Текст книги "Преподобный Сергий Радонежский. Игумен земли Русской"

Начало иноческого пути

Отзвучали песнопения последней литургии заупокойного сорокоуста, сделаны последние распоряжения относительно отцовского имущества, пришедшегося на его долю (что-то было роздано бедным и нищим, что-то оставалось младшему брату, Петру) – впереди обозначился ясный и прямой путь Варфоломея, которому суждено уже в ближайшем будущем стать иноком Сергием. Казалось бы, с юношеским восторгом должен был он устремиться по этому пути, воспарив над землей от радости сбывшейся мечты. Но Варфоломей спокоен и тих – молитва, пост и богомыслие уже давно обуздали в нем юношеские страсти, светлая печаль по усопшим родителям умирила и смирила внешние чувства, а привычка к послушанию подвигла его просить старшего брата Стефана последовать с ним в лесную глушь для отшельнической жизни. Во всем этом уже ясно проглядывает будущий облик великого подвижника – тишина, простота, внутренняя сосредоточенность, смиренная готовность уступить первенство и принять на себя самое трудное соединятся в нем с великой любовью к Богу, стремлением служить Ему единому, самозабвенно и безраздельно предаваясь в Его святую волю. А пока они со Стефаном идут по заповедным радонежским лесам в поисках места своих будущих подвигов.

Стефан поддался на уговоры младшего брата легко, но эта легкость ухода от мира была совсем иного свойства, чем у Варфоломея. После переселения в Радонеж Стефан поступил на службу к великому князю Симеону Гордому. Но вскоре его семейному счастью пришел конец: недолго проболев, умерла его ненаглядная жена Анна, оставив ему двоих малолетних сыновей, Климента и Иоанна. Этого горя Стефан пережить не смог и, оставив сыновей на попечение Петра, ушел в Хотьковский монастырь. Монастырская жизнь, болезнь и кончина родителей на время притупили боль, но полного утешения не принесли. Потому Стефан с такой готовностью устремился за братом, надеясь в лесной глуши совладать со своей бедой.

Когда пришли на Маковец, небольшой холм, вздымавшийся над ложбиной, в которой мирно журчал небольшой источник, Стефан и Варфоломей по таинственной и неизреченной радости, наполнившей их души, поняли, что дальше идти уже не нужно, что Господь привел их туда, где назначено им подвизаться. Место это располагалось всего в десяти верстах от Радонежа. Со всех сторон его окружали вековые леса, в которые по едва приметным тропам забредали лишь охотники в поисках добычи. Между тем оно издавна имело свое название. Известно оно было в округе загадочными и странными явлениями, которые нередко возбуждали любопытство и благоговейный страх у местных жителей. Случалось им видеть таинственный свет, по временам озарявший Маковец, слышать колокольный звон и дивное пение, доносившиеся оттуда. Но люди там не селились, и место то сберегалось до времени, назначенного Промыслом Божиим…

Сотворив молитву, братья соорудили шалаш, обустроились на скорую руку и принялись рубить лес. Построили келлию и поставили небольшую «церквицу». Затаив в душе свое заветное, Варфоломей приступил к брату с вопросом: чье имя прославится среди лесной глуши, в честь кого освятят они свой крохотный, своими руками срубленный храм? Стефан ответил, не задумываясь. Он напомнил брату о предсказании крестившего его иерея, нарекшего его служителем Святой Троицы. Варфоломей был несказанно рад, он верил, что Сам Господь исполнял его заветное желание, которое он не решался высказать вслух, во всем подчинившись старшему брату, как подчинялся прежде отцу.

Вскоре Стефан отправился в Москву, чтобы просить разрешения князя монашествовать в радонежском лесу и благословения святителя Феогноста на освящение лесного храма в честь Святой Троицы. Святитель благословил радонежских отшельников и послал вместе со Стефаном иереев со всем необходимым для освящения нового храма и совершения в нем первых богослужений. Так, предположительно в 1337 году началась история Троицкой обители, ставшей впоследствии Лаврой.

