Текст книги "Манас. Рождение и детство сына Тенгри. Книга первая"

Детство Сына Тенгри

После того, как ребята дотащили Сына Тенгри до юрты Чыйырды, а Мендибая домой, Сын Тенгри стал задумчивым и молчаливым. Он сердцем чувствовал, что Мендибаю-ава очень плохо. По утрам он перестал звать его к себе. Изредка справлялся у матери Чыйырды, как там Мендибай-ава. Со слезами на глазах Чыйырды отвечала сыну, что Мендибай до сих пор без сознания. Сын Тенгри не понимал, что значит «без сознания». Но понимал, что Мендибаю очень плохо. Чыйырды ходила проведать Мендибая ежедневно. Когда она возвращалась в юрту, Сын Тенгри по ее взгляду понимал, что состояние у Мендибая не улучшается. Перед глазами вставал тот калмык, который на коне рванул к нему с плетью. Он даже не понял, откуда взялся Мендибай. Он хотел схватить за конец плети, взмах руки пришелся по ноге коня. А Мендибай свалился на него. Да, Мендибай принял удар плети на себя, защищая его. Из-за него Мендибай сейчас находиться без сознания, как мать говорит.

Проходили дни, похожие друг на друга. Изменения в состоянии Мендибая не происходили. Поздней осенью Чыйырды ушла проведать Мендибая и долго не возвращалась. Почему-то сердце у Сына Тенгри колотилось учащенно, предчувствуя какую-то беду. Наконец, появилась мать, разрыдалась она от горя и сообщила, что Мендибай покинул этот мир. Это сообщение, как молния, пробило сознание мальчика.

– Мендибай-ав-а-а!! – сын Тенгри хотел вернуть его обратно. Удержать его, не отпускать его в другой мир. Молниеносно он встал на ноги и побежал в сторону юрты Мендибая. Чыйырды стало страшно от того, что шесть лет сиднем сидевший ребенок вдруг встал и побежал.

– Мендибай-ав-а-а!!! – его голос был слышен повсюду. Он не знал, что он последний раз зовет его к себе. Он упал, перевернулся и опять встал, и побежал еще дальше. К Мендибаю, чтобы остановить его. В юрте плакали женщины, окружая Мендибая. Почему-то лицо его было закрыто платком. Сын Тенгри упал на Мендибая, обнимая его и рыдая.

– Мендибай-ава! – шептали его губы…

Смерть Мендибая стала переломной в жизни только начинающего познавать окружающий мир юного Сына Тенгри. Он потерял самого дорогого человека, с которым говорил о сокровенном, что было на душе, который многому его обучил. С ним он научился смеяться, играть и общаться с другими ребятами. Теперь он чувствовал себя одиноким в этом мире. Он стал взрослым не по годам.

Семилетний Сын Тенгри казался окружающим юношей тринадцатилетнего возраста. Широкоплечий, с играющими мускулами рук и ног, вылитыми, будто из железа, с горящими глазами, взгляд которых смущал даже взрослых, приводя их в трепет от страха. Собрал из числа ровесников по росту сорок мальчиков и организовал походы в лесные массивы, ложбины и пещеры в горах. Перед его глазами всегда стоял калмыцкий баатыр-Донго, со своей конницей. Мечтал он точно так же руководить войском, мечтал он, чтобы из этих сорока мальчиков выросли такие же грозные жайсаны, как у Донго-баатыра.

На время походов всегда с собой брали казан, походную треногу и воды в бурдюках. Когда они чувствовали голод, резали баранов и овец, не спрашивая хозяев. Иногда резали лошадей. Изготавливали из тальников луки, копья, а из чия стрелы. Наматывая на конец деревянных палок шерстяные клочья и натягивая сверху шкурой, изготавливали игрушечные палицы. Играли в войну, имитируя сражение противоборствующих сторон. Стреляли из луков, бились в рукопашную с палицами и мечами. Народ был встревожен. Их надежда, которая возлагалась на Сына Тенгри, казалось, превратилась в беду. «Не богатырь для народа родился, а беда», – говорили многие. Люди ждали от него защиты от врагов, но Сын Тенгри стал самым опасным грабителем своего народа. Отары у многих изрядно уменьшились, что пришлось возмещать баю Жакыпу с болью в сердце.

Бай Жакып посоветовался с Чыйырды.

