Текст книги "Ловушка привычного. Как спастись от застревания в проблемах и достичь выдающихся результатов"

5. Изменение и движение: вкус

В следующий раз, когда соберетесь перекусить, попробуйте найти время для этого упражнения. Вместо того чтобы называть какой-либо из основных вкусов, просто отметьте присутствующий вкус/вкусы, опишите его/их качества, а также решите, изменяются ли они с течением времени или остаются неизменными. Является ли вкус ярким или едва заметным? Появляется и ощущается на языке быстро или медленно? Вызывает ли он у вас удивление? Непрерывен ли он или довольно-таки прерывист? Переходит ли этот вкус в какой-то другой или остается неизменным на протяжении всего времени?

Хорошей идеей после выполнения любого из этих упражнений будет проверить свое самочувствие. Расширяя некоторые из своих «сенсорных мостиков», испытали ли вы какие-либо ощущения, которые удивили вас или, может быть, были совершенно неожиданными? Каково это – впускать в себя новую информацию? Было ли это захватывающим или вызывало у вас тревогу по мере того, как вы исследовали непредсказуемую природу чувств? Независимо от того, понравился вам подобный опыт или нет, открылось ли для вас что-то новое, в рамках того, как вы реагировали на свои ощущения? Изменилось ли ваше мнение о том, какой запах или вкус вы предпочитаете? Стали ли вы по-другому воспринимать свое тело или окружающий мир?

Совершенно нормально и даже замечательно, если в этот момент вы не уверены, что полезного вы могли бы извлечь из подобного опыта. В конце концов, ощущая мир органами чувств в каждый момент времени, вы познаете вкус изменений и начинаете понимать, почему они превосходят определенность. Это может быть восхитительно, обескураживающе и тревожно – ценить эту неопределенность ощущений в мире, в котором превозносятся определенность и действие.

Глава 5
Альтернатива действию?

Сегодня, как и в любой другой день, мы просыпаемся опустошенными и напуганными. Не открывай дверь в кабинет и не начинай читать. Сними музыкальный инструмент.

Руми

15 января 2009 года капитан Чесли Салли Салленбергер спас 155 жизней, благополучно посадив самолет рейса 1549 американской авиакомпании US Airways в ледяные воды реки Гудзон. После того как у самолета отказали оба двигателя вскоре после взлета, пилот оказался на неизведанной для себя территории. Как он вспоминает, его первыми мыслями было: «Этого не может быть… Со мной не может такого произойти».

Это был пилот-ветеран с более чем 40-летним стажем, однако он быстро осознал, что жизнь только что нарушила все привычные ожидания и последовательности и что его давно отработанные и, казалось бы, необходимые привычки все равно не помогут ему благополучно посадить этот самолет на землю.

Несмотря на длительную подготовку к аварийным посадкам, Салли никогда не доводилось сажать пассажирский самолет на воду. С другой стороны, а кому доводилось? Итак, ему оставалось лишь импровизировать, искать совершенно новые стратегии и, конечно, делать все правильно с первого раза. В тот момент он также понял, что в условиях такой смертельной опасности не осталось места ничему, кроме полной вовлеченности в настоящий момент, что означало полное внимание к тому, что подсказывали ему его органы чувств. Он описал свою мысленную концентрацию следующим образом: «В те несколько секунд у меня не было никаких посторонних мыслей. Я не позволял себе подобного, да и у меня не было желания. Я не думал о своей семье. Я не думал ни о чем другом, кроме как о контроле траектории полета. Ну и о решении каждой задачи по мере их поступления – до тех пор, пока мы не решили их все».

Что касается его эмоций, Салли вовсе не претендовал на роль стоического героя со льдом в жилах. В действительности, как он вспоминает, полная вовлеченность привела его в еще более тесный контакт с реально переживаемым ужасом: «Тренировки развивают в тебе способность вызывать откуда ни возьмись это ощущение спокойствия. Профессиональной невозмутимости… Но мы не были спокойны. Мы просто не могли. Стресс был просто колоссальным, однако мы должны были сосредоточиться… для того, чтобы быть в состоянии выполнить свою работу, несмотря на то, насколько напряженной она была».

