Текст книги "Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война"

21 декабря

21 декабря 1918 года народный комиссар внутренних дел Петровский сделал доклад о восстаниях вследствие введения 10-миллиардного чрезвычайного революционного налога. Этот налог был введен полутора месяцами раньше. Было решено разложить подлежащие сбору денежные суммы по губерниям, потом ниже между городами, уездами и волостями, а дальше уже низовые Советы занимаются персональной разбивкой. Освобождались от налога лица, имевшие зарплату менее определенной суммы.

Сбор этого чрезвычайного налога преследовал две задачи. Одна – собрать дополнительные деньги, помимо остальных налогов, которые при этом не отменялись. Именно поэтому данная мера называлась чрезвычайной. Деньги большевикам были остро необходимы на армию, которая вела Гражданскую войну. От сытости армии зависел результат этой войны, то есть удержат большевики власть или нет.

Вторая задача налога была чисто политическая, классовая. Предполагалось по максимуму отобрать средства у оставшихся состоятельных горожан, в деревне – у самых эффективных и богатых хозяев, а еще потрясти спекулянтов и мешочников, которые активизировались вследствие большевистского запрета свободной торговли. В результате власть предполагала получить свежую поддержку со стороны малоимущих, которые все больше отчаивались из-за невиданного экономического хаоса, охватившего страну.

Налог ввели 30 октября. Предполагалось раскладку денежных сумм, подлежащих сбору, произвести до 1 декабря, а к 15 декабря все деньги собрать. Сразу надо сказать, что ни к 15 декабря 1918 года, ни к концу 1920 года положенные 10 миллиардов собраны не были, на начало 1921 года взыскали чуть более полутора миллиардов.

Что касается городов, то тут сразу выяснилось, что собрать чрезвычайный налог будет исключительно трудно. В Москве и Петрограде какие-то деньги начали поступать только летом 1919 года. Это неудивительно. Состоятельной буржуазии на подконтрольных большевикам территории уже не было. Все уже было отобрано раньше во время национализации и всяческих реквизиций. У обеспеченных горожан до революции деньги были, как правило, вложены в процентные бумаги. Большевики осенью 1918 года аннулировали эти бумаги. Соответственно, их обладатели в один миг потеряли все и перешли в состояние неимущих. Их трясли, но взять с них было нечего. Вообще это был невероятный возврат в раннее Средневековье, такое беззаконное поведение завоевателей на захваченной территории.

Соответственно, чрезвычайный налог очень быстро приобрел название «всероссийской контрибуции». Полный беспредел царил в деревне. Богатых знали в лицо, относительно середняков местная власть в Комиссариат финансов отправляла письма с вопросом, как определить «среднего крестьянина». Наркомфин присылал указания, что хозяйства среднего достатка никак разорять нельзя. Но местное начальство обязано было налог собрать, отчитаться перед своим начальством, а время опасное, революционное, не в игрушки играли, поэтому от греха и со средних крестьян норовили взять налог по высокой ставке, а заодно и с бедных хоть что-нибудь да брали. Тем более что выбор мер воздействия на налогоплательщиков был предоставлен местным органам советской власти.

Меры воздействия были простые: держали зимой в нетопленном помещении, а стекла из окон вынимали, били, пороли, отбирали и распродавали все имущество, бросали в ледяную прорубь. Тем, кто пытался жаловаться, полагались дополнительные репрессии, их дела шли в ЧК. К концу декабря вышел циркуляр, что возможны меры воздействия от принудительных работ до революционного трибунала. Правда, указывалось, что расстрел, как способ взыскания налога, недопустим.

По мотивам сбора налога из регионов наверх наркому внутренних дел Петровскому шли письма. Из Пензенской губернии, например, писали: «Население настроено против Советов. Втихомолку ждут переворота… Повинен в этом произвол, который не знает границ и очень часто превосходит в своей разнузданности все самое дикое из того, чем мы вспоминаем проклятый царизм. При взимании чрезвычайного налога применяются пытки мрачного Средневековья. Крик «расстреляю» раздается чаще, чем при крепостном праве раздавался крик «запорю».