Варфоломей с братом Стефаном строят церковь в лесу

До тех пор пустынных обителей на Руси не было, монастыри строили в городах, потому монастырская жизнь шла под сильным влиянием жизни мирской. Юноша Варфоломей мечтал о подлинно монашеской жизни, устроенной по правилам древних подвижников. Не может быть сомнения в том, что он знал писания древних отцов, иначе его стремление к пустынной жизни объяснить было бы весьма затруднительно. Теперь он с радостью приступил к практике отшельнической жизни. Сосредоточенная молитва, богомыслие, труд мерной чередой заполняли время. Безраздельная любовь к Богу наполнила его сердце. Смиренная покорность Божественной воле, полное отсечение собственных желаний и устремлений, как щитом, прикрыли его от нападок злобных и могущественных врагов. Он ни о чем больше не мечтал, ни к чему иному не стремился: он пришел сюда, чтобы всю свою жизнь быть наедине с Господом, приближаясь к Нему по мере своих сил, преодолевая свою духовную немощь дарованной свыше благодатью.

Стефан прожил с братом в лесной глуши недолго. Он оказался не готов к этой жизни, которая так естественна и органична была для Варфоломея, приготовленного к ней почти монашеской жизнью в родительском доме. В монастырских обителях новоначальный брат проходит длительный искус, прежде чем получает постриг, а на отшельничество выходит по благословению духовного отца или игумена после долгих лет жизни в смирении, послушании, посте и молитве. Только достигшим совершенства в этих подвигах доверяют мудрые старцы подвиг пустынного жительства. Стефан пришел на отшельничество из мира, пришел не по велению сердца, а в стремлении избыть свое горе. Страсти кипели в нем, делая его легкой добычей бесовских сил. Искушать сердце новоначального пустынника начинает обычно дух уныния, парализующий волю, наполняющий душу беспричинной тоской, вызывающий неодолимое желание уйти из пустыни, вернуться в привычный мир. Закаленные в подвиге преодолевают искушение постом и молитвой, неопытные и малодушные поддаются лукавому внушению и оставляют начатый труд. Так случилось и со Стефаном. Он ушел в Москву и построил себе келлию в Богоявленском монастыре. Здесь, по свидетельству преподобного Епифания Премудрого, он подвизался по всей строгости монашеских уставов и вскоре обрел духовного друга в иноке Алексии, будущем митрополите Московском. Оба они высотой своего жития привлекали внимание не только монашеской братии, но вскоре стали известны и в миру. Князь Симеон Иоаннович Гордый и многие его ближние бояре избрали их своими духовниками и нередко советовались с ними и по княжеским делам. Здесь пройдет Стефан все ступени монашеского делания, чтобы потом вернуться к брату в его пустынный монастырь, о котором он не смог забыть, несмотря ни на что.

Варфоломей остался на Маковце один, но дух его не смутился. Бесы не раз приступали к нему, но ничего не могли поделать с его не знающим сомнений упованием на благую и совершенную волю Божию. Принимать монашеский постриг он не спешил, отдавая и это в руки Божии, но, когда получил небесное извещение, оставшееся тайной его святой души, призвал на Маковец знакомого ему (может быть, даже по Хотькову) игумена Митрофана и попросил пострига. Игуменами в то время назывались монахи, имевшие право духовничества в миру. Они же имели право постригать в монашество мирян, пожелавших монашествовать в миру. Такое по обычаям того времени не возбранялось.

Игумен Митрофан совершил монашеский постриг боярского сына Варфоломея, уроженца старинного и славного города Ростова, 7 октября, в день, когда Святая Церковь вспоминает мучеников Сергия и Вакха, пострадавших в конце III века в Риме. По обычаю имя новопостриженному иноку нарекалось в честь одного из святых, чья память приходилась на день пострига. Варфоломей был наречен Сергием. Игумен Митрофан пробыл на Маковце неделю. Он ежедневно совершал Божественную литургию и причащал инока Сергия Святых Христовых Таин, наставлял его в монашеской жизни, а по прошествии недели оставил его. Сказав на прощание: «Бог да будет тебе прибежище и сила, еже на врагы, еже противитися кознем его и лаянию»[14]14
  См.: Епифаний Премудрый и Похожий Логофет. Жизнь и житие… С. 34.