Вместо того чтобы стремиться оставаться отстраненным или холодно-рациональным, Салли полностью поместил себя в хаос происходящей ситуации, на стыке ощущений и реакции на разворачивающиеся события, отбросив свои прежние привычки и позволив стрессу пройти через него. Но разве его бушующие эмоции не подорвали бы его способность рассуждать логически? Оказывается, нет. Об этом свидетельствуют 155 жизней, которые ему удалось спасти.

Ключ к пониманию успеха Салли сокрыт в его собственном высказывании: «Стресс был колоссальным, однако мы должны были сосредоточиться».

Фактически он говорит о том, что у него просто не было времени для того, чтобы включать «чувство стресса» в список своих проблем, требующих решения. Его задача заключалась не в том, чтобы начать чувствовать себя лучше, а в том, чтобы благополучно посадить самолет. Если бы он начал разбираться со своими эмоциями, то это привело бы к тому, что он направил бы критические психические ресурсы на самоуспокоение и регуляцию эмоций. Когда отказали двигатели самолета, беспокойство о том, чтобы соответствовать культурным ожиданиям стоического и хладнокровного героя-пилота, было излишеством, которое он просто не мог себе позволить.

Ранее мы говорили, что многие из нас подавляют негативные эмоции в моменты грусти. Мы описывали, как мы наблюдали эту закономерность на фМРТ-сканере, обнаружив, что чем больше испытуемые подавляли собственные чувства, тем сильнее казалось их депрессивное состояние. Однако те, кто прошел тренинг по взаимодействию со своими ощущениями, научились позволять грустным сценам фильма оказывать на них эмоциональное воздействие с той же сенсорной эффективностью, что и у нейтральных и легких программ вроде передачи «Дом и сад». Другими словами, подавление своих ощущений – это то, что мы привыкли делать на постоянной основе, однако мы, как и Салли, можем выйти за пределы этой обусловленности. Когда мы по умолчанию пытаемся подавить свои эмоции, мы зачастую отвлекаем себя от самого главного. Мы отказываемся от возможности принять новую информацию лишь ради удовлетворения собственных ожиданий.

Первым шагом Салли на пути к спасению падающего самолета было принятие «сопутствующей проблемы» – его эмоционального состояния: чувства непреодолимого стресса и неспособности быть тем же невозмутимым пилотом, что и прежде. Но как принятие негативных эмоций может уменьшить их влияние на организм? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, почему мы так сильно подвержены стрессу.

Вы – часть модели прогнозирования

На протяжении многих лет для описания работы мозга использовали различные метафоры, зачастую отражающие ключевой компонент или ведущую технологию того времени. Так, например, древние греки считали наш ментальный аппарат своеобразным театром; Фрейд опирался на гидравлику для описания психики, которая функционирует за счет возникновения и сброса психического давления. Кибернетика изображает мозг как компьютер; гуру самопомощи относятся к мозгу как к мышце, восхваляя стратегии вроде «используй его и сделай сильнее».

В настоящее время нейробиологи сравнивают мозг с нейронной сетью: сложные хитросплетения связей, обеспечивающих соответствие между ощущениями органов чувств с двигательной реакцией. С этой точки зрения ваш мозг постоянно пытается выяснить, что же произойдет дальше, чтобы быть максимально готовым к любым поворотам, которые может преподнести вам жизнь.

Исследователь эмоций Лиза Фельдман Барретт описывает затруднительное положение мозга следующим образом: он находится в темной коробке (череп), получая лишь сенсорные признаки того, что происходит в нашем организме и окружающем мире. Мозг непрерывно получает информацию от своих «фабрик чувств» – вспышки света, внезапные звуки, горький вкус, резкий запах, ощущения давления или жары. Истинное зарождение этих ощущений неизвестно, но каждое из них говорит, что что-то изменилось, а мозг должен определить: являются ли подобные изменения достаточно значимыми для выживания, чтобы вызвать ответную реакцию.

К счастью, наш мозг смог эволюционировать и оперативно каталогизировать каждый набор ощущений, сопоставляя их с прошлым опытом, чтобы сделать выводы о причинах и следствиях. Такое распределение на категории позволяет мозгу выполнять свою основную задачу: управлять реакциями, поддерживающими жизнь организма. Как напоминает Барретт, наш мозг развивался не для логики, радости или определенности, а для регуляции организма, в котором он находится (1). Наиболее эффективный способ достичь этого, особенно когда действие накаляется, – это предвидеть потребности организма и удовлетворить их до того, как ситуация выйдет из-под контроля.