Ситуация в деревне начала сказываться на настроениях в Красной армии. У солдат – семьи в деревнях, информация доходит. 28 декабря 1918 года глава ВЦИК Свердлов вынужден был направить предписание всем Советам проявлять осторожность при взимании налога с семей красноармейцев.

Но брали у крестьян, что хотели: у кого серебряные часы, у кого обручальные кольца. В уплату революционного налога отбирали последний скот, имущество целиком выставляли на продажу. Крестьяне жаловались: «Хорошо бы почаще поясняли, что такое советская власть, к чему она стремится. Мы власти боимся».

И не просто боялись советской власти, но начали выступать против нее. В конце 1918 года крестьянские антибольшевистские бунты происходят в Тульской, Тверской, Калужской, Ярославской, Владимирской, Костромской, Витебской, Казанской, Воронежской, Тамбовской, Рязанской губерниях. Одно из самых крупных выступлений – Шекснинское восстание в Вологодской губернии в декабре 1918 года. В резолюции восставших значилось: «Мы признаем власть Советов, но не такую, как сейчас. Сейчас власть не народа, а какой-то кучки». Выступают против непомерных налогов и против мобилизации в Красную армию. Крестьяне везде бегут от красной мобилизации. Руководят восставшими фронтовики, прошедшие Первую мировую.

Против большевиков бедные воюют вместе с богатыми. Идея Ленина внести классовый разброд в деревне не реализуется. Шекснинское восстание давят силами армии. Но вот что интересно. В то же самое время в Сибири, у белых, на территории, контролируемой Колчаком, происходят аналогичные крестьянские выступления. Там история с налогами мягче, чем у большевиков, там вводят максимальную цену на большие партии хлеба, но не отменяют торговлю. И дело даже не в диких повадках местных казаков. Готовность к крестьянскому бунту разлита в воздухе. При малейшем поводе они убивают местных милиционеров, распускают земские управы, создают свое правление, мечтают о своем крестьянском съезде и особых отношениях с белым правительством. Самое большое восстание 1918 года Минусинское в Енисейской губернии. Как и на красной территории, здесь во главе – фронтовики с Георгиевскими крестами. По числу восставших цифры разнятся, но это около 20 тысяч человек. У них есть винтовки, дробовые ружья, но в основном – топоры, вилы, палки с металлическими наконечниками.

Все эти крестьяне с их беспомощными, разрозненными бунтами по всей стране – не с белыми и не с красными. Раньше они поднимались против помещиков, теперь – впервые – против правительств, не важно, белых или красных. Крестьянская страна не желает иметь ничего общего с этими группами. Это не хорошо и не плохо. Это главная правда Гражданской войны конца 1918 года.

27 декабря

27 декабря 1918 года генерал Врангель выходит на большую арену Гражданской войны. Он не был в числе организаторов белого движения. До августа 1918 года генерал Врангель был вне политики и проживал с семьей в Крыму (Киев, Скоропадский). После начала немецкой оккупации выехал на Кубань, уже вовсю воевала Добровольческая белая армия. Врангель принят Деникиным и назначен командиром бригады 1-й Конной дивизии, через три месяца – командиром 1-го Конного корпуса. В русско-японскую он воевал в полку Забайкальского казачьего войска. Переведен в лейб-гвардии Конный полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба, но пожелал остаться в своем полку.

В Первую мировую командовал Нерчинским казачьим полком, был командиром Уссурийской конной дивизии, затем командовал Сводным кавалерийским корпусом. Лично смелый, Георгиевский кавалер, со стратегическим мышлением и честолюбивый. В числе его недостатков для развития политической картеры – фамилия и титул. В революционной ситуации – барон Врангель – сочетание не самое подходящее.

