Текст книги "Манас. Рождение и детство сына Тенгри. Книга первая"

Аккула

Когда бай Жакып и Акбалта приехали во владения Карамырзы, заканчивался сбор пшеницы. Из-за обильного урожая Карамырзе пришлось устраивать несколько токов, где укладывался холмами полученный урожай. У Манаса и Мажика горели глаза от гордости, что урожай этого года превышает объем пятилетнего труда Карамырзы. Сам Карамырза признался в этом. Бай Жакып и Акбалта цокали языками от удивления. Никогда они не видели, чтобы сравнительно небольшой участок земли был так урожаен.

– Вы молодцы, ребята, – Акбалта не мог найти слов, чтобы выразить свое восхищение. – Вы настоящие земледельцы!

– Спасибо, Акбалта-ава, – улыбнулся Манас. – Мы были рады стараться.

– Мы заехали к вам просить пшеницы, – объяснил Акбалта. – Наша земля становится тесной для наших аулов. Едем Эсенкану, чтобы просить у него новые земли.

– Какие земли хотите выпросить? – заинтересовался Мажик.

– Земли Буурул-Токой и Кен-Арал, – ответил Акбалта.

– До каких пор будете гнуть спину перед Эсенканом!? – в глазах Манаса появились искорки гнева.

– Будто ты сам не знаешь, – усмехнулся Акбалта. – Мы своим приездом к Эсенкану преследуем две цели. Первое – усыпляем его бдительность на некоторое время. Раз мы приехали к нему с просьбой, значит, мы не замышляем ничего худого.

– Второе, – вмешался в разговор бай Жакып, давая понять, что данное решение является общим и одобренным старейшинами. – Эти земли очень богаты на уголь и железные руды.

Манас сразу понял, что здесь тоже не обошлось без участия Бакая. Будь у него воля, он бы ни перед кем не стал склонять свою голову. Двенадцатилетний Манас понял, что перечить старшим не позволяет простое уважение к ним. Что-то непонятное кольнуло сердце. Ему захотелось, чтобы стар и млад, все слушались его!

После трех дней отдыха бай Жакып и Акбалта отправились в далекий путь. Нагрузили пшеницу на тридцать верблюдов. На пяти верблюдах было по два сундука, набитых золотыми и серебряными изделиями. В сопровождении находились девять джигитов, которые были вооружены простыми палицами.

Эсенкан встретил их гостеприимно, но без особой радости. Вел себя загадочно, прищурив свои узкие глаза. Баю Жакыпу и Акбалте трудно было сообразить, о чем думает великий правитель жунгаров, калмыков и манжу. Разговор шел через переводчиков, которые угадывали настроение своего владыки. Они, наверное, переводили таким образом, чтобы было приятно только правителю. Они прекрасно умели передавать грозную речь великого Эсенкана, отражать скрытую насмешку и явное безразличие к судьбам тысячи посетителей ставки правителя.

На этот раз переводчики отнеслись к Акбалте и баю Жакыпу благосклонно. Видимо, цена подношения была внушительной. Они это чувствовали во взгляде своего правителя.

По завершению приема у Эсенкана просителей пригласили для того, чтобы вкусить угощения, среди которых Акбалта насчитал около тридцати блюд. Это говорило о том, что Эсенкан действительно был доволен привезенными дарами.

Еще три дня гостям показывали достопримечательности Бейджина, подчеркивая славу своей столицы. Возили их по красивым местам в окресностях окраины Бейджина.

На пути они встретили огромный табун лошадей. Привлек внимание Акбалты тощий саврасый жеребенок, который еле двигался около саврасой кобылицы.

– Жакып! – позвал Акбалта бая. – Смотри вон на того жеребенка.

– Вижу, Акбалта, вижу, – отозвался бай Жакып. – Я его давно приметил. Выйдет из него великолепный скакун.

– Выпроси его у Эсенкана, – посоветовал Акбалта. – Во что бы то не стало!

– Я тоже только об этом и думаю, – выразил свои намерения бай Жакып.

Пришло время возвращаться домой. Бай Жакып и Акбалта дали понять помощникам Эсенкана, что хотели бы попрощаться с великим правителем.

Эсенкан принял их в добродушном настроении. На этот раз из его узких глаз исходили искорки веселья и довольства, что придавало уверенности баю Жакыпу и Акбалте.

