Текст книги "Нет чужих бед"

– Он оставался, по сути, мертвым, когда попал к нам, в Ами, – отозвалась Лэйли.

– И был еще более мертв, когда его нашла Рыся. Холодный, вмерзший в лед, – мрачно согласилась Тиэса. – Твоя дочь поделилась своей душой и своим теплом. Вернула его. И впитала в себя привязанность к их остывающему миру. Мучительную, неотступную, как мечта Изоэ о полете. Народ и'наэ не покинет погибающую Дзоэ'та. Если мы не возродим солнце, они передадут нам свои сокровища-цветы и останутся здесь, на планете, уверенные, что это правильно. Рыся тоже останется. Пока она еще, полагаю, не ощущает полного родства с новым миром, но уже привязана накрепко. Не как свободный луч, однажды рожденный светилом и улетевший вовне, а как иное, более крупное, дорогое и любимое дитя солнца – мир Дзоэ'та.

– Если погибнет планета, то моя Алька тоже… – Лэйли снова всхлипнула.

– Пока никто не погиб, – мягко возразила Тиэса. – До Саймили лететь всего-то сорок лет. Если мы с тобой окончательно глупые, позовем бабушку Сэльви. У нас очень много времени.

– Ты сама в это веришь? А кто пришел в рубку и сказал: «Меняем курс»? Мол, если мы не полетим к той звезде, пожалеем. И если полетим – тоже… Сейчас я понимаю твои слова гораздо лучше. И не вижу повода смеяться над ними. Хотя прежде казалось смешно.

– Я всегда стараюсь находить выход из сложных ситуаций. И я не имею права на отчаяние, – улыбнулась Тиэса. – Лэйли, моя любимая тетушка! В мире Ами две тысячи эльфов. Сейчас мой папа Лоэль будит еще и гномов. Их десять тысяч, мы нейтрализуем заклятия сна пока только в ближних пещерах. Неужели ты думаешь – не справимся? Ведь есть еще и'наэ. Они любят свой мир. У нас обязательно все получится. Я королева, и я тебе обещаю.

– Тогда не стану расстраиваться. Это ужас как вредно для эфрити!

Лэйли решительно стерла слезы со щек. Подмигнула королеве, вскочила одним движением, встряхнулась – и побежала к дому. На ходу, не оборачиваясь, пообещала, что утром накормит гостей и лично проводит на общий совет. Тиэса улыбнулась и кивнула. После чего подозвала своего мальта и неторопливо пошла вдоль берега озера к ближнему ручью, гладя край мантии-крыла парящего над самой травой крупного зверя.

– Ами! – тихо позвала королева.

– Слушаю, – отозвался туман, на миг уподобившись морде огромной черепахи.

– Твоя младшая дочь летала к солнышку?

– Вернулась только что, – отозвался голос в сознании королевы. – Ты права. И Рахта прав. У нас у всех от силы полвека. Потом процесс станет необратимым. Оно начнет сворачиваться, гаснуть. Сбросит расширяющуюся верхнюю оболочку. И убьет все свои планеты. Ужасно. Нам придется улететь и того раньше. Здесь станет опасно даже для меня.

– Значит, надо самим справляться, без надежды на помощь извне, – вздохнула Тиэса. – Жаль, магия в мертвом мире гаснет… И я слишком молодая королева. Неопытная.

– Королевой тебя делает не опыт, а сердце, – улыбнулась туманная черепаха. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи и тебе, Ами. Спасибо.

– Пожалуйста, – отозвалась черепаха. – Мне нравится твое настроение, королева. В нем нет страха, лишающего надежды.

Тиэса улыбнулась, спускаясь ближе к воде небольшого ручья. Скользнула в туман, на миг благодарно коснувшись рукой шеи призрачной черепахи и погладив ее. Картинка задрожала, распалась на отдельные бесформенные клочки белесого влажного воздуха… Впрочем, вряд ли и прежде кто-то кроме королевы различил бы здесь присутствие самой Ами и расслышал бы ее голос.

Тиэса-а-Тэи, внучка королевы Сэльви, унаследовавшая способности Сердца эльфов, слышала и видела. И улыбалась. Мудрая Ами успокоила ее и сама обрела уверенность. Иначе нельзя. Великая черепаха права: страх ужаснее самой беды. Он лишает рассудок сил, столь необходимых для борьбы, притупляет интуицию. Между тем королева обязана оставаться чуткой.

