Текст книги "Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны"

С конца 1980-х в СССР, а затем и в государствах, образовавшихся на его развалинах, с подачи тех, кого в кругу политиков новой волны принято называть «нашими партнерами», была развернута колоссальная программа пропаганды по очернению советской внешней политики, а СССР был изображен одним из виновников Второй Мировой войны. В конце 1980-х и начале 1990-х годов был заложен фундамент историографии, основанной на презумпции вины Советского Союза, в которой большие работы советского периода оцениваются с лихостью традиций института красной профессуры. В сборнике документов «Фашистский меч ковался в СССР» практически все выстроено по принципу осуждения не требующего доказательств. СССР обвиняется в невыполнении условий Версальского договора, который, кстати, он никогда не признавал. Советские дипломаты даже не подписывали этот договор, но авторам идеологической поделки это было безразлично. Они выходили из подобных логических тупиков, козыряя способностью соответствовать потребностям современной им политики. Например, «История Великой Отечественной войны Советского Союза» названа «идеологической миной под процесс обновления нашего общества»²⁶.

На мой взгляд, эти обороты – явное свидетельство того, что цитируемый шедевр начал готовиться по заказу еще во время перестройки. При этом авторы явно сознательно допускают смешение понятий «нацистский» и «немецкий», ведя речь о догитлеровском периоде сотрудничества СССР и Веймарской Германии. Идеологическая зашоренность сквозит в оценках, которыми пестрит авторский текст сборника. Часто они не отягощены доказательствами, как, например, в случае с утверждением о том, что в Генуе у советской дипломатии была возможность заключения договора «с Западом», но она коварно выбрала соглашение с Германией²⁷. Недопустимость подобного рода приемов в серьезном исследовании, претендующем на объективный анализ прошлого, авторов скандального сборника не останавливает. Представляется, что ветеран советской дипломатии академик И.М. Майский был более прав, говоря о том, что случилось в Генуе в отношениях с тем самым «Западом»: «Разумеется, соглашения не произошло, да и не могло произойти…»²⁸

Традицию разоблачений продолжили работы петербургского историка О.Н. Кена. Так, например, в своем исследовании о советско-польском договоре о ненападении, написанном при поддержке (или по заказу) генконсульства Польши, нежелание Варшавы отказываться от участия во враждебных группировках в случае войны одного из участников соглашения он объяснил… членством Польши в Лиге Наций²⁹. Следуя этой логике, можно предположить, что Литва, Германия, Финляндия, Франция и т. д., заключавшие соглашения с СССР с включением этого положения, в Лиге Наций не состояли. Иногда демагогическое прочтение истории доходит почти до паранойи. Разумеется, пальму первенства прочно держат западные исследователи. Возможно, такой вид этой болезни естественен для некоторых работ, явно написанных под определенный заказ. В конечном итоге, нет ничего более политически мотивированного, чем версия истории внешней политики потенциального противника. И уж безусловно по заказу идет отбор исследований для перевода на русский язык.

В случае с фондами Ельцина, «Мемориалом» и т. п. это просто очевидно. В качестве примера можно привести работу французской исследовательницы Сабин Дюллен, которая, в частности, называет политику развития нашей страны «сталинскими “идеями фикс”» и, разумеется, объясняет ими и противостояние с Западом, и жизненно важную необходимость догнать его в промышленном развитии, и опасение быть смятым нашествием из Европы³⁰. Американский историк Деннис Данн на страницах своей работы пытается убедить читателей, что задача американского посольства в СССР в 1930-е годы сводилась к борьбе за демократию³¹. 17 мая 1939 года, выступая в парламенте с критикой правительства Чемберлена в отношении СССР, Дэвид Ллойд Джордж заявил: «Вы не доверяете им. Нет ли у них оснований не доверять нам?»³² На такого рода вопрос современные западные авторы без колебаний дают отрицательный ответ. Как и Чемберлен и его окружение в 1939 г. Впрочем, я категорический противник одноцветных размашистых оценок. В США и Европе есть глубокие серьезные авторы, с работами которых по истории русско-американских и советско-американских отношений можно и должно ознакомиться³³. Из недавних работ наиболее обширный обзор западной научной историографии начала Второй Мировой войны представлен в работе московского исследователя Р.А. Сетова³⁴, знакомство с его книгой будет весьма полезно для понимая процессов, приведших к 1939 году.