– Я вас слушаю, уважаемые аксакалы, – обратился он баю Жакыпу. – Что вас привело ко мне?

– Великий правитель! – начал бай Жакып в надежде, что его просьба будет услышана правителем. – Под вашим крылом вот уже более тридцати лет обживаемся на землях Алтая под названием Арал. За это время разросся наш народ, приумножилась наша скотина…

– Ясно, – перебил бая Жакыпа Эсенкан и спросил. – Какие земли вас интересуют?

– По соседству, мой правитель, – опешил бай Жакып. – Земли Буурул-Токой и Кен-Арал.

Эсенкан кивнул головой и что-то сказал своему помощнику. Тот в спешном порядке вышел из покоев. Бай Жакып подготовился к разговору о саврасом тощем жеребенке, но переводчик остановил его знаком, чуть приподняв руку Вернулся помощник Эсенкана с человеком, который держал в руках писменные принадлежности и толстый лист бумаги. Переводчик продиктовал ему содержание того, что должно было отразиться на бумаге. Эсенкан поставил в конце писанины свою метку, и его помощник подкрепил ее печатью. Переводчик свернул бумагу в трубочку и передал баю Жакыпу со словами:

– Великий правитель удовлетворяет вашу просьбу, – улыбнулся переводчик, как будто он сам решил эту задачу.

– Теперь вы смело можете пользоваться этими землями.

Бай Жакып с одной стороны был рад тому, что его просьба исполнена без всяких затруднений. С другой стороны, перед глазами стоял тощий саврасый жеребенок. Чем больше он думал о нем, тем сильнее становилось его желание владеть жеребенком. Даже был готов ради него отказаться от земельных угодий. Но слово как воробей, вылетит, не поймаешь.

Эсенкан что-то говорил переводчику, пока бай Жакып собирался изложить свою следующую просьбу. И наконец, с широкой улыбкой на лице, переводчик повернулся к нему.

– Великий правитель благодарен за ваш приезд, – улыбка еще не сошла с его лица. – Теперь он хочет вас отблагодарить за многолетнюю верную службу. Вы можете выразить свое желание, что же вы хотите получить из рук великого правителя в качестве дара.

«О-о, Великое Синее Небо! О-о, Тенгри!», – промелькнули в сознании бая Жакыпа тысяча благодарностей Создателю.

– Вчера, – бай Жакып постарался говорить увереннее.

– Вчера мы заметили саврасого тощего лошака в табуне. Я бы хотел его в дар от правителя.

Переводчик перевел слова бая Жакыпа. Эсенкан расхохотался так, что стали отчетливо видны все морщинки на лице. Еле сдерживая смех, Эсенкан кивнул головой переводчику и подал знак своему помощнику. Он вынул из сундука два кементая и с почетом набросил на плечи бая Жакыпа и Акбалты. Они были расшиты золотыми узорами и пуговицами. Каждый кементай можно было оценить на несколько лошадей, не то, что тощий лошак.

– Великий правитель дарует вас, – сказал переводчик. – И выражает благодарность за верность и покорность. И желает, чтобы так было и в дальнейшем. Он непротив того, что вы хотите взять из его табунов лошадей одного жеребенка.

Бай Жакып и Акбалта простились Эсенканом с поклоном, стоя на коленях, оказывая большую признательность за дары великого правителя. Они были готовы целовать руки Эсенкану за лошака, который овладевал всем сознанием обоих знатоков лошадиных секретов. Провожать их вышел помощник Эсенкана с переводчиком.

Акбалта спросил у бая Жакыпа:

– Я не понял, бай Жакып, – сказал он тихо. – Почему расхохотался Эсенкан?

– Для меня тоже загадка, – сказал бай Жакып. – Давай спросим у помощника Эсенкана.

