Текст книги "Москва литературная №1, 2023. Литературно-художественное издание"

Бабушка поцеловала внучку, поправила одеяло и вышла из комнаты.

Утром, завтракая, смеялись (как всегда веселил дедушка), иногда поглядывали на экран телевизора. Шли новости, а дедушка, уходя на работу, всегда смотрел их. Неожиданно Танечка вскочила и затеребила бабушку:

– Смотри, вон про нашу фиалку говорят!

– В воскресенье состоится международная выставка-продажа фиалок в Выставочном зале на ВВЦ. Начало работы выставки с 10-ти до 18-ти часов, – объявила диктор и перешла к другим новостям.

– Бабуль, пойдём, – умоляюще сказала девочка. – Я мечтаю побывать там!

– А что, давайте пойдём, прогуляемся. Погода хорошая. Маме надо сказать.

– Дедушка, а ты?

Но дедушка замахал руками:

– Без меня на сей раз, у меня работы очень много.

– Давай маме позвоним, – теряя терпение, воскликнула Таня.

– Подожди, доешь завтрак, мама сегодня приедет, и мы всё ей расскажем.

Настроение у девочки было возбуждённое. Она не могла сидеть на месте. Всё время подбегала к окну: не приехала ли мама?

– Танюша, успокойся, мама приедет к обеду. А сейчас помоги мне приготовить обед. Давай что-нибудь вкусненькое сделаем. Надевай вот этот фартук, и за дело.

– Мама любит салат оливье и салат с ветчиной, – сказала Таня, приготавливаясь к работе.

– Ну что ж, всё для этого есть, сделаем! Будем пировать.

Работа шла споро. Бабушка и Таня быстро всё нарезали, и вскоре два салата были готовы.

– А я их украшу. Нам в садике показали, как можно красиво украшать блюдо. Вот сюда положу веточку петрушки, а сюда веточку укропа и по красной редиске.

– Молодец, Танюля. Маме понравится, а теперь накрывай на стол.

Вскоре приехали мама с Даней. Таня сразу подскочила к маме и выпалила:

– Мамочка, в воскресенье будет выставка фиалок. Мы все пойдём. Хорошо?

– Подожди, подожди, дай мне хоть поцеловать бабушку. Да и дедушка, оказывается, дома, – увидев отца, выходящего в коридор, удивилась мама. – Как хорошо, все дома. А мы тортик привезли.

– А мы салаты сделали, – не утерпела Таня. – Ну, мы пойдём на выставку?

– Всё расскажите по порядку и тогда решим, – сказала мама, усаживаясь на диван.

– Танюша, ты рассказывай, а я пока на кухню схожу, а то мне, кажется, что-то там не так, – сказала бабушка.

Таня села на ковёр и всё подробно рассказала, как они завтракали, и вдруг по телевизору диктор сказала про выставку фиалок, но, где точно, Таня не запомнила, но в воскресенье. И решили пойти, кроме дедушки. Тут пришла бабушка, всё подтвердила и добавила, что выставка проходит на ВВЦ.

– Замечательно, пойдём. Давно на ВВЦ не были, погуляем, там фонтаны красивые, – одобрительно сказала мама.

– А что такое ВВЦ? – спросил Даня.

– Это Всероссийский Выставочный Центр. Раньше он назывался ВДНХ – Выставка достижений народного хозяйства. Там разные павильоны. Сейчас их ремонтируют, приводят в порядок.

– Я не пойду, – категорично заявил Даня.

– Ты что, Данюль, пойдём, – бросилась к брату Таня.

– Нет, не хочу смотреть фиалки, если бы выставка машин была, тогда я бы пошёл, а смотреть на цветочки не хочу. Стоит у тебя на окне фиалка, вот и любуйся.

Таня заплакала. Она никак не ожидала такого от брата. Целый день жила тем, что они приедут, обрадуются, и желание девочки сбудется: она увидит принцесс. Но Даня вдруг упёрся и ехать не захотел. А ведь брат не знал ни о каких принцессах. Как же ему сказать? Он не поверит и засмеёт.