– Я хочу отправить его к Ошпуру, – сказал бай Жакып жене. – Пусть он поработает у него пастухом. Пусть узнает, что такое труд. Откуда берутся богатства. Как приумножается скотина.

– Правильно, мой бай, – поддержала его Чыйырды. – Вот только надо представить Ошпура, как самостоятельного богача, а не как нашего работника. А то он начнет распоряжаться его хозяйством, как собственным.

На том и остановились. Как-то вечером, когда они сидели втроем в юрте, бай Жакып начал разговор.

– Сын мой, – сказал он. – У нас скотины немного. За твою шалость нам пришлось расстаться большей частью нажитого. Надо приумножать скотину. А то нам не выжить. В горах живет большой богач Ошпур, ему нужны пастухи. Поработай у него одно лето, осенью пригонишь много овец.

– Хорошо, отец, – быстро согласился Сын Тенгри. – Я тоже хочу иметь много скотины. Я тоже хочу стать богачом.

Бай Жакып обрадовался желанию сына. С утра он поехал к Ошпуру, своему главе пастухов, будто он будет договариваться с богачом о принятии Сына Тенгри пастухом. Объяснив Ошпуру, как он должен вести себя с Сыном Тенгри, бай Жакып вернулся вечером в радостном настроении. Будто пришлось ему долго уговаривать богача Ошпура взять Сына Тенгри на работу.

Сын Тенгри начал работать пастухом на пару с мальчиком по имени Чегебай. Он был сыном кыргыза Кадообай, который проживал в соседнем от ставки Ошпура ауле. Чегебай по возрасту был старше Сына Тенгри и по телосложению тоже не отставал от него. Задачей для молодых пастухов стал присмотр за ягнятами, отделенными от овцематок.

Юноши быстро нашли взаимопонимание и подружились. Но через некоторое время стало понятно, что Сын Тенгри превосходит Чегебая и силой, и умом.

– Ты станешь моим чоро! – сказал Сын Тенгри Чегебаю.

– Стану, – ответил Чегебай, не раздумывая.

На седьмой день они пасли отару ягнят на взгорье между двумя большими горными хребтами. Вдруг на отару напал серый волк и придавил к земле одного ягненка.

– Что за собака?! – крикнул Сын Тенгри, он никогда не видел волка.

– Это волк! Не собака, – с криком помчался Чегебай в сторону волка, размахивая палкой, чтобы отбить ягненка.

При приближении Чегебая, волк даже не испугался, а наоборот оскалил зубы и приготовился напасть на Чегебая. Пастух метнулся назад. Увидев, что Чегебай боится, Сын Тенгри сам побежал к волку. «Не ягненка, а глину будешь глотать», – так обещал себе Сын Тенгри, приближаясь к волку. Хищник побежал, вскидывая ягненка на свою шею и не отпуская его из пасти. Он миновал горный хребет и скрылся. Сын Тенгри не отставал от него. Бежал по следу волка, ориентируясь по каплям крови, вытекающей из раны ягненка. След привел его в пещеру, которая находилась под высокой скалой. Заглянув в пещеру, Сын Тенгри раскрыл рот от удивления. Вокруг широкого дасторхана с обилием фруктов и ягод совершали чаепитие сорок человек в красивых одеждах. Рядом стояли сорок скакунов с крыльями. С боковой стороны пещеры Сын Тенгри увидел ягненка, целого и невредимого.

– Иди к нам, богатырь! – предложил ему краснощекий человек, улыбаясь.

– Будьте здоровы! – приветствовал Сын Тенгри, обращаясь ко всем.

– Будь здоров, богатырь! – ответили все хором.

– Гнался за волком, который унес ягненка, – объяснил Сын Тенгри.

– Волки, это мы! – сказал краснощекий. – Мы – сорок чильтанов. Из другого мира.

– Как может волк превращаться в человека? – с удивлением спросил Сын Тенгри.

Краснощекий человек рассмеялся и встал перед Сыном Тенгри. Сказал: «смотри» и встряхнулся. Человек превратился в серого волка. В это время в пещеру забежал Чегебай. Волк, встряхнулся и превратился в краснощекого человека. Он обратился к Сыну Тенгри.

– Твое имя – Манас! Запомни! У тебя будут сорок спутников. Этот один из них. Твой чоро! Его зовут Чегебай. Ты его назовешь Кутубием. Имена остальных твоих чоро тоже у нас в руках. Будь здоров, Манас!

