Текст книги "Повести в Белых Халатах"

Глава 13
Мешок с диагнозами

День начинался как обычно. Пациенты были расписаны на каждые пятнадцать минут, и перед началом приёма я заглянула в ординаторскую. Там пахло кофе, но никого не было. Я налила чашечку и отправилась к себе. Таня встретила меня в явном нетерпении. На моё «доброе утро» она выпалила:

– Доброе утро, Нина Викторовна. Знаете нашу новенькую в регистратуре?

– Ну, она не очень новенькая, уже ближе к старенькой, – не согласилась я.

– Ну да, но ошибки делает, как новенькая.

– Это та, у которой «муха в ухе»?

– Точно, – засмеялась Таня. – Представляете, она сегодня Людмиле Борисовне сказала: «Запись к ухоносоглоту будет в пятницу».

– Не-е-е-ет! – упала я на стул и замотала головой. – Таня, ты это придумала!

– Серьёзно! Нина Викторовна, вот хоть кого спросите, хоть даже Людмилу Борисовну!

– Ухоносоглоту! – повторила я, не веря. – И опять с Мухиным! Он её убьёт!

Я рассмеялась, представляя реакцию лора, когда информация дойдёт до него.

В дверь кабинета постучали, и Таня, поднявшись, впустила первую пациентку. Довольно грузная дама средних лет, запыхавшись, легла на кушетку.

– Что вас беспокоит? – начала я обычный опрос.

– Доктор, я сплошной мешок с диагнозами!

Я перевела глаза на Таню, которая уже делала дежурную мину, чтобы не засмеяться.

– И что же в вашем мешке припасено? – поинтересовалась я.

– Я начала опухать, – принялась перечислять свои проблемы женщина. – Посмотрите на мой живот!

– Смотрю, – успокоила я разволновавшуюся даму. – В последнее время в весе не прибавили?

– Прибавила. Набрала десять килограммов за полгода! Но ведь живот от этого не станет расти! Я бы прибавила везде, а у меня нигде ничего больше не выросло.

– Ну, это как сказать, – не согласилась я. – Иногда растёт в одном месте и именно там, где нам не хотелось бы.

– Полгода назад у меня перестал работать сексуальный аппарат, – продолжала она.

Тут уж я не выдержала и улыбнулась.

– В чём это проявилось?

– Я потеряла свой цикл, – объяснила пациентка.

– Обращались к гинекологу?

– Конечно! Но этот пыжик назначил мне тест на беременность! Откуда у меня беременность, если я ни с кем в анатомической близости не состояла?!

Я, прикусив язык, чтобы не рассмеяться, сделала пометку в своей краткосрочной памяти: «сказать Сирину, что он пыжик».

– Кроме того, – продолжала женщина, – я вся чешусь, причём уже вилкой, потому что рукой не дотягиваюсь.

Тут уж я не выдержала и засмеялась. Дама, на моё счастье, попалась с чувством юмора и засмеялась вместе со мной.

– Так вот, скажите мне, доктор, что со мной творится с научно-популярной точки зрения?

Я, продолжая тихонько смеяться, ответила:

– Милая моя, давайте разбираться в вашем мешке вместе. Я сейчас вас посмотрю, всё вам расскажу, а потом направлю к замечательному доктору-терапевту, он вас обязательно полечит.

– Нет, к терапевту не хочу. Вы меня, главное, обследуйте, а лечиться я сама могу, – поделилась своим мнением пациентка.

Я не стала с ней спорить. К сожалению, такая позиция очень распространена среди пациентов: они с усердием проходят многочисленные исследования, зачастую совершенно ненужные, а потом занимаются самолечением, полагаясь на информацию из Интернета или опыт знакомых по даче.

Закончив осмотр, я отправилась в ординаторскую в надежде застать там Тёткина, чтобы поделиться историей про мешок с диагнозами.

Терапевт восседал в окружении трёх интернов, присланных для ознакомления с консультативными приёмами. Марк, подрабатывающий в медицинском институте, периодически приводил в клинику своих подопечных и частенько привлекал коллег к процессу обучения, понятно, на добровольных началах. Вот и сейчас, увидев меня, Тёткин оживился:

– Входите, Нина Викторовна, рад вас видеть!

