиловать немецких женщин, не портить оборудование заводов и фабрик. Жуков в листовке намеренно называет все это привычным и опасным словом «вредительство». «Солдаты, – говорит Жуков, – смотрите, чтобы из-за подола немецкой девки вы не просмотрели того, за чем послала вас Родина!»

В воспоминаниях Жуков об этом не написал ни слова, да и не мог написать, даже если хотел. Вопрос о публикации жуковских мемуаров решался на самом верху. Давление на четырежды Героя Советского Союза маршала Жукова сильнейшее. Его он не выдерживает. В книге воспоминаний, о которой Жуков говорил, что «она для него – вопрос жизни», появляется анекдотическая, но обязательная история о его встрече с Брежневым в годы войны. Маршал Жуков, заместитель Верховного главнокомандующего, якобы хочет посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии полковником Леонидом Ильичом Брежневым и едет специально к нему, но не застает, потому что тот находится на Малой Земле, где идут тяжелейшие бои.

В 73-м году, за год до своей смерти, у Жукова будет разговор с Брежневым. Жуков попросит Брежнева похоронить его в земле. Брежнев пообещает. Но обещания своего Брежнев не выполнит. Жукова сожгут.

В 73-м при телефонном разговоре Жукова с Брежневым присутствовал Михаил Пилихин, человек, близкий Жукову в детстве и в старости, во время войны – его шофер.

Михаил Пилихин – двоюродный брат Жукова. Отец Михаила – дядя Жукова по линии матери – один из известнейших скорняков в дореволюционной Москве. Его мастерская была в Камергерском переулке рядом с Художественным театром. Его друзья – знаменитые Голованов и Нежданова. Они и отпевать его будут.

В своих воспоминаниях Жуков о семье дяди пишет чистую неправду. Пишет, что его дядя немилосердно обдирал богатых заказчиков. Что мастеров своих эксплуатировал беспощадно, что бил их сам и жена его била. Пишет, что нечеловечески они относились к малолетним. На самом деле дядя взял к себе Жукова из деревни на учение. Учил наравне с сыновьями, оставил у себя на работу. Он сделал из племянника отличного специалиста по меху, по дамским шубам, и тем самым к 1914 году обеспечил ему безбедную будущую жизнь. В мастерской 15-летнего Жукова называли Георгий Константинович. Двоюродный брат Жукова Михаил Пилихин простил ему клевету на своего отца. Говорил: «Такое время было. Поэтому он так и написал в автобиографии. Ему ведь надо было в партию вступать».

Наступление на Берлин начинается в ночь на 16 апреля. Жуков вспоминает: «Утром 16 апреля на всех участках фронта войска успешно продвигались вперед. Однако противник начал оказывать противодействие со стороны Зееловских высот».

В 15 часов 16 апреля Жуков позвонил Сталину и доложил о сопротивлении противника на Зееловских высотах. Сталин выслушал спокойно, сказал: «Вечером позвоните, как у вас сложатся дела».

Вечером Жуков говорит Сталину: «Раньше завтрашнего вечера Зееловские высоты взять не удастся». Жуков вспоминает: «На этот раз Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем». Сталин спрашивает: «Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете зееловский рубеж?» Жуков отвечает: «Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона будет прорвана». – «До свидания», – сухо сказал Сталин и положил трубку.

Зееловские высоты взяты к утру 18 апреля. Больше об этом рубеже в опубликованных воспоминаниях Жукова нет ничего.

На Зееловских высотах первой по минному полю отправлена пехота. За пехотой – танки. Первый день не приносит успехов, несмотря на невероятное упорство и жертвенность солдат. Фронт Жукова не в состоянии взять рубеж на пути к Берлину, в то время как все внимание Сталина в этой точке. Сталин в ночном разговоре с Жуковым говорит: «Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии на Берлин с юга». Сталин в этот момент думает о двух вещах. Первое: на окраинах германской столицы могут появиться американские части, а Берлин все еще не наш. И второе: столкнуть в битве за Берлин двух маршалов, Жукова и Конева, обострить до предела борьбу их честолюбий. И это Сталину удастся. Командующий 1-м Украинским фронтом Конев потом напишет:

«Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина.

Надо прямо сказать, что даже тогда, когда войска 1-го Украинского фронта вели бои в Берлине, это вызвало ярость Жукова».

