Текст книги "Черные Холмы"

2

За встречу с пумой Купер расплатился парой ночных кошмаров. В одном из них большой зверь с желтыми мерцающими глазами через окно прыгнул прямо в спальню и в пять минут сожрал его, так что Купер не успел даже вскрикнуть. В другом сне он потерялся среди холмов. Вокруг были только деревья и скалы – бескрайняя дикая природа. Никто не пришел за ним, чтобы отвести домой. Никто даже не заметил его отсутствия.

Отец Лил так и не убил ту пуму. Во всяком случае, выстрелов Купер не слышал. Вернувшись, мистер Чанс и дед Купера с энтузиазмом налегли на вишневый пирог и мороженое. Они ели десерт и рассуждали о чем-то малоинтересном.

Это было сделано нарочно. Купер прекрасно разбирался в таких хитростях. О пуме взрослые будут говорить лишь после того, как детей не окажется не то что рядом – ближе мили.

…Вынужденный томиться в своей ссылке, он безропотно делал порученную ему работу, ел домашнюю пищу и даже хвалил ее. Купер надеялся, что за такие подвиги ему будет предоставлен еще один выходной и он снова съездит на ферму Чансов – поиграть там в бейсбол.

Может быть, на этот раз к ним присоединится сам мистер Чанс. Тогда Купер сможет расспросить его о том, каково это: быть профессиональным бейсболистом. Отец Купера хотел, чтобы сын после школы поступил на юридический факультет университета, потом начал работать в семейной фирме и со временем стал известным адвокатом. Сам Купер втайне мечтал о бейсболе.

За всеми этими мыслями об игре и томительном летнем заключении встреча с большой желтоглазой кошкой стала казаться мальчику действительно сном, не более.

Завтрак проходил в молчании. Купер жевал оладьи, как называла их бабушка, а сама она в это время стояла около плиты. Дед уже давно работал во дворе. Мальчик ел медленно, хотя тетрис тут был ни при чем – играть за столом запрещалось. Просто после того, как он закончит завтракать, придется идти к деду и выполнять эту скучную деревенскую работу.

Налив себе кофе в массивную белую кружку, Люси села напротив внука.

– Что ж, Купер, ты прожил у нас уже две недели.

– Угу.

– Ты хороший, воспитанный мальчик. Делаешь все, что тебе скажут, и не дерзишь. По крайней мере, вслух.

В глазах бабушки ясно читалось, что напускное послушание ее не обмануло. Купер действительно много дерзил про себя.

– Весьма неплохие качества. С другой стороны, ты все время ходишь мрачный и надутый, как будто тебя посадили в тюрьму. И это уже не так хорошо.

В этот момент Куперу захотелось как можно скорее доесть оладьи и уйти. Кажется, ему предстоит обстоятельная беседа… Он уже знал, как это происходит. Сейчас бабушка перечислит все, что он делал не так, объяснит, что от него ожидали большего и теперь в нем глубоко разочарованы.

– Я знаю, что ты злишься. Безусловно, у тебя есть для этого основания.

Купер растерянно заморгал, продолжая смотреть в свою тарелку.

– По правде сказать, я тоже здорово сердита – из-за тебя. Твои родители повели себя как настоящие эгоисты. Сделали так, как им захотелось, а твои интересы даже не приняли в расчет.

Купер удивленно воззрился на бабушку. Может быть, это очередная хитрость взрослого человека? Бабушка рассчитывает, что он скажет какую-нибудь гадость о родителях, а потом его за это накажут.

– Мама с отцом могут делать то, что считают нужным.

– Все так, – кивнула Люси и сделала глоток кофе. – Но это ведь не оправдание! Мы с дедушкой очень хотели, чтобы ты приехал сюда. Твой дед не любитель много говорить, но это правда. Нам хотелось поближе познакомиться со своим единственным внуком, которого мы видим так редко. Но тебе здесь не нравится… Мне очень жаль, что все так вышло.

Бабушка смотрела прямо в глаза Куперу, и в этом взгляде не было никакого лукавства.