Исторический факт должен анализироваться в его контексте. Внешняя политика государства должна анализироваться с учетом его интересов. Я придерживаюсь той точки зрения, что эти подходы вполне применимы и к прошлому Советского Союза. Исходя из этого, я и работал над этой книгой. Во время работы мне пришлось столкнуться с проблемой источников и литературы. Не все они были доступны в Москве, а с некоторыми было проще поработать дома³⁵. Благодарю за оказанную помощь моих дорогих коллег – Альберта Адылова (Калининград), Григория Асланова (Лондон), Олега Аурова (Москва), Андрея Ганина (Москва), Далибора Денда (Белград), Василия Каширина (Москва), Брюса Меннинга (Канзас-сити), Чиро Паолетти (Рим), Валерия Степанова (Москва), Пола Чейсти (Оксфорд), Давида Схиммелпенника ван дер Ойе (Сент-Катарина), Мустафу Танрыверди (Стамбул), Кирилла Шевченко (Минск), Максима Шевченко (Москва). Особенно благодарю моего литературного редактора Филиппа Колерова (Москва). Моя сердечная благодарность городу Светлогорску Калининградской области. Это прекрасное место для того, чтобы задумать, начать или закончить книгу.

Глава 1
Советско-польская война и завершение Гражданской войны в Европейской России. Завязка новых конфликтов

Одним из самых враждебных соседей советских республик, а затем и СССР была Польша. Окончание Первой Мировой войны дало ей шанс на возрождение. Уже 10 ноября 1918 года под влиянием вестей из Берлина, где шла революция, в Варшаве начали разоружать германский гарнизон. Очаги сопротивления не могли что-либо изменить. Образовались солдатские Советы, армия хотела вернуться домой. 11 ноября в занятом немцами бывшем Царстве Польском, а также в австрийских губернаторствах Западная и Восточная Галиция власть перешла к полякам. Впрочем, в Восточной Галиции с центром в Лемберге (совр. Львов) все было не так просто – на контроль над городом и провинцией претендовала и Западно-Украинская Народная республика. В январе-феврале 1919 года новое правительство Польши во главе с Юзефом Пилсудским было признано странами Антанты. Польское государство восстановилось. Его «начальник» с первых же дней прихода к власти был уверен в неизбежности войны с Россией³⁶.

Кроме Галиции для возрожденной Польши сразу же стал проблемным Виленский край. На Вильно претендовала и Литва, желавшая сделать его своей столицей. Литовские процессы походили на польские. Преимущественно литовской по данным переписи 1897 г. была всего лишь одна губерния – Ковенская. Из 1,544 млн её населения абсолютное большинство составляли католики – 76,2 % (православных 3,01 % и старообрядцев 2,13 %, иудеев 13,78 %). По национальному составу: литовцы – 66,02 %, в то время как русские, белорусы и малоросы – 7,28 %, поляки – 9,04 %³⁷. Поначалу местные националисты взяли курс на Германию. В сентябре 1917 года литовский Совет – Тариба – провозгласил в Вильно необходимость воссоздания литовского государства. Тарибу возглавлял Атанас Сметона. Он был готов пригласить на престол возрожденного государства немецкого принца под именем Миндовга II³⁸. 11 декабря Тариба провозгласила возрождение Литвы с центром в Вильно³⁹. По данным переписи 1897 года наиболее многочисленной частью населения Виленской губернии – свыше 1,5 млн чел. – были католики (935 847 чел.), за которыми шли православные (415 296 чел.) и иудеи (204 686 чел.)⁴⁰. Своим родным языком белорусский назвали 56,05 % населения губернии, литовский – 17,58 %, идиш – 12,72 %, польский – 8,17 % и русский – 4,94 %. В городе Вильно евреи составляли 40 % населения, поляки – 30,1 %, русские – 20,2 %, белорусы – 4,3 %, литовцы – 2 % и прочие (в основном немцы и татары) – 2,4 %⁴¹. Еврейский элемент превалировал во всех городах губернии.