Пещера, скала и все что видели Сын Тенгри и Чегебай исчезли бесследно. Остался только ягненок, издавая жалкое блеяние. Взяв его, они вернулись к отаре. Чегебай обратился к Сыну Тенгри.

– Давай зарежем ягненка, – предложил он. – На нем зуб волка, к нему прикоснулись руки чильтанов. Если будут спрашивать, скажем, что унес его волк.

– Про волка и сорок чильтанов никому ни слово, – сказал Сын Тенгри.

– Значит, будем признаваться, что мы сами его съели, – Чегебай вопросительно посмотрел на него.

– Вот именно, – Сын Тенгри даже не повел бровью.

Так и сделали. Чегебай собрал дров из сухих ветвей деревьев. Сын Тенгри подготовил каменную печь для обжаривания туши ягненка. Оказалось, что нечем разжечь огня. В это время проезжал пожилой всадник, перегоняя пять бычков в сторону калмыцкого аула. Сын Тенгри пошел к нему на встречу, чтобы попросить огниво.

– Ава! – обратился он к всаднику с вопросом. – Можно воспользоваться с вашим огнивом?

Вместо ответа из уст всадника вылилась отборная ругань на калмыцком, что заставила Сына Тенгри взяться за поводья коня всадника. За такую ругань калмыки, кыргызы бились насмерть. От злости Сын Тенгри изо всех сил толкнул коня в грудь. Конь свалился на бок, но вскоре вскочил, оставляя на земле своего хозяина в пыли и грязи. Сын Тенгри подскочил к нему и схватился за горло.

– Я бы тебя зарезал, старик, – говорил ему Сын Тенгри в пылу злости. – За такую ругань. Но пожалею тебя за твой возраст. Постарайся не попадаться мне на глаза.

Сын Тенгри сорвал у него кожаный мешочек с огниво, который был прикреплен на поясе к ремню.

– Пощади! – бормотал старик. Он чрезмерно удивился силе юноши. Если бы он узнал, сколько лет мальчику, возможно, от удивления потерял бы сознание.

Содрогаясь от страха, еле пересилив себя, он сел на коня и тронулся в путь, стараясь поскорее миновать эти опасные места.

Сын Тенгри и Чегебай разделали тушу ягненка и положили в кутырь, варили мясо старинным способом на горячих камнях.

На соседнем пастбище еще четверо ребят пасли ягнят. Они обратили внимание на дымящийся огонь, разведенный Чегебаем для прогрева каменной печи. Густой дым распространялся по ветру.

– Те двое задымили наше пастбище, – обратился один из них остальным. – Давайте их прогоним.

– Да, давайте прогоним, – поддержал его мальчик по имени Айнакул, отличавшийся от всех мощным телосложением.

Они вчетвером направились в сторону Чегебая и Сына Тенгри.

– Эй! Кто вы такие?! – кричал Айнакул. – Почему загадили наше пастбище? Прочь отсюда!

– Идите, ребята, угощайтесь, – предложил им Чегебай. – Мы сварили мясо.

– Мы тебе не собаки! – с этими словами Айнакул мощным ударом кулака свалил Чегебая на землю и сел ему на грудь.

– Ты что делаешь! – Сын Тенгри оттащил его от Чегебая.

Айнакул вскочил на ноги и ударил Сына Тенгри в живот. Сын Тенгри ответил ударом по голове. Айнакул перевернулся в воздухе, прежде чем упасть на землю. Остальные трое ребят, увидев, что стало с товарищем, не посмели что-либо предпринимать. Молча смотрели на лежащего на земле товарища.

– На колени! – приказал им Сын Тенгри.

Мальчики переглянулись и медленно стали на колени.

Айнакул очнулся. Но не мог еще встать.

– Эй, ребята! – обратился он к своим. – Этот мальчик запустил в мою голову камень.

Сын Тенгри схватил его за шиворот и поволок по земле.

– Смотри, где ты видишь камень?! – с такими словами Сын Тенгри волочил Айнакула по земле. Со стороны казалось, что Айнакул – это мешок, набитый шерстью. Сын Тенгри волочил его с такой легкостью, будто мощное тело Айнакула соткано из воздуха. Сын Тенгри поставил его на колени рядом с теми тремя.

– Теперь вы по одному назовете меня «мой торе»! И поклянетесь, что всегда и везде будете обращаться ко мне, «мой торе»! Понятно?!