[Закрыть].

Пострижение Варфоломея в монахи

В полном одиночестве инок Сергий провел около двух лет. Это были годы напряженнейшей молитвы и борьбы с бесовскими искушениями. Особенно нападали бесовские полчища по ночам. Когда были испробованы все бесовские хитрости, а подвижник остался невозмутимо спокойным и твердым, на святого Сергия восстал сам сатана. В один из вечеров, когда преподобный Сергий вошел в церковь, чтобы петь заутреню, внезапно стена церковная расступилась и явился сатана с многими полчищами сил бесовских в островерхих литовских шапках, скрежещущих зубами, вопящих и грозящих подвижнику смертью. Подобные явления знакомы всем пустынникам: диавол всегда силится разорить святое дело в самом начале, не допустить утверждения подвижника в своей пустыни, чтобы не дать возникнуть обители, которая станет со временем бастионом духа, прибежищем людей, ищущих путей небесных. Вот и на Маковце бесновалась нечистая сила, грозила, шумела, вопила в сотни глоток: «Отиди, отиди от места сего! Что ища пришел еси в пустыню сию? Что хощеши обрести на месте сем? Что требуеши, в лесе сем седя? Жити ли зде начинаеши? Векую зде водворяеши? Не надейся зде жити: не к тому можеши ни часа закоснети. Се бо… место безгодно и не проходно, со все страны до людей далече, и никтоже от человек не присещает зде. Не боиши ли ся, егда от глада умреши зде или душегубци разбойници, обретше, разбьют тя? се бо и зверие мнози, плотоядци, обретаются в пустыни сей, и волци тяжции выюще, стадом происходят сюду… <…> И каа потреба есть тебе, аще зде зверие, нашедшее, снедят тебе, или какою иною безгодною, безлепотною, напрасною умреши смертию? Но без всякого пождания, встав, побежи скорее еже от зде, никако не размышляя, не сумняся, ни озираяся вспять, семо и овамо, – да не тебе еже от зде скорее проженем и умертвим…»[15]15
  См.: Епифаний Премудрый и Похожий Логофет. Жизнь и житие… С. 35–36.


[Закрыть].

Каково было молодому иноку слушать это ненастными осенними и лютыми зимними ночами? На этот вопрос может ответить только тот, кто пережил подобное. Невиданное на Руси дело затевал инок Сергий – за ним вслед устремятся сотни учеников. Они понесут свет Христовой веры в лесные дебри бескрайней Руси. Этот свет озарит и освятит безлюдные дотоле места, привлечет сотни и сотни людей. Вокруг убогих деревянных стен возникающих обителей зародятся города и села, крест Христов и молитва изгонят нечистую силу из обжитых ею лесов и болот. Освященная и просвещенная земля процветет дивным цветом и принесет сторичный плод. Прежде чем придут сюда князья со своими дружинами, земли эти приведут под священные стяги смиренные иноки в стареньких, потертых, проверенных на прочность ветрами и дождями рясах. И во главе этого святого воинства суждено было стать безвестному иноку с Маковца, затерянного в радонежских лесах. В этом смысле он был истинным собирателем Руси под священными хоругвями Церкви Христовой.

Простой и ясной представляется жизнь инока Сергия в эти два года. Он ежедневно совершал все положенные церковные службы, кроме литургии, которую не имел права совершать, так как не был облечен священническим саном. Молитвы и псалмы были всегда у него на устах и в сердце, чтение Священного Писания укрепляло его во всех трудах. Ночами подвижник подолгу молился, днем выполнял необходимые работы по хозяйству – летом рубил лес, корчевал пни, копал землю, вел огород, готовил на зиму дрова, запасался лучиной для долгих ночных молитв, правил изгородь, в образцовом порядке содержал свою малую церквицу. Зимой дел по хозяйству меньше, но зато больше времени для молитвы и чтения. Еда – самая простая: хлеб, который приносит кто-то из Радонежа (скорее всего, Пётр, а может быть, кто-то иной по его поручению), овощи со своего огорода, вода из источника, что укрылся под горкой. Одежда – одна и та же летом и зимой, но от холода и зноя радонежского отшельника хранит сердечная молитва, имя Божие становится его покровом и защитой.

