Текст книги "Манас. Возвращение в родные земли. Книга третья"

«Да, я встретился еще с одним внуком дедушки, Манасом его зовут. Какой великан и какой богатырь! От его взгляда мурашки по спине побежали. Я даже не мог выдержать его взгляда. Про него говорили самые отвратительные слова. Говорили, что он самый кровожадный человек в мире. Увидит врага – сразу хватается за саблю, чтобы отрубить ему голову. Вчера он же не хватался за саблю, даже прибыл без оружия. Выходит, мы с Манасом двоюродные братья. Нет, не хочу я его назвать братом. Он теперь мой враг. Зачем он приехал из Алтая? Пусть он обратно уедет. С малых лет я с Конурбаем дружу, сыном Алооке-хана. Где был Манас, когда я был маленьким, когда я нуждался во всем, в одежде, в пище и в обучении. Мне все это дал Алооке-хан, подружил меня со своим сыном. Конурбай и я – братья, лучше чем кровные братья. Нас ничем не разделить. Когда я был в Бейджине, Конурбай мне обещал место своего отца, ханство в Анжияне. Когда Алооке-хан постареет. Когда Алооке-хан окажется старым, слабым и негодным для управления ханством. Вот когда я стану ханом Анжияна, вот тогда бы я собрал всех кыргызов в горах вокруг города. Даже Манаса бы позвал из Алтая, если бы он не приезжал заранее. Пусть теперь катится обратно».

Мысли у Жапака лились рекой, он понимал, что у него и Конурбая рушились те мысли, которые посетили обоих, когда Жапак находился в Бейджине, где Конурбай добился большого положения у кагана Эсенкана. Он чуть ли не главным помощником сделался у великого кагана. Но он почему-то очень скрытным стал, очень мало говорит. Долго смотрит в глаза собеседника, будто что-то хочет найти в глазах. Что за люди были эти ханы, Текес-хан, Орго-хан и Акунбешим, которые смеялись над Манасом? Говорили, если появится Манас на их землях, они его в землю закатают. Наоборот получилось. Манас сам всех в землю закатал. Когда Жапак говорил с Орго-ханом, о-о, как он хвастался, что у него более мощная сила соберется, чем войско Манаса. Что теперь делать? Сможет ли Панус-хан защитить свой Ташкен? Сможет ли Алооке-хан отогнать Манаса назад? Почему они не могут объединить свои войска? Чем дальше думалось Жапаку, тем туманнее становилась его судьба в своем воображении. «Наверное, отец встретится с Манасом, все-таки они же являются родственниками. Он меня выпросит у Манаса». Такими были последние думы Жапака перед очередными его утренними снами…

– Эй, Жапак! Вставай! – кто-то толкнул его в спину.

Окаменевшее его тело еле приняло сидячее состояние. Встать или принять другое положение мешали связанные руки и ноги. Оглядевшись вокруг, Жапак увидел своих сверстников, находящихся точно в таком же положении, как и он сам. Жапак почувствовал себя ответственным за их судьбу, и защемило его сердце за свою вину перед ними. Он не мог предугадать, что с ними сделают, может быть, убили бы всех невзначай. Самое главное сейчас то, что пока еще живые, хотя находятся в плену. В это время заскочили в юрту несколько аскеров, развязали руки и ноги у пленных и приказали выйти из юрты. Сказали аскеры всем пленным, чтобы они привели себя в порядок и пришли в эту же юрту для утренней трапезы. Отпустили их в сторону ложбины, где неслась буйная маленькая речка.

Жапак не мог сказать ничего утешительного своим джигитам. Они тоже молчали, будто воды набрали в свои рты. Жапак не мог смотреть в глаза своим джигитам. Они тоже не смотрели в его сторону.

– Что с нами будет? – буркнул в сторону Жапака один из джигитов, кто был постарше всех, после трапезы.

– Не знаю, – ответил Жапак.