Если вам когда-либо доводилось гулять в парке в сумерках и случайно увидеть скачущее крупное животное с грубой шерстью, то ваш мозг наверняка генерировал настоящий поток предположений о том, что это может быть за существо, вместо того чтобы ждать более полной информации о приближающемся к вам звере. Если по соседству кто-то видел койота, то вы можете быстро отступить назад, постоянно оглядываясь через плечо. Если же к животному подойдет женщина и пристегнет к нему поводок, то предположение о койоте тут же исчезнет, а вместе с ним и последующий страх.

Наш мозг постоянно создает моментальные «снимки» реальности, чтобы опередить возможные события и подготовить организм к необходимым действиям. Зачастую эти поспешные суждения бывают ошибочными, однако альтернатива была бы гораздо хуже: длительное оценивание ситуации может означать, что ваша реакция на нее будет слишком запоздалой.

Взгляд на жизнь с точки зрения нашего мозга дает нам другой способ понять человеческую мотивацию. Представьте себе, каково это – быть мозгом, пытающимся сориентироваться в стремительном потоке входящей информации, чтобы сохранить жизнь своему организму. Как уже говорилось ранее, наш мозг должен представлять и реагировать на различные изменения как внутри тела, так и в окружающей среде за его пределами. Но как же он узнает, с чем именно имеет сейчас дело?

С точки зрения нейробиологии, мозг беспрерывно делает обоснованные предположения, а затем разбирается с последствиями. В современной науке есть название для этой схемы – модель прогнозирующего кодирования.

Эта модель важна, поскольку она призвана объяснить то, как мы понимаем все ситуации, а не только те, которые связаны с потенциальными хищниками в темном лесу. Например, оглядывая свою комнату, я вижу стены, стол, стулья – но все это лишь после того, как множество зрительных импульсов будет собрано и обработано моим мозгом. Мои глаза воспринимают свет, после чего он преобразуется в электрохимические сигналы. Затем мой мозг посылает эти сигналы множеству более маленьких «фабрик», которые находят границы предметов, различают цвета или определяют движения. Затем эти детали собираются воедино двумя различными способами.

В нижней части мозга информация о предметах сопоставляется с той, что я уже знаю о мире, присваивая названия, значения, а также связанные с этим воспоминания. Отдельный поток информации направляется в верхнюю часть моего мозга, чтобы разместить объекты в пространстве относительно моего тела, позволяя мне приближаться к ним, избегать или управлять (2). Все эти процессы происходят непрерывно, даже если я просто смотрю на стул или стол. Когда я вижу эти обычные предметы, мой мозг пытается соотнести относительно фиксированный процесс восприятия сенсорной информации нахождения границ, форм или конструкции в рамках базы знаний того, как именно называются эти границы, формы или конструкция (у них есть названия – «стол» или «стул»), а также важно и то, как каждая из них может быть использована. Однако этот простой, казалось бы, акт видения и определения на самом деле не так уж и прост.

В книге «Думай медленно… решай быстро» Даниэль Канеман предлагает избегать ошибок в суждениях, полагаясь на обдуманность (система № 2) вместо того, чтобы поддаваться «лени» интуиции, основанной на СПРРМ (система № 1). Но если нам следует быть осторожными касательно поспешных суждений или импульсивных поступков, то что насчет мгновенного восприятия? Возможно, мы не путаем стол со стулом, но что произойдет, если мы автоматизируем более неоднозначные сигналы? Например, отличить ухмылку от улыбки, комплимент от насмешки, зевок от рычания?