– Понятно, мой торе!

– Понятно, мой торе! – повторили они по несколько раз.

Теперь он даже выше их родителей. Ослушаться родителей можно, но ослушаться торе невозможно. Это подобно смерти.

– Теперь пошли, ребята, поедим! – Сын Тенгри направился в сторону каменной печи.

После полевой трапезы Сын Тенгри приказал ребятам объединить отары ягнат в одну отару и переночевать прямо на пастбище. На вечер и утро приказал зарезать еще двоих упитанных барашков. В мыслях у него возникла идея создать здесь, на пастбище, свой собственный аул. Но он не стал делиться своими мыслями с новыми нукерами.

Утром весь аул, находившийся с вечера в беспокойстве от того, что четверо ребят с ягнатами не вернулись с пастбища, отправил на их поиски в ставку Ошпура несколько представителей. Прискакал и тот старик-калмык по имени Баянчор, которого напугал Сын Тенгри до смерти, с жалобой на него.

– Разве девятилетний ребенок может свалить коня? Если он вырастет, не будет житья калмыкам. Пока не поздно, его немедленно необходимо уничтожить. Я это так не оставлю, – старик Баянчор кричал до исступления.

Ошпур, вместе с ним и родителями четверых мальчиков, направились на пастбище, где находилась отара ягнят под присмотром Чегебая и Сына Тенгри. Они застали ребят за убоем еще троих барашков, предназначенных для трапезы в полдень и вечером. Сын Тенгри пришел в ярость оттого, что тот старик, несмотря на свой почтенный возраст, обругал мальчиков, кроме того и жалуется на него, умалчивая свою вину. Сын Тенгри ринулся на него, сверкая глазами. Испуганный старик от одного вида разъяренного юноши рванул восвояси, ухлестывая что есть мочи своего коня и унося свою глупую башку, пожелавшую еще раз посмотреть на Сына Тенгри.

Ошпур немедленно отправил гонца баю Жакыпу, чтобы забрал Сына Тенгри, а то в отаре до осени не останется ни одного ягненка. Кроме того, гонец должен был передать угрозы калмыка Баянчора. На следующий день на пастбище приехал бай Жакып в сопровождении Ошпура. Со словами, что мать Чыйырды беспокоится за него и ждет его возвращения, бай Жакып посадил на коня Сына Тенгри и направился домой. По пути бай Жакып решил проведать своих табунщиков в урочище Алмалуу. Взгорье на урочище, где должны были пастись табуны лошадей бая Жакыпа, покрылось столбом пыли. Какие-то всадники гонялись за табунами. Табунщики бая Жакыпа лежали на земле, поверженные палицами, укрюками и плетьми. Кое-кто стонал от нестерпимой боли, другие захлебывались в крови, сочившейся из ран на головах. Бай Жакып едва смог разыскать главу табунщиков Ыймана.

– Ой, Ыйман! – спросил бай Жакып у него. – Что здесь происходит? Что с вами? Что с табунами? Кто там гоняется животными?

– Калмыки, бай Жакып, – сообщил Ыйман, вытирая кровь на лице. – Требуют, чтобы мы убрались из этого пастбища. В уплату за пользование пастбищем они угоняют лошадей.

Увидев бая Жакыпа, калмыки во главе с Кортуком подъехали к нему.

– Ой, Кортук! За использование этого пастбища, – возмутился бай Жакып, – я выдаю вам ежегодно по тридцать пять голов лошадей.

– Мало, Жакып, мало! – Закричал Кортук. – Ты своими табунами растоптал мои земли.

– Отец! Чьи табуны? – спросил Сын Тенгри. – Чья земля?

– Табуны наши, сынок, – успел ответить бай Жакып. – Но земля калмыцкая.

Удар плетью с железом концом пришелся по плечу бая Жакыпа.

– Прочь отсюда, Жакып! – выкрикивал, размахивая плетью Кортук, собираясь еще раз ударить по голове. – Прочь! И земля моя! И табуны мои, что находятся на моей земл…

Он не успел договорить. Удар Сына Тенгри укрюком, что держал до того в руке Ыйман, пришелся по голове Кортука. На месте головы Кортука остался пенек от шеи. Раздробленная его голова разлетелась в разные стороны. Безжизненное тело Кортука свалилось в сторону и дергалось на земле.