Интерны повернули головы в мою сторону и поздоровались.

– Мы как раз обсуждали диагностику панкреатита. Было бы чудесно, если бы вы смогли показать на вашем волшебном аппарате, как выглядит поджелудочная железа.

– Нет проблем, коллеги. Если один из вас согласится стать подопытным кроликом, другие получат возможность заглянуть в брюшную полость с помощью ультразвука.

Интерны заулыбались, и один из них предложил свой живот в качестве учебного пособия.

– А можно котиком, а не кроликом? – пошутил молодой человек. – У меня фамилия Кошкин.

– Можно, – согласилась я. – Прошу следовать за мной! – и помахала Тёткину рукой.

– А ты чего приходила-то? – спросил Марк.

– Потом, – ответила я и поспешила за интернами, которые, похоже, знали дорогу к моему кабинету не хуже меня.

Уложив добровольца на кушетку, я начала демонстрировать протокол обследования органов брюшной полости. Кошкин был худосочным, а потому органы его были видны практически и без ультразвука.

– Панкреатит, как вы знаете, – комментировала я, – выгребная яма гастроэнтерологии, куда сваливают всё, что не смогли объяснить другими диагнозами, такими, как язвенная болезнь, желчнокаменная болезнь и так далее.

Я вывела на экране изображение поджелудочной железы.

– Вот, коллеги, полюбуйтесь на идеальную картинку. Так выглядит здоровая железа, и такое изображение удаётся получить довольно редко. У пациентов со вздутием живота и ожирением, а именно они составляют большинство направляемых на УЗИ, поджелудочную, как правило, видно плохо, а потому наше заключение будет таким же нечётким и весьма подходящим для пополнения выгребной ямы диагноза.

Дообследовав подопытного «котика», на удивление демонстрирующего исключительно здоровые внутренние органы, я распрощалась с молодыми коллегами, пожелав им успехов.

Не успев закрыться за интернами, дверь в кабинет снова распахнулась. На пороге стояла Олимпиада Петровна, продолжая беседовать с кем-то в коридоре. Я оторвалась от бумажной работы, за которую только что принялась, и терпеливо ждала, когда посетительница обратит внимание на меня. Женщина выполняла в клинике обязанности культурно-массового организатора.

– Собираю деньги на день рождения Людмилы Борисовны, – наконец объяснила она цель своего визита.

Я потянулась за кошельком к сумке и, достав деньги, внесла взнос за себя и за Таню.

– Вы, как всегда, Нина Викторовна? По поводу меню – к Тане?

– Точно так, Олимпиада Петровна.

Обычно денежными вопросами организация мероприятий не ограничивалась. Олимпиада Петровна раздавала задания – кому что приготовить. Я предпочитала вносить деньги за себя и за свою медсестру, а Татьяна брала на себя ответственность за кулинарные шедевры от нас обеих.

– Дорогая моя, – вздохнула Олимпиада Петровна, – потому вы и не замужем, что не любите готовить.

Я улыбнулась:

– Олимпиада Петровна, я не хочу мужа-бегемота. Согласна отдать свою руку и сердце только шеф-повару из элитного ресторана!

Она махнула рукой и, заслышав голос Сирина в коридоре, поспешила покинуть мой кабинет, громогласно взывая:

– Доктор Сирин! Доктор Сирин! Минуточку!

Глава 14
Нескучный день

До открытия клиники оставалось ещё полчаса, но я пришла раньше, чтобы до приёма увидеть Захара.

В последнее время пересекались мы нечасто. В те редкие дни, когда Малаков не дежурил, жена старалась максимально загрузить его семейными обязанностями: концерт в музыкальной школе, соревнования по гимнастике, родительское собрание в детской театральной студии… Я начала привыкать встречаться с ним исключительно на работе. Привычный к ночным дежурствам, не заезжая домой, он мчался вести консультативные приёмы.

В клинике ещё никого не было, кроме двух регистраторов. Захар, зная, что я его жду, зашёл в мой кабинет и закрыл дверь на замок. Я села на стол и протянула руки ему навстречу. Он обнял меня и поцеловал в затылок.