– Танюша, плакать не надо. Даня пошутил. Ты же пошутил, Даня? Сделай приятное для сестры. Мы там мороженое поедим, ты свою машинку покатаешь.

– Можно я возьму несколько машинок?

Даня очень любил играть с машинками и даже иногда в школу брал самую маленькую.

– Вот и прекрасно, вопрос решён! – воскликнула мама. – А сейчас обедать. У бабушки, я чувствую, что-то вкусненькое приготовлено.

Даня и Таня первые помчались за стол, но их остановил возглас мамы:

– А руки помыть!

– Опять мыть, – заворчал Даня.

Но Таня дёрнула брата за руку: мол, молчи и не сопротивляйся. Всё было вкусно. Даже у Дани, у которого был всегда плохой аппетит, ел с удовольствием и был в хорошем настроении.

За обедом договорились, что завтра мама с детьми заедет за бабушкой и все поедут на ВВЦ.

Воскресенье было замечательное. Девочка проснулась от того, что в окно светило яркое солнце. Таня очень любила, когда небо ясное, чистое, голубое. Настроение тогда становилось хорошим.

– Едем, едем, едем! – заплясала девочка на кровати.

– Да подожди, – со смехом мама обняла дочку. – Все дела сделаем и отправимся гулять.

До ВВЦ добирались долго. Пока заехали за бабушкой, потом то там, то в другом месте стояли в пробках, хотя было воскресенье. Но на ВВЦ сразу увидели поезд с маленькими сиденьями, на котором можно было доехать до нужного павильона. Добрались до места быстро, хотя поезд двигался с черепашьей скоростью. Зато проехали по территории, посмотрели на фонтан и на павильоны, которые ремонтировались и восстанавливались. Кругом было много зелени и цветов. Тане и Дане очень понравилось катание на паровозике. Да и мама с бабушкой были довольны, что не надо далеко идти. Наконец-то вошли в огромный выставочный зал. У девочки даже дух перехватило, и Таня взяла маму за руку. Народу было много, но ещё больше – цветов. Все стенды были залиты яркими красками. Бабушка с мамой тихонько двинулись вдоль стенда. И вдруг Таня увидела знакомые названия. Да это же фиалки, о которых рассказывала принцесса. Каждый цветок сиял своей красотой.

– Мама, смотри, вот «розовая девочка», а вот «адмирал» в синей одежде.

Таня осмелела, отпустила мамину руку и стала рассматривать цветы. Девочке, казалось, что вокруг всё знакомые ей имена. Даня тоже увлёкся и рассматривал цветы.

– А почему эти фиалки называются «синий Дюпон» и «розовый Дюпон»? – спросил Даня.

– Я знаю, я знаю. Жила такая тётя в Америке, в Вашингтоне, мисс Дюпон. Она вывела много сортов фиалок и дала им своё имя.

– Ты меня удивляешь. Откуда ты знаешь? – поинтересовалась мама, но Таня уже мчалась к фиалке с ярко-красными цветами.

– Бабушка, это цветок, который ты хотела купить, когда мама была девочкой? Помнишь, ты рассказывала?

– Верно. Это «звёзды Кремля». Какие крупные цветы и выглядят как кремлёвские рубиновые звёзды. Ну что ж, не прошло и тридцати лет, как мы снова с тобой встретились, – обратилась бабушка к фиалке.

– Бабуля, давай купим? – запрыгала девочка.

– Узнаем, можно купить или нет. Пойдёмте дальше, – взволнованно сказала бабушка.

Выставка была интересной, и даже Даня ни разу не сказал, что ему не нравится. Через два часа, съев мороженое в кафе, вышли из павильона. Все устали и решили отправиться домой. Впереди всех шла Таня, гордо неся фиалку «звёзды Кремля», упакованные в прозрачную красивую бумагу. Набегавшись за день, девочка беспрекословно отправилась спать.

– Спокойной ночи, детка. Вот ты сегодня и увидела море фиалок – самых красивых со всего света, – сказала мама, поцеловав дочку на сон грядущий.

Из листьев фиалки выглянуло милое личико принцессы:

– Как хорошо, что ты не спишь! Мы сейчас с тобой отправимся на бал. Днём была официальная часть – разные договоры, дискуссии, а сейчас начинается самое интересное в этой встрече фиалок.