– Я знаю, что ты хочешь быть дома, – продолжала между тем Люси, – со своими друзьями. Знаю, что ты собирался ехать в бейсбольный лагерь. Да-да, мне известно и об этом.

Она снова отпила кофе и стала смотреть в окно. Судя по всему, бабушка действительно была сердита – но не на него, а из-за него. Ощущение это было настолько непривычным, что в груди Купера что-то сжалось.

– Так вот. Мне известно об этом, – повторила бабушка. – Мальчику твоего возраста не разрешается много говорить или принимать самостоятельные решения. Все это будет в твоей жизни позже. Пока же ты должен довольствоваться тем, что есть, или все время будешь чувствовать себя несчастным.

– Я всего лишь хочу домой, – Купер и сам не понял, как это у него вырвалось. Словно боль в груди вытолкнула слова наружу.

Люси перевела взгляд на внука.

– Я знаю, детка, знаю. Как бы мне хотелось помочь тебе! Можешь мне не верить, но это правда: я действительно хочу помочь.

Дело было не в доверии, а в том, как бабушка с ним разговаривала. Впервые в жизни Купер почувствовал, что его мнение и интересы что-то значат. Слова буквально хлынули из него, подгоняемые чувством жалости к себе.

– Они просто отослали меня прочь, а ведь я не сделал ничего плохого, – голос его задрожал от подступивших слез. – Даже не захотели взять меня с собой. Я им там не нужен.

– Зато ты нужен нам здесь. Я понимаю, что сейчас для тебя это слабое утешение, но ты должен мне верить. Если когда-нибудь потом тебе понадобится прибежище, ты всегда найдешь его у нас с дедушкой.

И тут Купер сказал самое главное. То, что уже давно чувствовал:

– Папа с мамой собираются разводиться…

– Думаю, ты прав.

Купер растерянно взглянул на бабушку. Он-то ожидал, что его станут убеждать в обратном – мол, не нужно бояться, все в конце концов как-нибудь образуется.

– А как же тогда я?..

– Тебе придется пройти через это.

– Они меня не любят…

– Любят. И мы тебя любим, – улыбнулась Люси. – Во-первых, потому, что ты наш внук, наша кровь. А во-вторых… просто любим, и все.

Увидев две слезинки, капнувшие на тарелку внука, она поспешила продолжить:

– Я не могу говорить о том, что думают или чувствуют твои родители. Но что касается их поступков… Я здорово сердита на них, Купер. Сердита из-за того, какое решение они приняли относительно твоих каникул. Кое-кто, возможно, скажет, что это еще не конец жизни – всего-навсего одно лето. Но этот кое-кто просто забыл, что чувствовал, когда ему или ей было одиннадцать лет. Я не могу сделать тебя счастливым, Купер, но хочу кое о чем попросить. Может быть, это будет трудновато, но ты все-таки попытайся.

– Здесь все не так, как дома.

– Ты прав. Но и в этом можно найти что-то хорошее. Если тебе это удастся, то и время будет тянуться не так медленно. Попытайся. А я уговорю твоего дедушку, чтобы он купил новый телевизор – такой, что вполне может обойтись без этих рожек, как у улитки, – бабушка кивнула на антенну.

Купер шмыгнул носом.

– А если я попытаюсь, но так и не найду ничего хорошего?

– Главное – попытайся.

– Как долго я должен стараться, чтобы появился новый телевизор?

Люси рассмеялась так легко и свободно, что губы мальчика тоже невольно изогнулись в улыбке.

– Вот это по-деловому. Скажем, две недели. До этого ты две недели дулся и кис, а теперь будешь пробовать чему-нибудь научиться. Если и в самом деле приложишь усилия, через две недели в гостиной будет стоять новый телевизор. Договорились?

– Да, мэм.

– Вот и отлично. А теперь иди во двор к дедушке. Он там затеял одно дело. Не исключено, что ему понадобится помощь.

– Хорошо, – Купер встал из-за стола. Позже он и сам не мог понять, почему его вдруг прорвало. – Они все время орут друг на друга, даже не обращая внимания на то, что я рядом… У отца есть любовницы… У него все время есть кто-то на стороне.

