Текст книги "Стекло старьёвщика"

Глава 4. Игрушечные щи

Проснувшись утром, Тюха немного полежала с закрытыми глазами, вспоминая вчерашний вечер. Приснился ей костёр у голубятни или он был на самом деле? И где теперь искать таинственных мальчишек? Придётся снова подбираться к голубятне или достаточно выйти во двор?

Тюхин дом стоял под косогором, в тихом, запущенном дворе. Сбоку от дома пристроился такой же двухэтажный флигель. А замыкал двор лабиринт сараев. Раньше в них хранили дрова, но потом в дома провели центральное отопление. И теперь сараи служили кому кладовками, а кому – гаражами. Возле них росла разная зелень: черёмуха, рябина и сирень, ольха и клёны, берёзы и, конечно, тополя.

Взрослые обитатели двора дружно сетовали, что их дома до сих пор не снесли. Про Тюхин двор как будто забыли. Наверно, было важнее, чтобы город нравился иностранным гостям. А какой иностранец сунется в такую глушь? Чужие просто не нашли бы этот двор. Хотя, между прочим, в прежние времена вдоль речки Яузы довольно часто строили дворцы. От каменных построек кое-что даже сохранилось. Но деревянные ветшали и горели, и на их месте появлялись неказистые домишки, вроде Тюхиного, и тихие дворы.

Сама Тюха надеялась, что городские власти ещё долго про них не вспомнят. Будут ломать и строить где-нибудь в других местах. Её совсем не огорчало, что дом их старый, а квартира – коммунальная. Ведь если бы не соседка тётя Катя, кто бы присматривал за Тюхой, когда мама уезжала на работу? И как бы тёти-Катин внук, девятиклассник Вовка, выкарабкался из двоек по химии, если бы не Тюхин папа? А главное, дома и во дворе ей никогда не бывало скучно.

Тюха села на своём раскладном кресле-кровати и огляделась. В Москве во всём великолепии сиял жаркий июль. Окна стояли нараспашку. Сквозь ветки тополя на подоконник падали солнечные пятна. Мамы нигде не было видно: наверно, она готовила на кухне завтрак.

Тюха вскочила, натянула лёгкую футболку и любимые бриджи. Сунула руку в карман и обнаружила ветку репейника. Значит, Том с Риком появились в их дворе на самом деле? Ведь раньше тут не рос репейник, уж это Тюха знала точно, как и то, что она эту ветку нигде не срывала.

После завтрака мама села за свой рабочий стол возле окна – «вычитывать вёрстку». Это значит – ловить опечатки в черновике новой, ещё не изданной книги. А Тюха вымыла посуду и только убрала её в буфет, как во дворе послышались детские голоса. Там появились две сестрёнки-дошкольницы со второго этажа: Любочка и Милочка. На радостях Тюха хотела было вылезти в окно, но решила не огорчать маму по пустякам. И побежала через коридоры, двери, ступеньки крыльца на волю, в пахнущий тёплой землёй двор. Мама только грустно вздохнула ей вслед. Все мамы почему-то думают, будто в июле их дети обязательно должны находиться где-нибудь подальше от Москвы.

Девочки со второго этажа попали в город ненадолго. Их привезли с дачи, чтобы отмыть, собрать и снова увезти – теперь уже на юг. Любочке было шесть лет, а Милочке – три. Пока их мама в спешке делала сразу сто дел, сестрёнки вынесли во двор раскладной стол и стульчики, двух больших кукол и коробку с игрушечной посудой. Наверно, кто-то им помог: не так-то просто вынести во двор столько вещей. Теперь куклы важно сидели за столом. Любочка готовила для них суп в игрушечной кастрюльке. А Милочка крутилась рядом и всё хватала любопытными руками.

Тюха решила, что на худой конец можно сыграть и в дочки-матери с малышками – если больше не с кем и не во что. Сестрёнки поначалу тоже обрадовались компании.

Любочка уже успела запасти для своих щей берёзовых листьев – вместо капусты – и крепких зелёных плодиков просвирника, похожих на крохотные патиссончики. Тюха решила кое-что добавить к этим припасам. Она нырнула в заповедный палисадник под самыми окнами дома и выколупала из земли в известном только ей месте несколько юных шампиньонов.