Тиэса взобралась на спину мальта и полетела к морю. Там, на огромном Срединном острове, с самого начала, еще до старта, поселилась ее семья. И мама Нора наверняка давно ждет дочь, которая кому угодно другому – королева, а ей – любимое дитя. Припозднившееся с возвращением домой. Пропустившее ужин!

Королева летела и думала про Рысю. Единственную во всем мире Ами, не желающую осознать беду. Рыжая эфрити по-своему счастлива. И наверняка во сне летает, как самая настоящая крылатая и'наэ.

Алесия действительно летала. Боролась со встречным ледяным ветром. Заклинала его и усмиряла, упрямо щурясь и шипя от боли. Мелкие льдинки рассекали кожу лица до крови. Крылья покрывались изморозью и тяжелели. Вопреки всему она поднималась выше. Чтобы одолеть облачный слой и увидеть солнце, обязательно рыжее, живое и горячее, а не умирающее багрово-коричневое.

Утром эфрити довольно потянулась и подмигнула крупному близкому шару светила Ами. Рыжему и теплому, точно такому, о каком она мечтала во сне. Его путь уникален, как и сама черепаха. Вечером шар прячется в особый канал у края панциря. По нему скользит всю ночь сквозь недра Ами, нагревая их. А утром возникает снова на «востоке». Красный, остывший. До полудня он накаляется. И снова начинает клониться к закату. Чего больше в движении солнца, магии или технологии, и как они сплетены? Это знают папа Рахта и капитан Лоэль. Взрослые, мудрые и древние.

В дверь осторожно постучали. «Так тихо и бережно может проситься в гости только Дали», – уверенно предположила Алесия. Вскочила, распахнула шкаф и торопливо нырнула в воротник широкой шелковой рубашки. Пробираясь носом сквозь скользкий легкий материал, гладящий щеки, побрела наугад к двери. Нажала на ручку:

– Входи. Ты ведь по поводу нашего цветка, да?

– Конечно, – отозвалась Дали. – Красивая одежда. Похожа на крылья. В роду Айа крылья чаще всего разворачивались как раз такие, лиловые с белым. Это написано в нашей книге памяти.

– У твоего брата теперь красно-рыжие, как огоньки, – виновато вздохнула Рыся, торопливо перебирая платья в шкафу. – Вот, надевай. Лиловое. Развевается, и рисунок белый.

Дали восторженно охнула, принимая подарок. Спорить и отказываться не было никаких сил. Ведь действительно крылья: и цвет, и ласковая прохлада узора, и легкость. Несколько минут девочка крутилась у зеркала, взмахивая руками и наблюдая, как струится шелк, переливаясь и играя. Потом спохватилась, поблагодарила и поправила ткань, разглаживая едва приметные замины.

– Я хотела спросить, можно мне звать тебя Алези? – смущенно поинтересовалась Дали, снова глядя в зеркало. – Понимаешь, у нас не принято, чтобы имена, тем более женские, начинались на «р». Плохое звучание. Угроза и вызов. Опять же, свистящее «с» – как звук старого крыла, изношенного. Мы больше радуемся звонкому «з». Будь ты чужая, я бы промолчала. Но ты наша. Язык знаешь – полдела. Ты на солнышко смотришь как никто другой. И сама ты солнышко.

Дали изложила свои пояснения и виновато пожала плечами – вдруг сказанное не укладывается в рамки вежливости? Алесия покатала на языке новое имя. Сочла его подходящим и даже замечательным. Кивнула, подала руку маленькой и'наэ. Вдвоем они спустились по широкой лестнице на первый этаж. Ступени были слишком высокими и неудобными для ног Дали. Эфрити отругала себя за недогадливость: следовало предупредить маму и попросить поселить гостей внизу. Придержав дверь, Алесия помогла подруге преодолеть еще пару ступенек и спуститься в траву, густо унизанную переливчатыми росинками. Лиловые глаза и'наэ наполнились восторгом. Тонкие пальцы потянулись к самым высоким цветущим метелкам. Тронули их так бережно, что ни одна капля не дрогнула, не сорвалась в полет. Дали долго любовалась скатанными в шарики радугами. Потом прикрыла веки и слизнула росу кончиком языка. Рассмеялась:

– Это роса. Я читала, но не думала, что она столь красива. И вкусна.