– Здравствуй, Солнце моё!

– Ты выглядишь уставшим, – заметила я. – Дежурство тяжёлое?

– Оперировали всю ночь, – подтвердил Захар мои догадки.

Малаков сел на стул и положил голову мне на колени. Волос у него было немного, но это его не портило, а, наоборот, придавало своеобразный шарм и подчёркивало мужественность. Перебирая мягкие как шёлк чёрные кудри на затылке, я спросила:

– Малаков, ты какой национальности?

– Русский по паспорту.

– Ну, по паспорту понятно, – усмехнулась я. – А кровей каких?

– Мать говорила, что кто-то в роду был из кавказцев, – ответил Захар, чуть подумав.

– Ну, тогда понятно, откуда эти смоляные завитки и глаза-вишни.

Я подняла его голову и чмокнула в высокий лоб.

– Давай перебираться в ординаторскую, скоро Татьяна придёт и застукает нас на месте преступления.

Он нехотя поднялся, снова обнял меня, уронив голову на плечо, притворно похрапел и прошептал мне в ухо:

– Кофе хочу.

Я взяла его руки и, поцеловав ладони, ответила:

– Всё, что пожелаете, доктор.

Я люблю целовать его руки – руки хирурга. Кто-то может сказать, что руки нужно целовать женщине. А я не согласна! Руки нужно целовать любимым, и особенно если это руки золотые! Я целовала каждую линию на его ладони, накрывая ею своё лицо, каждый палец, представляя, как много жизней эти руки спасли, не переставая трудиться, и сколько ещё спасут.

Поначалу Захар смущённо пытался отнять ладони от моего лица и шептал: «Ну что ты, Солнце», – но я не отпускала. А сейчас, принимая поцелуи, он весь превращался в нежность, пряча лицо в моих волосах, замирал, наслаждаясь моментом…

Спустившись в ординаторскую, я налила кофе и положила на тарелку приготовленный для него бутерброд. Дождавшись, когда он справится с завтраком, в нетерпении потребовала:

– Рассказывай!

Тут же дверь распахнулась, и шумный Антонов разрушил своим появлением неспешное течение утра.

– Чего рассказывай? – уточнил он. – Очередное происшествие с дежурства?

Улыбнувшись, Захар кивнул.

– Чего оперировал? – продолжал допрос Юра, как будто это была его идея вывести Малакова на историю.

– Полночи в бригаде чинил мочевой пузырь, – начал Захар. – Мужик упал со стремянки и сломал таз. Мне достался разрыв мочевого пузыря.

– И что тут интересного? – уточнил Антоха.

– Интересно то, зачем он на стремянку полез.

– И зачем? – в два голоса спросили мы.

Захар помолчал, достал из кармана халата трубку, постучал ею по столу, убеждаясь в отсутствии табака.

– Белку спасал, – наконец ответил он.

– Белку? – переспросил Юра. – Перепил, что ли?

– Вот и мы так подумали, но мужик был трезвым, жена, приехавшая с ним, подтвердила, что он спасал белку, которая кричала на дереве.

– То есть мужик реально полез по лестнице на дерево спасать реальную белку? – уточнил Юра.

– Точно.

– И, неудачно навернувшись, сломал таз и разорвал мочевой пузырь?

– Угу, – Малаков сунул трубку в рот и улыбнулся уголками губ.

Юра рухнул на диван.

Я ничего не понимала.

– А зачем он полез её спасать?

Я представила белку, которая наверняка задавалась вопросом, зачем мужик лезет на дерево. Весь комизм и абсурдность ситуации дошли до меня, и я упала на диван рядом с Юрой, который сгибался пополам от смеха. Вскоре к нам присоединился Сиротин, а потом пришли Тёткин с Сириным, и к началу рабочего дня все врачи были в курсе операции по спасению белки, а потом долго ещё к месту и не к месту поминали этот случай.

Убедившись, что на первые полчаса ко мне никто не записан, я решила забрести к своей подруге в отдел медицинского страхования.