Люси вздохнула:

– Ты что, подслушиваешь?

– Бывает. Но иногда они кричат так, что мне даже не нужно прислушиваться. Им без разницы, рядом я или нет. Они никогда не слушают то, что я говорю. Порой делают вид, а порой просто отмахиваются. Им неважно, что я чувствую, лишь бы вел себя тихо и не путался под ногами.

– Здесь все по-другому.

– Не знаю. Возможно.

Купер пошел во двор. Он пребывал в некоторой растерянности. До сих пор никто из взрослых не разговаривал с ним так, как бабушка. Никто даже не пытался его выслушать. Вдобавок никогда раньше он не слышал, чтобы кто-то критиковал его родителей – за исключением тех минут, когда они сами обрушивались друг на друга.

Бабушка сказала, что он нужен им с дедом. Такого раньше ему тоже не говорили. Она сказала это, хотя знала, что сам Купер ехать сюда не хотел. Бабушка сказала это не в укор, а просто потому, что так все и было.

Купер окинул взглядом ферму. Конечно, он может постараться, но что здесь есть такого, что могло бы ему понравиться? Тут ничего нет, кроме кур, свиней и лошадей. Ничего, кроме деревьев и холмов.

Сказать по правде, ему нравятся оладьи, но вряд ли это то, что имела в виду бабушка.

Сунув руки в карманы, мальчик направился туда, откуда доносился стук молотка. Ему предстоит работать с дедом, таким чужим и неразговорчивым. И вот этому он должен радоваться?

Сэма он увидел возле большого амбара. При виде того, чем дед был занят, Купер на мгновение утратил дар речи. Мистер Уилкс размечал с помощью металлических столбов бейсбольную площадку.

Первым порывом мальчика было броситься к амбару, в три прыжка преодолев большой двор. Но Купер взял себя в руки и пошел к деду по-прежнему неторопливо.

Может быть, это только похоже на бейсбольную площадку, а на самом деле дед мастерит какой-нибудь загон для животных.

Сэм оторвался от работы.

– Что-то ты сегодня долго завтракал.

– Да, сэр.

– Лошадей и кур я покормил, но тебе нужно будет собрать яйца.

– Бабушка сказала, что вам может понадобиться помощь.

– Я уже почти закончил, – Сэм выпрямился, сжимая в руке молоток. Отступив на шаг назад, он в молчании изучал ограду. – Не забывай, яйца сами в корзину не прыгнут, – он повернулся к внуку.

– Да, сэр.

– Пожалуй, я смогу подать тебе пару мячей, – сказал дед немыслимо длинную фразу, когда Купер уже развернулся, чтобы уйти. – Конечно, после того, как ты закончишь с делами. – Он подошел к амбару и взял стоящую у его стены биту. – Я сделал ее специально для тебя.

Ошеломленный Купер провел рукой по гладкой поверхности.

– Это сделали вы?!

– Не вижу смысла покупать то, что могу делать сам.

– Здесь… На бите вырезано мое имя, – Купер бережно коснулся пальцем букв.

– Так ты не спутаешь свою биту ни с чьей другой. Ну как, ты собираешься наконец отправиться за яйцами?

– Да, сэр, – Купер еле оторвался от биты. – Спасибо.

– Слушай, парень, а ты сам не устаешь от собственной вежливости?

– Бывает.

Губы деда тронула улыбка, и это было еще одно чудо.

– Ладно, иди.

Купер побежал было к курятнику, но тут же остановился:

– Дедушка, научишь меня кататься на лошади?

– Пока собери яйца, а там посмотрим.

Кое-что Куперу все-таки нравилось, по крайней мере отчасти. Ему нравилось бить в свободное время по мячу и нравилось то, что дед удивлял его после нескольких подач каким-нибудь необычным броском. Еще ему нравилось кататься по загону на Дотти, самой маленькой из дедушкиных лошадей, – во всяком случае, после того, как он перестал бояться, что кобыла его укусит или ударит копытом.

