Текст книги "О женах лукавых"

Олег Казаков
О женах лукавых

© О. А. Казаков, текст, 2000

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2000

* * *

Лукавые жены

Заповедь есть светильник,

и наставление – свет,

и назидательные поучения – путь к жизни…

Предисловие (предварительное пояснение)

Благочестивые читатели!

Предлагаемая вам книжица собрана из поучительных слов Священного Писания, святоотеческих наставлений и современных историй. Она появилась вовсе не из глупого мужского злопыхательства. Православная Церковь высоко чтит женщину. И те поучения, которые мы приводим в конце, красноречиво говорят об этом.

Мы убеждены, что лукавые и вообще недостойные поступки женщин есть, чаще всего, не что иное как плод или отражение мужского безволия, мужского неразумия, мужской удобосклонности к соблазнам.

Мы все-таки решились обратиться к этой теме главным образом потому, что в последнее время особенно усилилась в миру и совсем лишилась стыда пропаганда женской «раскрепощенности», «эмансипации», разнузданности…

Однако лукавство ведь может быть отнюдь не прирожденным свойством, а чем-то, внушаемым извне, хотя это никак не отменяет ответственности за грех.

Поэтому требуются особая тщательность, внимание и критичность во всех жизненных обстоятельствах.

Податливость лицемерным и лживым чьим-то посулам и своим пожеланиям – ворота к пропасти греха, грязи, развращения, гибели.

Так было и с праматерью нашей…

Трагедия в раю

Вот что говорит нам Книга Бытия:

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания…»

Так была разрушена гармония мироздания – доверием лжецу, изменой Богу. И проклятие постигло род человеческий и землю. И пришла смерть и стала властвовать надо всеми.

«И заклинает его священник»

Ветхозаветная церковь даже к подозрению на лукавую измену относилась с чрезвычайной строгостью. Вот слова Господа в Книге Чисел (Глава 5, стихи 11–28):

«И сказал Господь Моисею, говоря: объяви сынам Израилевым и скажи им: если изменит кому жена, и нарушит верность к нему, и переспит кто с ней и излиет семя, и это будет скрыто от глаз мужа ее, и она осквернится тайно, и не будет на нее свидетеля, и не будет уличена, и найдет на него дух ревности, и будет ревновать жену свою, когда она осквернена, или найдет на него дух ревности, и он будет ревновать жену свою, когда она не осквернена, – пусть приведет муж жену свою к священнику и принесет за нее в жертву десятую часть ефы ячменной муки, но не возливает на нее елея и не кладет ливана, потому что это приношение ревнования, приношение воспоминания, напоминающее о беззаконии; а священник пусть приведет и поставит ее пред лице Господне, и возьмет священник святой воды в глиняный сосуд, и возьмет священник земли с полу скинии и положит в воду; и поставит священник жену пред лице Господне, и обнажит голову жены, и даст ей в руки приношение воспоминания, – это приношение ревнования, в руке же у священника будет горькая вода, наводящая проклятие. И заклянет ее священник и скажет жене: если никто не переспал с тобою, и ты не осквернилась и не изменила мужу своему, то невредима будешь от сей горькой воды, наводящей проклятие; но если ты изменила мужу твоему и осквернилась, и если кто переспал с тобою кроме мужа твоего, – тогда священник пусть заклянет жену клятвою проклятия и скажет священник жене: да предаст тебя Господь проклятию и клятве в народе твоем, и да соделает Господь лоно твое опавшим и живот твой опухшим; и да пройдет вода сия, наводящая проклятие, во внутренность твою, чтобы опух живот [твой] и опало лоно [твое]. И скажет жена: аминь, аминь. И напишет священник заклинания сии на свитке, и смоет их в горькую воду; и даст жене выпить горькую воду, наводящую проклятие, и войдет в нее вода, наводящая проклятие, ко вреду ее. И возьмет священник из рук жены хлебное приношение ревнования, и вознесет сие приношение пред Господом, и отнесет его к жертвеннику; и возьмет священник горстью из хлебного приношения часть в память, и сожжет на жертвеннике, и потом даст жене выпить воды; и когда напоит ее водою, тогда, если она нечиста и сделала преступление против мужа своего, горькая вода, наводящая проклятие, войдет в нее, ко вреду ее, и опухнет чрево ее и опадет лоно ее, и будет эта жена проклятою в народе своем; если же жена не осквернилась и была чиста, то останется невредимою и будет оплодотворяема семенем».