Ирина Митрофановна Костина полностью оправдывала своё прозвище, придуманное мной в первый день нашего знакомства, – Ирка-книжка. Читали мы помногу и обе считали, что хорошая книга непременно должна быть настоящей, не электронной, чтобы новенькие страницы пахли типографской краской, а со временем обложка пообтёрлась о соседствующие с ней на полке и приобрела вид, достойный домашней библиотеки.

Ирка была не просто начитанным, а пропитанным хорошей литературой человеком, она чувствовала хорошую книгу каким-то седьмым или десятым чувством, заполучив её, не выпускала из рук, смакуя страницу за страницей. Мы зачитывались одними и теми же произведениями, открывали новых авторов и спешили поделиться находками друг с другом. Накануне вечером Ирка-книжка сообщила, что у неё есть для меня сюрприз.

Я заглянула в дверь и сразу увидела Костину, царственно восседающую в офисе. Вообще, по образованию Ирина была лингвистом, свободно владела русским, английским, немецким и испанским. Но каким-то образом её занесло в медицину, а после и в нашу клинику. Хитро улыбаясь, она протянула мне карманного формата книжечку «La mujer que lo tiene todo».

– Ира, иди ты! Я так обрадовалась, когда ты сказала, что нашла что-то новенькое! Читать вообще нечего!

– Вот и читай.

– На испанском!

– Ну, я же не предлагаю тебе на немецком. Но уж испанский выучить – плёвое дело!

Я вздохнула и взяла книжечку. Конечно, Ирина права. Полгода назад я взялась за испанский: зубрила слова, мучила подругу вечерами, практикуя спряжение глаголов… и вдруг всё забросила. Но не тут-то было: Ирина Митрофановна не одобряла бесцельно потраченного времени и постоянно подпинывала меня на тернистом пути к намеченному результату.

– Чай зелёный с мёдом будешь? – она облизнула ложку и опустила её на блюдечко.

– Нет, мы с Захаром кофе уже пили, – ответила я и плюхнулась на стоящий в углу маленький потёртый диванчик, всегда наполовину заваленный историями болезней. – И потом, я сказала: мёд больше не ем! У меня от него задница растёт не по дням, а по часам, – продолжила я, для пущего эффекта стараясь ущипнуть себя за ягодицу.

– Вот-вот, даже не щипается, – усмехнулась Ирина Митрофановна, не поддерживавшая меня в диетических выкрутасах. – Зачем тебе худеть? Мы не в том возрасте, когда сохнут, а в том, когда цветут! – воскликнула она. – Жаль, что Захар не нейрохирург.

– Почему?

– Я бы попросила его найти в твоей голове ту извилину, в которой сидит бред про толстую задницу, и удалить её хирургическим путём, – Ирка посмотрела на меня поверх очков и засмеялась, – я имею в виду извилину, – уточнила она.

Не соглашаясь с мнением подруги, я вздохнула:

– Пошла работать, наверняка уже кто-то под дверью торчит.

– Ничего, твоя Татьяна всех рассортирует, не беспокойся. Вот дал Бог тебе медсестру! Не то что у Тёткина. Он, бедный, всё данные мне для отчёта по пять раз собирает, а ты даже понятия не имеешь, что это такое – за тебя Таня всё делает, между прочим.

– Пойду, куплю ей пирожок, – сказала я, улыбаясь. – Кто бы спорил, Татьяна у меня на вес золота.

Я вышла в коридор и направилась к своему кабинету. А ведь правда, я даже не задумывалась о многих вещах, например, о нудной бумажной работе, потому что у меня была Таня. Умница и красавица, она всегда прикрывала меня перед начальством и истеричными больными, принимая первый удар на себя; билась за расписание с регистратурой, организовывая удобные для меня часы приёма, напоминала тысячу мелочей, которые я забывала сделать и которые она тщательно записывала, чтобы не пропустить.

Мне вдруг стало стыдно, что я такая неблагодарная. Нужно что-нибудь сделать для моей Тани, отплатить добром за добро.

Я зашла в кабинет, моя верная помощница сидела за столом и перебирала бумаги.

– Танюша, ты у меня лучшая медсестра в мире! Вот что бы ты хотела прямо здесь и сейчас?

Таня удивлённо посмотрела на меня:

– Серьёзно?