Помощник Эсенкана тоже долго смеялся, вспоминая безудержный хохот своего владыки. Он пояснил, что про лошака все говорили, что он больной и скоро должен отправиться на тот свет. Но почему-то не умирает, находясь между жизнью и смертью долгое время. Было удивительно и смешно то, что именно этого дохлого лошака попросили буруты. Его выносила саврасая кобылица, которую все считали беспутной, постоянно норовящей убежать неизвестно куда. Она года три назад исчезла и появилась только весной этого года с жеребенком, страдающим поносом. До этого, в течение семи лет, она выносила двоих жеребят. Первого из них семь лет назад – его выпросил Алооке-хан для своего сына Конурбая; второго – четыре года назад выпросил отец Жолоя. В обоих случаях она исчезала из табуна на три года…

Рассказ помощника Эсенкана про саврасую кобылицу навел бая Жакыпа на мысль о другом мире, в котором жили те сорок чильтанов, с которыми встретился Мендибай в далеком прошлом. Значит, саврасая кобылица имеет какую-то связь с тем миром, которому Манас тоже объязан своим появлением на этот свет. Возможно, Тенгир нарочно послал бая Жакыпа, чтобы он выпросил жеребенка у Эсенкана для Манаса. «О-о, Тенгир! Благодарен я тебе за все!». Бай Жакып несколько раз поклонился Вечному Синему Небу.

Бай Жакып и Акбалта удалились на несколько верст от Бейджина. Они одновременно заметили скачущего издалека жайсана.

– Правитель приказал вернуть жеребенка, – сообщил жайсан. – Отпустите его.

– Правители так не поступают, – бай Жакып пытался благоразумить жайсана.

– Мне приказано! Я должен выполнить приказ! – жайсан был неумолим.

Как бы больно не было, приказ есть приказ, надо выполнять. С огромным огорчением бай Жакып снял недоуздок с головы лошака. Акбалта незаметно пустил слезу. С испорченным настроением они дальше продолжили путь не торопясь, будто надеялись на какое-то чудо. Сзади послышались вопли жайсана:

– Что за животное?!

Бай Жакып оглянулся. Он хлестал лошака, чтобы гнать его обратно. Вдруг жеребенок упал на землю, будто мертвый. Жайсан продолжал хлестать плетью по голове. От усталости он присел рядом на камень. У жеребенка выпучились глаза и высунулся язык. Приметы мертвого животного.

– Что за правитель?! Вернуть захотел такого дохлого ишака! Скажу, что он сдох на месте!

Бай Жакып и Акбалта со своими людьми проехали еще несколько верст. Вдруг один из джигитов крикнул.

– Бай отец! Смотрите!

Повернувшись назад, бай Жакып и Акбалта увидели саврасого жеребенка, который бежал за ними. С радостными возгласами они спешились и побежали навстречу жеребенку…

Правитель калмыков и манжу великий Эсенкан ходил взад и вперед в своем саду, находясь в размышлениях. Его не интересовали величие дворца, грозный вид которого наводил ужас на неприятелей. Не могли отвлечь его и звуки падающей воды из фонтана в саду, который соорудили мастера, используя водопад рядом с дворцом. Не обращал он внимание на обилие цветов, растущих вдоль многочисленных дорожек. Не могло прервать его мысли и пение птиц, которое он прежде любил слушать с великим наслаждением. Да, создал он великое ханство. Все земли от Оралских гор на западе, от Енисея на севере, от Эрена на юге принадлежит ему. Все земли, на которых раньше жили буруты, теперь примыкают к его ханству. Земли Ала-Тоо, как их называли кыргызы, сейчас имеют другое название – Тянь-Шань, по его велению. А сами кыргызы изгнаны в разные уголки ханства Эсенкана. Действительно, они буруты, как их калмыки называют, волчий народ. Остается недоступным хан Кошой в своем логове, в землях Атбаши. Надо зажать его плотнее, вынудить, чтобы он сам на коленях просился в подданство. И еще хан Урби в Кемине. Лазутчики доносят, что в землях ханства все спокойно и благополучно. Но почему-то нет никаких вестей от его маленького каравана из девяти верблюдов. Что стало с лазутчиками-жайсанами, что стало с сартами. Пока не известно. Может быть, появились в ханстве какие-то грабители. Надо потребовать от Алооке, чтобы разузнал про караван. Недавний приезд бурутов с необычно дорогим даром наводит на подозрение. С чего бы это. Хотят меня успокоить? Раньше со сбором даньи было много сложностей, все норовили увильнуть. И вдруг на тебе. Здесь что-то не то. Хорошо, что подоспел Жангир. Он угадал, что саврасый жеребенок согласно видению предназначен для Манаса. А что, у них появился второй Манас? Вполне возможно. Один Манас сидит в зиндане. Эсенкан вздрогнул, при вспоминании жар Манаса, когда его привезли в клетке на обозе из Самаркана. Тогда от одного взгляда Жар Манаса мурашки побежали по всему телу Эсенкана. Хорошо, что Жангир во время «очнулся». Увидел, что Манас уже давно родился. Да, этот жар Манас наделал бы много шума в ханстве…