Тариба претендовала также и на Гродненскую губернию с 1,6 млн чел., хотя в ней проживали преимущественно православные (919 346 чел.), а католиков было только 386 519 и иудеев – 230 489 чел⁴². Литовский язык родным признало 0,2 % населения губернии, польский – 10,08 % (161 662 чел.), в то время как белорусский – 43,97 % (705 045 чел.). Таким образом, литовцы были в ничтожном меньшинстве, а поляки не составляли большинства даже среди католиков. Оставшуюся часть православного населения составляли великорусы (4,62 %) и малоросы (22,61 %)⁴³. Этноконфессиональная структура населения была достаточно стабильной и почти не изменилась с середины XIX столетия. В 1863 г. в Виленской, Ковенской и Гродненской губерниях проживало 2,7 млн чел., из них 1,185 млн литовцев (44 %), 0,95 млн русских (по современной классификации – белорусов, 35,2 %), 0,275 млн евреев (10,2 %), 0,22 млн поляков (8,1 %) и 0,07 млн прочих (2,6 %). Ковенская губерния была преимущественно литовской, Гродненская – преимущественно белорусской, Виленская – контактной зоной двух народов с преимущественным белорусским населением в районе Вильно⁴⁴.

Разумеется, подобного рода «мелочи» не останавливали ни литовских, ни польских националистов. Первой реакцией Пилсудского было заявление о том, что Польша признает независимость Литвы, но при условии тесного политического союза с Польшей. Переговоров не было⁴⁵. Для Пилсудского борьба за Вильно была особо важным делом – это была его малая родина. Польские, литовские националисты и сторонники Советской власти готовились к схватке за этот крупнейший город региона, из которого в конце 1918 года уходили немецкие войска. Их командование заключило соглашение с поляками. При уходе своих частей немцы оказывали им всяческую поддержку и брали на себя обязательство не допускать на контролируемые территории красных⁴⁶. Наиболее серьезной силой в Вильно были польские националисты и большевики. 1 января 1919 года поляки осадили городской совет и после суточной осады овладели зданием⁴⁷.

Но победа польских националистов была временной. 5 января вслед за уходящими немцами в город пришла Красная Армия. Польские отряды самообороны почти не оказывали сопротивления. 27 февраля была провозглашена Литовско-Белорусская республика. Тариба переехала в Ковно (совр. Каунас). Польша наращивала силы и постепенно отторгала в свою пользу территории на линии разграничения, пользуясь тем, что начавшаяся Гражданская война в России не позволяла Москве сосредоточить на Западе сколько-нибудь значительные силы⁴⁸. Красных частей в Литве было всего около 12 тыс. чел. и время работало против них. 13 марта эти войска были переименованы в Белорусско-Литовскую армию⁴⁹.

Реализовав после Первой Мировой войны лозунг возрождения национального государства, Польша начала борьбу за свои «исторические» границы, каковыми в Варшаве упорно считали те, что существовали до первого раздела Польского королевства в 1772 г. Это было минимальным требованием. На Версальской конференции польская дипломатия повела активную борьбу за максимальное расширение своих будущих границ. «Возрожденные народы, – вспоминал Ллойд Джордж, – восстали из своих могил, голодные и прожорливые после долгого поста в подземных казематах угнетения»⁵⁰. Почти все они желали теперь построить собственные казематы, и многим это удалось. Польский и русский революционер Юлиан Мархлевский дал приблизительно такую же оценку политике «своего» правительства: «Но польские политики, едва освободившись сами от чужого ига, тотчас же обнаружили наклонность к подавлению других народов…»⁵¹