– Да, – ответила я.

– Поездку на море не загадывать? – спросила она.

– Нет, – честно отсоветовала я.

– Ну, тогда зелёный чай с куском торта, который мы вчера у Людмилы Борисовны пробовали.

Развернувшись на каблуках, я выскочила из кабинета и заторопилась в приёмную Кунцевой. И не зря. В момент, когда я влетела запыхавшись, Наташа доставала из холодильника тарелку с аккуратно обёрнутым плёнкой куском торта. Последним.

– Наташа! – закричала я. – Отдай торт мне!

От испуга замерев на месте, секретарша вытаращила на меня глаза:

– Нина Викторовна, вы что, беременны?

Я быстро прикинула выгоду в данной ситуации и ответила вопросом на вопрос:

– А если скажу правду, отдашь торт?

Потеряв дар речи, Наталья, готовая услышать шокирующую новость, протянула мне тарелку. Я схватила торт и уже на выходе из приёмной ответила:

– Конечно нет! С чего ты взяла?

Опомнившись, секретарша крикнула мне вдогонку:

– Торт отдайте! Это для Людмилы Борисовны!

Но я уже была на пути к Костиной. Влетев в её кабинет и захлопнув за собой дверь, словно опасаясь погони за моим добытым обманным путём сокровищем, я выпалила:

– Срочно стакан зелёного чая!

Ирина отложила в сторону бумаги и не поднимаясь включила чайник, который всегда был у неё под рукой.

– Тебе зелёный какой? Китайский, с жасмином, бергамотом или корицей?

Так же, как в хорошей литературе, Ирина Митрофановна совершенно потрясающе разбиралась в чаях.

– Ты не знаешь, какой моя Таня любит?

– Жасминовый.

– Давай жасминовый.

Через пять минут я вошла в свой кабинет, осторожно держа чашку с горячим чаем и довольно внушительный кусок торта на тарелке. Таня, увидев меня, соскочила со стула:

– Серьёзно? Нина Викторовна! Вы что?! Я же просто так сказала!

– Танюша, ты не думай, что я тебя не ценю, – произнесла я, протягивая честно и не совсем честно добытые лакомства. – Мне ужасно повезло, что ты работаешь со мной, и прости, пожалуйста, если я нечасто говорю тебе спасибо. Уж такая у тебя дурында-доктор.

Таня взяла чашку с тарелкой, глядя на меня полными слёз глазами.

– Нина Викторовна, вы никакая не дурында. Серьёзно. Вы своего рода гений, а гении всегда рассеянны. Спасибо вам большое!

– Про торт никому не говори, – добавила я, делая пометку в моих рассеянных мозгах: «сказать Захару, что я гений. И Антохе». – Я его украла, – добавила я и, довольная собой, вышла из кабинета, сообщив ожидающей очереди, что приём начнётся через пять минут.

До ланча дотерпеть было невозможно, и, заглянув в ординаторскую, я провозгласила:

– Объявляется конкурс на лучшее мнение медсестры о своём враче.

В ординаторской были только Тёткин и Сиротин.

– У меня нет медсестры, у меня лаборант, – хихикнул Сергей.

– Потянет, – ответила я. – Передайте по сарафанному радио.

На ланч, однако, мало кто добрался до ординаторской, включая меня. Перед самым перерывом на приём пришла глуховатая старушка, с которой я провозилась гораздо дольше отведённого времени.

Вечером, собираясь домой, я зашла в приёмную Кунцевой, чтобы попросить у Наташи прощения, но её там не оказалось. Дверь в кабинет главной была открыта, и я осторожно заглянула – убедиться, что секретарши нет и там.

– Заходите, Нина Викторовна, сделайте милость. Или у вас только голова в дверь проходит при том количестве сладкого, что вы поглощаете?

– Людмила Борисовна, вы простите меня за сегодняшнее.

Кунцева посмотрела на меня поверх очков:

– Видимо, вам действительно очень понравился торт, раз вчерашнего не хватило и вы буквально выкрали у Наташи последний кусок.

– Что вы имеете в виду под «вчерашним»?