Доходили сведения о том, что перебили друг друга манжуйские и алтайские калмыки. Тогда кыргызы, казахи пришли на помощь алтайским калмыкам. У них был боевой уран: «Манас!». Однако, кто носил имя Манас, не могли определить. Значит, правильно говорит Жангир, у кыргызов появился новый Манас! Не зря бай Жакып выпросил у меня тощего, страдающего поносом саврасого лошака. Он должен был стать знаменитым скакуном Аккула. Благодаря Жангиру, его нет в живых. Если жайсан говорит правду. В любом случае надо проверить существование Манаса у алтайских кыргызов. Отправлю в Алтай тысячу жайсанов во главе с Нуукар-баатыром, который сегодня сильно отличается от всех смелостью и отвагой. Пусть он прочешит Алтайские земли. Бай Жакып направился в свои кочевья, через земли Турпан, что удлиняет их дорогу в полтора раза. Пусть Нуукар отправляется по северным дорогам, чтобы попасть в Алтайские земли быстрее, чем Жакып. Вот тогда обнаружить Манаса можно будет очень легко.

После того, как бай Жакып и Акбалта уехали на поклон к Эсенкану, во владения Карамырзы приехал Бакай с хорошей новостью. Он сообщил, что у Улаккана, брата бая Жакыпа, родился второй сын по имени Сыргак. Видя, что Манас и Мажик сильно соскучились по своим родным, Бакай решил отвести их к кочевьям в Алтае. На пути он наставлял Манаса, чтобы тот вел себя тише воды, ниже травы. Сам он поехал в Самаркан, узнать состояние дел у Болекбая и Жамгырчи. Сказал, что пришлет гонца с новостями.

По приезду из Турпана Манас не мог сидеть дома без каких-либо занятий. Он первым делом посетил Ошпура, встретился с Чегебаем, которого чильтаны назвали Кутубием. Он так обрадовался приезду Манаса, не знал с чего начать разговор. Но не забыл, что он является самым первым чоро Манаса. После разговора с Ошпуром, он отпустил Кутубия с Манасом. Поехали они посмотреть земли Буурул-Токой и Кен-Арал, о выделении которых бай Жакып и Акбалта хлопотали перед Эсенканом. Представляя, как они поклоняются перед Эсенканом, Манас рассмеялся, заставляя Кутубия удивиться от внезапного его смеха.

– Что заставило тебя веселиться, мой торе? – спросил Кутубий в недоумении.

– Вспомнил нашу встречу с тобой и Айнакулом, – Манас ушел от прямого ответа, считая неуместным смеяться над родителем.

– О-о, да! Как он удивился, что ты ударил его камнем, – на этот раз Кутубий сам смеялся безудержно. – Ой, как ему было больно.

– Перестань издеваться над ним, – Манаса тоже пробрал смех. – Посмотрел бы я на тебя, если бы ты получил такой удар в челюсть.

– А помнишь того старика-калмыка, который свалился вместе со своим конем, – Кутубий не переставал смеяться. – У него глаза на лоб вылезли. Я тогда испугался последствий, переживал, что теперь будет.

Манас подумал, если дать волю этому Кутубию, он не перестанет болтать всю дорогу.

– Хватит говорить ерунду, – отрезал Манас. – Смотри и решай, что будем делать на этих землях.

Манас указал Кутубию земли Буурул-Токоя.

– Хорошее место для аула, – сказал Кутубий. – Только вот я не знаю, как тут с водой.

– Ну, давай разведаем, – Манас пришпорил своего Торучаара и помчался в сторону леса.

Кутубий последовал за ним.

Лес располагался отдельными островками на предгорье с маленьким склоном. Видимо поэтому эти земли прозвали Буурул-Токоем. На маленькой ложбине Манас и Кутубий нашли речку, что обрадовало Манаса.