– Дай попробовать, – заинтересовалась Алесия. – Странно… мне ужасно давно не приходило в голову пить росу. Точно, сладкая.

– Цветная на вкус, потому что в ней радуги, – сказала Дали. – Идем. Наш айа должен быть там, за домом. Я боюсь его одна рассматривать. Вдруг не вырос?

– У мамы? – рассмеялась Алесия. – Да под ее зеленым взглядом камни расцветают! Идем!

Дали обрадовано кивнула и поймала руку эфрити. Вдвоем они пошли по густой траве, бережно разгребая ее, чтобы как можно меньше мять.

Цветок, само собой, вырос. Алесия охнула от восторга. Она и представить себе не могла, как огромно сокровище маленькой Дали!

Ствол, толщиной и цветом подобный сосновому, поднимался вверх на два десятка метров. Там начиналось утолщение-колено, над ним раскрывался шатром первый ярус из пяти огромных перистых листьев, напоминающих папоротник, нежно-салатовых с золотой кромкой. Над каждым листком набухала золотая почка цветка. Далее вверх уходил ствол половинной толщины. Через десять метров на нем формировалось новое колено, опушенное недавно проклюнувшимися листьями. Над ними покачивался под ветром совсем тонкий хлыст-верхушка.

– Бывает до пяти ярусов листьев, – объяснила Дали, не переставая смотреть вверх. – Но редко. На всю нашу Дзоэ'та одно дерево имелось такое, огромное. Ему исполнилось шестьсот сорок девять циклов, когда пришла осень и убила все живое. Я самая счастливая на свете! Я увижу айа цветущим. Опять. У вас ведь не бывает совсем холодной зимы, Алези?

– Только по необходимости, – успокоила Алесия. – Некоторые наши деревья нуждаются в ней, чтобы отдыхать. В свой срок приходит магическая осень и потом зима. Сейчас снег далеко, на том берегу Срединного моря. А здесь, возле дома, зимы вообще не случается, не переживай.

– Хорошо, – успокоилась Дали.

Алесии казалось, что золотые почки набухали не только заметно для взгляда, но и ощутимо для магии. Плотные покровные пленки впитывали свет, радовались ему. Да точно – радовались! Вон и листья шевелятся, по бархатной пушистой оторочке их кромок пробегают глянцево-лоснящиеся волны. Дерево играет с ветром!

– Дали, а ваш лес – он ведь живой, – почти испуганно уточнила Алесия.

– Конечно! – кивнула девочка. – Живой, умеет радоваться и помогает нам, лечит. Поэтому мы и стараемся всеми силами спасти его. Это больше, чем упрямство или привязанность. В общем-то мы единое целое: люди и цветы и'наэ. Когда умерли последние зеленые айа, была жива моя прабабушка Жалзи'айа. Ей исполнилось тридцать девять циклов в последнюю осень. Она пила нектар и умела летать. Цветы были ей родными. Потому Жалзи и все люди ее поколения жили долго, более двух сотен циклов. А их дети выросли в пещерах. Тепло и свет экономили, оттого и ввели очередность на рождение, у нас мало отсеков для выращивания малышей. Жалзи позволили продолжить род Айа, когда ей было уже сто восемьдесят, то есть весьма поздно. Дочка ее родилась бескрылой и не видела солнца, прожила всего сто семьдесят восемь циклов. Моя мама Ализа – из второго поколения утративших полет. Ее сверстники жили не более ста сорока циклов. Я родилась совсем слабенькая. Прожила бы еще меньше. Нам нельзя без наших цветов. И без солнышка.

– Сколько же лет, то есть циклов, назад наступила осень?

– Триста пятьдесят четыре, – тихо прозвучал голос Зоэла, выбравшегося из дома, чтобы посмотреть на цветок. – Мы почти утратили надежду на спасение леса. Но сейчас надежда снова жива, как этот замечательный взрослый айа. А теперь я чувствую глупую и непобедимую гордость. Мой непослушный сын нарушил закон и сохранил крылья. Он будет собирать нектар.

– Вечером айа зацветет, – уверенно обещала Дали, глядя на бутоны. – Я посижу и подожду здесь, чтобы не пропустить ничего.