Оказалось, что стоит только привыкнуть к лошади, и ты попросту перестаешь замечать ее запах.

Ему очень понравилось смотреть на грозу, которая обрушилась однажды на их ранчо, исполосовав все небо яркими молниями. А иногда Купер просто садился у окна своей комнаты и наблюдал за тем, что происходит снаружи. Ему по-прежнему не хватало друзей и шума большого города, но вместе с тем было так интересно смотреть за россыпью звезд на небе, прислушиваясь к тому, как дом засыпает в ночной тишине.

Что, вернее кто, мальчику решительно не нравилось, так это куры – их запах и громкое квохтанье, не говоря уже о злобных взглядах, которые несушки бросали на него каждый раз, когда он приходил за яйцами. Впрочем, сами яйца Купер любил – будь то в виде омлета на завтрак или добавки к тесту, из которого пекли пироги и печенье. Бабушка делала это часто – на блюде всегда лежала свежая домашняя выпечка.

Что Купера раздражало, так это взгляд, которым его окидывали при встрече знакомые бабушки и дедушки. А это, стало быть, сынок Мисси! Вообще-то его мать звали Мишель, но в Нью-Йорке она сократила свое имя до Шелл. И все в один голос заявляли, что Купер – вылитый дед Сэм. А ведь тот был уже старым…

Ему нравилось наблюдать за тем, как грузовичок Чансов петляет по дороге, ведущей к их ферме, хотя Лил, конечно, была всего-навсего девчонкой. Впрочем, она умела играть в бейсбол и не хихикала без конца, как прочие. Лилиан Чанс не тратила время на всякие девчачьи глупости, и это было несомненным плюсом.

На лошади она сидела куда лучше, чем Купер, но никогда не смеялась над ним. В конце концов, общаться с Лил было совсем не то, что водиться с обычной девчонкой, поэтому они часто проводили время вместе. Вот и все.

Новый телевизор в гостиной появился всего через неделю после той самой беседы за кухонным столом.

– Не вижу смысла выжидать еще семь дней, – улыбнулась бабушка. – Ты и так держишь слово. Я горжусь тобой, Купер.

Насколько он мог припомнить, такого ему тоже никто никогда не говорил. Никто не гордился им только потому, что он просто был достаточно старателен и настойчив.

Как только Купер освоился с верховой ездой, им с Лил разрешили покататься по полям – с условием, чтобы они не отъезжали далеко от дома.

– Ну и как? – серьезно спросила Лилиан, продвигаясь рядом с ним в высокой траве.

– В каком смысле «как»?

– По-прежнему думаешь, что это глупо?

– Пожалуй, нет. Дотти славная лошадка, – Купер похлопал свою кобылку по шее. – Очень любит яблоки.

– Вот было бы здорово, если бы нас отпустили покататься в холмы… Уж там-то есть на что посмотреть. Но мне разрешают ездить туда только с кем-нибудь из родителей. Правда… – Лил оглянулась, словно их могли подслушать, – как-то раз, еще до восхода, я выскользнула из дома одна. Хотела выследить пуму.

Купер воззрился на девочку с искренним изумлением:

– Ты что, с ума сошла?

– Вовсе нет. Я прочитала о них буквально все. Специально брала книги в библиотеке. – Купер отметил, что сегодня на Лил была коричневая ковбойская шляпа, а длинную косу она перекинула через плечо. – Пумы редко нападают на людей. И они почти никогда не подходят к фермам вроде нашей, разве что по пути в другие места.

Купер потрясенно молчал, а Лил все больше оживлялась:

– Это было потрясающе! Просто здорово! Я и правда нашла ее следы! А потом потеряла… По правде сказать, я не собиралась задерживаться там так долго, и когда вернулась, мои уже встали. Пришлось сделать вид, будто я только-только вышла из дома.

Она бросила на Купера предостерегающий взгляд:

– Ты им ничего не скажешь?

– Я что, ябеда? – оскорбился мальчик. – Но ты больше так не делай, Лил. Это может быть опасно. Неужели ты не понимаешь?