Остальные девять калмыков рванулись в сторону Сына Тенгри, чтобы его проучить и наказать за содеянное. Но не тут-то было – кто приближался к Сыну Тенгри, падал со своих коней один за другим. Кто со сломанной рукой, кто поврежденной ногой, падали на землю, некоторые потеряли сознание от удара укрюком Сына Тенгри. Кого-то уносили кони, волоча по земле, с застрявшей в стремени ногой.

Ряды калмыков дрогнули и повернули коней назад. Сын Тенгри на своем третьяке гнался за ними, но малолетний конек быстро устал.

Бай Жакып указал своим табунщикам новое пастбище для лошадей. Сам он направился в свои кочевья в сопровождении сына Сына Тенгри.

– Что случилось, то случилось, сынок, – сказал бай Жакып сыну. – Теперь нам нужно выдать виру за убитого калмыцкого главу десятников.

– Что такое – вира? – спросил Сын Тенгри.

– Калмыки запросят за убитого десятника, – объяснил бай Жакып сыну, – множество скотины. Вот это и есть – вира. Это – в лучшем случае. В худшем – тебя, убийцу десятника, чтобы выколоть тебе глаза.

– Я просто так не дамся, отец, – сказал Сын Тенгри. – Не волнуйся.

– Э-э-й, сынок, – прослезился бай Жакып. – За мужество твое я благодарен Тенгри! За нами небольшой народ. Калмыков бесчисленное множество. Мы не можем им противостоять. Был бы с нами весь наш кыргызский народ. Вот тогда…

– Отец, – перебил его Сын Тенгри. – Расскажи мне о том, кто мы. Почему земля не наша?

Бай Жакып рассказал сыну всю историю кыргызского народа. До Сына Тенгри на свете прожили тридцать два поколения отцов и дедов. Что они, начиная с первых отцов, обитали на землях, граничащих на юге с Эреном, на севере с Енисеем и Минсуу, на западе с Оральскими горами и на востоке с Тебитом и Манжу. Эти земли были для кыргызов родиной, и она переходила от деда к отцу, от отца к сыну. Прародителем народа был Каракан. Родились от Каракана Огузкан, от Огузкана Аланча хан, от Аланча хана Байгур и Уйгур, от Байгура Бабыр, от Бабыра Тубей, от Тубея Когей, от Когея Ногой, от Ногоя Орозду баатыр – дедушка Сына Тенгри. Далее бай Жакып рассказал, как напали жунгары, калмыки и манжу на земли Орозду-баатыра после его смерти. Как громили Ордо ханства Орозду-баатыра в Таласе. Как пал Синий Стяг кыргызов на вершине горы Кароол Чоку. Тогда десять детей Орозду-баатыра были малолетними и не могли противостоять войскам Алооке-хана и Молто-хана. Как разогнал Алооке-хан детей Орозду-баатыра по всему свету. Как сам Жакып оказался в этих краях не по своей воле с сорока тютюнами ногойцев и нойгутов во главе с Акбалтой. Но бай Жакып очень многого не рассказал. Не рассказал он, какой мучительной была для народа ссылка до Алтая, как вскрывали животы беременным женщинам. Не рассказал бай Жакып об издевательствах калмыков над их народом. Поведал только, что были вести от брата Орозду-баатыра Бая, изгнанного в Кашгар. Что у него родился сын по имени Бакай. И сейчас ему лет пятнадцать. А вот брат Жакыпа Улаккан пропал без вести. Об остальных Жакып знал, в каких землях они обитают в настоящее время, но от них не было никаких вестей.

– Ээ, сынок, – сказал бай Жакып. – Ты еще ребенок. Тебе нужно набраться ума. Тебе нужно набраться силы. Придет твое время. Вот тогда найдешь ты свой народ. Вот тогда найдешь ты свою землю.

Сын Тенгри, слушая рассказ отца, начал понимать свое предназначение на этом свете. Начал понимать, что нужно собрать разбросанный кыргызский народ, надо объединить все роды и племена и далее мутно представлялось… что-то непонятное. Он усиленно думал, закрывая глаза, хотел распознать…

Разомкнув веки, он увидел на холме сорок всадников-чильтанов на белых конях с красным стягом. Сын Тенгри улыбнулся. Опять закрыл глаза. Думал, представлял, что дальше. Открыл глаза. На холме появился всадник с лучезарным лицом, с двух сторон сопровождали его те сорок чильтанов, разделившись на две части. Он стоял в окружении многочисленного войска.