– Я дам тебе виф – это, если по-простому, живое средство для записи событий, – вздохнула Алесия, пытаясь объяснить не имеющее аналога в языке и'наэ. – И позову мальта, чтобы ты могла делать разные картинки. Издалека и вблизи, снизу и сверху.

– Спасибо, Алези!

Эфрити сняла с шеи кулон и отдала маленькой и'наэ. Объяснила, как договориться с вифом. Успокоила ощетинившего брови Зоэла: ни один мальт не допустит падения ребенка со своей спины! Он умный. Станет придерживать хвостом, если Дали расшалится и забудет о высоте.

Дверь дома хлопнула, на пороге появилась Лэйли. Подошла, сгрузила на землю корзину с продуктами для Дали. Позвала мальта и строго велела ему не потакать шалостям и не пытаться откусить краешек листка незнакомого растения, такой сочный и приманчивый на вид. Улыбнулась Зоэлу:

– Нам пора. Ваши старейшины уже в рубке. Им сказали, что айа зацветет вечером по времени Ами. Прилетели, бросив все. Хотят увидеть лично. Но сперва намерены рассказать что-то важное. Готовы лететь?

– Конечно, – кивнул отец Дали. – Я только хотел спросить, как устроились люди из города Зинн'э? Непривычно оказаться в стороне от всех хлопот, переложив их на чужие плечи. Мне совестно, вы тратите на нас силы и время, а я отстранился от всего и отдыхаю.

– Мы так соскучились по делам за время полета, – подмигнула Лэйли, – что хлопочем с огромным удовольствием. У ваших людей пока все удачно. Мы поселили их на Срединном острове, в городе гномов. Там дома пониже, мебель и лестницы тоже под ваш рост подходят, что удобно.

– Гномы похожи на нас? – порадовался Зоэл.

– Не особенно, – рассмеялась Лэйли. – Они несколько… шире. Скоро увидите. Лисс, хватит обнюхивать новый цветок! Лети сюда, мы спешим.

Огромный мальт поднялся со склона, где лежал, ловко маскируясь под цвет и фактуру камней. Длинный хвост возбужденно дергался. Новый цветок ему понравился, и дождаться, когда же раскроется хоть один бутон, желала не только маленькая Дали.

Но с обожаемой подругой Лэйли мальт не стал спорить. Вздохнул, прогудел что-то басовитое и просительное – мол, вернуться бы на закате! – и сформировал низенькие ступени в свой корпус, удобные для ног и'наэ. Лэйли взбежала первой, уселась и подозвала дочь. Зоэл пристроился в стороне, не желая мешать. И подумал, что не только у него дети любимые, но не слишком послушные. Вот и Рыся, которая обзавелась новым красивым именем Алези, явно создает маме поводы для беспокойства. А потом оправдывается.

– Что тебе снилось? – между тем выясняла Лэйли у дочери. – Полет, да?

– Да, – не стала спорить Алесия. – Я поднималась все выше, сквозь метель, и пробилась в лето. Так хорошо!

– Раньше тебе снилась родная Саймиль, – вздохнула Лэйли.

– Мам, здесь столько нового! У меня появилось новое имя – Алези, оно замечательное и мне нравится. И крылья… У нас с Изоэ на двоих имеются одни годные крылья. Единственные на всю Дзоэ'та! Он полетит, а я буду это ощущать. Здорово, правда?

– Конечно, – улыбнулась Лэйли. – Главное – не улетай слишком далеко от мамы. Ладно?

Алесия рассмотрела темную тревогу в глазах матери, обычно искристо-веселых и ярких. Кивнула, уткнулась в плечо Лэйли и стала твердить, что никуда не денется и будет вести себя просто замечательно. Закончив с обещаниями, Рыся приготовилась уточнить, что так расстроило маму. Но тут мальт пошел вниз, и времени на вопросы не осталось.

До рубки, куда Алесия недавно водила Изоэ, добрались быстро. На пороге чуть задержались, удивленно рассматривая помещение, большое и сегодня почти тесное от обилия разнообразных посетителей.