Когда Танечка вошла в зал, то увидела принцесс-фиалок в прекрасных платьях – розовых, голубых, красных, белых, пёстрых. Зазвучала музыка, и все принцессы встали в пары со своими кавалерами. Цветы, переливаясь всеми красками природы, закружились в вихре вальса. К Тане подошла её принцесса-фиалка.

– Мы уезжаем, выставка закончилась. Этот бал – прощальный. Многие цветы поедут на другую выставку, в другую страну. Я тоже уезжаю. Мне очень с тобой хорошо, в твоей комнате. Как только я приеду, я дам тебе знать. Спасибо, Танечка, ты хороший друг, – сказала принцесса и исчезла в танце.

На другой день, вечером, когда мама, пожелав Тане спокойной ночи, ушла, девочка долго смотрела на фиалку, но принцесса не появлялась. Стало немного грустно. Но Таня теперь знала о мире фиалок, об этом скромном цветке из далёкой Африки, который хоть и маленький, но такой прекрасный. В окне виднелось тёмное небо, светила луна, на горизонте может быть даже были и Узамбарские горы, а на подоконнике в горшочке мерцал синий огонёк.

ЦХВЕДИАНИ Юлия: «Истории для души»

Однокурсницы

Я люблю гулять в Нескучном саду в любое время года, но, в отличие от моего мужа, который гуляет здесь каждое утро, я уже многие годы пролетаю по его центральной аллее в лучшем случае один раз в три месяца, по дороге на работу. Очень жаль, сад необыкновенно красив, но, увы…

Нескучный сад… Дом и школа рядом с входом в него. Я знаю каждое растущее в нем дерево и кустик. В детстве, в младших классах, преподаватель физкультуры, чтобы не заниматься с детьми, придумывал игру: он прятал какую-нибудь маленькую картинку под кустиком или деревом, а нам выдавал план сада, и мы, дети, бегали до умопомрачения, искали этот клад. Двух спаренных уроков физкультуры на свежем воздухе как не бывало. Мы изучили все дорожки и тропинки сада. Мои дети тоже выросли рядом с ним.

О Нескучном саде я могу рассказывать бесконечно. Мы сбегали с уроков и шли играть в настольный теннис, катались на лыжах и коньках, назначали свидания с любимыми, ходили на концерты в «Зеленый театр», в «Дневное кино», готовились к вступительным экзаменам в библиотеке Нескучного сада.

Мы с мужем присутствовали на трех последних звонках и на трех выпускных вечерах – нашем, с ним совместном, и затем наших детей. Сколько лет я наслаждалась очередным приходом весны, кормила с детьми птичек и белочек, вдыхала запахи сирени, черемухи, а в июне – буйно цветущих лип! А осенью – какое наслаждение пройтись по саду! Это особое очарование – ощутить колдовской аромат опавших золотых кленовых листьев, нарочно заблудиться и сесть в глубине сада на одинокую скамеечку и зачарованно всматриваться в осень…

И вот как-то поздней осенью в Нескучном саду, по дороге на работу, я встретила свою бывшую сокурсницу. Она шла мне навстречу, подбрасывая ногами опавшие листья. Я вспомнила ее имя и обратилась к ней.

Вера явно была рада встрече. Мы присели на скамейку, начали вспоминать общих знакомых. Я торопилась на работу и нервничала. Кроме того, мне показалось, что ей хочется рассказать мне что-то особенное. Мы договорились продолжить наши воспоминания вечером, после работы, в кафе за стаканчиком горячего глинтвейна.

Днем я пыталась вспомнить, какой она была в студенческие годы. Милая, отзывчивая, очень способная, всегда всем давала списывать, рано убегала с занятий за братиком в детский сад. Все, ничего больше не могла вспомнить.

Вечером мы встретились, уютно устроились на диванчике в кафе, и она начала рассказывать:

– Ты знаешь, а мне было приятно вновь найти девчонок из нашей группы на сайте «Одноклассники». Мы и тебя искали, но не нашли.