– Будь здоров, богатырь! – поздоровался с ним всадник.

– Будьте здоровы, ава! – ответил Сын Тенгри.

– Кто твой уран? – спросил всадник.

– Кыргыз! – ответил Сын Тенгри. – А ваш уран, ава?

– Манас! – ответил всадник.

– А войско чье? – спросил Сын Тенгри.

– Твое! – ответил всадник.

– А вы кто, ава? – спросил Сын Тенгри.

– Меня зовут Бакай! – раздалось эхом по всему свету.

– Тогда поехали, Бакай-ава! – Сын Тенгри вскочил на своего третьяка и помчался, огибая холм, в сторону Великих Гор, с кликом:

– Кырг-ы-ы-з! Кырг-ы-ыз!

За ним поскакал Бакай, выкрикивая свой боевой клич.

– Ман-а-ас! Ман-а-ас!

Сорок чильтанов, разделенные пополам, рванули за ними…

У бая Жакыпа от испуга чуть сердце не выскочило из груди. Спокойно слушая его рассказ, ехавший рядом сын Сын Тенгри вдруг будто взбесился, хлестая плетью своего коня, помчался по взгорьям с боевым кликом «Кыргыз! Кыргыз!».

Переживая из-за странного состояния Сына Тенгри, бай Жакып тоже пришпорил коня следом за сыном и поскакал с криком «Сынок!». Однако Сын Тенгри скрылся за холмом и след его простыл. Потеряв надежду, что приведет сына домой, он в одиночестве поплелся назад, преисполненный отчаяния.

Чыйырды томилась в ожидании сына. С тех пор, как уехал за ним бай Жакып, прошло уже три дня и не было никаких вестей.

Она удивилась, а затем разозлилась, так как бай Жакып приехал один, без Сына Тенгри. Бай Жакып рассказал Чыйырды все, что произошло на пастбище – и про погибшего Кортука от укрюка Сына Тенгри, и как он взбесился на пути домой. От рассказа бая Жакыпа у Чыйырды волосы дыбом встали, она испугалась.

– Как так, мой бай?! – возмущалась и злилась она. – Как ты мог оставить его одного среди враждебных калмыков? Зачем ты домой вернулся? Тебе не надо было возвращаться без него?

С яростью Чыйырды выскочила из юрты. Оседлала коня по кличке Бозтайлак и помчалась на поиски Сына Тенгри…

Калмыки, убедившись, что десятник Кортук погиб от укрюка малолетнего сына бая Жакыпа, повезли труп в свои кочевья. Жалкий вид десяти калмыков, уехавших с воинственным видом, чтобы отбить табуны бая Жакыпа, напугал аулчан. Погибший Кортук без головы, у двоих сломаны руки, у одного вывих ноги и у троих раны на головах, из которых, пузырясь, сочилась кровь – это зрелище навело ужас на весь аул. Казалось, будто бывалые воины натолкнулись на целое войско. Узнав, что это дело рук одного малолетнего сына бая Жакыпа, зашумели от злости соратники пострадавших. С каких пор бай Жакып зубы стал показывать, вчера же он гнул спину перед Кортуком, выпрашивая пастбища для своих скотов. Уничтожить этого бая Жакыпа, с его малолетним отпрыском и аулом с семидесятью тютюнами кыргызов! Овладеть всеми богатствами бая Жакыпа! Вира для Кортука того стоит.

В срочном порядке отправили гонцов во все калмыцкие аулы, чтобы собрать отряд мстителей и отплатить за смерть Кортука, дабы принародно наказать бая Жакыпа и его малолетнего сына, перерезав им горло. Чтобы это стало уроком для всех остальных кыргызов. Чтобы показать, что станет с теми, кто поднимет руку на калмыков.

Таким образом, калмыки начали готовиться к нападению на аул бая Жакыпа. Его предупредили Сарбан, который узнал об этом от калмыцких приятелей.

От страха бай Жакып чуть не потерял рассудок. Он попросил Сарбана сообщить об этом Акбалте и Бердике, Ошпуру и Саламату, чтобы они отправили гонцов казахам и сыновьям Кара тюрка во главе со знаменитым Чоробаатыром. Просил сообщить в кочевья Айдаркана, размещенные на берегах Эртиша, по соседству с ними, знатному старцу конуратов Байбаку. В таких случаях в одиночестве против врага выстоять невозможно, поэтому надо собраться вместе родным, землякам и кровным братским народам.