Справа раздраженно гудели низкие голоса гномов, торопливо приводящих себя в порядок. Рыжие и темные волосы подгорников, слежавшиеся за время магического сна, подвергались усердному причесыванию. Как утверждали злоязыкие люди на Саймили, гном не постесняется выйти к гостям голым, если дело спешное, но непременно причешется и прихватит хоть какой-нибудь рабочий инструмент. Не кирку, давно хранящуюся в фамильном ящике с ценностями, так хоть комб для вычисления или виф с полезными записями. В данном случае одеться гномы успели. И прихватить все важное – тоже. Но вот волосы… Который век прически в подгорном мире не меняются. Зажимы для бород передаются из поколения в поколение как фамильная реликвия.

Зоэл вошел последним и тихо охнул, осознав, что означало «несколько шире» в описании внешности новых существ. Негодный мальчишка Изоэ уже влез в самую гущу чужаков и крутился там, звенел своим тоненьким голоском, улыбался, трепетал ресницами – знакомился, ничуть не смущаясь и не страдая от разницы в облике и малого роста. Да, ему надо сделать два шага, чтобы пройти от одного плеча гнома до другого, ну и что?

Старейшины городов и'наэ пока не смогли привыкнуть и устроились полевее от входа, отдельной группой. Еще бы! Непривычная обстановка – это уже проблема. Чужая речь, незнакомые приборы. А кроме того, рост. И'наэ – самые маленькие из присутствующих здесь представителей различных рас. Весьма неуютно смотреть на спасителей снизу вверх. Но приходится мириться. Жители Дзоэ'та чуть ли не вдвое ниже эльфов и втрое тоньше гномов. Неловкость тяготила прибывших, пока не вошла Рыся. Она замахала рукой, приветствуя Вазэо, ловко протиснулась сквозь толпу гномов и эльфов, подсела к старейшине и стала рассказывать про выросший в одну ночь цветок айа. А заодно представлять тех, кто сейчас находился в рубке, друг другу.

Капитан дал гостям еще несколько минут на общение, а затем устроил короткий снегопад из тончайших звонких колокольчиков, добиваясь внимания.

– Магия, – гордо шепнул Изоэ отцу, занимая свое кресло. Особое, с пустотами в спинке, вмещающими свернутые крылья.

Зоэл тоже сел и приготовился слушать. Он прекрасно понимал, что именно придется рассказать старейшинам. И от беспокойства даже прикрывал внутренние веки. Трудно признаваться в таком, больно и страшно. Но надо.

Наставник Вазэо, которого уважали в соцветии городов, решительно пригладил брови и начал говорить. Доверили речь ему, еще бы! Верхний город в соцветии всегда подвержен риску больше остальных. И потому имеет особое положение.

– Нам следует признаться в том, что мы сами и есть виновники гибели солнца, – не стал делать предисловий Вазэо. – Я расскажу все как есть. В народе и'наэ не принято отрекаться от содеянного. Все началось давно, многие сотни и даже тысячи циклов назад. Тогда мы жили на планете Ожэз'та. Она соседняя с Дзоэ'та, нашим нынешним домом. Чуть больших размеров, несколько дальше от солнца и с более суровым климатом. Но мы любили свой мир. И были единым народом наэ. Это слово означает «душа цветков».

Наставник сгорбился и кивнул Изоэ, усердно переводящему его слова. Юноша попросил капитана приглушить свет и включил проектор. На экране появились знакомые каждому и'наэ кадры старинного фильма. Все, что уцелело в архивах от первого мира.

Зоэл улыбнулся, в очередной раз удивляясь: цветы его народа изначально были не столь велики и красивы. Само собой, потому, что съемка относится уже ко времени болезни, о причинах которой до сих пор никто не знает доподлинно.

Известно, что планета подверглась достаточно жестокой метеоритной атаке. Древние архивы позволяют предполагать, что главным источником бед могла быть и комета. Так или иначе, падающие с неба камни изуродовали землю и изменили ее климат. Это было предсказано заранее. Народ наэ имел время подготовиться и постарался спастись и сберечь все важное. Успел даже выйти в космос и отправить несколько экспедиций в соседний мир, получивший имя Дзоэ. Особой надежды на успех полета не было. Слабое знание навигации, примитивность кораблей, отсутствие опыта перелетов, малоизученность климата и атмосферы чужого мира – все намекало на заведомую неудачу. Понимали и то, что даже в случае успеха изолированная колония утратит знания и одичает.