– Я умею идти по следу. Не так хорошо, как папа, но все-таки… И я неплохо разбираюсь в том, что вижу. Мы часто ходим в походы и даже время от времени ночуем в горах. И потом, у меня есть компас.

– И ты ее видела? Пуму?

– Видела. Она смотрела на меня, глаза в глаза, как будто знала, кто я такая. И мне показалось… будто это на самом деле так.

– Да ладно!

– Серьезно. Мой дед со стороны матери был сиу.

– Отец миссис Чанс – индеец? – Купер изумился.

– Да. Индеец из племени сиу-лакота[7]7
  Индейцы лакота и дали название Черным Холмам (на их языке Паха Сапа – Черный Холм). Эта территория была святыней для сиу-лакота, а также для шайенов. Объявление Черных Холмов открытыми для заселения белыми людьми привело к Великой войне сиу.


[Закрыть]. Маминого отца звали Джон Свифтвотер, его племя жило здесь в течение многих поколений, и у них были духи-покровители из числа животных. Может быть, эта пума – мой дух.

– Ну хватит тебе! Это обычная пума, и все.

Лил не отрываясь вглядывалась в холмы.

– Нет. Я слышала ее в ту ночь. После того, как мы с тобой видели мою пуму. Слышала, как она кричит.

– Кричит?

– Пумы издают такие своеобразные звуки, они ведь не умеют рычать. Совсем большие кошки, вроде львов, рычать могут. У них глотка устроена как-то по-особому. Не помню точно, в чем там дело. В любом случае я просто хотела взглянуть на нее еще раз.

Купер, сам того не желая, восхитился поступком Лил, хотя и понимал, что такое поведение – чистое безумие. Какая еще девчонка решится рано утром тайком выбраться из дома, чтобы отыскать пуму?

– А вдруг это не ты, а она бы тебя нашла? Тогда бы ты стала ее завтраком…

– Ты обещал, что никому не скажешь.

– Не скажу. Но и ты не должна больше так делать.

– Интересно, где она сейчас? – Лил окинула задумчивым взглядом холмы вдали. – Пожалуй, надо предложить моим родителям отправиться в маленькое путешествие. Папе это должно понравиться. Ты пойдешь с нами? Возьмем палатку и заночуем у костра. Твои дедушка с бабушкой вряд ли станут возражать.

– Отправимся в горы? С ночевкой? – это и пугало, и завораживало.

– Ну да! На ужин наловим себе рыбы. А еще посмотрим на водопады, бизонов и других животных. Может быть, даже увидим пуму. Если подняться на самую вершину, станет видна огромная территория – вплоть до Монтаны. – Услышав звук колокола, Лил оглянулась. – Пора обедать. Итак, договорились – идем в горы, с ночевкой. Вот будет здорово!

В том походе Купер Салливан много чему научился, в том числе ловить рыбу. Ему открылась неведомая доселе радость съесть не купленную в магазине, а добытую еду. А еще он готов был до бесконечности сидеть у костра, прислушиваясь к ночным шорохам и звукам. За это лето Купер сильно вырос и окреп, ладони его затвердели. Он стал отличать лося от оленя и приобрел множество полезных навыков.

Купер научился пускать лошадь в галоп, и это принесло ему незабываемые ощущения. На правах гостя он выступил за бейсбольную команду Лил и внес свой вклад в их победу.

Позже Салливан-третий понял, что именно летом 1989 года его жизнь пошла по новому пути, но пока ему было только одиннадцать лет, и он чувствовал лишь то, что бесконечно счастлив.

Сэм научил внука строгать и вырезать из дерева, подарив, к величайшей радости Купера, ему карманный нож. Люси объяснила, как ухаживать за лошадью – от холки до копыт, как понимать, что она получила травму, и правильно определять недомогания.

А самое главное – дед научил его разговаривать с лошадьми.