– Ну, как же, – не очень убедительно притворяясь рассерженной, пояснила Людмила Борисовна, – нам вчера бывшая пациентка презентовала торт. Мы с Наташей сели пить чай, зашла ваша Таня, мы, конечно, решили её угостить и отрезали кусочек. Перед уходом она сказала, что торт «просто умопомрачительный» – я цитирую, – добавила Кунцева, – и она хочет «взять чуть-чуть для Нины Викторовны».

История вызывала у меня всё больше и больше интереса. Кунцева продолжала:

– Танюша ваша не стесняясь отрезала полторта. Ну, я понимаю, мозг для работы требует глюкозы. Чего не отдашь своим сотрудникам!

Я, поражённая хитростью Татьяны, расшаркалась перед Людмилой Борисовной:

– Вот я и пришла сказать спасибо.

Кунцева, заподозрив неладное, пристально посмотрела на меня.

– Вчера не хватило? – снова спросила она.

Я не знала, куда деться от стыда.

– Людмила Борисовна, честно вам скажу, не думала, что последнее отнимаю. Да ещё у вас – в жизни не посмела бы!

Главная махнула рукой и вернулась к своим бумагам.

– Ой, Нина Викторовна, мудрите опять чего-то, правды от вас не дождаться, – она вздохнула. – Думаете, торта мне жалко? Да нет, конечно. Я посмеялась над Наташей, когда она рассказывала… Идите уже домой.

Я потихоньку затворила за собой дверь и отправилась в кондитерскую.

На следующий день я пришла на работу с двумя тортами: для Людмилы Борисовны и для моей медсестры. Кунцевский торт я сразу занесла в приёмную и оставила в холодильнике. Со вторым я зашла в ординаторскую, где, на удивление, собрались почти все, отчего стояли шум и смех. С моим приходом коллеги, казалось, ещё больше оживились, хотя, по мне, комната отдыха и так напоминала «палату номер шесть». Доктора наперебой пытались рассказать историю, но я не могла понять о ком. Начав задавать уточняющие вопросы, я окончательно запуталась, и Антонов взялся дирижировать оркестром. Все притихли и только кивали и похохатывали, поддерживая Юрино повествование.

– Согласно предложенному тобой плану, мы начали опрос наших медсестёр: что они думают о докторах, с которыми работают? Но опустим мнение трёх сестёр, работающих с Сириным…

– Почему это? Что за дискриминация? – подал голос гинеколог.

Антонов поднял руку, защищаясь от негодования коллеги.

– Хорошо. Уговорил, – Юра взял блокнот, в котором, по-видимому, делал заметки о своих интервью. – Две медсестры назвали Сирина самым сексуальным в клинике, третья, Олимпиада Петровна, сказала, что жалеет сердечного, потому что он всегда голодный и ест всякую ерунду. Её мечта, мол, сварить Андрею Андреевичу борщ и чтобы он всю кастрюлю скушал.

Я представила Олимпиаду Петровну, добрейшей души медсестру предпенсионного возраста, и от чистого сердца пожелала ей удачи.

– Сиротин, как ты знаешь, медсестры не имеет, он работает с лаборантом. Вчера, не дождавшись меня, он заглянул в лаборантскую и спросил: «Костик, как ты ко мне относишься?» На это Костя, покраснев как варёный рак, ответил: «Простите, Сергей Викторович, но у меня есть девушка».

Снова раздался хохот, перемежаемый комментариями. Антонов продолжал:

– К медсестре Малакова я, как и к медсёстрам Сирина, сходил сам. Как вы знаете, у Захара работает новенькая. Так что я разыскал прежнюю и спросил, чем же она так досадила Захару, что он сослал её в регистратуру, лишив возможности работать на приёмах.

– Никто до сих пор, кстати, причины не знает, – заметил Сирин.

– Медсестра рассказала, – продолжал Антонов, – что записала к Малакову на консультацию пациентку с пахово-мошоночной грыжей.

Снова раздался смех. Юра поднял руку, останавливая поток комментариев:

– Я уточнил: «Девочка, а где ты списала этот диагноз?», на что она ответила: «Я сама его поставила со слов больной. Она описала в жалобах, что у неё грыжа в паху, которая перемещается вниз».