Собеседниками Преподобного были только лесные звери и птицы. Зверья здесь водилось много, были и медведи, которые, наверное, не раз подходили близко к келлии и были агрессивны и напористы. Волки стаями пробегали мимо, и намерения их, наверное, не всегда были миролюбивыми. Против этой угрозы, как и против бесовских нападений, Преподобный оборонялся своим единственным оружием – крестом и молитвой, и звери не причиняли ему никакого зла. А один из медведей, раз получив из рук Преподобного краюху хлеба, в течение долгого времени являлся к его келлии едва ли не каждый день. Преподобный делился с ним всем, что имел, и нередко отдавал лохматому гостю последний кусок хлеба. Так Божией благодатью в чистой и смиренной душе инока Сергия уже в это время сиял образ Божий, проступало истинное богоподобие, утраченное Адамом, и лесные звери склонялись перед ним, как перед первозданным Адамом.

Это была святая жизнь святого избранника Божия, и ничего более не желал он, кроме как встретить свой смертный час в этой полюбившейся ему лесной пустыни, никому не ведомым, кроме одного Бога. Однако Господь судил иначе…

Лесная обитель

К концу второго года жительства преподобного Сергия на Маковце о нем было уже известно многим искателям истинного подвижничества. Поначалу приходили к нему для беседы и назидания, но вскоре появились среди приходящих и те, кто желал подвизаться под руководством молодого, но уже столь опытного пустынножителя. Сергий на первых порах не только не хотел принять их, но и прямо запрещал селиться в своей пустыни, предупреждая о тяготах и трудностях пустынного жительства. Пришедшие к нему соглашались терпеть все ради того, чтобы жить рядом с таким угодником Божиим. Всегда покорный воле Божией и на этот раз уразумевший пути Божии, Преподобный давал первое наставление пришедшим: «Я не изгоню вас, поскольку и Спаситель наш говорил: Грядущаго ко Мне не изжену вон (Ин. 6, 37), и Давид сказал: Се, сколь добро, или сколь красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132, 1). Я, братие, хотел жить один в пустыни сей и так скончаться на месте сем. Но если угодно Богу, чтобы быть монастырю в этом месте и многой братии, да будет воля Господня! С радостью принимаю вас. Только потрудитесь создать себе келлии. И да будет вам известно, что если в пустыню сию жить пришли, если со мною в месте этом пребывать хотите, если работать Богу пришли, приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякие трудности и нужду и недостатки, нестяжание и бодрствование. И если работать Богу пришли, то уготовайте ваши сердца не для пищи и брашна, не для покоя и безмятежности, но на терпение, чтобы терпеть всякое искушение, всякие трудности и печали. Приготовьтесь к трудам, пощению, подвигам духовным и многим скорбям: Многими бо скорбъми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. 14, 22); Узок путь и прискорбен есть, вводяй в жизнь вечную. И мало их есть, иже обретают его (ер.: Мф. 7, 14); Мнози суть звани, мало же избранник (Мф. 20, 16). Потому мало спасающихся. Мало стадо Христово, о котором в Евангелии сказал Господь: Не бойся, малое стадо, яко благоизволи Отец Мой дати вам Царство Небесное (ер.: Лк. 12, 32)»[16]16
  См.: Епифаний Премудрый и Похожий Логофет. Жизнь и житие… С. 40–41 [в современном переводе].


[Закрыть]. В ответ на это с радостью отвечали ученики: «Все поведенное тобой сотворим и ни в чем не ослушаемся тебя».