* * *

В ветхозаветные времена, уличенную в блуде или прелюбодеянии женщину побивали камнями. Еще до принятия закона Моисеева за блуд могли сжечь (Быт. Гл. 38).

* * *

Во Второй Книге Царств рассказывается, как упрекнула жена царя Давида за его безудержную радость о возвращении Ковчега Завета, и какова была расплата за упрек и насмешку:

«Давид и весь дом Израилев несли ковчег Господень с восклицаниями и трубными звуками. Когда входил ковчег Господень в город Давидов, Мелхола, дочь Саула, смотрела в окно и, увидев царя Давида, скачущего и пляшущего пред Господом, уничижила его в сердце своем.

И принесли ковчег Господень и поставили его на своем месте посреди скинии, которую устроил для него Давид; и принес Давид всесожжения пред Господом и жертвы мирные. Когда Давид окончил приношение всесожжений и жертв мирных, то благословил он народ именем Господа Саваофа; и роздал всему народу, всему множеству Израильтян [от Дана даже до Вирсавии], как мужчинам, так и женщинам, по одному хлебу и по куску жареного мяса и по одной лепешке каждому. И пошел весь народ, каждый в дом свой. Когда Давид возвратился, чтобы благословить дом свой, то Мелхола, дочь Саула, вышла к нему навстречу, [и приветствовала его] и сказала: как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек! И сказал Давид Мелхоле: пред Господом [плясать буду. И благословен Господь], Который предпочел меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождем народа Господня, Израиля; пред Господом играть и плясать буду; и я еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и пред служанками, о которых ты говоришь, я буду славен. И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти ее».

* * *

Блуд (это слово и означало собственно ложь и измену), гордыня, тщеславие, предательство, убийство живут в дружбе и согласии, поддерживая и подзуживая друг друга. Так было в древние времена, так происходит и сегодня. Так что пылко «любящая» красавица может, обнимая одной рукой, другой – погубить.

Об одной из таких историй рассказывает Библейская Книга Судей в 16 Главе. Непобедимый богатырь и витязь сильнейший в народе Израильском, посвятивший себя Богу, проникся страстью к блуднице из враждебного племени…

«…полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек; имя ей Далида. К ней пришли владельцы Филистимские и говорят ей: уговори его, и выведай, в чем великая сила его и как нам одолеть его, чтобы связать его и усмирить его; а мы дадим тебе за то каждый тысячу сто сиклей серебра. И сказала Далида Самсону: скажи мне, в чем великая сила твоя и чем связать тебя, чтобы усмирить тебя? Самсон сказал ей: если свяжут меня семью сырыми тетивами, которые не засушены, то я сделаюсь бессилен и буду как и прочие люди. И принесли ей владельцы Филистимские семь сырых тетив, которые не засохли, и она связала его ими. [Между тем один скрытно сидел у нее в спальне.] И сказала ему: Самсон! Филистимляне идут на тебя. Он разорвал тетивы, как разрывают нитку из пакли, когда пережжет ее огонь. И не узнана сила его. И сказала Далида Самсону: вот, ты обманул меня и говорил мне ложь; скажи же теперь мне, чем связать тебя? Он сказал ей: если свяжут меня новыми веревками, которые не были в деле, то я сделаюсь бессилен и буду, как прочие люди. Далида взяла новые веревки и связала его и сказала ему: Самсон! Филистимляне идут на тебя. [Между тем один скрытно сидел в спальне.] И сорвал он их с рук своих, как нитки. И сказала Далида Самсону: все ты обманываешь меня и говоришь мне ложь; скажи мне, чем бы связать тебя? Он сказал ей: если ты воткешь семь кос головы моей в ткань и прибьешь ее гвоздем к ткальной колоде, [то я буду бессилен, как и прочие люди]. [И усыпила его Далида на коленях своих. И когда он уснул, взяла Далида семь кос головы его,] и прикрепила их к колоде, и сказала ему: Филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего и выдернул ткальную колоду вместе с тканью; [и не узнана сила его]. И сказала ему [Далида]: как же ты говоришь: «люблю тебя», а сердце твое не со мною? вот, ты трижды обманул меня, и не сказал мне, в чем великая сила твоя. И как она словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти. И он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назорей Божий от чрева матери моей; если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди. Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое. И пришли к ней владельцы Филистимские и принесли серебро в руках своих. И усыпила его [Далида] на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его. Она сказала: Филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, и сказал: пойду, как и прежде, и освобожусь. А не знал, что Господь отступил от него. Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников».