– Видишь, Кутубий, – сказал он. – Вот вода для аула. Можно по склону ложбины выкопать арык и вывести воду на поляну.

– Вижу, мой торе, – сказал мрачный Кутубий невесело.

– Что с тобой, Кутубий? – спросил Манас.

– Все эти земли – чужие, мой торе, – сказал Кутубий и стал еще мрачнее. – Сегодня отдали, а завтра могут прогнать.

– Мы эти земли никому не отдадим, Кутубий, – хотелось Манасу успокоить Кутубия. – Будем защищать ее. Умрем, но никому не отдадим.

– Лучше бы свои земли вернуть, – сверкнули глаза Кутубия. – А не умирать за подачки Эсенкана.

Чуть не замахнулся Манас плетью на Кутубия. Что-то кольнуло опять в его сердце. «Прав, Кутубий», – его внутренний голос остановил его.

Да, прав был Кутубий. Перед глазами возникло опять то видение, где Бакай с лучез арным лицом в окружении многочисленного войска спрашивал о боевом уране.

– Ты прав, Кутубий! – сказал Манас. – Чтобы вернуть свои земли, нужно иметь многочисленное войско. Надо сломать хребет Эсенкану.

– Правильно, мой торе! – поддержал Кутубий Манаса. – Надо начинать собирать войско.

– Пока рановато, Кутубий, – Манас не стал посвящать Кутубия в заботам Бакай-авы. – А вот собрать маленькую дружину сам Тенгир велит.

– Такая дружина уже имеется, – Кутубий решил удивить своего торе такой новостью.

Манас действительно был удивлен. Видимо, многие думают и мечтают о своих родных местах. Многие хотят изгнать захватчиков из своих земель.

Кутубий рассказал то же самое. Многие джигиты из кыргызских аулов иногда встречались на торжествах и обсуждали историю народа. Многие готовы были жертвовать собою ради освобождения народа от гнета жунгаров, калмыков и манжу Все хотят, чтобы у кыргызов появился такой богатырь, который мог бы повести народ за собой. Кутубий видит во Манасе такого предводителя. И многие готовы следовать за ним.

Неужели предназначение Манаса известно всем тем, кто мечтает о свободе народа! Загорелись глаза у Манаса. Выходит, уже пора действовать.

– Собери всех, – приказал Манас Кутубию. – Я сегодня переночую у Ошпура. Завтра встречаемся на пастбище, где мы с тобой пасли отару ягнат. Чтобы у всех было оружие.

Они разъехались в разные стороны…

Собрались дружинники, вооруженные кто копьями, кто мечами, кто луком с кольчаном стрел – всего восемьдесят четыре джигита. Кто на коне, а кого-то привезли на забедрах. Манас приказал последним снабдиться конями из табуна своего отца.

Самым старшим было по двадцать пять, таких было несколько человек. Самым младшим оказался Манас, ему было всего тринадцать. Но его мощное телосложение, широкие плечи внушали гордость за своего богатыря, доверие к нему.

Среди джигитов был Айнакул, второй чоро Манаса. Приехал и Мажик со своими калмыцкими джигитами, у которых пострадали близкие от манжуйских калмыков. Сын Ошпура Назарбек, оскорбленный и побитый жайсанами Донго. Появился среди них и Кокче, сын Айдаркана, предводителя казахов. Жабагы сын Аскара, Чалы сын Кулдира и Деркембай от калмыцких тыргоотов, все они в свое время страдали от гнета захватчиков и грабителей. И каждый из них может похвалиться своей силой и мастерством владения оружием. Каждый из них готов сражаться один против десятка, даже сотни врагов.

Манас решил начать свое дело с дальней охоты, с тем, чтобы изучить край, в котором они выросли, научиться между делом военным премудростям и самостоятельному выживанию в походных условиях.

На востоке Алтая славилась земля Чаркастан, где обитало множество дичи. Река Оркун, озеро Байкел всегда были на устах охотников, побывавших в тех краях. Особой славой пользовались земли Ангир, где богатые лесом поляны и предгорья кишели дикими животными. Запаслась дружина провизией, нагрузили на лошадей шатры и на забой взяли несколько лошадей. Прихватили казаны, всякого рода посудину и походную треногу.