Первым пришел на Маковец к иноку Сергию некто Василий, прозванный Сухим: возможно, это прозвание дано ему было за чрезвычайное воздержание, отчего был он худ и сухощав. Он пришел с верховьев реки Дубны и был уже в преклонных летах, так что в нарождающейся обители прожил недолго и вскоре отошел ко Господу. Среди первых пришедших были и земляки Сергиевы, ростовчане: ростовский вельможа Онисим, ставший впоследствии диаконом, и Елисей, его сын (о них упоминает преподобный Епифаний в рассказе о переселении Кирилла и Марии и других ростовчан в Радонеж), Андроник. В числе первых учеников были также преподобные Сильвестр Обнорский и Мефодий Пешношский.

Вокруг лесной церковки одна за другой возникают двенадцать келлий – по числу учеников, и это число долго остается неизменным. Так Господь прикровенно дает понять, что здесь, в лесной глуши, совершается нечто важное и новое, чему должны научиться подвижники, приходящие сюда из разных концов Русской земли, как когда-то учились у Него апостолы.

Мала и неказиста была эта новосозданная обитель. Кругом на много верст раскинулись вековые леса – ни тропинок, ни дорог. За мощными седыми стенами, за дивными храмами нынешней Лавры уже почти невозможно даже мысленным взором разглядеть тот деревянный монастырей, с которого она начиналась. К счастью, житие преподобного Сергия сохранило нам его описание: «Скромен и убог был тогда вид Троицкой Лавры. В глухом бору над речкой расчищена поляна и обнесена тыном. На поляне стоит небольшая церковь и несколько таких же малых келлий, разбросанных в беспорядке, как пришлось…Между келлиями еще стоят и шумят деревья; около самой церкви лежат срубленные колоды дерев и торчат пни; кое-где взрыты гряды и засажены овощами. Таков был монастырь преподобного Сергия в первые годы после своего возникновения»[17]17
  Житие преподобного Сергия / / Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней ев. Димитрия Ростовского. Кн. 1. Сентябрь. Оптина пустынь, 1991. С. 519.


[Закрыть].

Жизнь в монастыре течет неспешно, по раз и навсегда заведенному чину. Семь раз в день братия собираются в церковь на молитву, во исполнение слов Псалмопевца: седмерицею днем хвалах Тя [Пс. 118, 164). Между этими положенными по Уставу церковному службами братия совершают еще молебные пения, молятся они и во время работ, во время краткого отдыха в келлиях. Непрестанная молитва по заповеди апостола и по примеру святых отцов была их неукоснительным правилом. По праздникам в обитель приходил священник из ближайшего села или игумен Митрофан, постригавший преподобного в монашество, и совершал литургию, за которой братия причащалась Святых Христовых Таин.

Миниатюра из рукописи лицевого Жития прп. Сергия, кон. XVI в.

Руководит жизнью в обители, конечно же, преподобный Сергий, но сам он остается лишь смиренным иноком, не облеченным ни священным саном, ни игуменским званием. Он управляет исключительно силой собственного примера, кротким и смиренным словом и на деле исполняет завет Христов: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою [Мк. 9, 35). Преподобный принимает на себя все самые трудные и нелюбимые братией работы: носит воду в двух водоносах (нередко тайно и оставляет ее при дверях братских келлий), рубит дрова и складывает в аккуратные поленницы около дверей келлий, мелет зерно. Печет хлеб, кроит и шьет одежду для себя и для братии. Если кто-то из братий отходил ко Господу, сам готовил усопшего к погребению. По слову преподобного Епифания, святой первоначальник Лавры служил братии как раб купленный, всячески стараясь облегчить им жизнь. К слову, сам Преподобный был высокого роста, крепок и силен – по слову жизнеописателя, он «имел силу против двух человек».