Я слушала ее и постепенно начинала многое вспоминать…

Мы учились на экономическом факультете. В нашей группе были в основном девочки и всего три незаметных молодых человека. Поступить на наш факультет было сложно, принимали только тех, кто мог сдать вступительные экзамены на «отлично», ну и, конечно, детей известных потомственных специалистов.

Группа была не дружная, москвичей было немного, интересы были у всех разные, поэтому после окончания института никто особо и не вспоминал друг о друге…

– И вот, – продолжала она, – прошло столько лет, и пять «девочек» пенсионного возраста из нашей группы выразили желание встретиться. Женщины ведь любопытные создания. В солнечный день, ранней весной, когда появилась первая капель, мы договорились пойти в уютный итальянский ресторанчик в центре Москвы. Условились по очереди рассказывать откровенно, как у кого сложилась жизнь. Каждая из нас в душе понимала, что это, скорее всего, случайная и последняя встреча. Я буду тебе рассказывать, а ты всех вспоминай.

Первой была Маша, отличница, певунья и красавица с Украины, дочь директора завода. Еще на четвертом курсе она вышла замуж за москвича, родила сына и осталась в Москве. Работать ей не очень хотелось, несмотря на красный диплом. Родители присылали деньги. Скоро, правда, отца ее сняли с должности из-за какой-то серьезной аварии на предприятии, она развелась с мужем (стала сразу в «аристократической» московской семье известных врачей чужой и ненужной), осталась в крохотной квартирке в спальном районе без средств, помощи, работы, в полном отчаянии. Слава богу, на ее пути вскоре встретился руководитель одной большой московской стройки, все сразу наладилось, родила еще двух детей. Теперь уже бабушка, работать ей так и не пришлось: муж, семья, дети, большой дом и большая квартира, кружки, секции, школа, институт. Маша поправилась, но осталась такой же красивой и жизнерадостной. Много путешествует с семьей по всему миру.

Второй была Нина. Ее мы даже не сразу узнали. Внешне вроде бы и не изменилась: цвет волос тот же, яркая, статная шатенка, всегда гордая и независимая. Прирожденный главный бухгалтер. Но сейчас она скорее производила впечатление какой-то скандальной кассирши в областном магазине. Мать ее была простой уборщицей, отец рано их бросил. Нине, единственной дочке, мать прививала чувство гордости и независимости, но наряду с этим и недоверие к другим людям. Она такой и стремилась быть, отлично училась и чутко присматривалась ко всем жизненным перипетиям.

Как-то раз случилось нам побывать у Нины дома – в малюсенькой комнатке в коммунальной квартирке, и при этом нас не оставляло чувство, будто мать ее постоянно следит за нами, как будто бы из страха, что мы прихватим что-то лишнее. Естественно, нам это было крайне неприятно, и поэтому тот визит остался первым и последним.

Два раза Нина выходила замуж. Оба брака были неудачными, если не считать приобретенной в итоге этих замужеств трехкомнатной квартиры. В первом браке Нина родила сына, во втором – дочь, теперь живет с третьим, гражданским мужем, которого еще и содержит. С горечью рассказала она нам, что погрязла в вечных судебных процессах по поводу размена квартиры, которая ей так тяжело досталась. Работа совсем не денежная, скромный бухгалтер. Дети пытаются отсудить у нее свои квадратные метры, вся ее жизнь превратилась в вечные суды, скандалы и распри. Чудесные карие миндалевидные глаза были когда-то главным украшением ее лица. В ее взгляде всегда было что-то смелое и дерзкое, притягательное, роковое, помнишь? Так вот, вместо этого там сейчас поселились ненависть и затравленность.

Лерочка была третьей. Тихая, скромная, милая интеллигентная девочка, она не выговаривала букву «р», носила очки и была абсолютно незаметной, средненькой студенткой. Дедушка ее был каким-то известным исследователем, в тридцатые годы его расстреляли. Она нам рассказывала об этом на студенческой практике. Жизнь у нее сложилась так.

