Текст книги "Манок на рябчика"

– Привет! Мертво спишь… С бодуна?

Милый участливый голос, чуть низковатый и не бесит, даже греет на ветру.

Витя не ответил, не напрягся, только глубоко вздохнул.

– Поняла… Скажи хоть, какой это берег – левый или правый? Мне, на самом деле, всё равно, я в контакт пытаюсь войти. Здесь в пустыне больше не с кем общаться.

Говорить Витя не хотел, но не слушать повода не было.

– Вот я и смотрю, такой понятливый человек. Дай, думаю, пойду пообщаюсь.

«Скажи бедной девочке честно: у тебя есть где жить?

Он не поднял головы, промолчал. Что тут скажешь, Москва – город маленький, город улыбок…

– Я серьезно…

«Серьезно… Забавная девчонка… Шорты с лямочками, белоснежная футболка «Адидас», настоящее всё, новенькое, чистенькое.

Витя, ты интеллигентный человек, хоть и полугнилой, конечно, хоть и с похмелья, но… Надо подняться на ноги, свернуть полотенце, накинуть рубашку, надо идти домой, если объект не опознан, сделать вид, что спешишь». Он поднялся, свернул, накинул и вдруг алчно захотел горячего супу. Дома не было супа, но очень захотелось похлебать.

– Супу хочешь? – спросил Витя.

Она улыбнулась – не виновато, не обиженно… А Витя, смахнув песчинки с бровей, посмотрел на ее руки – не специально, просто попались на глаза.

– Не хочу…

Она по-гусарски приложила ко лбу два точеных пальца и зашагала к своему логову – сумке и большому пляжному полотенцу. Аккуратно запихала в баул полотенце, выпрямилась, заложила руки за голову, скрестив на затылке ладони, и продолжала стоять к нему спиной, обдуваемая ветром.

Витя сделал шаг и еще один, пошире… Будь пляж хотя бы чуть-чуть заполнен, пусть десятком всего человечков, самых любых, самых никаких, невзрачных, он бы не двинулся в ту сторону. Но было всего двое – водитель и пассажирка. Он делал шаги из-за контраста. Через пять минут всё могло бы измениться бог весть в каком направлении, запросто могло.

«Пять минут, пять минут»… Он переставлял ноги по песку, в движении взвесил на ладони ее сумку.

– Цветные металлы?

Девушка вздрогнула. Не заметила его.

– Напугал…

– А ты вся в себе? Пошли… Или ты роль на мне разучиваешь?

– Почему роль?

– Тогда пошли… Тебя как звать-то, странница?

– Доздраперма.

Он шел в среднем темпе, «тетенька» шла рядом и молчала… Она вполне могла сказать: «Ну, ладно, я пошутила» или спросить: «А куда мы идем?» Тогда бы Витя просто разжал руку, сумка упала бы на тротуар характерным шлепком, а он почапал бы дальше не оборачиваясь.

Витя открыл дверь, занес сумку и поставил ее под вешалку. – Заходи, не стой под стрелой! Будь как дома, но не забывай, что в гостях.

– А ты… один?

– Нет, к сожалению. Отец, мать, две сестры, брат с женой, племянник. Они на работе сейчас все, племянник в лагере в пионерском. Но это ничего. Семья у нас простая. Живи на здоровье, пока не приперлись, а там, как повезет, может отобьешься… Ты, вообще, животных-то любишь?

– Я же сказала, что есть не хочу.

– Прекрасно, тогда нас ждут великие дела…

Витя обвел рукой объем комнаты, стоя спиной к гостье.

И, не поворачиваясь, спросил, есть ли у нее паспорт.

– Есть… Показать?

– Да шучу я, зачем мне твой паспорт. И так ясно, что ты Доздраперма.

– А я так полагаю, что не совсем!

И таким нержавеюще-стальным прозвучала фраза, что Витя из интереса повернулся.

На его доброе лицо совсем недобро глазело блестящее дуло дамского «вальтера».

– Шутить буду я теперь…

– О! Злая какая. И это стреляет?

– Само нет, но если на курок надавить слегка пальчиком…

– Разве что слегка… На всю родню, милая, патронов не хватит. Ты чего, в ГИТИС какой-нибудь не поступила?

– Ты уже спрашивал… не угадал…

– Не наскучило еще шутить?

– А ты прямо и не боишься?

– А я прямо и не боюсь… Уж очень он деревянный. Из дуба?

Она протянула ему пистолет несколько разочарованно.