Так сложилась полнокровная монашеская община, хотя в ней еще не было канонически поставленного игумена. По-прежнему братия совершали положенные Уставом богослужения, но с ростом их числа все острее сказывалась необходимость в священнослужителе, совершающем Божественную литургию, которая есть сердцевина и основание жизни во Христе. Обстоятельства внешние тоже требовали священнического служения в монастыре, ставшем уже известным миру. В начале 1350-х годов на Русь пришла чума – «черная смерть», как называли ее в то время. Зародившись в 1320 году в пустыне Гоби, смертоносная эпидемия, значительно сократив население в Азии, в 1345-м пришла на Кавказ и в Крым, а в 1348-м вовсю свирепствовала уже в Европе, выкосив почти треть ее населения. Спасения от болезни не было, всюду воцарились страх и уныние. Вымирали целые города и села. В Киеве, Чернигове, Смоленске и Суздале уцелела лишь треть населения; в Глухове и Белозерске не осталось ни одного человека. Не успевали отпевать и хоронить умерших. В 1353 году умер митрополит Феогност, два сына великого князя Симеона Иоанновича и сам великий князь. Напуганные люди жались к монастырям: приготовившись к смерти по-христиански, не так страшно было отходить в вечные обители. Нет сомнения в том, что и в Троицкую обитель приходило в те страшные годы гораздо больше богомольцев, и им нужны были и исповедь, и причащение Святых Христовых Таин, и надежда на христианскую кончину живота.

Братия все чаще стали приступать к Преподобному с требованием, чтобы он принял священный сан и управление обителью. Преподобный Сергий уклонялся от этой чести, сколько мог. Он объяснял братии, что желание игуменства есть начало и корень властолюбия, и ни за что не соглашался принять игуменский жезл. Однако братия тоже стояли на своем. Однажды братия, собравшись все вместе, пришли к Преподобному и сказали: «Отче! Мы не можем долее жить без игумена. Исполни наше сердечное желание: будь нам игуменом, будь наставником душ наших. Мы будем каждый день приходить к тебе с покаянием и открывать перед тобою нашу совесть, а ты будешь подавать нам прощение, благословение и молитву. Мы желали бы видеть тебя совершающим ежедневно Божественную литургию и от твоих честных рук причащаться Святых Христовых Таин. Ей, честный отче, таково наше общее сердечное желание. Не откажи нам в этой милости»[18]18
  Никон (Рождественский), архиепископ. Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия игумена Радонежского и всея России Чудотворца. ТСЛ, 2004. С. 68.


[Закрыть].

Преподобный Сергий и на этот раз отказался, прося братию оставить его Богу, чтобы Он творил на нем Свою святую волю. Не трудов и ответственности боялся святой Сергий – нет, боялся он только одного: повредить своему спасению, нарушить волю Божию, приведшую его в пустыню для смиренной и покаянной молитвы. Однако именно воля Божия проявилась в упорстве братий, которые, беззаветно любя своего учителя, впервые воспротивились ему. «Зачем ты, отче, – говорили они ему, – отказываешься исполнить наше общее желание? Ведь ты основатель обители сей – будь же ей и настоятель. Твоя добродетель собрала нас сюда – она же пусть и управляет нами. Ты насадил виноград сей – ты и питай нас своим учением и плодами примера твоего. Вот наше последнее слово: или сам будь нам игуменом, или, если не хочешь, иди испроси нам игумена у святителя; если же не так, то мы все разойдемся отсюда»[19]19
  Там же. С. 69.


[Закрыть].

И еще несколько дней продолжались эти переговоры и уговоры. В этих беседах с братией просияло поистине Христово смирение Преподобного. «Простите меня, отцы мои и господие, – со слезами говорил он старцам, пришедшим к нему за решительным ответом, – кто я, грешный, чтобы мне быть иереем Божиим? Как дерзну я на такое служение, пред которым со страхом и трепетом преклоняются и самые Ангелы? Нет, это выше меры моей, отцы мои: я еще не начинал жить по-монашески – как же я осмелюсь коснуться святыни Божией? Вот мое дело: плакать о грехах моих, чтобы вашими же святыми молитвами достигнуть оного края желаний, к которому стремится от юности моя грешная душа»[20]20
  Никон (Рождественский), архиепископ. Житие и подвиги… С. 70.


[Закрыть].

Братия поняли, что никакие уговоры не склонят их любимого Авву изменить свое решение, и тогда прибегли к последнему средству: сказали, что оставят служение Святой Троице, разойдутся с места сего и станут невольными нарушителями своих обетов. Святой Сергий услышал в этих словах Божественный наказ и со смирением отвечал: «Желаю лучше учиться, нежели учить, лучше повиноваться, нежели начальствовать, но боюсь суда Божия, не знаю, что угодно Богу; святая воля Господня да будет!»[21]21
  Там же. С. 71.