США и Франция активно поддерживали Польшу – она была нужна им как противовес Германии в послевоенном устройстве Европы. Между тем польские претензии были самыми гигантскими и самыми проблемными для союзников⁵². Не зря именно в это время глава МИД Франции Аристид Бриан назвал Польшу «ревматизмом Европы»⁵³. Впрочем, в Париже эту болезнь поддерживали. Клемансо говорил: «Целью нашей политики должно быть укрепление Польши для того, чтобы обуздать Россию и сдерживать Германию»⁵⁴. Эти расчеты были довольно очевидны. Реализация польской мегаломании и французских расчетов продолжилась и после конференции, и в результате привела к территориальным спорам Варшавы практически со всеми своими соседями, за исключением Румынии.

Наиболее обширными претензии Варшавы были на востоке. Пилсудский планировал присоединение около 200 тыс. кв. км с предполагаемым населением около 20 млн чел⁵⁵. В январе 1919 года польская жандармерия устроила кровавую расправу над миссией российского общества Красного Креста, прибывшей на территорию Польши по предварительному согласию её правительства и под гарантии общества Красного Креста Дании. Четверо из пяти членов миссии, одна из них женщина, подверглись пыткам, а затем были убиты. Пятому врачу удалось спастись, в результате чего зверское убийство не удалось списать на преступление «неизвестных лиц»⁵⁶. 13 февраля 1919 года Польша нанесла первый удар по советской территории в районе Барановичей⁵⁷. Началась советско-польская война. Поляки активно практиковали массовые расправы над пленными и гражданскими, как и другие формы террора местного населения. В убийствах принимал участие, по его собственному признанию, и будущий глава польского МИД – Юзеф Бек⁵⁸.

20 апреля 1919 г. поляки захватили Вильно. Пилсудский издал обращение к жителям города и края, извещая их о том, что сделал это для того, чтобы они сами смогли решить свою судьбу⁵⁹. Попытки советского командования парировать этот удар и восстановить контроль над городом успеха не имели, хотя для этого пришлось и приостановить переброску части войск на Южный фронт, действовавший против армий генерала А.И. Деникина⁶⁰. Захват Вильно был особым успехом для Пилсудского, и пан «начальник государства» не собирался ограничиваться им⁶¹. Его армия, пользуясь численным и техническим превосходством, постоянно и постепенно теснила советские части на восток. 10 июля поляки взяли Лунинец, 8 августа – Минск, 10 августа – Слуцк, 18 августа – Борисовский плацдарм, 28 августа – Бобруйский район. Выйдя на линию Березины, польский враг остановился⁶². Пилсудский тем временем готовил переворот в Ковно с целью присоединения оставшейся части Литвы. Он должен был состояться в ночь с 28 на 29 августа 1919 г. Но этот план провалился – офицеры литовской армии провели аресты заговорщиков⁶³.

На оккупированных территориях был развязан террор. «Хозяйничанье польских оккупантов было ужасным, – писал Мархлевский. – Белорусский крестьянин стал жертвой безжалостных преследований со стороны помещиков, офицерство издевалось над безоружным населением; еврейские погромы и убийства людей, подозреваемых в большевизме, стали обыкновенным явлением»⁶⁴. Действия польских оккупантов привели к неизбежным последствиям, они оттолкнули от себя даже лояльные слои населения, недовольные политикой большевиков. «Ситуация на литовско-белорусских землях, подчиненных польским властям, – гласил отчет польской контрразведки, – очень быстро меняется не в нашу пользу»⁶⁵.

Население Белоруссии с надеждой смотрело на восток, но положение Красной Армии вплоть до осени 1919 г. оставалось весьма тяжелым. 3 июля ген. А.И. Деникин подписал «Московскую директиву», предусматривавшую широкое наступление для взятия столицы⁶⁶. 10 августа Южный фронт был прорван, конница ген. К.К. Мамонтова пошла в рейд по советским тылам. 19 сентября Мамонтов соединился с наступавшим корпусом ген. А.Г. Шкуро⁶⁷. Уже летом Главное командование начало переброску войск с Восточного фронта, где шло успешное наступление против войск адм. А.В. Колчака, на Южный, против Деникина⁶⁸. Но эти части еще нужно было перевезти и сосредоточить на необходимых направлениях. Между тем в ходе боев белыми были взяты Одесса, Киев, Воронеж, Добровольческая армия устремилась в центр страны⁶⁹. В сентябре наступление Деникина успешно продолжалось, Красная Армия несла большие потери и не была в состоянии справиться с кризисом⁷⁰. Советское правительство старалось выйти из враждебного окружения.