– Из груши… Как догадался, что он деревянный?

– Долго объяснять, знаешь, и нудно. Хотя впотьмах, пожалуй, проканает. Как тебя зовут-то, на самом деле?

– На самом деле Марина…

– А меня зовут Виктор Станиславович…

Марина тут же встала по стойке смирно.

– Очень приятно, Виктор Станиславович! Разрешите пожить у вас недельку, Виктор Станиславович?! А там придумаю чего-нибудь…

– Чего ты придумаешь? Как говорят французы, ne pari muru. Выгнать я тебя всегда успею. Может быть, я к тебе привыкну. Здесь три комнаты.

– Разрешаете?! За… услуги?..

– А ты на халяву хотела отсидеться? Нет, дорогуша. Швабра в ванной, мешать не буду. Ты извини, я очень спать хочу…

Он действительно хотел спать. И очень… Марина чего-то еще говорила, но слова уже не занимали. Сон сшиб мгновенно, как только он прикоснулся спиной к кровати.

Спал долго. Наверное, долго… Телефон разбудил. Витя, тяжело вздохнув, недобро хмыкнул в трубку.

– Здорово… Конечно, разбудил. Не, я не пойду. Не хочу. Мне еще бардак разбирать. Какие телки! Не надо никаких телок. Я сам разгребусь. Гош, отстань, а?.. Давай завтра. Звони завтра. Пока.

Трубку он положил, попытался встать, но ватная голова будто приклеилась к подушке.

– Начались в деревне танцы… – пробубнил он в потолок и закрыл глаза. Но ненадолго, сон ушел, как последняя гадина. Витя лежал с открытыми глазами, осознавая, что надо вставать, убирать жилище, а голова мутная, полночь не за горами, и вообще…

– Проснулись, Виктор Станиславович? Как спалось?

Витя крайне удивленно повернул голову на голос. Он вспомнил, не сразу, но вспомнил. Это ж надо было так отрубиться. – Спалось, – ответил он – Представляешь, из башки вылетело, что я тут не один.

– Представляю… Может, водички?

– Да, может и водички.

Витя все-таки заставил себя сесть, пока гостья ходила за водой. Он жадно выпил полный стакан, с шумом выдохнул, медленно поднялся с кровати и направился к туалету.

Витя смачно таял, как сдувающаяся камера, и автоматически приходил в себя. Войдя из туалета в ванную, он слегка остолбенел: все сияло и страшно радовало глаз. Он аккуратно помыл руки, вышел в коридор, оттуда в гостиную – всюду была нереальная чистота. И как же эта чистота называется? Неловко, надо вспоминать… Мария… Маша!.. Нет, что-то морское… Марина! Точно, Марина.

– Нет, слов… Марина…

Витя выдержал небольшую паузу – имя не уточнилось. Значит, правильно вспомнил. Есть еще похрен в похреновницах!

– Шикарно! Спасибо тебе… Большое человеческое спасибо! Чего ты там давеча говорила?.. Недельку? Живи себе спокойно сколько хочешь и не придумывай. Правда, тут не всегда тихо, набеги бывают, кочевники всякие, блядуины. Но к тебе они и близко не подойдут. Давай я за это тебе что-нибудь приготовлю. Уж это я умею!

– А всё уже готово, Виктор Станиславович.

– Не понял – и поесть можно?! И вкусно?

– Ну, это уж как покажется…

Показалось как подобает. Витя уплетал настоящие вареники с картошкой, обсыпанные золотисто-обжаренным лучком, походя в профиль на дикого, дорвавшегося до еды барбоса. Когда глаза осоловели и уплотнение желудка достигло нездорового максимума, он откинулся на спинку стула и легонько похлопал себя ладонью по груди.

– Вот теперь я понимаю людей, которые не нахваливают повара. Кому по настоящему вкусно – тот молча жрет и боится чего-нибудь упустить. Уважила! Честное слово! А руки-то у тебя зо-ло-тые! Вареники, пистолет… Или пистолет не ты смастерила?

– Я. Что-то меня приперло пистолеты варганить. Шесть стволов друзьям раздарила, и все разные, точные копии, между прочим…

Витя недоверчиво посмотрел на ее руки, которые отметил еще на пляже.

– Вот этими вот ручками?

– Вот этими вот самыми. А за орудием производства надо ухаживать.

Витя встал и поклонился в пояс.