Мы считаем само собой разумеющимся, когда система автоматического восприятия цела и невредима, однако, когда вспомогательные части мозга повреждены, мы можем увидеть всю сложность, которая лежит в основе визуальной или другой сенсорной категоризации. Книга Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу» гуманистическим образом изображает людей, живущих с различными формами агнозии – состояние, при котором индивид не может расшифровывать сенсорную информацию. Приведенные автором примеры показывают, насколько важны интеграция и обобщение сенсорной информации для нашего повседневного функционирования. Человек с агнозией не может идентифицировать бытовые предметы, даже несмотря на то, что его осязание в норме. Он не может узнавать знакомые лица, даже несмотря на то, что со зрением у него все хорошо. Он не может отличить речевые звуки от звуков, не относящихся к речи, даже несмотря на то, что и его слух также в порядке. «Фабрики» все еще производят ощущения, но без определенного смысла ощущения не связаны ни с чувствами, ни с памятью, ни с потенциально возможными реакциями. Клинические случаи агнозии (наряду с собаками, которых ошибочно принимают за койотов) подтверждают мысль о том, что ни в столе, ни в стуле, ни в дереве, ни в облаке нет ничего особенного, что наделяло бы их названием или какой-то функцией. Мозг должен корректно идентифицировать и обозначить предметы, прежде чем мы сможем получить хотя бы отдаленное представление и понимание того, как с ними взаимодействовать.

Однако по-прежнему просто назвать предмет недостаточно. Как только мозг понимает, с чем он имеет дело, тут же возникает второй вопрос: имеет ли это для меня какой-то смысл? Категоризация ощущений помогает описать физические характеристики объектов, но мало что говорит об их важности. Именно вы – тот, кто придает смысл каждому из этих ощущений. С точки зрения мозга каждый момент распознавания должен быть связан с более примитивным умозаключением, проистекающим из миллиардов лет эволюционной истории: важно ли это для моего выживания?

Наш мозг постоянно пытается найти смысл в ощущениях, превратить хаос в нечто предсказуемое или ожидаемое, и большая часть наших знаний усваивается лишь со временем. Представьте, что родитель, указывая на чайник, говорит ребенку: «Чайник. Горячий. Заваривает чай. Не трогай!» Мозг ребенка должен не только определить, что этот предмет перед ним – чайник, но также прикрепить к этой категории инструкцию по осторожному с ним обращению, потому что в хаосе ощущений скрываются реальные возможности и реальные опасности. Подобное выделение категорий (и последующая саморелевантность) обычно происходит автоматически, а также благодаря процессу, происходящему где-то за кулисами. Так мы становимся готовыми к познанию этого мира.

Понимание этого скрытого «процесса» лежит в основе современной нейронауки. Согласно теории прогнозирующего кодирования, наш мозг просто не успевает оценивать каждую новую ситуацию с нуля, поэтому он постоянно прогнозирует следующий момент нашей реальности, а затем проверяет правильность своего прогноза. Именно благодаря этой способности, отточенной миллионами повторяющихся предсказаний (подтвержденных или нет), вам не нужно осматривать комнату, когда вы входите в нее сороковой раз. Именно поэтому вы также ожидаете, что на кухне будут находиться одни предметы (стол, стулья), а не другие (утки, водопад). Получение сенсорной информации становится своего рода игрой в предсказания, в которой мы обычно можем выиграть, даже не замечая, что играем в нее.

Вы – это то, что вы предсказываете

Мы живем, полагая, что воспринимаем «истинный» мир вокруг нас. Но даже наши самые базовые представления могут вовсе не быть универсальными, чаще они индивидуальны. Антропологам давно известен тот факт, что то, что мы хотим классифицировать, является культурной особенностью, а предсказания делаются в той степени, в которой они помогают нам ориентироваться в нашей конкретной среде.

В своей книге «Печальные тропики» Клод Леви-Стросс описал системы классификаций, используемые некоторыми племенами в тропических лесах Амазонки. Вместо ментальных категорий, которые были бы посвящены животным, растениям или минералам, они группируют предметы следующим образом: «то, что находится на верхушках деревьев»; «то, что сидит под деревьями»; «то, что связано с камнями». Предположительно, для этих племен имеет большое значение, где можно найти тот или другой предмет, а формальная научная система классификации была бы для них бесполезна. Таксономия[21]21
  Учение о принципах и практике классификации и систематизации сложноорганизованных иерархически соотносящихся существ.


[Закрыть] других народов уделяла особое внимание плодоношению деревьев или поведению крупных животных, что непосредственно связано с деятельностью и выживанием племени.