Весьма недружественными были и северо-западные границы РСФСР. В январе 1918 году в Финляндии началась собственная гражданская война. Промышленный юг поддерживал красных, аграрный по преимуществу север – белых. Здесь образовалось правительство ярого националиста Пера Эвинда Свинхувуда. Советская Россия оказала помощь своим собратьям по классу оружием, но белые оказались на более высоком организационном уровне⁷¹. Еще во время Первой Мировой войны финны-добровольцы отправлялись в Германию, чтобы воевать на её стороне. Они составили 27-й егерский батальон⁷². Егеря по призыву Свинхувуда стали возвращаться домой. 18 февраля 1918 года прибыли первые их части, к 25 февраля их насчитывалось около 1 тыс. чел. Тогда же прибыла и первая партия шведских офицеров – около 28 чел⁷³. Добровольцы начали формирование отряда, который затем вырос до отдельной бригады. Но в целом белая армия, командовать которой поручили генерал-лейтенанту русской службы Карлу-Густаву-Эмилю Маннергейму, была немногочисленной. Поначалу в её рядах числилось не более 3 тыс. чел., которые к тому же были плохо вооружены⁷⁴.

Финские левые социал-демократы не уделили достаточно внимания этой опасности и слишком увлеклись парламентской борьбой и выборами. Демократические институты работали на них, но только до тех пор, пока противная сторона не прибегла к насилию. Добровольческие отряды финской Красной армии были плохо обучены, офицерских кадров практически не было, а унтер-офицерские были крайне редки, – они закономерно не смогли выстоять против удара местных белых, поддержанных немецкими ветеранами⁷⁵. Опорой Красной армии стали отряды рабочей Красной гвардии, которые начали формироваться после Февральской революции 1917 года.

Рабочие, приходившие в отряды красногвардейцев, поначалу попросту не умели даже зарядить винтовку. Успешно действовать против опытных и слаженных соединений они не могли⁷⁶. В созданной Красной армии числилось около 100 тыс. чел. В стране находилось около 120 тыс. русских солдат и 70 тыс. моряков, в Гельсингфорсе стоял Балтийский флот. Однако русские части уже утратили дисциплину и были небоеспособными⁷⁷. Многие из них не имели полного комплекта, они плохо снабжались продовольствием, испытывали проблемы с обеспечением обмундированием. Солдаты и матросы рвались домой, но часть из них готова была добровольно поддержать финляндских революционеров⁷⁸. До прихода немцев белые не могли похвастаться успехами, несмотря на значительную помощь со стороны Швеции, присылавшей оружие, медикаменты, предоставлявшей 5 госпиталей и данные разведки⁷⁹. Офицеры шведской армии помогали строить армию буржуазного правительства. Кроме офицеров Генерального штаба, шведы сформировали добровольческую бригаду численностью до 1 тыс. чел⁸⁰. На положение дел самое мощное влияние оказывало наступление германских войск на разваливавшемся русском фронте.

Уже 22 февраля корабли Балтийского флота начали готовиться к уходу из своей главной базы – Гельсингфорса⁸¹. Одновременно, ввиду опасности взятия немцами Ревеля (совр. Таллин), приступили к его эвакуации. Финский залив замерз, так что путь в Кронштадт был закрыт. Корабли уходили в Гельсингфорс⁸². Обычно в конце февраля – начале марта лед в восточной Балтике достигал максимальной толщины. 1918 год не был исключением⁸³. Море и тогда было сковано льдом, движение по нему было возможно лишь благодаря героической работе команды ледокола «Ермак»⁸⁴. 25 февраля немцы вошли в Ревель, последние русские корабли покинули свою базу под прикрытием тяжелого крейсера «Адмирал Макаров». Всего было выведено 56 кораблей⁸⁵.