– Все дело в глазах, – пояснил Сэм. – Круп, уши и хвост тоже могут многое рассказать, но главное – это глаза, – он придерживал за повод годовалого жеребенка, который брыкался и всячески норовил вырваться. – Неважно, что и как ты говоришь, поскольку он все равно будет читать в твоих глазах. Вот этот хочет казаться крепким орешком, но на самом деле он чуточку напуган. Не знает, что мы хотим от него, что намерены делать… На что это будет похоже? Больно или нет?

Даже разговаривая с Купером, Сэм продолжал смотреть в глаза жеребенку. Голос его при этом звучал тихо и ровно.

– Все, что нам нужно, – приучить его к послушанию. Твердая рука еще не значит наказующая.

Словно в подтверждение этих слов, Сэм крепко и в то же время спокойно взялся за уздечку.

– Нужно дать ему имя, – он ласково провел рукой по шее животного. – Как ты его назовешь?

– Я? – Купер в изумлении уставился на деда.

– «Я» не очень удачное имя для лошади.

– Я имел в виду… Может быть, Джонс? Как Индиана Джонс.

– Спроси его.

– Тебе очень подходит имя Джонс, – сказал Купер, обращаясь к жеребенку. – Джонс – храбрый и умный парень.

С помощью руки Сэма, лежавшей на уздечке, жеребенок согласно кивнул.

– Он сказал «да»! Ты видел, дед?

– Конечно, видел. А теперь подержи его за узду – твердо, но не больно. Я хочу накинуть на него потник[8]8
  Часть седла и хомута, изготовленная из войлока и прилегающая к крупу лошади.


[Закрыть]. Он уже с ним знаком. Напомни ему об этом.

– Я… Это только потник, Джонс. Тебе не будет от него никакого вреда. Мы не хотим тебя обидеть. Тебе его уже надевали. Дедушка говорит, нам нужно приучить тебя к седлу. Седло – это тоже не больно.

Джонс, прядая ушами, смотрел Куперу в глаза. На потник он практически не обратил внимания.

– Я бы не прочь покататься на тебе, когда ты привыкнешь к седлу. Вешу я мало, так что тяжело тебе не будет. Правда, дед?

– Посмотрим. Ну-ка, держи его.

Сэм поднял седло и надел его на жеребенка. Джонс дернул головой и снова затанцевал на месте.

– Все хорошо, – повторял Купер, глядя жеребенку в глаза. Пожалуй, конь и правда был несколько испуган – это читалось во взгляде. – Это всего-навсего седло. Совсем не больно, просто пока непривычно.

Под палящими лучами полуденного солнца Купер, успевший порядком взмокнуть, все разговаривал и разговаривал с жеребенком, пока Сэм прилаживал седло.

– Веди его на лужайку. Делай все, как раньше, когда он был без седла. Готовься к тому, что Джонс может слегка заартачиться.

Сэм отступил назад, позволяя внуку и жеребенку осваивать новую для себя науку. Он прислонился к забору, готовый вмешаться при первой необходимости. Люси, подошедшая сзади, положила руку ему на плечо.

– Приятное зрелище, правда?

– Парень многому научился, – кивнул Сэм. – А главное, ему это нравится. Смотри, как умело он обращается с лошадью.

– Так не хочется, чтобы Купер уезжал… Я знаю, – добавила она, прежде чем Сэм успел ответить, – что мы не можем распоряжаться его судьбой. Но я знаю и то, что от родителей он получает куда меньше любви, чем от нас. Сама мысль о том, что Купер скоро уедет, разбивает мне сердце.

– Может быть, он приедет к нам следующим летом…

– Может быть… Но до следующего лета еще нужно дожить, – вздохнув, Люси обернулась на звук грузовичка. – Это кузнец. Пойду угощу его лимонадом.

Были и другие уроки. Сын кузнеца, долговязый Галл Нодок, преподал Куперу азы жевания табака. Происходило все за амбаром, в наплывающих сумерках летнего вечера.

Даже после того, как Купера три раза подряд вывернуло наизнанку, он продолжал оставаться зеленым, как кузнечик. Так, во всяком случае, выразился Галл. Люси, донельзя встревоженная звуками, доносившимися из-за амбара, поспешила туда из своего маленького огорода. Ее внук все еще стоял на четвереньках. Учитель жизни, глядя на него сверху вниз, растерянно чесал затылок:

– Ба, Купер, да что это с тобой такое?