– Так ты узнай, спроси! – с упреком сказал другой и спросил: – Почему ты взял нас с собой?

– Вы же слышали, что я сказал Манасу, – ответил Жапак. – Вас я взял с собой для того, чтобы показать ему, что я не один со своим требованием.

– Я вообще не против, что Манас находится здесь, – сказал тот, который интересовался, что с ними будет.

– Мы тоже не против, что Манас приехал к нам, – сказал третий, ручаясь за всех.

– Только ты залаял, – высказался тот, который требовал узнать, что с ними будет. – «Уезжайте! Это моя земля!». Откуда она твоя? Эти земли – земли Алооке-хана. Пусть Манас его прогонит. Вот тогда, может быть, она станет твоей.

Жапак не мог ответить никакими возражениями. Этих ребят он собрал всех вместе из разных родов и племен местных кыргызов, чтобы показать Манасу. Вот видишь, дорогой родственник, все племени и роды этих мест не рады твоему появлению. Но не огорчился тому, что ребята поменяли свои мнения сегодня. Когда все получали из рук Жапака по одному скакуну, они согласились поддержать Жапака. А как оказались в плену, видимо, что-то заиграло внутри у каждого, отказались от прежних мыслей. Ладно, Жапак не будет с ними спорить. А кони, кажется, останутся у Манаса. Это даже лучше. Потом их сам Жапак заберет…

* * *

Радость встречи с родными братьями у бая Жакыпа заставила вскипеть в кровяных жилах крови предков. Когда они поступили к сердцу, он совсем обмяк и потребовал от Бакая принести в жертву множество лошадей перед Тенгри, чтобы ему выразить благодарность как следует, вместе со всеми братьями Жамгырчы, Улакканом, Текечи и Шыгаем, которые сегодня встретились на благодатной земле Ташкен. Жаль, что Бай-ава умер по пути, не смог стать свидетелем такой радости. Надо попросить Тенгри, чтобы он покровительствовал другим братьям Усену, Кызылбеку и еще троим, которые были увезены ногайцами в кайказские просторы. Сегодня вокруг дастархана пятеро братьев, что и так удовлетворяло каждого, пожелали отсутствующим другим братьям скорую встречу и приступили к воспоминаниям. Благодарили Тенгри, что он дал потомкам Орозду-баатыра такого богатыря как Манас, который сумел объединить народы и возвращает свои земли своему народу…

Кутубий подошел к Манасу.

– Мой хан! – обратился он к Манасу. – Что будем делать с вашим двоюродным братом?

– Он мой брат, – ответил Манас. – Поэтому я не буду принимать никаких решений.

– Вдруг я приму решение, – задумчиво сказал Кутубий. – Может быть, оно вам не понравится.

– Если я передал тебе вопрос, чтобы решить, – сказал Манас, – меня не интересует, как ты его решил. Оно должно стать и моим решением.

– Я его отпускаю восвояси со своими друзьями, – спокойно сказал Кутубий. – Парень еще молодой, должен набраться ума-разума.

– Прежде чем отпустить его самого, – попросил Манас Кутубия, – задержи на несколько дней. А ребят отпусти сразу.

– Хорошо, мой хан, – Кутубий повиновался и был доволен тем, что его решение понравилось Манасу.

– Манас-ава! – рядом появился Чубак.

Почему-то у этого молодого богатыря вырабатывается привычка появляться незаметно там, где ему нужно сказать что-то или сообщить что-нибудь.

– Слушаю тебя, Чубак! – повернулся к нему Манас.

– Отец послал меня за вами, – сказал Чубак. – Они ждут вас в ханской юрте.

Да, Кокетей-ава вчера тоже не уехал, просто бай Жакып его не отпустил. Куда там уедешь, когда в семье такая большая радость. Состоялась встреча братьев через полвека.

– Сынок, Манас, пора нам возвращаться в свои кочевья, – сказал старец Кокетей, когда Манас и Кутубий зашли в ханскую юрту.