Все дети во дворе знали с младенчества: то, что выросло в городе, есть нельзя. В том числе и шампиньоны. Но Тюхе всегда было обидно за эти благородные упрямые грибы. Они взламывали асфальт и пробивались сквозь твёрдую, как камень, землю. Они пахли как настоящие, съедобные, а годились только в кукольный суп. Но что поделаешь? Играть так играть.

Любочка обрадовалась Тюхиной добыче. Она мелко порвала листья и высыпала в кастрюлю собранные плодики. Бросив туда же и грибы, Любочка посолила щи песком и покрошила сверху мелкую зелень городской ромашки – по виду вылитый укроп.

Про Милочку они с Тюхой совсем забыли. И напрасно. Той тоже захотелось бросить в щи какой-нибудь травы. Она отошла от кукольного стола и стала деловито отрывать стрелку большого подорожника – высокую, с круглыми зёрнышками на головке. Крутила так и сяк, но всё без толку: сорвать подорожник даже взрослому человеку непросто. Тюха взглянула на неё и замерла. Ведь подорожник – это Рик. А Милочка его терзает!

– Не надо! Не рви! – крикнула Тюха.

В ответ Милочка только крепче вцепилась в надломленную стрелку. Тюха бросилась к ней и силой разжала упрямые пальчики. Милочка подняла на неё ясные голубые глазки и заревела на весь двор.

– Ну вот, ты всё испортила! – сказала Любочка сердито. – Теперь мама загонит нас домой, а тебе от неё попадёт.

И правда, из окна на втором этаже высунулась мама девочек, тётя Зоя. В халате и косынке, под которой торчали бигуди. Она велела Любочке немедленно вести сестру домой да прихватить с собой игрушки. Девочки взяли кукол с раскладными стульчиками и побрели к крыльцу. Стол и посуду они бросили на произвол судьбы.

Тюха осталась во дворе одна. Вздохнула. Подняла с земли белую ленточку – развязавшийся бант одной из кукол – и прямой крепкий прут. Воткнула прут в землю и подвязала лентой надломленный, но несдавшийся подорожник.

И только поднялась с травы, как над её головой раздался звонкий свист. Свистели с крыши ничейного, заброшенного сарая. Тюха подняла голову.

– Лезь скорей сюда, пока эти девчонки не вернулись, – нетерпеливым шёпотом скомандовал с крыши Том.

Глава 5. Торговцы краденой радостью

Крыши сараев в Тюхином дворе считались запретной зоной. Взрослые не разрешали залезать на них и уж тем более бегать по ним и прятаться под ветками деревьев, нависавшими над плоскими крышами. Взрослых страшило не то, что дети упадут и что-нибудь себе сломают, а то, что кровли могут прохудиться. И Тюха – девочка послушная – всегда лазила не по крышам, а только по деревьям. Но раз сарай ничей и даже дверь в него не запирается, значит, и крыша у него ничья, сказала себе Тюха. Примерилась и без труда забралась со старого ящика на железную бочку для дождевой воды, а с бочки – на дощатую крышу, которую наполовину закрывали ветки ольхи. За ними, скрестив ноги по-турецки, сидели новые Тюхины друзья. Рик весело помахал рукой. Вторая его рука была уложена в лубок и висела на белой перевязи.

– Спасибо! – сказал он. – Ты меня выручила. Хотя перевязку можно было и не делать. Мы, травы, сами себя лечим. Завтра я выпрямлюсь, вот увидишь.

– Вот завтра и сниму повязку, – пообещала Тюх а.

– Прячься! – вдруг шёпотом воскликнул То м.

Тюха нырнула в шатёр из веток – и вовремя. Дверь дома с громким скрипом распахнулась, и на крыльцо вышла сердитая мама сестрёнок. Она оглядела двор; никого не заметив, решительным шагом подошла к брошенным игрушкам, вытряхнула из алюминиевой кастрюльки грибные щи, подхватила складной стол и коробку с посудой, ещё раз огляделась – и наконец вернулась в дом, с трудом справившись с дверью.