3 марта 1918 г. был подписан Брестский мир. По его условиям Советское правительство обязалось вывести из Финляндии военные части и корабли. Москва могла помочь красным финнам оружием и боеприпасами, командование Красной армией было поручено бывшему начальнику 106-й пехотной дивизии полковнику М.С. Свечникову⁸⁶. Организовать эвакуацию из Гельсингфорса по морю было не просто. Ледовая обстановка в Финском заливе была чрезвычайно сложной, торосы достигали высоты до пяти метров. Тем не менее 12 марта в море вышло 7 лучших кораблей Балтийского флота – это были 4 линкора дредноутного типа и 3 тяжелых крейсера. Сопровождаемые ледоколами «Ермак» и «Волынец», они смогли достичь Кронштадта только на шестые сутки. Даже мощных машин и корпусов дредноутов типа «Севастополь» было недостаточно для прорыва. При малейшей остановке корпуса кораблей вмерзали в лед. За 5 дней корабли прошли 180 миль. В Гельсингфорсе тем временем белые финны захватили и угнали в Ревель два мощных ледокола – «Сармо» и «Волынец». Положение резко усложнилось⁸⁷.

В конце февраля 1918 года немецкий ледокол Hindenburg погиб на русских минных заграждениях при попытке провести группу кораблей из Данцига к Аландам. Лед на некоторое время остановил открытое вмешательство Берлина в гражданскую войну в Финляндии⁸⁸. 3 апреля 1918 года германская эскадра начала высадку десанта на Ханко. Проход немецких кораблей обеспечивал один из захваченных в Гельсингфорсе ледоколов⁸⁹. Намерения немцев относительно Балтийского флота после высадки десанта поначалу были не ясны, но вскоре они потребовали оставить корабли в Гельсингфорсе с минимальным экипажем на борту (30 на дредноут, 20 на крейсер, 10 на эсминец типа «Новик», 30 на все подводные лодки и т. п.). По мере успехов немцев постоянно росли аппетиты финских белых относительно флота⁹⁰.

Никто уже не сомневался – корабли нужно уводить. Старались эвакуировать все, что только можно, в том числе и торговые суда. Днем и ночью шла погрузка угля и флотского имущества⁹¹. Стоявшие на рейде Свеаборг 7 британских подводных лодок и 3 парохода были взорваны их экипажами⁹². 15–22 апреля в Кронштадт пришел последний караван из Гельсингфорса⁹³. На последнем этапе флот уходил под угрозой занятия его базы немцами⁹⁴. Всего было выведено 211 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эсминца и миноносца, 15 сторожевых кораблей, 7 ледоколов, 45 транспортов и т. д⁹⁵. На судах вывозилось имущество флота, но многое пришлось оставить. Ценность оставленных судов и портовых сооружений, складов с углем и т. п. в довоенных ценах составила 50 млн руб. золотом⁹⁶. Командовавший Балтийским флотом во время похода бывший капитан 1-го ранга А.М. Щастный вскоре после прибытия в Кронштадт был арестован по распоряжению Троцкого, обвинен в заговоре и 21 июня 1918 года расстрелян⁹⁷.

Появление 10-тысячной германской Балтийской дивизии в тылу войск красных финнов резко изменило расклад сил⁹⁸. «Моральное впечатление, произведенное немецкой интервенцией, было огромно, – вспоминал Свечников. – Последняя буквально парализовала действия правительства, не говоря уже о массах, у которых после большого подъема, небывалого еще в истории рабочего движения, наступила пора нервозности, неуверенности в своих успехах, и навлекала панику»⁹⁹. Немецкими войсками командовал генерал граф Рюдегер фон дер Гольц. Вместе с немецкой Балтийской дивизией и шведами егеря начали формировать ядро кадров армии «белых финнов»¹⁰⁰. В течение нескольких месяцев они создали 30-тысячную армию, в составе которой было около 1700 офицеров¹⁰¹. К концу войны армия белых финнов достигла уже около 70 тыс. чел¹⁰². По свидетельству командовавшего ей Маннергейма, «красные сражались героически и упорно…», но недостаток организации и внешняя поддержка обеспечили победу их противников¹⁰³. Бывший бойцом Красной гвардии полковник Тойво Вяхя вспоминал об этих днях: «…не хватало умения, не было единого командования, и уже не оставалось времени, чтобы его организовать»¹⁰⁴.