В ноябре-декабре 1918 года Врангель воюет на Ставрополье, на Кубани. Для Добровольческой армии на Юге России в это время крайне насущен вопрос о едином командовании всеми антибольшевистскими силами в южном регионе. На роль единого центра принятия решений здесь претендуют атаман Донского казачества генерал Петр Краснов и Главнокомандующий Добровольческой армией генерал Деникин. Краснов, избранный атаманом весной 18-го года рассматривает территории Войска Донского как самостоятельное традиционное государство и обладает Донской армией порядка 55 тысяч казаков. Эта армия полгода вела антибольшевистскую борьбу, не подчиняясь и не присоединяясь к Добровольческой белой армии. У белой армии – идея Единой и Неделимой России. У Донских казаков – идея сепаратного, отдельного, государственного образования. Донские казаки в антибольшевистской войне опирались на немцев, пока те присутствовали в регионе в качестве оккупационной силы. Когда немцы после окончания мировой войны ушли, Краснов с Донской армией оказались в сложном положении. Что в целом ослабило антибольшевистский фронт.

В создавшейся ситуации командующий Добровольческой армией Деникин счел возможным решить вопрос о едином командовании. Он никогда не имел дела с Германией, придерживался союзнических отношений с Антантой, и теперь союзники его поддерживали. Краснов также начал переговоры с французами и англичанами, пытаясь переиграть Деникина. Краснов встретился с британским генералом Пулем в станице Кущевка, которая в наше время известна зверским убийством семьи и тем, что убийца, сидя в тюрьме, шикует и ест крабов с икрой. В Кущевке Краснов шантажировал англичан тем, что пойдет на мир с большевиками. Но потом стал торговаться и выдвигать условия для переговоров с Деникиным. И наконец Краснов и Деникин встретились 26 декабря 1918 года. Переговоры несколько раз обрывались, но в результате Деникин был признан Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России. Краснов в приказе подтвердил, что единое командование – мера своевременная и необходимая.

После нового назначения его прежний пост командующего Добровольческой армией оказался вакантным. Вот на него 27 декабря 1918 года назначен генерал Петр Врангель.

Генерал Врангель в воспоминаниях пишет, что назначение его обрадовало, дав возможность приложить «силы и знания свои в широком масштабе». Врангель действительно амбициозен. Там же он пишет, что ему грустно из-за назначения отрываться от войск, «отдалиться от столь близкой мне боевой жизни». И это правда, потому что Врангель смел и азартен в бою.

Словосочетание «командующий Добровольческой армией» в декабре 1918 года уже звучит легендарно.

Врангель отлично понимает «особость» своего назначения. Об этом он написал: «Вся героическая борьба на Юге России, неразрывно связанная со священными для каждого русского патриота именами Корнилова и Алексеева, велась под знаменем «Добровольческой Армии». Врангель понимал, что его назначение командующим армией с этим славным названием – это его необыкновенная и неожиданная удача. Он не был с этой армией в самые тяжелые времена, он не был из числа тех, кого называли «первопоходниками» в честь Первого Кубанского Ледяного похода, когда в бой с красными шла горстка людей, одетых во что попало, вооруженных как попало, шли, воевали и умирали на чистой идее.

И вот теперь, 27 января 1918 года, командующим стал не первопроходник, а Врангель. Но уже в самом начале следующего, 1919 года, 6 января, произойдет новое переформирование, и Врангель окажется во главе армии с другим названием: это будет Кавказская армия. Врангель все-таки убедит Деникина включить в название армии уточнение – Добровольческая.

В первом приказе армии Врангель говорит: «Горжусь командовать вами, храбрецы. Доблестью кубанских орлов освобождена родная Кубань, враг настигнут в богатой Ставропольской губернии, настигнут и разбит… Услыхав клич Кубанских и Терских орлов, встают кабардинцы и осетины, встал как один Дагестан, джигиты седлают коней. Вперед же, кавказские орлы, расправьте могучие крылья».