Дружина выехала на дорогу, кони рвались вперед, хлестали плети в руках джигитов. У всех глаза засияли радостью, на лицах улыбки, но сознание каждого было взбудоражено при виде таинственной черты между Вечным Синим Небом и землей…

С войском, численностью в девятьсот жайсанов, баатыр Нуукар по заданию Эсенкана подходил к берегам реки Оркун. Буйная вода реки, прыгая с камня на камень, издавала страшный гул, будто угрожая тем, кто осмелится переправиться через нее. Ширина реки при беглом взгляде составляла десятки саженей. Кто всматривался в течение воды, у тех кружились головы и терялось равновесие. Нуукар объявил привал. Войско спешилось, и жайсаны начали возводить шатры. На том берегу Нуукар увидел десятки всадников, которые выскакивали из леса и обратно исчезали в гуще, видимо гонялись за каким-то животным. Нуукар позвал к себе одного из своих сотников.

– Возьми свою сотню, – приказал он сотнику. – Приведи ко мне тех всадников.

Нуукар показал ему на тот берег.

– Вода реки сейчас в силе, – умолял его сотник. – Давайте, завтра утром.

– Ты слышал, – огрызнулся Нуукар, – что я тебе сказал.

Сто жайсанов на своих конях вошли в русло реки, чтобы переправиться на тот берег. Бущующая река не позволяла спокойно пересечь себя. Волны ее бурлили, будто они разозлились на движущиеся преграды, которые внезапно появились на их пути. Стараясь разрушить эту преграду, река бушевала еще сильнее, унося людей с собой. Из сотни жайсанов на тот берег выехало восемьдесят человек. Остальные нашли вечный покой для своих душ в бешеных волнах реки Оркун.

Джигиты из дружины доложили Манасу, что сотня жайсанов переправилась через реку и направляется к ним. Манас предупредил, чтобы дружина была готова к неравному бою с обученными жайсанами. Часть джигитов, которые хорошо владели луком, поставил в засаду. Таких стрелков в дружине уже насчитывалось около пятидесяти. По сигналу Манаса они должны были устроить стрельбу по неприятелю. Припрятав свое оружие, Манас выехал навстречу к жайсанам с тридцатью джигитами.

– Кто вы такие?! – спросил сотник грубо, выказывая пренебрежение к безоружным людям.

– Сами кто будете?! – ответил Манас.

– Мы – люди хакана, – сказал сотник грубо. – Я должен пригнать вас к нашему главе на том берегу.

Да, они враги. Люди Эсенкана. Манас разозлился, узнав, кто они такие. За рекой войско численностью до тысячи жайсанов. Не велика беда. Манас почувствовал в себе огромную силу, пусть хоть десять тысяч жайсанов, он был готов один сражаться со всеми силами Эсенкана.

– Мы никуда не собираемся, – сказал Манас. – Уходите с миром.

Он знал, что они без них не уйдут.

Действительно, сотник рванул к Манасу с палицей в правой руке. Он решил, что если одного, двух одолеть, остальные пойдут как миленькие. Манас тоже рванул навстречу. Отбив палицу левой рукой, Манас срубил голову сотника мечом и кинул ее к жайсанам. Изумленные десятники жайсанов переглянулись и дали приказ к нападению. Рванули кони, неся каждый своего всадника на верную смерть. Засвистели стрелы из засады, поражая нападающих. Уцелевшие от стрел с десяток жайсанов были добиты джигитами, которые шли вперед во главе с Манасом. Живых никого не осталось.

Дружинники забрали оружие убитых жайсанов. Джигиты ликовали от ощущения победы. Но Манас предупредил их, что главная битва состоится завтра. На противоположном берегу находятся основные силы противника. Они придут следом за сотней жайсанов.

Что происходило на противоположном берегу Оркуна, Нуукар и его жайсаны не видели. Ожидая сотника, Нуукар начал переживать за судьбу своих людей – было уже поздно и совсем стемнело. Когда с того берега засверкали огни, долетел знакомый запах, извещавший о том, что люди Нуукара уничтожены. Это джигиты Манаса сжигали трупы жайсанов, почитая души своих первых жертв.

Спозаранку Нуукар дал приказ на переправу Оркуна. Оставшиеся жайсаны тысячного войска уже были напуганы, угадав причину горелого запаха.