– Одно только смущает меня во всей истории. Что если твои родители тебя, такую золотую, хватятся и загребут восвояси? И не будет больше вареников и чистой квартирки. А деньги ты не рисуешь?

– Какой же вы, Виктор Станиславович, циник.

– Да я, вообще, малоприятный тип. А так с виду не скажешь, да?

– Почему… Типичный такой с виду малоприятный тип… Как ты меня сюда впустил-то?

– Да я и сам не понимаю. Считай, что с большого бодуна. А назад дороги нет! Москва позади…

* * *

Дело шло уже к полудню, но вчерашний слишком мощный и неожиданный электролиз мозга опустошил и расслабил. Пустому и слабому всё равно, куда катится день, – к полудню или наоборот. Отрывать голову от подушки не хочется, руки-ноги сгибать в локтях и коленях… Не то чтобы нет сил – как раз есть. Вопрос – зачем те силы нужны, коли так всё запущено. И еще гадкий желудок взывает к завтраку, который безнадежно пропущен. На калории намекает, мало ему. Да… Не голодовку же объявлять! Пусть первый вечер комом, но остальные должны быть простыми и здоровыми, если уж и следовать намекам родных и близких… Это у Горького «человек выше сытости» – так то на дне, я на плаву пока. Рука потянулась, обняла мобильный, выключенный накануне. Тут же квакнула эсэмэска. От Аньки… «Папа, что происходит? Здесь тебя все ищут!»

Кто еще?! Монахов, возмущенный, тут же оказался на ногах. Кто?! Черт возьми, здесь, на отдыхе?! Только этого не хватало! Был порыв позвонить, возмутиться, но разумнее незаметно подойти к пляжу и оценить ситуацию на месте, а, оценив найти уголок, где искать его никому в голову не придет. Правда, в таком уголке и перекусить вряд ли удастся, но до обеда можно и дотерпеть в крайнем случае.

Монахов вполне конспиративно окучивал взглядом пляж. Деток он заметил под теневыми решетками. Они сидели в шезлонгах, лицом к морю, и мило беседовали, причем в центре сидел Андрей, а по бокам девушки. Парню явно фортило в этом сезоне. Но более никаких знакомых лиц Монахов не узрел. Он тихо подошел, можно сказать подкрался, к детям, и, стоя за Анькиным шезлонгом, тихо спросил у дочери: «Ну и как понимать твои послания?» Аня вздрогнула от легкого испуга, но тут же сориентировалась и сказала, но не отцу, а Лорке:

– Ну что, проспорила, Лорштейн?

– Ладно, с меня причитается…

– Ты мне-то ответь, – еще раз спросил Монахов.

– Это, пап, мы тут поспорили, как тебя вытащить на пляж. Я говорю, что пошлю эсэмэску, которую ты прочитаешь и сразу же проснешься от возмущения. Сработало же!

– Сработало, радуйся… Я, между прочим, проснуться-то проснулся, а вот на пляж бы взял да не пошел бы…

– Ну а куда б ты делся, пап? Что тут еще делать? Сам сказал – тупо будешь лежать на пляже…

– Да… Действительно… Ну и на кой я вам тут нужен? Лежу себе и лежу – никого не трогаю.

Он присмотрел рядом свободный топчанчик, положил на него полотенце, присел и спросил, есть ли в пляжном баре кофе.

– Есть, – ответила Лора, – хотите, мы принесем…

– Хочу… И мороженое хочу… Вы пока несите, а мы с Андреем сплаваем. Пойдешь, пловец?

– Пойдемте, – охотно отозвался Андрей.

Разумеется, Аня не просто так выманила отца на пляж. Она от своей идеи не отступилась. Между разговорами с друзьями она активно присматривалась к загорающим женщинам, выделяя одиноких. Одинокими для нее были те, кто загорали без мужчины. Истинную степень их одинокости Анькин «опытнейший» взгляд вряд ли бы определил, но тем не менее она выделила из довольно приличного количества дам всего трех, которые ей внешне приглянулись. Очень хотелось увидеть их реакцию на папу, ну а если повезет, то и папину на них.

Виктор с Андреем, довольные, взбодренные хорошим заплывом, подходили к логову. На топчане стоял поднос с кофе и мороженым.

– Вот это сервис… Спасибо, девчонки, – тепло поблагодарил их растроганный отец, присаживаясь на топчан.

– Как сплавалось, папа́?

– Шикарно, просто сказочно. Бодр, где-то даже весел. Кстати, Андрюха-то и вправду силен. Меня легко обошел. Всё, брат, заметано, уже окончательно. Будешь сниматься.