Коварство танца

А теперь познакомимся с историей совсем свежей:

Из газеты «Криминальная хроника» № 11 (146). 2002 г. Петля для мужа[1]1
  Приводится в сокращении.


[Закрыть]

Иван Майгун

О, как убийственно мы любим

 
Друг ты мой единственный, —
Что с моей любимою?
Ты скажи, не знаешь ли,
Скрылась где она?
 

Владимир Киршон

Казалось бы, все было у этой молодой женщины: основательный муж, дом, материнство. Но словно бес разрушения толкал ее на поступки, приближавшие катастрофу. <…>

Первый раз я ее увидел несколько лет назад летним утром в автомобиле. На заднем сиденье «Волги» она склонилась к лежащему на коленях ребенку. Легкая косынка завязана на затылке. Из под нее – темные пряди. Черты лица тонкие. Отрешенный взгляд.

Меня предупредили: у шефа Кости, который возил меня по Саратовской области, живут родственники в Заволжье. Вот он и прихватил жену с трехмесячным сыном – погостить. Я тоже ехал к родственникам – в соседнее село. Такое совпадение. <…>

Пока ехали, узнал: Костя с будущей женой Верой познакомился на дискотеке, в Самаре, накануне своего «дембеля». Почти год потом переписывались. Веринамать выхлопотала дочери разрешение зарегистрировать брак в семнадцать лет. <…>

Интересуюсь, откуда они родом. «Из Молдавии. То есть, бабушка с мамой оттуда, они там на самом юге жили, под городком Комрат, а я в Самаре родилась». «Под этим городком гагаузы живут, – припомнил я, – потомки турок, что когда-то завоевали Молдавию, а потом там ассимилировались. Даже христианство приняли».

И тут Вера спрашивает: «Вы их видели? Какие они? Я на них похожа? Может, у мамы поэтому характер взрывной?» Вопросительно улыбается: «Значит и я турчанка?» «Волжского разлива, – откликается Костя, не оборачиваясь. – Отец-то русский. Он от нас с мамой давно ушел, – машинально сообщает Вера, думая о другом. – Но все равно ведь я тогда наполовину турчанка.

Ей явно понравилась эта мысль. Лицо оживлено. Даже поза изменилась. Поворачивается, снова спрашивает: «А в каких нарядах они ходят?» Рассказываю ей о бусах и лентах, домотканых юбках, о расшитых бисером кожаных безрукавках… И вижу: глаза у Веры блестят, губы полураскрыты… Она мысленно все это уже на себя надела!

Сворачиваем к поселку. У штакетного забора Костя, длинно просигналив, высаживает жену с ребенком. Тут же на пустынной улице из степного марева возникает толпа родственников галдящая вокруг Веры и ее драгоценного свертка.

А мы едем дальше, и Костя, будто пытаясь в чем-то оправдать Веру, рассказывает, как незадолго до встречи с ним она участвовала в каком-то городском конкурсе красоты, а до этого ходила в школьный драмкружок, уверенная в своем артистическом будущем. «Но пришел я и все испортил», – смеется он. <…>

Возвращались в Саратов на следующий день, вечером. Костя был озабочен и молчалив. Заехали за Верой. У того же штакетного забора снова собралась небольшая толпа. Сцена прощания напоминала королевские проводы. Королевой была Вера. Она казалась выше ростом: вместо девчоночьего сарафана, в котором приехала, нарядилась в кружевную белую блузку и длинную юбку, мерцавшую струящим блеском. Ребенка несли за ней, как шкатулку с драгоценностями. Прощались бережно, словно боясь спугнуть ее снисходительно-величественную улыбку. Я не мог отделаться от ощущения, будто в автомобиле вместо Веры оказалась другая женщина – вызывающе-напористая и лукавая. Склоняясь к малышу, мирно сопевшему на заднем сидении, она говорила: «Вот так родишь, а потом выясняется, что в сыне одна треть турецкой крови В этом нашем Саратове кого только нет – немцы, татары, армяне. Вот вы, журналист, родом отсюда, – допытывалась она, – про себя точно знаете, кто вы на самом деле?» Но в ее интонации, взгляде улыбке угадывался совсем другой вопрос: интересна ли она мне? Готов ли так же, как Костины родственники, быть одним из ее свиты?