Трое ребят помолчали, поудобнее устраиваясь на крыше. Высоко в небе пролетал самолёт. За ним, как пена взбитого молочного коктейля, тянулась белая дорожка. Том растянулся на спине, заложил руки за голову и смотрел в небо прищуренными глазами. На нём были светлосерые шорты и малиновая футболка. Как тётя Зоя умудрилась не увидеть такое яркое пятно – загадка. А Рик, наоборот, оделся незаметно: в защитного цвета штаны и бежевую футболку. Он без труда скрывался за густой ольховой зеленью. Обуты оба были, как и Тюха, в потрёпанные сандалии на босу ногу. Тюха устроилась под ветками и тоже вслушалась в солнечную тишину.

В такой спокойный тёплый день не верилось, будто на свете – особенно в этом дворе – могли твориться страшные дела. Но Тюха всё-таки напомнила ребятам про вечерний разговор:

– Вы обещали рассказать про них.

Том перевернулся на живот и подпёр голову руками. Глаза его вдруг вспыхнули тёмными искрами – то ли азартом, то ли гневом. Рик вопросительно взглянул на Тома.

– Расскажи ты, – кивнул ему Том. – У тебя лучше получится.

Рик сел лицом к друзьям, спиной к двору, задумался и вдруг спросил у Тюхи:

– Ты слышала когда-нибудь, чтоб в вашем городе прямо на улицах средь бела дня люди танцевали?

Тюха покачала головой.

– А видела, как запускают бумажных змеев? Или как художники сидят на тротуарах и рисуют прохожих? Ну или хоть старьёвщика с игрушками?

– Мама рассказывала про старьёвщика. Но я сама его не видела. Он к нам больше не заезжает.

– В том-то и дело, – вздохнул Рик. – Из города украли множество вещей, которые приносят радость.

– Украли? – удивилась Тюха. – Но как можно украсть художников? Или старьёвщика – его что, прямо с лошадью украли?

– Ну да, – подтвердил Том. – Точней сказать, продали.

– Но ведь они… ничьи? – совсем растерялась Тюха. – Их нельзя продать!

– Ещё как можно, – грустно ответил Рик. – Вместе с радостью. Они – их ещё называют скрупами – находят людей, которые готовы продать даже что-то такое, что как будто и не продаётся. И эти люди делают так, чтобы проданное «что-то» из города исчезло. Указы издают, законы, правила… А скрупы, пока это «что-то» ещё здесь, ловят и упаковывают заключённую в этом мгновенье радость. Потом вывозят в другой мир и продают.

– А то откуда бы разные мелкие начальники добывали себе столько разного добра? – проворчал Том. – Только начнут распоряжаться – и уже разъезжают на новых машинах.

Тюха сразу подумала про жильцов из флигеля: Ираиду Юрьевну и её сыновей, Жорика и Генку Кукушкиных. Во дворе их все недолюбливали. Жорик с Генкой в детстве мучили кошек и (как считал дядя Лёша) крали породистых голубей. Теперь братья выросли и вроде бы работали на соседней фабрике. Поступать в институт им было лень, а в армию их не взяли, потому что Ираида Юрьевна добыла справки, будто они больны неизлечимыми болезнями. Работали Жорик и Генка тоже довольно странно – то есть на удивление мало. Всё больше где-то гуляли или отсиживались дома. За это тётя Катя их честила дармоедами.

А Ираида Юрьевна без конца делала всем замечания. Она всегда ходила на высоких каблуках и в парикмахерской причёске. Должности её Тюха не знала, но слышала от тёти Кати, что на зарплату инспектрисы шикарную заграничную мебель купить нельзя. Не говоря уже про новую машину, которая недавно завелась у них в сарае, и пару мотоциклов.

– Вы думаете, Ираида Юрьевна тоже что-то продаёт этим… скрупам? – спросила Тюха.

– Хуже, – мрачно ответил Том. – Похоже, ваши Кукушкины помогают вывозить украденное. Пока оно ещё хранится здесь, есть надежда вернуть пропавшую радость. А вывезут – пиши пропало.