И эта армия вытеснит красных с Северного Кавказа. Врангель в связи с этим успехом издаст приказ по армии со словами: «Полчища врага разбились о доблесть вашу». Заканчивается приказ следующим пассажем: «Как ваш командующий и как один из сынов несчастной, истерзанной и опозоренной России, земно кланяюсь вам, герои Кавказской Добровольческой армии, и твердо верю, что доблестью Вашей гибнущая Родина будет спасена». Подпись – генерал-лейтенант Врангель.

Таким образом, к концу 1918 года определились три главные фигуры Белого движения – Деникин, Колчак и, перед Новым годом неожиданно, Врангель. Соотношение сил между ними пока не определено. Вообще в канун 1919 года ничего еще не предрешено в Гражданской войне.

Матушка генерала Врангеля Мария Дмитриевна Врангель, 62 лет, встречает Новый, 1919 год в Петрограде. Банки национализированы, денег нет. Нашла работу в музее, продала вещи. Спала одетая от холода. По утрам бежала в чайную за кипятком, на службу ходила в разных башмаках, без чулок, ноги обматывала тряпками. Ела в общественной столовой бурду с гнилой нечищеной картошкой, воблу или селедку. У стола всегда толпились замерзшие, голодные дети, смотрели ей в рот и шептали: «Тет, тет, оставьте ложечку». Как только она отпускала тарелку, они вылизывали ее дочиста. Это заканчивался 1918 год. Баронесса Врангель пишет в воспоминаниях: «Все ужасы моей жизни ничего исключительного из себя не представляли. Другие разве что были помоложе и не столь одиноки».

1919

18 января

18 января 1919 года в Париже начала работу мирная конференция, подводящая итог Первой мировой войны. Конференция продолжалась год. Полгода ушло на выработку и согласование условий мирного договора, который был подписан между странами-победительницами – США, Великобританией, Францией, Италией и Японией – с одной стороны и капитулировавшей Германией – с другой стороны. Подписание состоялось в Версальском дворце, и название Версальский досталось самому договору.

Точно так же, как и после Второй мировой войны, мирный договор закреплял территориальный передел в пользу стран-победительниц, предполагал репарации, демилитаризованные зоны, ограничения для вооруженных сил, запрет на новые виды вооружений.

Но России в составе держав-победительниц в Первой мировой войне не было, соответственно, она не было в числе бенефициаров Версальского мирного договора. Хотя Россия – царская, а потом республиканская – воевала в мировой войне против Германии, несла большие людские потери на фронтах, пережила изменение государственного строя.

Но захватившие власть большевики заключили в марте 1918 года сепаратный мир с Германией, так как намерены были сосредоточиться на Гражданской войне внутри России. Победа в Гражданской войне означала бы реализацию их идей и закрепление их власти. Большевики сами сделали свой выбор и лишили Россию прав победительницы в мировой войне.

Теперь, когда Гражданская война была в разгаре, страны Антанты поддерживали белых, а большевики в определенном смысле родственно воспринимали Германию. Германия в 1917 году обеспечила Ленину с группой товарищей приезд в Россию. Германия давала деньги большевикам до Октябрьского переворота и после него, о чем свидетельствует официальная переписка германского посла в России Мирбаха.

А по окончании мировой войны советская верхушка видела в Германии товарища по несчастью, и вместе они представлялись такими невинными погорельцами на чужом празднике жизни. Ленинская оценка Версальского мирного договора и положения Германии как раз об этом свидетельствует: «Это неслыханный, грабительский мир. Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве». Это заявление – разбойники, жертвы, неслыханно! – имеет совершенно водевильный характер, потому что кто-кто, а Ленин-то на примере Брестского мира мог представить, как повела бы себя Германия, окажись она победительницей. Ленин знал, сколько бывших российских территорий оттяпала в 1918 году Германия и сколько эшелонов золота он, Ленин, отправил Германии по ее требованию. На самом деле ленинские оценки последовали после неудавшейся попытки поучаствовать в Парижской конференции. Большевики лелеяли надежду вступить в переговорные отношения со странами-победительницами, перехватить инициативу у белых. Это внешнеполитическое лавирование новой власти вполне нормально и грамотно. Но проблема в том, что западные страны-победительницы не знают, с кем в России в начале 1919 года следует выстраивать отношения, когда ни белые, ни красные не имеют очевидного перевеса в глазах собственного народа.