Опять волны Оркуна унесли сто десять жизней из восьмиста жайсанов. На берег вышли напуганные жайсаны, измотанные в борьбе за жизнь с водой Оркуна. Они еще не знали о том, какие кошмары ждут их впереди.

Встретились на ровной поляне с джигитами дружины Манаса. Дружина выстроилась на возвышенности таким образмом, что невозможно было догадаться об ее численности. Можно было только предположить – около нескольких сотен. Жайсанам и это внушало неимоверный страх.

– Вы кто?! – крикнул Нуукар.

– Мы потомки Орозду-баатыра, – ответил Манас громогласным голосом. – Я – Манас. Внук Орозду-баатыра.

Нуукар понял, кто стоит перед ним. Он и хотел, чтобы состоялась такая встреча. Именно его, Манаса, должен был связать Нуукар и привести к Эсенкану.

– Эй, Манас! Выходи на поединок! Я – баатыр Кымкар! Отвезу я твою голову хакану!

Находившийся рядом с Манасом баатыр Кокче выразил недовольство.

– Надо было бежать! Они перебьют нас по одному.

– Прекрати лепетать, – разозлился Манас, готовясь к поединку. – Если побежим, вот тогда они точно нас перебьют. Кроме меня, чтобы никто не слышал твои слова.

– На поединок выйду я, – сказал Кокче. Он хотел, чтобы Манас не упрекнул его в трусости.

Кокче рванул вперед, на ходу направляя копье в сторону Кымкара. Скакун под Кокче не дал Кымкару разогнаться, даже приготовиться отразить направленное на него смертоносное острие копья. Оно вышло со спины Кымкара, пробив кольчугу, как масло.

Со стороны калмыков выскочил баатыр по имени Болжон, на скаку целясь луком в Кокче. Кутубий поразил его своей стрелой. Обозленный Нуукар схватил Кокче и, приподняв, хотел кинуть на камень. Манас вырвал его из седла вместе с Кокче и бросил перед своей дружиной. Когда Нуукар очнулся, Айнакул отсек ему голову.

Манас дал знак к нападение дружине и рванул в гущу битвы. С боевым ураном «Ман-а-а-с! Ман-а-а-с!» дружина ринулась в бой. Пыль вилась столбами; всадники, вырываясь из бурлящей мглы, мчались в сторону врага. Стоящим впереди калмыцким жайсанам показалось, что на них двинулась лавина. Некоторые из них готовились к бегству, поварачивая своих коней обратно. Жайсаны, обосновавшиеся позади, пытались рвануть вперед, но им не давали ожидавшие удара лавины, стоявшие, как вкопанные, от страха не знавшие что предпринимать. Каждый джигит из дружины, как сокол, напавший на стаю воробьев, выбивал, высекал и колол врага. Пока жайсаны не опомнились, пока не увидели, что на них напала кучка молодых ребят. Но уже было поздно что-либо предпринимать. Большинство жайсанов обратилось к бегству. Джигиты их добивали. Уцелевшие жайсаны, свыше двухсот человек, предпочитая смерть не от рук воинов Манаса, бросились в кровожадные волны реки Оркуна. Поляна покрылась трупами…

Из числа дружинников ранение получили семеро. От радости джигиты обнимали друг друга и молились Вечному Синему Небу. Каждый был горд тем, что, наконец, удалось излить на врага всю накопившуюся злость и обиду, свершить месть. Кто-то крикнул:

– Слава Манасу!

– Живи долго, Манас! – крики продолжались, подхватывались другими.

– Мы вечно с Манасом!

– Мы с Манасом!

Кокче подошел к Манасу и обнял его.

– Я обязан жизнью тебе, Манас! – Кокче встал на одно колено перед Манасом. – Если бы не ты, не видать бы нам этой славной победы.

Все как один, будто кто-то приказал, встали на одно колено перед Манасом.

– Ты наш торе, Манас!

– Ты наш повелитель, Манас!

В глазах у воинов светились лучи надежды и веры в будущее. Если кто совневался в Манасе до сегодняшней битвы, то теперь окончательно уверились в силе мальчика-воина, Сына Тенгри.

Эти парни, все знатные джигиты из разных аулов, своим поведениям и острым умом заслужили похвалу и уважение своих аулчан. За ними готовы были стоять насмерть многие жители аулов, в которых они выросли.