Глава 6. Опасная разведка

Рик замер и резко обернулся. Том сразу же умолк, а Тюха сжалась в комок за самой густой веткой. Во дворе появились Генка с Жориком. Они шли медленно, вразвалочку, на ходу грызли семечки, плевали шелухой направо и налево и тихо переругивались – то ли друг с другом, то ли с кем-то третьим, кого Тюха не видела.

– Сегодня не получится, – донёсся недовольный голос Генки. – Маман сегодня собралась ехать по магазинам. Надо её везти, а то житья не даст.

– Сказано – не получится, – словно бы огрызнулся тот же голос. – Завтра поедем. Или послезавтра.

Странная пауза – и снова сердитый Генкин голос:

– Да кому надо шарить в нашем гараже? Никто туда не сунется. Все знают: если кого застанем – костей не соберёт. А ты давай гуляй отсюда. Зажаришься на солнце.

Генка и Жорик в самом деле славились грубостью и большими кулаками. Соваться в их гараж никто не рискова л. Братья прошли мимо ничейного сарая, и вскоре за ними хлопнула дверь флигеля.

Рик перевёл дух и посмотрел на Тюху каким-то странным взглядом: то ли виноватым, то ли просительным.

– Мы так и думали, что они прячут добычу в гараже, а потом вывозят через фабрику, – пояснил он. – Но мы не можем даже заглянуть в этот гараж. Они все подступы к нему наглухо залили бетоном. Может быть, ты попробуешь?

Тюха почувствовала в своих пятках холод. Похоже, что от страха туда спряталась душа.

– А как выглядит то, что они прячут? – спросила Тюха. Голос её даже слегка охрип.

– Когда радость сворачивают, она становится словно комок такой серебристой штуки, в которую заворачивают шоколадки.

– Фольги, – подсказала Тюха.

– Ну да. Вы ещё её золотцем зовёте и прячете в своих «секретиках». Я даже думал, что вы так храните какие-нибудь небольшие радости, – продолжал Рик. – Но, если им нужна машина, значит, там должны быть коробки или ящики таких серебряных комочков.

– Не надо, – неожиданно вмешался Том. – А вдруг её заметят?

– Но Тюха – девочка! Неужели они на неё нападут?

Том возмущённо фыркнул:

– Скрупам всё равно: девочка, мальчик, зверь или трава!

– Но скруп вроде ушёл, – ответил Рик не совсем уверенно. – Солнце чересчур яркое…

– А что ты сделаешь с этими типами, если им тоже всё равно?

– Я – ничего, – признался Рик. – А ты…

– А я не баобаб – с такими лбами драться, – хмуро отрезал Том.

Тюха тем временем собрала всю свою храбрость и сказала:

– Давайте я попробую. А если меня увидят, скажу им, что играю в прятки.

– Сама с собой? – усмехнулся Том. – Ну ладно. Я постараюсь, если что, тебя прикрыть.

Тюха спустилась с крыши. Быстрыми перебежками приблизилась к сараю и встала за большой рябиной – ближайшим к входу в гараж деревом.

Сначала ничего не происходило, и Тюхе оставалось только следить за гусеницей, которая ползла вверх по острой травинке под её ногами. Потом послышались шаги и свист. К сараю приближался Жорик – старший из братьев. Он был крупней, но бестолковей Генки; возить по магазинам Ираиду Юрьевну доставалось обычно ему.

Сквозь кусты Тюха видела, как Жорик открыл гараж, вошёл в него, выехал на машине во двор и стал ждать свою «маман». Дверь гаража он оставил открытой, но как Тюха ни вытягивала шею, ей ничего не было видно в тёмном нутре сарая. Тюха чуть было не сунулась в гараж ползком, но тут Жорику надоело ждать. Он вылез из машины, прошёлся вдоль сараев, пробормотал: «Вечно она копается» – и ушёл в сторону флигеля.

Тюха одним прыжком выскочила из засады и нырнула в гараж. Сначала она ничего не видела. Потом глаза привыкли к полутьме, и Тюха разглядела, чем он забит. Там были вёдра, санки, банки и бутылки, два мотоцикла и велосипед в придачу.