В ханской юрте находились кроме старца Кокетея хан Кошой, Акбалтаава и Асылбек. Присаживался Жамгырчы-ава, видимо, его тоже пригласили.

– Кокетей-аксакал спешит к своим аулам, – сказал Акбалтаава. – Пока он с нами, мы должны решить, что будем делать с Панус-ханом.

– Он находится в окружении наших войск, – сказал Асылбек. – С юго-запада к городу прижались войска братьев Жамгырчы-авы, с северной стороны окружили наши войска. Спасибо Жамгырчы-аве, что он вооружил наших людей. У горожан открыты пути только на юго-восточное направление.

– Юго-восточное направление тоже должно быть занято нашими войсками, – сказал Манас. – Кутубий, примешь меры.

– Хорошо, мой хан!

– Кошой-ава, – обратился Манас. – Нужно вам возглавить переговорщиков, чтобы предложить Панусу сдаться без кровопролития.

– Хорошо, мой хан! – ответил Кошой-хан и рассмеялся.

Сначала никто не понял, почему Кошой-хан рассмеялся, дошло до всех только через некоторое время, и залились смехом все сплошь.

– Только завтра утром, Кошой-ава, – продолжил Манас. – Переговорщиков себе вы сами подберите из числа моих чоро.

– Хорошо, сынок, – обещал Кошой-хан.

– Выступаем утром и осаждаем город со всех сторон, – сказал Манас.

Никто не стал возражать. Кошой-хан был очень доволен решительностью молодого хана кыргызов. Он пожелал внутри себя долгих лет жизни Манасу. «Только такие богатыри приведут народ к победе, – подумал старец Кошой, провожая старца Кокетея. – Народу не нужно иметь много золота, серебра, чтобы чувствовать себя в безопасности, их могут отобрать враги». Когда народ имеет богатырей, враг не сунется ни с какими требованиями.

* * *

Утром, как только ударило солнце своими лучами в глинобитные стены домов города, Кошой-хан въезжал в город со своей свитой переговорщиков. У города не было никаких входных ворот, улицы города выходили на степи и были открыты для всех желающих для въезда в город. К такому беспечному состоянию привела полувековая мирная жизнь горожан. Калмыки думали, что теперь, когда Эсенкан властвует над всем миром, нет ни одного врага на земле, который осмелился бы поднять меч на ханства великого кагана. Кошой-хан с четырьмя переговорщиками поехал по улице, которая проходила рядом с ханским дворцом Пануса. Говорили, что до Пануса в этом ханском дворце сидел хан Кокетей, которого свергли калмыки и посадили его сначала в зиндан. Только уважение к его уму со стороны Эсенкана спасло жизнь Кокетею. Он, говорят, вынудил Пануса отпустить Кокетея, чтобы кыргызы и казахи вокруг Ташкена не озлобились против калмыцких властей, если убьют мудрого старца. Убийство Кокетея привело бы к непредсказуемым последствиям. Могло произойти большое кровопролитие. Только благодаря разумным действиям Кокетея не произошло кровопролития, когда пришли калмыки, захватывая земли и города. Кокетей молча уступил все калмыкам, понимая то обстоятельство, что сопротивление сейчас бесполезное занятие. Оно привело бы к гибели всех кыргызов и казахов. Ему нужно было спасти людей. Вот теперь он должен пожинать плоды тогдашнего своего решения. Долго пришлось ждать. Но дождался.