Монахов удовлетворенно вкусил ложечку мороженого.

Аня хоть и спросила, но ответ слушала вполуха; пристальное внимание было сосредоточено совсем на другом. Она вычислила, кто из трех выбранных «жертв» наиболее часто присматривается к их компании. Лежбище было так удачно расположено, что если смотрели в их сторону, то смотреть больше было не на кого: ни за ними, ни рядом с ними никого не было. Ну а на кого в такой компании приличная дама будет смотреть? Только на папу. Когда папа уходил к морю, взгляд был обращен опять же на него.

Часа через полтора решили отправиться на обед. После обеда вернулись, конечно, не сразу, но опять в насиженное местечко. Ни одной из трех дам на пляже уже не было. Аня повертела головой, но тщетно. «Ну и ладно… Невелики птицы», – отметила она про себя разочарованно. Андрей принес игру «Пентаго», которую знала, кроме него, только Лора. Но игрушка увлекла и Аню, и Монахова. Поскольку играть можно было только вдвоем, стали играть на победителя, периодически окунаясь в море. Монахову, как новичку, везло: он выиграл три раза подряд и попросил Аню сходить в бар за водичкой. Аня послушно туда направилась, но вдруг в этом самом баре она увидела предмет своих наблюдений и даже немножко обрадовалась возможности разглядеть поближе. Девушка встала из-за столика и направилась к пляжу, к тому самому месту, где и была. Она, видимо, только что пришла. На ней был такой элегантный морской костюмчик, в руках большая красивая пляжная сумка, не дешевая, как показалось Ане.

Аня поставила перед отцом большой стакан воды со льдом и сообщила, что сейчас ее очередь.

– Давай, рискни, – бросила Лорка, – мы купаться пойдем.

Лора с Андреем удалились. Аня всё крутила в руках шарик, не решаясь поставить его в ячейку.

– Пап, – прошептала она заговорщически и чуть задумалась. Хотя шептать было и ни к чему, девушка не могла слышать их разговор.

– Что? – спросил Монахов.

– Пап… Не поворачивай явно голову. Выбери момент как бы… Сзади тебя мадам в белом купальнике. В фуражке морской. Ты ее знаешь?..

Аня положила шарик в лунку. Монахов потянул воды из трубочки, изловчился, посмотрел.

– Не знаю… – ответил он равнодушно. – А я должен всех мадам знать, по-твоему?

– Нет… Но она на тебя так смотрит, прямо всю спину просверлила, как будто знакомая.

– Была бы знакомая, подошла бы… Ты это, вообще, к чему? – Отец подозрительно взглянул на дочь.

– Не-не, ни к чему… Так, просто…

Анька чуть было себя не выдала. Она активно стала закладывать шарики, и так бездумно, что тут же проиграла.

– Партия, – объявил Монахов, – ладно, пойду окунусь: перегрелся.

Он направился к морю, но украдкой всё же кинул взгляд еще разок на девушку в морской фуражке. Девушка минуту спустя достала из сумки телефон: видимо, позвонили. Поговорив недолго, она сняла фуражку и быстрым шагом пошла к морю. Анька, конечно же, наблюдала за ней. Вопреки ожиданиям девушка окунулась, отплыла метров на тридцать от берега, затем вернулась, постояла под пресным душем, оперативненько собралась и удалилась с пляжа. Но удочка отцу была уже коварно закинута. Анька потерла руки. «Посмотрим, посмотрим, что будет через неделю…» – промурлыкала она себе под нос.

Детки укатили очень рано. Монахов просил его не будить. Не будили. Он позавтракал, сходил искупаться, но на пляже решил не валяться. Гуляли густые облачка, солнце почти не высовывалось. Виктор решил, что это очень кстати: можно пешочком прошвырнуться в Гурзуф, пошляться по городу, купить на рынке фруктов – благо было нежарко, солнце не палило, заодно и лишний жирок растрясти. Он так и сделал. Дошел до городка, пошлялся, вспомнил молодость. Хотя изменилось очень многое, но облик Гурзуфа и его колорит всё же сохранились. Он заглянул на выставку какого-то местного художника, купил Аньке очень миленький авторский магнитик (она собирала именно авторские), пообедал шикарным шашлычком из молодой баранины, купил фруктов, и, довольный, приехал назад на такси. Удалось даже немного поспать в номере. На ужин он решил не ходить в послесонном состоянии. Принял холодный душ. В голове прояснилось. Солнце выглянуло, пока он спал, и хотя падало уже к линии горизонта, но нагреть пространство под собой успело.