Вопрос о том, с какими русскими вести переговоры, западные лидеры начали обсуждать еще в декабре 1918 года, потом 5 января, 12 января, 13, 16, 20 и 21 января. Диапазон мнений был широким: от «вообще не звать никаких русских» до «пусть группировки внутри России заключат перемирие, и тогда общие представители будут приглашены в Париж».

Наконец 21 января 1919 года президент Вильсон озвучил предложение Антанты: начать на Принцевых островах в Мраморном море переговоры с участием русских – по три человека – от Деникина, от Колчака и от большевиков. Антанта высылает официальные приглашения в надежде на компромисс в России. Большевики в лице наркома иностранных дел Чичерина ответили согласием. Они даже изъявили готовность пойти на уступки, а именно на выдачу концессий, уплату займов и отказ от революционной пропаганды в странах Антанты. Еще бы не идти на уступки, когда замаячило признание их власти на Западе.

Но все белые ответили категорическим отказом от переговоров с участием большевиков. Вот после этого пошли резкие ленинские заявления, а нарком иностранных дел стал называть Парижскую конференцию «концертом всемирным» (быть может, кошачьим)».

Для Запада надежда на прояснение «русского вопроса» в переговорном формате была похоронена. Но сам «русский вопрос» по практическим причинам не мог уйти с повестки дня. В России оставались войска союзников, их снабжение требовало средств, которые надо было утверждать в парламентах, доказывать целесообразность. Что было крайне хлопотно. Тем более что британский премьер Ллойд Джордж не слишком верил в победу белых и считал, что британских солдат стоит увозить из России, а белым оказывать ограниченную материальную помощь.

А президент Вильсон вообще предлагал оставить русских «вариться в собственном соку», пока обстоятельства не вернут им здравого смысла». В качестве предотвращения гипотетической угрозы от большевиков, в случае их победы, страны Антанты рассматривали вариант создания так называемого санитарного кордона из национальных государств, отделившихся от бывшей Российской империи.

Но и здесь в 1919 году страны Запада ожидала русская засада. И белые, и красные в России были категорически и бескомпромиссно – за «Единую и неделимую Россию» и против отделения национальных государств. Белые смогли пережить исчезновение монархии, но от империи они были не в силах отказаться. Что касается красных, то они еще надеялись на успех мировой революции, но за отсутствием таковой – и мы теперь это знаем – красные были готовы к созданию новой коммунистической империи в старых российских пределах.

Участники Парижской конференции пребывали в растерянности по поводу русских. В отличие от большинства западных лидеров совершенно определенную позицию занимал только что назначенный военный министр Великобритании Уинстон Черчилль. Он был настроен однозначно против большевиков и считал реальную, а не мнимую интервенцию в России единственно возможным способом спасения всех. Ввиду левых беспорядков в Лондоне Ллойд Джордж покинул Париж и туда был командирован Черчилль. Он выступил с предложением создать специальный Союзный Совет по русским делам, включающий политический, экономический и военный комитеты. Он надеялся на американскую поддержку.

Позиция Черчилля на тот момент выглядела не прагматично. Куда адекватнее и к тому же демократичнее смотрелся Ллойд Джордж, который говорил: «Существует только одно оправдание вмешательства в Россию – это ее собственное желание. Если она согласна, тогда Колчак и Деникин должны быть в состоянии поднять на борьбу намного больше войск, чем большевики. В ином случае навязать России правительство, которое противно ее народу, будет нарушением всех британских принципов свободы». Кроме того, британский премьер Ллойд Джордж полагал, что открытая война против Советов может вызвать революцию в Британии.

И Черчилль со своей позицией тогда был отодвинут. А мировая история XX века пошла так, как пошла.