Перед Кошоем предстали величавые стены ханского дворца. Лицо дворца, которое смотрело на улицу, было выполнено каменным с причудливыми нарезками и изображениями. Оно притягивало любого человека, привлекало внимание всех, кто появлялся на этой улице. Но Кошой не мог себе позволить наслаждаться красотой этого дворца. Было три огромных двухстворчатых двери на лицевой стороне дворца. Около центральной двери стояла охрана из десяти жайсанов, которые стояли строем по пять человек с двух сторон двери. При виде дворца Кошой-хан и его четверо сопровождающих переговорщиков спешились. Открылись левые от середины двери, и вышли из дворца трое знатных людей и направились навстречу свите Кошой-хана. Приблизившись к ним на несколько шагов, степенно поклонились одновременно, что явилось, видимо, приветствием. Средний из них, по всей вероятности, был главным, показал рукой Кошой-хану, в какую сторону следует двигаться, чтобы встретиться с Панус-ханом.

Кошой-хана с его свитой завели в огромное отделение с высокими потолками, где располагалась большая тахта, на которой валялись олпоки с подушками. Высота тахты равнялась одному взмаху руки. Всех посадили напротив тахты на продольные длинные сиденья…

* * *

– Отец! – крикнул Жапак Шыгаю. – Скажи своим родственникам, чтобы они меня не задерживали! И немедленно убрались отсюда.

– Сынок! Не сходи с ума! – взмолился Шыгай. – Они наши братья и родственники.

– Нет, отец! – кричал Жапак. – Они мне не братья, не родственники! Они приехали рушить мое будущее! Я их ненавижу!

Шыгай никак не мог уговорить своего сына идти на встречу со своими братьями, с баем Жакыпом, Улакканом, Жамгырчы-авой и Текечи-баатыром, чтобы они благословили этого неблаговерного, отбившегося от родства ногойца. Утром приходил Улаккан к Жапаку, вернулся он с рукой у воротника, только промолвил: «У него душа уже чужая». Когда шел к Жапаку сам Шыгай в надежде, что сын его, возможно, послушается все-таки родного отца. Манас ему покачал головой, сказав: «Отпустите его, Шыгай-ава, он уже, я понял, не наш». Теперь, после долгих уговоров, Шыгай тоже понял, что родной сын Жапак теперь ему не сын, вернее, сын, но с чуждыми для семьи мыслями. «Будь проклят тот день, когда я отдал его в школу…», с такими проклятиями Шыгай корил себя и жалел за свои старания за судьбу сына.

– На! Возьми, сынок! – Шыгай подал плеть Жапаку. – Уезжай! Теперь у тебя нет отца! Нет матери!

Решительные действия отца ошеломили Жапака. Он такого, что отец откажется от него ради родни, никак не ожидал. В поведении отца было что-то непонятное, недостижимое его сознанием. То, что думал Жапак добиться своими действиями, хотя бы раздора между братьями, не получилось. Теперь ему остается только то, что обещал своему отцу, уйти туда, куда бросятся глаза. Конечно, у него было куда обращаться. Он нехотя взял плетку в руку и направился к выходу.

Шыгай сел на колени в обратную сторону от входа в юрту, чтобы не видеть сына со спины. Он мог не выдержать мучение и броситься за сыном. «Пусть его теперь бережет Тенгир!», – взмолился Шыгай, вспоминая свое детство. Да, на пустынях Эрена ему не приходилось сладко. По сравнению с теми временами у Жапака есть все. Это он от своей сытой жизни важничает и ничего не видит. «Столько много для меня сделал Жамгырчы-ава, все это я должен забыть ради сына. Если бы его, Жамгырчы-авы, не было, может быть, ты бы и не родился. Нельзя забывать что было, когда строишь будущее. Вбить клинья между братьями нашим врагам было не под силу. Не думай, что ты сможешь сеять раздор между мною и братьями». Топот копыт скакуна, который уносил Жапака неизвестно куда, привел Шыгая в чувство.