Монахов намыл персиков и крупных сладких зеленых слив, вскипятил чайник, вынес всё это на лоджию, уселся в мягкое кресло, схряпал половину персика, запил чаем и, пытаясь разобраться, скучно ему одному или не очень, закурил сигаретку, глядя на краснеющее светило в ультрамариновом небе, вслушиваясь в забалконные звуки. Хорошо бы шум моря, накаты волн на волнорезы. Но был полный штиль. Жарко… Но чертовски приятно…

– Судя по запаху дыма появились курящие соседи?

Женский голос из-за балконной перегородки обращался явно к нему, дымил он безо всякого стеснения, совершенно не думая о соседях, да и соседи были только с одной стороны.

«Андрей уехал… Ах да, мама, которая отдыхает-работает… и, наверное, не курит. Пардон, пардон. Свет в окне в глаза не бросается. Ну и что? Глупости малозначащие занимают тебя, Витя. Что значит отдых! В конце концов, ты на своей территории, а ветер в ту сторону не дует, его вообще нет». Монахов повернул голову к голосу медленно, без суеты, никого не увидел, виниться не стал и услышал продолжение.

– Тут дело такое… Сигареты кончились, как назло. Спускаться в лом, честное слово… И курю не так часто, а тут вдруг пробрало…

Другое же дело совсем, понятное дело. Он взял в руку пачку, хотел было подняться, но почти перед носом, как раз на длину вытянутой руки, появилась пустая картонная коробочка из-под конфет.

– Положите, пожалуйста, сюда, а то я в разобранном виде – приличному человеку не покажешься.

– Я не очень-то приличный…

– Тогда тем более…

Монахов положил в коробочку пару сигарет, сочтя такой ход со стороны «разобранной» дамы вполне остроумным, и спросил:

– А вы, стало быть, мама Андрея?

Мог бы и не спрашивать: это и так понятно – вот оно, бездумное прозябание. Мама Андрея ответила не сразу:

– Она самая… Сынулю вся округа уже знает.

– Он у вас на редкость коммуникабельный.

– Да уж… Я вот его отпустила сдуру неизвестно куда, а этот коммуникабельный еще и телефон дома забыл. Или специально оставил, чтобы мамочка не докучала лишним вниманием. Вы меня извините, пожалуйста. Спасибо за сигареты. Я просто устала, с ног валюсь.

Монахов хотел предложить соседке держать связь с сыном через Аню и уже было открыл рот, но передумал, не открыл: к чему лишние напряги усталому человеку. Потом, при случае, если таковой представится, конечно. Монахов мысленно разговор закончил и даже поднялся с кресла, но услышал еще вопрос, вернее целых два сразу:

– Не знаете случайно, где этот Тархан-кут? Там не опасно?

– Не беспокойтесь, не опасно.

– Успокоили… А то отправила Андрюху с киношниками туда. Вы случайно не киношник?

– Ну, так… с боку припека… Но того, с кем ваш сын уехал, волею судеб знаю: человек ответственный, всё будет в порядке, не волнуйтесь…

– Да я особенно не волнуюсь, но хочется лишний раз услышать, что там не опасно… Засуетилась с этой работой… У меня проект в Никите. Сюда три дня не удавалось вырваться, с сыном пообщаться. Вы меня извините, пожалуйста. Спасибо за сигареты еще раз. Спокойной ночи вам…

– И вам сладких снов.

Монахов посмотрел на часы. Всего-то десятый.

«А интересно разговаривать через перегородку, без имен и лиц, меня-то она тоже не видит… Так и будем общаться, не зная и не глядя, позже будем писать друг другу письма и никогда не встретимся. Чайковский и фон Мекк! Богатая меценатка и бедный творческий дяденька, которого скоро дочь выгонит из дома, потому что дяденька не хочет жениться. Меценатка выделит мне напрокат проект в Никите, я буду там жить, творить направо и налево, и о нас сложат легенду. Достойно кистей… Нет, причем здесь кисти… Перо, ноты, что-нибудь эдакое. Ох, мыслишки, мысленки… Не очень-то я и бедный, да и она «с этой работой»… не по-меценатски совсем. А может быть, голос у нее чертовски проникновенный? «Устала… С ног валюсь…» Какой посыл! Живешь ты, Виктор Станиславович, в своей плёночке, варишься в своей кухонке, делаешь искусство, которое, по сути, большое вранье. Натуральный мир тебе давно не нужен он иной, странный… знакомый, конечно, но мало ли у кого знакомых… Но что– то тебя цапануло, Витя! Сам посыл усталости – от работы, от себя любимой, от среды окружающей – ирония с примесью классического мазохизма. Ты же сам такой – суетишься не меньше… Перегородки, Анькины вопросы, домыслы мадам Ломбер, персик этот чертов соком залил всю футболку, закрутились в воронку и вытолкнули с балкона, к счастью, не самым коротким путем. Вытолкнули не думать, а дышать морским воздухом и выпивать «Мохито» в местном исполнении».