Юра снова взял паузу, пережидая взрыв хохота:

– Но главное не это! Она при всех моих наводящих вопросах и намёках так и не поняла, что сделала не так и почему этот деспот Малаков потребовал у Кунцевой дать ему другую медсестру, желательно с мозгами. Ей до сих пор не пришло в голову, что она диагностировала у женщины грыжу в мошонке!

Я посмеялась со всеми вместе, а потом поделилась своей историей.

Начала я с того, что моя Таня назвала меня гением. А все гении страдают рассеянностью. И далее поведала о приключениях с тортом. Моя история явно оказалась победителем. Юра, продолжая смеяться, достал из холодильника коробку и спросил:

– И ты собираешься отдать ей целый торт?

Я кивнула.

– Не вижу логики. Давай лучше мы съедим его на глазах у Тани и не поделимся.

– Нет, не могу, – отклонила я его вариант мести. – Пусть она поймёт, что я знаю, и ей станет стыдно.

– А я считаю, твоя Татьяна – настоящая находка! – не согласный со мной Тёткин, кивнув Юре, начал с ним в четыре руки распечатывать торт.

Больше уже никто моих доводов не слушал, потому что торт оказался вкуснее, чем ожидалось. В какой-то момент я поняла, что мне снова не достанется ни крошки. Подскочив к Захару, я урвала с его тарелки последний кусок и в спешке проглотила его целиком, даже не почувствовав вкуса, чем вызвала новый взрыв смеха со стороны жующих коллег. Несмотря ни на что, я была довольна, что моя медсестра считает меня гениальной.

После работы мы собирались встретиться с Захаром. Я со всех ног летела домой и старалась припомнить, что имеется в холодильнике. Забежав в квартиру, решила сначала привести в порядок себя. Наскоро приняв душ и придав волосам вид беспорядочно-сексуальный, я наконец добралась до кухни. Но заглянуть в холодильник мне помешал телефонный звонок.

– Солнце, это я, – начал Захар, и по его голосу я поняла: не придёт.

– Да, привет, – торопливо прервала его я, не позволив продолжить. – Как хорошо, что ты позвонил. Малаков, уж прости, но сегодня не получится встретиться.

Захар осёкся и немного помолчал.

– У тебя что-то случилось? – наконец спросил он.

– Незапланированный аврал, – неопределённо ответила я.

Снова возникла пауза.

– Вообще, это, может, и к лучшему, потому что я как раз звоню, чтобы извиниться: девчонок не с кем оставить. Тоже незапланированно.

– Видишь, как удачно складывается, – с притворным удовлетворением выпалила я. – Увидимся завтра, целую в нос!

Я поспешно нажала кнопку «отбой» и держала её так крепко и долго, что заломило палец. Я пыталась сосредоточиться хоть на чём-то, но мысли перескакивали с одной на другую, и, наверное, именно это спасло меня от слёз.

Не моргая я смотрела в пустоту и ощущала её странным образом материальной: казалось, я могу потрогать мёртвое пространство вокруг, коснуться воздуха, который вдруг стал тяжёлым. Может быть, я сходила с ума, потому что с каждым вдохом пустота проникала в лёгкие и заполняла меня изнутри, сдавливая сердце. Я чувствовала его гулкие удары, размеренные и какие-то деловые. Не было того сумасшедшего ритма, которым оно обычно захлёбывалось при звуке голоса Захара, словно сердце внезапно отяжелело и устало. Я прислушалась: не остановится ли? Но оно продолжало ровно стучать.

Ничего не изменилось вокруг: солнце, прищурившись, через одну из прорех в косматом облаке, пыталось зацепиться лучами за кроны деревьев, стрелки часов перескакивали с цифры на цифру, демонстрируя свою точность и неизменность, и только я чувствовала себя другой. Что-то надломилось и оборвалась внутри от тяжёлого воздуха, сдавившего горло. Я шагнула к окну и увидела, как день опускает занавес, чтобы зажечь звёздную россыпь на ночном небе. Вспомнив любимый фильм, я попыталась представить себя его героиней и для пущей убедительности прошептала:

– Завтра будет другой день. Я подумаю об этом завтра…