Почему-то от Сына Тенгри и жены, которая уехала на его поиски, нет никаких вестей. Бай Жакып дал распоряжение аулчанам вооружаться, а женщинам заняться приготовлениями провизии для многочисленных защитников аула от грозных калмыков…

Сын Тенгри собрал табунщиков во главе с Ыйманом и разузнал о количестве лошадей в табунах. Они сказали, что под их присмотром находятся восемь тысяч лошадей. У бая Жакыпа такие табуны пасутся еще на пяти пастбищах.

Чыйырды нашла его, когда он разговаривал с табунщиками. Увещевания матери, что она сильно переживает за него и хочет, чтобы он всегда был рядом с ней вплоть до совершеннолетия, не возымели отклика. Именно сейчас ему захотелось, чтобы родители оставили его в покое. Особо не заботились о нем. Но, что сделаешь, надо слушаться мать. Сын Тенгри, понурив голову, дал волю своему третьяку, который поплелся за Бозтайлаком. Следуя за матерью, Сын Тенгри подумал о том, что отец его достаточно богатый человек, что у него много скотины, чтобы выдать виру за убитых калмыков.

Когда они вышли из-за бугра на взгорье, навстречу ехали семеро калмыков, которые производили осмотр пастбищ, определяя, где сейчас находятся табуны лошадей бая Жакыпа. Один из них узнал Чыйырды.

– Эта женщина – старшая жена бая Жакыпа! – сказал он остальным.

– Зверь на ловца бежит! – рассмеялся другой. – Давай их пригоним в наш аул, в юрту Кортука.

Он же молча, улыбаясь, нагнулся за поводьями Бозтайлака. Через мгновенье он почувствовал, что полетел в сторону и упал всем телом на троих своих товарищей, сбивая их с коней. Он потерял сознание от сильного удара по голове и не мог заметить, что остальные его люди с визгом разбежались в разные стороны.

У калмыков собралось около семисот воинов-мстителей. Из них триста воинов во главе со старым баатыром Доген, калмыки алтайские, местные, родичи Кортука. Остальные пришли по просьбе Догена, чтобы отомстить кыргызам за смерть Кортука. Они – манжуйские калмыки во главе с баатыром Домабил. После сбора мстителей на утро следующего дня они направились в сторону Арала, где находились кочевья бая Жакыпа. На пути они встретили множество табунов лошадей, которые паслись на взгорье, выше дороги. Табуны лошадей бая Жакыпа, которых пригнали табунщики во главе с Ыйманом, по приказу Сына Тенгри, чтобы калмыки приняли в качестве виры за погибшего Кортука. По замыслу Сына Тенгри, за ними должны были прибыть знатные люди аула бая Жакыпа в аул Кортука, чтобы вести переговоры по улаживанию скандала, чтобы не возникла кровопролитная ссора между соседствующими народами. Тогда, когда Сын Тенгри принимал такое решение, он еще не знал, что отец его бай Жакып разослал гонцов братьям по крови, прося помощи для защиты от калмыцкого набега. Многочисленные табуны лошадей бая Жакыпа возбудили у калмыков неимоверную алчность. Не выдержав ее натиск, овладевший всем сознанием, Домабил приказал своим нукерам, чтобы они весь многочисленный табун отогнали в манжуйские кочевья калмыков.

– Эй, Домабил! – прикрикнул ему старец Доген. – Погибший Кортук, мой богатырь. Это я должен решать, кому какой трофей достанется.

– У меня ты просил помощи! – не отстал от него Домабил. – Я приехал издалека, чтобы помочь тебе вынудить кыргызов платить виру за Кортука. Без меня ты бы не смог выбить ничего. Так что весь табун принадлежит мне. А тебе достанется вот это.

Домабил показал большой палец между двумя пальцами. Это было слишком.

– Обнаглели манжуйские калмыки! – заорал оскорбленный старец Доген. – Жайсаны!!! Прогоните их, манжуйцев! Табуны отбить!

Алтайские калмыки, возбужденные и обиженные на манжуйских калмыков, которые, не соблюдая никаких приличий гостеприимства, стали вести себя как хозяева, забирая весь трофей в свою пользу, с огромным удовольствием приступили к выполнению приказа старца Догена.