Монахов нашел укромный столик в баре, идеальное место: просматривались все посетители, собственно, те же, что были вчера на пляже. Вроде бы они самые, но взгляды били уже не в спину, тыл надежно защищен непроницаемой стеной, а все остальные места вполне открыты для просмотра. И никто не устал, во всяком случае пока. «Мохито» не огорчал, но и не успокаивал окончательно. Не хмелелось, гаденькие мыслишки снова зароились около головы. Он сделал три вдоха и очень глубоких выдоха, чтобы прогнать мысли, – мысли посторонились, но теперь почудился чей-то пристальный взгляд. Глаза нехотя приподнялись от столешницы, покатались вправо-влево. Рядом со столиком, с правого фланга, ему улыбалась, очень миленько улыбалась, та самая девушка, просверлившая, по словам Ани, его спину на пляже. Монахов отметил ее располагающее к знакомству личико и некричащую одежду. Он невольно подумал, что все-таки встречают по одежке, как это ни банально. Вот не обидел Создатель ни телом, ни лицом, а будь на ней, к примеру, босоножки с подследниками – и всё создание насмарку. И еще он подумал, что очень вовремя появилась девушка: любой самый вздорный, самый никчемный разговор отвлек бы. И Аньке она понравилась…

– Добрый вечер!

Чистой улыбкой зубного хирурга и жестом правой руки он опередил учтивые штучки про присесть и тут же предложил выпить. Она не отказалась, правда, в меру смутившись.

– Здесь прекрасный «Мохито», – рекомендовал мэтр мягким стелющимся баском. Хорошо, что девушка сама решилась на знакомство: не пришлось раскладывать бесполезные предположения в виде пасьянса. Почему Анька назвала ее «мадам»? Девушке было в районе тридцати.

– Да? А я вот уже здесь пятый день и не удосужилась попробовать. Меня зовут Вера, кстати.

– Очень кстати… Виктор.

– Я вас видела вчера на пляже в обществе двух очаровательных девушек, а сегодня вы просто по-человечески отсутствовали. И мне стало грустно… Мне так показалось, во всяком случае… По-моему, они слишком юны для вас.

– Что, уже так всё плохо?

Виктор провел кистью руки перед своей физиономией.

– Как раз нет! Вот если б вы были старше, тогда это вписывалось бы в принятые рамки. Почтенный мужчина в возрасте с юной особой, это вполне в духе местного контингента. А вы еще не в том возрасте…

– А вы можете определять возраст?

– Виктор, я знаю ваш возраст, читала в Интернете.

– Меня еще и узнают, вот уж не думал… Вы же не коллега, я так понимаю?

– Не коллега…

– Хоть что-то я понимаю сегодня правильно!

– А с коллегой вы не стали бы общаться?

– Ну, почему… Стал бы, наверное. Просто я здесь отдыхаю… Честно говоря, я не знаю, как это делать. Может быть, подскажете, как правильно отдыхать?

– Ого! Мне бы кто подсказал… Отдых – такая штука хитрая… Иногда и непредсказуемая. Впрочем, можно ездить на всякие экскурсии. Здесь масса интересных мест.

– Увы, Верочка, все эти места я знаю наизусть. Я их все облазил еще в глубокой юности. Думаю, ничего с тех пор не изменилось.

– Тогда зачем сюда приехали?

Похоже, Вера искренне удивилась.

– А!.. Вот одна из этих очаровательных, как вы выразились, меня сюда и сманила. И кинула в грубой форме, вот я и слоняюсь тут грустный и растерянный.

Он подумал, что Вера обрадуется сему обстоятельству, и, похоже, не ошибся. Она, вытянув из трубочки глоточек коктейля, посмотрела с некоторым удовлетворением, поправила волосы и спросила:

– А что значит «кинула»? Неужели взяла и уехала?