На Зееловских высотах три дня подряд идут лобовые атаки. Здесь лежат 33 тысячи советских солдат. Вся Берлинская операция Жукова – это более 250 тысяч убитых. Среднесуточные потери в боях за Берлин самые высокие среди всех наступательных операций Второй мировой войны. Каждый день – 15 712 человек убитых. В битве под Москвой 10 910 убитых в день, под Сталинградом – 6392. В первую послевоенную неделю в России получат треть миллиона похоронок.

Войска Конева ворвались на южную окраину Берлина раньше, чем армия Жукова на восточную. Жуков в бешенстве. Когда подразделения 3-й танковой армии Рыбалко в составе Украинского фронта подходят к Рейхстагу, Жуков по ВЧ-связи кричит: «Зачем вы тут появились?»

28 апреля Сталин предписывает Коневу ограничить действия его армий югом и юго-западом Берлина. Центр города отдается Жукову. Рейхстаг берут войска 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта.

Рейхстаг возьмут 30 апреля. Бой за него будет с утра и до 22 часов 50 минут.

В ночь на 1 мая 1945 года окруженные в правительственном квартале Берлина немецкие войска оказывают последнее отчаянно упорное сопротивление. В 3.30 ночи линию фронта переходит начальник Генштаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. Его доставляют на наблюдательный пункт Чуйкова. Кребс принимает Чуйкова за Жукова и сообщает ему от имени Геббельса и Бормана о том, что накануне, 30 апреля, в 3.30 дня Гитлер покончил с собой. Кребс сообщает, что Геббельс желал бы снестись с советским правительством. Он получает ответ, что возможна только безоговорочная капитуляция. После отказа Геббельса—Бормана безоговорочно капитулировать 1 мая в 18.30 начинается последний бой. Утром 2 мая берут рейхсканцелярию. Одним из первых врывается в здание боец Курков. Он с Урала. Любил рассказывать, что он гроза у себя в доме, а сам писал жене нежнейшие письма.

И она ему писала: «Добрый вечер, здравствуй, мой дорогой муж Николай Петрович. Шлю я тебе свой сердечный привет и желаю всего хорошего в Вашей жизни, а главное, в Ваших боевых успехах. Целуем мы Вас 99 раз, еще бы раз, да далеко от Вас». Николай Курков с уральского прииска смертельно ранен в имперской канцелярии эсэсовцем из личной охраны Гитлера. Он погибает, когда над Рейхстагом уже водружен наш флаг.

В саду рейхсканцелярии майор Быстров, подполковник Клименко и майор Хазин обнаруживают полуобгоревшие трупы покончивших с собой Геббельса и его жены. Еще бы немного, и хлынувшая в рейхсканцелярию лавина красноармейцев «растоптала бы их, не глянув под ноги, не заметив». Так рассказывает переводчица 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта Елена Ржевская. В те дни в бункере Гитлера она разбирается со множеством документов. Переписка Бормана. Личные бумаги Гитлера.

Труп Геббельса выносят на берлинскую улицу. Клочья обгоревшей нацистской формы. На шее желтый галстук. Елена Ржевская пишет: «Он больше всего мне запомнился, этот галстук – желтая шелковая петля на черной, обугленной шее, – прихваченный круглым металлическим значком со свастикой». Перед смертью Геббельсы уничтожили собственных шестерых детей. Мертвые дети лежали под одеялами в подземелье рейхсканцелярии. Жуков был в подземелье. На мертвых детей Геббельса смотреть категорически отказался.

Про труп Гитлера пока ничего не известно.

Двадцать лет спустя, 1 ноября 1965 года, писательнице, а в прошлом военной переводчице Елене Ржевской позвонил Жуков. Он так и сказал: «Это Жуков говорит». И попросил ее о встрече.

На следующий день она приехала к нему на дачу. Жуков в штатском костюме. В клетку. В рубашке без галстука. Это непривычно. Жуков сросся в нашем представлении с военной формой. На даче он с тещей и дочкой Машей. Дочке 8 лет. Жукову – 69.

После славы победителя в 45-м в 46-м он отправлен в Одесский военный округ. Потом, в 48-м, еще глубже – в Уральский военный округ. После Сталина Жуков – министр обороны. Но в 57-м уже Хрущевым снят с поста и отстранен от всякой государственной и общественной деятельности. В 65-м, уже при Брежневе, он появляется в президиуме торжественного заседания в честь 20-летия Победы. Зал восторженно приветствует Жукова.