– Чем вы тут занимаетесь? – Люси налетела на них, как ураган.

– Он просто хотел попробовать жевать табак, мэм. Что в этом плохого?

– И у тебя хватило ума дать одиннадцатилетнему мальчику табак?

– Подумаешь! Чуть-чуть стошнило.

Судя по всему, Купер уже мог встать на ноги. Наклонившись, Люси тронула внука за плечо:

– Ну-ка, поднимайся. Нужно привести тебя в порядок.

Не теряя времени на охи и вздохи, она потащила мальчика домой. Там, несмотря на слабые протесты внука, Люси его раздела, ополоснула ему лицо и дала напиться. Затем, уложив Купера в постель, она задернула шторы и села рядом на край кровати. Глаза у мальчика все еще оставались затуманенными.

– Это было ужасно…

– Неплохой урок, – Люси улыбнулась и поцеловала внука в лоб. – Все будет хорошо, вот увидишь.

«И не только сегодня», – подумала она. Люси посидела рядом еще пару минут, наблюдая за тем, как Купер погружается в целительный сон.

Купер и Лил распластались на большом камне у самой воды.

– Знаешь, она даже не кричала и не ругалась.

– На что это было похоже? Наверно, вкус у табака не лучше, чем запах…

– Это похоже… Наверное, на дерьмо, – решился наконец такой воспитанный житель города.

Лил захихикала:

– Ты когда-нибудь его пробовал?

– Достаточно того, что нанюхался этим летом. Лошадиное дерьмо, свиное, коровье… не говоря уже о курином.

– В Нью-Йорке тоже полно дерьма, – фыркнула Лил, давясь смехом.

Перекатившись на бок, она положила голову на руки. Большие карие глаза не отрываясь смотрели на Купера:

– Жалко, что ты уезжаешь. Это было лучшее лето в моей жизни.

– В моей тоже.

Он и сам удивился тому, как странно прозвучали эти слова. Забавно было думать о том, что его лучшим другом стала деревенская девчонка, к тому же с индейской кровью.

– Может быть, если ты попросишь, родители разрешат тебе остаться здесь?

– Нет, – Купер лег на спину и стал смотреть на парящего в небе ястреба. – Они вчера звонили. Сказали, что возвращаются на следующей неделе. Встретят меня в аэропорту. Проси не проси…

– Но ты сам хотел бы остаться?

– Не знаю.

– Что, хочешь вернуться домой?

– Просто не знаю, – Куперу самому было неуютно от этой неопределенности. – Знаешь, я хотел бы съездить туда, а потом вернуться и жить здесь. Мне нравится заниматься с Джонсом, кататься на Дотти, ловить рыбу и играть в бейсбол. Но я скучаю по своей комнате, по видеоиграм и стадиону «Янки»… – он снова перекатился на бок. – Может быть, родители разрешат тебе приехать к нам. Тогда бы я сводил тебя на настоящую игру.

– Не думаю, что они позволят, – взгляд Лил затуманился, а нижняя губа дрогнула от огорчения. – Выходит, ты к нам уже никогда не приедешь?..

– Почему? Обязательно приеду.

– Клянешься?

– Клянусь, – он торжественно поднял руку.

– И будешь отвечать на мои письма?

– Ясное дело!

– На каждое письмо?

– На каждое, – улыбнулся Купер.

– Тогда ты вернешься. И пума тоже. Мы увидели ее в самый первый день, когда познакомились, так что теперь она для нас вроде духа-хранителя. Все равно что… не помню точно слово, но оно означает удачу.

Купер немало думал об этом. Лил все лето твердила ему про пум, показывала их фотографии в книгах, которые взяла в библиотеке или купила на свои карманные деньги. Собственными рисунками она завесила всю комнату, разместив их между своими наградами на ниве бейсбола.