– Взяла и затусовалась с подружкой где-то в Ялте. А я вот не тусовщик.

– А как вы хотели… Молодежи нужны приключения, выход адреналина. Вот вы приключения любите?

– Да черт их знает! Хотя… Давно что-то приключений не было. Вот такая скучная жизнь, Вера…

– У вас скучная жизнь?! – она слишком неподдельно удивилась. Даже чуть не выронила трубочку из рук. – Вы и не знаете, что такое скучная жизнь. Вот посидите в офисе каждый день от звонка до звонка, с бумажками…

– Да бог с вами! Я же делать ничего не умею, все бумажки перепутаю… А вы, значит, в офисе сидите с бумажками? И вам скучно…

– Типа того… Нет, не всегда, конечно, скучно, но в целом – да. А вот когда творческие люди говорят, что жизнь скучная, тяжелая, я им почему-то не верю.

– И правильно делаете. А что, часто говорят?

– В средствах массовой информации часто. Я вот первый раз в жизни решилась пообщаться с известным человеком, и он тоже говорит. Я вас имею в виду, Виктор…

– Но мы говорили о приключениях. Я говорил, что приключений давно не было. В этом смысле скучно. А так всё вроде бы тип-топ. А вы как относитесь к приключениям?

– Положительно…

– Но тем не менее на дискотэку или там куда-нибудь не пошли.

– Да потому что я одна тут… Должны были с подругой ехать, а она отказалась в последний момент.

– Вас тоже кинули, и вы пятый день тут маетесь…

– А что делать… Принимаю воздушные ванны, и морские тоже. Бездарно отдыхаю.

– Вот я за этим и приехал. Не отдыхал уж не помню сколько лет. Вот выпиваю, как видите.

– Ничего, ваши девчонки скоро вернутся, скучать вам не дадут.

– Не уверен… Они пташки вольные – могут и на неделю затусоваться.

– Странно… Вот вы приехали отдыхать с девушкой… Она встречает тут подругу, и привет на неделю. Согласитесь, это по отношению к вам неучтиво.

– А может, я с ними с двумя приехал.

– Не может. Вторую я уже здесь видела еще до вас в обществе господина Баранова и мальчика. Это его дети?

– Нет. Представьте себе, это его герлфренд, а мальчик – ее паж.

– Вы это серьезно?

– Вполне… А чему тут удивляться-то? Хотят девочки сниматься в кино – вперед и с песней. Вы же вроде не ребенок, Вера, чего я вам прописные истины рассказываю.

Вера улыбнулась и покачала головой. Монахов, правда, не совсем понял, что означало сие движение – одобрение, осуждение или же размышление.

– У меня несколько другие прописные истины, – уточнила Вера, не убирая улыбку с лица.

– Прекрасно! Еще по «Мохито»?

– Пожалуй…

– Вер, а вот смотрите… Речь не о вас, разумеется, а так, вообще… Вот девушка, молодая, симпатичная, что называется, фактурная, сидит в офисе, перспективы туманные, и ей предлагают сняться в хорошем фильме… Успех гарантирован, карьера, слава, весь набор, короче говоря… Но у режиссеров, как и у всех, впрочем, начальников, есть небольшие человеческие слабости. И какой выбор сделает девушка? Речь, подчеркиваю, не о вас, с вами всё понятно. Вот поставьте себя на ее место.

– Ну, я не знаю…

– А! Значит, сомнения все-таки есть!

– Я никогда не была на ее месте.

– Не были, но сейчас вы как раз на нем и сидите.

– Ох вы хитрый, Виктор! Ох вы коварный! Это вот так вот делаются предложения?

– Ну, примерно так. Цинично, хотите сказать. Пусть так, но это жизнь… Но речь же не о вас, Верочка. Хотя… можно и о вас. Вот большой начальник вашей фирмы положил на вас глаз. Продвижение, карьера, ну и так далее. Клюнете?

– Ой! – Вера поморщилась: – Вы начальника нашего не видели. Какой глаз?! Он семьянин законченный… К тому же не комильфо…

– Милая моя… Баранов тоже семьянин законченный, и тем не менее. И я тоже законченный.

– Но вы не женаты.

– Это в Интернете написано?

– Нет… Со мной работает одна девица, – Вера слегка наклонилась в направлении собеседника и приглушенным голосом открыла ему страшную тайну, – вот она о вас знает всё… Читала ваши книги, все фильмы ваши у нее есть. И она говорила, что…

Вера вдруг осеклась на полуслове, туманно улыбнулась и слегка стукнула ладошкой по столешнице.