Но рискнули. Хотели таким образом увеличить шансы на спасение хотя бы части мира Ожэз'та.

Изоляция попавших на Дзоэ длилась три сотни циклов. Люди растили цветы и заполняли трещины коры мохом та, необходимым для полноценной жизни леса и давшим новое имя миру – Дзоэ'та, то есть «живой мир Дзоэ».

Потомки участников экспедиции не одичали и не погибли. Да, утратили часть знаний и технологий. Но ведь и приобрели немало! Новый, теплый и гостеприимный пустой дом, охотно принявший переселенцев. Его собственная природа оказалась примитивна. Воздух малопригоден для дыхания, жара едва переносима. Но цветы прижились удивительно быстро, изменили климат, обновили состав атмосферы. И сами изменились: выросли в высоту почти вдвое по сравнению с привычными для Ожез'та размерами! А еще именно здесь, на Дзоэ'та, народ наэ окончательно осознал, как глубока его связь с цветочным лесом.

Ушло безвозвратно поколение, помнившее планету Ожэз'та. Оставило потомкам странный счет месяцев – долек цикла, несовместимый с периодом обращения Дзоэ. Девять долей по двадцать семь дней в каждой и странный неучтенный остаток – сорок пять суток. Тот самый излишек, несовместимый с календарем. Его назвали «чашей цветка» и отвели под празднование цветения мха та, обычно совпадающего со Становлением. Получилось весьма удачно: запах пыльцы этого мха – могучий, он будит жажду полета и ускоряет взросление.

Корабль с полузабытой родины прибыл, когда его уже перестали ждать.

Большой, удобный и совершенный корабль. Из него по трапу спустились бескрылые наэ. С долей презрения осмотрели город родичей, «дикарей». Отметили, что цветы хороши и их стволы годны для строительства. Деловито и несколько излишне торопливо уточнили, что дома все похожие цветы погибли. Может быть, их убило похолодание. Или болезнь, занесенная из неизвестного мира метеоритным дождем. А вернее всего – новый паразит. Но и без цветов неплохо. Они летают на кораблях и не привязаны к убогому миру, готовому погибнуть по прихоти злой природы.

Старейшины города слушали гостей все более настороженно. Им казалось, что пришельцы безумны. Как можно рубить цветы? Они ведь живые! И разве допустимо именовать природу злой?

Вслух свои опасения люди не высказали. Корабль был явной угрозой привычному порядку вещей, знаком могущества бескрылых, которые пока ничего не искали для себя на Дзоэ'та, кроме продовольствия.

– Наши предки заключили с ними договор, – отметил Вазэо. – Мы поставляли нектар, лекарственные настои, пыльцу, древесину. Ведь наши цветы иногда гибнут, и тогда мы используем их стволы для своих нужд. Жители Ожэз'та, а точнее Ожэз, ведь мох та больше не рос на нашей первой родине, согласились взамен учить наших детей в своем мире. Немногих, но для начала и это нас устраивало.

– Первые отосланные на Ожэз дети вернулись спустя двадцать циклов, – вздохнул Зоэл, прекрасно знавший историю своего народа, как любой и'наэ.

Именно повзрослевшие в чужих городах дети рассказали, во что превратилась некогда родная планета. Утратив леса, она стала суровой и холодной. Наэ селились теперь кучно, в тесных многоярусных общих домах. Жили недолго, всегда менее ста циклов. Из-за этого и по причине болезней население за время изоляции сократилось.

– Но главное мы узнали лишь через полвека, – грустно отметил Вазэо. – Они погубили лес сами. Создали по подобию нового паразита, высасывающего нектар из нераскрывшихся цветков, механический сборщик меда. А лес не может жить, если цветение прекращается полностью. Когда дети выведали эту тайну, мы поняли: наш род раскололся надвое. Мы – живые и'наэ, души цветов. А они наэ'ро, призраки мертвого леса. Они без колебания и силой захватили бы Дзоэ'та ради получения пищи и древесины. Но поначалу надеялись переделать нас по своему подобию, а потом опасались нашего сопротивления. Мы утратили знания о кораблях. Но прочее-то сохранили и даже дополнили. Мы были несколько ниже ростом, но заметно сильнее, жили дольше и отличались многочисленностью, поскольку рождались и росли вместе с лесом Дзоэ'та – быстро и бурно. Впрочем, позже они пробовали погубить нас и прибрать к рукам лес. И тоже выяснили, что лес – живой.