Тихая работа экономистом в каком-то НИИ, муж, намного ее старше, ее начальник, теперь уже слабый и больной, но очень интересный человек и верный друг. В такой дружной семье не могла не родиться умная, тонкой души девочка, которая теперь является для нее и отзывчивой подругой, и умным и надежным коллегой, да и просто интересным собеседником – увлекается литературой, музыкой, кино… Денег немного, но на жизнь хватает. Не хватает только здоровья и сил для того, чтобы обеспечить счастье дочери.

Я представила себя на этой встрече. Как бы долго я собиралась, красилась, обдумывала, какой наряд надеть, – все-таки столько лет не виделись. Почему я не заглядывала на этот сайт? Меня бы обязательно позвали на эту встречу.

Дальше, наверное, была бы моя очередь представлять линию своей жизни. Я хорошо училась в институте, я даже не представляла, как можно плохо учиться, – моя мама была в отрасли известным и уважаемым человеком, и я не имела никакого права ее подвести. Кроме того, у меня были далеко идущие планы учебы в аспирантуре и работы в нашей отрасли. Но не это было главным в моей студенческой жизни.

Я была погружена в бурную московскую жизнь, кинофестивали, театральные премьеры, дискотеки, студенческие каникулы в пансионатах и домах отдыха. Путешествия в Прибалтику, Ленинград, Сочи. Новые модные наряды, бесконечные компании, поклонники, влюбленности – вот что было основным для меня в этот период жизни. Я дружила совсем с другими девочками из нашего института – похожими на меня, модницами, избалованными вниманием мальчиков.

Как тогда могли меня воспринимать трудяги-сокурсницы из общежития? Конечно же, не иначе как легкомысленное создание, избалованное всеобщим поклонением. На третьем курсе у меня уже был красавец-муж с «Волгой» и мнимым благосостоянием. Я очень торопилась жить. Тем более мне бы захотелось удивить «девчонок» всем, чего я добилась в жизни, что пришлось мне пережить, как часто и горько я ошибалась, но находила в себе силы снова подниматься и снова бороться.

Я бы рассказывала им о своих «подвигах», и чем больше бы я увлекалась своими рассказами, тем большая ирония сквозила бы в их взглядах. Нет, не в силу недоверия, им просто было бы очень сложно узнать в этой уверенно держащейся и разглагольствующей перед ними полной даме ту воздушную, хрупкую фею, какой оставалась я в их памяти. А я бы заливалась и заливалась про своих мужей и детей, про бизнес, дачу и путешествия по всему миру… Но меня никто не позвал на эту встречу.

И Вера продолжила:

– Мы устроили небольшой перерыв. Всем надо было обдумать уже сказанное. Подали горячее, мы немного выпили, вспомнили всех, кто с нами учился и кто нас уже покинул.

Наступила моя очередь. Я говорила в основном про свои неудачи. Про неинтересную и унылую работу, безденежье, про бесконечные болезни матери, про ее эгоизм и нежелание видеть рядом со мной никаких мужчин. Фактически я стала заложницей у себя дома. Брат вырос, выучился, женился на женщине, заведующей мясной лавкой. С гордостью приносил нам «добычу» – ворованное мясо и колбасу. Потом его жену посадили за какие-то торговые аферы, брат спился, детей у них не было. Каждый мужчина в моей жизни вызывал у моей матери панический ужас. Ей мерещилось, что любая моя связь грозит потерей двухкомнатной квартиры в панельной хрущевке. Бросить мать я не могла, да и сейчас не могу, она нуждается во мне. С приходом перестройки я начала заниматься ландшафтным дизайном. Дачи у нас никогда не было, но меня всегда тянуло к цветам и растениям. Это увлечение составляет теперь мою жизнь. Все очень прозаично.

Вера прервала рассказ, выпила уже остывший глинтвейн и продолжила:

– Оставалось выслушать монолог Жени. Ты помнишь Женю?

Я начала вспоминать. Она немного прихрамывала, но делала это как-то очень естественно. Создавалось ощущение подпрыгивающей походки. Женя родилась с серьезным врожденным вывихом бедра, родители ее лечили, но до конца исправить этот недостаток не удалось. Женя одевалась по-спортивному, чтобы скрыть хромоту, была всегда очень худенькой. Она отличалась не только легким характером и определенными способностями, но и необыкновенным остроумием и жизнерадостностью. Я вспомнила, как задорно она смеялась. С ней было всегда очень легко общаться. Уже на втором курсе она вышла замуж за звезду институтского КВН и, еще учась в институте, без ухода в «академку», родила двоих симпатичных мальчишек. Все мы искренне за нее радовались.