Настолько восторженно, что на ноябрьский парад Брежнев Жукова не приглашает. У Жукова – инфаркт. Елена Ржевская встречается с ним за шесть дней до инфаркта. Жуков говорит: «Я пишу воспоминания. И сейчас как раз дошел до Берлина. Вот и захотел с вами повидаться. Я не знал, что Гитлер в мае 45-го был обнаружен. Но я прочитал об этом в вашей книге и поверил».

В книге, которую прочитал маршал Жуков, Елена Ржевская рассказывает о том, кем и как в дни падения Берлина был обнаружен труп покончившего с собой Гитлера и как проводилось его опознание. Елена Ржевская принимала в этом участие как военный переводчик.

Маршал Жуков повторяет: «Я не знал, что Гитлер был обнаружен. И на пресс-конференции в мае 45-го я сказал, что о Гитлере ничего не известно. Но сейчас я должен решить, как мне об этом написать в воспоминаниях».

Помолчав, маршал Жуков, командовавший войсками, штурмовавшими Берлин в 45-м, заместитель Верховного главнокомандующего, спрашивает у бывшей переводчицы: «Как это могло случиться, что я этого не знал?»

Жуков вспоминает ночь 1 мая 1945 года:

«Я доложил Сталину – получено сообщение о самоубийстве Гитлера. Спросил его указаний. Сталин ответил: „Доигрался, подлец. Где труп Гитлера?” – „По имеющейся информации, труп Гитлера сожжен на костре”, – ответил Жуков. „Если ничего не будет чрезвычайного, – сказал Сталин, – не звоните до утра. Хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад”».

Больше о Гитлере ни слова.

В это время в Берлине по поручению Сталина идет поиск трупа Гитлера. Возглавляет эту работу полковник Горбушин. С 1 по 4 мая разыскивают и находят свидетелей из личной охраны Гитлера. Один из них, Гарри Менгерхаузен, очевидец сжигания трупов Гитлера и Евы Браун. Его допрашивают в одном из дворов. Он прямо на земле чертит план сада рейхсканцелярии, где погребены трупы. Их находят и извлекают. 8 мая в советской печати появляется сообщение, что Гитлер где-то скрывается. В тот же день полковник Горбушин вызывает к себе переводчицу Елену Ржевскую. Он протягивает ей темно-бордовую коробочку и говорит, что в ней зубы Гитлера и что она отвечает головой за их сохранность.

Здесь же, в штабе, телеграфистка Рая примеряет белое вечернее платье Евы Браун, которое привез ей влюбленный в нее старший лейтенант Курашов. Платье длинное, с глубоким декольте. Рае оно не нравится. Как историческая ценность оно ее не интересует.

В тот же день, 8 мая, ближе к полуночи по берлинскому времени и уже 9 мая по московскому времени по радио объявляют о подписании акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Акт о капитуляции подписывают в столовой военно-инженерной школы в Карлсхорсте. С советской стороны капитуляцию принимает Жуков. Когда генерал-фельдмаршал Кейтель ставит свою подпись на документе, за его спиной стоит заместитель Берии – Серов. После завершения процедуры подписания наши вместе с союзниками гулять будут до утра. Жуков будет плясать.

Идентифицировать зубы Гитлера помогла ассистентка гитлеровского стоматолога Кете Хойзерман. Кабинет стоматолога был в центре Берлина, на Курфюрстендам, № 213. Во время войны Кете Хойзерман вместе с сестрой помогала скрываться врачам-евреям. В конце апреля она отказалась от предложения покинуть на самолете Берлин. Теперь в разрушенном здании рейхсканцелярии она нашла рентгеновские снимки зубов Гитлера. Опознание останков Гитлера состоялось. Все, кто выполняет задание по розыску и опознанию останков Гитлера, убеждены, что всякая неясность насчет его смерти вредна, так как будет будоражить население страны, которое столько лет истерически верило ему. Но главное, советский народ вправе узнать, что в войне поставлена последняя точка. Советский народ кровью завоевал это право. У Сталина другое мнение на этот счет. Он еще не знает, как распорядиться имеющейся информацией, какое применение найти трупу Гитлера, но уже по привычке на всякий случай делает информацию совершенно секретной. Он будет лелеять труп Гитлера, искать ему применение. А ответственности перед народом-победителем и перед всем миром Сталин не ощущает.