[Закрыть].

Посвящение прп. Сергия в священнический сан

Порешили на том, что Преподобный вместе с несколькими старцами обители отправятся к первосвятителю и отдадут решение вопроса на его усмотрение. Митрополита Московского Алексия в то время в Москве не было, его замещал епископ Волынский Афанасий, который пребывал в Переславле-Залесском. Ранним утром, перед началом литургии, Преподобный явился к святителю. Он еще сохранял надежду на то, что игуменская доля минует его, но ответ епископа Афанасия на его просьбу поставить игумена для обители Святой Троицы развеял ее. Имя Сергия уже было известно епископу знал он и о пророчестве крестившего младенца Варфоломея иерея, потому без колебаний он нарек инока Сергия игуменом обители и отцом братии, а на его попытку отклонить от себя это высокое звание сказал: «Возлюбленный! Ты все стяжал, а послушания не имеешь…»[22]22
  Никон (Рождественский), архиепископ. Житие и подвиги… С. 72


[Закрыть].

Братия на Маковце с нетерпением ждали возвращения посольства. Преподобный был встречен со слезами радости. Сразу же все отправились в церковь. После молитвы перед иконой Святой Троицы новопоставленный игумен произнес свое первое настоятельское поучение. Теперь ежедневно будет он наставлять их путям Божиим, своим примером укреплять их волю. Поучения его были просты, но именно поэтому они ложились в сокровенные тайники души его учеников. Некоторые из них процитированы в житии, написанном преподобным Епифанием, другие были записаны братией. Одно из них хранилось в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной академии: «Внимайте себе, братие, всех молю, прежде имейте страх Божий и чистоту душевную и любовь нелицемерную, к сим и страннолюбие, и смирение с покорением, пост и молитву. Пища и питие в меру, чести и славы не любите, паче же всего бойтесь и поминайте час смертный и Второе Пришествие»[23]23
  Цит. по: Там же.


[Закрыть].

Теперь он становился в полном смысле отцом братии во всем: в молитве, в подвиге, в обыденных трудах, в скорби и печали. В своем игуменском служении он подражал великим основателям древних монастырей и преподобному Феодосию, игумену Печерскому Не игуменским посохом, но кротостью и любовью, собственным примером назидал, вразумлял и оберегал от искушений вверенную ему от Бога братию.

Трудов и забот с принятием игуменской должности заметно прибавилось, а в сутках оставались все те же самые двадцать четыре часа. Тем не менее Преподобный не ослабляет своего молитвенного делания и остается прежним иноком Сергием, смиреннейшим среди смиренных. Он по-прежнему исполняет самые трудные и черные послушания. Но есть у него одно послушание, особенно дорогое и любимое, и к нему он не допускает никого из братии, хотя в этом послушании многие хотели бы ему помочь. Это приготовление всего необходимого для служения Божественной литургии. Он сам мелет зерно, изготовляет и печет просфоры, катает свечи, готовит все необходимое в алтаре, варит кутью. Сколько бы ни было у него дел, как бы ни устал, но в церкви он всегда раньше всех, а выходит из нее последним. И это его искреннее, глубинное благоговение к службе Божией более всего – из всех известных нам подробностей его жизни – являет нам подвижника, высоко поднявшегося по ступеням лествицы добродетелей, достигшего полноты богосозерцания и боговедения.