– Ну, Виктор… Вот лохушка! Ведусь тут… Это же ваша дочка была с вами, я права? Точно?

– Сдаюсь… Ну, конечно, дети наши, кто же еще-то… Но мальчик – паж…

Они посмеялись над участью пажей и заказали еще порцию коктейля.

– Да, – Вера решила продолжить свой рассказ, – так вот, эта моя сотрудница всё негодует – чего же это Виктор Монахов не женат.

«Ёперный театр! И эта туда же!»

– Вера, вы в офисе-то не бумажки перекладываете, я смотрю, а косточки чужие перемываете. Вот разочаруйте вашу девицу, скажите, что вы со мной общались на отдыхе и что я голубой.

– Я вижу, что вы красный. Обгорели немножко…

– Возможно… Но одно другого не исключает. Скажете: такой необычный тип – красно-голубой…

– Теперь я вам не верю… Единожды солгав, знаете ли…

– Главное, чтобы ваша сотрудница поверила. Это не она отказалась с вами сюда ехать?

– Не! Эта бы тут с ума сошла от радости. А мне не поверит, что я с вами разговаривала, вот увидите!

– Сделайте фото. У вас с собой мобильный? И выложите фото в Интернет с подписью: «Монахов и его подружка на отдыхе».

– Вы это серьезно? Я же выложу…

– Выложите, не стесняйтесь… Я разрешаю…

Он очень хотел сделать небольшой подарок дочери, а заодно и Изабелле Марковне Ломбер.

– Вы не перегрелись случайно, Виктор?

– Вполне возможно, я сегодня даже не удосужился искупаться. Днем шлялся по Гурзуфу, а вечером душновато стало. Составите компанию сплавать по лунной дорожке?

– А я ни разу не плавала в темноте. Страшно. Но заманчиво… Ой! У меня же купальника нет…

– О! Без купальника по лунной дорожке никак нельзя.

– А… – Вера махнула рукой, – идемте!

Когда мужчина в расцвете лет (неженатый) и привлекательная девушка (совсем даже не замужняя), отдыхая на берегу теплого моря, по обоюдному желанию оказываются в столь пикантных обстоятельствах, в девяноста девяти процентах случаев между ними что-то происходит (один процент все-таки отведем на неожиданный форс-мажор). Пусть происходит не самое «страшное», но хотя бы контакт в виде касаний и многообещающих поцелуев. Монахов же с неподдельным удивлением констатировал, что между ним и Верой ни во время заплыва по лунной дорожке, ни после никакого, даже самого никчемного контакта не случилось, а последний неожиданный форс-мажор в Большой Ялте был в 1927 году. Возбудительные доводы Веры не могли не возбудить. Да что там возбудить!

Они могли разбудить даже крупного наказанного неподалеку медведя. И организм в этом смысле Монахова не подвел. Но весь период от бара до моря и от моря до отеля Виктор ощущал себя хоккеистом на тренировке, привязанным к борту плотным резиновым жгутом, когда страстно гонишься за шайбой, а вот достать ее не можешь, потому что движения твои ограничены. А если шайба, видя такие ограничения, пытается идти навстречу, то между ними еще откуда-то сверху опускается прозрачное пуленепробиваемое стекло…

Первое, что пришло в голову Виктора утром в постели, – недавний совет старшего брата обратиться к врачу. Ведь никаких предпосылок к столь странному поведению у Монахова не было, скорее, даже наоборот: всем всё понравилось, и даже Ане. Вопрос – к какому врачу обратиться. Да любой доктор после рассказа о вчерашнем «приключении» либо растерялся бы окончательно, либо перестал бы верить в отечественный кинематограф, а профессиональной этике Монахов был не чужд. Одна была отрада, что милая девушка Вера все-таки расскажет своей сослуживице, почему Монахов не женится, но последнее успокаивало лишь отчасти. Вера говорила, что уедет завтра утром. Денек можно ей на глаза не показываться, стыдно всё-таки, но где гарантия, что послезавтра не случится какая-нибудь Наташа с тем же эффектом. Не скрываться же, в конце концов, от женщин по всему побережью. Ничего себе отдых! Вот не отдыхал, и не надо начинать. Приключений не хватает? Да на первом же приключении облажался по полной программе. И не облажался даже – проигнорировал, это еще загадочнее. Но может быть, всё-таки что-то было в ней не так?!