* * *

От долгого ожидания Кошой-хан начал раздражаться у приема на встречу с Панус-ханом. Как только его со свитой посадили на сиденьях, он начал представлять беседу с ханом калмыков, который почти полвека правил Ташкеном и его окрестностями. Старец Кокетей на словах изобразил его самонадеянным и самодовольным человеком. Конечно, управлять ханством непростая работа. Все зависит от окружения. Окружение хана – это лицо хана. Можно понять Панус-хана, его время сделало таким самодовольным и самонадеянным. Он просто так не отдаст ханство. Говорят, у него окружение сильно мудрое. Может быть, они сумеют ему объяснить обстановку. Кошой-хан сильно кашлянул, было заметно, что человек хочет обратить на себя внимание. В ответ на кашель Кошой-хана в соседнем отделении дворца происходило что-то непонятное; были слышны глухие звуки, будто падали тяжелые вещи, было слышно звяканье мечей, будто кто-то сражается насмерть, и были слышны проклятия, которые сыпались на чью-то голову, будто проклинатель находится в безнадежном положении…

Через некоторое время открылась дверь из этого шумного отделения в сторону переговорщиков и вышли к ним трое. Один из них был в годах и руководил действиями двоих других.

– Будьте здоровы, Кошой-ава! – поздоровался он.

– Будь здоров! – принял приветствие Кошой-хан и спросил: – Мы с тобой знакомы?

– Кто вас не знает, Кошой-ава, – улыбнулся переговорщик. – Я даже знаю, о чем же вы собираетесь говорить с Панус-ханом.

Кошой-хан сообразил, что человек занимает непростое положение во дворце Панус-хана и он знает его самого, Кошой-хана.

– Так долго ли придется нам ждать Панус-хана? – спросил Кошой-хан.

– Панус-хан не сможет с вами говорить, Кошой-ава, – улыбка еще не сошла с лица переговорщика. – Но я постараюсь угадать его мысли, как он мог бы ответить на ваши вопросы.

– Ташкен был нашим городом, – сказал Кошой-хан. – Теперь мы требуем, чтобы Панус сдал нам его.

– Я знал, Кошой-ава, с каким вопросом вы к нам явились. Я вам обещаю. Город мы сдадим точно так же, как когда-то сдал нам его Кокетей-хан. Ведь история повторяется, Кошой-ава.

– Нет, родной, история не повторяется, – утвердительно сказал Кошой-хан. – Вы отобрали чужое, а мы возвращаем свое. В остальном ты прав.

– Признаю, Кошой-ава, – согласился переговорщик. – Будьте уверены в наших словах.

Кошой понял, что на свой вопрос получил достаточно ясный и четкий ответ без труда. Ему и его свите оставалось проститься с переговорщиками с калмыцкой стороны и удалиться из ханского дворца в сторону выхода. За всех Кошой-хан сам один простился с людьми Панус-хана и направился к выходу. Переговорщик с двумя помощниками проводили Кошой-хана и его свиту до того места, где они спешились, оставляя своих скакунов.

– Кошой-ава! – сказал переговорщик, помогая Кошой-хану садиться на коня. – Через день можете зайти в город с войском. С нашей стороны не будет никакого сопротивления.

Кошой-хан был удивлен со времени появления этого переговорщика в ставке Панус-хана, как только он переступил порог ханского дворца. Отсутствие на переговорах самого Панус-хана, весь ход разговора и обещание о том, что не будет никакого сопротивления, – все это было очень сильно подозрительно. По приезде в ставку Манаса он рассказал о странностях на необычных переговорах. Никто не мог объяснить поведение переговорщиков с вражеской стороны. Будто тот переговорщик, кто принимал Кошой-хана, является даром Тенгри. То, что и как хотели кыргызы вернуть Ташкен от калмыков, осуществлялось без единой жертвы и без кровопролития, если верить словам переговорщика с вражеской стороны. В любом случае буруты решили быть настороже.

В назначенный день войска самого Кокетея во главе с Асылбеком, войска Жамгырчы, Текечи и Шыгая и войска Манаса со всех сторон Ташкена, занимая все улицы города, стремительно поплыли в сторону ханского дворца. Кокетей находился рядом с Манасом в окружении сорока чоро. Когда все главы войск сошлись у ханского дворца, из его дверей вышел тот переговорщик, который разговаривал с Кошой-ханом. Кокетей спешился при помощи своих людей и взял в свои объятия его таким образом, что можно было подумать о том, что они самые близкие люди на этом свете.