В ночь с 22 на 23 апреля 1918 года красное правительство переехало в Выборг. Вместе с красногвардейцами отходили жены, дети – это был настоящий исход. Под Выборгом отступавшие попали в окружение¹⁰⁵. 29 апреля белые взяли Выборг, последнюю опору красных на юге Финляндии, и устроили в городе страшную резню. Было убито около 4 тыс. чел. – это были пленные красногвардейцы и «русские», то есть все славянские жители города¹⁰⁶. «Русская кровь, – вспоминал участник боев с белыми Тууре Лехен, – нужна была белогвардейской буржуазии для того, чтобы показать мобилизованным в ряды белой армии крестьянам, что белые творят «национальное» дело»¹⁰⁷.

15 мая сдались последние отряды финской Красной армии, остававшиеся в стране, до 10 тыс. бойцов сумело прорваться в Россию¹⁰⁸. В ходе войны погибло около 7 тыс. чел., казнено – около 10 тыс. чел., уничтожено в концентрационных лагерях – около 12 тыс. пленных финских красногвардейцев. Из 30 тыс. жертв этой войны около 25 тыс. были красными¹⁰⁹. Победа над ними была во многом обеспечена поддержкой Германии. За три недели боев немцы потеряли около 1,1 тыс. чел. убитыми и ранеными и поставили под контроль Финляндию. 16 мая 1918 года белофинские и германские войска торжественно провели парады в Гельсингфорсе¹¹⁰. Правительство Свинхувуда, объявленного регентом Финляндской монархии, пригласило на вакантный престол германского принца – герцога Фридриха Карла Гессен-Кассельского. Впрочем, это было уже не важно. В ноябре 1918 года в Германии началась революция, и финские власти переориентировались на победителей. Немецкие войска покинули страну в конце 1918 года¹¹¹.

30 декабря с помощью британского флота финские части были переброшены в Ревель и к концу февраля 1919 года им удалось очистить от отрядов Красной Армии территорию Эстонии¹¹². В Латвии началось формирование сводного добровольческого отряда полковника князя А.П. Ливена. Он был подчинен русскому командованию, что было оформлено приказом адмирала Колчака в июне 1919 года. Ливенцы действовали вместе с немецкими добровольцами¹¹³. В бывшем Остзейзском крае Российской губернии традиционно сильным было противостояние германского, латышского и эстонского элементов. В 1918–1919 гг. оно переросло в борьбу.

Немецкое население сформировало ополчение – ландесвер, к которому примкнула добровольческая немецкая «Железная» дивизия. Соединение добровольцев и здесь возглавил фон дер Гольц¹¹⁴. Оно насчитывало около 4,5 тыс. чел., действовать пришлось в крайне недружественной обстановке – по немецким оценкам, до 60 % населения поддерживало большевиков. В ряде районов этот процент был и больше¹¹⁵. Немецкие части, хорошо организованные, вооруженные и дисциплинированные, помогли уничтожить местные советские республики. 22 мая 1919 года они взяли Ригу. В Латвии немцы развязали террор, ими было убито около 15 тыс. чел, при этом в Риге – около 4,5 тыс. чел¹¹⁶. Вскоре добровольцы вступили в противостояние с местными националистами. В июне 1919 года эстонцы вместе с латышами выдавили немцев из Эстляндской губернии, а 3 июля войска фон дер Гольца вынуждены были оставить Ригу. Союзное командование настояло на приостановке боев¹¹⁷.