Вера глубоко вздохнула:

– И вот Женин черед. Женя тихо заговорила. Родители давно умерли. Муж работал в крупной компании директором, мальчишки успешно учились в институте. Муж и мальчики возвращались с дачи. Ее с ними не было, она ждала их дома в Москве. Что-то произошло на дороге, авария, машина перевернулась, загорелась, и они все погибли. Все… и вся ее жизнь… Мы вышли из ресторана уже под вечер, стало холодно, неуютно, промозгло и сыро. Девчонки тепло распрощались, расцеловались и еще раз обменялись номерами телефонов.

Вера промолчала несколько минут, потом очнулась:

– Два года уже прошло с той нашей встречи, а меня так и не покидает чувство горечи и стыда. Какими же мелкими оказались все наши житейские разочарования и передряги на фоне этой ужасной трагедии.

Вера закончила свой рассказ. Мне показалось, она давно искала, кому можно было бы излить свою душу, и ей явно стало легче после нашей встречи.

Потрясенная ее рассказом, я ощутила такое же острейшее чувство душевной боли и неловкости за невысказанное свое хвастовство…

Теперь каждый раз, когда я прохожу мимо «нашей с Верой» скамейки в Нескучном саду, я вспоминаю ее горькую исповедь.

Совершенно чужой человек

Глава 1

Аркадий Леонтьевич, профессор химии, жил в Москве, на Фрунзенской набережной, в доме в стиле сталинского ампира, в большой трехкомнатной квартире. Он успел ее достаточно недорого купить после вынужденного развода с женой сразу после перестройки. Тогда он был в зените своей славы – работал везде, где было можно, и участвовал во всех возможных советах и комитетах.

Его жена и единственный сын давно уехали жить в США. С женой он развелся, чтобы ей с сыном было проще выехать и устроиться за рубежом, а ему – продолжать успешно работать в России и отправлять им средства на жизнь.

Он сам подтолкнул их к отъезду. Он очень хотел, чтобы его единственный сын получил в США хорошее образование, а впоследствии и работу, обзавелся там семьей и детьми. Сам же Аркадий Леонтьевич все эти годы собирался с духом, чтобы уехать, собирался, да так и не уехал, остался на родине.

За многие годы сын отвык от него, отдалился, и, как это часто бывает с молодыми людьми, после женитьбы его новая семья стала его основной религией.

Пять лет назад жена Аркадия внезапно заболела, случился инсульт, она долго мучилась с сиделками, которых не понимала, а они не понимали ее, и так она тихо и угасла в одиночестве.

Сын в последние годы жил рядом с матерью, но все равно в разных районах Нью-Йорка, и это было для нее все равно как в разных странах. Аркадия она тоже не ждала, со временем они перестали понимать друг друга, сначала стали редко видеться, потом редко перезваниваться, а в конце концов остатки родственных чувств между ними испарились окончательно.

Сам Аркадий никогда не обращался к врачам, был всегда здоров и занят, у него никогда ничего не болело. И вдруг какой-то неожиданный дискомфорт, и внезапный приговор врачей – рак.

Последовала одна операция, за ней другая, затем химиотерапия; он страдал физически и морально. Как же так: такой сильный, умный и здоровый – и такой банальный уход.

Ему хотелось кому-то поплакаться, кому-то пожаловаться на свою судьбу, но таких людей рядом с ним давно уже не было. Близкие друзья кто умер, кто сам стал немощным, старым и больным. Говорить с ними о болезни было бесполезно – у каждого своя была самой тяжелой и невыносимой.

Аспиранты и ученики для этой роли не подходили, да и быстро позабыли его, торопясь в этой суетной жизни занять достойное себя положение, ловко отодвигая острыми локтями бывших наставников.