Стяг Панус-хана срубили с вершины ханского дворца. На месте старого развивался новый красный стяг Кокетей-хана.

– Кыргы-ыз!! Кыргы-ыз!! – затянули люди Жамгырчы, Текечи и Шыгая.

– Коке!! Коке!! Коке!! – ликовали люди Кокетей-хана.

– Ма-на-ас!! Ма-на-ас!! Ма-на-ас!! – голос многотысячного войска Манаса прогремел в бескрайних равнинах долины, где располагался город, оглушая другие ураны разных родов и племен. Заиграли кернаи и сурнаи. От торжественных звуков доолбасов казалось, что гудит земля под ногами. Аскеры спешились и пустились в танцы и пляски. Никто им не говорил, что произойдет мирная передача власти. С утра, когда они направились по улицам города в сторону ханского дворца, ожидали ожесточенное сопротивление войска калмыков и горожан. Именно мирное завершение нашествия аскеров к дворцу поднимало настроение всех людей и придавало торжественности поднятию стяга Кокетея.

* * *

Таким образом, Ташкен возвратился под ханство Кокетея. Коренные жители Ташкена были очень рады возвращению Кокетея ханом родного города. Панус-хана отправили в зиндан. В честь возвращения Кокетея в свое ханство город находился в торжестве в течение недели. Праздновали бай Жакып и все его братья встречу через полвека, а не вознесение Кокетея вновь в ханы. Радовались от души, вновь и вновь рассказывали они свои детские воспоминания друг другу. Только один Шыгай был без радости. Он пожаловался братьям на сына, который вырос среди калмыцких ребят в школе, куда он определил Жапака, чтобы он получил достойное образование. А вышло так, что он получил дурное образование, которое сделало его врагом всем ногойцам, значит, и всему кыргызскому народу. Братья успокаивали Шыгая: может, он одумается и вернется в свой стан. Ох, как хотелось Шыгаю, чтобы вернулся Жапак и сказал: «Извини, отец! Я был не прав!»

Когда праздники завершились, Манас собрал совет для решения вопросов дальнейшего пребывания всех войск на земле Ташкена. После появления Жапака с требованием возвратиться Манасу в свои Алтайские земли возникла необходимость изучения мнений жителей разных земель, особенно кыргызских племен и родов. Кто-то радуется и приветствует переезд Манаса из Алтая в земли Ала-Too, что теперь удастся объединить всех кыргызов на одних землях. А некоторые относятся к Манасу с завистью, что ему удалось освободить земли предков от захватчиков, что только к нему Тенгир был благосклонен во всех его делах. А некоторые только теперь, когда Манас ступил на родные земли, начали думать о том, что им самим надо было заниматься призывом к единению всех кыргызов. На совете Манас не мог добиться согласия всех глав родов и племен по всем вопросам. Ему пришлось распустить совет, ссылаясь на то, что сейчас он хочет прислушиваться к знакам от Тенгри, которые поступят от Вечного Синего Неба на высоких горах, куда он отправляется на охоту со своими людьми.

Войско Манаса разместилось на стороне Анжияна, в долине Отуз-Адыр, на неопределенное время. Остальные войска разделились по разным местам. Акбалтаава вместе с Кошоем двинулись в сторону Алайских земель с частью войска во главе с Кутубием. Почему-то Акбалтаава давно просит увести Кутубия с собой, чтобы его вознести в ханы нойгутов. Наверное, придется согласиться, ибо будущие границы кыргызских земель должны быть защищены очень надежно. А Кутубий – он и есть сама надежность.

Сам Манас с Бакаем поехали на охоту вверх по ложбине Кара-Кулжа в сопровождении сорока чоро.

Конец третьей книги.