Вазэо прикрыл веки и мрачно ощетинил брови. Противостояние двух миров началось через две сотни циклов от первого посещения Дзоэ'та кораблем наэ'ро. Города и'наэ пришлецы попытались сжечь и сами попали в чудовищную бурю. Столь страшную, что переждать ее пришлось, запершись в главном корабле. Когда погода наладилась, наэ'ро вышли. Намеченного к ликвидации города уже, само собой, не было. Его уничтожила буря.

Победа, у которой оказался странный, пьяняще-сладкий запах. Душноватый, пряный, навевающий сны. Пыльца мха та проникала через любые фильтры – она вообще весьма необычна. И дарила сон без пробуждения тем, кто отказался стать живыми душами леса.

– Они сдохли, и у вас появился корабль, – гордо прищурилась неугомонная Алесия. – Ух, жаль, меня тут не было! Я бы им показала, как жечь города. Я эфрити, я очень даже умею. И жечь, и гасить.

– Но не способна слушать, не перебивая, – тихо заметила Лэйли.

– Мам, извини.

– Не «мам», бессовестная девчонка! Просить прощения следует у старейшины.

– Извините, Вазэо, – покорно склонила голову Алесия.

– В тот раз наши предки справились без помощи достойной эфрити, – улыбнулся старейшина. – Мы спрятали корабль. Наши хладнокровные родичи более всего опасаются непонятного. Они истратили три десятка циклов на выяснение того, куда исчез объект. Совершенный, созданный для перелетов между планетами. Мы упрямо делали вид, что нападения не происходило. Продолжали учить детей и поставлять продукты. А еще мы принимали новых жителей. Далеко не всем на Ожэз'та нравились тесные города… Одни вернулись в лес и стали и'наэ. Другие – те, кто утратил душу окончательно, – решили полностью отказаться от детской, как они утверждали, привязанности к одному миру. Наэ'ро взялись строить корабль… Я бы рискнул для простоты назвать это механическим подобием вашей Ами. Оно было мертвое и холодное, не умело двигаться самостоятельно, постоянно нуждалось во внешнем источнике энергии. Наэ'ро придумали использовать для этой цели солнце. По принципу действия механического паразита, погубившего лес, их машина пила сок звезды и запасала этот нектар впрок.

– Как вы узнали? – прошептала неугомонная Алесия.

– Переселенцы нам сообщили. Живущие в лесу быстро возвращаются к полноценному разуму и'наэ, – отозвался старейшина. – И понимают, что нельзя быть паразитами и убивать жизнь. Здесь, на Дзоэ'та, и сегодня живут потомки переселенцев. Например, мой род, или род Айа. Среди наших предков были ученые наэ'ро, пилоты и инженеры. Одни сбежали с Ожэз. Других привезли к нам стариками – умирать. Наши родичи из того, исконного мира народа наэ, стали очень рациональными. Они предпочитали не тратить корм и лекарства на тех, кто бесполезен. Спихивали проблемы на нас. А разве люди – это проблема? Мы лечили пожилых бескрылых, и они еще долго жили в лесах, радуясь своему новому дому и оберегая его. Все вместе мы составили и воплотили план. Это была война. Настоящая война. Важным казалось добраться до их кораблей, а еще – уничтожить саму память о той ужасной технологии, создавшей убивающего солнце паразита. Мы вопреки всему надеялись, что урон еще не слишком велик…

Старейшина надолго замолчал. Какой смысл пересказывать в подробностях жителям иного мира, как гибли корабли и заводы на соседней планете. Как здесь, на Дзоэ'та, горели леса и города. Как удалось уничтожить недостроенный механический мир, созданный, чтобы убить солнце, а его обитатели улетели к иным звездам, питаться их соками… Длинная получилась бы повесть. Обросшая легендами и семейными преданиями. Может, позже, когда беды отступят и начнется спокойное время, повесть будет изложена. Та же неугомонная Алесия попросит своих друзей Айа рассказать о делах их рода, в коем есть весьма важные для всех и'наэ имена. Тот же Роэл'айа, например.

Впрочем, когда он попал на Дзоэ'та, он еще не принадлежал к роду Айа…