Для многих из нас снег – это просто мокрая белая масса, которую нужно вытереть с лобового стекла автомобиля, прежде чем садиться за руль, однако для инуитов Северной Канады появляются уже более тонкие различия и новый словарный запас. У этих охотников с ледяного севера есть около 40 слов для обозначения снега. Например, различают aniu – снег, используемый для получения воды, и maujaq – снегопад, в котором человек может буквально утонуть. Жители Швеции выделяют aprilsnö – весенний снег, который может свидетельствовать о наводнении, kramsnö – снег, идеальный для игры в снежки. В обеих этих северных культурах появляются более конкретные предсказания, потому что знания о снеге – важная составляющая выживания.

У каждого из нас есть свои приоритеты, важные для культуры и выживания. Наш мозг фильтрует бесконечное количество возможностей, чтобы прийти к значению, которое наиболее полно бы отражало смысл того, что воспринимают органы чувств. Основная цель – уменьшить погрешности или ошибки прогнозирования, что представляет собой разрыв между ожиданиями (накопленные знания о мире) и ощущениями (поступающая информация в текущий момент).

Модель прогнозирующего кодирования мозга была, возможно, впервые предложена философом Иммануилом Кантом в 1800-х годах (3), но за прошедшие века она стала гораздо более усложненной моделью и заняла центральное место в когнитивной науке. Основная ее идея заключается в том, что вся человеческая мотивация исходит из попыток минимизировать ошибки на всех уровнях нашего мозга и, как правило, без нашего ведома.

На более низких уровнях минимизация погрешности прогнозирования может выглядеть так, словно наш мозг определяет, где в поле нашего зрения должна появиться дверь. На более высоких уровнях мыслительного процесса ставки повышаются, и подобная минимизация может касаться функционирования всего организма. Именно здесь в игру вступает мотивация, поскольку прогнозы на более высоком уровне могут включать в себя вопрос, должна ли дверь быть заперта, вызывая опасения по поводу своей безопасности. По мере взросления большинство из нас начинает чувствовать себя уверенно в окружающей обстановке – признак того, что мы успешно справляемся с ошибками прогнозирования, сводим к минимуму моменты растерянности и неуверенности, да и больше не беспокоимся о монстрах, скрывающихся под кроватью. Однако рано или поздно мы оказываемся на незнакомой территории, где вновь возникает необходимость справляться с различными неожиданностями и несбывшимися ожиданиями.

То, что предсказывает ваш мозг, – это то, что движет вами

Стремление минимизировать погрешности прогнозирования является мотивационным, поскольку центральная аксиома модели заключается в том, что несоответствия приводят к действию. Если вы проснулись и все вокруг кажется более расплывчатым, чем обычно, то вы можете потереть глаза или вспомнить о том, что нужно надеть очки. Если размытость зрения сохраняется, то, скорее всего, вы обратитесь к окулисту. Когда вы ступаете на пол, который, по вашим прогнозам, должен быть ровным и гладким, но чувствуете, как острые края конструктора «Лего» вонзаются вам в ногу, то вы тут же уменьшите давление на стопу (в идеале до того, как произойдет глубокое повреждение тканей). Когда вы входите в дом и ощущаете странный запах, вы можете заподозрить утечку газа и обратиться за помощью. Когда вы смотрите в лицо подруги и не видите участия и привычного света в ее глазах, то можете предположить, что что-то не так, и захотеть помочь. Вы можете даже предсказать тот факт, что вы ничего не чувствуете, выполняя изо дня в день одну и ту же работу, а затем с удивлением обнаружить в себе глубокий колодец несчастья или обиды, после чего вы почувствуете мотивацию к поиску другой работы.

И вновь причина нашего удивления или огорчения заключается в том, что сама модель предсказаний пытается направлять нас к изменениям, необходимым для выживания. Наиболее типичной реакцией на неудачи в прогнозировании является действующее умозаключение. Мы интерпретируем чувство удивления (ошибку предсказания) как свидетельство того, что в мире что-то не так и что нам необходимо предпринять действия, чтобы это исправить. Это классический западный метод приведения предсказаний в соответствие с реальностью.