Манас, не испытывая чувства волнения, смотрел на дальние черты стыка Вечного Синего Неба с землей и мечтал о скорейшем осуществлении видения с лучезарным лицом Бакая в окружении многочисленного войска. Приказал, чтобы воины дружины собрали все оружие жайсанов и погрузили на их же коней. По приезде в аулы джигиты дружины должны поделить их между собой и сплотить вокруг себя собственные дружины. Эсенкан не может молча проглотить исчезновение тысячного войска во главе с баатыром Нуукар. Он объязательно пришлет на поиски Нуукара другое войско, еще более грозное и более мощное. Не будет он спать спокойно, когда под боком кусаются паразиты. С трофейным оружием и множеством вражеских скакунов дружина отправилась в свои кочевья…

Бай Жакып и Акбалта с караваном в тридцать пять верблюдов прибыли во владения Карамырзы в Турпане. У них было намерение забрать с собой Манаса и Мажика в свои кочевья. Но сообщил им Карамырза, что Манаса и Мажика увез с собой Бакай, вернувшись из Кашгара с хорошей новостью о рождении у Улаккана второго сына по имени Сыргак. Бай Жакып еще раз прослезился этой новости. Пока Бакая не увидел, не знал о своем брате Улаккане никаких вестей. Считал бай Жакып брата погибшим от рук грабителей. Когда услышал он от Бакая, что Улаккан жив и здоров, плакал как младенец. Плакал он от радости. Слезы радости лились и оттого, что не только жив и здоров родной братец, но и счастлив. Имеет семью и детей. Вот и второй сын родился. Отдохнули они у Карамырзы три дня и двинулись дальше к землям Алтая.

Когда они прибыли в свои кочевья, Манас с дружиной еще не вернулся с дальней охоты. Бай Жакып, ожидая приезда Манаса, стал подумывать, как предподнести ему дар Тенгри в виде саврасого тощего лошака. Ему самому не нравился вид жеребенка. Решил вычесать старую шерсть и помыть его, чтобы тот принял опрятный вид. Чтобы он приглянулся Манасу с первого взгляда. Как он ни старался вычесать старую шерсть, она не сходила с жеребенка; как ни старался помыть его, вид у него становился еще более изнуренным.

Бай Жакып постоянно держал его у коновязи, кормил из рук. Вечерами выгуливал, надевая на голову недоуздок с поводьями. Баю Жакыпу хотелось, чтобы Манас быстрее приехал и принял дар. Но он опаздывал. Бай Жакып подобное нетерпение испытывал только тогда, когда начались схватки у Чыйырды при рождении Манаса. Он никуда не ездил, находился дома целыми днями. Все смотрел на дорогу, откуда должен был грянуть Манас со своей свитой. Выходил из юрты, смотрел на дорогу и заходил обратно. Все вздыхал. Его беспокойство передалось и саврасому лошаку. Он тоже начал всматриваться туда, куда все время вглядывался бай Жакып. Временами вскидывал голову и долго смотрел на дорогу.

– Едут! – закричал кто-то.

Все как один выскочили из своих юрт. Показался на дороге Манас на Торучааре. Его сопровождали Кутубий, Айнакул и Мажик. Грозный вид Манаса наводил страх даже на близких людей. Его высокий лоб прикрывался шлемом. Пронзительный взгляд его больших, глубоко посаженных глаз никто долго не выдерживал. Горбатый нос и большой рот с толстыми губами, ровные прямые скулы и мощный подбородок. На каждом его плече можно было усадить по одному человеку. У родных и друзей возникла гордость за такого внушительного великана, развитого не по годам. Вдруг саврасый тощий лошак тихо заржал. Не отрывая взгляд от жеребенка, Манас быстро спешился и подошел к нему. Взялся за поводья. Осторожно правой рукой повел по спине жеребенка, поглаживая ладонью от гривы до хвоста. О-о, чудо. Старая шерсть, превратившись в клочья, сползла и упала на землю. Тощий лошак в одно мгновенье превратился в буланого красавца. На груди жеребенка отчетливо виднелся отпечаток пальцев Камбар-Аты. Невольно Манас приложил свою голову к груди жеребенка, приседая на одно колено. А жеребенок положил свою голову на плечо Манаса.