Вещественные доказательства, то есть челюсть Гитлера, а также немцы, помогавшие в опознании, высылаются в Москву.

В середине июля 1945 года Сталин спрашивает у Жукова: «Где же Гитлер?»

Двадцать лет спустя маршал Жуков задается вопросом: «Но ведь он же спрашивал меня: где же Гитлер? Зачем?» Жуков говорит: «Если это шло по линии НКВД, так ведь Берия был при нашем разговоре со Сталиным. Но Берия молчал». Маршал Жуков искренне полагает, что раз Берия молчал, то он был не в курсе. Между тем известно, что Берия был в курсе. Жуков говорит: «И Серов ведь был в Берлине. Он и сейчас живет со мной в одном доме на Грановского. Я его спрашивал. Он не знает». Генерал Серов, в мае 45-го заместитель Берии, тоже был в курсе.

В 65-м Жуков говорит: «Не может быть, чтобы Сталин знал. Я был очень близок со Сталиным». Жукову хочется, чтобы Сталин тоже не знал. Но то, что рассказывает ему Елена Ржевская, заставляет Жукова верить ей. Подтверждением этому – строки на странице 272 в III томе 10-го, наиболее полного издания жуковских воспоминаний: «О том, как велось расследование, с исчерпывающей полнотой описано Еленой Ржевской в книге „Конец Гитлера – без мифа и детектива”. Я убедился, что для сомнений в самоубийстве Гитлера оснований нет».

4 мая 1945 года начинается антифашистское восстание в Праге. К Праге в это время подтянуты эсэсовские дивизии. Восставшая Прага не в состоянии длительное время сопротивляться немецким войскам. В 40 километрах к юго-западу от столицы Чехословакии стоит 1-я дивизия, входящая в состав армии Андрея Власова. Власов – советский генерал, любимец Сталина, участник битвы за Москву, чья армия в 42-м попадает в окружение на Волховском фронте. Оказавшись в плену, генерал Власов идет на сотрудничество с немцами. В Европе власовцы известны своими действиями против югославских партизан. В 44-м они активно участвуют в кровавом подавлении антифашистского восстания в Варшаве.

5 мая 45-го в 1-ю дивизию, находящуюся вблизи восставшей Праги, прибывают чешские офицеры с просьбой о помощи. Здоровая ненависть к фашизму неожиданно прорывается в людях, три года шедших вслед за Власовым. Они идут в Прагу и освобождают город вместе с восставшими. Многие в Праге погибают. 7 мая 1-я дивизия покидает Прагу, в которую по советско-американской договоренности входят советские войска. Сам Власов – категорический противник оказания помощи антифашистскому пражскому восстанию. На последнем совещании, перед тем как дивизия двинется в Прагу, Власов произносит: «Если мои указания не являются для вас обязательными – мне здесь делать нечего!» С частями его армии, освобождавшими Прагу, Власова не было.

На 24 июня 1945 года назначен Парад Победы. За несколько дней до этого Сталин вызывает Жукова и спрашивает, не разучился ли он ездить верхом. «Нет, не разучился», – отвечает Жуков. «Вот что, вам придется принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский», – говорит Сталин. Жуков благодарит за честь и спрашивает, не лучше ли принимать парад Сталину, Верховному главнокомандующему. Сталин отвечает: «Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы моложе».

В полном варианте воспоминаний у Жукова есть продолжение. На Центральном аэродроме, где шла подготовка к параду, Жуков встречает сына Сталина, Василия. Он говорит Жукову:

«Отец сам готовился принимать Парад Победы. Но случился казус. Третьего дня во время езды конь понес отца по манежу. Отец ухватился за гриву, но не сумел удержаться и упал. Когда встал, плюнул и сказал: „Пусть принимает парад Жуков”».

24 июня 1945 года на десятый удар часов Спасской башни под гром аплодисментов и «Славься» Глинки Жуков на белом коне выехал на Красную площадь. От маршалов до рядовых, весь цвет армии, те, кто выжил, замерев, стояли перед ним. Потом Жуков поднялся на Мавзолей и встал рядом со Сталиным. Шел проливной дождь. Жуков хотел смахнуть с козырька фуражки воду, но взглянул на Сталина и не посмел. Сталин не двигался, и дождь струями стекал с его козырька.

День Победы отметят еще два раза. В конце 47-го Сталин его отменит.

День Победы как всенародный праздник вернется только в 1965-м году, через двадцать лет после окончания войны.