Радонежский игумен зорко следит за духовным состоянием каждого из братий, печется о строгом соблюдении уставов. Слово его, сказанное с кроткой любовью, врачует духовные недуги, питает добрые начала. Однако в случае необходимости он не медлит наказать нерадивого или строптивого. По ночам он подолгу молится о вверенном ему словесном стаде – о всех вместе и о каждом в отдельности: он не стремится воспитывать их по одному стандарту, но ведет каждого своим путем, давая раскрыться каждой личности. Многие из них вскоре выйдут из Троицкой обители и пойдут в лесные дебри на пустынное жительство по примеру своего Аввы и станут основателями новых пустынных монастырей. От малой лесной обители, укрытой в радонежских лесах, начнется на Московской Руси новое монашество – пустынное, по примеру древних отцов, которого Русь раньше не знала. Потому преподобного Сергия называют отцом русского монашества, имея в виду монгольскую и послемонгольскую Русь, как преподобного Феодосия, игумена Печерского, называли отцом монашества домонгольской, Киевской Руси. Преподобный Феодосий был одним из тех святых, у которых учился монашеской жизни преподобный Сергий. Среди его учителей были преподобные Антоний Великий и Евфимий Великий, Феодосий Киновиарх – первоначальник общежительных монастырей, преподобные Ефрем Сирин, Исаак Сирин, Иоанн Лествичник и другие отцы. Об этом свидетельствуют древние списки с их творений, которые сохранились в Троице-Сергиевой Лавре. С самого основания обители здесь было начато «книжное дело» – монахи переписывали труды святых отцов и для собственного пользования и по заказу, так что лаврская библиотека – одна из древнейших в России.

Первые десять-пятнадцать лет были трудными, обитель была бедной. Случалось и голодать по несколько дней. Не всегда было масло и вино для совершения литургии. Часто вместо свечей освещал лесной храм тусклый свет лучины. Книги списывали на бересту. Церковные сосуды были деревянными, и сам настоятель совершал богослужения в облачениях из простой крашенины. За стенами монастыря своим чередом текла мирская жизнь. Многим из братии приходило на ум пойти к людям и попросить у них милостыни: на Руси в те времена это было обычным делом, и как ни тяжела была жизнь, с монашествующими всегда делились последним. Но выходить из обители за милостыней Преподобный не разрешал: он учил братию полагаться во всем на Бога, как бы долго ни испытывал Он веру и терпение собравшихся послужить Ему.

Игуменские заботы поглощали время и внимание Преподобного, и ему некогда было позаботиться о хлебе насущном для себя самого. При крайней скудости обители нередко доводилось ему обходиться самым малым, а то и голодать. Однажды он пробыл без пищи два дня, но потом не выдержал и пошел к старцу Даниилу, о котором знал, что есть у него решето гнилых сухарей, которые старец есть не хочет. Преподобный игумен нанялся к нему в работники: построить сени к келлии. Даниил засомневался: не дорого ли возьмет игумен за работу? Мол, есть у него договоренность с крестьянином из ближнего села, так тот, наверное, возьмет дешевле. Игумен предлагает свою цену – решето тех самых гнилых сухарей. Даниил вынес ему просимое, но Преподобный, несмотря на сильный голод, отказался принять плату за не выполненную еще работу. Вечером, закончив работу, получил святой игумен условленную плату и утолил свой голод. Братия с удивлением и страхом смотрели, как Преподобный вкушал заплесневевшие сухари, и в который раз дивились смирению и терпению своего любимого Аввы.

Однажды братии пришлось голодать несколько дней. Один инок возроптал и пригрозил Преподобному, что назавтра они все разойдутся. Преподобный утешал братию ласково, с терпением, призывая положиться на Бога, Который и птиц небесных кормит, – так неужели же их, ради Него отрекшихся от всего, что в мире, не накормит? К терпению и упованию призывал Преподобный братий, и не успел он еще закончить свою речь, как прибежал радостно возбужденный привратник и сообщил, что неизвестно откуда взявшиеся благодетели привезли в обитель возы с хлебами и другой снедью. Игумен остался верен себе: прежде чем сесть за трапезу, собрал всех в храме, чтобы возблагодарить Бога. В радости все как-то забыли пригласить за стол неведомых благодетелей, а те поспешили удалиться из обители, ссылаясь на дела неотложные. Хлебы были мягкими и теплыми и такими вкусными, каких никто из братий до той поры не едал, между тем неизвестные благодетели сказали, что везли их издалека. Из этого уразумели братия, что было это Божие посещение по молитвам святого игумена, и от всей души прославили Бога.