Оставались близкие и не очень близкие Аркадию женщины. Их было много в его жизни. Но далеко не со всеми ему хотелось говорить, и не всех ему хотелось видеть в таком состоянии. Двадцать лет назад он, оставшись один, вкусил, как ему казалось, достаточно свободы и любви. Все это в итоге оказалось большим мифом.

Жениться во второй раз он не предполагал, детей новых не хотел, желал жить, как ему хочется, работать и заниматься своими любимыми вещами – ходить в театр и на концерты, ездить и выступать с докладами на различных конференциях, путешествовать, знакомиться с новыми людьми. Он был умен, силен, достаточно красив, успешен и финансово независим.

А потом случилось непредвиденное: в одночасье закрыли его институт, ученики разбежались по всей стране; его научные труды и достижения на поверку оказались не столь интересными и значительными, быстро устаревали; сбережения таяли на глазах.

Он быстро постарел, перестал быть кому-либо интересен, устроился консультировать студентов и читать лекции за скромные деньги в университет, но там его не очень полюбили, он отнимал выделенные факультету деньги у молодых преподавателей. Там его только терпели, никто не любит чужаков. Но и эта его деятельность скоро закончилась из-за болезни.

Он вынужден был продать свою любимую машину. Теперь уже лишь единственный его сын, Геннадий, неохотно пересылал ему деньги из США. Их тоже не хватало. Аркадий стеснялся попросить больше, а сын не понимал или прикидывался, что не понимает реальных потребностей больного отца. Выделенные государством средства на лечение были бесконечно малы. Он с трудом выбирался в близлежащий продуктовый магазин, где цены были запредельными.

Квартира его ветшала, превращалась в запущенный склад ненужных вещей. Никто не помогал ему следить за квартирой, на это тоже не было средств. В квартире было пыльно, грязно, стоял устойчивый запах лекарств и давно не убираемого туалета. На кухню вообще было страшно зайти – все здесь покрылось липким жиром.

Раньше он прекрасно справлялся с бытовыми проблемами сам, все умел делать. Быт его никогда не страшил. Но сейчас он и сам начал опускаться, ему стало трудно убираться, стирать и гладить, он не хотел ничего готовить и мыть посуду.

Вечерами, когда он был в более-менее сносном состоянии, Аркадий садился в кресло, читал уже без былого увлечения книги, которые мечтал когда-то прочитать, или безучастно смотрел телевизор.

Он менялся на глазах. Из уверенного в себе человека он превращался в больного, беспомощного старика с остатками поседевших волос и некогда прекрасных зубов.

О жизни, проведенной на работе, он вообще не желал вспоминать. На пыльных полках лежали написанные им когда-то книги и журналы с его статьями и докладами – когда-то в них была вся его жизнь. Теперь он критически пересмотрел свой вклад в науку; профессором он оказался весьма отсталым, особо гордиться было нечем.

В какой-то момент он не выдержал, открыл старую телефонную книжку, долго выбирал того, с кем бы ему хотелось повидаться, и наконец остановился на одном телефоне.

«Пусть она, Варя, придет ко мне и пожалеет», – решил он.

 
Глава 2
 

Варя жила напротив, через Москву-реку. Давным-давно она была его аспиранткой, и затем несколько лет они работали вместе в одном институте. Потом Варя перешла работать в иностранную фармацевтическую компанию. Она хорошо зарабатывала, ее дочь уже выросла – теперь уже у той подрастали дети. Варя всегда поздравляла с праздниками всех родных, друзей и преподавателей, делилась с тем, кому это было интересно, своими успехами и бедами.

Со всеми поддерживала теплые отношения – так уж она была воспитана, и такой уж был у нее характер. Жизнь ее складывалась вполне удачно, дочка тоже жила вполне благополучно.

Не отозваться на звонок Аркадия Варя не могла. Она созванивалась с ним на протяжении многих лет, главным образом поздравляя его с праздниками; при этом они ни разу не виделись. И вот этот звонок – его неожиданное и настойчивое приглашение к себе. Она никогда не была у него дома и даже не представляла, ни как, ни с кем он живет. Она поняла, что ему просто необходимо с кем-то поговорить.

Решили встретиться в субботу, ближе к обеду.