В последнюю неделю на ранчо Купер почти не выпускал из рук перочинный нож, который ему подарил дед. Он тепло попрощался с Дотти, Джонсом и всеми остальными лошадьми. Прощание с курами вышло куда более прохладным. Затем Купер упаковал вещи, добавив к ним сапоги и рабочие рукавицы, которые купила ему бабушка. Не забыл он и свою бейсбольную биту.

В обратный путь мальчик отправился на заднем сиденье грузовичка и всю дорогу неотрывно смотрел в окно. Его внимание было поглощено необъятным небом и темными холмами, за которыми вздымались скалистые вершины гор. Где-то там, среди отрогов, прятались чистые реки, глубокие каньоны и тенистые леса.

Должно быть, там же бродила и пума.

Лил уже сидела на ступеньках веранды – ждала их. На девочке были голубая рубашка и красные шорты. Косы она по привычке забрала под любимую бейсболку. Как только машина подъехала к дому, на улицу вышла мать Лилиан, а откуда-то со двора, громко лая, примчались собаки.

Миссис Чанс подошла к дочери, которая к этому времени уже встала, и положила руку ей на плечо. Из-за дома, запихивая перчатки в задний карман джинсов, вышел Джо. Он тоже встал рядом с Лил.

Такими Купер их и запомнил – мать, отец и дочь. Крохотный островок любви перед старым домом, в окружении холмов и долин. И тут же – две собаки, заливающиеся счастливым лаем.

Купер прокашлялся, выбираясь из машины.

– Я приехал попрощаться, – сказал он.

Джо шагнул вперед первым и протянул руку. Сжав ладонь Купера, он улыбнулся:

– Надеюсь, мы еще увидимся, мистер Нью-Йорк.

– Непременно. А еще я пришлю вам фотографии со стадиона «Янки», когда мы возьмем главный приз.

– Мечтать не вредно, – Джосайя Чанс расплылся в улыбке.

– Береги себя, – Дженна наклонилась и поцеловала мальчика в лоб. – Будь счастлив и не забывай нас.

– Ну что вы! – Чувствуя некоторую робость, Купер повернулся к Лил. – Я тут сделал для тебя кое-что.

– Правда? Что?..

Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул ее Лилиан.

– Честно говоря, вышло не очень, – смущенно сказал Купер, а девочка в это время разглядывала крохотную пуму, вырезанную из дерева гикори[9]9
  Индейское название ореха. В США из древесины гикори часто делают рукоятки для молотков и топоров, а также барабанные палочки.


[Закрыть]. – Больше всего я намучился с мордой…

И тут руки Лил обвились вокруг его шеи. Ошеломленный, Купер замолчал.

– Она чудесная! Просто чудесная! Подожди! – девочка стремительно бросилась в дом.

– Хороший подарок, Купер, – Дженна одобрительно кивнула. – Теперь пума действительно стала ее. Можно сказать, ты вложил часть себя в этот символ.

Лил выбежала на улицу.

– Вот! Это было мне дороже всего, но теперь у меня есть пума. Возьми. Это старая монета, – она протянула Куперу серебряный диск. – Мы нашли ее прошлой весной, когда копали землю под новый сад. Должно быть, кто-то выронил много-много лет назад. На ней почти ничего не видно, такая она потертая.

Купер взял серебряный кружочек, такой старый, что на нем действительно с трудом угадывался силуэт женщины.

– Круто.

– Она принесет тебе удачу. Будет… Как это называется, мама?

– Талисман, – улыбнулась Дженна.

– Талисман, – повторила Лил. – На счастье.

– Нам пора, – Сэм похлопал внука по плечу. – До Рэпид-сити еще ехать и ехать.

– Удачи, мистер Нью-Йорк!

– Я тебе напишу! – прокричала им вслед Лил. – Только не забывай отвечать.

– Хорошо, – сжав монету, Купер сел в машину.

Он чуть не свернул себе шею – так долго смотрел за тем, как тает в отдалении крохотный островок перед домом.

Купер Салливан не плакал. Как-никак ему было уже почти двенадцать лет. Но всю дорогу до Рэпид-сити мальчик сжимал в руке серебряную монету.