Представители Антанты в лице британского бригадного генерала Ф. Марша попытались изменить ситуацию. В Курляндии началось формирование из русских пленных, приходивших из Германии, корпуса под командованием полковника П.Р. Бермондта-Авалова. Ему доверяли в Берлине¹¹⁸. Помощь полковнику при этом оказывали и немцы, и англичане. Фон дер Гольц должен был закончить эвакуацию своей дивизии в Германию не позже 31 августа¹¹⁹. На этом настаивал Берлин, который после поражения в Мировой войне под давлением Антанты взял на себя обязательство вывести из Прибалтики и Финляндии части германской регулярной армии¹²⁰. В августе 1919 года под командованием Авалова находилось около 6 тыс. чел. 26 августа 1919 года в Риге под председательством Марша было созвано совещание представителей Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, Польши и русских подразделений. Обсуждались планы совместного выступления против Советской России¹²¹.

31 августа 1919 года Совнарком предложил вступить в переговоры правительству Эстонии. Ответственность за то, что в случае отказа «…советские войска в своих передвижениях будут руководствоваться одними лишь военными соображениями», возлагалась на Ревель¹²². 11 сентября соответствующие предложения были сделаны Финляндии¹²³ и Литве¹²⁴. 13 сентября советское правительство объявило о предложении начать мирные переговоры, которое было направлено и Хельсинки, и Ревелю, и Риге¹²⁵. В последнем заявлении говорилось о видении Москвой сложившейся военной ситуации, которая должна была ускорить начало переговоров: «Планы концентрированного нападения на Советскую Россию кончились полной неудачей. Колчак уже бежит из Омска, Деникина мы начинаем бить и покончим с ним ближайшие недели. Попытки наступления на Петроград привели лишь к укреплению военной позиции красной северной столицы»¹²⁶. 14–15 сентября 1919 года в Ревеле состоялась конференция министров иностранных дел Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии, на которой обсуждались возможные действия. Было принято решение вести переговоры с Москвой совместно¹²⁷. Прибалтийские дипломаты явно не торопились. На самом деле в сентябре обстановка на фронтах советской республики была не столь радужной, как это говорилось в заявлении НКИД от 13 сентября.

20 августа 5 армия советского Восточного фронта перешла Тобол и двинулась далее. К концу месяца она ушла 180 км на восток, но 1 сентября армии Колчака перешли в контрнаступление. Начались ожесточенные бои, и в результате к 30 сентября 5 армия вынуждена была отступить за Тобол¹²⁸. Администрация Колчака, несмотря на поражения, была все еще в состоянии проводить наборы и укреплять свою армию. В сентябре-октябре 1919 г. его фронт получил около 30 тыс. вновь призванных солдат¹²⁹. 24 сентября Добровольческая армия после овладения Курском активно продвигалась вперед. Командование Южным фронтом собирало резервы для подготовки контрнаступления¹³⁰.

Одним из ослабленных направлений стал прикрывавший Петроград Западный фронт. Еще в марте 1919 года в Балтику вошла английская эскадра контр-адмирала Уолтера Коуена. В её составе действовали 12 легких крейсеров, 20 эсминцев, 12 подводных лодок, переделанный из крейсера авианосец HMS Vindictive, 3 минных заградителя, 11 тральщиков, 7 торпедных катеров, 30 вспомогательных судов и монитор HMS Erebus, вооруженный 15-дюймовыми (381 мм) орудиями¹³¹. Положение Балтийского флота было тяжелым. В относительной готовности к выходу в море имелось два линкора, пять эсминцев, четыре сторожевика, четыре тральщика и транспорт¹³². Перед осенним наступлением Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича британское командование решительным ударом перехватило инициативу на море. В ночь с 17 на 18 августа 1919 г. семь британских торпедных катеров совершили дерзкий набег на базу Балтийского флота. Англичане потеряли три катера, но потопили крейсер, плавбазу подводных лодок и повредили старый линкор. Эти события получили название «Кронштадтской побудки»¹³³.