Ярким солнечным июньским днем Варя красиво оделась и вышла из дома. Она решила пройтись пешком – через Нескучный сад, затем по Пушкинскому, бывшему Андреевскому, мосту спуститься на Фрунзенскую набережную. На визит к Аркадию она отвела себе не более часа.

Обновленный Нескучный сад был полон ярких красок. На клумбах, обрамленных цветущими кустарниками, царствовали разноцветные однолетники, а вдоль аллей главенствовала сирень. На набережной под цветущими и благоухающими липами сидели молодые влюбленные пары и целовались. Сад был охвачен вечным движением: велосипедисты, бегуны, скейтбордисты – все в ярких спортивных майках, они быстро двигались кто туда, кто обратно вдоль по набережной. Из маленьких кафе доносились популярные мелодии. Весь этот яркий хаос цветов и звуков создавал праздничное настроение.

Варя редко выбиралась в парк и удивилась тому, как там стало красиво. В прекрасном настроении она прошла через новый Пушкинский мост, полюбовалась на храм Христа Спасителя, на Москву-реку, на современные корабли-рестораны, зашла в магазин, купила бутылку сухого красного вина и коробку конфет и оказалась перед подъездом, где жил Аркадий.

 
Глава 3
 

Дверь открыл худой старик в джинсах и футболке с надписью «Нью-Йорк». Варя сразу даже не поняла, что это Аркадий. Так сильно он постарел и осунулся.

– Проходи, Варенька, проходи. Сколько же лет мы с тобой не виделись? Что это ты мне принесла? Вино! Конфеты! Спасибо тебе, что же, тогда будем пировать…

– Здравствуйте, здравствуйте, Аркадий Леонтьевич! Как я рада вас видеть. Да, наверное, лет двадцать мы не виделись. Целая вечность! Не скрою, мне крайне любопытно, что заставило вас позвонить и пригласить меня.

– А я вот тебя сразу узнал, ты только еще красивее стала. Присаживайся-присаживайся вот здесь, на диване.

Варя сделала вид, что не заметила ни пыльного затертого кожаного дивана, ни засаленного стекла на журнальном столике. Пожалела, что надела светлый костюм, и присела на краешек дивана.

– Пойду поставлю чайник, ты что будешь – чай или кофе?

– Да что вам проще, мне все равно. Давайте я сама все сделаю, вы только покажите мне, где и что включить.

– Сиди здесь, на кухню я тебя не приглашаю, в ванную и в туалет тоже. Терпи. Мне стыдно, дорогая, все ужасно запущено, я ничего не делаю, не убираюсь. Не могу тебе объяснить, насколько у меня нет на это ни сил, ни желания. Если честно, то и денег на уборщицу у меня тоже нет.

Аркадий вышел на кухню, включил электрочайник, вернулся, тяжело вздохнул и с трудом продолжил:

– Ты удивлена моим видом, не говори ничего, я болен. У меня обнаружили рак. Счастье или несчастье в том, что все жизненные процессы в моем возрасте – а мне уже семьдесят – протекают медленно. Вот мне и дано продолжать мучительное существование. Оно бы и ничего, но чувствую я себя, увы, хреново, сил вообще нет, особенно после вливаний этого ядовитого химического коктейля. И главное, так мне одиноко и тоскливо! Я ведь оказался совершенно не подготовленным к этим испытаниям. Жены нет – умерла пять лет назад, сын с семьей за океаном. Отец и дед я никакой. Когда жили все вместе в России, гулял с сыном, помогал ему с уроками, ходили вместе на каток, на лыжах катались, на море отдыхали. Потом все пошло прахом. Они с женой уехали в Нью-Йорк. Я им помогал, пока мог. Теперь вот сын мне немного материально помогает… Я, правда, завещал ему эту квартиру. Он пока не знает, не понимает ее истинной цены, но, полагаю, в итоге будет очень рад… К нему я не поеду, давно не испытываю никакой привязанности, невестку плохо понимаю, внуки меня не знают и не любят. Да и потом, когда ты здоровый и богатый – это одно, а когда ты бедный и больной, то совсем другое, не хочу быть в тягость. Да и сын… особо не настаивает на моем приезде.