Вдоль одной из стен тянулись полки. Ближе ко входу на них хранились какие-то запчасти, а в глубине лежали ящики. Наглухо заколоченные, новенькие, все в ярких наклейках – как ящики с апельсинами. Только наклейки оказались незнакомые, с занятными картинками: башнями, флагами и кораблями. Но Тюха не успела их толком рассмотреть. Снаружи застучали по бетону каблуки и раздался голос Ираиды Юрьевны:

– Жорик! Что ты там делаешь? Выходи немедленно!

Тюха в ужасе замерла. Конечно! Вот и невезенье. Опомнившись, она быстро пригнулась и спряталась под полку. А Ираида Юрьевна продолжала взывать:

– Жорик! Почему ты оставил гараж открытым? Туда могут забраться воры!

– Щас запру, – лениво отозвался Жорик. Наверно, он как раз шёл к гаражу.

Тюхина душа совсем похолодела в пятках. Тюха представила себе одновременно две картины: как её запирают в тёмном гараже и как ведут с позором к маме, на весь двор сообщая, что эта девочка – воровка, пойманная с поличным в чужом сарае.

Но вдруг снаружи долетели крики, причём совсем не про гараж и не про воровство.

– Прекрати это безобразие! – визгливо выкрикивала Ираида Юрьевна. – Ай! Ой! Моя причёска! Мой костюм!

А Жорик вторил басом:

– Рехнулся, что ли? В глаз попал! Ну, я тебя! Стой! Не уйдёшь!

Тюха выглянула из-под полки и увидела, что Том забрался на рябину и оттуда закидывает Ираиду Юрьевну и Жорика репьями. Жорик стал трясти дерево, но Том белкой перелетел с него на крышу гаража и бросился со всех ног удирать куда-то в лабиринт сараев. Жорик – за ним. А Ираида Юрьевна, зажмурившись, выдирала из причёски репьи и ничего вокруг себя не видела. Тюха выскользнула наружу, в кусты, а из кустов – за угол дома, потом – на косогор и залегла в траве под ветками канадского клёна. Обычно Тюха не могла под них заползти, но тут ей удалось забраться в самую глубь куста.

В густой зелёной поросли Тюха почувствовала себя в безопасности. Перевела дух и разжала крепко стиснутый кулак. В её ладони лежал серебристый шарик фольги – ну точно смятая обёртка от шоколадки. Тюха заметила его в тот страшный миг, когда нырнула в темноту, под полку. Ей показалось, будто там, в дальнем углу, что-то блеснуло. Она нащупала этот комок, да так и выбежала из сарая, сжав кулаки: в одном – остатки храбрости, в другом – серебряная тайна.

Глава 7. Пирожки с капустой

Под кустом Тюха лежала долго. Крики за домом стихли. Поймать Тома Жорик, конечно, не сумел. Наверняка Том стал невидимым, как только пропала необходимость в отвлекающих маневрах.

Потом на косогор по шлаковой дорожке въехала машина с Жориком и Ираидой Юрьевной и скрылась за пределами двора. Тюха всё ещё не решалась покинуть своё убежище – и правильно. Только она хотела выбраться наружу, как из-за дома высунулась тёмная фигура и тут же снова скрылась. Тюха вжалась в траву и не сводила глаз с угла, где вроде бы мелькнуло что-то подозрительное. Минуты через две из-за дома высунулся длинный нос, чёрная чёлка и небритый подбородок Генки. Нос повернулся вправо, потом влево, и вслед за ним показался весь Генка собственной персоной. Он медленно вышел на ровную площадку за грядой канадских клёнов, сделал несколько шагов в сторону голубятни, но в это время на ней вдруг появился дядя Лёша. Он распахнул рамы и отправил свою стаю в полёт. Да ещё замахал в воздухе тряпкой, привязанной к шесту. Птицы подняли шум и ветер своими крыльями и закружились в небе над двором. Генка испуганно отпрыгнул обратно на дорожку и пошёл – руки в карманах – прочь со двора, куда-то в город.

Тюха дождалась, пока он уйдёт, скатилась вниз по травянистому склону пригорка и пулей помчалась к крыльцу. Перед входной дверью она остановилась и оглядела двор. Тома с Риком нигде не было видно: ни на крышах, ни на деревьях, ни в тени сараев. Искать их Тюха не пошла. Хотя во дворе по-прежнему было тепло и тихо, а в ясном небе почти растаял белый след от самолёта, ей захотелось спрятаться под крышу, в надёжное убежище. И Тюха решительно шагнула в тёмные сени.