Правда, стоило продемонстрировать ей некоторую сдержанность, как ее напористость пропадала. В глазах – паническая неуверенность. На лице робкая улыбка. Да ведь ей всего-то девятнадцатый год, вспоминаешь. Девчонка! Ну, опередила ровесниц – муж у нее, ребенок, дом, любима всеми, да не хватает, видимо чего-то… Томит мечта о театрально-экранной славе, о поклонниках?.. Хочет, чтобы это случилось – сейчас, немедля? Даже пусть ее зрителями будут родня или случайный попутчик…

* * *

Второй раз я увидел ее через год. Приехав в Саратов, позвонил давнему другу, директору пригородного хозяйства – это он помогал мне с транспортом. «Решим вопрос, – заверил меня Алексей Николаевич. – Но не завтра. Мой водила Костя, ты его знаешь, завтра шафером на свадьбе. Мы тут одного нашего зоотехника женим. Хочешь посмотреть?»

Свадьбу играли в столовой этого хозяйства и потому она напомнила профсоюзное собрание. Говорили в микрофон речи, строго кричали «Горько!» Танцевали под грохот динамиков.

По правую руку от жениха я увидел Костю с алым бантом на лацкане. Слева от невесты сидела Вера – в фиолетовом платье с желтым кантом по вырезу. <…> Когда танцы пошли по второму кругу, Алексей Николаевич пробасил, прищурившись в сторону жениха и невесты: «А виновники чего отсиживаются? Ну-ка, Вера, займись. И сама продемонстрируй». Вера нерешительно встала. «Ну, корреспондент, – подмигнул мне Алексей Николаевич, – сейчас такой Мулен Руж будет, какого ты и в Париже не видел».

Вера вывела жениха и невесту из-за стола. Динамики заревели. Жених в черном с петушиной бойкостью принялся топтаться вокруг невесты. Рядом с ними начинала танцевать и Вера. Ее мужа рядом не было. Я успел заметить, как он боком протискивался к двери. Выходил по делу? Или ожидалось то, чего он не хотел видеть? А фиолетовая фигурка двигалась все энергичнее. Чувство ритма у Веры было превосходным – те, кто оказывался рядом, немедленно заражались ее азартом. Она же то приближалась к кому-то, то отступала; ее гибкое тело, словно обещая себя, тут же ускользало, поддразнивая.

Танцевальная толпа прибила Веру к нашему столу. Не переставая двигаться, она пытается перекричать грохот динамиков: «А вы почему не танцуете? Выходите!» Алексей Николаевич подталкивает, гудя в ухо: «Ну, корреспондент, не посрами!» Выпихнутый, стою, а Вера, продолжая танцевать, улыбается: «Ну, что же вы?!»

Начинаю и я. Вязкость глушит движения, но с каждой секундой ее все меньше. Грохочущий ритм пропитывает тело. Потом остаются только обрывки мыслей, только движение – с пульсирующей рядом фиолетовой фигуркой. Да еще ощущение, что границы между нами стерты. Но вот утихает грохот, толпа рассыпается, и свадьба снова обретает профсоюзно-организационный характер. <…>

* * *

На другой день в директорском кабинете я ждал машину, а Алексей Николаевич рассказывал: «Заводная она девка. Когда в ударе, глаз не отведешь. Но со странностями. Мужа бросать вроде не хочет, а других охмуряет открыто. Ну, понятно было б, если бы спала с ними. Так ведь нет! Константин даже уволиться хочет. Неловко ему видите ли. К кому из наших не придет, через пять минут Вера – центр внимания. Я ему, дураку, объясняю: гордиться надо! И потом: ну, перейдет на другую работу, новые друзья позовут в гости и – снова здорово. У нее же пунктик: надо чтобы солидные женатики по ней с ума сходили. Причем – в присутствии своих жен. В общем развлекается. Ну и пусть, говорю я Косте, она же не их, а тебя, олуха, любит».

Через час мы ехали с Костей в один их дальних районов и на все мои вопросы он отвечал предельно кратко. О сыне: «Растет». О жене: «За сыном смотрит».

Про отношения с сыном: Вера – аккуратистка, поэтому сын ухожен. А вот играет с ним, читает ему – только по настроению. Чаще врубит ему детскую передачу по телику или сунет игрушки, сама же – в кресло с глянцевым журналом. Очень любит читать об актерах – любовные истории наизусть знает.

Про планы на будущее: без конца меняются. То актрисой хочет стать. То – фотомоделью. То – модельером. Это она решила, когда шила себе платье. Ну да, то самое, фиолетовое. А однажды говорит: «Был бы ты новым русским или большим начальником, мы на море поехали бы кататься на яхте».