Многие великие достижения происходят от нарушения ожидания, которое встречается с действующим умозаключением. Взять, например, Альфреда Нобеля, изобретателя XIX века, который в дальнейшем финансировал премии, носившие его имя. При жизни он был известен как создатель динамита – ученый, чьи открытия позволили добиться значительных высот в области машиностроения и строительства. Но он также был известен как один из первых и наиболее известных мировых торговцев оружием – человек, который поставлял оружие для разжигания гонки вооружений в конце XIX века. Одна французская газета предоставила ему редкую возможность увидеть и задуматься о своем наследии, когда по ошибке сообщила о его смерти. На самом деле умер его брат по имени Людвиг, однако, столкнувшись с таким грубым нарушением предсказания (он ведь знал, что на самом деле еще жив), Нобель на мгновение почувствовал то, каким его запомнит этот мир. К его ужасу, в некрологе сообщалось, что «торговец смертью мертв»; его открытия осуждались, указывалось на то, что они привели к массовым страданиям. Нобель был потрясен, но, к счастью, у него еще было время действовать. В кратчайшие сроки он изменил завещание, оставив 94 % своего огромного состояния на создание Нобелевского фонда. Эта высокая награда, вероятно, послужила стимулом для многих блестящих умов мира в последующие годы. Итак, расстроенный тем, что его неожиданно (по крайней мере, для него самого) выставили злодеем, Нобель был вынужден воздействовать на мир, чтобы восстановить свое «доброе имя», а также убедить людей, что он хороший человек и достойный член общества.

Действующее умозаключение – это то, как нас учат действовать большую часть времени, когда мы становимся взрослыми; это микрокосм современного общества. Когда мир нарушает ваши ожидания, вы пытаетесь изменить этот мир, что во многих случаях является отличной стратегией. Деталь «Лего» определенно не должна впиваться мне в ногу, и я должен вынуть ее и осмотреть пол на предмет других деталей, на которые я могу случайно наступить. Моя подруга не должна выглядеть такой угрюмой, поэтому я должен сделать что-то, чтобы поднять ей настроение. Моя работа не должна вызывать у меня такого внезапного чувства обиды и неудовлетворенности, так что, возможно, мне стоит уйти с нее. Когда мы можем предпринимать определенные действия, чтобы уменьшить несоответствие между предсказанием и ощущением, мы испытываем агентность[22]22
  Агентность обобщенно можно определить как способность человека к действию, способность выступать в качестве самостоятельного агента и делать осознанный и свободный выбор.


[Закрыть] – чувство, что наши действия имеют значение.

С точки зрения психологии вера в то, что вы являетесь хозяином своей судьбы, является огромной частью пазла под названием благополучие. Будь то окружать себя людьми, которые поддерживают вас и ваши успехи в спорте, даже когда все обстоятельства против вас, или мужественно переносить последствия химиотерапии, чтобы излечиться от онкологии. Определенные действия укрепляют веру в то, что мы можем влиять на свою судьбу.

Скотт Хэмилтон, американский фигурист, завоевавший золотую олимпийскую медаль, подсчитал, что за свою карьеру он упал 41 600 раз. «Но вот что забавно, – сказал он. – Я вставал также 41 600 раз. Вот она – мышца, которую действительно нужно тренировать в своей психике. Напоминание о том, что тебе нужно просто подняться».

Было бы довольно-таки легко счесть советы Хэмилтона просто жесткой дисциплиной – в конце концов он ведь олимпийский чемпион. Для нас же урок заключается в том, что падения и подъемы научили его не зацикливаться на своих неудачах как на отдельно взятых случаях, а рассматривать их как важную составляющую большого пути. Таким образом, падение напоминало ему, что он все еще находится на своем пути, а вставание – просто следующий шаг вперед.

Подобно Хэмилтону, когда каждый из нас делает определенное умозаключение, мы «бросаем кости», пытаясь провозгласить свою агентность. Все для того, чтобы восстановить чувство порядка, формируя окружающий мир в соответствии с нашими идеалами. Однако каждый раз, когда мы пытаемся создать это чувство агентности, изменяя мир вокруг, мы рискуем потерпеть неудачу. К тому же бывают моменты, когда пытаться в принципе не является разумным. Например, если бы после просмотра выступления Скотта Хэмилтона кто-то из нас решил бы сделать сальто назад на коньках, двигаясь на высокой скорости, мы вряд ли бы испытали колоссальное чувство мастерства и агентности (равносильно свободе воли и самостоятельности). Агентность – это прекрасно, но что делать в тех ситуациях, когда взять все под контроль и изменить наш мир просто невозможно?