Тут ей пришлось задуматься, что делать дальше. Идти к себе сейчас не стоило. Когда у мамы срочная работа, маму лучше не отвлекать. И если уж на вопли Жорика и Ираиды Юрьевны она даже в окно не высунулась, значит, погрузилась в работу с головой. Тюха представила себе, как мама по самую пушистую макушку окунулась в тёмный колодец работы, и ей стало не по себе. Неужели всем взрослым приходится так погружаться?

Вместо того чтобы пойти к себе, Тюха отправилась на кухню. Оттуда доносилось звяканье посуды и растекался жар – как ветер из Сахары. На кухне тётя Катя ставила в духовку пирожки.

Ещё утром Тюха заметила на тёти-Катином кухонном столике кастрюлю с тестом и кочан капусты: он ждал своего часа, чтобы стать начинкой. В другой день Тюха обязательно поучаствовала бы в лепке пирожков. А теперь пришлось довольствоваться ожиданием возле плиты. Впрочем, Тюха обрадовалась и этому. Во-первых, пирожки у тёти Кати самые вкусные на свете. Это все признают. А во-вторых (и в-главных), тётя Катя – надёжный Тюхин друг. Рядом с ней можно никого не опасаться: ни скрупов, ни Кукушкиных, ни тётю Зою со второго этажа.

Тётю Катю правильнее было бы звать бабушкой Катей. Её внук Вовка был намного старше Тюхи. И саму тётю Катю Тюха всегда знала уже совсем седой, маленькой, кругленькой старушкой.

Когда Тюха появилась на свет, её мама как раз заканчивала институт. Маме нужно было сдать кучу экзаменов и защитить диплом, а папа работал за городом на биостанции и наезжал домой урывками. Тётя Катя, можно сказать, спасла их всех. Она сразу полюбила маленькую Тюху и возилась с ней, как с родной внучкой. Да ещё говорила, что без Тюхи ей было бы скучно сидеть на пенсии.

Тётя Катя всю жизнь проработала на фабрике гобеленов и ушла на пенсию, когда её глаза совсем испортились (так она говорила). Но сидеть без дела у неё и теперь не получалось. Почти не глядя, тётя Катя привычно шевелила спицами, из-под которых вырастал носок для Вовки, и отвечала на Тюхины вопросы.

– Тёть Кать, а правда, что раньше жить было интереснее и веселее?

– Раньше-то? Раньше мы, бывало, если что праздновали – так уж всем двором, – согласилась тётя Катя. – Столы ставили возле сараев. Все вместе накрывали – у кого что было. Песни пели. А то, бывало, и плясали.

Тюха чуть не открыла рот от изумления.

– На Новый год? А как же снег?

– Да нет. На День Победы. Или если свадьба у кого весной или летом.

– А когда вы в последний раз так праздновали?

Тётя Катя задумалась.

– Да уж давно. Когда Лёшка наш, голубятник, из армии пришёл. Мать очень за него переживала. Он ведь служил во флоте. Вернулся – она всех собрала праздновать. А потом верхний дом сломали, там теперь пустырь. Кому квартиру дали, кто сменялся…

Тётя Катя грустно вздохнула об ушедших временах.

– Тёть Кать, а расскажи мне про старьёвщика, – не отставала Тюха.

– Подожди, дай взгляну на пирожки.

Бросив на стол недовязанный носок, тётя Катя выдвинула из духовки противень с рядами подрумянившихся пирожков. А Тюха машинально теребила найденный в гараже серебряный комок. Она всё-таки не была уверена, что это свёрнутая радость, как говорили Рик и Том. Вдруг Жорик или Генка просто съели шоколадку, а фольгу скатали и бросили под ноги? И пока тётя Катя возилась у плиты, Тюха осторожно раскатала на коленке смятое «золотце».

– Старьёвщика что-то давно не видно, – сказала тётя Катя, возвращаясь к своему вязанью. – Лет уж, наверно, десять. А то и больше.

И вдруг кухня исчезла.