О чем чаще вспоминает: как в конкурсе красоты ее кто-то обошел. Говорит, если бы с каким-то там влиятельным Лысым переспала, то была бы первой. Но – «проявила принципиальность».

«Зачем об этом думать, говорю ей. Надо жить тем, что есть. У тебя ж сын, муж, квартира, дача, родственники. В общем – семья. А она мне в ответ знаете что?.. Это, говорит, жизнь ненастоящая… Я подумал, ну, конечно, если по телику без конца долбить, что настоящая жизнь у разных там звезд, а остальным остается только вкалывать, в конце концов мозги вывихнешь»…

Я рассуждал. Ей всегда будет казаться, что ее истинное «я» иное. Какое именно? А вот надо только раскрыть журнал или включить телик, там подскажут.

А подсказка лжива, потому что среди образцов жизненного успеха, больше всего сейчас демонстрируемых средствами массовой информации, почти отсутствует важнейший: счастье женщины в супружестве. Отсутствует идея семейной жизни как творчества. Отсутствует утверждение, что счастливая семейная жизнь требует таких творческих усилий, каких не потребует ни одна самая звездная роль киношной или театральной (не говоря уже об эстрадной) знаменитости.

* * *

Прошел еще год. Звоню в Саратов, слышу хриплый бас Алексея Николаевича: «Беда тут у нас. Константин погиб». «Как? Попал в аварию?» «Попал. Только не в автомобильную». «А в какую?» «Да все в ту же. В семейную». Вскоре он приехал в Москву по делам. Навестил. Сидели на кухне. Он вертел в руках принесенную бутылку армянского коньяка, возмущался: «Опять подделка! Здесь у вас, в Сокольниках, покупал. Продавщица убеждала: настоящий. Вот так и в жизни: вроде – удача, а копнул поглубже – беда».

И стал рассказывать о Косте.

Изменить свою жизнь Костя решил так: нашел место водителя в процветающей фирме – возил ее владельца на «БМВ». Но счастье было недолгим: владелец, увидев мельком его жену, устроил в ресторане званый ужин для сотрудников и весь вечер протанцевал с Верой.

Костя немедленно уволился. Хотел было вернуться на прежнее место, но оно оказалось занятым. Мотался по предприятиям и фирмам, ненадолго устраивался, снова уходил. Денег не хватало. И однажды Вера отвела сына в детсад и пошла на работу. Сказала – машинисткой.

Должность на самом деле называлась «секретарь-машинистка». Это выяснилось, когда как-то явилась домой под утро, путано объясняя, что у них было затяжное совещание, перешедшее в празднование дня рождения какого-то из сотрудников. Был крупный разговор – со слезами и криком. Вера клялась, что у нее ничего ни с кем не было. И – не будет. А спустя неделю сказала, что ей срочно нужно в Самару – бабушка в критическом состоянии. И – уехала, оставив сына у Костиной матери.

Через день он позвонил в Самару: ее там не было. Позвонил на работу. Какая-то женщина охотно объяснила: их начальник отбыл в Сочи, в командировку, а так как у него много деловых встреч, взял с собой секретаршу. Константин понял: Вера отправилась осуществлять свою мечту – кататься на яхте. И смастерил из бельевой веревки петлю.

Предсмертной записки он не оставил.

* * *

Страсть к чувственному самовыражению, помноженная на способность делать это эффектно, неукоснительно служит лжи и толкает на злодеяния.

Коварство, злоба, мстительность рождают преступления, которые намертво, позорным клеймом, впечатываются в историю человечества. Таким было преступление Иродиады, а ведь началось-то всего лишь с танца для увеселения дорогих гостей…

Евангелист Марк рассказывает об этом так:

Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего. Иродиада же, злобясь на него, желала убить его; но не могла. Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берег его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его. Настал удобный день, когда Ирод, по случаю дня рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, – дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним; царь сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; и клялся ей: чего ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства. Она вышла и спросила у матери своей: чего просить? Та отвечала: головы Иоанна Крестителя. И она тотчас пошла с поспешностью к царю и просила, говоря: хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя. Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей. Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе.

Священное Предание сохранило для нас и страшную развязку этой истории. Под жестокой плясуньей зимою проломился лед. Она провалилась в воду. Льдины, сомкнувшись, отрезали ей голову. Грозный урок. Грозное предостережение. Не думайте, что это касается только случаев такого крайнего коварства и озлобления…