Раздался боевой клич: «Алтай! Алтай!», и алтайские калмыки напали на манжуйцев. Блеснули кривые сабли в воздухе, пошла конница на конницу. Кто саблями, кто копьями рубили и кололи друг друга калмыки. Полетели головы, крики и стоны заполнили утреннюю тишину, ржание лошадей, удары палицами по металлическим шлемам на головах, невольные боевые кличи раздавались всюду. Манжуйские калмыки, у которых было численное превосходство, начали теснить алтайцев. Алтайцы отступали к своему аулу.

– Манжуйцы! – кричал Домабил. – Проучите алтайцев! Мужчин в рабство, женщин и девочек угнать в качестве добычи! Угнать всю скотину алтайцев! Сжечь юрты!

Запылали огнем юрты. На оборону вышли женщины, старики и юноши, вооружившись укрюками, баканами и подручными орудиями. Будто Кортук погиб ни один, а несколько раз. Пятнадцатилетний Шакум, сын Кортука, отбиваясь от врагов, в которых превратились вчерашняя родня, и защищая своих близких людей, сестер и матерей, проливал слезы от обиды. «Лучше добрый враг, чем злой родственник», – подумал он. Припомнилась кыргызская пословица: «Выдай мать в жены тому, кто убил твоего отца». Поистине золотые слова, если они дойдут до сердца тех, кто обижен гибелью родных, чтобы предотвратить беду, распри и кровопролитные ссоры между племенами. Смысл пословицы дошел до сознания Шакума. Вот оно что! Он со своими людьми бежал в сторону аула бая Жакыпа…

По просьбе бая Жакыпа прибыли на помощь все народы родной крови: найманы, конураты и аргыны. Оказывающие друг другу поддержку в беде, всегда вместе праздновавшие любые торжества, соседние казахи не отстались и на этот раз в стороне. Для защиты от калмыцкого набега собралось около восьмисот воинов, что наполнило место между соседствующими землями Кайындуу и Арал, где находились кочевья бая Жакыпа. Все они в свое время так же, как и кыргызы, испытали обиду и претерпели изгнание. Все они испытали унижение, оскорбление со стороны калмыцких завоевателей и грабителей. Их сегодня объединило желание вернуть свободу! До каких пор терпеть гнет жунгаров, калмыков и манжу! Хватит платить дани, Бейджину! Бай Жакып встретил покровителей со своими девяносто джигитами.

Сын Тенгри ехал рядом со своим отцом. Знатные люди со всех племен встретились и поздоровались, обнимаясь и касаясь головами друг друга. В это время прискакал Шакум с горсткой людей. Спрыгнул с лошади и прямо перед баем Жакыпом встал на одно колено и заплакал:

– Бай, отец! Наш аул подвергся грабежу со стороны манжуйских калмыков! Наш народ – тыргооты, терпит унижение! Прошу защиты, бай отец! В качестве виры я не буду просить даже ягненка, бай отец! Буду служить тому кто убил моего отца Кортука, бай отец! Прошу защиты, бай отец! Наш Доген-старец убит врагами!

Бай Жакып обратился к знати племен.

– Братья! Защитим униженных калмыков! Накажем калмыков-грабителей!

Он возвел руки к небу.

– О-о, Тенгир, наш! Покровительствуй нашим действиям!

Представители знати трижды поклонились Вечному Синему Небу. Торе казахов Айдаркан подошел к баю Жакыпу и спросил:

– Кто будет нашим ураном?

Сын Тенгри рванул вперед на своем Торучааре с громогласным кликом:

– Манас! Ман-а-а-с! Ман-а-а-с!

Почти тысячное войско, выпуская из гортани клик «Манас!», как раскатистый гром, двинулось в сторону аула алтайских калмыков. Задрожала земля от топота копыт тысячи лошадей; гул нарастал, подобно селевому потоку. Каждый скакун, как выпущенная из лука стрела, стремительно помчался в сторону врага, неся на себе воплощение мести и ярости. Взмыли к небу птицы, кайберен и животные оторвались сочной травы, подняли головы и с беспокойством глядели на бурно разрастающуюся пыльную громадину, заполняющую все пространство между небом и землей…

Манжуйские калмыки не могли противостоять многократно превосходящим силам объединенных войск разных племен и народов. Они были вынуждены бежать, оставив табуны лошадей, богатства алтайских калмыков, нагруженные на верблюдов, женщин и рабов, плененных во время грабежа.